Даёшь Царьград

"Дубровина" сразу же по прибытии в госпиталь положили на операционный стол, где над ним потрудились военные врачи, но он этого даже не почувствовал. Первые проблески сознания начались проскакивать к утру следующего дня. Он начал слышать какие-то голоса, но очень далёкие и не внятные, это было что-то наподобие прибоя на галечный берег. В беспамятстве он звал какую-то Глашу. Потом он начал на несколько секунд приходить в себя и видеть возле себя чужие и смутно знакомые, но пока неузнаваемые лица. Они что-то говорили ему но он их слова пока не воспринимал. Ещё через некоторое время, просветы в сознание удлинялись, а память ему подсказывала, что виденные им лица принадлежат его сослуживцам и солдатам его взвода.

Окончательно Дубровин пришёл в себя только на третьи сутки после операции. И никак не мог понять, где же он находится. В голове был какой-то сумбур, определенно это последствия его тяжёлого ранения, боль от которого была ещё очень чувствительна, да удара головой об камень определенно ни прошёл бесследно для серого вещества. В первый момент многие окружавшие его вещи поначалу показались ему незнакомыми, но постепенно те знания, что были переданные ему его внуком, начали восполнять эти пробелы в его сознании и он начал осознавать, что всё что теперь его окружает, это то будущее, о чем тогда поведал голос в его голове. Почти сутки он пролежал уставясь в потолок, отрываясь от его созерцания только когда его кормила с ложечки миловидная медсестра, под белым халатом которой виднелась военная форма, а остальное время "Дубровин" решал вопрос, что же теперь ему делать в этом новом для него мире. Теперь надо было вживаться в реалии нового для него времени, чтобы не попасть впросак. Хотя первые его ляпы все списывали на контузию да тяжелое ранение, в придачу у него диагностировали сотрясение головного мозга.

На четвёртый день раненого посетил ротный. "Дубровин" в это время лежал на койке с закрытыми глазами. Новое сознание доставшиеся от внука дало много пищи для размышления. В голове как на экране кинематографа появлялись лица родных и знакомых, боевых товарищей и врагов, когда-то виденные пейзажи и родные места и эти опостылевшие за два года горы. Вспомнил в подробностях и последний бой на вершине, но и бой за Синоп он тоже хорошо запомнил. Вот таким "макаром" он и лежал, обдумывая план своего дальнейшего поведения, когда почувствовал что рядом с его койкой кто-то находиться. Потом услышал легкое покашливание. Явно этот кто-то пытается таким вот способом привлечь к себе его внимание. Дубровин открыл глаза — у койки стоял офицер с четырьмя звёздочками на погонах — штабс-капитан промелькнула первая мысль, но тут же в сознании возникла другая картинка переданная другим Дубровиным — так это капитан Савельев мой ротный командир. Рука у капитана висит на перевязи по локоть забинтованная. "Значит и его в тот день зацепило" — подумал Дубровин

-А, это ты командир.

-Сан-Саныч, ну наконец-то ты соизволил глаза открыть. Пришел тебя проведать. Гляжу — глаза закрыты. Подумал, спишь, и уже решил уходить. Но вижу, веки подрагивают, тогда подумал, что просто лежишь с закрытыми глазами и о чем-то думаешь.

-Ну да, думал. У меня всё ещё стоит тот бой перед глазами. Вот только что было после того как меня вырубило, я же не хрена не знаю.

-Высоту вы отстояли. Авиация, как мне твои хлопцы рассказывали, в самый критический момент боя подоспела, а вскоре и мотострелки подошли. Духи, побросав своих раненых и убитых, ушли в горы.

-Так передай летунам спасибо за это.

Передам. А ещё, рад я за тебя, что из такой переделки живым вышел. Хотя и с попорченной шкуркой, но живой. А также я тебе благодарен за то, что почти всех своих сумел сохранить и удержать высотку. Чего не скажешь о двух десятках погибших в тот день в ущелье попавших в засаду. Да, здорово нам тогда "духи" наваляли. Но больше всего не повезло разведроте. У них только при падении вертушки, пятеро за раз погибло. Столько же всего наша рота потеряла. Это вместе с твоими. А вот раненых в обеих ротах, более пяти десятков будет. Вот и меня зацепило — капитан чуть приподнял свою перебинтованную руку. Но и мы им гадам всыпали прилично. Но ты со своими бойцами в тот день отличился больше всего. Перед высотой насчитали двадцать девять трупов.

