"Рассказ Зои" (Война старика 4)

— Спасибо, — поблагодарила я и слегка кивнула оборотню, надеясь, что это передаст мою мысль. Когда снова подняла глаза, то увидела, что он опять уставился на моего нефритового слоника. Мне стало интересно, видел ли он когда-нибудь раньше украшения, или это просто потому, что слон похож на фанта. Эти оборотни следовали за стадами фантов; они были для них основным источником пищи. Были их жизнью.

Я сняла с себя цепочку и протянула украшение своему оборотню. Он взял его и нежно коснулся кулона, отчего тот завертелся и засверкал в тусклом ночном свете. Он одобрительно заворковал, глядя на кулон. Затем вернул его мне.

— Нет, — сказала я. Я подняла руку, а затем указала на кулон и на него. — Это для тебя. Дарю его тебе. — Оборотень замер на мгновение, а затем издал трель, которая заставила его друзей столпиться вокруг него. Он поднял кулон, чтобы они могли им полюбоваться.

— Вот, — сказала я через минуту и жестом попросила его передать мне украшение. Он так и сделал, и я — очень медленно, чтобы не напугать его — надела цепочку ему на шею и застегнула. Кулон коснулся его груди. Он снова дотронулся до него.

— Вот, — повторила я. — Это подарил мне один очень важный человек, чтобы я помнила о людях, которые любили меня. Я дарю это тебе, чтобы ты помнил, что я благодарю тебя за то, что ты вернул мне людей, которых я люблю. Спасибо тебе.

Оборотень снова наклонил ко мне голову.

— Знаю, ты понятия не имеешь, о чем я говорю, — сказала я. — Все равно спасибо.

Оборотень потянулся к своему боку, вытащил нож. Затем он положил его на ладонь и протянул мне.

Я взяла его. — Ух ты, — сказала я в восхищении. Старалась не прикасаться к самому лезвию, я уже видела, какое оно острое. Попыталась вернуть нож, но он поднял руку, или коготь, или как там это называется, как бы отражая то, что я для него сделала. Он отдавал его мне.

— Спасибо, — повторила я. Он что-то прощебетал и вернулся к своим друзьям. Тот, кто держал винтовку Магди, бросил ее, а затем, не оглядываясь, они направились к ближайшим деревьям, с невероятной скоростью взобрались на них и почти мгновенно исчезли.

— Черт возьми, — вымолвила я через минуту. — Не могу поверить, что это действительно сработало.

— Ты не веришь, — сказала Гретхен. Она вышла из укрытия и направилась прямо ко мне. — Что, черт возьми, с тобой не так? Мы проделали весь этот путь, и ты поешь для них. Поешь. Как будто на спевке. Мы больше не будем этого делать. Никогда.

— Спасибо, что последовала моему примеру, — поблагодарила я. — И за доверие ко мне. Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю, — заявила Гретхен. — Это все равно не значит, что такое когда-нибудь повторится.

— Вполне справедливо, — согласилась я.

— Это почти стоило того, чтобы увидеть, как ты выбиваешь дерьмо из Магди, — сказала Гретхен.

— Боже, я чувствую себя ужасно из-за этого, — призналась я.

— На самом деле? — спросила Гретхен. — Это было не просто развлечение?

— Ой, ладно, — сказала я. — Может быть, немного.

— Я здесь, — сказал Магди с земли.

— И ты должен поблагодарить Зою за то, что ты есть, — сказала Гретхен и наклонилась, чтобы поцеловать его. — Ты глупый, невыносимый человек. Я так счастлива, что ты все еще жив. И если ты еще раз сделаешь что-нибудь подобное, я убью тебя своими руками. И ты знаешь, что я могу.

— Знаю, — сказал он и указал на меня. — А если не сможешь ты, то это сделает она. Я понимаю.

— Хорошо, — сказала Гретхен. Она встала и протянула руку Магди. — А теперь вставай. Нам предстоит долгий путь домой, и, по-моему, мы только что выбрали все свое везение за этот год.

* * *

— Что ты собираешься сказать своим родителям? — спросил меня Энцо, когда мы шли домой.

