Принцесса в Академии. Том 1

— Вот так просто?

— Вообще-то там ещё магическая формула есть, которую я и пытаюсь вспомнить. Её надо произносить в самом начале и в конце. О! — Он вскинул палец. — Может быть, эта!

И произнёс тарабарщину.

Потом засомневался:

— А, может, эта...

И снова произнёс тарабарщину.

— Давай попробуем обе, — предложил Индрик и зевнул. — Лучше скажи, как будем обзывать цветы?

Озриэль пожал плечами:

— Это ты у нас сочинитель, ты и предлагай.

Индрик оживился, хрустнул костяшками и, вперив взор вдаль, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому.

— Придумал! — провозгласил он.

Они с Озриэлем двинулись вдоль забора, приставляя ладошку ко рту и что-то шепча бутонам. Я заметила, как несколько цветков съежились и отодвинулись. Ещё у нескольких лепестки потемнели и скрутились.

— Работает! — обрадовалась я.

Когда с оскорбительной частью было покончено, мы окинули взглядом всё целиком.

— Кажется, и правда присмирели, — удовлетворенно отметил Озриэль.

— Отличная работа!

Он улыбнулся похвале.

Я собрала выпавшие из почтового ящика конверты и хотела подсунуть под калитку, но передумала и положила в карман.

— Собираешься читануть? — поинтересовался Индрик.

— Это нужно сделать, на всякий случай. Вдруг какая-нибудь подруга профессора Марбис собирается нагрянуть с визитом? Кто, как не я, скажет ей, что сейчас не самое подходящее время? Всё, здесь нам больше делать нечего, идёмте, пока кто-нибудь из соседей нас не заметил.

Глава 13

про судьбоносные орехи и неизвестного злоумышленника

Чем дальше мы отходили от Приюта гармонии, тем яснее становилась голова. Индрик окончательно оклемался.

К тому времени, когда мы выбрались с улицы Менестреля, на небе начал заниматься рассвет.

Принцы проводили меня до Шебутного переулка. Несмотря на ранний час, там уже, если не закипала, то начинала булькать жизнь: продавцы гремели ключами, отпирая лавки, лоточники, позевывая, выкатывали телеги и расставляли на них свой товар, продавец волшебных ковров выбивал крюком какой-то сопротивляющийся половичок. Индрик заинтересовался витриной с антикварными флейтами, а Озриэль довёл меня почти до крыльца.

— Всё, дальше не ходи, — предупредила я, забирая корзинку с хрусталютиками. — Если мадам Гортензия тебя увидит, может рассердиться.

Ифрит удивленно вскинул брови.

— Вернее, не только тебя, а любого юношу, — пояснила я. — У неё свои правила. Приходится подчиняться.

— Ну, хорошо.

Мы остановились возле уличного фонтанчика для питья (попить воды из него мог любой желающий, а, если кинуть монетку, то, в зависимости от её номинала, из него начинал бить компот, молочный коктейль или игристое вино).

— Значит, увидимся в академии?

— Только не с самого утра. Сперва я должна отработать пропущенное время. Приду ближе к обеду и сразу отправлюсь к Робину, чтобы помочь с осмотром.

Магнус спрыгнул на землю и, заявив, что слишком устал, засеменил к крыльцу. Я поставила корзинку на землю и взяла Озриэля за руку:

— Спасибо, что откликнулся сегодня и вообще что помогаешь мне. Вся эта история с профессором Марбис...чувствую себя жутко виноватой. А, главное, ума не приложу, что здесь можно сделать.

— Знаешь, Ливи, — ифрит осторожно сжал мои пальцы, — я, кажется, понял, почему у Индрика ничего не получилось.

— Потому что идея с поцелуем — полная глупость?

— Нет. — Глаза Озриэля вспыхнули. В них заплясали огоньки, расплавив зеленую радужку. — Просто поцеловал не тот, в этом всё дело.

— О чём ты?

— Мы упустили важный момент: в сказках заклятие снимает не любой поцелуй, а поцелуй Истинной Любви.

