Принцесса в Академии. Том 1

Варя Медная

Посвящается моей очаровательной племяннице Оливии и всем принцессам мира

To my charming niece Olivia, and all the princesses in the world

Бунтарка. Принцесса в Академии.

Глава 1

в которой я слушаю предсказание Вещей Булочки и нарушаю волю отца

— Ты ведь знаешь, что мы тобой гордимся, солнышко?

— Да, папа.

— И что всё королевство тебе очень благодарно...

— Да, папа.

— Умница моя.

Он поцеловал меня на ночь, поправил одеяло и направился к двери. Я честно сдерживалась до последнего, но тут не выдержала:

— Ненавижу-ненавижу драконов!!

— Тсс... — Папа беспокойно заозирался. — Нехорошо так говорить про будущего супруга.

— Откуда ты знаешь, что он возьмет меня в жены? А вдруг просто слопает?

— Ну что ты, солнышко, всё это досужие сплетни.

Однако я уловила-таки нотку сомнения в голосе.

— Но точно ведь никто не знает! — настаивала я. — Никому неизвестно, что происходит с принцессами, которых забирают драконы. Все, конечно, предпочитают утешаться красивыми сказками и поднимать кубки за здоровье молодых, в то время как новоиспеченный жених, возможно, закусывает невестой!

Папа у меня невысокого роста, но, когда делает вот такое серьезное лицо, как сейчас, то тут же становится очень внушительным — сразу ясно, кто здесь король, и что спорить бесполезно.

— Оливия Виктима Тринадцатая, я более не желаю слушать подобные речи. Мы свято чтим древний договор между драконами и людьми. Поэтому завтра на рассвете ты будешь торжественно передана в руки, вернее, лапы Якула Кроверуса, повелителя Горы Стенаний и Ужасов. Мы уже и помост выстроили. Что я скажу плотникам?

Да знаю я про этот помост! Всю неделю под окнами башни стучали. Он и шторками снабжен. Папа сказал, мол, для красоты, но я-то догадалась: это на случай, если дракон решит сожрать меня прямо на месте. Так и вижу эту сцену: из-за занавески доносится чавканье и смачная отрыжка, а первый советник Иезуитус поясняет зрителям, что волноваться нечего, и молодые всего лишь приступили к праздничному обеду.

Нет, вы не подумайте, папа у меня хороший, просто он Бессердечный Король. Но всё равно очень меня любит — так, как только может любить человек, у которого нет сердца. Кстати, последнее обстоятельство мы выяснили совершенно случайно. Так, во время очередного планового осмотра у королевского лейб-медика вдруг оказалось, что этот орган отсутствует. Сперва все, конечно, переполошились, а врач даже заявил, что без сердца королю жить не положено, но когда наш придворный палач прошёлся под его окнами с секирой, тут же согласился, что это всего лишь особенности строения.

Тогда-то королевство и решено было переименовать в Бессердечное и сменить форму у придворных на более зловещую. Строились разные догадки относительно произошедшего, и лишь через какое-то время удалось установить, что на папу наложили заклятие, так что он попросту не помнит, где и при каких обстоятельствах потерял сердце. Переживал, конечно, поначалу, но потом привык. Он у меня по жизни оптимист и действительно искренне верит, что со мной всё будет хорошо.

Когда он ушёл, я вылезла из постели, покормила своего паука Магнуса и решила потренироваться в принятии жертвенных поз.

— Я покорна своей судьбе! — восклицала я, встав на колени и молитвенно сложив руки.

— Надеюсь, моя бренная плоть не вызовет у вас несварения, — произносила я едва слышным и очень самоотверженным голосом.

Придумать что-то более оригинальное никак не получалось: зеркало постоянно хихикало и сбивало настрой.

Конечно, в тайне я надеялась, что мне не придётся всё это завтра говорить, но лучше подготовиться, на всякий случай. В такие моменты от принцесс ждут красивых возвышенных речей, и неловко получится, если я буду мямлить что-то неразборчивое.

Я вернулась в кровать, взяла с тумбочки ночник и потрясла его. Рыбки тут же проснулись, засуетились и начали светиться.

А платье? — спохватилась я. — Наверное, нужно было заказать что-то белое, но универсальное — чтоб и на свадебное похоже, и, в случае чего, в саван удобно было перекроить. На полпути к двери я повернула обратно: поздно, придворная модистка уже спит. Единственная, кто мог бы мне помочь — фея со скороножницами, но у неё заказов тьма, на год вперёд. Да и папе я обещала не переступать порог комнаты до завтрашнего утра.

Я вздохнула и взяла с комода гребень для придания блеска.

— Ах, какие у вас восхитительные локоны, принцесса, — льстиво проворковал гребешок. — Аки златый плащ.

Я высунула язык:

— Подлиза!

Но всё равно приятно.

Отсчитав положенные по числу лет семнадцать раз, вернула гребень на место и прошлась по своему златому плащу следующим — для придания объема. И в тот момент, когда потянулась за третьим — с ароматом орхидей, за окном послышался шум, и в проёме мелькнули рыжие завихрения. Не знай я Мику, решила бы, что снаружи пожар.

Я тут же бросилась к окошку. Мика висел, вцепившись одной рукой в кладку, другой — в плющ, и обратив ко мне умоляющий взор. В зубах он держал совершенно ужасную шляпку.

Я схватила его за уши и, пыхтя, кое-как втащила в комнату. Оба без сил повалились на пол.

— А дверь на что? — спросила я, отдуваясь.

— Так там же стража! — пояснил он, выплюнув шляпку и потирая уши. — Чтоб не вызывать подозрений.

— Да нет там никого! Сегодня же турнир, папа пораньше всех отпустил. К тому же, ты мой паж, так что, в любом случае, не вызвал бы подозрений.

— Решил подстраховаться, — сказал Мика, почесывая ладони.

— Ах да, папа велел ядовитый плющ на стене посадить, чтоб рыцари не шастали.

Мика возмущенно вскочил на ноги:

— Какой у тебя папа...Бессердечный!

— А то! Зачем пришёл-то? Попрощаться?

— Ты правда ничего не знаешь? Вещая Булочка в городе!

— Не может быть! — ахнула я.

— Точно тебе говорю. От верного источника узнал: прибыла час назад, сеанс состоится на заброшенной золоторунной фабрике. Всего одну ночь, к рассвету уедет. Так что давай, пошли. — Он схватил меня за руку и потащил к окну.

— Погоди... — Я уперлась носками в пол. — Я не могу пойти. Меня, между прочим, завтра в жертву приносят. Я должна морально подготовиться.

— Шутишь? Знаешь, чего мне стоило пригласительные достать! — возмутился паж.

— Извини, вот если бы в любой другой день... — Я вздохнула и присела на краешек кровати.

— Да какой ещё другой! — Мика принялся расхаживать по комнате, размахивая руками и пытаясь меня урезонить. — Да в королевствах, что ни день, принцесс драконам отдают. А вот Булочка неизвестно когда в следующий раз приедет.

Я, разумеется, понимала, что он прав.

— Я просто пытаюсь быть послушной дочерью, — сказала я, кротко опустив взор. — Папа запретил мне переступать порог комнаты до завтрашнего утра.

— Так мы же через окно полезем! — обрадовался Мика. — Мы быстро: только туда и сразу обратно. Кстати, ты видела шторки на помосте? Плотные такие, из бархата...

— А знаешь, — я решительно вскочила, — ты прав! В конце концов, у меня даже девичника не было. Магнус, не скучай, мы скоро.

— Значит, бунт? — уточнил Мика.

-Бунт! — подтвердила я и ринулась к окну, но в последний момент замерла.

— Ну, что ещё?

— Мика, я же принцесса, меня узнают. Ещё не хватало погубить свою репутацию накануне церемонии.

— Так поэтому же и взял!

Он поднял с пола шляпку, отряхнул её и нахлобучил мне на голову.

— Вот теперь тебя не узнал бы даже я!

Я посмотрела в зеркало и вынуждена была согласиться: шляпка напоминала покосившуюся печную трубу. Хуже и быть не могло.

— Вот так будет ещё хуже, — сказал Мика и опустил вуалетку, напоминающую застывший кусок пыли.

Он полез первым, чтобы помочь мне спуститься.

— Где ты такую откопал? — спросила я, уже перекидывая ногу через подоконник.

— Моя прабабушка...

— На свадьбу надевала?

— Из печной трубы переделала.

— Осторожно, только за плющ не хватайся, — напомнила я и прошлась на цыпочках по краю карниза. — Ты точно меня поймаешь?

— Да прыгай уже, ловлю! — сказал Мика, раскрывая объятия.

В терновый куст мы упали, обнявшись.

* * *

В том, чтобы сохранять инкогнито, есть свои минусы. Так, по прибытии, нам пришлось пристроиться в самом хвосте. При обычных обстоятельствах, мне расчищали путь, выкатывали красную дорожку, а поющие девы посыпали её лепестками роз.

— Мы состаримся и умрем, пока дождёмся своей очереди, — ныла я. — И не успеем к утру.

— Перестань капризничать. Осталось всего двести пятнадцать человек.

— Молодые люди, вы не могли бы потише? — шикнул на нас впереди стоящий гном. — Ах, прошу прощения, мадам, не разглядел, что вы его прабабушка.

— Я не...

— Двести четырнадцать человек, — ткнул меня в бок Мика.

— Как ты обращаешься с прабабулей, — проворчала я, потирая ребра и вытягивая шею, чтобы хоть что-то рассмотреть поверх голов.

Внезапно под сводами фабрики прокатился глубокий таинственный голос:

— Вы! Да-да, именно вы, бабуля в ужасной шляпке. Подойдите сюда.

Все тут же притихли и обернулись к нам.

— Ну же, иди, — пихнул меня в спину Мика и двинулся следом.

Пока я шла, окружающие недовольно цокали и бросали на меня укоризненные взгляды.

Какая-то фея попыталась было возмутиться, но её тут же вывели из здания два амбала — личная охрана Булочки. Вообще-то официальный псевдоним предсказательницы Вещая Каладрия, но все, кто хоть раз её видел, понимали, что никакая она не Каладрия, а Булочка, и никак иначе.

Вещунья сидела за обычным канцелярским столом, на котором для антуража стояли череп и хрустальный шар.

Как только я присела на стул, нас отгородили занавеской.

— Нет-нет, вы, молодой человек, подождите, пожалуйста, снаружи.

Мика обиженно выпятил губу, но послушался.

— Итак, — деловито повернулась ко мне предсказательница, — протяните ладонь, принцесса.

— Вы знаете, кто я? — изумилась я.

Вещая Булочка фыркнула, откинула назад шикарную копну фальшивых волос и сверкнула глазами. Один у неё был зеленый, второй фиолетовый. В остальном в ней не наблюдалось ничего мистического. Она напоминала нашу дворцовую буфетчицу.

— Мне ведомо многое из того, что за гранью обычного знания, — сказала она завораживающим голосом. — Ну, а вообще ты спалилась на маскировке. Ты единственная, кто притащился в ней, отсюда любому ясно: важная штучка. Так о чём ты пришла спросить, принцесса?

Я мысленно обрушила цветочный горшок на голову Мики.

— Хочу знать, что меня ждёт завтра.

— Мм...вижу белое одеяние...

— Нельзя ли поподробнее? Там фигурирует фата или белые тапочки?

— Тсс!! Слышу звон кубков, поздравления...

Я заёрзала на стуле.

— А потом...

Я вытянула шею, пытаясь разглядеть то же, что и Булочка. А она склонилась над моей ладонью так низко, что почти касалась её носом.

— Что потом?

— Всё, — объявила она, отстраняясь. — На этом всё. Линия обрывается.

— Что значит обрывается? — похолодела я.

— Деточка, не хочу показаться нетактичной, но завтра тебя должны принести в жертву дракону.

— Нет-нет, — заторопилась я. — Не принести, а передать, передать в лапы дракона Якула Кроверуса, повелителя Горы Стенаний и Ужасов.

— Вот и я о том же, — закивала Булочка. — Думаешь, ему за кротость нрава этот титул присвоили?

— Нет, вы не понимаете, всё это просто досужие сплетни, — залепетала я, чувствуя, как нарастает дрожь в голосе.

Булочка протянула мне платок и попыталась изобразить сочувствие. Вышло, как у хирурга с тридцатилетним стажем.

— Мне жаль, ты очень милая принцесса, — сказала она, ущипнула меня за щечку и гаркнула: — Следующий!

Занавеска тут же с визгом отодвинулась.

— Нет, постойте, — я снова задернула занавеску, — неужели ничего нельзя сделать?

— Боюсь, что нет, — сухо ответила она.

— Поглядите в свой стеклянный шар

— Он, между прочим, хрустальный. И это так, для антуража. Люди чувствуют себя обманутыми, получив всего-навсего верное предсказание без всех этих свечек, таинственных пассов руками и загробного голоса.

— Тогда раскиньте карты.

— Детка, в этом нет нужды, твои ручки всё уже сказали.

— Какая вы...черствая!

— Вот только не нужно сцен, принцесса.

— А знаете...мне тут вспомнился случай, так, отвлеченный, про одну особу, которая, находясь в отчаянном положении, обратилась к некой предсказательнице. И та достала для неё на сером рынке перчатки с новыми линиями жизни. — Я сделала многозначительную паузу. — И с тех пор та особа жила долго и счастливо.

— Я тоже слышала эту историю, — холодно кивнула Булочка. — Вот только, в отличие от клиентки, той предсказательнице не поздоровилось. Кто-то сдал её, шепнув куда надо про нелегальные махинации, и с тех пор путь в королевство ей был заказан. И ей пришлось работать под прикрытием, каждый раз меняя место проведения сеанса через доверенных лиц. И эти помещения, смею заметить, совершенно не соответствовали вещунье её уровня.

Она повела плечами и брезгливо огляделась.

— Как было бы печально, если б история повторилась, — не сдавалась я. — Ну, к примеру, на сеанс могла совершенно случайно забрести одна очень несчастная принцесса (послушная дочь, между прочим), которая не привыкла что-то утаивать от папочки. Как думаете, на этот раз та прорицательница отделалась бы простым лишением лицензии?

Да, знаю, я умею быть гадкой девчонкой, но, сами понимаете, выхода у меня не было.

Булочка вздохнула.

— Ну и ушлые нынче принцессы пошли! Хорошо, скажем так, любые договора имеют лазейку.

Я подалась вперёд, ухватившись за соломинку:

— Пожалуйста, я готова на всё!

— Я это уже поняла. — Булочка раздраженно замахала на следующего посетителя, сунувшегося за занавеску. Тот недовольно покосился на меня и убрал голову.

Из зала уже явственно доносились шепотки и нарастающий ропот. Я различила: 'принцесса' и 'папочкины связи'.

Предсказательница забарабанила ярко-голубыми ногтями по столу.

— Итак, сделка может состояться лишь в том случае, если соблюдены все условия. Скажи, это ведь стандартный договор по передаче принцессы в лапы дракона, при отсутствии рыцаря-защитника?

Я энергично закивала.

— Отлично. Значит, условий всего два: дракону передаётся невинная особа королевских кровей.

— Поняла! — Я радостно вскочила на ноги, опрокинув табурет. — Хотите сказать, мне нужно найти рыцаря, который бросит вызов Якулу Кроверусу?

— Нет, не это.

Я озадаченно опустилась на стул.

— То есть всё дело в моей королевской крови? Но я не могу перестать быть принцессой...

— И почему людям вечно нужно всё усложнять, — поморщилась Булочка. — Дракону нужна невинная дева королевских кровей, смекаешь?

Смекала я минут пять, а потом снова вскочила со стула, красная и пыхтящая, как печная труба. Шляпка на моей голове получила вторую жизнь.

— Значит, я...вы предлагаете, чтобы я...

— Не нужно так волноваться, принцесса. Я ничего не предлагаю. Я лишь ответила на твой вопрос, а выводы делай уже сама.

— Но я так не могу, — взмолилась я. — А как же Тот Самый, единственный и на всю жизнь? Да мне и не найти никого до утра...

— Я могу! — ввалился за перегородку Мика. — Я готов спасти принцессу! — заявил он, и вид у него при этом был ужасно благородный.

— Что-то ты не слишком торопился, когда обсуждали поединок с драконом, — отрезала я и задернула занавеску. — Есть другие варианты?

— Мы не на базаре, принцесса. И где вас только учат быть такими разборчивыми?

— Нигде, это врожденное, — уныло пояснила я и тут же встрепенулась. — Но ведь каждой девушке, неважно, принцесса она или нет, полагается её Суженый, верно?

— Естественно, — передёрнула плечами Булочка. — Это бы тебе любая гадалка сказала.

— А где мне его найти?! — загорелась я, готовая перевернуть за ночь всё королевство и даже разбудить Суженого, если потребуется.

— Детка, знай я ответы на такие вопросы, думаешь, сидела бы здесь?

Она обвела неприязненным взором своды, с которых капала вода.

— То есть, хотите сказать, что ничем не можете мне помочь? — Я почти пала духом.

— Я этого не говорила. Я лишь сказала, что не знаю, кто твой Суженый, и где он. Найти его ты должна сама, как и любая другая дева. Если хочешь, могу испросить у Высших Сил подсказки, но остальное за тобой. Запомни, принцесса, никто не станет выполнять твою работу за тебя.

— Тогда скорее испрашивайте!

Сдержанный шум в зале стремительно перерастал в возмущенный гул. Мика за занавеской беспокойно переминался с ноги на ногу.

— Поторопитесь! — шепнул он.

Булочка тоже явно нервничала. Она сделала несколько пассов над хрустальным шаром, и в нём заклубился молочный туман.

— Вы же сказали, что он для антуража?

Она бросила на меня недовольный взгляд и прогремела глубоким грудным голосом, идущим из самых недр:

— Внимай же, дева! — Её глаза сверкнули, и в них отразились две хрустальных луны. — Своего Суженого ты узнаешь по трём приметам: золотому сиянию на груди...

— Так, сияние. — Я схватила со стола перьевую ручку и быстро записала первую примету на ладошке.

— ...темной метке в неустановленном месте...

— Ага, темная метка...постойте, что значит темная метка? Только не говорите, что мой Суженый какой-нибудь там Темный Лорд!

Она вскинула руку, предупреждая возражения.

— ...иии...

— Иии? — Я вытянула шею.

И тут под сводами зала раздался и повис крик:

— Легавые!! Это облава!!

Со всех сторон послышались вопли, визги, топот бегущих ног, лап и копыт.

— Скорее, третье!

Она вскинула на меня совершенно черные глаза и прохрипела:

— У него аллергия на фисташки.

— Что??

Её глаза снова стали обычными.

— На этом всё. Погоди! — Она порылась в столе и быстро всучила мне грязный свечной огарок. — Это бонус, за твоё молчание. Подумай о своём Суженом, зажги свечу и окажешься так близко к нему, как только возможно. Удачи тебе, принцесса!

В этот момент Мика ввалился в закуток, схватил меня за руку и выволок наружу. Уже в дверях я обернулась и успела увидеть, как охрана выводит Булочку через черный ход. Мы бежали всю дорогу до замка, а над головами кружили охотничьи соколы с магическими мигалками.

На подходе к башне пришлось нырнуть в подворотню, чтобы переждать патруль.

— Надуй щеки посильнее, и тогда точно сойдёшь за фугу. Неужто обижаешься, что не успел задать свой вопрос?

— Значит, как паж, так сразу Мика, а, как Суженый — только принца подавай!

Патруль промчался мимо, и паж, не оборачиваясь, двинулся к замку.

— С чего ты взял, что это будет именно принц? Ну, Мика, ты ведь мой друг! К тому же, у тебя нет золотого сияния, темной метки, а аллергия на клубнику, а не на фисташки.

— Лучше просто скажи: всё потому, что я твой паж и на два года младше.

— Не говори ерунды! И что такого в том, чтобы быть принцем? Да сейчас любой может им стать, было бы желание!

— И я?!

— И ты.

— А как?

Тут я задумалась:

— Ну, к примеру, тебя может проклясть ведьма. Скажет: чтоб те принцем стать!

Мы остановились у подножия башни.

— Гм, да, это возможно... — Мика потёр подбородок, улыбнулся и подсадил меня. Я принялась карабкаться наверх.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спросила я через плечо.

— Я паж, а не дурак, — пробурчал он, пыхтя сзади. — Тебе придётся бежать из замка, чтобы отыскать этого своего Суженого.

— Мика, мне и самой не хотелось бы совершать ничего подобного, но только так я смогу раз и навсегда избавиться от притязаний Якула Кроверуса, оставшись при этом честной принцессой.

Мы ввалились в комнату, разбудив и перепугав Магнуса. Он забегал по клетке.

— И как ты собираешься решать проблему? — спросил Мика, отряхивая колени. — На свете тьма-тьмущая королевств, с какого начать?

— Это поможет. — Я раскрыла ладонь и показала ему огарок. — Булочка сказала, что достаточно подумать о назначенном судьбой, зажечь свечу, и я окажусь рядом с ним...вернее, близко от него, хм, или недалеко...

Тут пришлось на время умолкнуть, потому что в коридоре послышался смех и нестройное пение. Стража возвращалась с турнира.

Когда всё стихло, я повернулась к Мике:

— Я пока сбегаю на кухню, захвачу чего-нибудь перекусить в дорогу, а ты подготовь мой дорожный сундучок и Магнуса.

С кухни я прихватила головку сыра, овсяных лепешек и, подумав, связку баранок. В узелок они уже не уместились, пришлось повесить на шею.

Когда я вернулась, мой багаж был уже собран, а Мика сидел на кровати с Магнусом в руках. Услышав шаги, паж поднял голову:

— Я его покормил, — сказал он и снова опустил голову. Я присела рядышком и тронула его за плечо:

— Мика, я ведь не навсегда, и скоро вернусь.

— Угу.

— Может, ещё до пробуждения папы, уже с Суженым... Ну, хочешь, я никуда не поеду? Останусь тут...

— Нет уж! — Он вскочил на ноги, шмыгнул носом и, порывшись в кармане, достал массивный рубин на цепочке. — Держи, это тебе, на удачу.

— Откуда ты его взял? Ой, а это случайно не 'Рубин фортуны' из папиной короны?

— Вообще-то он, — признался Мика. — Я предполагал, что нечто подобное тебе скоро понадобится, вот и подготовился. Подумал, поскольку вы одна семья, это не кража. Я ведь правильно рассудил? — Он беспокойно заглянул мне в глаза.

— Конечно, спасибо! — Я крепко обняла его. — И дырочка для цепочки совсем крошечная, думаю, папа даже ничего не заметит.

Камень был чуть теплым на ощупь и даже как будто слегка пульсировал.

Мика отстранился и оглядел меня:

— Свободных рук и даже шеи у тебя нет, так что предлагаю отдать его на хранение Магнусу.

— Как ты собираешься это сделать? Рубин слишком тяжелый для него.

— А вот так. — Мика пристроил Магнуса на ладони и поводил над ним рукой. Из его пальцев вырвались какие-то серебристо-зеленые струи и протянулись к пауку, окутав того плотной мерцающей дымкой.

— Что это?!

— Спокойно, я знаю, что делаю. Это заклинание распухания, мы всего лишь слегка его увеличим.

— Где ты такому научился?

— Пришлось. Меня в детстве каждое лето к бабушке отправляли, так она вечно ругалась, что такой тощий. Вот и пришлось освоить, чтоб меньше волновалась.

— Я как-то не замечала в тебе изменений...

— А я, по возвращении, пользовался обратным заклинанием, утончения, — пояснил паж.

Тут раздался хлопок, завеса резко рассеялась, и мы увидели, что на его ладони сидит паук размером с котенка. На спинке у него красовалось сердечко.

Сначала завопил Мика, потом я, а последним закричал Магнус. Из всех нас паук оказался самым выдержанным:

— Хватит уже, — заявил он шелестящим голосом и потер всеми лапками голову, — если заметили, пострадавшая сторона здесь я.

От неожиданности я перестала визжать.

— Ты что, умеешь говорить?

— Ну, разумеется. Все пауки умеют. Просто люди слишком большие, чтобы нас слышать.

— То есть...всё это время ты прекрасно меня понимал?..

И тут мне вспомнились часы задушевных бесед с пауком, когда я думала, что просто рассуждаю вслух:

Про преимущества лифов с подкладками.

Про совсем не королевские веснушки.

Про бицепсы нового папиного стражника.

Про...

— Магнус, как ты мог! — выдохнула я.

— Как я мог?! — оскорбился паук. — А представляешь, каково было мне? Мне досталась самая болтливая принцесса на свете. При этом я был заперт в клетке, и никто не слышал моих криков о помощи, когда ты перечисляла сто и один способ сведения веснушек и описывала вплоть до последнего кружавчика наряды всех семи дочерей первого советника и... — Тут он осёкся, заметив в отражении несолидную отметину на спинке.

— Что это?

Мика виновато молчал.

— Что это, я вас спрашиваю?!

— Ну, я раньше никогда не испытывал заклинание распухания на пауках...

— Требую немедленно снять позорное клеймо!

— Я... не могу, — признался паж. — Это единственное заклинание, которое я знаю. Но ты всегда сможешь сказать, что это не сердечко, а боевая пика, для устрашения врагов!

Магнус издал вопль отчаяния и, по всей видимости, собирался наглядно втолковать Мике, что такое устрашение, но тут за окном пропел королевский петух. Небо начало окрашиваться в мягко-лиловый цвет.

— Магнус, — взмолилась я, — у нас нет времени на споры! Ты ведь всё слышал и знаешь о моей проблеме. Скажи, ты согласен отправиться со мной на поиски?

Паук молчал, поджав волоски, а я вдруг поняла, что не представляю себе это путешествие без него. Магнус был со мной с самого детства.

— Куда я денусь, — наконец проворчал он. — Я ведь в курсе, что случается с пауками, которые слишком много знали...

— Спасибо, Магнус, ты чудо!

— Всё, пора, — заторопился Мика и надел на продолжавшего бурчать паука цепочку с рубином, как ошейник, обернув её несколько раз. Он хотел вернуть его в клетку, но та теперь была слишком тесной для Магнуса, поэтому я посадила его на запястье, а узелок с едой и сундучок зажала под мышкой. В правую руку взяла огарок.

— Всё, я готова, — объявила я.

Мика кивнул, вздохнул и чиркнул огнивом. Я зажмурилась.

Странно, я-то думала, что хоть что-то почувствую, ну, там земля уйдёт из-под ног, или раздастся гул, меня подхватит торнадо. Ничего такого не произошло. Зато чирканье не прекратилось. Я разлепила веки и увидела, что Мика по-прежнему стоит напротив, усердно пытаясь высечь искру.

— Дай-ка сюда.

Я забрала у него огниво и тоже попыталась. Ничего не вышло.

— Может, кремень отсырел? — с сомнением протянул паж.

— Пряха, дай мне сил! — раздраженно закатил все восемь глаз Магнус, а потом выхватил у меня огниво и звонко высек искру, вспыхнувшую ослепительной звездочкой. На этот раз зажмуриться я не успела, поэтому прекрасно разглядела сверкающий вихрь с лазурными всполохами, оторвавший меня от пола. Магнус браслетом вцепился в запястье. Лицо Мики ещё какое-то время вертелось у меня перед глазами, я видела, как шевелятся его губы, но слов не слышала.

А потом всё резко закончилось, и меня швырнуло на землю, вернее, на мостовую. Рядом приземлились узелок и сундучок. Последний от удара раскрылся.

Со всех сторон понеслись охи и ахи:

— Вы только поглядите!

— Как неприлично...

— А с виду ведь порядочная девушка.

— Все они с виду такие.

Я подняла голову и обнаружила, что лежу посреди проезжей части, и, судя по положению солнца, сейчас самый разгар дня. Улица была мне незнакома, а на зданиях развевались флаги другого королевства с изображением спирали бесконечности. Все вокруг суетились и куда-то спешили. По правую руку виднелась какая-то площадь, а по левую выстроились солидного вида особняки, какие бывают на центральных улицах: с портиками, колоннами и высокими ступенями. Между ними тут и там втиснулись многочисленные конторы и трактиры. Прямо за этими зданиями начинались жилые кварталы. Море крыш уходило к самому горизонту: островерхие, покатые, плоские, деревянные, черепичные, с башенками, шпилями, резными флюгерами. Они буквально налезали друг на друга и соревновались в затейливости.

— Магнус, где мы?

— Мне бы пару-тройку мушек, а там, глядишь, и соображу...

Его глаза всё ещё осоловело вертелись.

В следующую секунду меня чуть не сбила телега с гномами, которые везли самоцветы из шахты. Я едва успела увернуться. Сундучок так и остался лежать на дороге. Я сделала шаг к нему и снова отскочила, потому что перед носом пронеслась почтовая карета. Возница зыркнул на меня и погрозил кнутом. Я предприняла ещё несколько попыток забрать свои вещи. Все неудачные.

— В нашем королевстве даже на главной улице нет такого оживленного движения! Я уже скучаю по дому, Магнус, — пожаловалась я.

— Это случайно не ваше?

Мне в руки сунули сундучок и узелок. Я подняла глаза и поняла, что мои странствия окончены, ибо предо мной стоял юноша, и в груди его сияло солнце.

Глава 2

в которой я заключаю сделку и становлюсь нелегальной студенткой

Пока я стояла, пытаясь собраться с мыслями, он одарил меня рассеянной улыбкой и нырнул в ближайшую таверну под скрипучей вывеской 'Наглая куропатка'.

— Мой Суженый...что мне делать, Магнус?

— Исходя из логики, следовать за ним. И вообще, почему ты меня всё время спрашиваешь? Я паук, а не нянька.

— Да-да, ты прав, — забормотала я и вдруг смутилась, представив, как буду объяснять незнакомому юноше свою проблему. Он расплывётся в ухмылке, аж кудри залоснятся от самодовольства, окинет меня оценивающим взглядом и скажет: 'Дракон, значит? Успеть к утру? Ну, так ко мне ещё никто не подкатывал!'.

Я тряхнула головой, прогоняя видение, покрепче сжала ручку сундука и решительно направилась ко входу в таверну.

Внутри, несмотря на разгар рабочего дня, тоже было многолюдно. Вернее, людей сидело всего несколько, зато было полно орков и троллей, и вели себя они очень шумно, обсуждая последние новости: налёт на алмазную шахту.

Объект пристроился у окна, разложив перед собой какие-то листки и запустив пятерню в волосы. Пальцы были перепачканы чернилами, поэтому золотистые локоны приобрели пикантное синеватое мелирование. На его лице отображалась крайняя степень отчаяния, видимо, связанного с лежащими перед ним свитками.

Я разместилась в уголке, наискосок, в трёх столах от него.

— Чего нада?

На стол передо мной шмякнулось меню, придавив муху, на которую уже нацелился Магнус.

Я подняла глаза. Никогда не понимала хозяев, которые нанимают в раздатчицы гоблинш. Вот я согласна с папой, что на эту роль лучше всего подходят феи и нимфы. Он всегда велит нашему распорядителю торжеств нанимать для обслуживания званых обедов именно их.

Конечно, перегибать палку тоже не стоит. Так, в прошлом году у нас в королевстве разразился жуткий скандал, когда выяснилось, что хозяин одного популярного трактира выдавал сирен за нимф. Клиенты всякий раз уходили, раскошелившись на куда большую сумму, чем рассчитывали, и ещё извинялись, что захватили так мало денег. А уж чаевым завидовали даже леприконы. Рудокопы так и вовсе могли подкинуть девочкам пару-тройку алмазов. Работал бы хозяин по-тихому, и трактир процветал бы по сей день, так нет же, людям всегда мало. Всё вскрылось, когда клиенты начали поголовно испытывать волчий голод и приходить к мысли, что лучший способ его утолить — это заказать пару-тройку лобстеров и заморскую баклажанную икру, которую у нас отмеряли, насыпая на другую чашу весов золотые песок.

— Так чего вам? — настаивала девица.

Я поспешно раскрыла меню.

— Безалкогольный сидр и тыквенный десерт, пожалуйста.

— Будет сделано, Золушка.

Девица хмыкнула и забрала у меня меню, лишив прикрытия, из-за которого очень удобно было наблюдать за юношей. Впрочем, маскировка оказалась даже лишней — он и так не замечал ничего вокруг, полностью погруженный в своё занятие: царапал что-то на клочке пергамента, задумчиво рассматривал его, потом в отчаянии комкал, отправлял в урну и хватался за следующий.

Я пригляделась: симпатичный. Ну, не то что бы мой идеал — слегка долговязый и нескладный — зато сразу видно: юноша воспитанный и образованный. И глаза красивые, оливково-зеленые (я ещё на дороге рассмотрела). С солнцем в груди я погорячилась — сияние распространяла вышитая на лацкане темно-синего сюртука эмблема в виде пышного загнутого пера в окружении звездочек. Очень романтично, между прочим. Там ещё внизу было что-то подписано меленькими буковками, но разглядеть с моего места не получалось.

В полной мере шутку раздатчицы я оценила, когда принесли мой заказ. Повар подошёл к делу с фантазией: десерт был выполнен в виде миниатюрной кареты-тыковки, с золотистыми узорами по бокам, которую тянула шестёрка марципановых зайчиков. Есть её полагалось ложкой-кучером.

— Ну, идёшь или как? — поторопил Магнус. — Поверь моему опыту, сейчас идеальный момент: жертва одна и беззащитна.

— Иду.

Я решительно отставила десерт и поднялась со своего места.

— Только баранки сними.

— Ах да.

Когда до юноши оставалось пару шагов, он вдруг повернулся в мою сторону, и я, запаниковав, опустилась за соседний столик.

— Девушка, вы не встанете с моих колен?

— Ох, простите! — Я поспешно вскочила с гнома, которого чуть не раздавила.

— Кто это, Рудольфо? — спросила сидевшая напротив него гномка недовольным голосом. Как правило, женщин и мужчин гномов трудно отличить. Даже борода не всегда служит опознавательным знаком. Но эта дама оказалась весьма симпатичной. Хотя выбор сделала в пользу традиционно мужской профессии: к ридикюлю была привязана кирка.

— Понятия не имею, Гортензия! Впервые её вижу.

— Не лги мне, Рудольфо! Опять ты за старое!

Она влепила ему пощечину, схватила ридикюль и, рыдая, бросилась к выходу.

— Постой, ты всё неправильно поняла!

Я сразу почувствовала себя виноватой и решила позже отыскать Гортензию, чтобы всё ей объяснить. Но тут Рудольфо обернулся, окинул меня масляным взглядом и, игриво подмигнув, выскочил вслед за своей дамой. Чувство вины как рукой сняло.

Я глубоко вздохнула и, сделав последний шаг, встала напротив юноши.

Кашлянула. Хмыкнула. Шаркнула ногой. Не помогло — он даже не заметил.

И только когда моя тень упала на свиток, рассеянно поднял глаза.

— Привет.

— Привет... а, это вы. Что-то хотели спросить?

— Да, эээ...у вас есть аллергия на фисташки?

С минуту он недоуменно смотрел на меня, а потом вежливо спросил:

— А что такое фисташки?

— Ну, как же... такой сорт орехов, знаете?

— Не знаю, — честно признался он.

— То есть не знаете, что такое орехи?

— Что такое орехи знаю, — пояснил он. — Но никогда не слышал про фисташки.

— Не может быть!

Юноша пожал плечами.

— А про грецкие орехи слышали?

— Конечно.

— И про арахис?

— Разумеется.

— Пекан, макадамия, кедровые?

Он кивал как фарфоровый болванчик.

— Фисташки? — сделала новый заход я.

— Нет. — Он решительно помотал головой. — У нас в королевстве таких нет.

Это был удар. О чем я не подумала, убегая из замка, так это прихватить с собой кулек с тестовыми образцами.

Потом мне пришло в голову, что здесь они могут называться по-другому. Я подробнейшим образом описала ему их.

— А некоторые трещинки не раскрываются? — уточнил он. — Какие своенравные орехи! Хорошо, что у нас их нет. А сейчас прошу меня извинить: дела. — Он вернул на лицо отчаяние, запустил пальцы в волосы и тут же забыл о моём существовании.

Всё шло не по плану, но отступать я не намеревалась, ведь на моей стороне были знаки: свеча перенесла сюда, да и та же эмблема на груди... Я рассеянно поправила Магнуса ('Эй, я тебе не браслет!') и заглянула в листки, над которыми корпел юноша. Все они оказались исписаны одним и тем же весьма простым четверостишием, в котором для полной завершенности не хватало одного слова.

— Может, 'гроза'? — предложила я.

— А? — Он задумчиво поднял голову, а в следующий миг вскочил в полном восторге, потрясая свитками. — 'Гроза', ну, конечно, 'гроза'! — восклицал он.

— Ну, со словом 'лоза' ещё рифмуются 'егоза', 'слеза', 'органза'...

— Нет-нет, 'гроза' идеально подходит, — перебил он. — 'Гроза' — это то, что нужно! Как мне вас отблагодарить? Ох, что же это я, присаживайтесь, пожалуйста.

Он неловко, но всё равно очень мило придвинул мне стул и уселся напротив.

Замечательно. Ещё и галантный. Удовлетворит мою просьбу хотя бы из вежливости.

— Вообще-то у нас не положено пересаживаться.

Я подняла глаза и снова уперлась в кислую физиономию. Может, я ошиблась, и это не гоблинша, а джинн?

— Девушка со мной, — поспешил ответить Суженый, не подозревая, насколько близок к истине, а потом сходил к моему столику. Вернулся он уже с сундучком и узелком и поставил передо мной десерт.

— Кстати, я Озриэль.

Я пожала протянутую руку:

— Оли... Ливи. Очень приятно. И можно на 'ты'.

— Ливи? Прям как ту принцессу, которая сбежала от дракона. Сегодня в 'Затерянных ведомостях' писали.

А папа времени не терял! Небось, уже и боевых гарпий на уши, вернее, крылья, поставил, и те прочесывают все близлежащие королевства. Кстати, я даже не знала, как далеко от дома нахожусь.

— Нет. Совсем не так, — сухо ответила я. — Ту зовут Оливия.

— А разве 'Ливи' не сокращенно от 'Оливия'?

— На этот счет есть разные мнения. — Нужно было срочно увести его от опасной темы, поэтому я кивнула на листки. — Так что это у тебя? Ты придворный поэт?

— Ну что ты! — Юноша аж покраснел. — Совсем нет, и, признаться, мне это не светит. У меня недопоэзит. В тяжелой форме, — вздохнул он.

Понятия не имею, что это, но я бы, на его месте, не стала расстраиваться от отсутствия чего бы то ни было с таким неприличным названием.

— Полная неспособность к стихосложению, — пояснил он, заметив мой взгляд. — Не смогу поймать рифму, даже если она будет танцевать на кончике моего носа. Разве что кто-то подскажет, ну вот как ты.

— Тогда зачем ты это делаешь?

— Не удовольствия ради, токмо по воле профессора-изувера.

Он говорил что-то ещё, но я уже не слышала, потому что в этот момент входная дверь снова распахнулась, и в зал, шумно переговариваясь, вошла группа молодых людей. Все они были одеты в сюртуки, похожие на тот, что был на Озриэле, и на груди у каждого красовалась золотистая эмблема, только в виде лавровой ветви.

Мир покачнулся.

— Что с тобой? Тебе плохо? — Озриэль тут же потянулся налить мне воды из графина, опрокинул его, залил листки, попытался вытереть их испачканным чернилами платком и тем самым довершил катастрофу. — А, ладно, всё равно это черновики!

Он слепил их в один склизкий ком и кинул в урну.

— Кто они? — хрипло спросила я.

— Тоже студенты, — пожал плечами он.

— Тоже?

Озриэль бросил на меня недоуменный взгляд:

— Ну, мы учимся в одной академии.

Он щелкнул по своему значку, под которым я на этот раз различила буквы 'Ф. Р.Р.'.

— Фрр? — удивилась я.

— Не 'фрр', а 'Эф-Эр-Эр', — поправил он и тут же, покраснев, выпалил: — 'Факультет ранимых романтиков'.

— Значит, вы учитесь вместе?

— Эмм, не совсем.

Молодые люди меж тем вальяжно устроились за одним из центральных столов, продолжая громкую беседу. Другие посетители недовольно косились на них. Озриэль небрежно разгладил складочку на сюртуке:

— Эти с факультета доблестных защитников.

— А что за академия?

Он вздохнул — видимо, ответ на этот вопрос я пропустила, засмотревшись на вошедших. Но меня вполне можно понять: круг потенциальных суженых внезапно расширился от Озриэля до мужской половины целой академии.

— Академия Принсфорд. Выпускает лицензированных принцев.

— То есть она...целиком мужская?

— Да. И единственная в своём роде, между прочим. К нам приезжают поступать даже из других королевств.

Надо будет рассказать Мике, его эта новость порадует.

— И далеко она отсюда?

— Да нет, на площади, через дорогу. Неужели ты никогда о ней не слышала?

— Я не местная. Совсем, — пояснила я. — Приехала всего полчаса назад. Кстати, как называется ваше королевство?

— Затерянное королевство, — огорошенно сообщил он. — А мы сейчас находимся в его столице — Потерии. То есть ты не знала этого, когда ехала сюда?

Я помотала головой.

— Но сюда можно попасть только двумя способами: случайно, то есть, заблудившись, или по приглашению — например, как студенты Принсфорда. Намеренно Затерянное королевство не найти, его нет на картах.

— Это было в некотором роде приглашение, — уклонилась я.

— Ливи, не сочти за бестактность, но...зачем ты здесь?

И я рассказала ему всю правду. Ну, почти всю.

— Какая мстительная колдунья! — воскликнул он, когда я закончила.

— И не говори, — вздохнула я.

— А все потому, что ты отказалась перевести её через дорогу...

Я опустила глаза:

— Некоторые люди очень злопамятны.

— Но зато ты успела спасти из-под колес кареты того щенка. У тебя доброе сердце. — Он накрыл мою руку своей.

— Любой на моём месте сделал бы то же самое.

— И это же надо такое придумать: забросить твоего жениха в Затерянное королевство, полностью стерев воспоминания о вас. И всё это в день свадьбы!

— Да, это было ужасно.

— Ему-то что, он ничего не помнит! Представляю, каково тебе. — Озриэль сочувственно пожал мою руку. — Так сколько, говоришь, прошло времени?

В таких ситуациях точность — враг отходных путей, поэтому я остановилась на нейтральном варианте:

— Даже минута вдали от моего ненаглядного — уже вечность! Но не всё так плохо. Мою память колдунья тоже здорово подправила (внешность любимого и то за пеленой тумана), однако три приметы я всё-таки запомнила. И первая явно указывает на кого-то из академии. — Я кивнула на эмблему на груди Озриэля, и он рассеянно погладил её, обводя пальцем завитки на перышке.

— Хм, Ливи, я тут подумал: если твой Суженый ничего не помнит о тебе, значит, им может оказаться кто угодно, верно?

— Абсолютно.

— Мм, то есть это могу быть даже я?

— У тебя нет темной метки, — напомнила я.

— Ах, да-да, — спохватился Озриэль и задумчиво пересчитал свои родинки.

— Но мне жаль, что это не ты.

Я говорила вполне искренне. Озриэль был очень милым молодым человеком. К тому же, тогда я смогла бы уже сегодня вернуться домой.

— А вдруг под эти критерии подпадут сразу несколько кандидатов?

Об этом я как-то не подумала.

— Уверена, я узнаю среди них своего нареченного, — уверенно ответила я. — Говорят, назначенные судьбой чувствуют друг друга. Главное, не пропустить Знак.

— Да, я тоже про это слышал. Папа рассказывал, что, встретив маму, почувствовал щекотание в носу, и оно прекратилось, только когда они поженились.

У меня в голове начал созревать план.

— Озриэль, я тут подумала: ты, наверняка, знаешь всех студентов Принсфорда?

— Ну...

— И мог бы меня с ними познакомить. Начиная с этих! — Я бодро кивнула на стол, за которым расположились молодые люди.

Озриэль вымученно улыбнулся:

— Боюсь, ээ... тут возникнут некоторые сложности.

— Какие?

— Видишь ли, есть некоторые студенты, в частности, с факультета доблестных защитников, которые могут посчитать ниже своего достоинства общаться с учащимися других факультетов, к примеру...

— ...ранимых романтиков?

— Да.

— Но почему?

— В определенных кругах мой факультет считается, гм... не слишком престижным.

— В определенных?

— Вообще-то во всех, — вздохнул Озриэль. — Врагу не пожелаю на нём учиться. Все эти прославляющие поэмы, теории правильного ухаживания, сочинение волшебных од и бесконечные списки слезливых романов для воспитания чувствительности.

Мой взгляд упал на томик в ярко-розовой обложке, торчащей из его рюкзака.

— 'Неукротимая Кристабэлла: ты моё заклятие'. Вам задают это читать? — изумилась я.

— Тише, — он беспокойно заозирался, — нас могут услышать. Да, по психологии — чтобы лучше разбираться в хитросплетениях женской души. Но давай об этом не здесь.

— Хм, ладно. — Я снова глянула на центральный стол. — Тогда ты не знаешь того, кто мог бы меня с ними познакомить?

— Пожалуй, есть один на примете...но, Ливи, не думаю, что действовать следует именно так.

— Что ты имеешь в виду?

— Как ты себе это представляешь: мы будем знакомить тебя с каждым учащимися, а ты — рассказывать ему о себе и проверять, не он ли Суженый?

— Ну да. Можно ещё собрать всех в одну залу. Так выйдет быстрее.

Озриэль приосанился и сразу стал похож на моего учителя придворного этикета.