-Но там же "Грачи" отработали.

-То что "Грачи" нафаршировали, то особо. А эти ваши. Да под завалом, что вы сотворили, я думаю ещё есть трупы.

-Возможно, что парочку и присыпало. Да ещё кое-кого определённо нехило приложило каменюгой.

-А я что говорил? Что вы неплохо там повоевали. Пока ты тут лежал бессознания, сюда в госпиталь приезжал комдив. Так Захаров перед генералом пел соловьем, оправдываясь, за тот злополучный бой в ущелье, но чтобы смягчить гнев генерала, он всё время упоминал вас и как вы героически отбивались от превосходящего противника, удерживали высоту. Я краем уха услышал, что всех твоих решено наградить, а тебя и тех двоих парней что погибли, представить к Красному Знамени. Так что сверли дырку.

"Ну, да. Сверли дырку... Да мне её такую просверлили, что чуть заштопали" — с раздражением подумал раненый. А вслух сказал — Просверлить-то дырку недолго, если только не зажмут.

— Думаю не посмеют, всё ж генерал хлопочет — приободрил Савельев своего взводного. Ну ладно герой, отдыхай, а я пойду. Через две недели Дубровина вместе с другими ранеными самолетом переправили в Ташкент, а ещё через три недели он находился в одном из закрытых санаториев министерства обороны на берегу Черного моря, где поправлял своё здоровье.

Через месяц, дважды орденоносец старший лейтенант Александр Александрович Дубровин, находясь на перроне родного города в окружении небольшой толпы его встречающих родственников, по-мужски обнимал крепко сбитого, ростом выше среднего, с легкой сединой в волосах мужчину. И что интересно у обоих в головах были почти одни и те же мысли.

"Ого, как тебя Родина отблагодарила за твой ратный труд. Молодец сынок не посрамил честь нашего рода. Ты же знаешь, что почти триста лет род Дубровиных стоит на защите Отечества" — с гордостью проговорил пожилой, разглядывая молодого офицера с орденами Красного Знамени и Красной Звезды и несколькими медалями на кителе. Что, жарко там было?....

"Так вот ты каков, мой первенец" — думал молодой, разглядывая пожилого с выправкой военного — "Не посрамил честь рода Дубровиных. Внучек рассказывал мне, что ты славно бился с германцами за Наше Отечество и в подтверждении этого я вижу на твоём праздничном костюме приколото с десяток орденов и медалей".

-Если ты отец спрашиваешь о погоде, то жарко.

-Да понял я, понял. Просили слишком не распространяться.

-Да нет отец, на твоей войне было стократ жарче.

Рядом с пожилым стояла моложавая женщина, в её глазах стояли слёзы, то ли счастья за то что сын живым вернулся с этой для всех матерей проклятущей и ненужной войны, или от радости за то что сын вернулся....

Глядя на эту женщину молодой Дубровин понял, что перед ним его "Невестка" а теперь придётся её называть мамой. Молодой Дубровин подойдя к женщине крепко прижал её к себе -Ну что ты мама, не надо слёз. Видишь же, что я жив, здоров — приговаривал он, поглаживая её по спине. Да, сейчас он для них сын. Ведь не скажешь же им что теперь в этом теле сознание совсем другого человека, хотя и очень родного для них. Ну как он скажет своему сыну, что в теле его сына.... Тфу ты черт, как всё сложно. И в его голове были такие мысли — "Да и как я могу называть вот этого седовласого мужчину своим сыном, так к тому же есть ещё один сын, а также и дочь. А вот и дядя Степан, то есть вот этот бравый полковник в голубом берете, что приближается ко мне с явным намереньем намять мне бока и есть мой младший сын Степан.