До меня начало доходить:

— Хочешь сказать, что, если бы один из прежних возлюбленных профессора Марбис всё-таки выжил, и мы его нашли, то сумели бы пробудить её ото сна?

— Именно это я и хочу сказать.

Моё сердце подпрыгнуло от восторга. Я радостно обняла Озриэля:

— Ты прав, это должно сработать!

Он немного постоял, а потом обнял меня в ответ. Его сердце колотилось часто-часто, и моё вдруг тоже пустилось в пляс. Стало тепло и хорошо. Но тут он отстранился и побултыхал пальцем в фонтанчике.

— А ещё я подумал, что...что этот способ мог бы помочь и тебе. Ведь на тебя тоже наложено заклятие.

— Хм, строго говоря, это не совсем заклятие...

Хотя договор по передаче девы дракону — это своего рода магическое обязательство...

— Всё равно, оно накладывает на тебя ограничения, фактически лишает права выбора, а истинная любовь, как известно, сметает все преграды. Так что, если бы тебя поцеловал тот, кто тебя искренне любит, то вполне вероятно, что память к тебе вернулась бы... и, конечно, к твоему жениху. А после этого (так, в качестве предположения), вы могли бы передумать жениться, потому что уже успели встретить кого-то ещё... Но даже если бы и не передумали, — Озриэль запнулся, — в любом случае, ты была бы свободна и счастлива...

— Предлагаешь влюбить в себя кого-то, чтобы снять заклятие?

— Ну, вдруг влюблять и не придётся. Вдруг ты уже это сделала, просто не заметила.

Я покачала головой:

— Истинная любовь должна быть взаимной.

— Тогда, может, есть тот, кого бы ты сама хотела поцеловать и почти готова полюбить?

И наблюдая, как за спиной Озриэля поднимается солнце, очерчивая золотой дымкой его сюртук и светлые локоны, я поняла, что такой есть. Он стоит прямо передо мной. Тот, с кем тепло, хорошо и спокойно. Тот, на кого можно положиться, и чьё сердце бьётся в унисон с моим. Стеснительный, смешной и неловкий, а ещё добрый, искренний и отважный.

Но я ведь прибыла в Затерянное королевство в поисках Суженого. По плану я должна была влюбиться в него, а он в меня. А потом назначенному судьбой полагалось освободить меня от Якула Кроверуса и жить со мной долго и счастливо. То есть, по сути, Суженый и должен был оказаться моей истинной любовью, а Озриэль не подходил под параметры, указанные Вещей Булочкой. Получается, произошёл какой-то сбой, ошибка... Влюбившись в Озриэля, я не только не решала проблему с договором, но ещё и подвергала жизнь ифрита опасности: кто знает, на что способны оскорбленные драконы? К тому же, я не забыла нашего с Эмилией чаепития. Чужие слезы — плохой фундамент для возведения собственного замка. Да и кто вообще влюбляется в друзей? Это нарушение первой заповеди дружбы!

Я покачала головой:

— Нет, такого нет. Извини, Озриэль, мне пора. Скоро нужно открывать лавку.

Зеленые глаза резко погасли, став тусклыми, как выглаженное морем бутылочное стекло.

— Конечно...до встречи, Ливи.

— До скорого, Озриэль.

Он отвернулся и зашагал к Индрику, который всё ещё крутился возле антикварной лавки и, вынув у него из рук флейту, потащил в сторону центра. Я стояла и смотрела им вслед до тех пор, пока они не свернули за угол в конце переулка, а потом подхватила корзинку и поплелась к торговке напитками.

* * *

Рядом с ней на тележке стоял агрегат, похожий на орган или детище безумного ученого. Из него торчало множество разнокалиберных трубочек и краников. Время от времени они вздрагивали и выпускали пар или цветные пузырьки.

— Налейте чего-нибудь бодрящего. И покрепче.

Женщина поглядела с сочувствием и отвернула один из вентилей. Стаканчик поймал ярко-оранжевую струю.

— Безответная любовь?

— Хуже. Невозможная.

Она передвинула стакан под следующий кран. Из носика начали вываливаться сгустки, похожие на синих медуз.