— Видишь ли...

Тот тоже всегда начинал издалека.

— ...мужчины, неважно принцы они или нет, существа довольно хрупкие. И потому могут немножко, как бы это выразиться...испугаться

— Испугаться? Но я ведь назначена им судьбой! — запротестовала я. — Вернее, одному из них.

— Всё это так, — мягко заметил Озриэль. — Но многие (не все, конечно) могут...мм... запаниковать, встретив свою Судьбу так внезапно. Пусть и в лице такой очаровательной девушки, как ты.

Поразмыслив, я была вынуждена признать, что он прав.

— И что ты предлагаешь?

— Предлагаю действовать более деликатно и раскрывать все карты, лишь убедившись, что перед тобой именно тот, кто нужно.

— То есть действовать тайно?

— Именно. — Он потёр руки. — Знаешь, кажется, у меня разыгрался аппетит сыщика!

— Кстати, об аппетите, — подал голос Магнус. — У меня уже в обоих желудках урчит.

Пару секунд Озриэль растерянно моргал, уставившись на паука, а потом взвизгнул:

— Он такой...жирный!

— Прошу прощения?! — Магнус от возмущения выпустил ворсинки.

— А это что...сердечко?

— Пика. И он вовсе не жирный, — поспешила восстановить мир я. — Просто паук в теле.

— Атлетически сложенный. А совсем недавно был очень даже стройным пауком, — сопел Магнус.

— У которого совсем скоро снова получится таким стать, — вставила я.

— К слову о тех, у кого всё получается...

Озриэль смотрел на кого-то за моей спиной, и я обернулась. К нашему столику уверенным шагом приближался коротко стриженый юноша. Он был одет в черный кожаный камзол с двумя рядами медных пуговиц и сапоги на толстой подошве, за плечами покачивалась рок-мандолина. Когда он повернулся, чтобы кого-то поприветствовать, я увидела выбритую на затылке корону. Пижон.

Новоприбывший подсёл за наш столик и хлопнул Озриэля по плечу.

— Здорово, Эль, познакомишь меня со своей подругой?

— Привет! — Озриэль расцвел в добродушной улыбке и повернулся ко мне. — Позволь представить, мой друг и однокурсник, Индрик. Индрик, эту милую девушку зовут Ливи.

— Совсем как ту принцессу, сбежавшую от дракона.

— Нет, — отрезала я. — Ту зовут Оливия.

— А разве это не...

— У тебя есть аллергия на фисташки? — перебила я.

— А что такое фисташки?

Я чуть не взвыла.

— Ливи только сегодня приехала из другого королевства, — поспешил вмешаться Озриэль. — У неё здесь важное дело. А ты вернёшься на занятия после перерыва?

— Не, я отпросился на остаток дня. У нас скоро репетиция. — Индрик похлопал по инструменту. — Просто заскочил перекусить.

Он огляделся в поисках раздатчицы и тут заметил мою десертную тыковку.

— Надеюсь, Золушка успела из неё выбраться, но рисковать не буду, — подмигнул он, схватил одного из марципановых зайчиков и отгрыз половину.

Я хотела возмутиться, но вместо этого вдруг расплылась в ответной улыбке и протянула ему второго:

— На этом глазури побольше.

Отказываться Индрик не стал. На четвертом по счету рядом материализовалась сияющая раздатчица:

— Тебе как обычно, Рикки?

— Угу, только мне с собой, я тороплюсь.

— Будет сделано.

На запястье снова шевельнулся Магнус.

— А мне, пожалуйста, argema mittrei или papilio maackii — что будет в наличии. Ну, на крайний случай, chrysis ignita. Усики средней прожарки, и украсьте веточкой мяты.

— Пауков не обслуживаем, — отрезала гоблинша.

— Брось, Уинни, — сверкнул улыбкой Индрик. — Уверен тут можно что-нибудь придумать! Старик едва успел отряхнуть дорожную пыль, ему нужно заморить червячка.

Я взглянула на раздатчицу и вдруг поняла, с каким выражением только что скармливала Индрику марципановых зайчиков.

— Конечно, это против правил... — заколебалась та.

Юноша включил всё своё обаяние, и, признаться, рикошетило даже на меня:

— Ну же, Уинни, ради меня!

У гоблинши не было шансов. Она вздохнула и сдалась:

— Кажется, у нас ещё оставалась крыжовниковая тля и парочка хлебных клопов.

Магнус аж скривился от подобного унижения, но промолчал — видимо, и впрямь проголодался.

— Я знал, что на тебя можно рассчитывать!

— Ещё что-нибудь? — проворковала раздатчица.

Индрик взглянул на нас с Озриэлем. Мы помотали головами.

— Нет, только это.

— Сейчас принесу.

— Ты настоящее сокровище!

Сокровище залилось нежно-зеленым румянцем и отправилось за заказом.

— И не забудьте про веточку мяты! — крикнул вдогонку Магнус.

Уинни зыркнула на него и исчезла в подсобке.

— Что это только что было?

— Где было что? — переспросил Индрик, приговаривая последнего зайчика.

В голосе прозвучало искреннее недоумение.

— Я хотела сказать, что...

— Ты отличный парень! — перебил Магнус.

— Взаимно, старик, дай пять! Кстати, клевая татушка. Это боевая пика?

Паук аж засветился от удовольствия:

— Она самая.

И Магнус туда же! И как у Индрика получается всем нравиться, будучи при этом таким нахалом?

— Так тебя привело в наше королевство какое-то дело? — осведомился он.

— Да.

— Может, чем помочь?

— Спасибо, но это дело личного свойства. И мне уже помогает Озриэль.

— Кстати, ты сделал на завтра задание по поэтике? — встрял тот.

— Неа, гляну перед занятием. — Индрик снова повернулся ко мне. — Не обижайся, что сравнил тебя с той беглянкой. Ты совсем не похожа на принцессу.

— Почему это не похожа?!

— Ну, все они одинаковые: капризные и изнеженные.

Я возмущенно вскочила на ноги, сжимая кулаки:

— Нет, не все!

Оба юноши удивленно воззрились на меня:

— А тебе-то откуда знать?

— Я...ээ, работала служанкой в замке, у одной юной, но невероятно умной и обаятельной принцессы, с прекрасным чувством юмора, к тому же.

Я ведь решила даже Озриэлю не рассказывать, кто я. Чем меньше народа об этом знает, тем лучше.

— Значит, тебе повезло, — хмыкнул Индрик. — Встреть я такую, ни секунды не раздумывал бы.

— Возможно, раздумывала бы она, — холодно заметила я.

— Ну и зря. — Он снова сверкнул улыбкой.

Тут вернулась Уинни и положила перед Магнусом заказ (он так обрадовался, что даже не стал жаловаться на отсутствие мяты и неподходящую тару в виде лопуха), а Индрику протянула бумажный пакет:

— Сэндвич с тунцом, арахисовой пастой и кукурузой, всё как ты любишь.

Он поцеловал её в щеку и сунул в передник монету:

— Ррр, так бы и съел тебя!

Уинни хихикнула.

— Ну, я побежал. До встречи, Озриэль. Ливи, удачи в твоём личном деле!

Магнусу он просто отсалютовал. Когда дверь за ним закрылась, Уинни потеряла к нам всякий интерес и вернулась в общий зал.

Озриэль правильно истолковал мой взгляд.

— Просто Индрик из тех, кому всё удаётся. Понимаешь, без усилий, само-собой — за что бы ни взялся. Есть такие парни.

— Но он учится вместе с тобой? — уточнила я.

— Да, но в его случае это не играет никакой роли. Он мог бы учиться на любом факультете, если б захотел. По баллам он прошёл на все. Ты же видела, какой он обаятельный. Преподавательницы чуть не передрались, решая, в чью группу он пойдёт. А ведь госпоже Марбис восемьдесят два...

— Тогда почему он выбрал ваш факультет? Прости, Озриэль...

— Да нет, я всё понимаю. Сам он отговаривается природной ранимостью, но, думаю, так ему проще отлынивать от занятий: всегда можно сослаться на душевную травму, нанесенную романом из списка, или на то, что его ухаживания отвергли. Нам преподаватели и правда чаще идут навстречу.

— И что же он делает, когда отлынивает от занятий?

Озриэль пожал плечами:

— Ходит на репетиции и свидания.

На одного кандидата в моём списке стало меньше. Индрик явно не мог быть моим Суженым.

Мы помолчали.

— Озриэль, я тут подумала...

— Я тоже об этом подумал.

— Что мы могли бы помочь друг другу?

— Именно. Тебе понадобится в академии свой человек, а для меня поэтика — непосильная задача.

— Я хотела сказать то же самое.

— Вот и чудно! — Озриэль извлек из кармана хронометр-луковицу. — Прости, перерыв заканчивается, мне нужно бежать. Встретимся завтра у ворот академии, тогда же и обсудим план дальнейших действий. А пока, вот, держи.

Он перевернул рюкзак и высыпал на стол свитки, перевязанные разноцветными ленточками.

— Это чистовики, — пояснил он, разворачивая тот, что был обернут зеленой тесьмой. — Вот в этих, с изумрудной печатью, самые простые задания: вставить пропущенное слово или расположить предложения в правильном порядке, чтобы получилась рифма. Ну, сама разберешься, тут нетрудно, тем более для тебя. Это работает так. — Он достал из кармана слегка помятое перо, разгладил пергамент, на котором каллиграфическим почерком было выведено уже знакомое мне четверостишие, и аккуратно вписал в пропуск 'гроза'.

Секунду ничего не происходило, а потом строчки дрогнули и блеснули, словно по ним пробежала изумрудная змейка, после чего внизу проступила закорючка 'Зачтено'. Старомодная такая, с завитками и росчерками.

Озриэль просиял.

— Видела?

В этот момент в отдалении грянули трубы, и он снова заторопился:

— Задания с бронзовой печатью защищены голосовой проверкой. Их нужно отправить сегодня. Как бы ты начала эту поэму?

Я пробежала глазами строчки и продиктовала первую фразу. Не зря папа заставлял меня ходить к придворному поэту. Вот и пригодилось.

Озриэль быстро записал её, а потом поднёс листок к лицу и медленно четко прочитал стихотворение от начала и до конца. Чернила снова мигнули, на этот раз золотисто-бронзовым, и внизу появилась оценка за подписью профессора Марбис.

— Красные делай на черновиках. Там самый высокий уровень защиты, их нужно отдавать профессору лично в руки, так что передашь мне их завтра перед занятиями.

Он сгрудил мне свитки, всучил самопишущее перо ('оно заточено под мой почерк') и принялся поспешно запихивать вещи обратно в рюкзак, прислушиваясь к звукам трубы за окном.

— Постой, Озриэль, а как я сделаю бронзовые? Я же не пройду проверку.

— Ах да! — Он порылся в боковом кармане рюкзака и извлек оттуда розовый гранёный флакончик, как из-под духов. — Открой рот.

Я пожала плечами и открыла. Он быстро пшикнул туда, что-то пробормотав, и снова спрятал склянку. Я закашлялась: на вкус это было как земляника с луком.

— Что это? — спросила я голосом Озриэля.

— Неужто он так звучит со стороны? — удивился наглец, и мне тут же захотелось скормить ему остатки хлебных клопов, от которых отказался Магнус.

— И сколько мне так ходить? — прорычала я баритоном.

— До конца дня хватит — как раз успеешь сделать бронзовые. Но лучше не оттягивай до последнего. Голосовое заклятие постепенно выветривается, а у профессора Марбис очень острый слух.

Он закинул рюкзак за спину и поднялся. Я тоже встала. И даже не удивилась, когда рядом мгновенно возникла Уинни.

— Куда? А деньги?

— Не нужно, — отмахнулась я. — Оставьте себе, будет, что внукам рассказать.

Уверена, ей не каждый день доводится обслуживать принцесс.

— Чего?!

— Вот, здесь за двоих. — Озриэль ссыпал мелочь в тяжелое малахитовое блюдце, вделанное прямо в стол.

Ах да, плата...

Деньги завертелись и тут же исчезли, за исключением пары монет, которые продолжили колесить по стенкам. А владельцы 'Наглой куропатки' молодцы! Не ущемляют сотрудников в плане чаевых. Уинни сунула монеты в передник и, даже не кивнув на прощание, вернулась к клиентам.

— Идём. — Озриэль подхватил мои вещи и направился к выходу.

На запястье сонно похрапывал сытый Магнус.

Снаружи в глаза сразу ударило солнце, и мы вновь оказались в самой гуще толпы. Все куда-то спешили, сталкивались, приветствовали друг друга, ругались и требовали посторониться.

Озриэль поспешно отвёл меня в сторону. Я сложила руку козырьком и на этот раз хорошенько разглядела площадь, о которой он говорил.

Вся она купалась в солнечных лучах и оттого казалась сделанной из чистого золота. В отполированных до зеркального блеска мраморных плитах отражалось небо с бегущими по нему облаками. В центре стоял фонтан с четырьмя статуями, замершими в самых героических позах.

— Принцы-основатели, — озвучил мою мысль Озриэль и указал на первого, потирающего сухонькие ручки: — Глюттон Медоречивый, покровитель факультета магической дипломатии. Из-под мантии у него выглядывал тонкий хвост с кисточкой на конце. — А это, — тычок в сторону сухопарого длинноволосого старика с закрученными в спирали и спускающимися почти до земли рогами, — Амброзий Высокий, ему мы обязаны факультетом ученых мужей. Рядом с ним Эол Свирепый — ну, тут ты уже сама можешь догадаться.

— Факультет доблестных защитников?

Озриэль благоговейно кивнул. Объект его преклонения — настоящий исполин с разделенной надвое бородой — голыми руками скручивал в узел крошечного испуганного змея (мне даже стало его жалко).

— И последний. — Юноша сообщил это со смущенным смешком: — Мадоний Лунный, факультет ранимых романтиков.

Этот принц стоял чуть в стороне от остальных, задумчиво перебирая струны лиры и обратив взор к лишь ему видимым звездам. Тонкие щиколотки оканчивались изящными копытцами.

За фонтаном располагалась непосредственно сама академия. Больше всего она напоминала огромную корону с башнями-лучами. Сейчас высокие золотые ворота были открыты, и в них втекал разношерстный поток учащихся. Трубы отзвучали в последний раз, и створки начали медленно закрываться.

— Извини, более подробная экскурсия позже. Увидимся завтра перед занятиями, — выпалил Озриэль и повел плечами — со стороны выглядело так, будто он только что оправил свою кожу, как костюм — а потом поспешил через дорогу.

— Постой, мне некуда идти! — крикнула я ему вслед.

— Ах да, прости, найди Шебутной переулок и спроси лавку магических цветов 'Эксклюзив-нюх'. Там требуется продавщица.

— Продавщица! — ахнула я, но светлая курчавая голова уже смешалась с толпой. — Продавщица, — возмущенно повторила я Магнусу и, поскольку разморенный послеобеденным сном паук не спешил откликаться, тряхнула рукой. Тот недовольно приоткрыл четыре глаза.

— Кто-то, помнится, искал приключений на свой царственный филей?

— Гляди, — я кивнула на проезжающий мимо красочный фургончик, — бродячий зоопарк. Может, мне сделать пожертвование в пользу голодающих птиц?

— Ты не посмеешь, — лениво отозвался Магнус, зевнул и снова прикрыл глаза.

Ну, не спорить же с собственным пауком посреди улицы! Я раздраженно подхватила с земли пожитки и отправилась на поиски цветочной лавки.

— По крайней мере, лавка эксклюзивная, — рассуждала я вслух, отрабатывая фальцет. — Это ведь не то же самое, что торговать на углу фиалками.

Глава 3

Про обычаи Шебутного переулка и допрос с пристрастием

Шебутной переулок в полной мере оправдывал своё название. Несмотря на исключительную узость и извилистость, народа в него втиснулось раза в три больше, чем на центральную улицу. На меня со всех сторон обрушились звуки. Здесь смеялись, хрюкали, азартно торговались, жалобно ржали, угрожающе шипели и льстиво убеждали. Я с трудом пробиралась через толпу. По обеим сторонам довольно беспорядочно рассыпались палатки, магазины и лавочки, завлекавшие всевозможными товарами и услугами. Тут же играли в нарды, показывали карточные фокусы, глотали шпаги и изрыгали огонь. Справа от меня какой-то лысый субъект с крюком вместо руки и шрамом через всё лицо тряс за грудки бледного паренька — с виду эльфа — угрожая расправой, если тот не посетит его замечательную лавку волшебных ковров. Этого торговца явно не научили азам работы с клиентами.

Возле лотка с мороженым я замешкалась и проводила завистливым взглядом мальчика, только что ставшегося счастливым обладателем ярко-розового лакомства под пышной шапкой сливок. Всё как я люблю: клубничный пломбир с шоколадной крошкой, кусочками печенья, лепестками миндаля, воздушным рисом, карамельным сиропом, мятными пастилками и торчащей сбоку трубочкой. Доконал меня вафельный рожок, несколько раз оборачивающий руку везунчика.

— И зачем люди придумали деньги, Магнус? — вздохнула я и вдруг с ужасом обнаружила, что паука нет на запястье. — Магнус!!

Я испуганно заозиралась и увидела его в нескольких шагах от себя. Паук отчаянно сражался с каким-то рыжеволосым прощелыгой в закатанных полосатых штанах, подтяжках на голое тело и котелке. Тот пытался вырвать у него рубин. Я бросилась на помощь.

— Сейчас же отпусти его!

При виде меня, воришка тут же кинул паука и нырнул в подворотню. Я на лету поймала Магнуса.

Он дрожал от возмущения и пережитого кошмара.

— Ты как, в порядке? — я пригладила взъерошенные волоски.

— Да, кажется... — выдавил он, немного придя в себя. — Но знай: я на такое не подписывался! С тебя двойная порция мух за вредные условия труда.

Я потянулась к его драгоценной ноше:

— Давай пока спрячем рубин, не стоит привлекать к нему внимание, тем более в таком месте.

— Вот ещё! — воспротивился Магнус и решительно вцепился в реликвию. — Под моей защитой он будет в безопасности. Теперь-то уж меня точно не застанут врасплох: буду на стороже и вычислю проходимца с нечестными намерениями заблаговременно.

— И как ты такого узнаешь?

— По бегающим глазкам и недоброму прищуру.

Магнус ощетинился и занял боевую позицию на моём запястье, с подозрением оглядывая каждого встречного на предмет соответствия этим критериям. А поскольку Шебутной переулок был битком набит именно такими типами, выражение хитрой настороженности не сходило с его мордочки.

— Пожалуй, нам лучше поскорее найти цветочную лавку.

Я перехватила поудобнее вещи и завертела головой, даже встала на цыпочки, но в такой толчее сложно было что-то отыскать. Поэтому вскоре я обратилась к уютного вида толстушке, торгующей жареными морскими ежами. При этом я старательно пищала, изображая свой прежний голос. То ли получалось у меня удачно, то ли голосом здесь никого не удивишь, но она даже бровью не повела и пустилась в объяснения. Примерно на середине я поняла, что Шебутной переулок стоило переименовать в Шебутной лабиринт. Отчаявшись втолковать всё на словах, добрая женщина взялась нарисовать мне карту, использовав для этого бумагу, в которую заворачивала свой товар. Дело осложнялось тем, что я не местная. В противном случае, как пояснила торговка, я преспокойно добралась бы напрямки, сдвинув пару досок в заборах и шепнув разок-другой пароль часовым в переходных точках. Окончание пути она выводила, высунув кончик языка, уже в самом уголке.

От души поблагодарив её и пообещав накупить дюжину кульков с ежами, как только устроюсь на работу, я продолжила путь.

Через час настрой был уже не таким бодрым.

— Долго ещё? — спросил Магнус, обмахиваясь листиком герани, который сорвал на ходу из какого-то цветочного горшка. Успел нахвататься местных приемчиков.

— Кажется, мы почти на месте, — сообщила я, снова разворачивая карту. — О нет!

— Что такое?

Я показала ему рисунок — окончание пути смазалось. Я в досаде шмякнула вещи о землю:

— Мне никогда в жизни не найти эту лавку! Теперь я знаю, что девятый круг ада называется 'Эксклюзив-нюх'!

— Вы ищете лавку магических цветов? — вежливо спросил кто-то.

Я опустила глаза и обнаружила того самого мальчика, любителя мороженого. Он уже успел расправиться с лакомством, о котором теперь напоминали только розовые усы и липкие губы.

— Да, ты знаешь, где она? — с надеждой спросила я.

— Все знают, где она, — кивнул он и подхватил мой сундучок. — Идёмте, я вас отведу.

Магнус бросил на меня выразительный взгляд и едва слышно прошелестел.

— А чертята в том аду исключительные сладкоежки.

Мне ничего не оставалось, кроме как последовать за маленьким провожатым. Признаться, я ему не слишком доверяла. Магнус, видимо, придерживался того же мнения — он не спускал все восемь глаз с сундучка, которым тот непринужденно помахивал, что-то напевая. Правда, одет мальчик был на порядок лучше большинства местных: в бархатную куртку и полусапожки с загнутыми носами. Голову прикрывала треугольная шапочка с петушиным пером.

Мы попетляли минут пять и, к полному моему изумлению, вышли туда, откуда я начинала свой путь.

— Ты уверен, что это здесь?

— Абсолютно, мы почти на месте.

— Тогда как ты объяснишь это? — Я протянула ему карту.

Мальчик развернул её, лизнул пятно от ежового соуса и кивнул:

— Всё верно: любой, на месте мамаши Пикус, объяснил бы так же. Вам ещё повезло, что встретили её. Она всегда рисует самый короткий путь.

— Но это ведь скорее антикарта! — воскликнула я. — У меня было больше шансов найти лавку, делай я всё с точностью до наоборот!

Малыш пожал плечами:

— Это же Шебутной переулок, здесь никто не отвечает на поставленный вопрос прямо и не ищет легких путей.

Я вздохнула, слишком уставшая для споров и выяснения других особенностей здешнего менталитета.

— Так, говоришь, мы совсем близко?

— Да, — он махнул рукой в сторону чистых и радующих глаз магазинчиков, — просто идите прямо и ориентируйтесь на необычный запах, не собьетесь.

— Что ты за это хочешь, мой прекрасный спаситель?

Мальчик поставил поклажу на землю и заломил шапочку:

— Поцелуй прекрасной девы.

— Ещё чего, перехочешь, — отрезала я.

— Я имел в виду в щечку, — пояснил он с самым оскорбленным видом.

Даже золотые локоны и те колыхнулись невинным ореолом.

— А, ну раз так, получай! — Я наклонилась к нему, но сорванец в последний момент повернулся, чмокнул меня в губы и отскочил с самым хитрым видом.

— Теперь всем расскажу, что целовался с принцессой!

— Что ты, тише, — я беспокойно заозиралась по сторонам. — Никакая я не принцесса, а самая обычная продавщица. Вернее, даже будущая обычная продавщица.

— А вот и нет! Только принцессы бывают такими красавицами! — выпалил он в совершенном восторге и бросился прочь вприпрыжку, на ходу выкрикивая: — Принцесса-принцесса!

К нему тут же начали подтягиваться местные мальчишки, что-то возбужденно спрашивая. Получив ответ, принялись выворачивать шеи в мою сторону и тыкать пальцем.

— Ты мастерски умеешь не привлекать к себе внимание, — констатировал Магнус.

— Я-то здесь при чем?! Всё королевская кровь, народ не обманешь!

Ладно, сознаюсь, досаду пришлось изображать: было чертовски приятно, что даже такой мелкий догадался, кто перед ним.

Мы с Магнусом резво припустили в указанном направлении.

— Тебе стоило уточнить, что он имел в виду под необычным запахом, — заметил паук, трясясь на моём запястье.

— Мог бы и подсказать.

— Чтобы все вокруг знали, что в цветочной лавке работает принцесса с говорящим пауком? Да к тому же ещё и... — Тут он едва не слетел с моего запястья, накрытый волной того самого необычного запаха. — Что это? — выдавил он, вдыхая воздух маленькими порциями и исключительно через мой платочек.

— Думаю, наше новое место работы, — ответила я, в свою очередь, прикрывая нос рукавом.

Запах не был неприятным — он был непередаваемым. Ну, представьте, как если бы вы велели своей кухарке вытащить из погреба абсолютно все продукты и залить их всеми имеющимися в доме духами. Вот примерно то же чувствовали и мы.

Снаружи лавка смотрелась просто изумительно: чистенькая, с нарядной фигуристой вывеской и лаковым крылечком. Похожа на пряничный домик. Название переливается самыми радужными оттенками и увито цветами — такого многообразия я не видела даже на королевских приёмах, а я, поверьте, повидала их во дворце немало.

— Уверена, что нам стоит туда идти? Может, поищем другое место? В переулке полно лавок — что-нибудь, да подвернется.

— Нет, мы искали её, и мы её нашли, — возразила я и уже не так твердо добавила: — Озриэль не посоветовал бы плохое место. Наверняка, всё не так уж страшно, а к запаху мы постепенно привыкнем. Совсем скоро перестанем его замечать, а, может, даже полюбим... Мне уже нравится... — Я отлепила нос от рукава и сделала пассы в воздухе, подгоняя его для ускорения процесса привыкания, но тут же снова закашлялась и уткнулась в рукав.

— Пожалуй, привыкать стоит постепенно, — прогундосила я.

Магнус лишь слабо кивнул, и мы направились к крыльцу.

Когда мы вошли, дверной колокольчик (в котором я узнала самый что ни на есть настоящий цветок) мелодично звякнул, одарив нас запахом имбирного эля.

Я замерла, изумленно оглядываясь. Внутри лавка оказалась почти круглой. На видном месте висел портрет короля, надменного брюнета с породистым носом и бледной кожей. Пол был выложен разноцветными камешками, похожими на карамельки, а стены — мозаикой, изображавшей цветы, нечто похожее на цветы, а ещё всё то, что хотя бы отдаленно напоминало цветы. Их живые оригиналы стояли повсюду: в кадках, вазах, вазонах, вазочках, горшках, всевозможных сосудах, не совсем сосудах (я сейчас про настурции, торчащие из винтажного башмака) и даже креманках! Именно они и распространяли эту невообразимую смесь несовместимых запахов. Воздух можно было резать и мазать на хлеб. На втором этаже имелась небольшая галерея, куда вела деревянная лестница. Там помещалось всё то, что не поместилось на первом этаже.

— Магнус, ущипни меня... — выдохнула я.

Я так увлеклась разглядыванием, что едва не села в кадку с гладиолусами, услышав вежливое:

— Вам помочь?

За прилавком стояла девушка, моя ровесница, плюс-минус год. Сразу видно, что помесь, вот только непонятно, кого с кем: высокая — на две с половиной головы выше меня, чуть полноватая и слегка лопоухая. Зато смотревшие на меня глаза были изумительного лазурного цвета и такие честные, что сразу стало неудобно, оттого что придётся ей врать.

Но, раз уж это неизбежно, лучше скинуть бремя в самом начале. Я решительно подошла к ней и протянула руку, на которой сидел Магнус. Тут же спохватилась и протянула другую:

— Да, здравствуйте, — я взглянула на приколотый к фартуку лепесток с именем, — Эмилия. Меня зовут Ливи.

Я слышала, что именно так простым людям следует начинать знакомство. В лице девушки отразилось удивление, но она ответила вежливым пожатием.

— Мне сказали, что вам требуется продавщица, и я с удовольствием оказала бы вам эту услугу. Понимаю, что вы не сможете платить мне столько, сколько подобает при... — тут Магнус ущипнул меня, и я прикусила язык, — ...при...при моих способностях, но я всё равно согласна работать у вас, вот.

Она немножко поморгала и так же вежливо уточнила:

— А какие у вас способности?

— Ну...я отлично умею обращаться с цветами.

Разумеется, умею: мне их столько надарили за всю жизнь!

Девушка выдвинула ящик, достала анкету и сделала там пометочку.

— То есть у вас уже имеется опыт работы в цветочном магазине?

— Ээ...не совсем. Зато я превосходно подбираю нужные цветы.

Это совершенная правда: однажды папа спросил, какая из двух брошек больше подходит к его парадному мундиру: бриллиантовый ландыш или изумрудная орхидея.

— То есть сможете составлять букеты? — уточнила сотрудница.

— Безусловно! Мне всегда делали комплименты за превосходный вкус.

По правде говоря, тут я слегка засомневалась, вспомнив, что делали их придворные льстецы. Но лгать о таком — просто низость!

— Ваше семейное положение?

— Совсем скоро я выйду замуж, — уверенно ответила я.

— О, мои поздравления! — просияла она, но тут же слегка нахмурилась и, перегнувшись через стойку, сообщила доверительным шепотом: — Только лучше не говорите об этом хозяйке. Она ищет на эту должность одинокую девушку.

— А разве хозяйка не вы?

— Что вы! Я лишь обычная сотрудница. Просто с некоторых пор я не могу работать в лавке по вечерам, поэтому было решено нанять напарницу, которая сменяла бы меня во второй половине дня.

Я слегка расстроилась: я ведь уже расположила её к себе, а тут придётся очаровывать кого-то ещё, но что поделать.

— А почему нельзя говорить хозяйке о моем статусе?

Девушка перешла на такой шепот, что ответ пришлось практически читать по губам:

— Она считает, что разбитые сердца плохо сказываются на работе.

— А причем тут разбитые сердца?

— Мадам уверена, что любые отношения рано или поздно заканчиваются разбитыми сердцами, а клиентам будет неприятно видеть за стойкой страдающую цветочницу. Всё это она точно знает, потому что у неё самой разбито сердце из-за многочисленных измен её возлюбленного.

— Тогда я не буду говорить ей о свадьбе, — кивнула я. — Всё равно сперва надо найти жениха.

Эмилия одарила меня ещё одним честно-удивленным взглядом.

— Так когда мне начинать?

Девушка вытащила из ящика стопочку заполненных анкет, присовокупила к ним мою и, перевязав ленточкой, вернула всю пачку на место.

— Сперва вам нужно побеседовать с мадам. Запишу вас на один из ближайших дней.

— Зачем? Кажется, я идеально подхожу на эту должность.

— Это так, но, боюсь, может возникнуть загвоздка из-за вашего голоса. Сами понимаете: от цветочницы требуется коммуникабельность, улыбчивость и приятный голос. А ваш больше похож на мужской баритон.

Тут я сообразила, что, разговаривая с ней, забыла пищать.

— Что вы, это не мой! — воскликнула я и тут же поправилась: — Вернее, мой, просто сейчас он сам на себя не похож: я объелась мороженого. Знаете, продаётся тут на углу — клубничный пломбир с шоколадной крошкой, кусочками печенья, лепестками миндаля, воздушным рисом, карамельным сиропом, мятными пастилками и торчащей сбоку трубочкой.

— А рожок ещё закручивается вокруг запястья?

— Да-да, он самый!

— А, ну тогда, думаю, проблем не возникнет.

Знаете, врать — это как спускаться с горы на ледянках: достаточно в самом начале посильнее оттолкнуться ногами, а дальше несет уже само.

Эмилия снова достала стопочку, открепила верхнюю анкету и протянула мне:

— Вам повезло, хозяйка сейчас у себя и, наверняка, сможет с вами пообщаться. Отдадите это ей. И... — тут она искренне улыбнулась, — желаю удачи. Очень надеюсь, что вас примут. Мне недавно напророчили, что девушка с пауком и странным голосом, которая придёт в лавку, станет моей хорошей подругой. Правда в пророчестве уточнялось, что паук говорящий, поэтому речь, скорее всего, шла о какой-то другой девушке.

Я потеряла дар речи, зато Магнус его обрел.

— Слава Пряхе! — выдохнул он. — А то у меня уже жвалы свело.

— О, — сказала девушка безо всякого удивления, — ну, надо же! А я ещё спорила, что пауки не умеют разговаривать. Кстати, раз уж ты говорящий, отличная татуировка: сердечко — так романтично! Уверена, от паучих отбоя нет.

— Да чего уж там, — небрежно отмахнулся Магнус.

Сердечко вспыхнуло густо пунцовым. Эмилия снова повернулась ко мне:

— Поскольку мы теперь подруги, предлагаю перейти на 'ты'. — Она сделала паузу, и, дождавшись моего кивка, продолжила: — Тогда постой тут, я сообщу о тебе мадам Гортензии.

— Мадам...кто?

Нет, таких совпадений просто не бывает! Уверена, в этом королевстве полно жительниц с именем Гортензия, при этом необязательно гномок, и...

Тут наверху хлопнула дверь, послышался цокот каблучков, и на площадку вышла хозяйка лавки. Глаза заплаканные, ридикюль с киркой где-то оставила.

Подружка любвеобильного Рудольфо — а это, разумеется, была именно она — тоже меня узнала, я поняла это по прищуренному взгляду и собравшимся в гузку губам.

Эмилия подняла голову:

— О, мадам Гортензия, я как раз хотела идти к вам. Эта девушка откликнулась на объявление и...

Та жестом остановила её, не отрывая от меня пристального взгляда:

— Я всё слышала, Эмилия, можешь не утруждаться пересказом. Я с огромной охотой побеседую с этой барышней.

Морковные губы раздвинулись в широкой улыбке. Она сделала мне знак подниматься:

— Прошу в мой кабинет.

Не то чтобы я невезучая принцесса, но результат почему-то всё время получается не тот, на который я рассчитывала.

Эмилия ободряюще мне кивнула и я, вздохнув, поплелась на второй этаж.

* * *

Стоило мне зайти, позади раздалось какое-то шуршание. Я обернулась и увидела, что вьюнки оплетают дверь прочной сетью, отрезая обратный путь.

— Садись.

Голос мадам Гортензии сделался холодным, как вода для закаливания.

Стул с визгом отодвинулся, заехал сбоку, поднырнул под меня и придвинул к столу. Я даже ойкнуть не успела. Опустив глаза, я обнаружила, что им управляют другие цветы, похожие на те, что оплели дверь, только с гораздо более толстыми стеблями. Они стелились по полу змеевидными лианами. Магнус тут же оказался отсоединен от моего запястья и помещен на крупный желтый цветок, как на креслице, рядышком. На рот ему опустился лепесток-кляп. Паук возмущенно вытаращился, но мог только мычать.

— Итак, где и при каких обстоятельствах ты познакомилась с Рудольфо?

Низенький силуэт мадам Гортензии четко выделялся на фоне окна с цветными ромбовидными стеклышками. Свет бил мне прямо в глаза, и её рыжие волосы вихрились огненным ореолом. Рядом на стене висел под стеклом засушенный букет ирисов. Отчего-то он мне хорошо запомнился.

— Мы не знакомы! Я только сегодня прибыла в Затерянное королевство и...

Договорить я не успела, потому что с боков выбросились две лианы и пригвоздили мои руки к подлокотникам стула. На каждом запястье пристроилось по одному молочно-перламутровому цветку, похожему на кувшинку. Они обернулись к хозяйке в ожидании дальнейших распоряжений.

— Эй, вы не имеете права!

— Спокойно, детка, если ты говоришь правду, волноваться не о чем. Это всего-навсего правдоцвет. Ты ведь хорошая девочка, и тебе нечего скрывать?

Я сглотнула и кивнула.

— Чудно! А теперь ещё раз: откуда ты знаешь Рудольфо?

— Никогда его прежде не видела! — выпалила я.

Цветы на моих запястьях мягко колыхнулись, мигнув нежным перламутром.

Складка между бровей гномки разгладилась, она приметно успокоилась и кивнула. Правдоцвет слегка ослабил хватку, но не отпустил.

— Как тебя зовут? — задала она новый вопрос.

— Ливи.

Тот цветок, что был справа, не изменился, а вот лепестки левого начали активно пропитываться предупреждающим багрянцем. По прожилкам забегали искорки, запястье защипало.

— Ай!

Мадам Гортензия подошла ближе и удивленно нахмурилась:

— Это правда лишь наполовину.

— Ну, это сокращенное имя.

Тут какой-то небольшой бутончик, похожий на синий тюльпан, только с длинными колышущимися тычинками, взобрался к ней на плечо и что-то зашелестел лепестками на ухо. Мадам внимательно его выслушала и кивнула:

— Лизоблюдка прав: назови-ка полное имя.

Я в досаде уставилась на коварного Лизоблюдку: терпеть не могу проныр и стукачей!

— Имею полное право не называть, — отрезала я. — Друзья зовут меня Ливи.

Юркий цветок опять что-то зашептал ей на ухо. Она только кивала, изредка роняя: 'ага' и 'ты прав-ты прав'.

Я сверлила советника взглядом: погоди, вот устроюсь на работу, и не видать тебе прохладной водички и щедрой подкормки!

— Хорошо, — неожиданно легко согласилась гномка, — тогда скажи вот что: ты действительно пришла сюда в поисках работы, ничего не замышляешь против меня лично и не подослана конкурентами, чтобы выведать секреты моего бизнеса?

— Я действительно всего лишь хочу устроиться на работу! — взвыла я.

Никогда бы не подумала, что цветочницы проходят такой жесткий отбор.

Мои слова были тут же подтверждены жемчужно-серебристыми переливами, но хозяйка 'Эксклюзив-нюх' явно не намеревалась так просто сдаваться:

— Тогда ты, без сомнения, собираешься постоянно отвлекаться от службы на дела сердечные, потому что, подобно множеству других девиц, прибыла в Затерянное королевство в поисках мужа?

Я стиснула зубы:

— Нет.

Цветы тут же красноречиво засигнализировали об обмане, от оков начал подниматься дымок. Мне отчаянно захотелось почесать запястья.

В лице экзаменаторши проступило торжество:

— Девицы слетаются на Принсфорд, как бабочки на огонь. Глупенькие создания. В мире нет никого легкомысленнее принцев!

— Хорошо, это неправда, — выдавила я, борясь с желанием вскочить вместе со стулом и выдрать лианы из пола. — Но где гарантия, что одинокая девушка, которую вы наймёте, не встретит на следующий день любовь всей своей жизни? Что вы тогда сделаете, уволите её?

Гномка неожиданно смутилась.

— Нет, конечно, нет, — забормотала она, но тут же приняла прежний надменный вид. — Кто я такая, чтобы вставать между девушкой и её разочарованием? Ладно, последнее: есть что-то, о чем ты намеренно умолчала?

Я уже поняла, что лгать правдоцвету бессмысленно, поэтому обреченно выдохнула:

— Да. — И тут же добавила: — Но это касается только меня, и не имеет отношения ни к вам, ни к вашей лавке, ни к Рудольфо.

Глядя на сложенные на груди руки, я уже смирилась с приговором, но тут скользкий советник шепнул ей на ухо своё веское слово, и мадам Гортензия кивнула:

— Добро пожаловать в 'Эксклюзив-нюх'. Начнёшь с завтрашнего дня. Эмилия введёт тебя в курс дела.

Травяные оковы мгновенно спали, снова сделавшись обычными цветами.

Из кабинета я вышла под неустанное ворчание Магнуса, потирая распухшие запястья и продолжая удивляться, что меня всё-таки приняли.

* * *

Вопрос с жильём был решен на месте. Узнав, что я пока ни с кем не договорилась, мадам предложила мне занять свободную комнату на втором этаже. Может, я всё-таки в ней ошиблась?

Провожая меня туда, Эмилия (сама она жила над лавкой волшебных книг), неустанно щебетала, радуясь новой напарнице и время от времени стукаясь о потолочные балки, когда забывала пригибать голову.

— Тебе повезло: мадам далеко не каждой предлагает остановиться у неё. И до работы недалеко — всего-то на этаж ниже спуститься. — Она распахнула дверь, и мы замешкались на пороге какой-то прихожей. — Здесь чудесно, правда?

— Чудесно, — согласилась я, — но ты не могла бы поскорее показать мне комнату, я очень устала с дороги.

Мысленно я уже принимала ванную и задергивала шторки балдахина.

Эмилия повернула ко мне удивленное лицо:

— Так это она и есть.

Я снова оглядела 'прихожую': узенькая, как дощечка, кровать под пестрым лоскутным одеялом, гномик-ночник на тумбочке, красный шерстяной коврик и стеснительно задвинутый в угол ночной горшок в виде утки. Здесь было всего одно окно, которое выходило прямо на крышу. Ветер колыхал легкую тюлевую занавеску, отчего вышитые на ней серебристые феи танцевали.

Комната? Да мой шкаф для перчаток и то больше был! Воскресных перчаток.

Я повернулась к Эмилии и выдавила:

— А гвоздики на стене зачем?

— Как зачем? А платья ты куда вешать будешь?

* * *

Остаток дня я посвятила привыканию к мысли о том, что буду здесь жить (тем больше причин поскорее найти Суженого), и домашней работе Озриэля. Стола в комнате не оказалось, поэтому я расположилась прямо на коврике, в окружении свитков. Самопишущее перо выводило ответы под мою диктовку почерком будущего принца. Первыми на очереди были задания с изумрудной печатью. Их я щелкала, как орешки. Пока я занималась поэтикой, Магнус брезгливо обходил свои владения. Местом приюта он избрал подоконник и теперь бегал из угла в угол, примеряясь, где бы лучше повесить паутинку. Из окна доносился приглушенный гомон голосов.

Когда лучи заходящего солнца покрыли тюлевых фей золотистой пыльцой, а в открытую форточку потянуло ароматом пирожков с ежевикой, я велела перу остановиться и устало потёрла глаза:

— Не хочешь немного проветриться, Магнус?

Паук, который в этот момент в сотый раз перевешивал гамак из паутины, одарил меня мрачным взглядом.

Бронзовые свитки я отложила на потом — сделаю, когда вернусь.

К вечеру народа в переулке поубавилось лишь самую малость, но дышать и перемещаться стало значительно легче. Таким он мне почти понравился. Я зашла в ломбард магических вещей и с болью в сердце рассталась с гребешком с ароматом орхидей. Мне нужны были хоть какие-то наличные — пока не получу первое жалование.

— Вы уверены, что на эти кружочки мне что-то продадут? — Я с сомнением пошевелила золотую горсточку, которую гоблин средних лет ссыпал мне в ладонь.

Хозяин ломбарда стрельнул в меня прищуренным взглядом, и я сочла за лучшее поскорее убраться оттуда (напоследок погладив гребешок и пообещав обязательно за ним вернуться). Мои опасения подтвердились: чтобы купить пирожок, мне пришлось сперва разменивать золотые монеты на серебряные, их в свою очередь — на медные, а последние — делить пополам (раскусыванием занимался специальный тролль). К лотку я вернулась, когда торговец уже сворачивался, но ухватила-таки последний пирожок. Магнусу я купила кулёк сушеных кузнечиков.

Пока я жевала свой ужин, пожилой фонарщик прислонил к соседнему столбу лестницу, кряхтя, вскарабкался наверх и зажёг газовый рожок. Потом спустился и повторил процедуру ещё с полдюжины раз, переходя от столба к столбу. Зеленоватые ореолы и шипение лопающихся пузырьков придали переулку слегка мистический вид.

Когда с едой было покончено, я потянулась, чтобы выкинуть пустой кулек, но случайно скользнув по нему взглядом, узнала газетную страницу — наверняка, из тех самых 'Затерянных ведомостей'. Половина текста досталась какому-то другому покупателю, но и оставшегося хватило, чтобы понять: статья обо мне. Я поспешно скомкала бумагу и выбросила её, невольно оглянувшись по сторонам, но никто, казалось, не обращал на меня внимания. В отдалении пробило десять часов, напомнив о несделанных бронзовых свитках.

Когда я вбежала в комнату, голосовое заклятие уже начало выветриваться: потренировавшись вслух, я обнаружила, что мой прежний голос просачивается сквозь интонации Озриэля, как джинн из неплотно закрытого сосуда. Хорошо, что свитков было всего три — я успела управиться со всеми. Но над последним пришлось попотеть: перечитала трижды, прежде чем его приняли. И лишь увидев одобрительную закорючку, облегченно выдохнула.

Потом поднялась с пола и убрала свитки в тумбочку. Немного подумав, я решила, что рубин всё-таки не стоит носить с собой. После недолгих поисков, организовала тайник в ночнике, отодвинув нижнюю крышку. Покончив со всем этим, стала готовиться ко тайник сну: завтрашний день обещал быть насыщенным.

Глава 4

в которой сначала маскируюсь я, а потом маскируют меня

Поскольку мой рабочий день начинался только после обеда, с утра я могла спокойно встретиться с Озриэлем. Магнус устроился в кармане и просил разбудить, когда будем на месте. Спустившись, я застала Эмилию за поливкой каких-то цветов, похожих на розовые воронки на толстых трубчатых стеблях. Они шипели и отталкивали друг друга, стремясь прорваться к струйке живительной влаги. Девушка уговаривала их не ссориться, заверяя, что воды хватит на всех. Услышав мои шаги, она подняла голову:

— Привет, как спалось?

Как принцессе на горошине. Только без стопки матрасов.

— Как принцессе.

— Я знала, что тебе здесь понравится! А...ты куда-то собралась?

— Да, пройдусь немного по городу, я ведь только вчера приехала, ещё ничего толком не видела. К обеду вернусь.

Эмилия кивнула:

— Тогда и проведем полный инструктаж. Но погоди минутку.

Она отложила лейку, подошла к кустику, усыпанному мелкими белыми цветочками (розовые воронки так возмутились, что едва не опрокинули кадку в попытке её догнать), задержала дыхание и осторожно потрясла веточку. В подставленный лист ссыпалась густая пыльца, похожая на золу с мелкими желтыми вкраплениями. Эмилия аккуратно сложила лист желобком, пересыпала порошок в кисет, затянула тесемки и протянула его мне:

— Вот, держи. Не то чтобы у нас в королевстве самый высокий уровень преступности, но одинокой девушке лучше иметь при себе какое-нибудь средство самозащиты.