— Сегодня вечером? Ничего, — сказала я. — Этим вечером им обоим и так есть о чем беспокоиться. Им не нужно, чтобы я пришла и заявила, что, пока их не было, столкнулась с четырьмя оборотнями, которые собирались убить еще двух колонистов, и победила их, используя только силу песни. Думаю, я могла бы подождать день или два, прежде чем рассказать об этом. Кстати, это намек.

— Намек понят, — сказал Энцо. — Хотя ты собираешься им кое-что сказать.

— Да, — сказала я. — Мы обязаны. Если эти оборотни следуют за стадами фантов, то у нас будут подобные проблемы каждый год, и каждый раз, когда они возвращаются. Думаю, нам нужно дать людям понять, что на самом деле они убивают не дикарей, но нам всем будет лучше, если мы просто оставим их в покое.

— Как ты узнала? — спросил меня Энцо минуту спустя.

— Узнала что?

— Что эти твари-оборотни не просто убийцы-дикари, — сказал Энцо. — Ты удержала Магди и позволила этому оборотню ударить его. Ты думала, что он не зарежет Магди до смерти. Я слушал тебя, ты знаешь. После того, как это произошло, ты сказала: "Я так и знала". Так как же ты узнала?

— Я не знала, — призналась я. — Но надеялась. Он только что потратил Бог знает сколько времени, удерживая своих друзей от убийства вас двоих. Не думаю, что он делал это только потому, что был хорошим парнем.

— Хороший оборотень, — согласился Энцо.

— Каким бы милым он ни был, — сказала я. — Дело в том, что оборотни убили некоторых из нас. Я знаю, что Джон и Джейн убили некоторых из них, пытаясь вернуть наш народ. И те, и другие — колонисты и оборотни — показали, что вполне способны убить друг друга. Думаю, нам нужно было показать, что мы также способны не убивать друг друга. Мы дали им это понять, когда пели для них, вместо того чтобы стрелять. Думаю, мой оборотень это понял. Поэтому, когда я предложила ему шанс отомстить Магди, то предположила, что на самом деле он не причинит ему вреда. Потому что, я думаю, он хотел, чтобы мы знали, что он достаточно умен, чтобы понимать, что произойдет, если он это сделает.

— Ты все равно сильно рисковала, — сказал Энцо.

— Да, так и было, — призналась я. — Но единственной альтернативой было убить его и его друзей, или позволить им убить всех нас. Или мы все поубивали бы друг друга. Наверное, я надеялась, что смогу придумать что-то получше. Кроме того, я не думала, что это слишком большой риск. То, что он делал, когда удерживал остальных подальше от вас двоих, напомнило мне кое-кого из моих знакомых.

— Кого? — спросил Энцо.

— Тебя, — ответила я.

— Да, хорошо, — согласился Энцо. — Думаю, что сегодня вечером я в последний раз буду сопровождать Магди, чтобы уберечь его от неприятностей. После этого он предоставлен сам себе.

— Скажу только, что это очень хорошая идея, — заявила я.

— Я и не думал, что ты будешь спорить, — сказал Энцо. — Знаю, что Магди иногда действует тебе на нервы.

— Да, — подтвердила я. — Он конечно, конечно действует. Но что я могу поделать? Он твой друг.

— Теперь он твой, — сказал Энцо. — И я тоже.

Я посмотрела на него. — Ты тоже это слышал.

— Поверь мне, Зоя, — убеждал Энцо. — Как только ты появилась, я не переставал тебя слушать. Я смогу повторять все, что ты сказала, до конца своей жизни. Которая у меня теперь есть, благодаря тебе.

— И Гретхен, и Гикори, и Дикори, — напомнила я.

— И я тоже поблагодарю их всех, — сказал Энцо. — Но сейчас я хочу сосредоточиться на тебе. Спасибо, Зоя Бутен-Перри. Спасибо, что спасла мне жизнь.

— Пожалуйста, — ответила я. — И прекрати это. Ты заставляешь меня краснеть.

— Я в это не верю, — сказал Энцо. — А сейчас слишком темно, чтобы что-то разглядеть.

— Потрогай мои щеки, — предложила я.

Он потрогал. — Особого румянца не чувствуется, — сказал он.

— Ты делаешь это неправильно, — сказала я.