— Что это?

— Коктейль 'будиловка'. — Торговка подтолкнула стаканчик под следующий кран. — Ты ведь просила покрепче.

Завершающим штрихом она выдавила внутрь нечто, напоминающее слизняка, и высыпала треугольные ягодки с зелеными семечками. Жижа зашипела, вспенилась, а потом стала абсолютно прозрачной. Ягоды полностью растворились. Женщина помешала будиловку и протянула её мне. С виду — обычная вода, даже ничем не пахнет.

— Держи. Выпьешь, и печалиться будет некогда.

Я расплатилась и двинулась в сторону лавки. Не успела я зайти, как наткнулась на Магнуса. Вид у него был мрачный.

— Ты должна это видеть.

Осторожно примостив корзинку на пол, а стаканчик на стойку, я поднялась следом за ним в комнату. На первый взгляд там ничего не изменилось. Но это лишь на первый взгляд. Ведь только владелица помнит, что всегда кладёт гребешок левой стороной кверху, чтобы был виден красивый вензель сбоку, и что ставит сундучок чуть правее, дабы закрыть неэстетичную царапину на полу, ну и множество подобных вещей. В общем, стало очевидно, что здесь кто-то побывал.

— Магнус, рубин!— ахнула я и бросилась к ночнику, но тут же спохватилась, вспомнив, что камень теперь висит у меня на шее. — А кровеит, который принёс Рудольфо?

— Пропал, — коротко ответил паук.

Я потянулась к тумбочке, чтобы проверить, всё ли на месте, но Магнус меня опередил:

— Уже проверил, больше ничего не исчезло, но кто-то явно заглянул тут буквально в каждый угол.

— Кто же это мог быть? — Я пораженно опустилась на кровать. — Думаешь, я чем-то себя выдала? Люди отца нашли меня?

— Нет, если бы тебя нашли они, то прямо сейчас ты сидела бы не здесь, а на спине у боевой гарпии на высоте кучевых облаков и летела в сторону дома в сопровождении стражи. Это кто-то другой.

— Час от часу не легче! Значит, это был вор?

— Который не забрал магические гребешки и деньги?

— Ты прав, это странно...

Спросить бы у говорящего гребешка, но шансы на то, что неизвестный похититель задержался, чтобы причесаться, стремились к нулю, а гребень просыпался, только когда им пользовались.

Я и мысли не допускала, что это сделала мадам Гортензия. Хозяйка 'Эксклюзив-нюх' явно не из тех, кто станет рыться в чужих вещах. Скорее уж снова привяжет меня к правдоцвету и вытрясет всё, глядя в глаза.

— Надо подумать над охранными мерами, Магнус, и впредь быть осторожнее. А сейчас я должна подготовить лавку к открытию.

* * *

Бессонная ночь давала о себе знать и, спустившись, я первым делом сделала глоток будиловки. Второй уже не понадобился.

До открытия я успела трижды протереть полы, перемыть посуду (она была чистая, так что сперва пришлось её вымазать), покрасить ставни, выбить половички, полить и подкормить все цветы (долго не могла подступиться к тигровым лилиям, они всё время рычали на меня). Открывая дверь первому посетителю, я чуть не сорвала её с петель. Торговка не обманула: я забыла о печали, потому что попросту не поспевала за собственными мыслями. Лишь час спустя разрывающая энергия пошла на спад, и меня начало понемногу отпускать.

Пытаясь как-то отвлечься и удержать себя на месте, я принялась просматривать один из вчерашних каталогов, механически переворачивая страницу за страницей. Журнал был толстенным: в плотных страницах имелись специальные окошки, куда помещались образцы. Каждый снабжался номером, названием и краткой характеристикой. Внизу перечислялись возможные области применения.

Перейдя к очередному развороту, я замерла и перелистнула обратно. Минуту разглядывала страницу, а потом вскочила с каталогом в руках, не осмеливаясь поверить в удачу. Повертела разворот и так и сяк, поднесла к свету, понюхала... это был раздел с орехами. И под ?96 значились фисташки. Только здесь они назывались 'щелегрызы'. Они были представлены, как в очищенном виде, так и в скорлупе. Чтобы удостовериться до конца, я сложила страницу, оторвала кусочек с образцом, сунула в рот и пожевала. Точно, они!