— Что это? — я попыталась сунуть нос в мешочек, но Эмилия меня остановила:

— Осторожнее! Достаточно одной щепотки, и будешь чихать до самого вечера.

Я потуже стянула тесемки и закрепила кисет на поясе:

— Спасибо, надеюсь, мне это не пригодится.

— Увидимся в обед, — улыбнулась напарница и направилась к стрекочущим от нетерпения бутонам ('Ну, всё-всё, уже иду'). В дверях я оглянулась и увидела, что она сидит возле них на корточках и успокаивающе гладит лепестки. Голос журчал не хуже водички. Кажется, Эмилия просто рождена для этой работы — все растения в лавке тянулись к ней. Хотя лично я бы предпочла, чтобы ко мне не тянулся вот тот бордовый кактус с липкими пузырями на конце колючек.

Мой взгляд упал на стоящую у порога корзинку:

— Возьму с собой лютики — по дороге буду всем рассказывать про нашу лавку и привлекать новых клиентов.

Эмилия, не оборачиваясь, махнула рукой:

— Отличная идея!

* * *

Лютики я, естественно, прихватила для прикрытия: так было проще объяснить присутствие цветочницы на территории мужской академии.

Когда я подошла к центральной площади, там, как и накануне, царило оживление. Будущие принцы спешили на занятия небольшими группками и поодиночке. Я в общей толчее проникла в ворота и направилась к зданию. По пути не раз ловила на себе удивленные взгляды и в ответ радостно трясла корзинкой:

— Не желаете ли купить букетик для своей девушки, господин?

Будущие принцы оказались все как один жлобами. Или, может, я делала что-то не так?

Магнус сам проснулся от шума, позевывая, вылез из кармана и перебрался в корзинку — оттуда было лучше видно.

Я прикрыла его лепестками:

— Только не высовывайся и не вздумай ни с кем говорить.

— Совсем меня за личинку держишь? — обиделся паук.

Облюбовав местечко неподалеку от центрального крыльца, я принялась наблюдать за воротами, не забывая при этом про роль.

— О, Ливи, за прошедшие сутки ты стала ещё прелестнее!

Я обернулась и увидела Озриэля. Он приближался не со стороны ворот, а вышел откуда-то из-за здания.

— Прелестнее?

— Ну, нам задали отработать навыки преподнесения комплиментов по 'Этикету ухаживаний', не возражаешь?

— Ничуть, в этом практикуйся сколько угодно.

— Отлично, а то чувствую себя ужасно глупо, воспевая румянец подушки.

— А ты откуда?

Озриэль махнул через плечо:

— Жилая башня там, за главным зданием. Я живу с Индриком и ещё одним студентом с нашего факультета.

Тут из-за поворота вынырнул сам Индрик, такой же бодрый и сияющий, как вчера. Он помахал мне и приблизился энергичным шагом:

— Ливи, в эту корзинку стоило посадить тебя.

Мои щеки запылали.

— Везунчик! — шепотом напомнил Магнус, и румянец из смущенного стал раздосадованным.

Я сдвинула брови:

— Хватит отрабатывать на мне домашнее задание!

— Какое домашнее задание? — удивился Индрик.

Тут все отвлеклись на цокот: мимо семенила крошечная старушка, звонко переставляя палочку с медным наконечником. Седые струны волос были стянуты на затылке в пучок, суровый, как северные ледники, на груди на серебряной цепочке висели очки с острыми кончиками. Идеально очерченные губы запечатал толстый слой сиреневой помады. Даже наш придворный зубодер не вселял в меня такой трепет. За ней по пятам следовала гора свитков, из-под которой торчали чьи-то ноги. Мои спутники тут же рассыпались в приветствиях:

— Доброе утро, профессор Марбис, — учтиво поздоровался Индрик.

— Один ваш вид вдохновляет на весь день! — промямлил Озриэль.

— Свежие лютики! Вкусно пахнущие лютики! — закричала я, снова входя в образ.

Профессор поэтики остановилась, тепло кивнула Индрику, на пару градусов ниже — Озриэлю и, повернувшись ко мне, поднесла очки к глазам:

— Ваш голос кажется мне знакомым, юная леди.

Озриэль побледнел.

Увеличенные диоптриями серые глаза ощупали меня с головы до ног, породив желание прикрыться корзинкой. Она пожевала губами, покачала головой и вернула очки на грудь.

— Нет, видимо, показалось.

— Профессор Марбис, должен признаться, я не успел выполнить домашнее задание.

Я взглянула на Индрика: наверняка, блудный сын по возвращении и то меньше каялся.

Железная леди кивнула сухо, но не сурово:

— Я заметила, когда не получила вчера ваших работ. Уверена, у вас на то была очень веская причина, молодой человек.

— О! Более веской невозможно себе вообразить!

Профессор Марбис двинулась дальше, за ней, как на веревочке, поплелся носильщик свитков, а рядом вился Индрик, во всех красках расписывая уважительную причину.

Мы с Озриэлем поглядели им вслед.

— А у вас случайно нет факультета сказочников? — поинтересовалась я. — Индрика бы сразу сделали деканом.

В этот момент юноша отделился от профессора и бегом вернулся к нам:

— Вот, держи! — Он сунул мне восьмигранную золотую монету, схватил корзинку с лютиками и бросился догонять профессора.

— Хотел бы я так уметь, — вздохнул Озриэль.

В голосе звучало восхищение, напрочь лишенное зависти.

Тут гаркнули медные трубы, и студенты заторопились на занятия.

Я потянулась к карману:

— Тебе отдать красные свитки прямо здесь?

Признаться, дома я пыталась спрятать их на груди, чтобы в нужный момент достать эффектным жестом. Но пергаментные трубочки, все как одна, с обидным свистом пролетали, долго не задерживаясь в области декольте.

— Потом отдашь, идём. — Быстро оглядевшись, Озриэль потянул меня в тень фигуристых кустов.

— Куда мы?

Но тут он затащил меня в закуток между фасадом и подстриженными в виде шахматных фигур деревцами и придвинул к стене.

— Ты что, собираешься меня поцеловать?

Озриэль, который в этот момент осторожно отодвигал ветку, чтобы взглянуть на оставшихся во дворе, от неожиданности наскочил щекой на сук.

— Что?

— Ну, я подумала, это опять может быть какое-то домашнее задание.

Ещё чуть-чуть, и соседний куст задымился бы. Юноша потёр поцарапанную щеку, потом потёр вторую, чтобы скрыть румянец, и покачал головой:

— Нет, просто надо подождать, пока все разойдутся на занятия, чтобы нас не заметили. Он выглянул из укрытия. — Всё, теперь главное побыстрее добраться до жилой башни.

Мы двинулись вдоль стены, держась тени и пригибая головы. Из открытых окон над нами хор голосов пел приветствие профессору музицирования. Пока мы шли, Озриэль искоса поглядывал на меня.

— Что? У меня листики в волосах застряли?

— Нет, всё в порядке... Ливи, а если бы я тебя поцеловал, так, чисто по-дружески, как бы ты отреагировала?

— Отвесила бы затрещину — тоже чисто по-дружески.

— Думаешь, я настолько плохо целуюсь? — расстроился он.

— Магнус! — ахнула я и остановилась, как вкопанная.

— Хочешь сказать, даже хуже пауков?! — взвыл Озриэль.

— Да нет же: Магнус остался в корзинке с лютиками! Индрик подарил его профессору Марбис!

Я развернулась и хотела бежать обратно к главному крыльцу, но Озриэль удержал меня:

— Тебя всё равно не пустят внутрь. К тому же, аудитории запирают после третьего звонка. — Он поднял палец, и трубы, словно повинуясь этому сигналу, взвизгнули в третий раз, после чего последовала серия хлопков. Озриэль кивнул: — Всё, двери закрыли до перерыва.

— Тогда попробуй ты! Ты ведь знаешь, где проходит поэтика.

— Что ты, её бы я ни за что не пропустил! Сейчас по расписанию 'История волшебного народа'. Сегодня про подземных духов будут рассказывать, а этот материал я лучше профессора знаю. Да и опоздавших всё равно не пускают. За Магнуса не волнуйся: все в курсе, что причинить вред пауку — к несчастью. Мы отыщем его во время перерыва.

Эти слова меня мало успокоили, но делать нечего. Я вздохнула и последовала за ним.

* * *

Жилой корпус напоминал бобовый стебель, уходящий в небо. Его облепляли плотные ячейки окон. На самой верхушке трепетали жестяные листочки, вокруг которых паслось небесное стадо облачков. Озриэль указал на ослепительно блестевшие листья и шепнул:

— Обрати внимание: это новшество — особая гордость академии. Энергия солнца магически преобразуется, так что у нас в комнатах всегда есть свет. Правда, я всё равно по старинке пользуюсь свечами.

Все студенты уже разошлись по аудиториям, поэтому мы беспрепятственно проникли внутрь. Охранник за стеклом храпел так, что усы подпрыгивали.

Мы поднялись по винтовой лестнице на третий этаж и оказались в начале идущего по кругу коридора. С правой стороны тянулись закрытые двери. Они были самых разных размеров и форм: скучные прямоугольные, стрельчато-готические, в виде перевернутых треугольников и даже стилизованные под врата подземелий. На каждой имелась табличка с именами жильцов, написанных на их родном языке. Я немного знала огрский (в их лексиконе всего триста с небольшим слов), а в детстве довольно бегло говорила на наречии лесных эльфов, но потом папа запретил с ними играть, и вскоре я его забыла. Принцессам положено пользоваться услугами толмачей. Взглянув на круглую дверь, я хихикнула:

— Здесь что, хоббит живёт?

Озриэль повернул ко мне удивленное лицо:

— Ну да...

Я резко перестала хихикать, но тут улыбнулся он:

— Как будто не знаешь, что хоббитов не существует.

Я пихнула его в бок и прикрыла рот ладошкой в притворном изумлении:

— Так мы умеем шутить?

— Лучше, чем сочинять комплименты, — ухмыльнулся он и объявил:

— Всё, пришли, главное на коврик не наступай.

— А поче...

Но тут Озриэль с обреченным видом встал на полосатый лоскут, напоминающий распятого кота, и я поняла, почему. Дверь, до этого мирно деревянная, мгновенно ожила: ручка превратилась в нос, доски поморщились, поморгали, и на нас уставились два янтарных глаза из застывшей смолы, а особо крупная щель открылась, зевнула и громогласно произнесла:

— Приветствую тебя, Озриэль Ирканийский, почетный легионер воинства ифритов, седьмой сын седьмого сына, восемьдесят третий в очереди наследник на престол, — тут дерево задумалось и поправилось, — восемьдесят второй: твой дядя Лавиний только что убил твоего троюродного брата Электико и...

Озриэль поспешно распахнул дверь, затолкал меня внутрь и снова её захлопнул. А привратник всё ещё продолжал бубнить что-то снаружи, изредка позевывая.

Мы оказались в небольшой гостиной — с диваном, столом и арочным окном в нише. Плиточный пол был застелен шкурой, в стене имелся камин в виде разинутой пасти льва, и три двери вели в следующие комнаты.

— Жаль Электико, — пробормотал Озриэль, — в детстве мы с ним часто играли.

Я попыталась перестать открывать и закрывать рот.

— Ты что, ифрит?! Нет, ты серьезно джинн??

— Ну вот, началось, — досадливо поморщился он и направился к ближайшей двери. — Кто тебя учил истории?

— Лучший из лучших! — выпалила я, подбоченясь.

Именно в таких выражениях мне когда-то представили учителя базовых наук. Перед глазами тут же пронеслась вереница пакостей, которыми я впоследствии разнообразила жизнь этого милейшего и добрейшего старичка. Над таким просто грех не подшутить. Заменила его парик на другой, на два размера меньше, добавила в чай три капли книжной микстуры, после которой он весь день говорил цитатами, подарила перо-щекотуна... Нет, были и приятные вещи, например, когда глашатаи объявили его верховным главнокомандующим. Правда тут же добавили, что его вызывают на границу для подавления мятежа великанов. К вечеру его всё-таки нашли в ящике из-под картошки в самом дальнем погребе.

Папа в тот день лишил меня ужина.

Озриэль распахнул дверь своей комнаты и пропустил меня вперед.

— Ифриты не джинны, — пояснил он, закрывая её за нами.

— А кто тогда?

— Подземные злые духи.

— Злые?

— Это официальная формулировка.

— Ты не очень-то похож на духа. Слишком...плотный.

— Потому что я сейчас не под землёй, — рассердился он. — Здесь логично принять более...человеческую форму.

— То есть в настоящий момент ты не совсем ты? Вернее, на самом деле ты выглядишь как-то по-другому?

— Давай не сейчас, а?

— Ты что, стесняешься того, что ты ифрит? — удивилась я.

— Конечно, стесняюсь! — взорвался Озриэль. — Я злой дух, который учится на факультете ранимых романтиков! Мой отец даже не в курсе — до сих уверен, что я занял достойное место в рядах доблестных защитников. Знаю, что ты сейчас обо мне думаешь, но посмотрел бы я, как ты, на моём месте, сообщила бы ему правду. Он и за меньшие проступки стирал в порошок бесплотных духов, а у меня, знаешь ли, ещё шесть старших братьев есть, долго горевать не станет.

Я и не собиралась ни в чём его винить или смеяться. Напротив, искренне сочувствовала.

— Поверь, никто не понимает тебя лучше, чем я!

Но Озриэль пропустил это мимо ушей, продолжая кипятиться:

— К тому же, никого не окружает такое количество ложных слухов, как нас! Вот скажи первое, что приходит тебе в голову при слове 'ифрит'?

Я сразу представила его в тюрбане, восседающем на шелковой подушке с пиалой фиников в одной руке и кувшином щербета в другой.

— Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, — нахмурился Озриэль.

— Ты что, умеешь читать мысли? — испугалась я.

— Нет. Но тюрбан и финики — самые распространенные варианты. Я проводил опрос.

— А как насчет кольца в носу? — хихикнула я, вспомнив картинки из восточных сказок. — В анкете был этот пункт?

Он на минуту замер, а потом прыснул, заметно расслабившись:

— Неа, упустил как-то. А что, наверное, мне пойдёт кольцо, как считаешь?

— Без сомнения. Главное очень удобно: стану дергать за него всякий раз, когда будешь меня злить.

Озриэль потёр нос, как будто воображаемое кольцо натирало прямо сейчас, и пожаловался:

— Нас считают даже глупее джиннов!

— А это правда?

— Ливи, джиннов не существует! — простонал он. — Представляешь, каково это: считаться глупее тех, кого даже не существует.

Вот тут я всерьез расстроилась: моей тайной мечтой было однажды найти волшебную лампу и попросить у её раба прямые волосы. В сырую погоду я безо всякой магии превращаюсь в одуванчик.

— Повсеместное невежество в отношении нас просто ужасает, — продолжил Озриэль. — За мной весь первый семестр ходили по пятам, уговаривая залезть в бутылку. А учеба ведь только началась...

Тут он нетерпеливо отмахнулся от парящей в воздухе шелковой подушки — красной, с золотыми кисточками. Не сделай он этого, я бы решила, что она мне мерещится. Именно на такой я его себе и представляла.

— Озриэль, подушка...

Он направился к огромному платяному шкафу — моя нынешняя комната как раз бы в нём уместилась — и принялся рыться внутри.

— Ну да.

Голос заглушался одеждой. Подушка невозмутимо подплыла к нему и зависла рядом в воздухе.

— Чего она от тебя хочет?

Последовала пауза, затем вздох:

— Чтобы я на ней посидел.

— И всё?

— И всё. Это подарок от бабушки Остиопатры. Она утверждает, что джинны никакой не миф, и что в ранней юности она встречалась с одним из них, поэтому во мне течет его кровь. И что родством с такими элегантными и яркими существами можно только гордиться. В общем, старушка выжила из ума, сто пятнадцать как-никак на днях стукнуло, но она всё равно классная. Думаю, тебе бы она понравилась.

Слушая его, я окинула взглядом обстановку. Комната была стилизована под средневековые интерьеры. Слегка напоминала наш трофейный зал во дворце. Помимо шкафа, здесь имелась скромная узкая кровать, подвешенная на цепях, небольшой рабочий стол возле окна, с чернильницей, мраморным пресс-папье в виде страусиного яйца и восковыми свечами толщиной в руку — аж жутко стало, такие бы вокруг жертвенного алтаря расставлять. Я обернулась к Озриэлю и попыталась представить его в черном плаще и с кинжалом, но не смогла. На стене красовался гобелен, с которого беззвучно вопил какой-то накачанный монстр, закованный в сложносочиненный доспех. Он размахивал палицей, а изо рта и глаз у него бил синий свет. В углу лежали гантельки, а у входа висела искусственная голова василиска с раскрытой пастью. Кто-то насадил на клык яблоко.

— Не возражаешь?

Я отцепила яблоко, откусила его и подошла к окну. Хрумкая, выглянула наружу и тут же вцепилась в подоконник, выронив яблоко и стараясь не послать ему вслед первый кусок. Земля осталась где-то далеко внизу, за жемчужной ватой облаков, а на лужайке перед главным зданием ползали какие-то муравьи.

— Разве мы не на третьем этаже?!

Озриэль наконец достал что-то из шкафа, подошёл ко мне и спокойно выглянул наружу.

— На третьем, это иллюзия. Руководство академии решило перестраховаться. Ну, знаешь, от ранимых романтиков всего можно ожидать. Чуть что не так, поэму там не оценили — сигают из окон. А с поднебесья это как-то психологически сложнее, чем с третьего этажа. Всё, нам пора. Скоро первая пара закончится.

Он отлепил мои руки от подоконника и отвел на середину комнаты. Тут я вспомнила про нашу главную миссию.

— Так зачем мы здесь? Ты что-то придумал? Знаешь, как вычислить моего Суженого?

— Да, причем ты пойдёшь со мной и сама его найдёшь. Ведь только ты сможешь понять, он это или не он.

— Куда пойду?

— На занятия. Тоже притворишься студентом.

Я кинула взгляд в зеркало в дверце шкафа, где отражалась во весь рост, и снова посмотрела на Озриэля:

— Э, тебе не кажется, что мне могут не поверить? Я как бы...не очень похожа на будущего принца.

— Пока нет. А вот теперь похожа, — сказал он и накинул мне на плечи плащ — длинный такой, из синего шелка, расшитый звездочками. Я представила, как финальным штрихом он надевает на меня колпак звездочета, и покосилась на окно. Третий этаж ведь всего лишь. Максимум перелом. Это лучше, чем остаться наедине с безумным ифритом.

Но тут он снова повернул меня к зеркалу и зажал рот ладонью. Очень предусмотрительно, потому что рядом с Озриэлем теперь возвышался здоровенный рыжебородый детина на две головы выше него. Причём не в плаще: темно синий сюртук даже не застегнулся — расходился на широкой, как бочонок, груди, а из закатанных рукавов торчали бугрящиеся мышцами руки, покрытые лесом рыжих волос.

— Я орангутанг?

— Ты мой сосед Гарт. Он наполовину огр.

Хорошо, что только наполовину. Я и без того почувствовала, что мысли начали ворочаться с трудом, а Озриэль как-то слишком быстро говорит. Хотя минуту назад мне так совсем не казалось.

— А этот плащ...

— Для всех делает тебя им. Главное, ни в коем случае не снимай его.

Удивительно: оглядывая себя, я видела прежнюю Ливи, просто одетую в плащ, тогда как в зеркале отражался сосед Озриэля. В голове была какая-то каша. На лице полуогра отражалась тупая растерянность — именно такими я и представляла себе великанов, читая сказки, в которых храбрые портняжки обводят их вокруг пальца. Для пущего эффекта я ещё глазками поморгала. Озриэль рядом со мной смотрелся сущей тростинкой.

— Ах да, ты можешь почувствовать побочный эффект в виде отголосков личности Гарта. Просто не обращай на это внимания и не давай плащу залезть к тебе в голову.

Ему легко сказать, а до меня суть фразы дошла только через минуту. Я постаралась сосредоточиться на том, кто я, и напомнила себе, что вся эта дезориентация — лишь следствие чар плаща. Вроде бы, помогло. Я погоняла язык во рту, привыкая, и выдала с небольшими паузами:

— А остальные...не удивятся....если на занятие...придут сразу два Гарта?

Мне вопрос показался очень умным.

— Не беспокойся, этого не случится.

— Он что, в отъезде?

— Вроде того.

Озриэль вернулся к шкафу и раскрыл вторую створку. Там, свернувшись трогательным калачиком, спал Гарт. Скорее всего, калачиком его туда запихнул Озриэль, иначе тот попросту не влез бы. Единственное, что слегка успокоило мою совесть — выражение блаженной радости на широком конопатом лице.

— Кажется, ему снится что-то приятное.

— Ещё бы! Я на него три флакона сонного морока 'Счастье огра' извёл. У меня теперь скидка в том магазине.

— Да у тебя криминальный склад ума!

Ифрит расцвел от удовольствия:

— Скажи это ещё раз!

Я улыбнулась ему тупой бессмысленной улыбкой:

— Спасибо, что сделал это ради меня.

— Пожалуйста. Не скажу, что меня мучает совесть: он мой арбалет зажал и уже второй месяц не возвращает.

— А откуда у тебя этот плащ?

— Да так, один знакомый одолжил.

Озриэль закрыл створку и направился к выходу.

— Идём, сейчас протрубят перерыв.

Я собиралась последовать за ним, но, кинув напоследок взгляд в зеркало, замерла, обнаружив, что Озриэль стоит на прежнем месте рядом со мной. Только теперь на нём были стильные узкие брюки в тонкую полоску, а вместо форменного сюртука фигуру облекала кожаная куртка из переливчатых чешуек. Напомаженные кудри, небрежно отведенные назад, придавали ему томный и слегка роковой вид. Он приспустил темные очки, окинул меня оценивающим взглядом и подмигнул. Я обернулась на своего Озриэля — тот уже распахнул входную дверь — и снова на зеркало. В нём, как и положено, отражался ждущий на пороге ифрит.

Я помотала головой — похоже, чары доставят больше неудобств, чем я думала.

Из башни мы выбрались тем же путём, каким пришли. По дороге я вернула соучастнику красные свитки вместе с черновиками и задала мучающий меня вопрос:

— Озриэль...

— Мм?

— А ты покажешь, какой ты на самом деле? Я имею в виду, свою настоящую сущность...

— Нет, — отрезал он.

— Почему? Это возможно только под землёй?

— Нет, не только. Просто...не думаю, что наземным девушкам так уж понравится на это смотреть.

— А вдруг мне понравится?

— Ты последняя, на ком бы мне хотелось это проверять.

Над этим ответом я думала всю дорогу до главного здания, но так и не поняла, что он имел в виду.

Глава 5

в которой Озриэля обвиняют в дебоше, а я нарываюсь на драку

Благодаря моей надёжной маскировке, можно было больше не таиться, и мы воспользовались главной аллеей. По пути я привыкала к новым ощущениям и одергивала себя всякий раз, когда возникало желание повалить росшее поблизости дерево, чтобы проверить его на прочность, или вломить очередному нагло ухмыляющемуся студенту. А мне теперь казалось, что все они нагло ухмыляются. Уже начался перерыв, и вокруг болталось множество учащихся.

Несколько студентов у центрального крыльца раздавали какие-то листовки. На груди у каждого красовались значки 'ЛСД'. Я указала на них Озриэлю:

— А это кто такие?

Ифрит отмахнулся:

— Они из 'Лиги Солидарности Драконам', настоящие маньяки своего дела. Сейчас вот взялись за этот случай с принцессой. Вроде, даже собираются специальную группу на её поиски отрядить.

— Давай-ка лучше обойдём крыльцо с другой стороны, а то тут лужица...

* * *

Мы с Озриэлем поднялись по мраморным ступеням в главное здание и оказались в просторном полутемном вестибюле, напоминающем колодец: галереи располагались по кругу друг над другом и уходили в темноту. Строгостью, атмосферой и обилием мрамора академия напоминала здание суда. Статуи принцев-основателей стояли здесь не общей группой, как в фонтане на площади, а каждый в своей нише у стены. В центре располагался огромный стеклянный колпак высотой метра три. Внутри клубился разноцветный дымок. Стоило нам войти, и он уплотнился, превратившись в строгого пожилого господина в парике, старомодной ливрее и с жезлом в руках. Он поднёс к глазам лорнет и провозгласил официальным тоном:

— Приветствую, Озриэль Ирканийский. Руководство академии доводит до вашего сведения, что за дебош, устроенный сегодня на 'Истории волшебного народа', вам надлежит прибыть после занятий в кабинет профессора Чераты, где будет назначено соответствующее наказание. — Привратник огляделся по сторонам, наклонился к самому стеклу и прошептал почти отеческим тоном: — Сочувствую, мой мальчик.

Я взглянула на Озриэля, в полной уверенности, что он сейчас сообщит об ошибке — ведь его не было на первом занятии! Но ифрит стоял, яростно сжимая кулаки.

— Я его прибью, — пробормотал он. — Потом оживлю, а потом снова прибью.

Привратник уже повернулся ко мне и неприязненно отстранился:

— Приветствую, Гарт Дуболом. За своим взысканием в связи с прогулом вы также обязаны явиться в кабинет профессора после занятий.

Я собиралась ответить что-нибудь вежливое, но вместо этого вдруг брякнула:

— Отвянь, старик.

А это сосед Озриэля — неприятный тип! Я, хоть и принцесса, никогда не позволяла себе подобных грубостей в отношении старших.

Привратник принял надменный вид и снова обратился в цветной дым.

Я догнала Озриэля у боковой лестницы.

— Что он имел в виду? Ты ведь пропустил 'Историю волшебного народа'. Наверное, произошла ошибка и...

— Да, Ливи, — перебил он, — произошла ошибка, и после занятий я сообщу о ней профессору. А сейчас забудь об этом и давай лучше поищем Магнуса.

Мы заглянули в кабинет поэтики и обнаружили там только профессора Марбис. Никто не рвался сюда раньше времени, все дожидались начала урока в коридоре. Пожилая дама стояла возле подоконника спиной к нам и пересаживала лютики из корзинки в горшок. Мне показалось, что цветы теперь выглядят гораздо лучше, чем утром: лепестки расправились и как будто бы даже стали ярче. Может, она успела их подкормить?

Профессор услышала шаги и повернулась:

— В чём дело, Ирканийский, Дуболом? Наше занятие только во второй половине дня, если мне не изменяет память. А она мне верна последние восемьдесят два года.

— Да-да, простите, профессор, — заторопился Озриэль, попутно обшаривая глазами кабинет. Я была занята тем же, но Магнуса ни в корзинке, ни где-либо ещё не наблюдалось. — Дежурный просил уточнить, не произошло ли на первой паре ничего необычного? Может, вы видели что-то странное?

Этот невинный вопрос привёл профессора в бешенство. Она приблизилась вплотную и ткнула сиреневым коготком в грудь ифриту, глядя на него снизу вверх, но при этом умудряясь нависать:

— Запомните, молодой человек, я пережила восьмерых мужей, последний из которых страдал огненной одышкой, и на принцев у меня и подавно хватит сил. Так что передайте мадам Лилит: пусть не надеется уволить меня по причине старческого маразма. Нет у меня никаких глюков. И на пенсию я уйду сразу в могилу!

— Конечно, профессор Марбис, — промямлил Озриэль, но та уже отвернулась и отошла к окну. Сейчас она напоминала мне Эмилию, кудахтающую над своими цветами.

Магнуса тут явно не было, и мы поспешили удалиться.

— Кто такая мадам Лилит? — спросила я в коридоре.

— Ректор академии.

— Они что, не ладят?

— Профессор Марбис ни с кем не ладит. Кроме Индрика, конечно.

Выяснять подробности я не стала. Сейчас были вопросы и поважнее:

— Что же нам делать? Видимо, Магнус успел сбежать до того, как она его обнаружила, и теперь может быть где угодно.

— Вчера он показался мне довольно разумным и самостоятельным пауком. Уверен, в случае чего, он найдёт дорогу обратно. Тебя ведь приняли в лавку? Всё в порядке?

— Да, сегодня первый рабочий день. Надеюсь, ты прав... — вздохнула я.

— Вот и хорошо. А сейчас лучше сосредоточься на поиске Суженого. На 'Этикете ухаживаний' как раз соберётся весь поток, больше шансов его встретить.

Поскольку фисташки исключались, мы решили прибегнуть к прямому методу: задача Озриэля заключалась в том, чтобы присматриваться к студентам на предмет наличия темных меток, а моя — прислушиваться к ощущениям, чтобы не пропустить знак. Это могло быть что угодно — от щекотки под коленками до мушек перед глазами. Я только надеялась, что указующий знак — не выдумки...

Мы уже подошли к нужной аудитории и собирались войти, но тут какой-то парень оттеснил меня, чтобы другой — высокий и темноволосый — зашёл первым. За ним проследовала свита из трёх-четырёх таких же надменных юношей, включая толкнувшего меня. Кулаки у меня зачесались от одного вида их холеного предводителя — тот даже не взглянул в мою сторону! Раньше никогда не понимала драчунов, но теперь костяшки прямо-таки пульсировали от желания встретиться с его возмутительно прямым носом и стереть с бледного лица выражение превосходства. Словно почувствовав на себе мой взгляд, он обернулся, и в глубине холодных черных, как маслины, глаз зажглись недобрые огоньки.

Я решительно шагнула в аудиторию и дернулась было к нему, но Озриэль тронул меня за плечо:

— Осторожнее. Не связывайся с Марсием Фьерским.

— Да я его мизинцем перешибу! — свирепо заявила я.

'Боже, что я несу?' — завопил какой-то уголок сознания.

— Вот именно этого и не стоит делать, — заволновался ифрит. — Ни в коем случае не дотрагивайся до него. Лучше вообще не приближайся. Это сейчас говорит плащ, не ты! Сопротивляйся.

— Ещё что-нибудь? — прорычала я.

'Нет-нет, я Ливи: нежная и воспитанная принцесса, которая не имеет ничего общего с драчливым полуогром Гартом'.

— Кого ещё из этих дохляков мне нужно бояться?

Последнюю фразу я произнесла так громко, что все находившиеся в аудитории — а их было человек тридцать — повернулись в нашу сторону. Среди прочих мне в глаза бросилось удивленное лицо Индрика.

Тонкие губы брюнета начала растягивать улыбка. Он лениво поднял руки и ближайшие к нему студенты шарахнулись в стороны.

Теперь я вещала посреди гробовой тишины аудитории:

— Или только этого, в перчаточках? Он, наверное, ручки кремом смазал?

Себе я казалась прямо-таки фонтаном остроумия, но никто почему-то не смеялся. Кроме меня.

Кстати, на брюнете действительно были перчатки, из какого-то плотного материала, с монограммой и гербом рода.

— Ты зарвался, Дуболом, — подал голос он. — Уверен, если постучать по твоей голове, эхо разнесется по всей академии. Проверим?

Я бы на его месте померла от одного своего вида, но он был совершенно спокоен. Более того, на бледном лице отразилось предвкушение гурмана, заносящего вилку над креветкой.

Озриэль попытался увести меня подальше, но я раздраженно высвободилась. Ну уж нет, он не помешает мне навалять этому красавчику! Я чувствовала рвущуюся наружу мощь, которой на деле не обладала.

— Господа, если вы собираетесь доказывать своё умственное превосходство путём физического насилия, попрошу оставить мою аудиторию.

Все обернулись. В дверях стоял уже немолодой, но невообразимо элегантный господин, который, казалось, заскочил сюда по дороге на бал: на нём был серебристый фрак, белый атласный жилет и пышный галстук-бабочка. Гладко зачесанные седые волосы лежали волосок к волоску. Мужчина прошёл к своему столу, распространяя волны дорогого парфюма.

Брюнет нехотя опустил руки.

Элегантный поправил платочек, торчащий из нагрудного кармана, и продолжил, как ни в чем не бывало, обращаясь ко всем присутствующим:

— Эти двое господ минуту назад продемонстрировали, что имеют весьма смутное представление о том, как следует вести себя в цивилизованном обществе. Боюсь, это означает низвержение с занимаемых позиций.

Бледное лицо Марсия пошло бурыми пятнами. Он бросил на меня взгляд, от которого поперхнулась бы медуза Горгона.

Я не поняла, почему его так рассердили эти слова, и лишь позже узнала, что профессор Гудинаф имеет привычку моделировать на своих занятиях королевский двор, повышая или понижая студентов по иерархической лестнице, в соответствии с заслугами или промахами. Каждому надлежало пройти путь от самой низшей должности до короля. За сорок лет, что он преподавал в академии, королем не стал никто. Ближе всех к великосветским вершинам вознесся Индрик: его на прошлой неделе произвели в герцоги. Гарт к настоящему моменту едва успел перебраться из чистильщика конюшен в помощники грума, так что падение было не слишком болезненным, а вот Марсий в результате стычки скатился из барона в старшие лакеи.

Профессор меж тем энергично и с присущей ему элегантностью взял дело в свои руки:

— Разбились на пары. Нет-нет, Ирканийский, только не с соседом, найдите себе кого-нибудь другого.

Я не ожидала, что нас разлучат, и слегка растерялась.

— Не волнуйся, — успел шепнуть Озриэль, — сейчас будет практическое занятие, ничего сложного. Так даже лучше: сможешь присмотреться к партнёру. Главное, держись подальше от Марсия...и сопротивляйся Гарту, и не слушай Сида.

— А кто такой Сид?

Но ифрит, повинуясь вздернутым бровям профессора, уже занял место напротив одного из учащихся.

И почему я не озаботилась заранее поинтересоваться, как обычно проходят занятия по этикету ухаживаний? Может, потому что Гарту Дуболому не было до этого дела, а я всё больше чувствовала давление его личности...если так можно выразиться. Ну, или как там лучше назвать вспышки беспричинного раздражения и непреходящее желание намять бока — неважно кому.

Столы сдвинули к стенам, и все свободно разместились в аудитории. Одному рослому парню с курчавыми каштановыми волосами не хватило пары, и он с недовольным видом встал напротив меня.

— Итак, надеюсь, все успели повторить к сегодняшнему занятию технику преподнесения букетов? С этого и начнём!

Профессор хлопнул в ладоши, и прямо из воздуха ему в руки упал шикарный букет анемонов, составленный с необычайным вкусом

— Помним о правильном расположении запястья. — Преподаватель чуть сдвинул пальцы, подкрепив разъяснения наглядным примером. — А теперь легким, но при этом точно выверенным движением вручаем цветы объекту.

Анемоны с непередаваемой грацией перекочевали в руки ближайшего к нему студента. Раздались восхищенные хлопки и даже свист, хотя, уверена, все присутствующие уже не раз наблюдали этот манёвр. Я и сама была под впечатлением. Половина моих фрейлин влюбились бы в профессора за одно это движение кисти.

Он снова деловито хлопнул в ладоши:

— Ну всё, приступили.

Громкий звук привёл меня в чувство, и я вытянула руки в ожидании, что в них сейчас свалится букет.

— Дуболом, вам отдельное приглашение нужно?

Вокруг послышались смешки и я обнаружила, что остальные уже выстроились к шкафу у дальней стены. Каждый по очереди доставал оттуда искусственный букет из проволоки и бумаги, после чего возвращался на место. Чувствовалось, что аляповатый реквизит успел побывать в руках многих поколений студентов до нас. Озриэль стряхивал пыль с поистине жутких колокольчиков. Я поспешила пристроиться в хвосте. Мне достались унылые оранжевые гвоздики.

Наконец, когда с распределением букетов было покончено, приступили непосредственно к тренировке. Профессор Гудинаф расхаживал между старательно пыхтящими студентами, время от времени поправляя положение рук и отпуская замечания вроде: 'Нежнее!', 'Немного разверните корпус и отставьте правую ногу. Вооот, уже лучше!'

Не увидь я этого собственными глазами, в жизни не поверила бы, что будущие принцы занимаются подобной ерундой. Подарить цветы? Да это же проще простого!

Но, оказывается, про слово 'просто' надо забыть, если ты Гарт Дуболом. Я вдруг обнаружила, что понятия не имею, каким концом держать гвоздики. Поглядев по сторонам, с концом я определилась, но вот в остальном далеко не продвинулась.

— Долго ты ещё будешь топтаться? — нетерпеливо прошипел напарник.

— Ты чем-то недоволен? — рыкнула я, и парень тут же присмирел.

Я на секунду закрыла глаза, усилием воли загоняя полуогра поглубже. Помогло лишь отчасти: нашим личностям было тесно под одним плащом. Я то практически его не чувствовала, то начинала путаться в простейших вещах. Вскоре профессор уже неотлучно дежурил возле нашей пары.

'Дуболом, вы это нарочно?'

'Сколько раз повторять, что цветы не дарят стеблями вперёд!'

'О, Господи, и почему вы не продолжили семейное дело? Лесоруб — отличная профессия!'

Пальму первенства со мной делил Марсий Фьерский, явно не отошедший от недавнего унижения. Черные глаза то и дело со злостью останавливались на мне, но вымещал он её на напарнике — юноше из своей свиты. Тот сносил всё безропотно. И почему они так с ним церемонятся?

Профессор хмурился, разрываясь между нами двумя:

'Вы будто делаете даме одолжение, Марсий! Ни одна леди не примет букет, подаренный так небрежно'.

'Вы должны вручить девушке букет, а не разрубить её пополам'.

Брюнет и впрямь размахивал цветами так, словно орудовал мечом.

Профессор нервно постукивал носком лакированного ботинка о пол и наконец упорхнул к Марсию, а я сунула гвоздики своему напарнику и огляделась. Но ни одно из раскрасневшихся лиц не заставило сердце сладко дрогнуть. Наверное, чтобы почувствовать знак, нужен более близкий контакт. Я подняла руку.

Брови профессора вспорхнули удивленными галками:

— Да, Дуболом?

— Профессор, я тут подумал... — несколько голов изумлённо повернулись в мою сторону, — может, нам меняться парами? Ну, чтоб отрабатывать с разными партнёрами.

— Отличная идея! — Похоже, профессор и сам не верил, что говорит это. — Будем двигаться по часовой стрелке. Меняемся по хлопку. Раз, два, поменялись!

Я успела перехватить одобрительный взгляд Озриэля.

Через три смены началось новое упражнение. Нам предстояло отрабатывать друг на друге комплименты. Букеты были отложены, и их место заняли небольшие жестяные подносы. Профессор взмахнул рукой, и в середине каждого появилось крохотное пирожное, с виду настоящее. По аудитории разлился сладкий аромат ванили и корицы. Теперь я уже была настроена не столь скептично и внимательно слушала инструкции, стараясь запоминать всё в точности. Оказалось, сделать правильный комплимент не легче, чем отыскать цветочную лавку по карте мамаши Пикус. Дело не ограничивалось красивыми словами, там всё работало в комплексе. Помимо самой фразы, следовало помнить о мягком тоне, полуулыбке, выверенном расстоянии между вами и объектом и как бы случайных касаниях. На деле касания являлись ключевым пунктом.

— Обратите внимание на движение мизинца и этот незаметный щелчок в самом конце.

Длинные пальцы профессора сплели в воздухе непринужденный узор, в котором, при ближайшем рассмотрении, угадывалась хитрая комбинация.

Суть предстоящего упражнения заключалась в том, чтобы комплиментом заставить напарника съесть пирожное. Каждому давалось три попытки. На первый взгляд, задача представлялась невыполнимой, но профессор своим примером доказал, что настоящая галантность творит чудеса. Хотя, подозреваю, без маленьких чудес всё-таки не обошлось. Только в данном случае это было не заклинание, и не магический предмет, а сочетание слов и движений, которые, при правильном исполнении, создавали волшебный фон очарования. А покоряться очаровательному собеседнику — одно удовольствие.

Как и в прошлый раз, профессор взял на себя первичную демонстрацию. Ничего не значащая фраза приобрела в его устах непередаваемую прелесть, и вот уже подопытный студент ел из его рук молочный трюфель. Вид у парня при этом был донельзя счастливый.

— Все всё поняли? — спросил профессор, вытирая пальцы о кружевной платочек. — И помним: тон, поза, улыбка, жест. Никаких дополнительных приёмчиков, сдерживаем свою природу, господа. А теперь за дело!

Он снова звонко хлопнул в ладоши, и студент, минуту назад восторженно лобызавший его пальцы, заморгал и с удивлением вытер шоколадные усы.

Напротив меня оказался тоненький блондин с острым личиком. Бледная кожа тихо мерцала, словно он припудрился. Большие серые глаза напоминали подмерзшие озера, во всём облике чувствовалась располагающая мягкость. Он держал поднос с крохотным безе с ловкостью бывалого подавальщика.

— Только попробуй сделать ещё шаг, — буркнул через меня Гарт.

Парень ответил кроткой обезоруживающей улыбкой. Тут я заметила, что Озриэль делает какие-то отчаянные жесты, указывая на моего напарника, но так и не поняла, что они значат.

Блондин не предпринимал никаких попыток приблизиться. Так и стоял, глядя на меня чистыми серыми глазами, которые внезапно приобрели головокружительную глубину. Меня прямо-таки затягивало в восхитительный водоворот их искренности. Я всё ещё была в аудитории, но при этом все окружающие сделались какими-то далекими и ненастоящими. Я ощутила приятную расслабленность, а ещё поняла, что стоящий напротив — отличный парень. Не просто отличный — он мой лучший друг! И неважно, что я даже имени его не знаю. Я готова рассказать ему всё на свете: про глупую влюбленность в трубача из королевского оркестра, про то, как нарушила отцовский запрет и убежала из дворца, про то, что притворилась Гартом. Последняя мысль меня особенно поразила: я ведь бесстыдно обманываю этого милого светлоокого юношу, моего лучшего друга! Так не годится, я должна сейчас же ему во всём признаться! Я уже потянулась, чтобы развязать тесемки плаща, но тут в голове раздался мягкий голос, не женский и не мужской, он словно гладил изнутри...

Я пришёл из страны, где нет смерти и боли, старости и невзгод. Её земли покрыты вечно зелеными садами, а в воздухе разлита нега. Её жители не ведают слёз и дни напролёт проводят в пирах и танцах. Там все любят друг друга и остаются вечно молодыми. Взойди со мной на хрустальную ладью, и поток бессмертия отнесёт нас к её берегам... Всё, что для этого нужно, — откусить крохотный кусочек. Это безе — твой билет в сказочный мир...

Безе? Всего-то! Да что угодно ради лучшего друга!

Я протянула руку к подносу, не отрывая зачарованного взгляда от сверкающих и пронзительных до мурашек очей, когда откуда-то слева послышался шум.

— Нет-нет, не отводи глаза! — взвизгнул голос в голове куда менее чарующим образом, а лицо блондина приняло озабоченное выражение, вмиг подрастеряв располагающую проникновенность.

Я, как во сне, повернулась к источнику шума, попутно стряхивая остатки оцепенения.

— Приказываю: ешь! — Голос Марсия Фьерского звенел от бешенства. Парень напротив него растерялся, не зная, как поступить. Профессор уже двинулся к ним:

— Марсий, я же сказал: никакого принуждения, только тон, поза...

Договорить он не успел, потому что брюнет раздраженно сдернул одну перчатку (самая обычная рука — никаких тебе когтей или перепонок) и отвесил посмевшему ослушаться короткую пощечину. Его напарник вытаращился от ужаса и, как стоял, упал навзничь. Голова с металлическим стуком ударилась о пол.

Наступила гробовая тишина, все в молчаливом шоке уставились на лежащего.

Первая подала голос я.

— Озриэль, у него голова чугунная!! — завизжала я, тыча пальцем в неподвижное тело. — Нет, ты это видишь? Видишь?!

Я это сейчас в прямом смысле: казалось, к живому телу приставили голову чугунной статуи. Лицо несчастного застыло в беззвучном вопле.

— Кто-нибудь, уймите Дуболома, у него истерика, — бросил профессор и склонился над пострадавшим студентом.

— Да, профессор. — Озриэль шагнул ко мне и крепко стиснул локоть. — Я отведу его в лекарскую башню.

Преподаватель кивнул, и ифрит потянул меня к выходу. Я оборачивалась всю дорогу до двери. Виновник случившегося теперь стоял по одну сторону от тела, а все остальные сбились в кучку по другую. Даже верные вассалы Марсия не спешили занять место подле него, не зная, успел ли он остыть — никто не горел желанием нарваться на следующую оплеуху.

Но тот уже выместил раздражение и снова натягивал перчатку. По лицу разлилось удовлетворение.

— Нет, ты это видишь? Видишь? — повторяла я, дергая Озриэля.

— Вижу, — коротко отозвался он.

Профессор поднял на Марсия раздраженный взгляд:

— И что теперь прикажете с ним делать?

— Можно отлить на сувениры, — предложил тот. — Как вариант, насадить голову на пику и выставить на воротах — для устрашения врагов.

Его приспешники заискивающе захихикали.

— Очень смешно, — сухо резюмировал профессор. — Придётся побеспокоить вашего отца и пригласить придворного мага.

— Валяйте, — зевнул Марсий. — У отца этих челобитных — хоть бумажный дворец строй. Но через годик-другой дойдёт очередь и до вашей записки.

— Я не потерплю, чтобы...

Чего именно не потерпит профессор Гудинаф я так никогда и не узнала, потому что Озриэль вывел меня в коридор.

Глава 6

о том, как нас с Озриэлем почти научили летать

Перерыв ещё не начался, и повсюду стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь гулом учебного процесса за закрытыми дверями.