— У меня нет практики, — сказал он.

— Ну, исправь это, — сказала я.

— Хорошо, — сказал Энцо и поцеловал меня.

— Это должно было заставить тебя покраснеть, а не заплакать, — сказал он, когда мы остановились.

— Прости, — сказала я и попыталась взять себя в руки. — Я просто очень скучала по этому. Этому. По нам.

— Это моя вина, — начал Энцо.

Я поднесла руку к его губам. — Мне все это безразлично, — сказала я. — Правда, Энцо. Ничто из этого не имеет для меня значения. Я просто не хочу больше скучать по тебе.

— Зоя, — сказал Энцо. Он взял меня за руки. — Ты спасла меня. Я твой. Я принадлежу тебе. Я принадлежу тебе. Ты сама это сказала.

— Да, — согласилась я.

— Значит, договорились, — сказал Энцо.

— Хорошо, — согласилась я и улыбнулась.

Ночью мы еще немного поцеловались у ворот дома Энцо.

ВОСЕМНАДЦАТЬ

Разговор, который Гикори вел с папой о Конклаве и Союзе колоний, был действительно интересным, вплоть до того момента, когда Гикори сказал, что они с Дикори планируют убить моих родителей. Потом, ну... я как-то растерялась.

Честно говоря, это был действительно долгий день.

Я пожелала Энцо спокойной ночи, притащила свою задницу домой и едва могла соображать настолько ясно, чтобы спрятать каменный нож в комод и отразить атаку Бабара, который лизал меня в лицо, прежде чем рухнуть на койку и отключиться, даже не потрудившись полностью раздеться. В какой-то момент после того, как я легла, домой из медицинского отсека вернулась Джейн, поцеловала меня в лоб и сняла с меня ботинки, но я почти ничего не помню, кроме того, что пробормотала ей что-то о том, как я рада, что ей стало лучше. По крайней мере, это то, что я говорила про себя; не знаю, произносил ли мой рот эти слова на самом деле. Думаю, так оно и было. В тот момент я была очень уставшей.

Но вскоре после этого вошел папа и осторожно разбудил меня. — Давай, милая, — сказал он. — Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала.

— Сделаю это утром, — пробормотала я. — Клянусь.

— Нет, милая, — сказал он. — Мне нужно, чтобы ты сделала это сейчас. — Тон его голоса, нежный, но настойчивый, подсказал мне, что ему действительно нужно, чтобы я встала. Я встала, но ворчала достаточно, чтобы не уронить свою честь. Мы прошли в гостиную нашего бунгало; папа подвел меня к дивану, на который я села и попыталась сохранить полубессознательное состояние, которое позволило бы мне снова заснуть, когда мы закончим то, чем занимались. Папа сел за свой стол, мама встала рядом с ним. Я сонно улыбнулась ей, но она, казалось, этого не заметила. Между мной и моими родителями стояли Гикори и Дикори.

Папа заговорил с Гикори. — Вы двое умеете врать? — спросил он их.

— Мы еще не лгали вам, — сказал Гикори. И даже в своем сонном состоянии я поняла, что это не было настоящим ответом на заданный вопрос. Папа и Гикори немного поболтали о том, что умение врать привносит в беседу (на мой взгляд, в основном это умение не спорить о глупостях, о которых просто лучше солгать, но меня никто не спрашивал), а потом папа попросил меня сообщить Гикори и Дикори о том, чтобы они отвечали на все его вопросы без всякой лжи и уверток.

Это окончательно разбудило меня. — А что? — спросила я. — Что происходит?

— Пожалуйста, сделай это, — попросил папа.

— Хорошо, — сказала я и повернулась к Гикори. — Гикори, пожалуйста, отвечай моему отцу, не ври ему и не уклоняйся от ответа на его вопросы. Хорошо?

— Как пожелаешь, Зоя, — сказал Гикори.

— И ты, Дикори, тоже, — сказала я.

— Мы оба ответим правдиво, — пообещал Гикори.

— Спасибо, — сказал папа и повернулся ко мне. — Теперь можешь вернуться в постель, милая.

Это меня разозлило. Я была человеком, а не сывороткой правды. — Я хочу знать, что происходит, — заявила я.