Хотя я и мечтал увидеть своих детей, но всё это как-то неестественно — думал Дубровин "молодой". Как я могу вот так сразу признать их своими детьми, когда ТАМ, даже не знаю вышла за меня Глафира или нет. Если со слов "внучка" свадьбу сыграли в семнадцатом году, то как так получилось что в шестнадцатом моё сознание поменялось местами с этим молодым офицером из этого времени. Как ещё и мир этот как оказывается не мой, и что он не мой это я знаю точно. Чтобы это понять, пришлось мне почитать учебник истории, и здешняя история начиная с пятнадцатого года отличается от той которую я знаю. Так что не успел я там со своей Глашей свадьбу сыграть. И даже своих детей малютками ни видел, а про то что недовелось их мне на руках подержать я уж молчу. Возможно и не было бы у меня дети в те страшные для России времена, о которых рассказывал внучок? Я даже не уверен, хотя он утверждает, что их у меня трое. Трое детей. Как это всё необычно для меня. Так и хочется закричать, что всё это иллюзия, обман. И надо только знать, куда ударить, чтоб всё это исчезло и обрело привычное для меня мироощущение. Но нет, этот окружающий меня мир никуда не исчезнет и я похоже тут надолго если не навсегда. Мне придётся привыкать жить в этом теле. И расскажи им кто я на самом деле.... Что вот в этом молодом офицере, которого вот они считают сыном, для других он племянник, для третьих брат, для четвертых друг, — сознание их отца, деда. И что же они решат после такого признания "Пап, мам, я хочу вам кое-чего рассказать. Я не ваш сын. Я, то есть вот для тебя Александр — я отец, да-да отец. А ты Оля моя невестка, а ты дядя вовсе не дядя, а младшенький". И что они решат после такого признания? Да просто то что я контуженный, или на этой войне потерял рассудок. И как бы после этого не определили меня в лечебницу для душевнобольных. И никакие объяснения и рассказы их не убедят, как и при каких обстоятельствах, мы с внуком обменялись разумами я из 1916 а он из 1986года. Так что нужно оставить всё как есть. Я для всех Сашка Дубровин, только что приехал в отпуск. Я думаю, моему внуку ТАМ в стократ легче придётся, чем мне тут. Пока в голове роились эти невесёлые мысли меня тискали родные и двоюродные младшие братья. Я на автомате что-то им отвечал и сам спрашивал и даже пытался шутить.

-А ну молодёжь берите вещи, и грузится в машину — раздался громкий голос Степана.

Похватав нехитрый скарб молодежь двинулась на привокзальную площадь а "Молодой" Дубровин стоял задумавшись и смотрел им вслед.

-Поехали сынок к деду — прервал его невесёлые раздумья голос Дубровина "Пожилого".

"Как к деду? Он же по рассказам внучка давно умер. То есть это я умер". Тут же проскочила мысль у Дубровина "Молодого". "Так к какому деду? Ах да! Ведь может быть дед и с другой стороны, а я тут чёрт-те что решил".

-Не стой истуканом, поехали, там тебя ждет сюрприз.

-А поподробнее насчет сюрприза можно узнать — тут же состроил на своём лице весёлую рожу.

-Нельзя — отвечает Степан, а сам при этом с хитрой физиономией мне подмигивает.

Погрузившись в пару "Волг" мы тронулись в путь.