Ифрит остановился и встряхнул меня.

— Тебе как, лучше?

— Да... — выдавила я. — Кто Марсий такой?

— Наследный принц.

— Наследный кто?

— Сын короля.

— Хочешь сказать, будущий правитель Затерянного королевства?

— Именно.

— То есть он принц, который учится на принца?

— Ну, вообще-то никому не положено знать, кто он. Марсий здесь инкогнито.

— Но всё об этом знают?

— Ага.

— Он отлично умеет не выделяться.

Мы двинулись дальше по коридору.

— По правде сказать, тут не только его вина: трудно не выделяться, когда к тебе приставлены телохранители, а под апартаменты отвели целый этаж.

— А что с его рукой?

— Руками, — поправил Озиэль. — Он превращает в чугун всё, к чему прикасается. У него даже прозвище есть: 'Чугунок'. Только об этом тсс-ссс.

— Но все его знают?

— Точно.

— Чугун, значит...полезное свойство! И дворцовые кухарки всегда при кастрюльках. Хотела бы я такие ручки...

— Уверена?

Я взглянула вниз, на наши с Озриэлем переплетенные пальцы, и промолчала, а потом тихонько высвободилась.

Мы ещё немного прошагали в тишине.

— Что-нибудь почувствовала в аудитории? — спросил он, когда мы спустились на несколько этажей ниже.

Я покачала головой:

— Нет.

— Точно? Совсем-совсем ни к кому? — участливо осведомился ифрит.

— Точно.

— Жаль, — сказал Озриэль, и его лицо просветлело.

— Хотя нет, погоди, мой последний напарник...

— Это не то, — отмахнулся ифрит. — Я же предупреждал не приближаться к Сиду Туатскому.

— Да, только не сказал, который из них он!

— Я же показывал! — оправдывался Озриэль.

— Взмахи руками не считаются. Так кто Сид такой? Он обещал покатать меня на хрустальной ладье и искупать в неге.

— Так и сказал? — прыснул Озриэль.

— Смысл был примерно таким. Я, знаешь ли, точно не запоминала. В последнее время слишком много народа перебывало в моей голове. Пора опись проводить.

Я резко остановилась:

— Озриэль! Он знает, кто я.

— Не знает, — успокоил ифрит. — Сид не умеет читать мысли — только забираться в них. Считай его кем-то вроде фея.

— А откуда он?

— Описание страны было довольно точным.

Я сделала вид, что задумалась:

— Пиры, танцы, бессмертие... Может, ещё не поздно вернуться в аудиторию?

— Не вариант, — подхватил Озриэль. — Он только обещания раздаёт, но попасть туда могут лишь подобные ему.

— Я не много потеряла. Зачем мне парень, который пудрится?

* * *

В лекарскую башню мы, разумеется, не пошли. На этот раз я провела беседу с большей пользой, вызнав у Озриэля всё, что могла про академию. По сути, она была чем-то вроде мужского аналога пансиона для благородных девиц. Тут студентов учили обращаться с оружием, вести себя в обществе, прививали знания в разных областях, с упором на те или иные предметы, в зависимости от выбранного направления. По официальной версии, Марсия сюда поместили именно с такой целью. По слухам же, случилось это после того, как его отец обзавёлся парком чугунных скульптур. Придворный маг потом несколько месяцев расхлебывал кашу, а Его Величество собственноручно рассылал письма с извинениями семьям аристократов и грозился лишить единственного сына права на престол в пользу дальнего родственника. Король, видимо, надеялся, что здесь отпрыска научат сдержанности. Я вспомнила гордый профиль с портрета на стене в лавке мадам Гортензии. Вроде, не похож на наивного...

Как оказалось, помимо Марсия, здесь учились и другие принцы — те, что прибыли из других королевств и земель. Правда, среди них больше не было ни одного наследного, и монаршья кровь подчас исчислялась каплями. Например, Озриэль, в сущности, тоже являлся принцем с туманной перспективой стать когда-нибудь королем, в случае кончины остальных восьмидесяти двух претендентов на престол, включая его шестерых братьев и отца. Таким образом, часть поступающих в академию изначально являлись принцами по происхождению, другие — нет, но все без исключения выпускались отсюда с соответствующим титулом и дипломом. Что касается юношей королевских кровей, они учились в Принсфорде в основном из соображений престижа — чтобы завести полезные знакомства, ну и для отшлифовки светских навыков, но в целом заранее знали, что их будущее обеспечено. Им раскрывали гостеприимные объятия факультеты доблестных защитников и магической дипломатии.

К другой категории учащихся принадлежали юноши из простых семей, попавшие сюда за те или иные заслуги. На учебу их направляли власти родного королевства. Их куда охотнее принимали факультеты ученых мужей и ранимых романтиков. После выпуска их ждали две наиболее вероятных альтернативы: творческая стезя (от таких родители всё равно ничего путного не ждут) или женитьба на деньгах. Новообретенный титул позволял замахиваться даже на принцесс. Конечно, всегда можно было просто вернуться домой, положить диплом в сундук и снова взяться за мотыгу.

Существовал и третий вариант проникновения в эти стены: родиться в очень богатой семье. Но в итоге все вышеперечисленные категории учащихся получали одинаковые по ценности дипломы. То есть принцем можно стать как по факту рождения, так и в результате обучения, и академия очень гордилась тем, что не делала никаких различий между своими студентами. Разумеется, эту оплошность спешили исправить сами учащиеся. Плебеям не было доступа в компанию Марсия Фьерского и ему подобных.

И да, серьезным заклинаниям и чарам здесь не обучали. Так, волшебство по мелочи. За правонарушения нещадно исключали, а быть исключенным из Принсфорда — несмываемый позор. За всю историю едва ли набралось три таких случая. Конечно, никто не мешал брать уроки колдовства у практикующих магов, нанимая их в качестве частных учителей. Некоторые так и поступали. Но для публичного использования магии требовалось соответствующее разрешение. Мелкое колдовство не нарушало магический фон, а что-то посерьезнее оставляло отпечатки, по которым преступника и можно было вычислить. Это не касалось природных свойств. К примеру, трюки Сида колдовством не считались, поскольку являлись частью его природы.

Рассказ Озриэля пролил свет на многое. Загадкой осталось лишь, как сюда попал Гарт.

— Он что, из богатой семьи?

— Нет, говорят, он на вступительных вместо ответа на вопрос затянул песню. Члены комиссии так расчувствовались, что сразу определили его в ранимые романтики, не зная, что эта песенка лесорубов — единственное, что он знает. В принципе, с тех пор ничего не изменилось.

Я снова вернулась мыслями к Магнусу: где он сейчас? Вдруг напуган? Или заперт в аудитории? Или кто-то в этот момент заносит над ним башмак? Я высказала свои опасения Озриэлю. Он минутку подумал и сообщил:

— А знаешь, у меня есть идея, идём.

— Куда?

— К голосу нашей академии.

— Ты о привратнике? — догадалась я.

Озриэль кивнул, и мы направились к центральной лестнице.

Плащ волочился за мной по полу, а ещё мне казалось, что я тащу на плечах полуогра впридачу. Неприятно чувствовать, что ты в своём теле не один.

— Больше не могу, — пожаловалась я. — Хочу снять этот плащ

Ифрит беспокойно заозирался:

— Нельзя, Ливи: если кто-нибудь тебя увидит, проблем не избежать. Плюс к тем, что уже имеются.

Видимо, вспомнил про недоразумение с 'дебошем'.

— Хочу тебе вмазать, — призналась я.

— Что? — Озриэль повернул ко мне изумленное лицо.

— То есть, конечно, не я, а Гарт.

— Аа... так и знал, что все эти его взгляды неспроста. А почему? — полюбопытствовал он.

Я прислушалась к жалобам полуогра.

— Ну, у тебя локоны такие...кудрявые. — Озриэль озадаченно дёрнул светлую прядку. — А ещё чистые. И сюртук хорошо сидит, а не лопается, как на мне. Всякие волшебные штуковины есть — вот как твой арбалет. Я тоже такие хочу.

— То есть хочешь сказать, что ты...то есть Гарт — что он мне завидует? — удивился ифрит.

— Не то слово!

— Ну и ну!

В этот момент мы снова оказались в полутемном вестибюле, где всё дышало строгой торжественностью. Привратник скучал под колпаком разноцветным дымком. При виде нас, он снова обрёл плоть, если так можно выразиться.

— Озриэль, мой мальчик! Почему ты не на занятии? — Старичок тут же нахмурился: — Неужели снова взыскание? Два за один день — это уже...

— Нет-нет, Август. — Ифрит заторопился вниз по ступеням. — Произошёл инцидент с Марсием на этикете.

— А, ну, сир Фьерский выкрутится. В крайнем случае, Его Величество ещё пару башен к академии пристроит.

Последнее привратник произнёс шепотом и лишь убедившись, что поблизости больше никого нет. Тут он покосился на меня:

— Вы, как я вижу, сдружились.

— Не то чтобы... Но не волнуйся, Гарт никому не скажет.

Озриэль в любом случае был прав: для того, чтобы сказать, надо сперва запомнить.

Я подошла и встала рядом с ифритом. Господин Август скользнул по мне взглядом и хотел отвернуться, но внезапно нахмурился, протёр лорнет и всмотрелся внимательнее. Меня прошиб холодный пот. А что если на него магия плаща не действует? Но тут он отстранился и слегка пожал плечами, как человек, которому что-то почудилось.

Ифрит тем временем легко вспрыгнул на постамент и, придвинувшись вплотную к стеклу, что-то зашептал. Привратник слушал, приставив к уху ладонь.

Едва он успел договорить, прогремели трубы, и коридоры наполнились шумом и хлопаньем дверей.

Господин Август снова принял официальный вид, прочистил горло и поднёс ко рту рожок в оправе из черненого серебра, висевший у него на шее. Под сводами академии раздался магически усиленный голос, отражаясь от стен:

— Внимание всем учащимся и преподавателям Принсфорда! Сегодня из королевского зоопарка сбежал очень редкий паук, единственный в своём роде. Отличительные приметы: боевая пика на спинке и вздорный нрав. Всем, кто его видел, просьба сообщить привратнику о местоположении. Ни в коем случае не дотрагивайтесь до него, это может быть опасно! Если же объявление слышит сам паук, пусть спустится в вестибюль.

Мы прождали весь перерыв, но Магнус так и не появился.

— Жаль, — сказал Озриэль, — надеялся, сработает.

— Что сейчас по расписанию? — вздохнула я. — Скоро придётся вернуться в цветочную лавку.

— Музицирование.

* * *

В отличие от этикета ухаживаний, музицирование было профильным предметом, поэтому здесь собрались учащиеся только одного факультета. Занятие вела молоденькая профессор Амфисбена, похожая на осу — возможно, из-за строгого желтого костюма в черную полоску и указки-жала. Узкий красный поясок делил её пополам, отгораживая пышные бедра от аккуратного верха. Две косы оборачивались вокруг головы, а по бокам торчали тщательно завитые золотистые кудряшки, которые подпрыгивали при ходьбе. Тоненький голосок становился ещё тоньше, когда поблизости оказывался Озриэль.

Каждый учащийся занимался на своём инструменте, но удивительным образом никто никому не мешал. Здесь наблюдалось всё многообразие — от ручного органа до рок-мандолины Индрика. Когда он перебирал низкие басы, у меня в груди гудело.

Озриэль выкатил из шкафа столик, уставленный рюмочками, стаканчиками и прочими стеклянными сосудами с разноцветными жидкостями.

— Что это?

— Музыкальные стаканчики, — пояснил он, отхлебывая морковный сок из синей пробирки. Отпив примерно треть, стукнул по ней металлическим прутиком и удовлетворенно кивнул: — Теперь не фальшивит. — Видя моё недоумение, добавил: — Звук зависит от сорта стекла, вида напитка, ну и, конечно, его количества. У меня есть клубничный компот, хочешь?

В этот момент к нам подошла профессор.

— Мне кажется, ваше 'до' чуть-чуть не дотягивает, — сказала она и, перегнувшись через столик, подправила звучание сливовой настойки.

При этом она случайно пощекотала Озриэлю нос кудряшками.

— Вот теперь гораздо лучше, — улыбнулась она и выпрямилась, открыв моему взору пунцового ифрита. Он проводил её взглядом и прочистил горло.

Я тинькнула в крошечный серебряный треугольник — единственный инструмент, покорившийся Гарту.

— Думаю, тебе стоит пригласить её на стаканчик, — я окинула взглядом стол, — кофе.

— Что ты такое говоришь! — Озриэль вконец побагровел. — Профессору Амфисбене, наверное, двадцать три, не меньше. Она взрослая привлекательная женщина. Кто в двадцать три года обращает внимание на восемнадцатилетних ифритов? К тому же, это было бы неэтично. Вот когда я закончу академию...

Он продолжал бормотать что-то ещё, пока я не ткнула его локтем в бок. Озриэль поднял глаза и увидел стоящую напротив профессора. В руках она держала пробирку.

— О, я заметила небольшую трещинку на третьем сосуде слева и решила, что было бы лучше...вернее, звучание стало бы чище...в общем, вот.

Она поставила пробирку на краешек стола и поспешила вернуться к остальным. Когда она отошла, Озриэль со стоном впечатался лбом в столик, отчего все рюмочки мелодично подпрыгнули.

— Яду мне!

— В котором из стаканчиков?

Следующие пять минут я продолжала всячески поддразнивать его, перечисляя все известные пары в истории, на пути которых стояли неодолимые препятствия. Начала, разумеется, с себя.

Озриэль, в десятый раз не сумев сыграть гамму, отложил палочку. Мне вдруг сделалось ужасно совестно. Он ведь старается помочь в моём деле, а я вредничаю. Друзья так не поступают.

— Извини, — потупилась я. — Но зря ты так переживаешь. Уверена, она уже всё забыла.

— Думаешь?

Мы одновременно взглянули на профессора, которая тут же отвела глаза, старательно делая вид, что занята с арфистом.

Воспользовавшись тем, что студенты целиком погрузились в мир музыки, я прошлась по аудитории, задерживаясь возле каждого и прислушиваясь к себе. Если учащийся отрывался от нот и удивленно поднимал глаза, звякала в треугольник и переходила к следующему. Сделала два круга — безрезультатно.

Когда я уже хотела вернуться к Озриэлю, в дверь постучали, вошёл дежурный студент (они носили в петличке черные астры) и передал профессору Амфисбене стопку нотных листов. Следом в приоткрытую дверь юркнула маленькая тень. Я взволнованно шагнула вперёд, надеясь, что успею до того, как незваного гостя заметит кто-то ещё.

Профессор меж тем рассыпалась в восторгах:

— О, благодарю! Да, это та самая концертная увертюра. Должно быть, я оставила её сегодня утром в столовой.

Проводив дежурного, она повернулась к столу, где оставила ноты, и замерла. Глаза испуганно моргнули, кудряшки подпрыгнули, а в следующую секунду рот исторг визг, от которого третья пробирка слева снова треснула.

— Паук! — завопила она далеко не тоненьким голосом, отмахиваясь указкой.

Вопль произвёл в аудитории немалый переполох. Половина принцев повскакивали на столы. Магнус, который выбрал не самое удачное место дислокации на нотных листах, тоже запаниковал и принялся выписывать круги по увертюре. Но был и тот, кто мужественно ринулся в бой.

— Не волнуйтесь, профессор! — Озриэль в два прыжка очутился возле стола. — Главное, не шевелитесь, чтобы не спровоцировать его. Я разберусь.

— Нет-нет, не трогайте! — пролепетала она, выглядывая из-за арфы. — Должно быть, это тот самый паук, о котором сегодня объявляли. Он отличается буйным нравом и, наверняка, крайне ядовит. Я не позволю вам так рисковать из-за увертюры! — Но её глаза сияли восторгом, предполагавшим, что именно риска от него и ждут.

Озриэль не разочаровал.

— Не беспокойтесь: я сделаю всё правильно!

Он взял два чистых листа и двинулся на Магнуса с видом бывалого браконьера. Я заходила с другой стороны. Уверена, профессор в этот момент видела ни много ни мало ядовитую слюну, капающую из пасти паука. А Магнус вошёл в роль: свирепо вращал глазами и потрясал лапками, делая вид, что покушается на ноты.

— Да просто прихлопни его! — подал голос какой-то умник из второго ряда.

Я прямо-таки видела, какого труда Магнусу стоит сдержаться и не ответить какой-нибудь колкостью. Ворсинки наэлектризовались, он весь напыжился.

— Может, сам рискнёшь? — пришёл на выручку Индрик. Он тоже узнал Магнуса. — Убьёшь паука, и жди семь лет несчастий.

Подавший идею рвения не проявил.

Озриэль аккуратно, но решительно пересадил Магнуса на лист:

— Мы отнесём его обратно в королевский зоопарк.

Профессор прижала кулачки к груди. Озриэлю сейчас не хватало копья, а ей — платочка, который она могла бы на него повязать. Получив благодарный кивок, мы поспешно покинули аудиторию, прихватив рюкзаки.

Едва дверь за нами закрылась, Магнус прыгнул ко мне в объятия:

— Ливи, наконец-то!

— Как ты нас нашёл?

— Я услышал объявление и спустился в холл, но опоздал. От привратника узнал, что вы уже ушли, но он подсказал, где будет следующая пара.

Тут Магнус отстранился и удивленно оглядел меня:

— Почему на тебе плащ звездочета?

Я повернулась к Озриэлю. Ифрит озадаченно пожал плечами:

— Пауки — дети тьмы. Должно быть, на них такие вещи не действуют.

— Какие вещи? — недоумевал Магнус.

— Неважно, главное, ты нашёлся. — Мы подошли к искусственному гроту, установленному в одном из переходов, и спрятались за фонтанчиком. Журчание воды и кваканье лягушек служили надежной защитой от посторонних ушей.

— Где ты пропадал? Мы боялись, что ты не успел выбраться из корзинки.

— Я и не успел! Пока отплевывался от этих чертовых лепестков, вы уже убежали, — пожаловался паук.

— Хорошо, что профессор Марбис тебя не видела, — вклинился Озриэль. — У неё бы удар приключился.

— Думаю, чаще удар приключается у тех, кто видит её.

— Хочешь сказать, она тебя заметила?

— Не просто заметила! Я имел неосторожность выдать себя криком. Обнаружив, что я говорящий, она заставила меня выучить 'Счастье на кончике паутины'. А там больше сотни строк!

— Что?!

— Но почему Индрик отдал тебя ей?

— Он меня не видел — подарил цветы и сразу смылся.

— Мы заходили на поэтику и спрашивали, не случалось ли чего-то странного или необычного, — оправдывался Озриэль.

— Не похоже, чтобы эта дама вообще умела удивляться, — парировал Магнус. — Ладно, забудем, просто больше не отдавайте меня ей. Лишь чудом ускользнул. А как ваши успехи?

Я уныло покачала головой:

— Пока никак.

— Значит, мои страдания были напрасны!

— Что поделать! Всё оказалось не так просто. Но обещаю, что постараюсь разобраться с этим как можно скорее. А сейчас нам пора возвращаться в лавку. Смена Эмилии вот-вот подойдёт к концу.

Мы вышли из ниши.

— Я провожу вас до ворот, — предложил Озриэль. — Там и отдашь мне плащ.

— Так он твой? — встрял Магнус. — Это что, здешняя мода?

Ответить Озриэль не успел, потому что в конце коридора выросла высокая фигура. Одновременно сзади послышался шум. Мы обернулись и увидели, что ещё четверо отрезали обратный путь.

— Взять их, — скомандовал Марсий Фьерский. — Дуболом мой, ифрита можете хоть в бутылку засунуть.

— Беги! — выпалил Озриэль и подтолкнул меня к темнеющему проёму слева от грота.

— А ты? Я не позволю тебе остаться, чтобы...

— Я и не собираюсь! — пропыхтел он, запихивая меня внутрь. — Просто ход слишком узкий для двоих, побегу сразу за тобой.

Я помчалась вперёд, попутно собирая паутину волосами. Магнус держался за моё запястье изо всех сил. Лаз был действительно чрезвычайно тесный, приходилось пригибать голову. Я путалась в плаще и то и дело цеплялась за выступы и неровности кладки. Впереди забрезжил свет, и через секунду я вылетела на площадку, огороженную мраморной балюстрадой с фигурными столбиками.

Сзади послышался шум, и следом выскочил Озриэль.

— О нет! — застонал он. — Это не тот ход...

Мы оказались на круглом пятачке на одной из галерей на высоте пяти этажей над вестибюлем. Выход был только один — он же и вход.

Из проёма, пыхтя, выбежали подручные Марсия. Последним, не спеша, вышел он сам.

— Так-так, я слышал, огры умеют летать? Всегда мечтал на это посмотреть. Никто ведь не упрекнёт меня, если на полуогров сей талант не распространяется?

Озриэль задвинул меня за спину.

— Какая тебе разница, кем быть на этикете ухаживаний? Все и так знают: тебе никогда не стать лакеем!

— Дело не в конкретном случае, — подала голос я, выглядывая из-за спины ифрита, — а в престиже, и в том, чтобы окружающие слушались.

— Тебе мозг пересадили? — удивился Марсий. — Правильно: вассалы должны знать своё место.

Он замер у входа в лаз, сложив руки на груди, тогда как четверо остальных быстро теснили нас к перилам. Перчатки Марсий тоже не торопился снимать. Да и зачем, если помощники и так прекрасно научат ифрита и принцессу летать? Тут меня осенило: принцесса! Надо скинуть плащ — предпочитаю наказание, каким бы оно ни было, трём новым пятнам на полу в вестибюле. По крайней мере, выгадаем время на их удивлении, а там, может, сумеем проскочить.

— Приготовься, — шепнул Озриэль, чуть обернув голову.

— К чему?

Но тут ифрит с пауком перегнулись, поняв друг друга без слов, и в следующую секунду Магнус с криком 'Слава Пряхе!' прыгнул на лицо одному из нападающих, а Озриэль скинул рюкзак, размахнулся и огрел им второго. Тот упал, повалив за собой товарища. Четвертому я нанесла пикантный удар, от которого он сложился пополам с тоненьким 'ой-ой' и затих. Первый всё ещё метался, визжа и пытаясь скинуть с лица Магнуса. Я испугалась, что паук пострадает, и метнулась к ним — оба были в опасной близости от перил. Вестибюль уже начал заполняться учащимися. Они останавливались и удивленно задирали головы, слыша крики. Я отцепила Магнуса, и в этот момент подоспел Озриэль. Он схватил меня за руку и потянул к проходу, но там по-прежнему стоял Марсий, перегораживая путь. Ввязываться в драку Его Высочество не спешил, но и выпускать нас явно не собирался. Интересно, что бывает с чугунными статуями, упавшими с высоты пяти этажей?

— Вы что теперь лучшие подружки? — Марсий кивнул на наши с Озриэлем сцепленные руки и пнул парня, которого ифрит оглушил рюкзаком. — Поднимайтесь! Хватит строить из себя девочек.

Трое пострадавших уже успели прийти в себя (моя жертва по-прежнему лежала, свернувшись в клубок) и снова двинулись на нас с лицами, выражение которых я бы охарактеризовала как крайне недоброжелательное. У того, который сражался с Магнусом, весь нос был в красных пятах. Мы с Озриэлем пятились, пока не уперлись в перила.

Тут самый крайний бросился вперёд. Озриэль сделал шаг в сторону и пинком отправил его дальше. Парень застрял головой между столбиками балюстрады. На меня тем временем бросился второй. Я попыталась уклониться, наступила на плащ и повалилась на пол, увлекая за собой Озриэля и одновременно чувствуя, как рука атакующего зацепилась за что-то на моём поясе. Что это было, стало ясно, когда рядом взвился столб серебристый пыли, в котором крутились мелкие желтые точки. Он развернулся дымчатой воронкой, стремительно накрывая галерею.

— Озриэль, задержи дыхание! — крикнула я и уткнулась лицом в рукав.

— Что?

Я быстро зажала ему нос, но чуть-чуть опоздала — ифрит успел сделать короткий вдох. Со всех сторон понесся чих и кашель. Четыре фигуры слепо шарили в пелене. Они отчаянно махали руками, пытаясь разогнать серебристый туман, окутавший площадку, и надеясь, что это поможет избавиться от зуда в носу. Пятый надрывался возле входа. Я вскочила на ноги и помогла Озриэлю подняться. Магнус сидел на перилах, куда успел отпрыгнуть в последний момент, и тоже махал лапками, стараясь улучшить видимость, но самого эффекта от пыльцы, как и в случае с плащом, не испытывал. А это выгодно быть пауком!

Я потянула ифрита к выходу. Марсий чихал, сложившись пополам.

— Сдойте...пчхи!

Он попытался нас остановить, но я с легкостью отцепила руку — принц был в перчатках. Озриэль спотыкался, ковыляя за мной, и тоже чихал. Я затолкала его в узкий коридор, и мы побежали обратно к гроту.

Снова очутившись возле фонтанчика, я заозиралась в поисках чего-то подходящего, чтобы загородить проход. Озриэль в этот момент стоял, упираясь ладонями в колени и пытаясь проморгаться:

— Что...апчхи...что это...пчхи....там...

— Средство самозащиты, — пояснила я, ухватилась за край большой глиняной вазы с фикусом, подтащила её к проёму и распушила листья. Надеюсь, это поможет остановить пыльцу. Страшно подумать, что будет, если она распространится дальше. Может, она уже осела?

— Сре...пчхи...щиты?

— Эмилия дала мне на случай, если попаду в неприятности. — Я порылась в кармане и протянула ему платок. — Здорово, что оно у меня оказалось, правда?

Озриэль поднял на меня слезящиеся глаза, в которых отразилось глубочайшее сомнение, схватил платок и громогласно чихнул в него.

— Ско...чхи...лится? Пчхи!

— Сколько это продлится?

Он только кивнул, весь красный, сдерживаясь изо всех сил.

— Ну, кажется, ты вдохнул меньше, чем они, поэтому, по моим расчётам...

— Ливи! — простонал он.

— До вечера, — призналась я.

Озриэль присел на край бордюрчика и попытался справиться с собой.

— Может, по спинке постучать? — посоветовал Магнус. — А что? Предложишь что-то получше, тогда и будешь на меня так смотреть!

Я пожала плечами — во всяком случае, большего вреда не будет — и хорошенько хлопнула Озриэля по спине. Он кашлянул, из носа и рта вырвалось серебристое облачко. Проблему это не решило, но слегка уменьшило. Теперь он чихал через раз и вскоре пришёл в себя настолько, что смог подняться и даже с перерывами говорить.

— Тебе...пора.

Я напоследок обернулась на вазу — похоже, дымную пыльцу всё-таки удалось локализовать, и мы двинулись к лестнице.

В вестибюле Озриэль остановился возле привратника и присел на краешек постамента.

— Иди, — махнул он.

— А как же ты? И плащ, я ведь должна его вернуть...

— Потом... — начал ифрит, задержал дыхание и, справившись с приступом, быстро докончил: — Он тебе завтра ещё понадобится. Сегодня, как только полегчает, зайду в лавку — обсудим, что делать дальше.

— Ладно, но ты уверен, что не хочешь в лекарскую башню?

Он помотал головой:

— Ступай.

Разноцветный дымок под колпаком снова начал сгущаться, и я решила удалиться, пока Август не обрёл тело. Хотелось избежать расспросов и лишней лжи.

— Прости, с меня чашка шоколада, — шепнула я Озриэлю на прощание.

— Тазик... — кивнул он и снова чихнул.

Я поспешила к выходу. Помочь я всё равно ничем не могла. К тому же, мне давно пора было вернуться в лавку. Очутившись за воротами, я укрылась за каменной тумбой и сняла плащ. Какое счастье избавиться от Гарта!

На обратном пути я чуть не наткнулась на активистов Лиги Солидарности Драконам. Они шли по улице, раздавая листовки и скандируя: 'Каждому дракону — по принцессе!'. Я едва успела заскочить в первый попавшийся магазинчик, и лишь когда они скрылись за поворотом, покинула его, уговаривая сердце успокоиться.

Глава 7

про жадных акул и маленький секрет Его Высочества

Эмилию я застала за прилавком. Она отпускала цветы плотному господину в котелке и полосатом костюме. Он расплачивался за покупку, зажав букет подмышкой. Орхидеи совершенно ничем не пахли. Или, может, моё обоняние тоже пострадало от чихальной атаки?

— Спасибо, Эмилия, дорогая. Марта будет в восторге! Она обожает орхидеи, но у бедняжки стойкая непереносимость их запаха. Передайте мою искреннюю благодарность и наилучшие пожелания мадам Гортензии. Это просто грандиозная женщина! Также, пользуясь случаем, хочу заверить, что не позволю всяким нуворишам, напрочь лишенным фантазии, запустить лапу в мой кошелек. Я предан исключительно вам!

Думаю, он выражался фигурально, потому что запустить лапу в туго набитый мешочек, висевший у него на поясе, ничего не стоило. Особенно жителям Шебутного переулка.

— Конечно, господин Понк, — ответила Эмилия с милой улыбкой, протягивая ему сдачу. — Обязательно передам, ей будет приятно. А мы постараемся почаще радовать вас новинками. О, Ливи, это ты! Позвольте представить мою новую напарницу, Ливи. Она будет работать в лавке во вторую смену.

Мужчина обернулся и приподнял котелок:

— Очарован, совершенно очарован!

Я подошла и протянула руку для пожатия:

— Рада знакомству, господин Понк.

Он сделал ответное движение, но тут заметил Магнуса, побледнел и, поспешно попрощавшись, покинул лавку.

— Не переживай, скоро они к нему привыкнут, — сказала Эмилия, подразумевая Магнуса, и пощекотала гигантский лотос на краю стойки. Лепестки раскрылись. Она кинула в серединку монеты, и цветок снова сомкнулся. Послышался звук, похожий на чавканье, и в верхней части стебля образовалось несколько бугорков. Они протиснулись вниз по желобку и вскоре затерялись под стойкой. Я уже знала, что на другом конце стебля помещается мешочек, куда собирается дневная выручка. Каждый вечер после закрытия Эмилия производила подсчет.

— Я рада, что с тобой всё в порядке. Начала уже волноваться.

— Прости, что задержалась... Лютики пользовались бешеной популярностью!

Я ведь уже упоминала про особенности вранья, не так ли?

Порывшись в кармане, я протянула ей монету Индрика.

— Ничего страшного, — сказала Эмилия и кинула её в лотос. — Главное, мадам Гортензия об этом не знает. Она сейчас у себя — придумывает новый букет.

Я попросила минутку, чтобы привести себя в порядок и побежала наверх. Там я спрятала плащ под подушку, пригладила волосы и поспешила обратно. Магнус предпочёл остаться в комнате, заявив, что ему нужно восстановить нервы, и вообще, не для того он становился королевским пауком, чтобы потом торговать цветами ('увидит кто из сородичей — позору не оберешься!'). Он был крайне раздражен сегодняшней суматохой, поэтому я сочла за лучшее оставить его в покое.

Когда я спустилась, Эмилия протянула мне хорошенький передник, отороченный по краю крошечными колокольчиками, и помогла закрепить на груди лепесток с именем. Теперь я официально стала принцессой-цветочницей. Интересно, что сказал бы на это папа? Я в который раз вернулась мыслями к нему, задаваясь множеством вопросов: объявление в газетах разместили с его подачи, или это была инициатива Якула Кроверуса? Отец руководит поисками из дома или выехал во главе отряда и проверяет соседние королевства? Его сильно разозлил мой поступок?

В том, что меня в итоге найдут, я не сомневалась. Главное, успеть к тому моменту решить свою проблему. Если не слишком светиться, времени на поиски Суженого будет больше.

Вчера Эмилия торопилась, поэтому лишь поверхностно ввела меня в курс дела, сегодня же состоялся полный инструктаж. Тут надо сказать пару слов о лавке мадам Гортензии. Её букеты были действительно эксклюзивны настолько, насколько это вообще возможно. Когда она купила цветочный магазин в Шебутном переулке пять лет назад, все решили, что она просто продолжит дело предыдущих владельцев. Однако открытие 'Эксклюзив-нюх' произвело эффект разорвавшейся бомбы.

Любой мало-мальски подготовленный сотрудник сможет собрать и красиво скомпоновать лунные гвоздики с фиалками, перевязать их ленточкой и протянуть покупателю с милой улыбкой. Но отличие букетов от мадам Гортензии состояло в том, что они были в прямом смысле на любой вкус и нюх. Она наделяла их теми или иными свойствами по желанию клиента.

К примеру, у вас аллергия на пыльцу или непереносимость определенного запаха, как у жены господина Понка. Не проблема: в лавке мадам Гортензии специально для вас выведут какие угодно цветы с пыльцой, не вызывающей аллергии, или же лишенными запаха. Если вы любите розы, но вам не по душе их сладкий аромат, нет ничего проще — его можно заменить на любой другой: розы с ароматом сирени, жасмина, лаванды (лука, грибов, пихты — для особых гурманов). Замене и небольшим корректировкам также с легкостью подлежат цвет и форма лепестков. Конечно, до крайностей мадам никогда не доходила и, если, к примеру, клиент желал крошечные подсолнухи без семечек и с белыми лепестками, то она мягко указывала, что в этом случае проще приобрести ромашки.

На первых порах посетители довольствовались образцами из каталога, который был весьма обширен — об этом гномка позаботилась, открывая 'Эксклюзив-нюх'. Постепенно же, убедившись, что её фантазия поистине безгранична, а возможности почти на уровне фантазии, они стали приходить с собственными пожеланиями. Так появились незабудки с ароматом домашней выпечки — в доме у тех, кто их приобретал, всегда приятно и уютно пахло; хихикающие цветы для поднятия настроения и лающие для защиты от воров (те ведь не знали, что никакого пса на самом деле нет), ну, и, конечно, съедобные букеты (у детей наибольшей популярностью пользовались со вкусом ирисок и мятные, с тянущимися на манер жвачки лепестками. А питомцам чаще всего брали сосисочные герберы с сырными лепестками). Этим многообразием и объяснялись запахи, так поразившие меня накануне. Но постоянные покупатели, похоже, к ним привыкли или же смирились, предпочтя терпеть некоторые неудобства в угоду конечному результату.

Конечно, там где начинаются эксперименты, возникают и крайности. Так, состоятельные клиенты вскоре пожелали выражать свои чувства посредством неимоверно дорогих букетов. В итоге появились цветы с напылением из драгоценных камней, ослепительно блестевшие на солнце (с пыльцой из настоящего золота пришлось особенно повозиться). Были и более бюджетные варианты, когда всё ограничивалось нанесением на лепестки крошечных алмазов, имитирующих росу.

Такие букеты могли весить до нескольких килограммов. Однако позже мадам решила отказалась от ряда особо тяжеловесных моделей. Причиной послужил инцидент, когда даритель, некий раскаявшийся в измене господин, был избит его же букетом. К счастью, обошлось без серьезных увечий, а обиженная особа его в итоге простила. Но с тех пор мадам с большей осторожностью подходит к внедрению новых моделей.

Тем не менее, каталог постоянно пополняется, и раз в месяц хозяйка балует клиентов очередным букетом. Этому предшествует несколько дней, а то и целая неделя напряженной работы. По большей части столь ответственная задача ложится на мадам, но Эмилия показала мне два милых букетика, которые придумала сама. Ничего выдающегося: анютины глазки, меняющие цвет в зависимости от эмоций того, кто их держит (по ним можно определить искренность чувств кавалера, а тот, в свою очередь, сразу распознает, если девушка к нему благоволит), и настурции — на лепестках с обратной стороны нанесены темы для бесед (влюбленные часто теряются на первом свидании, поэтому для них это как находка). Хозяйке идеи понравились, среди клиентов прижились, и в итоге букеты вошли в постоянный ассортимент. Особенной популярностью они пользуются среди молодёжи.

По тону, каким всё это было рассказано, я поняла, что Эмилия искренне восхищается мадам Гортензией. И, оглядываясь вокруг, я не могла не признать, что у владелицы 'Эксклюзив-нюх' природный дар. Гномы нередко специализируются в создании волшебных предметов (мои гребешки были как раз их работы. Они достались мне от мамы. Я была совсем крохой, но прекрасно помню, как она расчесывала мне волосы перед сном и пела вместе с гребнем колыбельную). Но мадам Гортензия в своём деле пошла не то чтобы дальше своих соплеменников, а, скорее, вбок, соединив магию вещи с магией жизни. Все тонкости знала, разумеется, только она сама. Даже для Эмилии дверка приоткрывалась, но не распахивалась.

Как бы то ни было, в каждый букет мадам вкладывала всю теплоту и любовь. Именно поэтому крайне важно было сохранять сердце в целости — неподходящее настроение тут же сказывалось на результате: лепестки выходили тусклыми, ароматы путаными, музыкальные цветы фальшивили. А речь как-никак шла о бизнесе. В последнее время случаи брака участились, что было связано с Рудольфо. Постоянные клиенты не могли не замечать изменений в худшую сторону, но прощали мадам эти маленькие огрехи. Кстати, виденная мною у гномки кирка на поверку оказалась тяпкой. Но принцессе простительно подобное незнание.

После теоретической части перешли к практике. Для начала, Эмилия посвятила меня в тонкости ухода за тюльпирисами и вручила лейку со специальной подкормкой, а сама вернулась к прилавку. Только я собралась приступить к делу, как раздался её возглас.

— О, нет!

— Что такое?

— Всё в порядке, Ливи. — Девушка попыталась улыбнуться. — Прости, если напугала.

Я поставила лейку и подошла к ней.

— В Потерии все кричат 'О, нет!', когда всё в порядке?

Она перестала изображать улыбку, лицо расстроенно вытянулось.

— У меня опять недостача. Только не говори ничего мадам.

— Ты уверена? Всё правильно посчитала?

— Да, перепроверила несколько раз. И это происходит уже далеко не впервые.

— Думаешь...завёлся вор?

— Нет, — она покачала головой, — в том-то и дело, что это случается даже тогда, когда я ни на минуту не отлучаюсь из лавки.

— Но как такое возможно?

— Если бы я знала... — вздохнула Эмилия.

— А много недостаёт?

— Не так чтобы слишком, но и немало. Приходится добавлять недостающую сумму из своего жалованья, а, сама понимаешь, я обычная цветочница, и всё это бьёт по карману.

* * *

Тут входная дверь распахнулась, и в лавку, пригнувшись, вошёл высокий и болезненно худой господин. Он был похож на клавишу от рояля: белый шелковый цилиндр, белый же костюм, из-под которого выглядывает черная рубашка, а в петлице — черный пион. Прямые седые волосы спускались до плеч, а правым глазом он сжимал оранжевое увеличительное стеклышко, отчего один уголок рта постоянно кривился в ухмылке. Когда мы повернулись, он приподнял второй уголок, сверкнув изумрудной фиксой, — видимо, пытался изобразить улыбку. Более неудачных попыток я ещё не встречала.

Незнакомец небрежным жестом мазнул край цилиндра, что можно было принять как за неучтивое приветствие, так и за попытку отогнать муху.

— Так-так, дело мадам Гортензии, как погляжу, цветёт и пахнет?

— Добрый день, господин Жмутс, — поздоровалась Эмилия без тени обычной для неё сердечности. Да и вся она сразу как-то подобралась и сделалась настороженной.

— А это что за крошка рядом с тобой? — спросил он, даже не взглянув в мою сторону, и притянул пышный желтый бутон из соседней кадки. — Мм, добавлена нотка пачули, не так ли?

Эмилия решительно вышла из-за прилавка, загородила цветы и скрестила руки на груди.

— Моя напарница, Ливи.

— Что, о чём ты? А, всё ещё об этой девчонке. Неважно, все они на одно лицо. — Пальцы смяли и оттолкнули поникший цветок.

Я последовала примеру Эмилии и встала рядом в такой же позе. Посетитель и у меня вызвал неприязнь.

— Хозяйка сейчас занята и не сможет вас принять, — натянуто сообщила девушка.

Господин Жмутс был высок, но уступал ей на целую голову. И ему явно не нравилась необходимость смотреть снизу вверх.

— А с чего ты взяла, что я пришёл к ней? Неужели я не мог заглянуть просто так, — обронил он, приставляя серебряную линеечку к лепестку примулы, — купить букет... — ноготь сковырнул алмазную блестку, — окунуться в дух гения, так сказать? — Породистый нос брезгливо сморщился. — Впрочем, судя по слухам, 'душок' будет уместнее.

— Не знаю, о каких слухах идёт речь, но наша лавка прямо сейчас закрывается на перерыв, правда, Ливи?

— Да, мы как раз приступали к поливке, — подтвердила я, подхватила лейку и наклонила её. Добрая треть выплеснулась посетителю на ботинки. — Ой, простите, ещё не научилась управляться с этой штукой.

Господин Жмутс отпрянул, оставляя мокрые следы:

— Неудивительно, что ваше дело загибается! — зло выпалил он и отёр носок дорогого ботинка батистовым платком. — С такими-то сотрудницами! Скорее, стоит удивляться тому, что эта лавка так долго продержалась. Отношу это на счёт дурного вкуса здешних жителей. Ничего, чувство прекрасного поддаётся дрессировке.

Эмилия решительно шагнула к двери и распахнула её:

— Всего доброго, господин Жмутс.

Гость сунул платок в горшок с фрезиями и тут же отдернул ужаленную руку.

— Тссс... — Лицо исказила гримаса. — Вот как! Я пришёл с самыми благими намерениями, хотел предложить помощь, но теперь вижу, что впустую тратил время. Такие, как мадам Гортензия, заслуживают того, что в итоге получают. Так ей и передайте: даже моему терпению пришёл конец.

Он ударил фрезии тростью и, не прощаясь, вышел. Эмилия раздраженно захлопнула дверь и вернулась к цветам.

— Кто это был?

— Совершенно ужасный человек, Ливи! Если он вдруг придёт, когда ты будешь одна, ни за что не впускай его.

— Он конкурент мадам?

— Хуже. — Девушка принялась рыхлить землю, но на этот раз смятение мешало, и руки сильно дрожали — не от страха, от возмущения. — В основе конкуренции лежат правила и понятия о чести, даже здесь, в Шебутном переулке. Особенно здесь! — Эмилия взволнованно взмахнула рыхлилкой, и я едва успела увернуться. — А господин Жмутс — акула, которая удачно прикидывается другом, разевает пасть пошире и, когда внутрь заплывёт побольше рыбёшек, захлопывает её.

— Ну, насчёт 'удачно прикидывается', ты преувеличила. По-моему, он похож на типичного опереточного злодея. Надеюсь, он умеет злобно хохотать? Если нет, я буду разочарована.

Эмилия хихикнула, и в щеки вернулся мягкий румянец. Она нежно поправила листик и продолжила своё занятие:

— Я бы предпочла, чтобы он и вовсе не улыбался — ты же видела, что из этого выходит. Он тоже владелец цветочного магазина. Приехал из дальних краёв около полугода назад и сразу стал скупать цветочные лавки. В городе их тогда было несколько дюжин — торговали простыми букетами, и конкуренции мадам не составляли. Если же владельцы не желали расставаться со своим бизнесом, их магазины либо разорялись, либо становились жертвами несчастных случаев: пожары, поставки зараженной воды. Лавку господина Орли пришлось закрыть из-за быстро прогрессирующей плесени. Угадай, кто подарил первый росток, выдав его за экзотический плющ?

— Любитель эпатажного стиля в одежде?

— Именно! Ты могла видеть его дом, длинный такой, с колоннами. Он расположен так, что половина, которая отведена под магазин, заходит на территорию Шебутного переулка, а жилая часть находится уже в фешенебельном районе Голдики. Я один раз была в его 'Цветолюксе': всё в мраморе и позолоте, тишина, и продавцы...бррр! Как будто одолжение тебе делают. Наверное, отчасти поэтому надежды господина Жмутса на популярность не оправдались. У мадам, пусть и не так шикарно, но лавка приятная и уютная, согласись.

Я от чистого сердца согласилась, правда, не могла сказать, что испытываю к хозяйке такую же теплоту, как Эмилия.

— А о каких благих намерениях он говорил?

— Когда он впервые переступил порог 'Эксклюзив-нюх', мадам приняла его очень любезно, даже велела подать в кабинет лучшего чая с лепестками настурции. Это было ещё до случаев с другими лавками. Он тогда хорошо играл роль новичка в городе, нуждающегося в друзьях. Прощались они в самых сердечных выражениях....а через месяц мы узнали, что ассортимент его магазина пополнился цветами-привратниками, здоровающимися с каждым входящим. Правда, частенько, вместо приветствия, они лаяли на гостей. Тогда мы сочли это простым совпадением, но в следующий раз все начали говорить про букеты, распевающие гимны во славу короля, и розы с бутонами в форме сердечка на день всех влюбленных. Тут уж не осталось никаких сомнений, и мадам выставила его вон, когда он имел наглость снова заявиться. С тех пор он делал несколько предложений по покупке 'Эксклюзив-нюх', прикрываясь возвышенными речами о желании спасти её 'загибающийся бизнес' (это у мадам-то загибающийся?!), но хозяйка, разумеется, ему отказала. После этого было несколько неприятных инцидентов, и теперь приходится быть крайне осторожными. Поэтому и к выбору новой сотрудницы она подошла так серьёзно.

Я невольно потёрла запястья, вспомнив милую беседу с правдоцветом.

— То есть специальность 'Цветолюкса' — та же, что и у 'Эксклюзив-нюх'?

