Она расстегнула воротник своего пальто и засунула цветок внутрь для сохранности, так что наружу торчала только его головка. Яркий индиго, казалось, придавал ее лицу какой-то оттенок.
— Мер-лин? — спросил пожилой мужчина.
— Да.
Мужчина стукнул себя кулаком в грудь. — Малкоха. — А затем указал на пузырек, который Мерлин все еще держал в руках. — Пластрум, — повторил он. Затем последовал вопрос, сопровождаемый кивком в сторону "Тирана". — Райзибл пластрум?
— Да, — сказал Мерлин. — Я могу приготовить вам еще лекарства. Райзибл пластрум.
Краснолицый мужчина изучал его, как ему показалось, несколько минут. Мерлин решил промолчать: если пилот до сих пор не понял, о чем идет речь, никакие уговоры не помогут. Затем пилот потянулся к поясу и расстегнул кожаную кобуру с пистолетом. Он вынул оружие и дал Мерлину достаточно времени, чтобы подробно рассмотреть его. Низкое солнце поблескивало на черном стволе, покрытом маслянистой белой инкрустацией, вырезанной из чего-то похожего на китовый ус.
— Мер-лин райзибл пластрум, — сказал Малкоха. Затем он помахал пистолетом для пущей убедительности. — Спар апостл.
— Спар апостл, — повторил Мерлин, когда они поднимались по трапу на борт. — Никаких фокусов.
Еще до того, как "Тиран" добился успехов в изучении местного языка, Мерлину удалось заключить сделку с Малкохой. Лекарство оказалось очень простым, легко синтезируемым. Бета-лактамный антибиотик узкого спектра действия, если верить кораблю: именно такой препарат местные жители могли бы использовать для лечения грамположительной бактериальной инфекции — например, бактериального менингита, — если бы у них не было ничего лучшего.
"Тиран" мог бы производить антибиотики сотнями литров или синтезировать что-то гораздо более эффективное в столь же больших количествах. Но Мерлин не видел смысла разыгрывать свою самую ценную карту на столь раннем этапе игры. Вместо этого он решил передать Малкохе запасы наркотика примерно в той же дозировке и количестве, которые, должно быть, были у него с собой, когда его самолет был поврежден, упакованные в похожие на вид стеклянные флаконы. Первые две партии он отдал в качестве подарка, в качестве компенсации за вред, который, как предполагалось, причинил, пытаясь спасти Малкоху, и позволил Малкохе думать, что это все, на что способен "Тиран", — производить лекарства такой крепости и в таком количестве. Только на третий день, передавая третью партию товара, он упомянул о материалах, необходимых ему для ремонта корабля.
Конечно, он ничего не сказал, по крайней мере, ничего такого, что могли бы понять местные жители. Но вокруг было достаточно примеров необходимых Мерлину материалов — в основном металлов и органических соединений, а также воды, которую можно было использовать для пополнения резервуаров "Тирана" для термоядерного синтеза, — и Мерлин смог добиться значительного прогресса, просто показывая пальцем и импровизируя. Он продолжал говорить все это время, даже на основном языке, и делал все, что мог, чтобы побудить местных жителей отвечать на их родной речи. Даже если он находился внутри комплекса, "Тиран" отслеживал каждый разговор, благодаря микроскопическим устройствам наблюдения, которые Мерлин носил при себе. В ходе этого процесса корабль постоянно тестировал и отвергал языковые модели, используя свои знания как общих принципов человеческой грамматики, так и обширной базы данных древних языков, записанных Когортой, многие из которых были предшественниками основного языка. Возможно, Лекит и был изолирован десятки тысяч лет, но языки, которые даже были старше этого, были расшифрованы с помощью достаточно грубых вычислений, и Мерлин не сомневался, что "Тиран" в конце концов доберется до него, при условии, что ему предоставят достаточно материала для работы.
До сих пор не ясно, считали ли местные жители его своим пленником или почетным гостем. Он не предпринял никаких попыток уйти, и они не делали никаких усилий, чтобы помешать ему вернуться на свой корабль, когда пришло время собирать флаконы с антибиотиками. Возможно, они догадались, что останавливать его будет бесполезно, учитывая вероятные возможности его технологии. Или, возможно, догадались — и оказались правы, — что "Тиран" никуда не денется, пока его не отремонтируют и не заправят топливом. В любом случае, они, казалось, были не столько поражены его появлением, сколько заинтригованы, прекрасно понимая, что он может для них сделать.
Мерлину нравился Малкоха, хотя он почти ничего не знал об этом человеке. Очевидно, что тот был высокопоставленной фигурой в этой конкретной организации, будь то военная или политическая, но также был достаточно храбрым человеком, чтобы выполнить опасное задание по доставке медикаментов по воздуху во время войны. И его дочь любила его, а это чего-то да стоило. Теперь Мерлин знал, что Малкоха был ее "спелтером" или отцом, хотя он действительно выглядел достаточно старым, чтобы жить на расстоянии целого поколения от нее.