Оказывается поехать к Деду, это поехать в тот самый дом что находиться в переулке Ломаный в котором поселился в шестидесятых годах "Тот самый бывший штабс-капитан а потом учитель русского языка, а в последствии ставший заслуженным работником просвещения бывший директор школы". И неужели это всё он и это всё о нём. Теперь здесь живет его дочь или тётя того Александра Дубровина чьё сознание теперь находиться в далёком прошлом 1916 году. Во дворе дома уже было всё готово к торжественной встрече, длинный стол был заставлен всевозможными кушаньями и закуской и батареей спиртосодержавшимися напитками, а рядом толпилась вся родня. Память внука услужливо подсказала, что вот эта идущая к нему навстречу, с явным намереньем обнять, стройная высокая женщина с пышной гривой каштановых волос его тетя, а для него — дочь Маша. Следующим заключившим его в железные тиски своих могучих рук был полковник артиллерист, как оказалась это муж его дочери, то есть зять. Было ещё с десяток родственников, да кое-кто из его друзей. Короче ему так намяли бока, что заныло не вполне ещё пришедшее в норму после ранения тело. Когда эти тисканья и рукопожатия и хвалебные высказывания закончились, он увидел стоявшая рядом с "его матерью" красивую и очень желанную девушку, которая смотрела на него восхищенно-влюбленными глазами и улыбалась. Так вот о каком сюрпризе ему намекали. Хотя этот сюрприз был приготовлен для совсем другого Дубровина, и его встреча с этой девушкой однозначно не смогла бы произвести на него такого эффекта, какой получился с этим Дубровиным от созерцания вот этого сюрприза. Первым его порывом было броситься к ней. Откуда она тут? Как оказалась в этом времени? Божьей волей переместилась из прошлого на семьдесят лет вперёд, чтобы быть с ним. Но через несколько секунд он понял, что это не его Глаша, а это Галина. Несмотря на то, что он видел эту девушку в видениях внука он и не подозревал о таком сходстве. И вот сейчас увидев её воочию, это же одна и та же девушка. А когда она подошла и заговорила, он чуть дара речи не лишился, так как не мог ничего ответит, только стоял и глупо улыбался. Интонация, тембр и голос, да и манера разговора были абсолютно идентичные, с той которую он знал, и которая осталась ТАМ. И когда он наконец обрёл способность разговаривать, то поначалу его речь была какая-то бессвязная, как у сильно выпившего человека, но потом всё выправилось. И уже через полчаса он болтал с Галей так как будто не виделись со вчерашнего дня. А на другой день он стоял перед портретом где была запечатлена девушка в старинном платье, и просил у неё прощение за то что он не по своей воле покинул её и очутился здесь, а она осталась там. Но какое-то провидение всё же сжалилось над ним и послало ему её двойника, а возможно и её саму, только отобрав у неё память о той прошедшей жизни. И он всегда будет помнить ту Глафиру, но пусть она извинит его за то, что влюбился в здешнюю Галину. А сейчас они намерены пойти в ЗАКС и подать заявление. Они с Галиной приняли решение пожениться, и родители с обеих сторон возражений не имеют.

Но их счастье длилось недолго. Майор Дубровин погиб в 96-м году на Кавказе.

Кусок одной из глав книги.

Севастополь. 15 сентября 1916 года Рождение нового человека.

.

Адмирал Бахирев нервно вышагивал перед дверью в спальню, не отрывая глаз от плотно закрытой двери, перед которой стоял как на часах Качалов. Из-за двери доносились невнятные голоса людей и крики его жены.

-Ваше превосходительство, да присядьте вы на стул, всё будет хорошо. Все говорят, что баба Ефросиния самая лучшая повитуха в округе.

-Ну как я могу быть спокойным, если там — махнув рукой в сторону двери — рожает моя жена. Надо было её в наш госпиталь везти, там всё же врачи и никакие-то знахарки.

-Всё будет хорошо. Повитуха там не одна. Ольга Степановна вызвала из госпиталя господина Яблонского.

-Вот заладил, всё будет хорошо, всё будет хорошо. Ты пойми Прошка, а я вот боюсь, как бы чего худого не случилось. В этот момент раздался наиболее пронзительный и долгий крик моей жены резко оборвавшийся. Бахирев застыл перед дверью, не зная что предпринять. Время для него вдруг остановилось. Сколько он так стоял, сверля глазами запертую дверь, пять секунд или пять минут — он не осознавал. Но тут сквозь закрытую дверь стали проникать ещё какие-то звуки и вскоре адмирал понял, что это раздавался плач новорожденного ребенка. Наконец-то мучения Анастасии закончились, подумал он, но тут же его посетила мысль, а как же она сама перенесла роды -подумал Бахирев. Он знал, что не все роды проходят благополучно, бывают и .... Всё-всё не буду думать о плохом. Как говорит Качалов — всё будет хорошо. Он так и стоял перед дверью продолжая смотреть на неё в ожидании чего-то, пока она не открылась и не появилась Ольга.