Эмилия хмыкнула:

— В мечтах господина Жмутса. Все, кто обладает хоть толикой чувствительности, сразу поймут, что его лавка — лишь бледное подобие. Ассортимент у него гораздо меньше, да и сами цветы...в них нет... — тут Эмилия задумалась и уверенно докончила, — души. Да, именно так. — Она обеспокоенно глянула наверх и понизила голос: — Но в одном он прав — за последние недели несколько покупателей из числа постоянных вернули букеты, не оправдавшие заявленных свойств. Всё это не иначе как следствие неудачного романа мадам. Инциденты списали на счёт ошибок, которые могут случиться с каждым, но, если так пойдёт и дальше, мы можем начать терять клиентов. И, боюсь, ничто не предвещает улучшения ситуации.

Потом Эмилия показала мне, как оборачивать и украшать букеты. Конечно, так здорово, как у неё, пока не получалось, но я ведь начинающая принцесса-цветочница! Надо сказать, напарница проявляла завидное терпение. Вскоре спустился Магнус.

— Просто разминаюсь, — пояснил он, перехватив мой взгляд. — К тому же, наверху страшно душно.

Но я-то видела, что он просто изнывает от скуки. Эмилия тоже обернулась и лукаво мне подмигнула:

— Магнус, ты не мог бы помочь? Никак не разберусь с этой ленточкой.

Её руки, такие ловкие секунду назад, вдруг сделались страшно неуклюжими.

— С какой? — мгновенно оживился паук. — Ты про эту? Да это же раз плюнуть: просто продень вот здесь, понизу.

— Куда, сюда? — Пальцы с поразительной неловкостью промахивались мимо цели.

— Да нет же, дай покажу.

Вскоре Магнус уже полностью взял на себя перевязывание букетов. Похоже, у пауков к этому природный дар. Правда, порой он перебарщивал, и приходилось подолгу выпутывать цветы из лент.

Эмилия понаблюдала какое-то время за нашей работой, а потом сказала:

— Ну вот, Ливи, кажется, ты уже вполне разобралась. А сейчас, извини, мне пора.

— Это то самое дело, из-за которого ты теперь не можешь работать в лавке по вечерам?

Мне показалось, что напарница смутилась, но, наверное, только показалось.

— Да, я хожу на...курсы.

— И их название — большой секрет?

— Нет, что ты! Это, — небольшая заминка, — курсы личностного роста. Или, если хочешь, курсы по саморазвитию.

— Звучит интригующе.

— На самом деле ничего особенного, — поспешно ответила она и добавила: — Прости, мне действительно пора, но я ещё попозже загляну. Постараюсь успеть до закрытия. И вот, — она порылась под прилавком и протянула мне толстенную книгу, — это справочник цветов. С основными я тебя ознакомила, но всё же лучше полистай на досуге.

Я, кряхтя, водрузила том на прилавок. Такими фолиантами обычно прижимают что-то, что хотят склеить. Намертво.

— Ах да, последнее, когда будешь отдавать покупателю цветы...

Тут я вспомнила урок профессора Гудинафа.

— Я сделаю это вот так!

Рука, будто бы отдельно от меня, с неимоверным изяществом протянула ей букет. Теперь, когда Гарт не мешал, получилось почти идеально. Эмилия оторопела:

— Ну, надо же! Это просто потрясающе! Только книксен делать необязательно.

* * *

В тот день заглянуло несколько клиентов. Конечно, на практике всё оказалось несколько сложнее, чем во время тренировки. Обслуживая первого покупателя, Магнус так разволновался, что вконец запутал ленточки. К счастью, мужчина оказался из терпеливых и дожидался с любезной улыбкой, памятуя о том, что я новенькая. А после моего фирменного движения запястьем, и вовсе ушёл в приподнятом настроении. Я тщательно записывала все покупки в толстую амбарную тетрадь. Немного пролистав назад, обнаружила, что имя Индрика там встречается на каждой странице, а иногда и по несколько раз за страницу. Похоже, лавку он посещал чаще, чем академию.

Вскоре появился и он сам и очень удивился, увидев меня.

— Ливи? А где... — Оглядевшись по сторонам и убедившись, что продавщица тут только одна, он шагнул к прилавку. — Не знал, что ты здесь работаешь. Ах да, лютики, совсем забыл!

— Первый рабочий день, — бодро кивнула я. — Тебе какой букет?

— Пришёл забрать готовые. Погляди, там должно быть записано.

Я сверилась с журналом и действительно: на имя Индрика значилось пятнадцать букетов цветобабочек. С виду они и впрямь похожи на рой пестрых бабочек, случайно приземлившихся на длинные хрупкие стебли. Сходства добавляло трепетание лепестками. Увы, живут они тоже всего один день.

Передавая ему всю охапку, я не удержалась:

— Целых пятнадцать штук, да она просто счастливица!

Индрик и не подумал смутиться:

— Нет-нет, это всё разным. Ну, ещё увидимся. А да, это тебе. — И он протянул мне один букет, преподнеся его не менее элегантным жестом, чем профессор Гудинаф.

После его ухода, я полистала справочник цветов. Никогда бы не подумала, что разновидностей может быть столько! К концу первого раздела (из пятисот пяти) все свойства и характеристики перемешались в голове, и я отложила изучение до следующего досуга.

И всё это время, занимаясь делами лавки, я параллельно обдумывала дальнейшую стратегию по поиску Суженого. 'Прямой метод' оказался не слишком-то эффективным, но ничего нового пока не приходило в голову.

Озриэль заглянул, когда стемнело. Он уже почти не чихал, но нос оставался красным и распухшим. Через полчаса я подсчитала выручку, закрыла лавку и приняла приглашение прогуляться.

На улице уже зажгли фонари, и дневная суета уступила место вечерней степенности. В свете газовых рожков витрины отсвечивали бледно-зеленым, выкрашивая в этот оттенок прогуливающиеся парочки.

— Больше не сталкивался с Марсием?

— Неа, думаю, ему было не до меня — надышался сильнее.

— Прости, ты, наверное, пропустил все занятия... — Я хлопнула себя по лбу: — И поэтику тоже!

— Поэтики сегодня не было, — вздохнул Озриэль. — В кой-то веки нашлась уважительная причина, чтобы пропустить, а её отменили!

— Почему?

— Ливи, когда отменяют занятие, тем более, впервые за шестьдесят лет, никто не спрашивает 'почему'. Все просто ловят момент.

— А что насчёт 'Истории волшебного народа', удалось уладить недоразумение?

Ифрит кинул на меня быстрый взгляд:

— Не совсем, но от наказания меня освободили. Благодаря тебе, кстати.

— Мне?

— Ага, профессор посчитала 'вспышку безостановочного чиха' достаточной карой свыше. Произошедшее списали на чью-то неудачную шутку с заклятием, обещали разобраться. Но, уверен, Марсий сделает всё, чтобы история не выплыла на свет. Он в ней явно не блистает.

— Это уж точно! А по поводу дебоша ты...

— Давай заглянем в 'Наглую куропатку', не возражаешь? Там и обсудим, что делать дальше. Кто-то ведь обещал мне чашку шоколада.

— Давай, но сперва заскочим в ломбард.

Какая удача, что в лавке мадам Гортензии поденная оплата за цветочасы! Я выкупила гребешок, и мы двинулись к центральной площади.

По пути вернулись к обсуждению моей проблемы и вскоре увлеклись: строили планы, выдвигали версии, обдумывали самые разные ходы. Предложения становились одно другого невообразимей. Через некоторое время я поймала себя на том, что намеренно предлагаю несуразные варианты, потому что мне нравится смешить Озриэля. Да и от его задумок уже кололо в боку. Чего стоила только идея наложить на одежду принцев щекочущее заклинание и подождать, пока те начнут от неё избавляться прямо на лекции — и все темные метки сразу, как на ладони. Сообразив, что наше поведение нелепо, и мы никак не приближаемся к решению задачи, я одернула себя. Однако последнее соображение ифрита натолкнуло меня на мысль:

— Озриэль, а где-нибудь в академии хранятся данные о принцах? Я имею в виду описание особых примет. Вы при поступлении заполняли какие-нибудь анкеты?

— Мы много опросников заполняли, но где они сейчас — понятия не имею. Наверняка, просто нужны были администрации для отчетности. Только ни в одном из них нам не предлагалось описывать пятна на теле.

— Да уж, вряд ли ректора и профессоров интересуют такие подробности, — задумчиво протянула я и тут же встрепенулась: — Зато знаю тех, кто обычно интересуется подобными вещами!

— И кто же это? — удивился ифрит.

— Лекарши, знахарки, целители!

У нашего королевского лейб-медика на каждого пациента имеется досье с самым скрупулезным описанием.

Озриэль резко остановился.

— Шикарная мысль! — восхитился он. — Если в Принсфорде и есть медицинский архив, то он находится в лекарской башне. Мы могли бы попробовать пробраться туда завтра утром и поискать документы. До десяти там никого не бывает.

— А ключи?

— У дежурного студента. Беру его на себя.

— И я буду в плаще, поэтому, если нас кто-то застанет, всегда можно сказать, что у Гарта, — я представила полуогра, — разболелась голова.

— Лучше кулаки, — усмехнулся Озриэль. — Так выйдет правдоподобнее.

Мы подошли к центральной площади. Лунный свет ещё больше подчеркивал величие принцев-основателей. Я удивленно указала на фонтан:

— Гляди, что это там с глазом Глюттона Медоречивого, почему он горит красным?

— А, ну в темноте он всегда такой. По легенде вместо глаза у него волшебный камень, древний, как сам мир. Если положить его под язык, можно увидеть будущее.

— Это правда?

— Ливи! — изумился Озриэль. — Это невозможно проверить!

— Почему?

— Ээ, потому что никто не решится сосать глаз основателя факультета, даже ради того, чтобы узнать своё будущее.

— Да? Ясно.

Около минуты прошло в молчании.

— Я пытался, — сознался Озриэль, — ещё в самом начале. Но не смог его выковорнуть.

Мы переглянулись и одновременно расхохотались.

— А давай попробуем как-нибудь вместе? — предложила я. — Может, он чего толкового по моему делу скажет?

— Возможно. Но предлагаю поместить этот вариант в список 'самый крайний случай, перед концом света'.

* * *

В 'Наглой куропатке' было довольно шумно, и мы выбрали самый тихий уголок рядом с перегородкой, чтобы спокойно завершить обсуждение плана. Заказ приняла другая раздатчица, не Уинни. Не скажу, что я огорчилась.

Шоколад подали в половинках кокосовых орехов и отдельно перед каждым поставили графинчик с водой. Очень правильная мера: напиток больше напоминал соус — восхитительно густой, аж ложка стоит, с легкой горчинкой и пряно-обжигающий.

— Ммм, я такой даже во дво...во дво-ре не пробовала!

Озриэль вскинул брови:

— Во дворе?

Он улыбнулся, не зная, что над верхней губой у него шоколадные усы, и собирался добавить что-то ещё. А я хихикнула и хотела протянуть ему салфетку, но тут за тонкой перегородкой, отделявшей нас от коридора, ведущего на кухню, послышались голоса. Один принадлежал Уинни, второй, мужской, тоже угадывался без труда, несмотря на не прошедшую гнусавость. По глазам я поняла, что и Озриэль его узнал.

— И от кого же? — резко спросил мужской голос.

— Не твоё дело! — огрызнулась Уинни.

— С каких это пор?

— Тебе лучше знать. Дай пройти.

Послышалась короткая возня, просьбу явно отклонили.

— Зачем тебе этот веник? Если нравится такое убожество, велю целое поле ими засеять.

— Не нужно мне твоё поле, и вообще ничего от тебя не нужно!

— Раньше ты так не говорила, раньше было нужно. — Голос дрогнул: — Что с тех пор изменилось?

— Многое, если хочешь знать.

— Да что тебя не устраивает, что не так?! — В голосе снова прорезалась злость.

— Всё так. А теперь пропусти и больше сюда не приходи.

— Лучше скажи, кто он. Всё равно ведь узнаю, хуже будет.

— Хватит настаивать! Я тебе не рябиновая наливка.

— Да что ты вцепилась в этот веник!

— Не трогай, слышишь, убери руки, а не то...

Тут возня резко прекратилась, и в наступившей тишине что-то тяжелое гулко ударилось о пол.

Пару секунд слышалось лишь хриплое дыхание спорщиков. А потом Уинни прошипела:

— Вот поэтому не нужно: ты портишь всё, к чему прикасаешься!

Занавеска резко отдернулась, и в зал выскочила растрепанная гоблинша. На ходу вытащила блокнот, подошла к паре через два стола от нас и шмякнула перед ними меню:

— Чего нада?

Эльф, до того мирно беседовавший со спутницей, подпрыгнул и ударился о стенной канделябр.

В перегородку рядом с нами раздраженно стукнули кулаком, следом раздались быстрые шаги, и дверь черного хода с треском захлопнулась.

Мы с Озриэлем, не сговариваясь, встали и заглянули в служебный коридор. Внимание обоих сразу приковал лежащий на полу предмет. Это был букет цветобабочек — из чугуна.

— Его Индрик подарил. Хорошо, что Марсий об этом не знает.

— Пока не знает, — помрачнел Озриэль.

Мы вернулись за свой столик и одновременно потянулись к салфетке:

— У тебя шоколадные усы...

— Ты вся измазалась...

Покончив с напитками, мы расплатились и покинули таверну.

— Надо предупредить Индрика, — заметила я, как только мы спустились с крыльца.

— Он не станет слушать, положится на волю случая.

— Это глупо, он может пострадать из-за своего легкомыслия.

— Знаешь, если бы речь шла о ком-то другом, я бы с тобой согласился, но когда дело касается Индрика, нет ничего надёжнее случая. Фортуна любит его.

— Она любит всех, пока не отвернётся.

— Ого! Что это?

— Ты о чём?

Озриэль приставил ладонь к глазам и указал наверх.

— Мне кажется или там...

Я подняла голову и обмерла.

— ...дракон.

Он летел на приличной высоте, и всё же силуэт с длинной гибкой шеей и похожими на кленовые листья крыльями безошибочно угадывался на фоне звездного неба. Сомнений быть не могло.

Тут он сделал вираж и начал резко снижаться.

Я схватила Озриэля за руку.

— Скорее, сюда! — Мы прыгнули в ближайший проулок и затаились.

Правда, ифрит то и дело норовил высунуть голову.

— Вот это да, Ливи! Дракон, настоящий дракон!

— Да спрячься же, он может нас заметить! Кто знает, какое у них зрение?

— Впервые вижу живого дракона. Да мне никто не поверит!

— Что ты сейчас сказал?! Ты что, собираешься кому-то об этом разболтать?

— Конечно! Всем подряд! Ещё никто из моих знакомых не видел дракона, я первый. Как думаешь, что он здесь делает? — Ифрит хлопнул себя по лбу: — Ну, конечно! Наверняка, ищет ту самую принцессу.

— Тише! — Я беспокойно заозиралась. — А ты подумал о последствиях? Представь, что начнётся, после твоих откровений: налетят активисты из Лиги Солидарности Драконам, а ещё газетчики, чтобы взять у тебя интервью. Любопытные будут день и ночь дежурить у ворот академии, в надежде услышать всё из первых уст. Как думаешь, руководству Принсфорда это понравится?

— Я...как-то не подумал об этом, — растерялся Озриэль.

— Так подумай сейчас. А, главное, подумай о той бедной, запуганной, беспомощной принцессе, которая, наверняка, сейчас сидит в какой-нибудь подворотне, как мы с тобой, и её сердечко трепещет от ужаса, при мысли о том, что этот крылатый монстр её заметит.

— Ну, может, он всё-таки возьмёт её в жены. Про драконов ведь практически ничего не известно.

— А, может, засунет в рот яблоко и зажарит целиком, — отрезала я.

— Ладно-ладно, не сердись. Не стану я никому об этом рассказывать. — Он украдкой вздохнул и снова вытянул шею, вглядываясь в небо.

Дракон сделал большой круг над городом и начал набирать высоту. Вскоре он уже превратился в маленькую точку, а потом и вовсе растворился в ночи так, словно его и не было.

И лишь минут через пять я нашла в себе силы выбраться из проулка на дрожащих ногах и продолжить путь.

Озриэль проводил меня до самой лавки. По дороге я более-менее пришла в себя и даже пошутила на тему недавнего приключения. Мы договорились встретиться завтра у ворот академии ровно в восемь.

— Да, Ливи, насчёт Гарта, — спохватился Озриэль. — У меня осталось совсем мало морока, а нового в магазин пока не завезли, так что на обыск лекарской башни у нас от силы час-два.

Я пожала плечами:

— Значит, будем действовать очень быстро. Башня, в любом случае, свободна только утром. А что насчёт первого занятия? Не хочу, чтобы ты получил ещё одно взыскание.

— По поводу этого не волнуйся. Первым музицирование. Профессор Амфисбена более...понимающая, чем профессор Черата.

Лицо ифрита осталось совершенно спокойным. Никакого румянца при упоминании профессора.

Мы остановились возле крыльца.

— Тогда в восемь, — кивнула я.

— Только не забудь плащ.

— Уже сложила. — Я вставила ключ и обернулась к Озриэлю. — Значит, до завтра? Почему ты так улыбаешься?

— У тебя ещё немного шоколада осталось, вот здесь. — Он потянулся к моему лицу.

— Ой, простите, я, наверное, не вовремя.

Мы одновременно обернулись. Ифрит поспешно отдернул руку.

— Вовсе нет! Озриэль, познакомься, это моя напарница, Эмилия. Эмилия, это Озриэль.

Оба пробормотали смущенные приветствия, после чего ифрит торопливо отбыл.

— Кажется, я всё-таки помешала, чувствую себя неловко. Я просто хотела узнать, всё ли у тебя в порядке.

— Не говори глупостей. — Я распахнула дверь и шагнула внутрь. — Ты ничуточки не помешала. И спасибо, у меня всё хорошо.

— А он...и есть твой жених?

— Нет, что ты! Озриэль просто друг. Ты не зайдёшь?

— Пожалуй, нет, уже поздно. Увидимся завтра.

— До завтра, — кивнула я и, когда высокая фигура скрылась за поворотом, закрыла дверь.

Глава 8

в которой я срисовываю родинки принцев и допускаю фатальный просчет

На следующее утро я проспала — проснулась, когда башенные часы били девять, и тут же вскочила с постели.

— Магнус, почему ты меня не разбудил!! Магнус?..

Паука нигде не было. Полная нехороших предчувствий, я сбежала вниз и на середине лестницы услышала смех. Эмилия с Магнусом трудились в торговом зале, перекидываясь шуточками. Она составляла букеты, а паук их обвязывал. На голове у него красовался колпачок из лепестка фиалки.

— А, Ливи, вот и ты! Доброе утро!

— Ты должен был сказать это два часа назад, — проворчала я.

— А сколько сейчас времени? — беззаботно поинтересовался он.

— Не сердись на него, Ливи. Это я попросила помочь с букетами, — вступилась Эмилия, аккуратно помещая последнюю бабочку в бутон и закрепляя обертку. Когда получательница её откроет, пестрый рой взметнётся небо. Получится очень красиво.

— Ты что, допускаешь его до бабочек? — удивилась я.

— А в чем дело? — холодно осведомился Магнус. — Я, кажется, уже не мальчик, пускающий слюни на каждую встречную чешуекрылую, и умею держать себя в руках.

— Идём, выдержанный ты мой. Скоро понадобится твой трезвый ум.

* * *

— Мда, — сказал Магнус четверть часа спустя, глядя на запертые ворота академии. — Кажется, закрыто.

— Какое глубокое наблюдение!

Я прошлась вдоль ограды, увитой плющом и дикими розами. День выдался теплый и очень ясный. Лучи скользили по изумрудной листве и отражались слепящими бликами от полированных поверхностей. Надежда набрести на приоткрытую калитку так и не оправдалась, и внутри начала нарастать паника: скоро действие морока на Гарта закончится, если уже не закончилось, лекарскую башню займут, и я потеряю целые сутки!

В голове пронеслась вчерашняя тень Якула Кроверуса, вдохновив на решительные действия. Я спряталась за одной из каменных тумб, огляделась и быстро поднесла запястье с Магнусом к усику плюща.

— Хватайся!

— Что? — опешил паук. — Предлагаешь мне лезть через ограду?

— Ещё слово, и ты через неё перелетишь.

Магнус раздраженно уцепился за лист и принялся карабкаться наверх:

— Те, кто завидуют участи королевских пауков, не представляют, с какими это сопряжено унижениями. Вот во времена юности моего дедушки... — Юность его деда так и осталась для меня за завесой тайны, потому что в этот момент Магнус скрылся по другую сторону ограды.

Я кинула последний взгляд по сторонам, покрепче ухватилась за прутья и оттолкнулась ногой от каменной тумбы.

Приземлилась я весьма удачно — сказались годы тренировки с Микой. А терновых кустов здесь не росло — сплошь жасмин да пионы.

Я оказалась в цветнике, а вдали виднелись теплицы, меж которыми расхаживал садовник с инструментами. Вдоль парковых дорожек росли кусты и деревца, аккуратно подстриженные в форме сказочных персонажей. Я перебежала от грифона к карточной королеве, стараясь не удаляться от ограды и держась её тени. Магнус демонстративно не пожелал возвращаться на запястье и перепрыгивал с куста на куст, выстреливая серебристой паутинкой и светясь восторгом. Кажется, он получал от происходящего истинное удовольствие. Я же чувствовала себя русалкой, чью чешую украли, пока она бегала на свидание на берегу.

Передо мной сейчас стояла главная задача: попасть внутрь и отыскать Озриэля. Я побоялась идти через центральный вход в плаще. Вдруг ифрит, не дождавшись меня, решил, что всё отменяется, и не стал опаивать Гарта? Тогда полуогр сейчас на занятиях, и внимательный Август, без сомнения, заинтересуется вторым Гартом. Нет, сперва надо уточнить у ифрита детали, так что, если и проникать внутрь, то только не через парадную дверь. Должен быть какой-то более скромный вход.

Я оглядела фасад. В некоторых окнах виднелись склоненные головы учащихся, перед другими расхаживали, заложив руки за спину, преподаватели. Хорошо, что идут занятия, и во дворе никого. Лишь мысль о том, что меня могут заметить из окна, помешала покинуть укрытие.

Издалека академия смотрелась довольно компактной, но на деле все эти башенки с пристройками занимали немалую площадь. Я планомерно огибала территорию, пока не уткнулась взглядом в стену без окон, сплошь заросшую плющом и вьюнками. То, что надо! Здесь меня точно не увидят.

Я махнула рукой:

— Магнус, давай подберёмся ближе и поищем вход.

Стояла безмятежная тишина, лишь в отдалении заливались звонкими голосами птицы, и ветерок шевелил листву. Я обогнула выступ стены и очутилась перед вереницей деревянных кругов на шестах. На каждом был нарисован сине-белый знак бесконечности, а в центре — красное яблочко.

— Пли!!

'Пли? Что значит пли?!'

В ту же секунду воздух наполнился свистом. Я обернулась, и увидела, как туча стрел взмыла в небо. Знаете выражение 'волосы встали дыбом'? Так вот в моём случае они ещё и затанцевали, потому что, сделав плавную дугу и достигнув максимальной высоты, стрелы на мгновение замерли и устремились ко мне деревянным градом.

Я умудрилась выйти на другой стороне стрельбища, и сейчас полсотни шагов отделяли меня от лучников с искаженными ужасом лицами. В воздухе всё ещё стоял звон тетивы, а моё сердце билось на кончиках пальцев. Что может быть нелепее, чем оказаться застреленной толпой прекрасных принцев? На моих похоронах будут рыдать от смеха.

От злости на себя я даже зажмуриваться не стала, поэтому увидела, как от стрелков отделился всадник и помчался галопом в мою сторону. Он бы всё равно не успел, но спасибо судьбе за это прекрасное видение перед кончиной: темно-вишневый дублет распахнут на груди, длинные волосы цвета топленого молока развеваются по ветру, искрясь на солнце, а конь под ним, разумеется, белый. Незнакомец взмахнул рукой, и стрелы мягко облепили мои волосы и платье. Я огляделась: мишени и трава была усеяны лентами и розами (у одной вместо стебля торчало оперение — всё-таки заклинание произносилось в спешке).

И лишь когда до меня дошло, что опасность миновала, ноги подкосились, и я упала на землю. Угодила в единственную на всём поле лужу и вымазала локоть в грязи.

— Вы как, целы? Не ранены?

Я подняла голову, закрываясь пятернёй от слепящего солнца. Спаситель протягивал руку, не слезая с коня. С коня он не слез, потому что был кентавром. Очарование момента слегка подувяло. Я приняла помощь, и он рывком поставил меня на ноги.

— Благодарю, всё хорошо...

Герой лучезарно улыбнулся, добавив к прочим своим достоинствам очаровательные ямочки. Среди кентавров вообще не встречается некрасивых, но этот был просто возмутительно хорош. Шкура белой (если хотите смертельно оскорбить кентавра, скажите 'масти', они это на дух не переносят) окраски с пепельным отливом, изумительные голубые глаза и выражение трогательной наивности во всём облике. Расшитый жемчугом и крошечными колокольчиками дублет звенел, при малейшем движении и касании ветерка. Увы, помимо красоты, кентавры славятся своей недалекостью. Поэтому те из них, кто решается попытать счастья за пределами своих лесов, годятся лишь для очень узкого круга специальностей. Отец обычно нанимает дюжину-другую, когда двор выбирается на пикник в ближайший лесок — они успевают доставить блюда из кухни ещё горячими.

— Мне повезло, что вы оказались поблизости!

— Я здесь постоянно — веду теорию и практику стрельбы из лука.

Тут наивное лицо слегка омрачилось, он указал на мой локоть:

— Кажется, вы всё-таки ранены. Вечно путаюсь в этих заклинаниях.

— Нет-нет, это всего лишь грязь, она легко... — Тут я взглянула на локоть, на кентавра, снова на локоть, и меня осенило: — Вы правы, я ранена. Мне очень больно, и срочно требуется помощь. Идёмте, отведёте меня в лекарскую башню. — Я решительно повернулась в сторону центрального крыльца.

Ситуация складывалась как нельзя удачно: мне даже не нужно притворяться Гартом! Главное, попасть в академию, а там отделаюсь от провожатого и найду Озриэля. И даже если лекарша уже в башне, мы вместе придумаем, как её оттуда увести. К примеру, ифрит может сказать, что кому-то из студентов стало нехорошо на стрельбище, и дойти самостоятельно он не в силах, а я в это время поищу архив. За всю жизнь мне встречалась лишь одна лекарша, и это была мягкая и добрая женщина. В итоге все остальные мне представлялись похожими на неё, поэтому я не сомневалась в успехе мероприятия.

Кентавр оглянулся через плечо и неуверенно переступил с ноги на ногу. Немного подумал и сказал:

— Это мужская академия.

— Да, я знаю.

— А вы девушка.

— Это мне тоже известно.

— Девушкам нельзя в академию.

Я начала терять терпение:

— Я ненадолго. Только получу избавление от телесных мук и сразу обратно.

Он подумал ещё немного. При виде напряжения, отразившегося на красивом лице, я почти ощутила укол совести.

— Но тогда вы зайдёте внутрь. А вы девушка.

Мой вам совет: не заговаривайте с кентаврами без жесткой необходимости, любуйтесь издали.

— Разве тут не смогут вылечить девушку?

— Смогут. Но это против правил. — Он скрестил руки на груди, давая понять, что решение окончательное.

— Но я же ранена и ужасно страдаю, — я потрясла локтем в подтверждение, — прямо здесь, на ваших глазах! Неужели вы это допустите?

— Нет, — обрадовался он. — Давайте я выведу вас за ворота.

Хорошо, что у меня в руках не было арбалета. Я скрипнула зубами:

— Боюсь, я не преодолею столь долгий путь. Силы покидают меня.

Я качнулась, и он ловко подхватил меня под локоть.

— Доведу вас до ближайшего городского целителя.

Что ж, придётся зайти с другой стороны.

— Послушайте, ээ...

— Иох.

— Послушайте, Иох. Вам ведь, наверняка, нравится преподавать теорию и практику стрельбы из лука?

— О да! — просиял он.

— И вам бы не хотелось лишиться места?

— Совсем не хотелось бы. — В тоне засквозило беспокойство.

— Как думаете, за травму, полученную кем-то на занятии, вас могут рассчитать?

— Главное, не допускать травм! — отчеканил кентавр явно заученную фразу.

— А ушиб локтя — это травма, — закончила я мягким, как новорожденный змеёныш, и сладким, как беладонна, тоном.

Иох задумался и испуганно захлопал медовыми ресницами, шкура побледнела. Сообразил, что грозит опасность, но не понял, в чём заключается. Я вздохнула и указала на свой локоть:

— Вас могут рассчитать из-за сегодняшнего инцидента. Чего мне совсем не хотелось бы, — поспешно добавила я.

Колокольчики взволнованно затренькали, ударяясь о жемчужины. Он придвинулся ближе и доверчиво заглянул мне в глаза:

— Что же делать?

— Просто отведите меня в лекарскую башню, а уж я позабочусь, чтобы никакого наказания не последовало.

— Погодите минутку.

Он быстро поскакал к оставшимся на другой стороне поля студентам и что-то им сказал. Рослый светловолосый парень выступил вперёд, явно приняв на себя временное руководство. Магнус, ждавший всё это время удобного момента под лопухом, быстро залез в мой карман. Иох вернулся, и мы двинулись к центральному крыльцу.

Мне, как пострадавшей стороне, полагалось быть немощной. Несмотря на все мифы и глупые картинки в книгах, взобраться на спину кентавра я не могла — это всё равно что сесть на колени к малознакомому мужчине. От того, чтобы он нёс меня на руках, отказалась сама, представив эту картину со стороны. В итоге, просто семенила рядом, встав на цыпочки и держась за кончики его пальцев. Иох был высок.

— А у кого сейчас занятие, случайно не у факультета ранимых романтиков?

— Нет, у них нет стрельбы, — рассеянно отозвался он. — Это доблестные защитники.

Плечи кентавра поникли, с кроткого лица не сходило огорчение. Расстроить кентавра — так же жестоко, как обидеть ребенка, или не смеяться над шутками своего поклонника. К тому же, мне не чужда благодарность. Поэтому, заметив слева от дорожки куст, усеянный серебряными яблоками, я направилась к нему. Я узнала плоды — точно такие же растут и в нашем королевском саду. Внешне они практически ничем не отличаются от обычных яблок (за исключением цвета), но имеют чудесное свойство рассеивать тревоги. Я сорвала душистый плод и протянула Иоху:

— Вот, возьмите.

Кентавр послушно взял и откусил, чело прояснилось, и остаток пути он весело хрумкал яблоком.

Мне повезло, что встретился именно Иох. Любой другой непременно спросил бы, как и почему я оказалась на территории академии. Он же с видимым облегчением передал меня на поруки дежурного студента, скучавшего возле колпака привратника и от нечего делать кидавшего бусины в фонтан с золотыми рыбками, а сам поспешил обратно на занятие.

Я с улыбкой повернулась к парню:

— Мне уже гораздо лучше, вполне смогу дойти до башни сама. Только подскажи, где она.

— Велено отвести, — буркнул он и подтолкнул меня к боковой лестнице.

Всё, что я успела сделать, так это незаметно высадить Магнуса, попросив его разыскать Озриэля на музицировании и незаметно сообщить, куда меня отвели.

Подъем был долгим. Очень.

Преодолев триста восьмую ступень лекарской башни, я удивлялась лишь одному: что лестница не усыпана трупами больных, так и не добравшихся до вершины. Зато у меня было время подумать и придумать блестящий план.

Когда в конце пути наконец замаячила дверь, откуда-то сбоку выскочил Озриэль:

— Всё в порядке, Марк, я её провожу.

— Нет уж, — воспротивился студент, к чрезвычайной моей досаде, — а то, в случае чего, я крайний окажусь.

Ифрит растерялся.

Я остановилась, делая вид, что поправляю ремешок на туфле. Магнус тем временем быстро забрался в мой карман.

— У меня есть идея, — шепнула я Озриэлю. — Приведи сюда Индрика, и пусть захватит какой-нибудь букет, если у него остался.

— Гарт уже проснулся и...

— Это неважно, — перебила я. — Просто приведи Индрика и приходи сам.

Дежурный с подозрением покосился на мою ногу. Я не могла и дальше растягивать возню с ремешком.

— Скорее, Озриэль, я знаю, что делаю! — выпалила я и побежала наверх.

Мой план был направлен на устранение главного препятствия — работницы башни. Именно поэтому мне и понадобился Индрик. Уверена, его очарование сработало бы и без букета, но с цветами всегда надёжнее. Моя знакомая лекарша была старше папы, но тут воображение нарисовало мне хорошенькую девушку, смущенно отнекивающуюся от букета. Кто знает, может, сегодня я поспособствую образованию новой пары?

Студент завёл меня внутрь, велев подождать, а сам удалился. Я огляделась. Не так я представляла себе это место. Никаких тебе пастельных тонов, расслабляющей музыки и приятных ароматов. Я словно очутилась в келье средневекового алхимика: арочное окно в нише, клетка со стрижами, грубые полки вдоль стен, уставленные всевозможными лекарствами, мазями и порошками, бочки с какими-то снадобьями в углу и булькающий котёл на треножнике. Шкафчиков или хотя бы ящиков для хранения документов по принцам не наблюдалось. Может, здесь есть тайник?

Однако поиски пришлось отложить, потому что на лестнице раздались шаги. Я едва успела присесть на какую-то бочку, как люк в полу открылся, и в комнату ловко запрыгнул крепкий мужчина с трёхдневной щетиной в костюме лесного разбойника: зеленая приталенная куртка, штаны из кусочков кожи, а на поясе — три ножа, кинжал и две ленты крест-накрест с обоймами капсул.

Он быстро закрыл люк и шагнул ко мне.

— Это вы ранены? — резко спросил он. — Слезьте-ка с барсучьего жира.

Я послушно вскочила с бочки, уставившись на него во все глаза:

— Я...да. А вы кто?..

— Лекарь, конечно. А вы ждали кого-то другого?

'Конечно, другого! Где молодая хорошенькая лекарша?' Тут я внезапно представила, как Индрик заявится на порог с букетом.

— Нет, именно вас, — выдавила я.

— Так что там с вами? Только побыстрее, у меня ещё полно дел.

Нижний камень моего тщательно возведенного замка вытащили, отчего вся постройка рухнула.

Я ни разу и не подумала спросить у Озриэля, кто здесь работает.

— Травма на занятии по стрельбе из лука... — пролепетала я.

— Это мужская академия.

'Может, это у них заклинание такое?'

— Нет, я не принимала участия, просто была во дворе.

— Как вы там оказались?

За последнее время мои мускулы вранья успели окрепнуть, поэтому я совершенно уверенно приняла неуверенный и смущенный вид.

— Это очень деликатное и сугубо личное дело. Верю, вы не из тех, кто заставит бедную девушку рассказывать о...

— К жениху что-ли? — нетерпеливо перебил он. — Небось, один из здешних молодчиков, а?

Я поднатужилась и выдавила румянец.

— Да, — прошептала я, опуская глаза.

— Говорил же ректору ограду повыше ставить. Ну, показывайте.

Он уселся на лавку, и я предъявила локоть. Мужчина осмотрел его, удивленно пересмотрел, вытер грязь и поднялся на ноги.

— Всё, вылечил. В следующий раз придумывайте причину получше. — Он шагнул к люку и потянул за кольцо. Шанс ускользал. Придётся импровизировать. Я бросилась вперёд и наступила на люк. Деревяшка с щелчком встала на место.

— Постойте!

— Уберите ногу, — нахмурился он.

— Я...солгала. Я пришла сюда не к жениху, а к вам!

К моему удивлению, он резко оставил попытки отодвинуть меня. Окинул настороженным взглядом, потёр подбородок, затылок, снова подбородок и смущенно пробормотал:

— Если вы из-за того вечера в 'Шаловливых нимфах', то я ничего не помню и чертовски тогда наж...

— Нет-нет, я по другому поводу. — Я перехватила брошенный на люк взгляд. — И не слезу отсюда, пока вы меня не выслушаете.

Он сложил руки на груди и снова стал уверенным:

— У вас ровно одна минута.

Большего и не потребуется. Я набрала в грудь воздуха и затараторила:

— Меня ужасно встревожили вчерашние слухи про сбежавшего паука... — Магнус шевельнулся, и я прямо-таки почувствовала исходящие из кармана волны возмущения: его снова использовали в качестве предлога! — Говорят, он ядовит, и у меня сердце кровью обливается, при мысли о том, что мой ненаглядный (кстати, я вам не врала, когда говорила, что у меня тут жених), мой драгоценный, мой...

Лекарь вскинул ладонь.

— Вот только без этого, пожалуйста. Факты, только факты.

— А, ну хорошо. Так вот, я боюсь последствий: вдруг паук успел его укусить? И не его одного, — поспешно добавила я, в восторге от того, что снова удалось свернуть на тропинку прежнего плана. Ведь мужчина меня слушал, больше не перебивал, а это уже хороший знак. — Только подумайте, что будет, если вдруг выяснится, что он страдает каким-нибудь паучьим бешенством, — карман затрясся от злости, — или ещё чем-то в этом роде... Считаю, надо осмотреть всех студентов и преподавателей на предмет наличия каких-то пятен, темных меток... Ну, вроде моих...

— Это грязь, — напомнил он.

— Да-да, знаю. Просто привела в качестве примера.

Я замолчала, затаив дыхание. Минуту лекарь стоял в прежней позе, глядя на меня безо всякого выражения, а потом вздохнул:

— Вы правы. Прознает кто-нибудь сверху, и проблем не оберёшься. Раздуют невесть что. Да чтоб их, эти проверки! Ладно, будьте спокойны, осмотрю я вашего ловеласа. Если что не так, лично яд из него выдавлю. — Я почему-то сразу поняла, что это не фигура речи. — Теперь довольны?

Я сделала шаг в сторону и раскрыла рот для ответа, но внизу внезапно послышался шум, люк распахнулся, и в проём просунулся Индрик с пышным букетом пионов.

Лекарь поднял бровь:

— Этот что-ли ваш? А вы шустрая девушка. У меня здесь не дом свиданий.

Из-за спины Индрика выглянул Озриэль.

Лекарь поднял вторую бровь.

— Нет, только он. — Я указала на Индрика, который не понимал, что происходит, но делал вид, что в курсе.

— Ладно, с него и начнём.

— Начнём что? — Индрик обернул ко мне удивленное лицо, но тут лекарь схватил его за грудки и втащил в башню. Потом повернулся к Озриэлю:

— Подтащи-ка, Ирканийский. — Он указал подбородком на стол, похожий на круглый срез дуба толщиной в руку, а сам подошёл к клетке с птицами, вынул одного стрижа, что-то шепнул ему и, растворив окно, выкинул наружу.

Потом вернулся к нам и устроился за столом.

— Всё, теперь ждите внизу, — сказал он мне, не поворачивая головы.

— Я могла бы остаться и помочь вам: буду подробно фиксировать все симптомы и жалобы — дополнять уже имеющиеся записи. Кстати, где вы храните свой архив?

— Какой ещё архив?

— Ну, данные о состоянии здоровья студентов...

— Нет у меня никаких записей. Всё здесь. — Он постучал костяшками по голове.

— Тогда самое время начать их вести. Это пригодится вам в будущем, для проверок, и покажет, как серьезно вы относитесь к делу.

Теперь вся надежда была только на личный осмотр!

Лекарь немного подумал и спросил:

— А рисовать умеете?

— Ну...

— Я не требую от вас новый проект академии. Так сможете?

Он чиркнул что-то на клочке пергамента и развернул ко мне. Я взглянула на неровный кружок:

— Конечно!

— Оставайтесь.

К тому моменту, когда завершился опрос и осмотр (за ширмой, конечно) Индрика и Озриэля, а я сделалась в курсе местоположения всех их родинок и родимых пятен, в люк уже стучали следующие на очереди. Стриж оповестил руководство и преподавателей о внеплановом обследовании у лекаря.

Прежде чем впустить нового студента, мужчина коротко взглянул на меня:

— Робин.

— Простите?

— Меня зовут Робин.

Я не удержала ямочки на щеках.

— Совсем как того лесного разбойника из сказки.

— Да, мои родители тоже посчитали это забавным.

— А я Ливи.

— Счастлив, очарован, сражён. Ну, кто там дальше? — крикнул он в сторону люка.

Вместе со следующим посетителем внутрь залетел стриж, радостный и важный, оттого что справился с ответственной миссией. Робин вернул его в клетку, и работа закипела.

Если вы хоть на мгновение допустили, что моё занятие было простым, то вы явно никогда не зарисовывали пятнышки и родинки студентов целой академии. Первые в очереди — факультет магической дипломатии — были ещё только на середине, а у меня уже затекла шея, и разболелось запястье. Я оторвала взгляд от пергамента и тоскливо покосилась на люк, представив все четыреста пятнадцать ступеней лекарской башни, и на каждой — по принцу. Настоящий кошмар наяву.

Конечно, помимо своих прямых обязанностей, я не забывала внимательно приглядываться к учащимся и прислушиваться к себе, чтобы не пропустить указующий знак. Приходилось делать это очень аккуратно, потому что я, по понятным причинам, вызывала повышенный интерес. Первые несколько раз последовательность реакций повторялась: студент заходил, студент замечал меня, секундная заминка на подумать, а затем — либо игривая улыбка, либо смущенная улыбка, либо (реже) каменное лицо. Через некоторое время взгляды входящих стали сразу же обращаться в мой угол, и я поняла, что весть о помощнице лекаря успела облететь лестницу.

Вскоре от попыток прислушаться к знаку пришлось отказаться, либо же причислить всех без исключения к моим Суженым, потому что телесные намеки следовали один за другим: мушки перед глазами, ноющая спина, дрожащие от усталости пальцы. Я и без Робина догадалась, что это с непривычки к труду. А мне ведь ещё предстояло вернуться в лавку... Зато лекарь работал, как заведенный, явно находясь в своей стихии. Сейчас о разбойнике напоминал лишь костюм, в остальном он был собранным, внимательным, деловитым, пусть и по-прежнему не слишком любезным.

Но в том, чтобы быть единственной девушкой в академии принцев, определенно есть своё преимущество: всегда найдутся юноши, которые проявят внимание и галантность (и неважно, в качестве домашнего задания или поддавшись вашим чарам). Несколько молодых людей из тех, что уже успели пройти обследование, заметили мою усталость и предложили свои услуги. Вскоре очередь ко мне едва ли не превышала очередь к Робину — тот, не оборачиваясь, вслух комментировал всё, что мне надлежало записать и зарисовать. Я быстро распределила обязанности между избранными счастливчиками, а остальных отослала, не забыв про улыбку и трепетное 'спасибо' на прощание. Дела пошли куда бодрее: теперь один вёл записи, второй аккуратно складывал готовые свитки на полочку, ещё трое корпели над картинками. Мне оставалось лишь направлять и изредка подправлять работу.

После дипломатов пришли доблестные защитники — видимо, руководство академии посчитало представителей этих двух факультетов важнее прочих. Оно и понятно: сперва одни воюют, затем вторые латают политические дыры, и лишь потом властители вспоминают о раненых. Ну, и в последнюю очередь приглашаются те, кто поможет развеять печаль народа до следующей военной компании.

Поймав себя на том, что рассуждаю совсем не с позиций 'властителей', к которым принадлежу, я снова переключилась на входящих и едва не вскрикнула, узнав в следующем Марсия. Мне и в голову не приходило, что медицинское обследование распространяется и на монарших особ. Судя по виду, Марсий поражался этому не меньше моего. Руководство академии и впрямь не проводило различий между студентами, зато старательно подчеркивало и выпячивало равенство. Следом за Марсием из люка неизменными тенями вынырнули сопровождающие.

— По очереди! — раздраженно рявкнул Робин и затолкал их обратно в дыру.

Первым моим порывом было спрятаться за одним из добровольных секретарей, но тут Его Высочество одарил наш угол взглядом — слегка удивленным, однако без тени угрозы, и я вспомнила, что он никогда меня не видел — благодаря плащу. Тем не менее, я постаралась сделаться как можно незаметнее. Получилось не очень хорошо, потому что рядом на лавке сидели трое студентов, любезно вызвавшихся очинить перья (последних теперь хватило бы до конца года), ещё несколько корпели над свитками, а двое развлекали меня приглушенной беседой.

При виде Марсия в башне, даже в высшей степени профессиональный Робин не удержался:

— Что, тяжесть в руках, сынок, хе-хе. Шучу-шучу.

— Вы ещё об этом пожалеете. Все вы! Вот когда я стану королём...

Лицо лекаря мгновенно посуровело:

— Здоровью Его Величества что-то угрожает?

Марсий растерялся:

— Нет, но... Да что я вообще с вами говорю? Ваше дело травки собирать и по баночкам рассовывать. Но вы, видимо, и с этим не справляетесь, раз понадобилось столько помощников.

— Помощников?

Робин удивленно обернулся и только тогда заметил мою свиту.

— Это что ещё такое? А ну, все вон отсюда!

Молодые люди послушно поднялись, с улыбкой сожаления вернули мне перья и свитки и пообещали непременно наведаться в 'Эксклюзив-нюх'. По крайней мере, клиентов у мадам Гортензии прибавится, а там, глядишь, и счастливых девушек. Куда-то же им придётся девать все эти букеты. Я вздохнула и снова взялась за перо. И почему Робин не завёл самопишущее?