Позади кто-то покашлял. Повернувшись, я увидела на лестнице мадам Гортензию. Она стояла, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась.

— Ливи, ты всё утро здесь громыхаешь, мешаешь мне сосредоточиться. От новой модели меня отделяет лишь пара часов тишины. Финальный этап самый важный, нужна последняя деталь, финальный штрих. — Пальцы пощелкали в воздухе. — Совсем чуть-чуть и...

Тут она заметила распотрошенный каталог в моих руках.

— Знаешь, в твоём возрасте я тоже питалась, чем попало, но, поверь доброму совету: чем раньше начнёшь следить за здоровьем, тем лучше.

Я выплюнула страницу и подбежала к ней.

— Мадам Гортензия, это фисташки?

Гномка рассеянно скользнула взглядом по уцелевшим образцам.

— Понятия не имею. Впервые слышу это название.

— Ну, щелегрызы. Просто там, откуда я родом, их называют фисташками.

— Дорогая, можешь называть их, как угодно, только не мешай мне работать. Всё, ступай, на сегодня я тебя отпускаю и, когда будешь уходить, будь добра, повесь на дверь табличку 'закрыто'.

Она взялась за перила, собираясь подняться обратно в кабинет, но я в два прыжка оказалась рядом и перегородила дорогу.

— Пожалуйста, подождите! Скажите, вы уже что-то выбрали из новых каталогов?

— Да, хорошо, что ты напомнила. — Мадам вынула из висевшего на шее чехольчика карандаш в серебряной оправе и нацарапала на полях журнала пару цифр. — Закажешь образцы под этими номерами. Кстати, мне понравилась твоя идея с цветной древесиной, её я тоже включила в список. Оформи и отошли заказ прямо сейчас.

Она потянулась, чтобы убрать карандаш.

— Подождите, мадам, нам совершенно необходимы эти орехи. — Я постучала по странице.

Гномка пожала плечами:

— С чего бы? Не вижу в этих...как ты их назвала, щелегрызах ничего примечательного. А это что, трещинки? Какая странная конструкция. И что делать с теми, которые не раскрываются? Представляешь, сколько будет брака в партии. Зачем нам такие сложности?

— Уверена, все эти мелочи меркнут на фоне их бесчисленных достоинств. Нам просто необходимы эти орехи! Я прикинула возможности применения — они поистине безграничны!

— Неужели?

— Конечно! Щелегрызы можно, — я лихорадочно соображала, — приклеивать к слишком гладким стеблям, чтобы букеты не выскальзывали из рук (а ореховый аромат лишь добавит пикантности), или же засовывать в щелки крошечные записочки и прятать их в бутоны, а ещё можно организовать конкурс, пообещав приз тому, кто найдёт щелегрыз без щели. К тому же, обычные орехи уже всем приелись. Никого не удивишь какими-то там кешью или арахисом, а это ведь новый сорт! Ещё никто в Затерянном королевстве их не пробовал, даже сам король! Мы станем провозвестниками. Только представьте объявление на витрине. — Я взмахнула рукой, выписывая в воздухе витиеватые буквы: — Щелегрызы! Эксклюзивно и только в 'Эксклюзив-нюх'!

Поставила пальцем три восклицательных знака и затаила дыхание, с трепетом ожидая решения хозяйки.

Мадам Гортензия помолчала, склонив голову набок и разглядывая пустое пространство с моей воображаемой надписью.

— А знаешь, — сказала она, — мне нравится твой задор. Ты одолеешь клиентов если не здравым смыслом, то энтузиазмом. Можешь заказать их, если хочешь, только небольшую партию. Десяти унций будет вполне достаточно для пробы. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Большего и не нужно! Вы просто чудо и приняли правильное, я бы даже сказала, судьбоносное решение!

— Ты преувеличиваешь, это всего лишь орехи...