Почти все, чему Мерлин научился в те первые дни, было скорее заслугой Минлы, чем взрослых. Взрослые, казалось, были готовы, по крайней мере, попытаться ответить на его вопросы, когда понимали, к чему он клонит. Но их объяснения, сделанные мелом на доске, обычно совсем не помогали Мерлину понять. Они могли бы показать ему карты и печатные исторические и технические трактаты, но ни один из них не пролил бы свет на многие тайны мира. Расшифровка текста заняла бы у "Тирана" даже больше времени, чем расшифровка разговорного языка.
У Минлы, однако, были книжки с картинками. Дочь Малкохи явно прониклась симпатией к Мерлину, хотя у них не было ничего общего. Мерлин каждый раз, когда видел ее, дарил ей новый цветок какого-нибудь экзотического вида, только что созданный по рецептам биологической библиотеки. Мерлин взял за правило никогда не дарить ей цветы из одного и того же мира дважды, даже когда она хотела получить еще что-нибудь из того же мира. Он также взял за правило всегда рассказывать ей что-нибудь о месте, откуда были привезены цветы, несмотря на то, что она не понимала этого. Казалось, ей было достаточно услышать интонации рассказа, даже если он был на незнакомом языке.
В мире Минлы было не так много красок, поэтому подарки Мерлина, должно быть, привлекали ее своей яркостью. Раз в день им разрешалось встречаться на несколько минут в унылой комнате в главном здании. Поблизости всегда находился взрослый, но, по сути, Мерлину и девочке разрешалось свободно общаться. Минла показывала Мерлину рисунки и живописные работы, которые она сделала, или небольшие композиции, написанные размашистым почерком, примерно таким, который "Тиран" стал называть Лекит А. Мерлин рассматривал работы Минлы и хвалил, когда они заслуживали этого.
Он недоумевал, почему эти встречи были разрешены. Минла, очевидно, была умной девочкой (он мог бы сказать это только по ее не по годам развитой манере говорить, даже если бы у него не было достаточных доказательств в виде ее рисунков и записей). Возможно, она считала, что встреча с человеком из космоса станет важной частью ее образования, которая никогда не повторится в будущем. Возможно, она приставала к отцу, чтобы тот разрешил ей проводить больше времени с Мерлином. Мерлин мог это понять; в детстве у него также сформировалась безобидная привязанность к взрослым, часто к тем, кто приходил с подарками, и особенно к тем взрослым, которые проявляли интерес к тому, что он хотел им показать.
Но могло ли быть что-то большее, чем это? Возможно ли, что взрослые решили, что ребенок — лучший проводник к пониманию, и что Минла теперь их посланница? Или они надеялись использовать Минлу как форму эмоционального шантажа, чтобы незаметно повлиять на Мерлина, когда он решит, что пришло время уходить?
Он не знал. В чем он был уверен, так это в том, что книги Минлы поднимали столько же вопросов, сколько и давали ответов, и что простого их перелистывания было достаточно, чтобы в его сознании открылись окна в детство, которое, как он думал, благополучно кануло в Лету. Книги были поразительно похожи на те, что Мерлин помнил по Дворцу Вечных сумерек, из-за которых он дрался со своим братом. Они были переплетены аналогичным образом и иллюстрированы рисунками тушью в виде паучков, разбросанными по тексту, или витиеватыми акварельными красками, собранными на глянцевых обложках в конце книги. Мерлину нравилось подносить книгу к свету из открытого окна, чтобы иллюстрированные страницы сияли, как витражи. Это было то, что его отец показал ему на Пленитьюде, когда он был в возрасте Минлы, и ее восторг в точности повторял его собственный, несмотря на немыслимую пропасть времени, расстояния и обстоятельств, разделявшую их детство.
В то же время он уделял пристальное внимание тому, о чем говорилось в книгах. Во многих рассказах маленькие девочки участвовали в фантастических приключениях, связанных с летающими животными и другими волшебными существами. Другие были написаны с достоинством, с излишней серьезностью, как учебные тексты. Изучая эти последние книги, Мерлин начал кое-что понимать в истории Лекита, по крайней мере, в той мере, в какой она была изложена для детей.
Жители Лекита знали, что они прилетели со звезд. В двух книгах были даже рисунки, на которых был изображен огромный сферический космический корабль, летящий по орбите вокруг планеты. Картины отличались друг от друга во всех существенных деталях, но Мерлин был уверен, что видит изображение одного и того же смутно запомнившегося исторического события, подобно тому, как в книгах его юности по-разному изображались человеческие поселенцы, прибывающие на Пленитьюд. Однако там не было никаких упоминаний о сети или о чем-либо, связанном с Когортой или хаскерами. Что же касается теории местных жителей о происхождении воздушных массивов суши, то Мерлин нашел только одну зацепку. Это была пугающая последовательность снимков, показывающих, как ночное небо рассекают похожие на лаву трещины, пока целые куски небес не смещаются с места, открывая более темный, глубокий небосвод за ними. Некоторые из них падали в море, поднимая устрашающие волны, которые обрушивались на целые прибрежные поселения, в то время как другие без всякой поддержки парили в небе, а под ними простирались километры пустого пространства. Если взрослые и помнили, что именно инопланетное оружие разбило их маскировочное небо (оружие, установленное инопланетянами, которые все еще были здесь), то в книгах Минлы не было и намека на эту неприятную правду. Разрушение неба было показано просто как природная катастрофа, вроде наводнения или извержения вулкана. Достаточно, чтобы внушать благоговейный трепет, достаточно, чтобы очаровывать, но не настолько, чтобы вызывать ночные кошмары.