К счастью, метки Марсия оказались не менее заурядными, чем у всех прочих. Не знаю, что бы я стала делать, если бы вдруг почувствовала пинок со стороны сердца, при взгляде на его высокомерное лицо и толстые кожаные перчатки. Нет, всё-таки судьба не столь легкомысленна, как это принято считать, и не допустит подобной нелепости. По крайней мере, мне хотелось в это верить. Ведь каждый из нас в глубине души надеется, что уж для него-то припасено нечто особенное, ну или хотя бы не очень ужасное.

Как оказалось, Робин пригласил факультеты не в полном составе, а сделал выборку — принять всех за один раз было невозможно. И лишь после всех студентов наставал черед преподавательского состава.

Когда передо мной возник Сид, я уже знала, чего ожидать, и не поддалась на его уловки. Ушёл он явно разочарованный и озадаченный, а я вернулась к изучению результатов осмотра. По ходу дела я выписывала кое-что для личного пользования в отдельный свиток, и, пряча его от Робина под лавкой, чувствовала себя казначеем, ведущим двойную бухгалтерию. Туда я заносила имена и приметы тех, на кого следовало обратить особое внимание. Тем не менее, освежая в памяти этот список, я каким-то шестым чувством понимала, что того, кто мне нужен, в нём нет. Родимое пятно в виде созвездия пекаря — но оно нередко встречается у кухонных эльфов (паренёк был из простых). Каменные бородавки тоже не из ряда вон, учитывая, что их носитель — подгорный тролль.

Я всё же старательно продолжала отмечать всех, кто обладал хотя бы крохотным шансом оказаться Тем Самым.

Нельзя сказать, что сегодняшняя проверка прошла совсем впустую. Так, у одного ранимого романтика были обнаружены остаточные симптомы, указывающие на то, что его недавно опоили повсеместно запрещенным любовным зельем (некая бессовестная особа, несомненно, купила его на черном рынке и, судя по тошноте и попыткам студента поцеловать Робина, товар попался очень некачественный), а ещё выявили на ранней стадии разрастание мха у тролля с факультета ученых мужей.

— Как так! И чему вас только учат? Как можно проглядеть опасность, растущую прямо на кончика носа?! — кипятился Робин.

Когда солнце покинуло зенит, я поняла, что настала пора откланяться: некрасиво снова заставлять Эмилию задерживаться из-за меня. Я раскрыла рот, но Робин меня опередил:

— Продолжим после обеда. Ты еле на ногах держишься. Хорошо, что сидишь.

Сам он выглядел не менее уставшим теперь, когда можно было позволить себе немного отдыха. Я покачала головой:

— Сегодня уже не смогу вернуться, работа ждёт.

— Работа? — удивился он, видимо, забыв, что я лишь временная помощница, и что вообще есть дела и помимо лекарских забот. Такая слепотой отличаются люди, искренне преданные своему делу.

— Да, я торгую цветами в лавке мадам Гортензии. Это та, что находится в Шебутном переулке.

— Да-да, все о ней знают. Ну, раз так, дракон не станет удерживать принцессу в башне. — Я вздрогнула и лишь спустя пару секунд сообразила, что он шутит. За это время Робин успел понять, что шутка не удалась.

— Ладно, весельчак из меня тот ещё, — вздохнул он, а потом неожиданно улыбнулся и протянул руку: — Спасибо за помощь, Ливи.

Искренняя улыбка человека, который редко улыбается, греет лучше чая с имбирем. Я от души пожала руку.

— Надеюсь, завтра получится продолжить, если вы к тому времени ещё не завершите осмотр, и если руководство академии не будет против.

А если будет, я найду способ переубедить их.

— Я сам потолкую с ректором. Мадам Лилит разумная женщина.

Надеюсь, это так. В последнее время разумных людей в моей жизни резко поубавилось. Взять хотя бы меня: сбежала из дома, ввязалась в авантюру и впутала в неё столько народа.

— И вот что: перед уходом спустись-ка в обеденный зал и хорошенько подкрепись — ты заслужила.

— Это совсем не обязательно, перекушу чем-нибудь по дороге.

Робин сдвинул брови:

— Настаиваю на этом, как лекарь.

Я пожала плечами:

— Ну, хорошо.

Он кивнул, раскрыл один из шкафчиков, достал оттуда тарелку из зеленой глины с золотистыми листочками на ободке и протянул мне:

— Вот, держи, тогда и объяснять ничего не придётся. После обеда просто оставишь на столе.

Я перевернула миску — с обратной стороны было выбито его имя. Интересно, а учащиеся тоже приносят посуду с собой? И как же столовые приборы? Перед мысленным взором пронеслась вереница студентов со связками вилок на поясе.

— Спасибо, Робин.

Пока я разглядывала надпись, лекарь вынул из клетки стрижа — не того, который вернулся, а его соседа, — открыл люк и выпустил птицу на лестницу.

— Жмик тебя отведёт. — Я едва не застонала, вспомнив лестничный серпантин. — Коротким путём, — добавил Робин, усмехнувшись.

Он придержал люк, и я ступила на лестницу.

* * *

Жмик полетел впереди пернатым воланчиком, выписывая в воздухе замысловатые фигуры и радуясь возможности размять крылья. Он то исчезал за поворотом, то возвращался, зависая рядом с моим ухом и подгоняя нетерпеливым чириканьем. Спустившись на один пролет, я обнаружила, что он поджидает меня возле стены. На фреске была изображена тонкая арка. Жмик стукнул клювом в стрельчатую вершину, и проход из нарисованного стал настоящим. Стриж, не колеблясь, нырнул в проём, и я последовала за ним. Ничего похожего на перенос с помощью свечи не произошло. Я просто почувствовала на лице ветер, услышала шепот листвы, а потом обнаружила, что стою на пороге обеденной залы. Путь оказался не просто коротким — моментальным. Подозреваю, Робин нарочно выбрал самую высокую башню, чтобы студенты десять раз подумали, прежде чем заболеть.

В обеденной зале стоял шум от множества голосов. Все четыре стола — по одному на каждый факультет — были заполнены учащимися. Тарелки также различались в зависимости от факультета: янтарные, малахитовые, гранатовые и из лунного камня — для защитников, дипломатов, ученых мужей и романтиков соответственно. Трапеза проходила довольно странно: часть студентов задумчиво водили пальцем по пустой миске, в то время как остальные активно уплетали свои порции.

Моё появление вызвало оживление — несколько учащихся поднялись из-за стола и направились ко мне с разных концов зала. Среди них были и недавние помощники. Озриэль опередил всех:

— Ливи, я думал, ты уже ушла!

Он отвел меня за свой стол, а остальные разочарованно вернулись на места. Я устроилась на скамье между ним и Индриком. Ифрит завистливо покрутил тарелку Робина, его собственная пока пустовала.

— Тебе Робин дал?

— Ага. А ты что, не голоден?

Я кивнула на его порожнюю миску.

— Не могу определиться, — поморщился он и развернул её ко мне. На перламутровом донышке переливалось короткое меню, включавшее по два-три варианта первого, второго и десерта.

— Негусто.

— Для каждого факультета составляется отдельный рацион. Руководство придерживается теории, согласно которой те или иные продукты способствуют развитию определенных качеств.

— И развитию чего способствует отварной горошек?

— Фантазии, наверное. Нам ещё повезло, ученых мужей практически на одной морковке держат. — Тут мы подпрыгнули от смачного хруста — за соседним столом защитник, смахивающий на небольшой шкаф, расправлялся с бараньей ногой. — Ладно, пусть будет омлет и овсяная булочка. — Озриэль провёл пальцем по только что озвученным пунктам и поставил миску перед собой.

Через минуту на ней появился заказ, заодно со столовыми приборами. Омлет бодро улыбался зубами из зеленого горошка. Я покосилась на Индрика. Тот уплетал утиные фрикадельки и красиво сервированную спаржу под горчичным соусом. Рядом своей очереди дожидался здоровущий кусок шоколадного пирога.

— Разве это было в меню?

— Конечно, Ливи, ты просто проглядела, — беззаботно отозвался он и отправил последнюю фрикадельку в рот.

Уже отворачиваясь, я заметила, как он нагнулся и быстро поцеловал тарелку. Клянусь вам!

— Кажется, моя не работает, — сообщила я, постучав ребром миски о стол. Не помогло — надпись не желала появляться.

— Ты что! — Озриэль выхватил её у меня и бережно поставил на скатерть. — Преподаватели могут заказывать, что угодно.

Тут-то я и оценила жест Робина.

— Что бы ты хотел?

— Эскалоп под брусничным соусом? — с надеждой спросил ифрит.

— В общем, держи и заказывай. Разделим пополам. — Я пододвинула к нему тарелку-самобранку и, пока он с ней возился, кратко пересказала всё, что сегодня произошло.

— Значит, наметилось несколько кандидатур?

— Да, но очень маловероятных.

Тут поспел эскалоп и поглотил всё его внимание. Я же случайно подняла глаза и заметила в дверях девочку лет двенадцати. Она только что вошла и остановилась на пороге. Сперва я ужасно удивилась, а потом сообразила, что она пришла к одному из студентов. Должно быть, чья-то младшая сестрёнка. Девочка оглядывала зал серьёзными серыми глазами. Наряд на ней был диковинный: кремовое платье в пол с пышной юбкой и широким треугольным воротом, кончик которого доходил до пояса. Гладкие темно-медные волосы разделялись на две косички, обернутые вокруг ушей и закрепленные на затылке. Тонкую шею оборачивало колье в виде оранжевой змейки в красный ромбик, голова которой покоилась на груди незнакомки. Не девочка, а куколка! Я сразу же прониклась к ней симпатией, представив, как она, должно быть, волнуется, находясь среди множества незнакомых людей, поэтому поднялась из-за стола и подошла к ней.

— Ты кого-то ищешь, милая?

Девочка подняла на меня удивленные глаза.

— Не волнуйся, мы сейчас найдём твоего брата. Или дядю? С какого он факультета? — Поскольку она даже не пошевелилась, я подхватила её на руки и двинулась по проходу. Через пару секунд в обеденной зале вдруг воцарилось безмолвие. Смех, разговоры и бренчание вилок резко смолкли. Я обернулась по сторонам и обнаружила, что все взгляды устремлены на нас. В наступившей тишине послышался напряженный голос Озриэля:

— Ливи, поставь, пожалуйста, ректора на пол.

Глава 9

о прогулке по Подземному миру с Зеркальным Озриэлем и послании хрустальной жабы

Я расхаживала по небольшой гостиной, вся обстановка которой сводилась к ковру, кушетке и зеркалу, а в соседней комнате решалась моя судьба. На совещание вызвали Робина и других преподавателей. Я понятия не имела, о чем они говорят, но подозревала, что время от времени разговор касался волшебного плаща, выскользнувшего у меня из кармана, когда я со всевозможной осторожностью и почтением ставила мадам Лилит на землю (сперва едва не уронив её от испуга).

Озриэля также пригласили в зал для совещаний, хотя я и словом не обмолвилась о его участии. Мне же настоятельно посоветовали никуда не уходить, при этом не предоставив никаких объяснений. Деваться мне, в любом случае, было некуда: как только последний преподаватель миновал гостиную, сообщающуюся с залом для совещаний, дверь в коридор растворилась без следа. То же самое произошло и со второй дверью. Да я бы и так не ушла — не позволю ифриту расхлебывать за меня кашу!

Хорошо, что ещё в трапезной зале я успела незаметно отослать Магнуса в лавку. Паук заковылял прочь, шатаясь от усталости — ему пришлось полдня провести в плену моего платья. Теперь, изнывая от безвестности в этой комнате-коробочке, я в полной мере прочувствовала, каково ему пришлось. Попытки приложить ухо к стенам не увенчались успехом: они были затянуты антиподслушивающими обоями. Но даже через них чувствовалось, что атмосфера на совещании донельзя натянутая — хоть бельё вешай.

Заметив, что вот-вот протру лысину в ковре, я перестала ходить из угла в угол и переключилась на новое занятие — принялась отколупывать позолоту с подлокотника кушетки. Одна из роз как раз успела лишиться своего блеска, и опасность угрожала соседнему завитку, когда в окно постучали. Я подняла голову и только тогда вспомнила, что в комнате нет окна. Тут же вскочила с кушетки, крутанулась на каблуках и замерла. Озриэль перестал стучать в зеркало и весело мне отсалютовал. Небольшое уточнение: стучал он изнутри зеркала. Да и выглядел теперь, как один из тех парней, которые злоупотребляют словом 'детка' и вечно к чему-нибудь прислоняются.

— Привет, малышка!

Я помотала головой, зажмурилась, побила себе по щекам и снова разлепила веки. Отражение никуда не делось — ещё и подмигнуло.

— Значит, мне вчера не показалось! Я действительно видела тебя в комнате! И дело не в плаще...кто ты?

— Я Озриэль, — соврало отражение и даже не покраснело.

— Ты не он.

— Почему это?

— Хотя бы потому, что Озриэль сейчас в соседней комнате.

— А, точно, думал, ты забыла.

— Так кто ты такой?

— Считай меня его лучшей частью.

— С каких это пор хвастовство считается достоинством?

— Это чистейшая правда, малышка.

— Постой... — Я подошла к зеркалу и ощупала раму. Зеркальный Озриэль с любопытством следил за моими маневрами и чуть отодвинулся, когда я провела ладонью по гладкой поверхности. — Ты, наверное, волшебное зеркало? У меня было похожее, правда, оно не умело разговаривать — только хихикало. Тебя сделали гномы?

— Меня сделали мама и папа, — обиделся он.

— Они тоже зеркала?

— Уж лучше остановимся на версии гномов, малышка.

— Не называй меня малышкой!

— Заметано, крошка.

Ладно, с перевоспитанием придётся повременить.

— Зачем ты пришёл?

— Подумал, тебе нужна компания. — Он небрежно облокотился о зеркало с той стороны и отвёл волосы назад темными очками. Было жутко непривычно видеть Озриэля таким, а ещё приходилось всё время напоминать себе, что это не он.

— Разве ты можешь оттуда выйти?

Он неуверенно оглянулся через плечо, словно боялся, что нас подслушают, и покачал головой:

— Нет, в ближайшее время больше не рискну. Я, вроде как, под домашним арестом.

Озарения следовали одно за другим.

— Так это ты! — воскликнула я. — Ты устроил вчера дебош на истории волшебного народа!

Отпираться Зеркальный Озриэль не стал. Вместо этого небрежным щелчком убрал пылинку с рукава кожаной куртки:

— Эта невежда Черата заявила, что ифриты рождаются из дыма, поднимающегося из разломов при извержении вулканов. Тогда я предположил, что она — помесь очковой кобры с горной козой. А что, сравнение из той же серии. Она не оценила... Слово за слово... Но кабинет ещё поддаётся восстановлению.

По крайней мере, у него нашлось что-то общее с моим другом: оба терпеть не могут глупых мифов про ифритов.

— Между прочим, последствия пришлось разгребать Озриэлю!

— Мне, мне пришлось! — Он стукнул себя в грудь.

— Мы, вроде бы, уже установили, что ты не он.

— Это ты так решила, но откуда я тогда столько про тебя знаю?

— И что же ты знаешь? — Я скептично сложила руки на груди, но уже через минуту снисходительную улыбку пришлось отцепить.

— Знаю, что ты приехала в Затерянное королевство, чтобы отыскать своего жениха, и что сейчас работаешь цветочницей в 'Эксклюзив-нюх', — начал буднично перечислять он. — Вчера воспользовалась волшебным плащом, чтобы пойти на занятия вместо Гарта, и здорово досадила Марсию, причем дважды. У тебя есть паук по имени Магнус — старикан из ворчливых, но, в общем, славный малый. — Он говорил ещё с минуту, рассказывая всё то, что мог знать только Озриэль, а я стояла совершенно растерянная. — Ну, и студенты, конечно, нескоро забудут, как ты держала их ректора на руках. Возможно, это впишут в анналы академии, и тогда это вообще никогда не забудут. А ещё ты не привыкла сидеть на месте, твои волосы пахнут ромашкой и лимонником, а глаза, когда ты смеёшься, из голубых становятся бирюзовыми и искрятся...стоп, это уже лишнее. Думаю, представленной информации вполне достаточно. — Он попытался вытереть пятнышко на зеркале. Ничего не вышло — оно было с моей стороны. Гость побарабанил пальцами по стеклу. — Слушай, как-то глупо переговариваться через зеркало.

— Но ты же не можешь оттуда выйти.

— Верно, крошка, зато ты могла бы зайти.

— В зеркало?!

— Вообще-то это просто дверь, считай, что мы сейчас топчемся на пороге. Ну, так как, идёшь?

— Зачем мне с тобой идти? Я тебе не доверяю.

Зеркальный Озриэль приготовился загибать пальцы:

— Я чертовски обаятельный, со мной не соскучишься, знаю толк в веселье и...

— А более весомые аргументы можешь привести?

— С них-то и начал! Ладно, ещё могу помочь тебе с поисками жениха.

Моя уверенность пошатнулась.

— Ты меня обманываешь... А вдруг ты зеркальный демон? Я слышала про таких — есть ещё демоны огня, воды, да вообще много всяких. Есть даже демоны, живущие в подушках и щекочущие бедолаг по ночам, чтобы те мучились бессонницей...

— Слушай, я не демон, у меня даже подушки нет. Перед тобой всего два варианта: посмотреть в мои честные глаза и поверить, либо продолжить скучать в одиночестве и безвестности. Что выбираешь?

— Какую именно помощь ты предлагаешь?

— Ты, как я слышал, искала документы, — небрежно обронил он и тут же добавил: — Но давай об этом не здесь.

Не знаю, что именно подтолкнуло меня к решению — то ли наивная вера в то, что существо с внешностью моего друга не причинит мне зла, то ли надежда набрести наконец на ниточку, ведущую к Суженому — только я отбросила колебания и кивнула.

— Правильное решение, крошка. Я в тебе не сомневался.

— А что там, по другую сторону?

— Озриэль...в смысле, я, разве я не рассказывал?

Чуть помедлив, я не без дрожи предположила:

— Подземное царство?

— Ага, — бодро подтвердил гость. — Но ты же будешь со мной, так что бояться нечего. В случае чего, просто покрепче прижмись к моей куртке.

Я шагнула к зеркалу.

— Хорошо, как это делается?

Зеркальный Озриэль вскинул ладони:

— Воу-воу-воу! Не так быстро, крошка. — Он пошарил в кармане и протянул мне нелепые розовые очки на пол-лица в форме клубничин. Оправа была усыпана неровными камешками, напоминающими кусочки застывшей лавы. — Держи, пригодятся.

— Это что, последний писк подземной моды?

— Нет, вот это последний писк подземной моды. — Он указал на свои очки. — А эти, — он потряс запястьем, — помогут поберечь твои глазки.

Очки стукнулись о зеркало с обратной стороны, когда он вытянул руку. По очередному, брошенному через плечо взгляду, я поняла, что просунуть их в комнату он не то чтобы не может — не решается, и подошла ближе. Дотронувшись до отражения, я сперва ощутила только холодную поверхность. Потом она стала размягчаться, становясь на ощупь как желе, пока наконец мои пальцы не сомкнулись на очках. Я вытащила их и, немного покрутив, приладила на нос. Зеркальный Озриэль чуть не лопнул со смеху.

— Если окажется, что это шутка...

Я потянулась к лицу, но он тут же стал серьезным:

— Нет, крошка, это единственное, с чем я не шучу. Глаза наземных жителей не приспособлены видеть в нашем мире, как и они сами — находиться в нём. Насчёт второго не волнуйся — ты же будешь со мной. Но первое — важный пункт, не хочу, чтобы такие хорошенькие глазки опалило. — Он галантно протянул руку, снова растеряв всю серьёзность. — Прошу! — Я сделала движение к зеркалу, и он вскинул палец: — Только медленно...

Как и с очками, я сперва осторожно нащупала его пальцы — они почему-то оказались горячими — и подалась вперёд. Лучше буду заходить постепенно. Тогда, если что-то пойдёт не так, успею выскочить обратно. Надеюсь. Не хотелось думать, что я застряну в зеркале в момент прыжка, и именно такой меня застанут вернувшиеся с совещания преподаватели. Хотя, с моей новообретенной везучестью, этот вариант не исключался.

Зеркало стало совсем текучим, и я прошла сквозь него, как через завесу водопада в грот. Только при этом не вымокла. Оказавшись на той стороне, я обернулась. Потревоженное отражение ещё колыхалось, и в нём отражалась пустая гостиная. Я коснулась зеркала, и от пальца пошли круги, как по воде. Потом поверхность начала пружинить, снова приобретая консистенцию желе.

Я восторженно потыкала в него и повернулась к Зеркальному Озриэлю.

— Гляди!

— Ага, очень занимательно. Смотри, чтобы палец не застрял.

— Ой. — Я с некоторым усилием вытащила руку, и в следующий миг зеркало окончательно затвердело. Вмятинка в форме моего пальца так и не исчезла.

— Идём, — махнул провожатый.

Я поправила очки и последовала за ним вглубь коридора.

* * *

Лаз, по которому мы шли, выглядел довольно опрятно. Здесь не горели светильники, но стены были пронизаны красиво мерцающими прожилками, и их сияния хватало, чтобы не запинаться.

— Ты уверен, что мы в подземном мире? Где же паутина, капающая с потолка вода и признаки запустения? Ну, на крайний случай, парочка красноглазых крыс...

— Это же подземное царство, а не людской подвал. У нас тут регулярно убираются гномы, и им за это хорошо платят. Но, если хочешь, могу подогнать крыс.

— А это что? — Я указала на стены.

Золотистые струны лениво колыхались и поблескивали.

— Магия — рождается в недрах земли и сюда же возвращается. Здесь всё пропитано ею.

— А потрогать можно?

— Если хочешь...

Я осторожно коснулась переливающейся нити и тут же отдернула руку. А потом с удивлением снова погладила её.

— Ничего не чувствую...

— Конечно! Ведь магия — самая естественная вещь на свете. Чувствоваться она начинает, когда что-то идёт не так — ну там, перекос сил или нечто в этом роде.

Осторожно потянув мерцающую нить, я убедилась, что она без труда вытаскивается из стены.

— А как её используют?

— По-разному, способов бесконечное множество. Первое, что приходит на ум: сшить из неё сапоги-скороходы, шапку-невидимку, ковёр-самолёт...

— Волшебный плащ...

— Да, и его тоже.

Я аккуратно прилепила нить обратно, и мы возобновили путь.

— Так что тебе известно о моём женихе?

— Ничего.

Я резко остановилась:

— Так и знала, что это какая-то уловка!

— Я и не говорил, что мне что-то известно, крошка, — возразил Зеркальный Озриэль, — лишь обещал помочь с его поисками, этим сейчас и занимаюсь. В том месте, куда мы идём, вполне может найтись полезная информация. Кстати, может, ну его, этого жениха? Знаю тут недалеко одно местечко, там подают отличную лаву, и мы могли бы...

— Нет уж.

— Дай знать, если передумаешь! Он может оказаться прыщавым...

— Как-нибудь переживу.

— ...или страдать аллергией на длинные светлые волосы...

— Такой не бывает, — напомнила я, выпутывая свою прядь из его пальцев.

— Ещё у него может быть толстое брюшко и тонкие ножки, как на всяких средневековых портретах. А в моём случае ты уже знаешь, чего ожидать. — Он демонстративно провёл рукой по груди. — Главное, очки не снимай.

— А если сниму, ты окажешься прыщавым, с толстым брюшком и тонкими ножками?

Тут мы оказались перед развилкой, и мой спутник, не раздумывая, нырнул в правый ход. В следующий раз выбор встал уже между четырьмя вариантами. А потом его приходилось делать каждую дюжину-другую шагов. Встретилась даже стена, сплошь усеянная дырами, как яр — ласточкиными гнездами. Коридоры редко шли прямо. Они изгибались, закручивались спиралями, дергались зигзагами. Уткнувшись в тупик, Зеркальный Озриэль спокойно шагнул на отвесную стену и продолжил путь. Я последовала его примеру, обнаружив, что у меня это получается ничуть не хуже. Вот так живёшь и не знаешь, что умеешь ходить по потолку. Надеюсь, по возвращении, эта способность не исчезнет.

— Уверен, что мы не заблудимся?

— Конечно! — легкомысленно отозвался провожатый. — Я знаю подземье, как свои пять пальцев.

Я опустила глаза:

— Но у тебя их шесть!

— А? Всё время забываю... — Он потряс рукой, и пальцев стало пять.

Пока мы шли, я предприняла несколько попыток выяснить, кто же мой спутник такой, но он всякий раз ловко уходил от ответа, упорствуя в том, что он и есть Озриэль. Даже я начала колебаться: он знал буквально всё о моём друге. Решив, что у меня ещё будет возможность подловить его во время беседы, я перешла к другому важному вопросу:

— Тебе что-нибудь известно про мадам Лилит? Почему она такая?

Я уже поняла, что она не ребенок — по голосу и манере речи. Они выдавали взрослую.

— Точно не знаю. Вообще-то точно не знает никто. Поговаривают, что её прокляли, ещё до того как она стала ректором.

— Прокляли помолодеть? — удивилась я.

— Прокляли вернуться в тело ребенка. А что может быть хуже? Детей никто не воспринимает всерьез. Представь, если бы вместо того, чтобы стереть воспоминания, колдунья перенесла тебя в твоё же тело, только двенадцатилетней. Со свадьбой пришлось бы повременить эдак... — он сделал вид, что задумался, — до конца жизни.

— Какая колдунья? Ах да, колдунья... И всё равно я не могу понять: откуда мадам Лилит узнала о твоём участии? Я ведь ничего ей не говорила. Кстати, как тебе удаётся быть одновременно и на совещании, и здесь?

— Наверное, плащ выболтал, — буднично обронил ифрит, проигнорировав второй вопрос.

— Что это значит? Ты так сказал, будто он живой и умеет разговаривать.

— Разговаривать умеет не он, а она с ними.

— С плащами?

— Плащами, камнями, стульями, книгами, вафельными стаканчиками и так далее. Это её природный дар. Она понимает язык неживых.

— Неживых — то есть мертвых?

— То есть предметов.

Вот так новость!

— И как же она их понимает? Просто говорит с ними, как мы с тобой? Со всеми без исключения предметами или только с некоторыми?

— Не имею представления. Подробности лучше уточнить у неё.

Ну уж нет! Я и так привлекла к себе слишком много внимания. Но мысль о том, что стены академии могли что-то наябедничать ректору про некую принцессу, меня совсем не порадовала.

* * *

На всём протяжении пути я боролась с искушением сдвинуть очки. Всего чуть-чуть, никто даже не заметит... Интересно, без них всё останется прежним, или подземный мир откроется с совершенно иной стороны? Уверена, что второе. Меня не оставляло чувство, что очки подсовывают декорацию. Ну, не может же Подземное царство и вправду походить на коридор! Скорее всего, Зеркальный Озриэль наврал про опасность и заставил их надеть лишь для того, чтобы скрыть свою настоящую внешность. Я потянулась, будто бы почесать нос, но он заметил манёвр и шутливо поцокал языком:

— Глазки!

— А очки тоже из нитей магии?

— Нет, на них просто наклеены пленки из чешуи василиска. Материал может быть разным. У меня полно таких штуковин. Хочешь, покажу?

— Сначала дело, — напомнила я. — Значит, меняющий внешность плащ тоже твой?

— Ага, и арбалет.

— Это тот, который Гарт зажал?

— Что?!

— Ты же мне сам об этом сказал, — ехидно заметила я, но проводник меня уже не слушал, возмущенно бормоча:

— Нет, ну как он мог! Сказал ведь, что будет беречь.

— А откуда ты знаешь, что мои волосы пахнут ромашкой и лимонником?

— Так пахнут все светлые волосы, — увильнул он.

— Неправда!

— Гляди!

Я проследила за пальцем и испустила восхищенный возглас. Коридор закончился, и мы оказались в довольно просторной подземной зале, похожей на пещеру. Где-то внизу журчала вода, а стены переливались ещё ярче — помимо нитей магии, тут и там мерцали крупные камни такого же радужно-золотистого оттенка. Они то вспыхивали, почти ослепляя, то приглушали блеск, но не гасли окончательно. С потолка свисали светящиеся сталактиты. Всё вместе смотрелось просто потрясающе! Даже воздух был особенный — просто вдыхать уже наслаждение. Наверное, так пахнет волшебство. От каменистой тропы начинался склон, у подножия которого раскинулось подземное озеро. Огоньки отражались в темной воде кусочками радуги.

— Как красиво! — воскликнула я, повернувшись к спутнику, и застыла от ужаса: его нигде не было. Он заманил меня сюда, чтобы бросить! Мне в жизни не найти обратной дороги.

— Ах ты мерзкий, гнусный, самовлюбленный, гадский...

Я заозиралась в поисках вдохновения на дальнейшие оскорбления, но пещера навевала только приятные ассоциации. Тогда я подхватила переливающийся камень и в досаде швырнула его в воду. Поднялся радужный фонтанчик.

— ...совершенно ужасный, пакостный...

— Эй, ну ты идёшь?

Я подпрыгнула и чуть не свалилась в воду:

— Ты где?

— Тьфу, забыл!

Из стены высунулась рука и нетерпеливо подрыгала пальцами. Я подавила желание укусить их и, схватившись покрепче, вошла в стену. Скажу так: проходить через зеркало приятнее. Стены — более тягучие, шагаешь медленно, как сквозь патоку. В конце я немного застряла, и Зеркальный Озриэль дернул меня за руку. Я вывалилась прямо в его объятия.

— Так соскучилась? Надо почаще оставлять тебя одну!

Я раздосадовано оттолкнула его:

— Больше не смей так делать. Я думала, ты меня бросил!

— Ничего подобного: обернулся, а тебя нет.

— Ты же сам сказал: гляди! — возмутилась я. — Вот я и глядела.

— Так долго? — беззаботно отозвался он.

Ему-то это зрелище привычно и не кажется чем-то особенным.

Мы завернули за угол, и справа мелькнуло окно. В нём суетились люди и, приглядевшись, я поняла, что это не окно, а зеркало. Только теперь и я была с обратной стороны. Глазам предстала комната для совещаний. В ней находилось человек десять. Профессор Марбис отсутствовала. Совет проходил бурно: одни преподаватели яростно что-то доказывали мадам Лилит, другие сидели с недоверчивыми и растерянными лицами, как профессор Амфисбена (она только и делала, что прижимала кулачки к груди), третьи, как Робин, расхаживали с заложенными за спину руками. Иох тихонечко примостился в уголке и, пока никто не видит, расчесывал волосы маленькой серебряной расческой.

Озриэль стоял посреди комнаты, как в зале суда, с видом кающегося грешника. Незнакомая преподавательница подскочила к нему и обратилась к ректору со страстной речью, то и дело патетически указывая на ифрита. Мне показалось, что она вот-вот надавит ему на плечи, заставив встать на колени. Она выглядела, как помесь очковой кобры с горной козой, и я поняла, что передо мной профессор Черата. Мой спутник привёл весьма точное сравнение. Мадам Лилит сидела за столом, сохраняя полную невозмутимость.

Голоса сюда не проникали, и пантомима была бы забавной, если бы речь не шла об Озриэле. Надеюсь, они не обсуждают его отчисление.

Я возмущенно обернулась, указывая на зеркало:

— Мы столько шли, чтобы оказаться в соседней комнате?! Я уж думала, мы вот-вот достигнем центра земли!

Зеркальный Озриэль схватил меня за руку и быстро оттащил в сторону.

— Они тебя не слышат, зато прекрасно видят, как и ты их! Если знала путь короче, надо было сказать.

— А ещё ты, вроде бы, назвался Озриэлем.

— Так и есть.

— Тогда кто это? — Я выразительно махнула в сторону зала.

— Тоже я.

— Хочешь сказать, тебя двое?

— Ага. Все ифриты умеют раздваиваться. Кстати, полезный навык, очень советую. Особенно когда приходится участвовать в чём-нибудь скучном. Оставляешь одного себя там, а сам идёшь на прогулку с хорошенькой девушкой.

— На прогулку? Ты нарочно так долго меня вёл!

— Конечно! — согласился он.

— Но зачем?

— Как зачем? Чтобы подольше побыть с тобой наедине. Так ведь поступают все влюбленные.

— Но ты-то здесь причём?

— Ну, как же: я тебя люблю. Жить без тебя не могу. Сохну, тоскую и изнываю от любовного томления. Уверен, и ты от меня без ума, просто у наземных девушек не принято так сразу раскрывать свои чувства, но мне ты можешь довериться. Не сдерживайся!

Он притянул меня к себе, заключая в объятия.

— Мы познакомились полчаса назад! — завопила я. — Любовь должна...вызреть.

— Как помидорка?

— Вроде того.

Зеркальный Озриэль постоял минутку, прислушиваясь к себе.

— Всё, вызрела, — объявил он и наклонился к моему лицу. Меня спасли сползшие на кончик носа очки-клубничины. Я вывернулась и подтолкнула их обратно.

— Как ты можешь меня любить? Ты совсем меня не знаешь!

— Я уже доказал обратное.

— У меня есть жених.

— Пока нет.

— Теоретически где-то есть.

— Им могу быть я.

— Не можешь!

— Сделаю татуировку, надену этот клоунский сюртук и...

— Не в этом дело! Отношения так быстро не строятся.

— А чего тянуть? — удивился он. — Как говорится, сольемся в любовном экстазе.

— Погоди до любовного экстаза. Ты только что упомянул влюбленных, так вот они сперва гуляют...

— Мы с тобой уже погуляли, — обрадовался он.

— Держатся за руки...

— Я уж думал, ты никогда не попросишь!

Он сгреб мою руку и покрыл поцелуями от кисти до локтя.

— Ходят в таверну, — запаниковала я, пытаясь вырвать её.

— О, мы совсем рядом.

И, прежде чем я успела сказать хоть слово, он утащил меня в очередной темный проход. Мы вынырнули на какой-то узкой каменистой площадке. Там стояло два-три столика, составленных из положенных друг на друга глыб. Сразу за последним начинался обрыв, в который низвергался водопад. От него поднимался горячий оранжевый пар. Дно ущелья скрывалось за туманом брызг. Зеркальный Озриэль усадил меня за один из столов и сунул в руки меню.

— Так, посмотрим, взбитая лава со вкусом артишоков, магма под шапочкой пепла, а вот! — обрадовался он. — Орешки из угольков.

— Послушай...

— Они хрустят, и попросим подать их как можно менее горячими. Я сам подую. Или нет, лучше закажем по стаканчику кипятка, а к ним корицу. Корица всё делает съедобным.

Я отложила меню:

— Не знаю, как к тебе обращаться, но называть Озриэлем не могу. Так вот, в любой другой ситуации я бы с удовольствием выпила с тобой ээ...чашечку кипятка. Но совещание может закончиться в любую минуту. И, когда они оттуда выйдут, я должна быть на месте. Однако прежде мне бы очень хотелось дойти наконец туда, куда мы шли, и взглянуть на документы, которые ты собирался мне показать.

— Уверена?

— Уверена, — ответила я, а сама задумалась, каковы на вкус орешки из угольков...

— Нет проблем, крошка. Всё для тебя! — Он отодвинул стул и помог мне подняться.

— И что, так легко? Никаких фокусов?

— Я сама серьезность. Сюда. — Зеркальный Озриэль кивнул на очередной темный проход, и я, вздохнув, последовала за ним.

— А ты что, правда можешь выпить лаву?

— Предпочитаю магму. Но это дело вкуса.

* * *

Вылезли мы из шкафа — зеркало было вделано в дверцу. Я вывалилась наружу, встряхнула платье и огляделась.

— Мы там, где я думаю?

— Ага. Если, конечно, ты думаешь, что мы в кабинете ректора. Здесь можешь снять очки.

Небольшая строгая комната оказалась не лишена уюта. На стене, обшитой атласными зелеными обоями в темный цветочек, висел портрет короля, стол был очищен от всего лишнего, а лежащие на нём папки аккуратно рассортированы по цвету. Из-под стула выглядывали крохотные домашние тапочки на смену рабочим туфелькам. Меня особенно умилили меховые помпошки. Рядом с камином (на мраморной полке ни единой безделушки) вдоль стены протянулся стеллаж, уставленный свитками.

— А вдруг она войдёт?

— Ты же видела: они все в зале для совещаний. Сейчас идеальный момент.

Зеркальный Озриэль шагнул к стеллажу и надавил на третью полку слева. Целый ряд полочек отъехали одна за другой, открыв винтовую лестницу. Ох уж мне эти переходы!

— Откуда ты знаешь про ход? Ты что, подглядывал за ней?

— Просто случайно проходил мимо зеркала. Люди редко завешивают их. Идём!

Я спустилась вслед за ним вниз и застыла с открытым ртом. Подвал оказался намного больше, чем я ожидала. Настоящий подземный зал: выложенный мозаикой пол, какой-то постамент в центре, а по кругу шли арки, ведущие в дополнительные небольшие помещения. К стенам крепились стеллажи, подобные тому, что остался наверху. Только эти поднимались от пола до потолка. К ним прилагалась лестница на латунных колесиках и рельсы, позволяющие свободно передвигаться от одного шкафа к другому. Здесь пахло старинным пергаментом и кожаными переплетами.

Каждая полка хранилища вмещала ровные ряды свитков, которые, несмотря на их невообразимое количество, были разложены очень аккуратно и по алфавиту — на шкафах виднелись соответствующие буквы, старомодные и вырезанные прямо на дереве. В общем, во всём чувствовалась рука мадам Лилит. У этой женщины настоящая мания порядка. Может, таким образом, она пытается компенсировать то единственное, что привести в порядок — не в её силах?

— Я же обещал отвести к документам, — провозгласил мой спутник.

При этом оглядывался он с не меньшим интересом, чем я. Меня охватили подозрения.

— Ты ведь прежде сюда не спускался, правда? Следовательно, не мог знать наверняка, что мы их тут найдём.

— Но мы же нашли. Для чего ещё устраивают тайники, как не для документов? Давай лучше взглянем, что в них.

Он схватил первый попавшийся свиток, сорвал ленточку и развернул его. Нижняя часть отвалилась от ветхости и упала к нашим ногам.

— Гляди, похоже на досье.

Вверху рядом с именем имелся набросок учащегося. Выполненный чернилами, он состоял всего из нескольких штрихов, но они весьма точно запечатлели гордый профиль.

— Да, и довольно старое. Наверняка, древний потомок древнего предка.

— А вот это поновее будет. — Зеркальный Озриэль вытащил другую трубочку.

— Подожди-ка! — Я взяла свиток, рассматривая портрет. Чернила свежие. — Кажется, я его знаю. Точно, видела сегодня в лекарской башне! Он из ученых мужей.

Надпись, похожая на нитку бус — такими округлыми и безупречно ровными были буквы — гласила: Ядвиг Галлийский, 19. Далее следовало описание природных талантов учащегося (умение чувствовать и находить лечебные коренья), особенностей характера, наклонностей и даже слабостей (медовые пряники в кунжутной обсыпке и щекотка под коленками).

— А это что? — Я указала на пятнышко горчичного цвета размером с монетку.

Зеркальный Озриэль поднёс свиток к носу и уверенно выдал:

— Кровь.

— Что? Зачем она здесь?

Он вытянул ещё несколько трубочек и, не церемонясь, развязал ленточки. Пятнышки рядом с именем имелись на всех, и цвета широко варьировались.

— Похоже, это обычная процедура при приеме. Вполне логично, ведь кровь, можно сказать, квинтэссенция магии, основа жизни. Не зря на ней клянутся, используют в заклинаниях, добавляют в зелья. Она — мощнейший компонент. Одна капля, — Зеркальный Озриэль щелкнул ногтем по пергаменту, — расскажет о тебе абсолютно всё! По ней тебя найдут где угодно.

Жаль, у меня нет крови жениха!

— Гляди-ка кто тут у нас, — хмыкнул он, передавая мне следующее досье.

— Ого! Я-то думала, Марсию Фьерскому по меньшей мере отдельный шкаф отведут и пометят его короной.

Пока я вчитывалась в текст, мой спутник легкомысленно перешагнул через разбросанные на полу свитки и направился к постаменту.

Проверив ещё с полдюжины пергаментных трубочек, я вздохнула:

— Здесь нет данных по внешнему виду, если не считать чернильных портретов.

Придя к такому выводу, я принялась аккуратно сворачивать досье и рассовывать их по местам, чтобы скрыть следы нашего пребывания. Взгляд случайно упал на один из набросков. Кстати, получилось очень похоже. Даже глаза, казалось, искрятся зеленью, насмехаясь над фиолетовыми чернилами.

— Я и не знала, что у ифритов синяя кровь, — заметила я, сворачивая досье другого Озриэля. Кровь моего друга была расцвечена малиновыми прожилками. Даже красиво.

— Голубая, — поправил Зеркальный Озриэль, продолжая внимательно рассматривать постамент.

Я вернула свиток на место, подошла к нему и встала рядом.

На постаменте разместилась подушечка, а на ней — пузатая хрустальная жаба размером с собаку. Она недовольно пучила глаза, видимо, потому что в рот ей сунули раскрытый свиток, самый древний из всех. Выхолощенный временем портрет едва читался. Зато кровь как будто только что капнули. Густое насыщенно черное пятно.

Ниже теснились плотными рядами значки — сплошь треугольники, волнистые линии, заключенные в кружок, и расположенные под хитрым наклоном палочки.

— Это хрустальная вещая жаба. Я думал они миф, ну, или, по крайней мере, давным-давно перевелись, — сообщил Зеркальный Озриэль и указал на значки: — А это, кажется, первый язык Затерянного королевства. На нём говорили ещё при короле-основателе.

-Ты можешь, прочесть, что здесь написано?

— Пока нет. — Он порылся в кармане куртки и извлек перламутровую коробочку. — А вот теперь могу.

Крышка со щелчком отскочила. Внутри на кусочке бархата лежали два прозрачных кружка.

— Это застывшая слюна гнома, сбрызнутая из ручья знания, — пояснил он и, к моему ужасу, засунул один кружок в глаз.

— Фу! Ты засунул в глаз слюну гнома!

— Вторая тебе. — Он потряс коробочкой. — Редкая вещица, позволяет читать все языки мира.

— Ни за что!

— Ого! — Он вытаращился на свиток. — Не может быть!

— Что там??

— Нет, ты не поверишь.

— Ну, не томи.

— Просто немыслимо!

Взревев от досады, я схватила вторую чешуйку и поместила на правый глаз. Сначала жутко щипало, но, проморгавшись, я обнаружила, что текст перестал быть тарабарщиной. Вернее, для левого глаза он таким и остался, а вот правый прекрасно эту тарабарщину понимал.

С миниатюры на нас смотрел сын первого короля. Вполне логично, что правитель, при поддержке которого основали академию (тогда ещё она именовалась Дворцом Знаний), отправил сюда своего отпрыска. Непонятным оставалось другое.

— Почему кровь черная? — озвучил зеркальный ифрит крутившийся и у меня в голове вопрос. — У Марсия она бордовая в оранжевую крапинку.

— Потому что с тех пор сменилось несколько династий? — предположила я.

— Нет, линия не прерывалась. Марсий считается прямым потомком первого короля. За все эти столетия они даже кузенам ни разу не дали трон погреть.

— Вообще-то вариантов масса. Из наиболее очевидных... — Я задумалась. — Королевы тоже имеют право на личную жизнь. Или это была бабушка королевы, или ещё какая-нибудь пра-пра и ещё много раз пра. Уверена, всему этому есть какое-нибудь разумное и совершенно неприступное объяснение.

— Наверняка! Иначе они не оставили бы такую улику на самом видном месте, для верности ещё и сунув её в пасть хрустальной жабы. Только маленького флажка не хватает.

— Ты забываешь, что не у всех есть это. — Я ткнула в правый глаз.

— Я хотел сказать: на виду у всех ифритов, которым вздумается прогуляться в хранилище документов, спрятанное под кабинетом ректора с помощью хитроумной комбинации полочек.

Внезапно жаба затряслась.

— Что происходит? — запаниковала я.

— Без понятия!

— Ты что-то сделал! Немедленно признавайся!

— Да ничего я не делал!

— Если, по твоей милости, последняя из ныне живущих хрустальных вещих жаб отбросит... — Договорить я не успела, потому что виновница паники вынула изо рта пергамент, закашлялась, рыгнула и сплюнула мне в ладонь крохотный прозрачный свиток, после чего, успокоившись, вернула досье первого принца на место и снова застыла.

— Что это?

Зеркальный Озриэль смотрел на свиток в моей руке со смесью восхищения и недоверия:

— Кажется, последняя из ныне живущих хрустальных вещих жаб только что сделала тебе предсказание.

Я трясущимися руками сломала ниточку бриллиантовой печати и развернула хрустальную бумагу. Мы одновременно склонились над посланием, стукнувшись лбами. Текст состоял из крошечных лягушек, кузнечиков и комаров, но, благодаря приспособлению в правом глазу, я без труда поняла этот язык. Вот что там говорилось:

'Порой то, что ты ищешь, ближе, чем ты думаешь. Внемли голосу крови, и приблизишься к разгадке. И больше никогда не делай косой пробор'.

— И что это значит? — спросила я, закончив читать. — Какой крови? Может, разбудим её ещё раз? Пусть уточнит.

— Нет, хрустальные жабы просыпаются раз в тысячелетие.