— Тебе не о чем беспокоиться, — сказал папа.

— Ты приказываешь мне заставить этих двоих сказать тебе правду и хочешь, чтобы я поверила, что мне не о чем беспокоиться? — спросила я. Токсины сна не сразу выводились из моего организма, потому что, когда я говорила это, то поняла, что это свидетельствует о несколько большей раздражительности, чем было оправдано в данный момент.

Словно в подтверждение моих слов, Джейн немного выпрямилась. — Зоя, — сказала она.

Я перестроилась. — Кроме того, если я уйду, нет никакой гарантии, что они не станут тебе лгать, — сказала я, стараясь, чтобы это прозвучало более разумно. — Они эмоционально готовы лгать тебе, потому что их не волнует, разочарует ли это тебя. Но они не хотят разочаровывать меня. — Я не знала, правда это на самом деле или нет. Но предполагала, что так оно и есть.

Папа повернулся к Гикори. — Это правда?

— Мы солгали бы вам, если бы сочли это необходимым, — сказал Гикори. — Мы не стали бы лгать Зое.

Здесь возник действительно интересный вопрос о том, говорил ли Гикори это потому, что это было на самом деле правдой, или же для того, чтобы подтвердить мои слова, и если последнее, то какова была реальная правдивость этого утверждения. Если бы я была более бодрой, наверное, тогда больше думала бы об этом. Но сейчас я просто кивнула и сказала своему отцу: — Вот так.

— Скажешь хоть слово об этом кому-нибудь и проведешь следующий год в стойле для лошадей, — сказал папа.

— Мои губы на замке, — сказала я и чуть было не сделала движение губами, но в последнюю секунду передумала.

И это тоже было хорошо, потому что внезапно Джейн подошла и нависла надо мной с выражением "я серьезна как смерть". — Нет, — заявила она. — Я хочу, чтобы ты поняла, что тем, что здесь слышишь, ни в коем случае нельзя поделиться ни с кем другим. Только не с Гретхен. Ни с кем из твоих друзей. Ни с кем. Это не игра и не веселый секрет. Это очень серьезное дело, Зоя. Если ты не готова принять это, тебе нужно покинуть эту комнату прямо сейчас. Я готова рискнуть тем, что Гикори и Дикори будут лгать нам, но не тебе. Итак, ты понимаешь, что, когда мы говорим тебе не делиться этим ни с кем, то ты не можешь поделиться этим ни с кем другим? Да или нет?

В тот момент мне пришло в голову несколько мыслей.

Во-первых, именно в подобные моменты у меня появляется мало-мальское представление о том, какой ужасной, должно быть, была Джейн в качестве солдата. Она была лучшей мамой, какая только может быть у девочки, не сомневайтесь в этом, но когда становилась такой, то была настолько жесткой, холодной и прямолинейной, какой только может быть любой человек. Она была, можно сказать, пугающей. И это только на словах. Я попыталась представить, как она идет по полю боя с тем же выражением лица, что и сейчас, и со стандартной винтовкой вооруженных сил. Думаю, я действительно почувствовала, как по крайней мере три моих внутренних органа сжались при этой мысли.

Во-вторых, мне было интересно, что она подумала бы о моем умении хранить секреты, если бы узнала, чем я только что занималась весь вечер.

В-третьих, возможно, она так и сделала, и в этом все дело.

Я почувствовала, как при этой мысли у меня сжались все внутренние органы.

Джейн все еще смотрела на меня холодным, как камень, взглядом, ожидая моего ответа.

— Да, — сказала я. — Понимаю, Джейн. Ни слова.

— Спасибо, Зоя, — сказала Джейн. Затем она наклонилась и поцеловала меня в макушку. Вот так просто она снова стала моей мамой. Что, по-моему, делало ее еще более пугающей.

Когда все было улажено, папа начал расспрашивать Гикори о Конклаве и о том, что они с Дикори знали об этой группе. С тех пор как мы совершили прыжок в Роанок, все время ждали, что Конклав найдет нас, и когда они найдут, то уничтожат, как уничтожили колонию вхайдов на видео, которое нам предоставил Союз колоний. Папа хотел знать, отличается ли то, что Гикори знал о Конклаве, от того, что знали мы.