Это, должно быть, тоже было потрясающе. Собственный анализ "Тирана" показал, что воздушные массивы суши можно сложить, как мозаику. В этой мозаике были пробелы, но большинство из них можно было заполнить, подняв куски суши из моря и установив их на место. Все населенные воздушные массивы суши были перевернуты по сравнению с их предполагаемым положением на первоначальном небе, что требовало, чтобы они были перевернуты после разрушения. "Тиран" не мог дать четкого представления о том, как это могло произойти, но было достаточно ясно, что, если куски не перевернуть, вещества, необходимые для жизни, выплеснутся через края и снова прольются дождем на планету. Предположительно, эти вещества были подняты в воздух, когда неподдерживаемые куски (а это, должно быть, были куски, которые не содержали нейтрализаторов гравитации, или которые были повреждены настолько, что не могли держаться самостоятельно) обрушились вниз.
Что касается того, как люди вообще поднялись в небо, или того, как развивалась нынешняя политическая ситуация, тексты Минлы были удручающе расплывчатыми. Там были изображения, очевидно, исторических сражений, в которых использовались животные и порох. Там были иллюстрации, изображающие придворную жизнь: принцев и королей, балы и регаты, убийства и дуэли. Там были рисунки искателей приключений, поднимающихся на воздушных змеях и воздушных шарах, чтобы осмотреть летающие в воздухе массы, а позже — явно спонсируемые правительством разведывательные экспедиции, в которых использовались огромные флотилии хлипких на вид дирижаблей. Но что касается того, почему именно люди в небе теперь воюют с людьми на земле, Мерлин не имел ни малейшего представления, и еще меньше его это интересовало. Что имело значение — на самом деле, единственное — это то, что у народа Минлы были средства помочь ему. Он мог бы обойтись и без них, но, когда они принесли ему все необходимое, ему стало легче. И было приятно снова увидеть другие лица после столь долгого одиночества.
Одна из книг Минлы заинтриговала его даже больше, чем все остальные. В ней была изображена звездная ночь, небеса, открывшиеся после падения маскирующего неба. Созвездия были нарисованы в виде звезд, а схематические линии, соединяющие звезды, были наложены на наброски фигур. Ни одна из мифических или героических фигур не соответствовала старым созвездиям Пленитьюда, но, тем не менее, присутствовали те же архетипические формы. Для Мерлина было что-то чрезвычайно обнадеживающее в том, что он видел свидетельства подобного воображения в действии. Возможно, прошли десятки тысяч лет с тех пор, как эти люди вступали в контакт с более широкой галактической цивилизацией; возможно, они пережили катастрофы, изменившие мир, и сохранили лишь смутное представление о своем происхождении. Но они все еще были людьми, и он был среди них. Во время своих долгих поисков потерянного оружия, которое, как он надеялся, могло спасти Когорту, Мерлин временами начинал сомневаться, есть ли что-нибудь в человечестве, заслуживающее спасения. Но достаточно было взглянуть на лицо Минлы, когда он преподнес ей еще один цветок — еще одну реликвию какого-то давно умершего мира, — чтобы эти сомнения почти полностью рассеялись. Пока во вселенной еще были дети, и пока дети все еще могли быть очарованы чем-то таким простым и чудесным, как цветок, все еще была причина продолжать искать, причина продолжать верить.
Свернутое в спираль черное устройство было похоже на крошечного наутилуса в раковине из оникса. Мерлин откинул назад волосы, чтобы Малкоха увидел, что у него уже есть похожее устройство, затем жестом попросил Малкоху вставить переводчик себе в ухо.
— Хорошо, — сказал Мерлин, увидев, что мужчина вставил устройство на место. — Теперь ты меня понимаешь?
Малкоха ответил очень быстро, но Мерлин на мгновение задержался, прежде чем услышал, как его ответ был переведен на основной язык и передан бесстрастным машинным голосом. — Да. Я хорошо понимаю. Как это возможно?
Мерлин обвел рукой пространство вокруг себя. Они были одни на борту "Тирана", Малкоха был готов к отлету с очередной партией антибиотика. — Корабль прослушивал каждый наш с вами разговор, — сказал Мерлин. — Он достаточно наслушался вашего языка, чтобы начать составлять перевод по кусочкам. Этот перевод все еще находится в зачаточном состоянии — кораблю еще предстоит заполнить множество пробелов, — но со временем, чем больше мы будем общаться, тем лучше.