— Значит, у меня будет достаточно времени, чтобы сформулировать вопрос, — приуныла я и тут же встрепенулась: — Не подумайте, что я чем-то недовольна, госпожа жаба. Для меня большая честь получить предсказание из ваших....из вашего рта. Но, может, вы приложите дополнительный свиточек с пояснениями, в качестве бонуса, так сказать?

Мне показалось, что глаза после этого ещё больше выпучились, но ничего к уже выплюнутому пупырчатая предсказательница не прибавила.

— Похоже, окончательно уснула.

— Ага, — согласилась я, пряча пророчество на груди. — Ладно, нам пора.

Мы в последний раз оглядели хранилище, подправили всё то, что неровно лежало, и вернулись в кабинет ректора, а оттуда — в коридор Подземного мира. Мой провожатый снова попытался хитрить, но я вовремя раскусила его и наставила на короткий путь до гостиной. Внутреннее я была готова к тому, что собрание уже закончилось, и все возмущения в связи с моим отсутствием отзвучали, но, проходя мимо зеркала в зале для совещаний, обнаружила, что участники ещё не разошлись. Правда как раз закруглялись. Мадам Лилит что-то сказала Озриэлю, и он кивнул. Мы успели вовремя. За следующим поворотом нас ждало зеркало, ведущее в гостиную.

Я шагнула к нему.

— Подожди!

Зеркальный Озриэль сжал мои пальцы, удерживая.

— В чём дело?

— Кажется, сегодняшний поход оказался не впустую.

— Да, ты здорово помог, спасибо! Я ещё подумаю над разгадкой предсказания.

— Отлично, значит, я заслужил маленькую награду.

— Награду? Что ты имеешь в...

Тут он крутанул меня к себе, нагнул почти параллельно полу, как в танце, и поцеловал. По ощущениям, будто поцеловалась с кипящим чайником. Я застучала ладонью по его плечу, и он, сообразив, отстранился:

— Прости, крошка, не подумал. Останется небольшой ожог.

Тут он поднял глаза, быстро вернул меня в исходное положение и уставился на что-то за моей спиной. Я обернулась и увидела в гостиной Озриэля. Он стоял напротив зеркала, весь красный, и смотрел на нас, сжимая кулаки.

— Озриэль, я не...

Ифрит молча выдернул меня из зеркала в комнату — поверхность не успела так быстро размягчиться и кое-где разошлась трещинами — а сам повернулся к двойнику.

— Ну, я пошёл, — заявил тот и попытался удрать.

— А ну, стой! — Озриэль запустил обе руки в зеркало и схватил его за грудки. Тот вывернулся ужом, оставив куртку в его руках. Ифрит откинул её и успел перехватить беглеца.

— Озриэль, — заторопилась я, — он сказал, что он это ты. Вернее, что вас двое. То есть, что ты — половина его.

— И ты поверила?!

— А что мне оставалось делать? Вы похожи, как две капли воды, за исключением стиля в одежде и манеры речи. К тому же, он знал обо мне то, что мог знать только ты.

Озриэль встряхнул вырывающееся отражение.

— Как ты посмел! Как ты посмел её поцеловать?! — заорал он и ударил того кулаком в лицо. Зеркало рассыпалось на множество осколков, открыв затянутую коралловым шелком стену.

Ифрит раздосадовано потёр кулак и повернулся ко мне:

— Ливи, Орест мой брат! И он в жизни не сказал и слова правды!

Глава 10

про особенности ифритов и сногсшибательное предложение

— Ты убил брата? — ужаснулась я.

— Нет, я разбил зеркало, — уныло пояснил Озриэль. — А он уже где-нибудь на полпути домой.

— Но почему ты не сказал, что у тебя есть брат-близнец, и что вас, седьмых сыновей седьмого сына, на самом деле двое?

— Потому что мы не близнецы, и Орест — шестой сын седьмого сына.

— То есть он старше тебя? На сколько? На пару минут?

— На два года по наземным меркам. И мы вообще-то совсем не похожи.

— Но я же видела! — Тут я хлопнула себя по лбу и сняла очки. — Всё дело в них...хотя нет, постой. Он был таким ещё до того, как я их надела...

Внезапно ифрит смутился и бросил на меня виноватый взгляд.

— Эмм, помнишь, что я говорил тебе про свой внешний вид?

— Что наземным девушкам он может не понравиться?

— До этого.

Я задумалась, припоминая:

— Что, находясь на поверхности, логично принять более...человеческую форму?

— Да. — Озриэль украдкой покосился на разбитое зеркало: — Видишь ли, приведение внешнего облика в соответствие с наземными стандартами ээ...стоит недешево. А отец на поступление подарил мне 'Справочник учащегося по экономному ведению хозяйства'.

— Но, если облик один, то как вы оба могли им воспользоваться?

— Ты не поняла. Облик один, но копий может быть много.

До меня начало доходить.

— Насколько много? — осторожно поинтересовалась я.

Озриэль замялся.

— Отец заказал сразу на всю семью, плюс парочку про запас.

— То есть, — я начала со свистящего шепота, постепенно переходя на визг, — если все твои шесть братьев вздумают выйти на поверхность, то выглядеть они будут, как ты?!

— Да.

Мне захотелось кричать и бегать по комнате. Бегать и кричать. Я не стала сдерживаться.

— Тише, Ливи! — Озриэль кинул обеспокоенный взгляд на вновь появившуюся дверь в зал для совещаний. — Тебя могут услышать. Не стоит так волноваться. Остальные мои братья не такие, как Орест, они вполне разумные ифриты. К тому же, редко поднимаются на поверхность. Почти никогда.

— Волшебное слово! — спохватилась я и перестала бегать.

— Что?

— Мы можем придумать слово, которое знаем только ты и я. И, при каждой новой встрече, я буду спрашивать его, чтобы знать, что передо мной действительно ты!

— Не получится...

— Почему?

— Наши связи...крепче, чем у обычных братьев. — Встретив мой непонимающий взгляд, Озриэль вздохнул и пояснил: — Мы слышим обрывки мыслей друг друга. Это происходит непроизвольно.

Я возобновила гневную беготню:

— Так вот почему он столько обо мне знал — от тебя!

— Да, — подтвердил Озриэль, — но, как я уже сказал, это выходит случайно, а Орест, в отличие от остальных, более деликатных ифритов, не даёт себе труда поднапрячься и не слушать чужие мысли.

— А это в принципе возможно?

— Да, обычно все так и делают — отгораживаются. Не скажу, что это просто, но не сложнее, чем не прислушиваться к разговорам, находясь с кем-то в одной комнате. Но лучше отложим обсуждение подробностей, — добавил он, видя, что я хочу задать новый вопрос. — Мадам Лилит желает с тобой поговорить.

— Со мной? О, Озриэль, надеюсь, тебя не отчислили? Если так, я сейчас же всё объясню ректору и остальным, скажу, что ты ни в чём не виноват и...

— Не волнуйся, они не собираются никого исключать, идём. — Он потянул меня за руку и отвёл в зал для совещаний.

* * *

Лицо мадам Лилит не изменило своему невозмутимому выражению — таким оно было на протяжении всей сцены в трапезной зале, таким же оставалось во время совещания, и таким предстало сейчас. Остальные хуже владели собой. Робин светился довольством, хоть и пытался это скрыть, профессор Черата поджимала губы и выглядела так, словно сдерживает рвущийся обратно обед, профессор Амфисбена переводила взгляд с одного на другого, то радуясь вместе с Робином, то хмурясь заодно с недовольными (таких тоже набралось немало), то копируя каменную маску ректора. В итоге, её лицо напоминало лица пассажиров кареты, закладывающей петли на волшебных горках лунапарка. Иох испуганно наблюдал за моим приближением, прячась за одним из преподавателей.

— Вас зовут Ливи, не так, ли? — обратилась ко мне мадам Лилит чистым спокойным голосом.

Змейка на её шее шевельнулась, и я вдруг поняла, что это никакое не колье — она настоящая.

— Да, мадам.

— Подойдите ближе, не бойтесь. Профессор Робин сказал, что именно вашей бдительности и настойчивости, переходящей в назойливость, мы обязаны сегодняшней проверкой.

Я покосилась на лекаря. Тот украдкой изобразил пантомиму так, чтобы случайные свидетели не поняли её смысла. Я тоже ничего не поняла: он вытянул воображаемую нитку, накормил невидимых птичек, схватился за сердце и погрыз ноготь.

— Боюсь, я не оставила профессору Робину выбора.

— В таком случае, позвольте поблагодарить вас от лица всей академии за проявленную инициативу. Она помогла вовремя выявить и пресечь опасность, угрожающую здоровью нескольких учащихся.

Надо было срочно что-то ответить. В памяти всплыли напыщенные фразы рыцарей, принимающих из папиных рук меч или ещё какой-нибудь знак отличия за проявленное геройство.

— Это мой долг, как жителя королевства, — отчеканила я, чем неожиданно вызвала эпидемию растроганных улыбок даже на самых скептичных лицах (всех, кроме профессора 'истории волшебного народа'). — Любой, на моём месте, поступил бы так же, — добавила я, развивая успех. — Служу королю. Мы им ещё покажем. Видели бы вы, как мы вломили тому троллю! — Десять пар бровей синхронно взлетели, и я поспешно поправилась: — Вернее, пауку.

— Что с вашим ртом? — вмешалась профессор Черата.

Я коснулась обожженной кожи.

— Порезалась о разбившееся зеркало.

— Губами?

— Я бываю очень неловкой.

Мадам Лилит сделала нетерпеливый жест, и профессору пришлось усмирить своё любопытство.

— Также, обобщив все полученные сведения (Иох испуганно сжался), я заключила, что вами двигало желание попасть в академию...

Робин несколько раз ударил себя в грудь и снова погрыз ноготь. Более непонятных знаков и нарочно не придумаешь. Ему бы пару уроков в королевском театре взять.

— ...с этой целью вами, помимо прочего, был использован волшебный плащ сира Ирканийского.

— Да, мадам. Озриэль...сир Ирканийский здесь не при чём. Он помогал лишь из добрых побуждений. Я и сама испытываю внутреннее неприятие к обману во всех его проявлениях и ни за что не воспользовалась бы плащом, будь у меня выбор, но его не было, потому что среди принцев, которые здесь учатся... — Озриэль наступил мне на ногу, Робин удвоил усилия.

— Можете не продолжать, — улыбнулась мадам Лилит, — ваша цель весьма похвальна.

— Похвальна? — изумилась я.

Неужели можно было сразу заручиться её поддержкой, вместо того, чтобы идти таким тернистым путём?

— Конечно! Женских академий в королевстве нет, а вы очень смелая девушка, раз решились на столь отчаянные меры, дабы приобщиться к светочу знаний. Наши профессора — одни из лучших в стране и далеко за её пределами.

Ах, вот оно что...

— Да, полетела, как пчелка на сахар, — уныло кивнула я.

— У нас преподают самые разные дисциплины: историю, травоведение, музицирование, магическую дипломатию, бальные танцы и множество других. — Мадам Лилит сделала многозначительную паузу и торжественно провозгласила: — Так вот знайте: вам больше не нужно скрываться. Отныне вы можете посещать любые занятия по выбору в качестве вольнослушательницы. Взамен от вас требуется лишь оказывать помощь профессору Робин, когда он будет в ней нуждаться.

Минуту я стояла, как громом пораженная, а потом пролепетала:

— Но это же мужская академия...

* * *

После совещания меня передали на поруки Робину, чтобы тот обработал 'порез'. От лекарской помощи я отказалась, зато выяснила значение пантомимы. Оказывается, он пытался предупредить, что ни словом не обмолвился о моём женихе (нитка и кормление птичек — букет, удары в грудь — друг сердечный, сгрызенный ноготь — рот на замке). Ещё чуть-чуть, и ректор узнала бы обо всём из первых уст.

Сегодняшние занятия уже закончились, и студенты разошлись. Осмотр договорились продолжить завтра.

Следующим пунктом стала хозяйственная часть. Там мне выдали мантию такого фасона и размера, что издалека её можно было с легкостью принять за палатку. На груди красовались сразу четыре нашивки — эмблемы всех факультетов, позволяющие мне посещать любые занятия. От Озриэля я узнала, что многие преподаватели горячо воспротивились предложению мадам Лилит, нарушающему многовековые традиции. Ректору пришлось использовать весь свой авторитет, чтобы отстоять мой допуск в академию. Конечно, столь серьезный шаг подразумевал и уступки. Так, во время лекций мне надлежало занимать последнюю скамью, открывать рот, лишь когда меня спрашивает преподаватель, а волосы убирать под шапочку.

Последней остановкой стала библиотека. Встретивший нас старичок чем-то походил на Магнуса — конечно, если бы тот был человеком — такой же ворчливый, но незлой. Его кожа напоминала потрепанный истончившийся пергамент и шуршала, а щеки и лоб усеивали буковки. Он то и дело кашлял книжной пылью и сморкался в платочек чернилами. Господин Буковец, как заранее пояснил Озриэль, ещё в юности перенёс книжную лихорадку — подхватил от сборника заклинаний.

Библиотекарь, как известно, в списке самых опасных профессий. Никогда не угадаешь, что тебя ждёт в очередной книге. Под обложкой может прятаться как тысяча и один способ очистить морковку без помощи ножа, так и проклятье черного мага. Ничто в мире не сравнится по силе воздействия с книгами. Они могут преисполнить вас любви и благородных помыслов, а могут заразить алчностью и захватническими помыслами. Последнее особенно опасно, когда ты король. Именно поэтому у нас при дворе есть специальный чтец, через которого проходят все книги, прежде чем попасть ко мне или папе. Когда я была маленькой, недоброжелатели прислали сборник сказок, вшив в одну из страниц проклятие, и как раз бдительность чтеца спасла меня от пожизненного ношения рожек.

Особнячком стоят запрещенные книги — обращение с ними требует повышенной осторожности.

Ввиду всего вышеперечисленного, многие библиотекари при приёме на работу требуют у хозяев заклятиеотталкивающие перчатки и защитную маску. Далеко не все наниматели на это соглашаются — магические предметы гномьей работы славятся не только качеством, но и дороговизной. В результате, хронические книжные заболевания среди библиотекарей — такие, как у господина Буковеца — не редкость.

Когда мы с Озриэлем покончили со всеми делами и вышли наконец за ворота академии, солнечный глаз укоризненно помаргивал в районе горизонта.

— До сих пор не могу поверить, что мадам Лилит разрешила посещать занятия, — призналась я.

— Она действительно необыкновенная. Кстати, первая женщина в ректорском кресле. Думаю, она почувствовала в тебе родственную душу.

— Хорошо, что профессор Марбис не пришла на совещание. В противном случае, их с профессором Чератой праведный гнев перевесил бы чашу весов не в мою пользу.

— Её сегодня снова не было, — кивнул Озриэль, — и занятие отменили.

— Ещё один день без поэтики. Праздник продолжается?

— Да, наверное... — рассеянно отозвался он. — Знаешь, это даже странно.

— Брось, чего странного! Может, ей захотелось повидать тетушку или навестить сестру...

— Никого не предупредив?

— Такое тоже бывает. Порой возникает желание просто покидать вещи в узелок и рвануть куда-нибудь, неважно куда.

— У профессора Марбис титановые коленные чашечки, не думаю, что она в состоянии куда-то рвануть.

— Тайный поклонник мог послужить дополнительным стимулом.

— После смерти восьмого мужа, скончавшегося от разрыва сердца при чтении баллады 'Навеки твой', её окрестили черной невестой, и желающих стать номером девять не нашлось. Ну, да ладно, ты права, нужно радоваться моменту, а не искать во всем подвох. К слову о подвохах... — Озриэль отвернулся, чрезвычайно заинтересовавшись лотком с глиняными свистульками. — Хочу извиниться за Ореста — за то, что он тебя...обжег. Ему не следовало этого делать, зная, что у тебя есть жених.

— Можешь не извиняться. Это было не так уж ужасно.

Озриэль резко повернул голову:

— Что?! Хочешь сказать, тебе понравилось с ним целоваться?

— Хочу сказать, что ожог уже почти не болит.

— Аа...

— К тому же, теперь я знаю, что с ифритами нельзя целоваться.

— Не со всеми, — заволновался Озриэль. — Орест просто не подумал о последствиях — в тот момент вы находились за зеркалом, то есть технически ещё в Подземном мире. А в нём действуют наши законы. Там мы...несколько горячее. Будь вы здесь, на земле, этого бы не произошло.

Я пожала плечами:

— Это знание мне, в любом случае, не пригодится. Впредь я собираюсь целоваться иключительно с женихом...как только отыщу его. Озриэль, скажи, а твоя...мм...оболочка, — я замолчала, не зная, как сформулировать вопрос, — тебе не жмёт? Ну, или там зудит, доставляет неудобства?

Ифрит сперва вытаращился на меня, а потом откинул голову и расхохотался:

— Нет, костюмчик по размеру. Вообще говоря, у нас тоже две руки и две ноги...плюс кое-какие добавления по мелочи. А ты что, представляла меня восьмируким одноглазым горбуном?

— Если честно, я даже не знаю, как тебя представлять...думаю, ты понравился бы мне в любом виде. Даже восьмируким и одноглазым.

— Правда? — Разлившийся по небу розовый закат чудесным образом добрался и до его щек.

— Да. Ты очень хороший друг. Дома у меня остался один, Мика, но с тобой выходит совсем по-другому. Как думаешь, дружба всегда разная?

— Не знаю, не задумывался. — Он прищурился, глядя на небо — видимо, всерьез размышлял над ответом. — Вот с Индриком дружить так же легко, как дышать воздухом... А с тобой не так... Да, наверное, разная.

Мы шагали по набережной вдоль реки. Вода мягко плескалась о пирс, а носившиеся над ней птицы копировали голоса лоточников, нахваливающих свой товар. Повисшее молчание было того сорта, которое не тяготит, а потом Озриэль спросил:

— А друзья могут держаться за руки?

— Да, друзья так обычно и делают.

Он нащупал мою руку и указал наверх:

— Гляди, как красиво. — Я проследила за пальцем. Небесная палитра красок дополнилась золотыми слоями и лиловыми мазками перистых облачков. Озриэль потянул меня к воде: — Подойдём ближе?

— Мне уже давно пора вернуться, Эмилия ждёт... — Я ещё раз глянула на небо и не устояла: — Разве что совсем ненадолго.

Всё равно опоздала. Позже я непременно отработаю всё пропущенное время.

Мы купили у прибрежного торговца по дюжине непотопляемых камешков и, набив ими карманы, уселись на краю пирса и спустили ноги в воду. Закат отражался в ней, отчего казалось, что небо и сверху, и снизу. Солнечный диск пламенел, торжественно тая на границе двух стихий. Мы болтали ногами, перемешивая золотистое отражение, и по очереди кидали камешки. Они прыгали по воде, пока не превращались в крошечные точки на горизонте, не больше комариков, а потом и вовсе исчезали из виду. Тогда я представляла, что они запрыгивают на солнце.

— Интересно, они и впрямь непотопляемые?

— Если бы на свете существовала река, оборачивающая весь земной шар, можно было бы это проверить.

— Знаешь, — я кинула очередной камешек, и он бодро поскакал вслед за собратьями, — сегодня Орест сказал одну вещь, которая не выходит у меня из головы...

— Поменьше слушай его. Он забывает, о чём говорит, ещё не закончив фразу.

— Я так и поняла, когда он заявил, что любит меня.

— Так и сказал? — резко переспросил Озриэль.

— Ага. Но я сейчас не об этом.

— Черт! — Ифрит зашвырнул камешек сразу за горизонт. — Орест не шутит лишь в двух случаях: когда дело касается его волшебных игрушек, и когда говорит, что влюбился всерьез и навек. Но всерьез и навек он влюбляется примерно раз в месяц, так что не волнуйся, скоро перестанет досаждать.

— Ээ, хорошо. Так вот, о той вещи, она была действительно важной... — Я глубоко вздохнула: — Он сказал, что мой жених может оказаться прыщавым и...и некрасивым.

— Я думал, для тебя это несущественно.

— Да, внешность — пустяки, к ней я могла бы привыкнуть. Но что если он, допустим, не любит кидать непотопляемые камешки? Или на дух не переносит горячий шоколад? Или злится, при одном упоминании цветочной пыльцы?

— Ты забываешь, что он твой жених, — мягко перебил Озриэль. — За что-то же он тебе понравился. Если бы всё было так ужасно, вы бы не решили пожениться.

— Да, ты прав... — Я замолчала. Считал бы меня Озриэль по-прежнему своим другом, если бы узнал, что я и ему солгала? Кажется, из моего вранья впору замок возводить. Я зашвырнула подальше следующий камешек и продолжила бодрым тоном: — А хочешь, расскажу что-то смешное?

— Давай!

— Стоя сегодня в зале для совещаний перед мадам Лилит и вспоминая всё, что произошло в эти дни, я вдруг подумала, как было бы здорово, если бы моим Суженым оказался ты. Подумала, несмотря на то, что мы уже убедились в обратном, и несмотря на то, что мы просто друзья. Вот такая глупость пришла мне в голову, умора, правда?

Озриэль молчал целую минуту, а потом вынул последний камешек и, вместо того, чтобы пустить его по воде, аккуратно положил рядышком на пирс.

— Мне совсем не смешно.

— Мне тоже. Наверное, я просто не умею шутить...

— В этом ты не одинока. — Он поднялся и протянул руку. — Идём, мне будет стыдно смотреть Эмилии в глаза, если задержу тебя ещё больше.

Я приняла руку, встала, отряхнулась, и мы зашагали в сторону Шебутного переулка.

Глава 11

в которой я подвергаюсь атаке ловеласа и узнаю правду о Спящей Красавице

Эмилия что-то напевала за работой. Пальцы легко порхали, перевязывая очередной букет. Когда мы вошли, она подняла голову и вспыхнула, задержав взгляд на Озриэле. Видимо вспомнила их вчерашнюю встречу. Оба неловко поздоровались, и вскоре ифрит распрощался. Я раскрыла рот, но Эмилия жестом остановила меня:

— Можешь ничего не объяснять. Магнус уже рассказал про тот чудовищный случай с внезапным исчезновением ограды. И надо же было такому произойти именно тогда, когда ты проходила мимо академии! Хорошо, что профессор Иох вовремя среагировал и успел остановить тучу стрел.

Похоже, вранье заразительно даже для пауков. С языка уже готов был сорваться красочный рассказ, живописующий мои злоключения — Эмилия, наверняка, поверила бы каждому слову — но вместо этого я вдруг взяла её за руку, усадила на кушетку для посетителей и сама устроилась напротив.

— Это неправда, Эмилия. Магнус...он солгал, по моей просьбе. Но мне больше не хочется тебе врать, никогда не хотелось. На самом деле, всё обстоит совсем иначе.

И я рассказала ей правду. Не ту, которую знали Озриэль, Орест, и уж тем более Индрик. А настоящую правду. Даже про то, кто я. В том, что она меня не выдаст, я не сомневалась.

Эмилия не выдернула руку, не отшатнулась, и голубые глаза не омрачились брезгливостью. Она выслушала спокойно и доброжелательно — точно так, как всегда выслушивала жалобы клиентов или многочасовую болтовню старушек, которые приходили за скромным букетом колокольчиков и уходили, излив душу, но так ничего и не купив.

— Значит, ты принцесса? — уточнила она.

— Да.

— А почему твоё королевство называется 'Бессердечное'?

Я объяснила и добавила:

— Раньше оно называлось 'Сердечное', потому что отец в общем-то добрый и мирный правитель. При нём даже бунтов ни разу не было.

— Мне жаль, что он заболел...

— Спасибо, мне тоже. Технически это не болезнь...просто отсутствие жизненно важного органа.

— А тебе не кажется, что, раз он такой добрый, как ты говоришь, то можно было попробовать всё ему объяснить, вместо того, чтобы сбегать из дворца?

— Я пыталась, но добрый и понимающий — это разные вещи. Родители всегда желают детям счастья, но понимают его по-своему. Ты не сердишься на меня за обман?

— Нет, это твой секрет, и ты раскрыла его именно тогда, когда посчитала нужным. У всех есть тайны.

— Спасибо! Мне стало гораздо легче! — Я от души обняла её. — И я непременно отработаю свои часы.

В лице Эмилии отразилась неуверенность:

— Ливи, извини, но теперь, когда я знаю, что ты принцесса, не могу не спросить: ты уверена, что хочешь и дальше работать в лавке?

— Именно этого я и хочу! Эмилия, пожалуйста, не рассказывай никому о нашем разговоре, даже мадам Гортензии, и не делай различий между Ливи-цветочницей и Ливи-принцессой.

— Конечно, раз ты просишь. О, госпожа Ирма! — Девушка с улыбкой поднялась навстречу пожилой даме в лимонной шляпке с узким полями, только что вошедшей в магазин. — Как ваш кашель? Вам, как обычно, сосисочные герберы для Пушка? — Она нагнулась и погладила визгливый лохматый комок, норовящий обгрызть лепестки у музыкальных примул возле входа. Растению чудом удавалось уворачиваться. Со стороны казалось, что оно просто колышется от сильных порывов ветра в условиях отсутствия ветра.

Пока Эмилия обслуживала клиентку, истинной целью которой было обрести благодарную и сочувствующую слушательницу, я решила отнести библиотечные книги наверх. Из-за закрытой двери доносился голос Магнуса. Паук не имел привычки разговаривать сам с собой, но ответов собеседника я так и не услышала. Может, тот общался жестами? Я подтолкнула дверь стопкой книг и шагнула в комнату.

— Магнус, с кем ты...

В ту же секунду что-то яркое унеслось в форточку, как подхваченный ветром платок, а паук яростно напустился на меня:

— Тебя не учили стучать?

— Нет, конечно! Я же принцесса. Кто это был?

— Кто был где? — осведомился Магнус тоном, фальшивым, как бюст жены первого советника, и беззаботным, как майское утро.

— Тот, с кем ты говорил...

— Ни с кем я не говорил — так, репетировал мм...— Он ощупал глазами комнату, в поисках подсказки, ничего не нашёл и раздраженно отрезал: — Просто репетировал и всё. И вообще, к чему этот допрос? Имею я право на спокойный вечер после всего пережитого?!

— Да что ты так взъелся! Не хочешь — не говори.

Я расставила книги на полке над кроватью, а несколько штук, которые не поместились, пристроила на тумбочке рядом с гномом-ночником.

— Пойду вниз. Когда приступ раздражения пройдёт, можешь составить мне компанию.

— Да-да, если останется свободная минутка.

Он нетерпеливо помахал лапкой, при этом продолжая шустро плести нечто, напоминающее покрывало из паутины. Там даже узоры были.

— Что это? — Я указала на зыбкое плотно.

— Занавеска.

— Зана...что?

— В конце концов, во дворце у меня была своя клетка. А тут... я вынужден ютиться на подоконнике! Паукам тоже нужно личное пространство, знаешь ли.

Он поправил свернутые колечками травинки, которыми прикрепил занавеску к прутику-гардине, и подергал её туда-сюда, проверяя.

Я сочла за лучшее не продолжать расспросов. Остынет — сам расскажет. Уже взявшись за ручку, вспомнила:

— Кстати, Эмилия знает правду обо мне.

— Ты ей рассказала? — спросил Магнус без особого удивления.

— Не могла и дальше её обманывать.

Паук кивнул:

— Она не выдаст.

— Не сомневаюсь.

* * *

Дама с визгливым питомцем всё никак не желала уходить, жалуясь Эмилии на дороговизну ошейников-непотеряшек, и я принялась проглядывать счетные книги.

Сегодня, помимо нескольких удачных продаж, было и два возврата. Рядом приводились причины (шоколадный аромат орхидей через пять минут превращался в запах огуречного рассола, а ландыши-привратники обругали гостей, тем самым страшно оконфузив хозяев). Индрик снова заходил — на сей раз ограничился дюжиной хихикающих букетов. И откуда у него только деньги на всех девушек берутся?

Когда посетительница наконец удалилась, Эмилия подошла ко мне, на ходу снимая передник:

— Я бы рада остаться и помочь, но мне пора. О сохранности своего секрета можешь не волноваться.

— Даже и не думала. И, конечно, ступай, я справлюсь. То, что я тебе рассказала, не должно отразиться на работе и, надеюсь, не изменит твоего отношения ко мне. — Она кивнула, и я раскрыла тетрадь на странице с возвратами. — Снова бракованные?

Девушка кинула быстрый взгляд на площадку второго этажа и прошептала:

— Да, только, пожалуйста, не говори об этом мадам Гортензии. У неё на следующей неделе день рождения, не хочу расстраивать её накануне праздника. Она и так в последнее время вся, как на иголках.

— Хорошо, но рано или поздно придётся рассказать.

— Вот тогда и будем думать. Но я уверена, что это лишь временная полоса. Мадам просто нужно немного взбодриться и отвлечься. Кстати, вот это всегда помогало. — Эмилия нагнулась и вытащила из-под прилавка стопку пухлых журналов. — Только сегодня пришли. Тут образцы новых материалов. Мадам заказывает их, чтобы выбрать что-то для будущих букетов. Я пометила те, которые, на мой взгляд, могут подойти. Ты тоже прогляди и выбери что-нибудь на свой вкус. Когда она позвонит в колокольчик, отнесешь их ей.

— Хорошо.

— Всё, я побежала. Загляну ещё после закрытия. И поблагодари за меня Магнуса — он отлично сегодня поработал. Поднялся наверх только за пару минут до твоего возвращения.

Когда дверь за ней закрылась, я полистала каталоги и поставила отметки напротив интересных образцов. Возможно, мадам сочтёт многоцветную древесину слишком экстравагантной, а змеиную кожу — вычурной, зато букет из первой, когда завянет, легко будет пустить на растопку, а вторая отлично дополнит кожаную сумочку. Я оставила ещё пару закладок, а потом отвлеклась на посетителя.

К тому времени, когда он покинул 'Эксклюзив-нюх', на улице окончательно стемнело, и настала пора повесить на дверь табличку 'закрыто'. Сверху то и дело доносились приглушенные звуки и цокот каблучков, но мадам Гортензия не спешила звонить в колокольчик, поэтому я вооружилась веником и взялась за уборку.

К концу дня весь первый этаж был покрыт разноцветным дождём лепестков. Но каждый раз, когда я подступалась с веником, они начинали вихриться, превращаясь в миниатюрные торнадо, и только перелетали с места на место. Вскоре я устала за ними гоняться и сменила орудие труда на щетку из бобрового волоса и таз мыльной воды. Дело пошло бодрее. Оказывается, секрет влажной уборки в том, чтобы распределить грязь по большой площади до прозрачного состояния.

Доски я драила с особым усердием, представляя себя Золушкой наоборот. В конце концов, если верить сказкам, у девушек из низов больше шансов встретить принца. Может, и мне предначертано было стать простой цветочницей, чтобы оказаться поближе к Суженому? Я так замечталась, представляя себе, как однажды (однажды распространялось на ближайшие неделю-две) в лавку войдёт прекрасный незнакомец, наши глаза встретятся, а сердца одновременно пронзит указующий знак, что не услышала, как входная дверь отворилась. Я как раз усердно оттирала одно особо упрямое пятно, встав на колени и налегая всем весом на щетку, когда позади раздалось довольное кряканье, и знакомый голос игриво произнёс:

— Ба! Знал бы, какие цветочки тут водятся, заглядывал бы чаще!

А потом перед носом вдруг выросли две короткие крепкие ноги в зеленых лосинах, обутые в сапоги с отворотами. Я подняла глаза и врезалась в лучезарную улыбку Рудольфо. Он стоял, глядя на меня сверху вниз и заложив оба больших пальца за ремень. Я немедленно вскочила, опрокинула таз, поскользнулась на щетке и упала бы в этот самый таз, если бы гном меня не подхватил — руки сомкнулись с неожиданной ловкостью. Он отвёл упавшие мне на лицо пряди, и улыбка из лучезарной стала ослепительной — можно подумать, он демонстрировал бриллиантовую челюсть.

— А я тебя видел! Это ведь ты та малышка из таверны?

— Нет, там была совсем другая малышка, вы ошиблись! — Я вывернулась из его объятий и, отскочив в сторону, выставила между нами мыльную щетку.

— Точно ты! — расцвел Рудольфо, снова сокращая расстояние. — Только тогда ты была поласковей. Между нами говоря, — он наклонился вперёд, почти уткнувшись грудью в бобровую щетину, и заговорщически подмигнул, — на этот раз можешь сидеть у меня на коленях, сколько пожелаешь, возражать не буду.

— Кажется, меня зовёт хозяйка, — запаниковала я, представив, что подумает мадам Гортензия, если выглянет сейчас из кабинета. — Вы ведь к ней пришли? Сейчас доложу о вас.

Я бросилась к лестнице, но Рудольфо меня опередил, привалившись к перилам и перегородив дорогу.

— Это подождёт, — заявил он, шустро наматывая мой локон на палец. — Неужели у тебя не найдётся ласковой улыбки для трудяги, вкалывавшего весь день в шахте, где темнее, чем в заднице черного мустанга безлунной ночью? — Он похлопал по поясу с киркой и, поиграв рельефными мышцами, добавил: — Глянь-ка, что у меня есть!

Порывшись в кисете, он протянул мне какой-то камушек размером с детский кулачок. Мне! Принцессе, которая, забавы ради, выкладывала из алмазов и изумрудов слово 'Скука'! Я открыла рот, чтобы задать новое направление его подарку, ещё более темное, чем задница мустанга, но поперхнулась, зацепившись взглядом за камень. Темно-гранатовый и изумительно чистый. И чем дольше я на него смотрела, тем глубже взгляд увязал в водовороте граней. Я зачарованно взяла его в руки и поднесла к свету, любуясь богатыми переливами всех оттенков красного. Поверхность под пальцами была гладкая и чуть теплая. Казалось, в моих ладонях пульсирует маленькое пламя. Камень смутно что-то напоминал.

— Что это? — прошептала я.

— Кровеит, — пожал плечами Рудольфо и пустил руку в путешествие вокруг моей талии, довольный, что так ловко отвлек внимание. — Их находят в глубоких слоях земли под полями сражений. Они встречаются крайне редко и только на территории Затерянного королевства и его окрестностей. Этот я откопал под Равниной Славы. По легенде, кровь убитых впитывается в почву и, каменея, превращается в кровеит. Но это всё сказки, малышка, — прошептал он, прижимаясь ещё теснее.

Я опомнилась и попыталась его оттолкнуть — не тут-то было! Рудольфо, хоть и доходил мне только до плеча, отличался железной хваткой. Я чувствовала себя бочкой, стянутой стальным обручем.

— Сейчас же пустите! — яростно прошептала я, продолжая попытки. — Что подумает мадам, если увидит нас!

Коварство судьбы не заставило себя ждать.

— Ливи, это ты? — послышалось сверху. — С кем ты там говоришь?

Рудольфо вмиг растерял весь свой любовный пыл.

— Да отпустите же! — воскликнула я.

— Не могу, — пробормотал он, тоже пытаясь отлепиться.

— Что значит 'не можете'?!

— Заклинило!

Я опустила глаза и обнаружила, что цепь от его кирки застряла в застежке моего ремня. Мы оказались пришпилены бок к боку.

Каблучки на втором этаже процокали к двери кабинета. Теперь Рудольфо жаждал отсоединиться не меньше моего, но цепочка как будто вплавилась в застежку.

Наверху отодвинули щеколду. Мысли заметались, как мошки вокруг фонаря.

— Да, это Ливи, мадам Гортензия! — закричала я, задрав голову. — Но, пожалуйста, не выходите. Я...я...готовлю вам сюрприз!

Да уж, вот это получится сюрприз, если она выглянет из кабинета...

Возня с замком прекратилась, и гномка недовольно спросила:

— Какой ещё сюрприз? Эмилия там, с тобой?

— Нет, её здесь нет! — громко ответила я, при этом судорожно помогая Рудольфо выпутывать цепочку. Его пальцы только мешали. Ещё пару звеньев... — Одну минутку, всего лишь одну минутку, мадам!

Туфелька раздраженно постучала о доски, а потом решительно топнула, и щеколду отодвинули:

— Что за глупости. Терпеть не могу сюрпризы!

Дверь распахнулась, и в этот самый момент, гному удалось наконец отцепить кирку, попутно выдрав целый лоскут моего платья в районе пояса. Там теперь зияла огромная дыра. Я едва успела прикрыться букетом тюльпирисов, когда на площадке показалась мадам.

— А вот и твой сюрприз, любовь моя! — взревел Рудольфо, ловчее горного козла взлетел на второй этаж и заключил её в объятия.

— Рудольфо...ты... — растерянно пролепетала гномка, и в глазах зажглись радостные огоньки, которые через секунду сменились гневными. — Кто сказал, что я хочу тебя видеть? — воскликнула она, отталкивая его.

— А чё, не хочешь?

— Хочу, но не в этом дело. Ты не можешь каждый раз вот так запросто заявляться в мою лавку, когда я только-только склеила своё бедное сердце, которое ты безжалостно разбил, как горную породу киркой, и...и...Ливи, у тебя что, дел нет?

— Конечно, мадам, я как раз собиралась ээ... прибраться здесь.

Теперь первый этаж выглядел ещё хуже, чем до начала уборки: лепестки плавали в мыльных лужицах, а сапоги Рудольфо наследили буквально везде — особенно усердно вокруг того места, где стояла я. Брови мадам Гортензии отдали гному приказ проследовать в кабинет, и, как только дверь за обоими закрылась, я бросилась наверх. При виде меня, Магнус собрался задернуть свою занавеску, но тут же о ней забыл.

— На тебя напали стражи моды?

— Хуже — возлюбленный мадам. Но сейчас речь не об этом. Взгляни-ка на это. — Я подкинула кровеит, и Магнус поймал его на лету. — Ничего не напоминает?

Паук внимательно осмотрел камень, а я тем временем перевернула ночник и вытряхнула на ладонь содержимое тайника.

— Рубин фортуны, — изумленно выдохнул Магнус, вглядываясь в грани.

Я подошла к окну, и когда оба камня оказались рядом, сомнений не осталось. Конечно, папин рубин был более правильной формы — над ним хорошенько потрудились ювелиры. Но сам материал, богатство оттенков и едва ощутимая пульсация при касании являлись неоспоримым доказательством.

— Откуда у тебя ещё один Рубин фортуны?

— Правильнее было бы спросить, откуда у нас кровеит.

— Что?

Я пересказала ему легенду и добавила:

— Рудольфо сказал, что этот камень встречается только в Затерянном королевстве и его окрестностях. А ты случайно не знаешь, когда и при каких обстоятельствах у папы появился рубин?

— Ты забываешь, что я практически безвылазно сидел в твоей комнате. Бесправный и безгласый пленник. Но почему тебя так интересует этот камень?

Я вздохнула и села на кровать:

— Могу ошибаться, Магнус, но мне кажется, что он как-то связан с наложенным на папу заклятием.

— Не хочу тебя расстраивать, Ливи, но связь очень... — паук задумчиво подергал невесомую ниточку своего гамака, — зыбкая.

— Пусть так, но она есть! — возразила я.

— Понимаю, что тебе бы очень хотелось что-то для него сделать, но шансы минимальны. Столько опытных магов оказались бессильны помочь!

— Потому что это не их отец страдает от отсутствия сердца! — рассердилась я и, вскочив на ноги, принялась расхаживать по комнате. — Возможно, папа когда-то бывал в Затерянном королевстве, и именно здесь приобрел или нашёл кровеит, или ему его подарили, но из-за заклятия он всё забыл.

— С таким же успехом кто-то мог прислать ему камень в качестве подношения. Это легко выяснить по возвращении. Просто спросим у него, и не придётся гадать впустую.

— Просто спросим! Как ты себе это представляешь? Дома я могу оказаться лишь в двух случаях: если вернусь сама, успешно выполнив миссию, либо же если меня найдут и силой доставят обратно во дворец люди отца. И оба варианта исключают повторный визит в Затерянное королевство. К тому же, ты не задумывался, почему эту страну так назвали? — Я потерла подбородок, изображая задумчивость, а потом с деланной радостью вскинула палец: — Может, потому что её невозможно найти по собственному желанию? Только если случайно попасть, как я, или по приглашению — как студенты академии?

Магнус не перебивал, кротко пережидая вспышку гнева.

— Выговорилась?

— Нет!

Я ещё немного покружила по комнате, а потом уселась обратно на кровать и повертела камень Рудольфо.

— Вот теперь выговорилась... Магнус, прости, что вспылила. Я ведь просто хочу помочь папе...

— Знаю. — Паук перебрался с подоконника и, устроившись на моём запястье, ласково дотронулся лапкой. — Но сейчас ты ничего не можешь сделать. Правда, это не мешает тебе побольше узнать про камень, если подвернется такая возможность.

— Рудольфо! — Я всплеснула руками, и Магнус, совершив кульбит, приземлился на тюль. — Можно спросить у него!

— Это ведь гном, неравнодушный к зеленым лосинам и склонный щипать встречных барышень?

— Очень на него похоже. А что?

— Он только что вышел из лавки.

Я подскочила к окну и распахнула створку, но лишь за тем, чтобы увидеть, как гном свернул в конце переулка. Какая досада! Одно дело, спросить за между прочим, пока он здесь, и совсем другое — специально его разыскивать. Неприятности с мадам Гортензией мне ни к чему. Я хотела закрыть окно, но тут на крыльцо поднялась знакомая высокая фигура. Она тоже меня заметила и помахала корзинкой, в которой с легкостью уместился бы Рудольфо, и ещё осталось бы место для его самомнения.

— Ливи, спускайся, я принесла кое-что к чаю.

— Иду, Эмилия!

Я бросила взгляд на ночное небо, усеянное росой звезд, закрыла створку и направилась к двери.

Рубин я не стала прятать обратно в тайник и надела на шею в качестве кулона — какое-то безотчетное чувство подсказало держать его поближе. Длины цепочки как раз хватало, чтобы прятать его под платьем.

— Пойдёшь в таком виде? — спросил Магнус.

Я оглядела забрызганный подол и сунула палец в дыру, в которую с легкостью пролез бы кулак.

— У меня ничего другого нет. Разве что мантия, но мне не хочется надевать её без крайней необходимости. Вдруг кто-то зайдёт, начнутся расспросы...

— Погоди. — Паук вздохнул, отцепил свою занавеску и протянул мне. — Я не модистка, но в качестве временной меры сгодится.

Он замахал лапками, предупреждая изъявления благодарности, и помог закрепить заплату. Вышло очень недурно. На самом деле, я была тронута.

— Спасибо! Выглядит так...ажурно. Присоединишься к нам?

— Пожалуй, воздержусь, но передай Эмилии привет.

— Обязательно.

Когда я спустилась, корзинка уже стояла пустая, а на маленькой горелке грелся пузатый жестяной чайник. Девушка доставала блюдечки.

— Я случайно проходила мимо кондитерской и не устояла. — Она кивнула на стол, где лежало великанье печенье с черникой и изюмом. Оно было размером с подушку, поэтому с легкостью заменяло пирог. — Мадам у себя? Я подумала, она могла бы составить нам компанию.

— Да, она в кабинете. Когда я спускалась вниз, из-за двери доносилась ария 'Любовь не увядает', так что настроение у неё точно получше, чем во все предыдущие дни. Вечером заходил Рудольфо. Похоже, у них всё наладилось.

Эмилия помрачнела.

— Это ненадолго. Видела его по дороге сюда — флиртовал с какой-то нимфой. Он неисправим.

— Мадам срочно нужно встретить замечательного, надежного, а, главное, верного мужчину, — заметила я, разливая душистую заварку с листьями малины и шиповника по чашечкам в форме тигровых лилий. Один лепесток загибался сбоку в ручку.

— Такой вариант был бы наилучшим, — согласилась Эмилия.

Покончив с приготовлениями, мы пригласили хозяйку. Гномка охотно к нам присоединилась, и впрямь пребывая в приподнятом настроении. Мадам Гортензия оказалась весьма приятной собеседницей. Она шутила, вспоминала забавные случаи из своей обширной цветочной практики и делилась кое-какими идеями, возникшими при беглом просмотре новых каталогов. Время летело незаметно. Чаепитие было в самом разгаре, когда её глаза внезапно остекленели, а рука с куском печенья-пирога промахнулась мимо рта. Гномка вскочила и без каких-либо комментариев кинулась наверх, что-то бормоча. Дверь кабинета захлопнулась.

Эмилия невозмутимо отпила чай, но глаза выдавали радость.

— Мадам посетило вдохновение, — пояснила она. — Вот видишь, Ливи, все эти бракованные букеты и нелепые слухи были лишь временным явлением. Наши дела пойдут ещё лучше, чем прежде. Мы посрамим господина Жмутса с его голословными обвинениями!

Хотелось бы мне, чтобы благополучие лавки не зависело от любовного постоянства Рудольфо. Однако я не стала омрачать радость напарницы, высказывая очевидные вещи, и мы чокнулись чашками, выпив за мадам. Покончив с напитком, я побултыхала заварку на донышке, вглядываясь в осадок.

— Сегодня днём ты сказала, что у всех есть тайны. Даже у тебя?

Эмилия чуть покраснела и отпила ещё чая.

— Конечно.

— Я не настаиваю на встречной откровенности.

Девушка отставила чашку и погоняла по тарелке выпавшие из печенья изюмины размером с абрикосы.

— Тайна — это громко сказано. Есть один молодой человек...

— Так я и знала!

— Всё непросто... — вздохнула напарница.

— Сложнее, чем у меня?

— В некотором роде, да.

— Это была любовь с первого взгляда? Наваждение, озарение? Вас потянуло друг к другу, и вы оказались не в силах сопротивляться проснувшемуся...

— Нет, всё было иначе. — Эмилия сложила из крошек на тарелке рожицу. — Когда он в первый раз заглянул в лавку, я перепутала подкормку для кофейных роз и мятных колокольчиков, можешь себе это представить? Тогда я списала это на случайность и несвежее рагу в 'Наглой куропатке'. Но при следующей встрече, я ошиблась, выдавая ему сдачу. Протянула больше, чем стоили цветы — он сам указал на ошибку. А в последний раз, заворачивая ему анютины глазки, (ну, помнишь, предложенный мною же букет — они меняют цвет, подстраиваясь под эмоции того, кто их держит), обнаружила, что они стали ярко-бирюзовыми. Тут уж до меня наконец дошло. К счастью, я заметила это прежде него и передала их, держа салфеткой.

— Но вы ведь знакомы? — уточнила я.

Эмилия бросила на меня быстрый взгляд:

— Не то что бы...вернее, мы, конечно, здороваемся, когда он заходит, и прощаемся, когда уходит. Ещё перекидываемся парой слов, если случайно сталкиваемся на улице...

— Иными словами, он понятия не имеет, как ты к нему относишься, а ты — что он думает о тебе?

— Иными словами, да.

— Но почему, Эмилия? Лишь сейчас я поняла, как здорово иметь право выбора! Тебе не нужно ломать голову и заниматься изматывающими поисками. Твой Суженый совсем рядом!

— Знаешь, порой должен появиться дракон, чтобы ты или тот, кто тебе нравится, сделали первый шаг. Но, по-моему, в последнее время наметился прогресс, и ситуация сдвинулась с мертвой точки. Хотя не уверена, что это к лучшему — ты же знаешь отношение мадам к подобным вещам.

— Думаю, в свете последних событий, ей не хватит духу препятствовать единению двух сердец.

— Наверное, ты права. Но тут есть и другие обстоятельства... — Последовала пауза, наполненная моим нетерпением. Эмилия отвела глаза: — Ты сочтёшь меня старомодной, но я...на две головы выше него. А принято, чтобы было наоборот.

— Ты права: это старомодно. И у кого принято? Сейчас никто не обращает на такие мелочи внимания. Лучше скажи, каков он из себя? Я имею в виду, по характеру.

— В том-то и дело. Я стеснительная, а он — и того хуже. Начинает краснеть и чуть ли не заикаться. Со стороны мы, наверное, смотримся презабавано. — Она грустно помешала ложечкой остатки чая и вздохнула: — Он правда ужасно милый, а ещё воспитанный.

От последних слов внутри что-то шевельнулось.

— Эмилия, а этот молодой человек...случайно не из Принсфорда?

— Да, он там учится. Знаю, что ты сейчас подумала: принц и цветочница — такой мезальянс. К тому же, я не глухая и слышала все эти разговоры про легкомыслие принцев. Уверена, он не такой.

Догадка пустила корни.

— Я вовсе так не думала. Наверняка, он особенный, раз понравился тебе. Скажи, а он...имеет отношение к факультету ранимых романтиков?

Ложечка громыхнула о стенку чашки, выдав её волнение.

— Да, но, пожалуйста, Ливи, больше ни о чём меня не спрашивай! Который час? О, я не думала, что уже так поздно! За приятной беседой время проходит незаметно. Спасибо, что составила компанию, как-нибудь повторим.

Она поднялась и начала собирать со стола. Я достала тарелку поменьше и принялась перекладывать в неё остатки пирога, а перед глазами проносились эпизоды, когда Озриэль провожал меня до лавки. Оба раза ифрит и Эмилия мялись и краснели. И ещё этот её вчерашний вопрос: 'А он...и есть твой жених?'. А за небрежным тоном, должно быть, скрывалось напряжение.

К тому моменту, когда чашки и блюдца были разложены по местам, а пирог водворен в буфет до следующего чаепития, я пришла к окончательному выводу, что Озриэль и есть тот самый стеснительный принц, покоривший сердце Эмилии.

Уже в дверях напарница спохватилась:

— Да, чуть не забыла: ты случайно нигде не встречала хрусталютики? Даю руку на отсечение, что вчера расписывалась за их доставку, но теперь нигде не могу найти... возможно, это всё-таки были нарциссы. Но неужели я так напутала... Голова кругом в последние дни.

Я уже хотела дать отрицательный ответ, но призадумалась:

— Хрусталютики? А они имеют что-то общее с лютиками?

— Вообще-то это совершено разные цветы, даже принадлежат к разным семействам. Они только внешне похожи.

— Насколько похожи? — осторожно осведомилась я, вспоминая не слишком бойкую торговлю у стен академии.

— Абсолютно идентичны. Но по свойствам — другие. Более подробно про это говорится в справочнике, который я тебе дала.

Тот самый фолиант, которым удобно подпирать двери и оглушать злоумышленников.

Похоже, Эмилия напрочь забыла о том, что вчера утром разрешила мне взять цветы для 'привлечения новых клиентов'. Или же ей в голову не пришло, что кто-то может принять хрусталютики за обычные лютики.

Девушка чуть помялась и, понизив голос, добавила:

— Я бы так не волновалась и, уверена, моё беспокойство не обосновано, но вдруг их по ошибке доставили в обычную цветочную лавку? Конечно, даже в этом случае, паниковать ещё рано, и последствий можно избежать — хрусталютики всегда привозят в специальных корзинках, так что они совершенно безопасны...главное, не пересаживать их.

— Не пересаживать...то есть не перемещать из корзинки в горшок?

— Именно.

— А что тогда будет?

Эмилия побледнела и, придвинувшись вплотную, прошептала:

— Помнишь сказку про Спящую Красавицу?

— Конечно.

— Так вот, эта история долгое время не давала мне покоя, и я решила на досуге заняться более детальным изучением вопроса. Перелопатила гору литературы...

Похоже, Эмилия не знакома с истинным значением понятия досуг.

— ...и пришла к выводу, что самая ранняя версия этой сказки была подвергнута корректировке! Нам представили отцензурированный вариант.

— Неужели?

— Понимаю твоё изумление. Я тоже долго не могла прийти в себя. Изменения коснулись той её части, где говорится про шиповник. Помнишь? Он оплел дворец и все близлежащие постройки, отгородив всех, кто находился внутри, от внешнего мира. Я много раз перечитывала данный фрагмент, но ключа к решению загадки не находила. Ведь шиповник, даже скрещенный с ползучим вьюноцветом, не обладает такими свойствами. Сказочники не могли этого не знать! А потом меня осенило. — Эмилия сделала паузу и ликующе выдала: — Это были хрусталютики! Просто в больших количествах. Всё сходится один к одному: они-то как раз имеют свойство быстро разрастаться, и именно они погрузили героиню в сон. Я практически уверена, что их название специально заменили на шиповник, чтобы никому не взбрело в голову ставить подобные эксперименты в домашних условиях. В обычной продаже хрусталютики не найти. 'Эксклюзив-нюх' приобрел специальную лицензию на торговлю ими. Мадам вообще не хотела включать их в ассортимент, но некоторые клиенты из постоянных, ну, сама понимаешь, очень настаивали. Мы пошли на уступку, но всегда соблюдали осторожность: не больше трёх цветков в одни руки — это максимально допустимая доза.

— Ээ, кажется, про хрусталютики говорилось во второй половине справочника. Что ты имеешь в виду под дозой?

— Их используют при бессоннице — достаточно пересадить один цветок (главное, отодвинуть горшок подальше от кровати и не закрывать форточку), и крепкий сон без сновидений на всю ночь обеспечен.

Внутри шевельнулось предчувствие, липкое, как приставший к юбке леденец:

— А что будет, если, чисто гипотетически, пересадить не один цветок, а сразу охапку?

Глаза Эмилии округлились:

— Охапку? Точно не могу сказать...хм, выделится очень много токсинов. Чисто гипотетически... боюсь, повторится история Спящей Красавицы. И насчёт счастливого финала я совсем не уверена.

Перед глазами закружился калейдоскоп, в центре которого застыло лицо Эмилии.

— Ну, ладно, сегодня уже поздно, а завтра прямо с утра займусь этим вопросом — свяжусь с поставщиком. Спокойной ночи, Ливи.

Дверь за ней ещё не успела закрыться, а я уже взлетела на второй этаж, перепрыгивая сразу через три ступени.

— Магнус, просыпайся! У нас срочное дело!

Он раскрыл четыре глаза и широко зевнул:

— Что, уже утро?

— Прости, объясню по дороге.

Я бесцеремонно выдернула его из гамака и кинулась к двери.

* * *

Вот уже второй раз за день я стояла возле ограды, размышляя над тем, как оказаться на другой стороне.

— Мне кажется, или сегодня утром она была пониже?

— Раза в два, — согласился Магнус. — Похоже, кто-то позаботился о том, чтобы избежать повторных вторжений.

Не удивлюсь, если к этому приложила руку профессор Черата. Вряд ли Робин.

Я обогнула забор и остановилась напротив того участка, за которым виднелась жилая башня. На этот раз Магнусу не понадобились дополнительные пояснения. Он сам уцепился за листик плюща.

— Озриэль живёт на третьем этаже. Главное не смотри вниз, — напутствовала я. — И, если в какой-то момент покажется, что ты очутился в поднебесье, помни, что это всего лишь иллюзия.

— Да-да, ты уже говорила, — проворчал паук и устремился наверх, шустро перебирая лапками.

Меня осенило:

— И пусть Индрика захватит! — крикнула я вдогонку.

Но Магнус уже исчез по другую сторону ограды. Надеюсь, он меня слышал. Теперь остаётся только ждать. Я перешла через дорогу и принялась вышагивать взад-вперёд, время от времени оглядываясь по сторонам, но улица была совершенно пустынна. Вывески и фасады, такие яркие днём, заливал великий уравнитель — лунный свет. Фонтан тоже смотрелся совсем иначе, нежели днём, уступив краскам ночи. Только глаз основателя факультета магической дипломатии продолжал гореть красным.

Когда, по моим подсчетам, прошла вечность и ещё немного, со стороны ограды наконец послышался шорох. Я бросилась на звук и схватилась за прутья, вглядываясь в листву.

— Озриэль, ты?

— Да, — так же тихо ответил он.

— Не знаю, как ты перелезешь через ограду. Она теперь...

Тут плющ расступился, пропустив ифрита и заспанного Индрика. Я даже не уверена, что тот до конца проснулся.

— Прутья в этом месте раздвинуты, — пояснил Озриэль. — Так что за срочное дело? Магнус сказал, ты сама объяснишь.

Я сглотнула:

— Озриэль, кажется, я убила профессора Марбис...

Глава 12

про оскорбленных крыс и гармонию

Выслушав несвязный рассказ, ифрит успокаивающе похлопал меня по руке:

— Ну что ты, Ливи, ты её не убила, просто мм...погрузила в беспробудный сон.

— А это не одно и то же?

— Конечно, нет. Когда человек спит, его можно разбудить.

Его слова меня слегка приободрили.

— Ты правда так считаешь?

— Конечно! Ты ведь со мной согласен, Индрик?

Мы обернулись и обнаружили, что тот спит с запрокинутой головой, привалившись к тумбе с цветами. Он явно не слышал ни слова из моего рассказа.

Магнус пощекотал ему нос, и Индрик, чихнув, проснулся. Широко зевнул, потянулся и только тогда огляделся и с удивлением похлопал глазами. Так умеют спать лишь люди с чистой совестью и неисправимые оптимисты.

— А...где? Я что, ходил во сне?

Мы подхватили его с двух сторон и, поставив ноги, кратко ввели в курс дела.

— Нужно отыскать профессора, пока ещё не слишком поздно, — сказала я в заключении и бодро добавила: — Хотя, может, я зря волнуюсь, и она вообще выкинула эти цветы, а сама отправилась навестить сестру или тётю...

— Или тайного поклонника, — поддержал Озриэль.

Индрик озадаченно почесал нос.

— Мда, дела... Как говорится, чем смогу, и всё такое, но не представляю, как помочь. Я ничего не смыслю в хрусталютиках...

— Никто не смыслит...за исключением одной увлеченной вопросом особы. Но нам пригодится твоя удача. — Я повернулась к ифриту: — Так где живёт профессор Марбис?

— Понятия не имею... — растерялся он.

Я перевела полный надежды взгляд на Индрика, но и он пожал плечами.

— У вас есть какой-нибудь жилой корпус для преподавателей?

— Скажи ещё казарма, — улыбнулся Индрик, но под перекрестным огнем шести пар укоризненных глаз (большая часть из которых принадлежала Магнусу), придал лицу серьезное и озабоченное выражение.

— Нет, профессора живут в обычных домах, — ответил Озриэль. — Утром приходят на занятия, а вечером уходят.

— Значит, нам всего лишь нужно отыскать её дом! — кивнула я. — А там уже на месте что-нибудь придумаем.

Романтики закивали. Индрик снова зевнул.

— С чего обычно начинают поиски дома, который может быть где угодно? — Вопрос повис в воздухе, но тут мне и самой в голову пришла идея. Оглядевшись по сторонам, я заметила в конце улицы то, что искала — деревянный щит, и устремилась к нему. Озриэль и Индрик потянулись следом.

— Ливи, что ты делаешь?

— Нам нужно определиться с примерным маршрутом поисков, — пояснила я, отклеивая карту со щита. Такие доски ставили практически на каждой улице — очень удобно иметь под рукой подробный план города, особенно если этот город — столица Затерянного королевства.

Индрик заглянул мне через плечо:

— Отлично, теперь мы знаем ээ...названия всех домов и местоположение улиц.

Тут надо упомянуть, что в здешних краях дома не помечали номерами — каждый носил собственное имя, зависящее от вкусов и фантазии владельца.

— Но что нам с ними делать? — задал резонный вопрос Магнус.

— Попробуем вот что. — Я опустилась на колени, расстелила карту на земле и повернулась к Индрику: — Закрой глаза и ткни в любое место.

— Ты уверена? — с сомнением протянул Озриэль.

— Конечно, нет! Но ты можешь предложить способ получше, чем попросить везунчика ткнуть в карту наугад?

— Вообще-то, если подумать... — Но я уже не слушала, выжидающе глядя на Индрика. Он пожал плечами и закрыл глаза, а Озриэль вернулся к щиту. Индрик потёр палец, пошевелил им, подул на него.

— Что ты делаешь?

— Готовлюсь. Мне ещё никогда не приходилось использовать везение намеренно.

— Намеренно и не нужно, просто делай всё, как обычно.

— А, ну раз так... — Он наугад ткнул в карту и распахнул глаза. Мы тут же склонились над лабиринтом улиц.

— Коттедж 'Приют гармонии' по улице Менестреля, — прочитал Индрик, проследив пальцем маршрут, и радостно объявил: — Я знаю, где это — рядом с прядильной фабрикой.

Я не стала уточнять, откуда ему так хорошо знакомо это место, но, уверена, работницы фабрики сыграли тут не последнюю роль.

— Озриэль, у нас есть название дома!

Ифрит подошёл к нам, держа в руках раскрытую книгу.

— Приют гармонии по улице Менестреля?

— Да. Ты слышал?

— Нет, но это написано в городском справочнике. Их всегда кладут под щитами с картой, — пояснил он и показал нам разворот книги.

— О.

Я поднялась с колен, а Индрик изумленно взглянул на свой палец и присвистнул.

* * *

Улицу мы отыскали без труда. Фабрика служила хорошим опознавательным знаком. В свете луны она смотрелась довольно зловеще, щерясь пустыми окнами. Наша цель располагалась через дорогу. Коттедж профессора Марбис отгораживал высоченный забор. Доски были заострены кверху и вдобавок оплетены каким-то колючим растением, чтобы ни у кого не осталось сомнений: гостям здесь не рады. И если до сих пор у меня ещё теплилась крохотная надежда, то, при виде Приюта гармонии, искорка погасла. Коттедж впору было переименовывать в Последний приют: над забором покачивались сочные желтые бутоны, удивительно свежие и благоухающие. Лепестки не закрылись даже на ночь, наслаждаясь лунным светом. Точно такие же цветы выглядывали из почтового ящика, выпихнув оттуда стопочку писем. Пергаментные конверты рассыпались по земле. В воздухе завис желтовато-серебристый туман.

За несколько шагов до калитки меня потянуло в дрему. Рядом сонно тряхнул головой Озриэль, и вяло потер глаза Индрик. Только Магнус оставался бодрым и энергичным — сказывался паучий иммунитет.

— Похоже, хрусталютики сильно разрослись, — спохватилась я. — Нам нельзя внутрь, иначе надышимся.

Индрик резко остановился.

— Погодите, я скоро, — заявил он и кинулся обратно к фабрике.

— Куда это он? — удивился Магнус.

Я пожала плечами:

— Надеюсь, не на свидание.

Поджидая его, мы отошли на некоторое расстояние от коттеджа и для верности прикрыли носы рукавами. Индрик вернулся минут через пять и протянул нам хлопковые маски. На моей была вышита широкая улыбка.

— Ого, спасибо! Где ты такие достал?

— На фабрике. Работницы всегда надевают их, чтобы пух не попал в легкие.

Мы натянули защиту на лица и шагнули к калитке. Я не без трепета толкнула её, потом нажала посильнее, затем хорошенько налегла и, наконец, навалилась. И лишь когда подключились Озриэль и Индрик, нам удалось сдвинуть дверцу и попасть внутрь. Оказалось, что сопротивление с той стороны оказывали хрусталютики, разросшиеся по всему двору. Жирные корни тянулись по стенам коттеджа до самой крыши, проникли в водосток и даже сплели навес, отгородивший Приют гармонии с воздуха. Тут и там желтые бутоны горели в темноте ядовитыми фонариками. Воздух был одуряющее вязок, я чувствовала это даже через повязку. Над входом в дом завораживающе медленно покачивались кудрявые усики с листочками на конце и точно такие же трепетали по бокам, образовав арку — даже красиво...если позабыть, что это такое.

— Пряха, помилуй! — выдохнул Магнус.

— Да уж, нам сейчас любая помощь пригодится...

— Скорее, внутрь, — махнул Озриэль. — Чем быстрее мы с этим покончим, тем лучше.

Не знаю, каким раньше было жилище профессора Марбис, но теперь оно напоминало обиталище нимфы. В камине росли цветы, в рамках с фамильными портретами красовались корешки, стены оплели древесные обои, а в забытой на кофейном столике чашке плавали лепестки. Рядом лежал надкушенный кекс и вставная челюсть. А сама профессор...

— Ущипните меня...

Я послушно ущипнула Озриэля, а потом себя. Ничего не изменилось.

Пожилая дама лежала на высоком травяном ложе, которое раньше было постелью под балдахином. В трогательно сложенных на груди руках покоился букетик хрусталюток, что-то похожее на венок обрамляло голову. Идиллию слегка нарушали остроконечные очки и сурово сжатые губы. Ярко сиреневая помада бросала вызов даже сейчас.

— И что теперь делать? — шепотом спросил Индрик.

Я подошла к возвышению.

— Профессор, вы меня слышите?

Лежащая никак не отреагировала. Реакции не последовало ни на щелчки перед носом, ни на громкие хлопки, ни на оклики по имени. Озриэль даже попытался зачитать отрывок из поэмы 'Лесной царь' (томик с закладкой лежал рядом на тумбочке), но через минуту я его остановила, видя, что это не действует.

— Если уж это не помогло... — Он развёл руками и вернул книгу на место.

Я потёрла лоб:

— Так, надо подумать...она ведь спит? Сколько самое большее может длиться сон?

Озриэль задумался:

— Ну, если верить сказочному первоисточнику, то сто лет.

— А потом?

— Потом её должен поцеловать прекрасный принц и тем самым пробудить ото сна.

— А если не поцелует?

— Ээ...будет спать дальше.

Я готова была схватиться за голову, но тут меня отвлекло чавканье: Индрик дожевывал оставленный на столике кекс, просовывая его под маской.

— Как ты можешь есть в такой момент?!

Он пожал плечами:

— А что? Я всегда голоден, как проснусь, и не важно, произошло это утром или посреди ночи. К тому же, за целый век кекс всё равно бы заплесневел. — Он запихнул остатки в рот. — А так профессору будет приятно, что не осталось мусора.

— Профессору будет приятно... — повторила я, вдумываясь в эти слова.

— Ну да, можно ведь и...

— Профессору будет приятно! — перебила я, схватила его за руку и подтащила к ложу: — Целуй!

— Что?! — Индрик закашлялся, поперхнувшись кексом.

— Ты сам слышал: чтобы она проснулась, нужен поцелуй прекрасного принца!

— Ни за что! И я ещё не принц, а только учусь на него.

— Ты ведь её любимчик, ты ей нравишься, так что должно сработать.

— Я многим нравлюсь, и что с того?!

— Какая скромность.

— Ливи, не думаю, что это поможет... — попытался вмешаться Озриэль.

Индрик бросил на него благодарный взгляд:

— Спасибо, друг!

— Нужно испробовать все способы, — не отступалась я.

— Это безумие!

— Целуй тебе говорят! Я приказываю!

— Что?

— Что?!

Оба удивленно воззрились на меня. Вбитые с детства привычки выкорчевываются с трудом. Раньше всегда срабатывало.

— То есть я хотела сказать: прошу. Индрик, пожалуйста, сделай это ради меня, ради профессора, а, главное, ради счастья всех будущих поколений студентов, которые могут навеки лишиться поэтики! — Я молитвенно сложила руки на груди.

— Ради счастья всех будущих поколений студентов, я бы как раз не стал этого делать, — вздохнул Индрик, снимая маску. А потом оглядел нас троих: — Если вы когда-нибудь кому-нибудь об этом расскажете...

— Чтоб мне замуж не выйти!

— Чтоб мне тюрбан носить!

— Чтоб мне тлёй до конца жизни питаться!

Когда все страшные клятвы были принесены, Индрик коротко выдохнул и, склонившись над ложем, чмокнул профессора в сиреневые губы. Мы замерли, вытянув шеи. Пульс участился, напряжение достигло пика, прошла минута, другая...

— Не сработало, — констатировал Индрик и попытался натянуть маску.

— Стой, — я схватила его за руку, — попробуй ещё раз.

Последовала короткая возня, Индрик потерпел поражение и подчинился. После третьего раза, пришлось признать, что ничего не вышло.

Охватившее меня разочарование не поддавалось описанию. Я так надеялась, что это сработает!

— Так и знала, что в сказках — сплошное вранье!

Озриэль сжал моё плечо.

— Не расстраивайся, мы что-нибудь придумаем. Но сейчас нам лучше отсюда уйти, пока ещё есть силы передвигать ноги.

— А что делать с ней? Не можем же мы её так оставить...

— Придётся. Думаю, в ближайшие, хм, сто лет она не заметит особой разницы, а, прикорнув рядом, мы уж точно ничем не сможем помочь. Взгляни на Индрика.

Я обернулась и обнаружила, что тот устроился в кресле и, откинув голову на спинку, борется с дремотой из последних сил. Конечно, он ведь успел здорово надышаться, пока был без маски.

— Ты прав, нельзя здесь дольше оставаться. Только погоди минутку.

Я подошла к письменному столу и вынула из ящика карандаш и лист бумаги. Потом мы подхватили Индрика и поволокли к выходу, двигая свободными руками, как гребцы, чтобы немного разогнать воздух — такой он был плотный.

В дверях я ненадолго задержалась, разглядывая стоящий в углу цветочный холмик, и не сразу поняла, что он мне напоминает. Это была корзинка — та самая, в которой доставили хрусталютики, и из которой профессор Марбис пересадила цветы, запустив труднообратимый процесс. Сейчас её плотно обвивали стебли и бутоны, под которыми едва угадывались прежние очертания. Я оборвала их и прихватила корзинку. Пригодится, чтобы уладить дело с Эмилией.

* * *

На крыльце Индрик чуть пришёл в себя и до калитки добрался уже самостоятельно, хоть и слегка запинаясь. И лишь оказавшись по другую сторону забора, мы сняли маски. Закрыть калитку оказалось не проще, чем открыть.

Пока принцы пыхтели над этой задачей, я прислонила лист к забору и нацарапала записку. Карандаш тоже оказался ядовито сиреневым — похоже, профессор Марбис питает к этому цвету особую нежность. Готовое послание я прикрепила к калитке и отступила на шаг, любуясь результатом. Оно гласило:

Уехала погостить к тетушке. Когда вернусь — не ваше дело.

С любовью, профессор Марбис.

PS для студентов: в качестве домашнего задания, хорошенько повеселитесь и отдохните от поэтики.

PS для воров: спите с миром.

— Думаю, вполне в её стиле, — одобрил Озриэль.

Тут нас отвлек голос Индрика:

— Эй, как думаете, сколько дней нужно этим самым...хрусталютикам, чтобы превратить улицу Менестреля в сад снов?.. Или даже часов...

Он указал на дорогу. За то время, что мы провели в доме, несколько корешков успели выползти на неё и навострились к соседнему дому. Озриэль поспешно выкорчевал их и хотел перекинуть обратно через ограду, но я забрала цветы:

— Зачем они тебе? — удивился он.

— Это для лавки, заметаю следы, — пояснила я и воткнула хрусталютики в корзинку. — Но Индрик прав. — Я встала и отряхнула руки. — Через день-другой соседи могут что-то заподозрить...

— Хм, а если мы... — Озриэль повернулся к Индрику: — Помнишь нам в самом начале дали пару уроков бытовой магии, после инспекции в жилой башне?

Тот наморщил лоб.

— Уроки? Наверное, я тогда был на репетиции...

— Ладно, неважно. Там совсем просто, главное только вспомнить закольцовывающую фразу... сейчас... — Ифрит задумчиво пощелкал пальцами.

— Ты о чем? — уточнила я.

— Среди прочего нас учили сдерживающему заклинанию, — пояснил Озриэль. — Оно, к примеру, помогает избавиться от крыс в доме или хотя бы сдержать рост их численности. Зря я тогда невнимательно слушал, ещё подумал: зачем принцу такое знать?

— А на цветах это сработает? — засомневалась я. — Даже не так: а на волшебных цветах это сработает?

Озриэль потер лоб:

— Не уверен. Но других вариантов нет.

— А для заклинания нужно что-нибудь дополнительное? Я имею в виду оборудование: свечи, колбы...

— Нет, ничего такого. Суть в том, что их надо...оскорбить.

— Оскорбить??

— Оскорбить, унизить, обидеть — называй, как хочешь. К примеру, сказать, что они жирные хвостатые сыроеды, и что им здесь совсем не рады. Тогда они обидятся и уйдут. Ну, или не станут звать в дом новых крыс.

— Вот так просто?

— Вообще-то там ещё магическая формула есть, которую я и пытаюсь вспомнить. Её надо произносить в самом начале и в конце. О! — Он вскинул палец. — Может быть, эта!

И произнёс тарабарщину.

Потом засомневался:

— А, может, эта...

И снова произнёс тарабарщину.

— Давай попробуем обе, — предложил Индрик и зевнул. — Лучше скажи, как будем обзывать цветы?

Озриэль пожал плечами:

— Это ты у нас сочинитель, ты и предлагай.

Индрик оживился, хрустнул костяшками и, вперив взор вдаль, наклонил голову сначала к одному плечу, потом к другому.

— Придумал! — провозгласил он.

Они с Озриэлем двинулись вдоль забора, приставляя ладошку ко рту и что-то шепча бутонам. Я заметила, как несколько цветков съежились и отодвинулись. Ещё у нескольких лепестки потемнели и скрутились.

— Работает! — обрадовалась я.

Когда с оскорбительной частью было покончено, мы окинули взглядом всё целиком.

— Кажется, и правда присмирели, — удовлетворенно отметил Озриэль.

— Отличная работа!

Он улыбнулся похвале.

Я собрала выпавшие из почтового ящика конверты и хотела подсунуть под калитку, но передумала и положила в карман.

— Собираешься читануть? — поинтересовался Индрик.

— Это нужно сделать, на всякий случай. Вдруг какая-нибудь подруга профессора Марбис собирается нагрянуть с визитом? Кто, как не я, скажет ей, что сейчас не самое подходящее время? Всё, здесь нам больше делать нечего, идёмте, пока кто-нибудь из соседей нас не заметил.

Глава 13

про судьбоносные орехи и неизвестного злоумышленника

Чем дальше мы отходили от Приюта гармонии, тем яснее становилась голова. Индрик окончательно оклемался.

К тому времени, когда мы выбрались с улицы Менестреля, на небе начал заниматься рассвет.

Принцы проводили меня до Шебутного переулка. Несмотря на ранний час, там уже, если не закипала, то начинала булькать жизнь: продавцы гремели ключами, отпирая лавки, лоточники, позевывая, выкатывали телеги и расставляли на них свой товар, продавец волшебных ковров выбивал крюком какой-то сопротивляющийся половичок. Индрик заинтересовался витриной с антикварными флейтами, а Озриэль довёл меня почти до крыльца.

— Всё, дальше не ходи, — предупредила я, забирая корзинку с хрусталютиками. — Если мадам Гортензия тебя увидит, может рассердиться.

Ифрит удивленно вскинул брови.

— Вернее, не только тебя, а любого юношу, — пояснила я. — У неё свои правила. Приходится подчиняться.

— Ну, хорошо.

Мы остановились возле уличного фонтанчика для питья (попить воды из него мог любой желающий, а, если кинуть монетку, то, в зависимости от её номинала, из него начинал бить компот, молочный коктейль или игристое вино).

— Значит, увидимся в академии?

— Только не с самого утра. Сперва я должна отработать пропущенное время. Приду ближе к обеду и сразу отправлюсь к Робину, чтобы помочь с осмотром.

Магнус спрыгнул на землю и, заявив, что слишком устал, засеменил к крыльцу. Я поставила корзинку на землю и взяла Озриэля за руку:

— Спасибо, что откликнулся сегодня и вообще что помогаешь мне. Вся эта история с профессором Марбис...чувствую себя жутко виноватой. А, главное, ума не приложу, что здесь можно сделать.

— Знаешь, Ливи, — ифрит осторожно сжал мои пальцы, — я, кажется, понял, почему у Индрика ничего не получилось.

— Потому что идея с поцелуем — полная глупость?

— Нет. — Глаза Озриэля вспыхнули. В них заплясали огоньки, расплавив зеленую радужку. — Просто поцеловал не тот, в этом всё дело.

— О чём ты?

— Мы упустили важный момент: в сказках заклятие снимает не любой поцелуй, а поцелуй Истинной Любви.

До меня начало доходить:

— Хочешь сказать, что, если бы один из прежних возлюбленных профессора Марбис всё-таки выжил, и мы его нашли, то сумели бы пробудить её ото сна?

— Именно это я и хочу сказать.

Моё сердце подпрыгнуло от восторга. Я радостно обняла Озриэля:

— Ты прав, это должно сработать!

Он немного постоял, а потом обнял меня в ответ. Его сердце колотилось часто-часто, и моё вдруг тоже пустилось в пляс. Стало тепло и хорошо. Но тут он отстранился и побултыхал пальцем в фонтанчике.

— А ещё я подумал, что...что этот способ мог бы помочь и тебе. Ведь на тебя тоже наложено заклятие.

— Хм, строго говоря, это не совсем заклятие...

Хотя договор по передаче девы дракону — это своего рода магическое обязательство...

— Всё равно, оно накладывает на тебя ограничения, фактически лишает права выбора, а истинная любовь, как известно, сметает все преграды. Так что, если бы тебя поцеловал тот, кто тебя искренне любит, то вполне вероятно, что память к тебе вернулась бы... и, конечно, к твоему жениху. А после этого (так, в качестве предположения), вы могли бы передумать жениться, потому что уже успели встретить кого-то ещё... Но даже если бы и не передумали, — Озриэль запнулся, — в любом случае, ты была бы свободна и счастлива...

— Предлагаешь влюбить в себя кого-то, чтобы снять заклятие?

— Ну, вдруг влюблять и не придётся. Вдруг ты уже это сделала, просто не заметила.

Я покачала головой:

— Истинная любовь должна быть взаимной.

— Тогда, может, есть тот, кого бы ты сама хотела поцеловать и почти готова полюбить?

И наблюдая, как за спиной Озриэля поднимается солнце, очерчивая золотой дымкой его сюртук и светлые локоны, я поняла, что такой есть. Он стоит прямо передо мной. Тот, с кем тепло, хорошо и спокойно. Тот, на кого можно положиться, и чьё сердце бьётся в унисон с моим. Стеснительный, смешной и неловкий, а ещё добрый, искренний и отважный.

Но я ведь прибыла в Затерянное королевство в поисках Суженого. По плану я должна была влюбиться в него, а он в меня. А потом назначенному судьбой полагалось освободить меня от Якула Кроверуса и жить со мной долго и счастливо. То есть, по сути, Суженый и должен был оказаться моей истинной любовью, а Озриэль не подходил под параметры, указанные Вещей Булочкой. Получается, произошёл какой-то сбой, ошибка... Влюбившись в Озриэля, я не только не решала проблему с договором, но ещё и подвергала жизнь ифрита опасности: кто знает, на что способны оскорбленные драконы? К тому же, я не забыла нашего с Эмилией чаепития. Чужие слезы — плохой фундамент для возведения собственного замка. Да и кто вообще влюбляется в друзей? Это нарушение первой заповеди дружбы!

Я покачала головой:

— Нет, такого нет. Извини, Озриэль, мне пора. Скоро нужно открывать лавку.

Зеленые глаза резко погасли, став тусклыми, как выглаженное морем бутылочное стекло.

— Конечно...до встречи, Ливи.

— До скорого, Озриэль.

Он отвернулся и зашагал к Индрику, который всё ещё крутился возле антикварной лавки и, вынув у него из рук флейту, потащил в сторону центра. Я стояла и смотрела им вслед до тех пор, пока они не свернули за угол в конце переулка, а потом подхватила корзинку и поплелась к торговке напитками.

* * *

Рядом с ней на тележке стоял агрегат, похожий на орган или детище безумного ученого. Из него торчало множество разнокалиберных трубочек и краников. Время от времени они вздрагивали и выпускали пар или цветные пузырьки.

— Налейте чего-нибудь бодрящего. И покрепче.

Женщина поглядела с сочувствием и отвернула один из вентилей. Стаканчик поймал ярко-оранжевую струю.

— Безответная любовь?

— Хуже. Невозможная.

Она передвинула стакан под следующий кран. Из носика начали вываливаться сгустки, похожие на синих медуз.

— Что это?

— Коктейль 'будиловка'. — Торговка подтолкнула стаканчик под следующий кран. — Ты ведь просила покрепче.

Завершающим штрихом она выдавила внутрь нечто, напоминающее слизняка, и высыпала треугольные ягодки с зелеными семечками. Жижа зашипела, вспенилась, а потом стала абсолютно прозрачной. Ягоды полностью растворились. Женщина помешала будиловку и протянула её мне. С виду — обычная вода, даже ничем не пахнет.

— Держи. Выпьешь, и печалиться будет некогда.

Я расплатилась и двинулась в сторону лавки. Не успела я зайти, как наткнулась на Магнуса. Вид у него был мрачный.

— Ты должна это видеть.

Осторожно примостив корзинку на пол, а стаканчик на стойку, я поднялась следом за ним в комнату. На первый взгляд там ничего не изменилось. Но это лишь на первый взгляд. Ведь только владелица помнит, что всегда кладёт гребешок левой стороной кверху, чтобы был виден красивый вензель сбоку, и что ставит сундучок чуть правее, дабы закрыть неэстетичную царапину на полу, ну и множество подобных вещей. В общем, стало очевидно, что здесь кто-то побывал.

— Магнус, рубин!— ахнула я и бросилась к ночнику, но тут же спохватилась, вспомнив, что камень теперь висит у меня на шее. — А кровеит, который принёс Рудольфо?

— Пропал, — коротко ответил паук.

Я потянулась к тумбочке, чтобы проверить, всё ли на месте, но Магнус меня опередил:

— Уже проверил, больше ничего не исчезло, но кто-то явно заглянул тут буквально в каждый угол.

— Кто же это мог быть? — Я пораженно опустилась на кровать. — Думаешь, я чем-то себя выдала? Люди отца нашли меня?

— Нет, если бы тебя нашли они, то прямо сейчас ты сидела бы не здесь, а на спине у боевой гарпии на высоте кучевых облаков и летела в сторону дома в сопровождении стражи. Это кто-то другой.

— Час от часу не легче! Значит, это был вор?

— Который не забрал магические гребешки и деньги?

— Ты прав, это странно...

Спросить бы у говорящего гребешка, но шансы на то, что неизвестный похититель задержался, чтобы причесаться, стремились к нулю, а гребень просыпался, только когда им пользовались.

Я и мысли не допускала, что это сделала мадам Гортензия. Хозяйка 'Эксклюзив-нюх' явно не из тех, кто станет рыться в чужих вещах. Скорее уж снова привяжет меня к правдоцвету и вытрясет всё, глядя в глаза.

— Надо подумать над охранными мерами, Магнус, и впредь быть осторожнее. А сейчас я должна подготовить лавку к открытию.

* * *

Бессонная ночь давала о себе знать и, спустившись, я первым делом сделала глоток будиловки. Второй уже не понадобился.

До открытия я успела трижды протереть полы, перемыть посуду (она была чистая, так что сперва пришлось её вымазать), покрасить ставни, выбить половички, полить и подкормить все цветы (долго не могла подступиться к тигровым лилиям, они всё время рычали на меня). Открывая дверь первому посетителю, я чуть не сорвала её с петель. Торговка не обманула: я забыла о печали, потому что попросту не поспевала за собственными мыслями. Лишь час спустя разрывающая энергия пошла на спад, и меня начало понемногу отпускать.

Пытаясь как-то отвлечься и удержать себя на месте, я принялась просматривать один из вчерашних каталогов, механически переворачивая страницу за страницей. Журнал был толстенным: в плотных страницах имелись специальные окошки, куда помещались образцы. Каждый снабжался номером, названием и краткой характеристикой. Внизу перечислялись возможные области применения.

Перейдя к очередному развороту, я замерла и перелистнула обратно. Минуту разглядывала страницу, а потом вскочила с каталогом в руках, не осмеливаясь поверить в удачу. Повертела разворот и так и сяк, поднесла к свету, понюхала... это был раздел с орехами. И под ?96 значились фисташки. Только здесь они назывались 'щелегрызы'. Они были представлены, как в очищенном виде, так и в скорлупе. Чтобы удостовериться до конца, я сложила страницу, оторвала кусочек с образцом, сунула в рот и пожевала. Точно, они!

Позади кто-то покашлял. Повернувшись, я увидела на лестнице мадам Гортензию. Она стояла, скрестив руки на груди, и недовольно хмурилась.

— Ливи, ты всё утро здесь громыхаешь, мешаешь мне сосредоточиться. От новой модели меня отделяет лишь пара часов тишины. Финальный этап самый важный, нужна последняя деталь, финальный штрих. — Пальцы пощелкали в воздухе. — Совсем чуть-чуть и...

Тут она заметила распотрошенный каталог в моих руках.

— Знаешь, в твоём возрасте я тоже питалась, чем попало, но, поверь доброму совету: чем раньше начнёшь следить за здоровьем, тем лучше.

Я выплюнула страницу и подбежала к ней.

— Мадам Гортензия, это фисташки?

Гномка рассеянно скользнула взглядом по уцелевшим образцам.

— Понятия не имею. Впервые слышу это название.

— Ну, щелегрызы. Просто там, откуда я родом, их называют фисташками.

— Дорогая, можешь называть их, как угодно, только не мешай мне работать. Всё, ступай, на сегодня я тебя отпускаю и, когда будешь уходить, будь добра, повесь на дверь табличку 'закрыто'.

Она взялась за перила, собираясь подняться обратно в кабинет, но я в два прыжка оказалась рядом и перегородила дорогу.

— Пожалуйста, подождите! Скажите, вы уже что-то выбрали из новых каталогов?

— Да, хорошо, что ты напомнила. — Мадам вынула из висевшего на шее чехольчика карандаш в серебряной оправе и нацарапала на полях журнала пару цифр. — Закажешь образцы под этими номерами. Кстати, мне понравилась твоя идея с цветной древесиной, её я тоже включила в список. Оформи и отошли заказ прямо сейчас.

Она потянулась, чтобы убрать карандаш.

— Подождите, мадам, нам совершенно необходимы эти орехи. — Я постучала по странице.

Гномка пожала плечами:

— С чего бы? Не вижу в этих...как ты их назвала, щелегрызах ничего примечательного. А это что, трещинки? Какая странная конструкция. И что делать с теми, которые не раскрываются? Представляешь, сколько будет брака в партии. Зачем нам такие сложности?

— Уверена, все эти мелочи меркнут на фоне их бесчисленных достоинств. Нам просто необходимы эти орехи! Я прикинула возможности применения — они поистине безграничны!

— Неужели?

— Конечно! Щелегрызы можно, — я лихорадочно соображала, — приклеивать к слишком гладким стеблям, чтобы букеты не выскальзывали из рук (а ореховый аромат лишь добавит пикантности), или же засовывать в щелки крошечные записочки и прятать их в бутоны, а ещё можно организовать конкурс, пообещав приз тому, кто найдёт щелегрыз без щели. К тому же, обычные орехи уже всем приелись. Никого не удивишь какими-то там кешью или арахисом, а это ведь новый сорт! Ещё никто в Затерянном королевстве их не пробовал, даже сам король! Мы станем провозвестниками. Только представьте объявление на витрине. — Я взмахнула рукой, выписывая в воздухе витиеватые буквы: — Щелегрызы! Эксклюзивно и только в 'Эксклюзив-нюх'!

Поставила пальцем три восклицательных знака и затаила дыхание, с трепетом ожидая решения хозяйки.

Мадам Гортензия помолчала, склонив голову набок и разглядывая пустое пространство с моей воображаемой надписью.

— А знаешь, — сказала она, — мне нравится твой задор. Ты одолеешь клиентов если не здравым смыслом, то энтузиазмом. Можешь заказать их, если хочешь, только небольшую партию. Десяти унций будет вполне достаточно для пробы. Посмотрим, что из этого выйдет.

— Большего и не нужно! Вы просто чудо и приняли правильное, я бы даже сказала, судьбоносное решение!

— Ты преувеличиваешь, это всего лишь орехи...

— И вы о нём не пожалеете!

— Уже жалею: ещё чуть-чуть, и ты сломаешь мне пальцы.

— Ой...

Я выпустила её руку, и гномка потерла кисть.

— Только мне не нравится название щелегрызы, оно совсем не коммерческое. Лучше остановимся на твоём варианте, как ты их назвала, фрисушки...фистончики...

— Фисташки.

— Да-да, — махнула она, уже направляясь наверх, — именно это я и сказала.

Дверь кабинета закрылась, а я подпрыгнула и беззвучно хлопнула три раза в ладоши. Потом схватила метлу и сделала с ней круг вальса по первому этажу. Стоит ли удивляться, что, повернувшись, я наткнулась на зрителя. Им был тот самый мальчик, который в первый день помог мне не сгинуть в лабиринтах Шебутного переулка.

— Ты к кому?

— К тебе, пришёл проведать. А что это ты делаешь?

— Танцую.

— С метлой?

— Уже нет! С тобой, о, рыцарь! — Я схватила его за руку и утянула в новый круг.

— А ты хорошо танцуешь, — заметил он.

— Ты тоже для...— я прищурилась, — шести лет.

— Восьми, — спокойно поправил кавалер и, сделав последнее па, поклонился мне.

— Ладно, а теперь беги по своим восьмилетним делам, потому что мне надо бежать по своим семнадцатилетним.

— Ого! Тебе семнадцать?! Ну, ничего, мне всегда нравились девушки постарше.

Я хотела ответить так, как обычно отвечают на подобное взрослые: угрожая выкручиванием ушей и прочими ужасами, но не удержалась и рассмеялась. Правда тут же зажала рот ладошкой, вспомнив слова мадам.

— Всё, теперь ступай, бабулю ждут дела. — Я открыла дверь и подтолкнула гостя к выходу.

— А ещё как-нибудь можно к тебе зайти?

— Только если обещаешь не приставать.

— А приглашение поесть вместе мороженого считается приставанием?

— Нет, если за тебя заплачу я.

— Тогда приглашаю тебя как-нибудь вечерком купить мне мороженого.

— Как тут устоять! Хорошо, согласна.

Я попыталась закрыть дверь, но он ловко подставил ногу.

— Кстати, так и не имел случая представиться. — Мне чинно протянули узкую ладошку. — Меня зовут Кр... кхм, Кен, меня зовут Кен.

— Что-то мне подсказывает, что в твоём имени не хватает ещё пары букв, Кен. Ну да ладно, таинственный незнакомец. — Я пожала руку, — Ливи. А теперь тебе правда лучше идти, Кен, пока хозяйка не выставила нас обоих.

— А ты чмокнешь меня на прощание?

— Как в прошлый раз, в щечку? Нет уж, дуй отсюда, пока я не передумала насчёт мороженого.

— Конечно, раз моя дама этого желает. — Он уже повернулся, чтобы уйти. — Ах да, у тебя к губам что-то прилипло.

— Где? — Я инстинктивно дотронулась до рта, а Кен в ответ послал мне воздушный поцелуй.

Через дорогу от нас раздался свист, задорные возгласы и подначивания. Я подняла глаза и увидела целую толпу зрителей околокеновского возраста. Со стороны выглядело так, будто мы только что обменялись воздушными поцелуями.

А с этим пареньком надо держать ухо в остро! Я набрала в грудь побольше воздуха, но хитрец меня опередил:

— До встречи, Ливи, — выпалил он и помчался к товарищам.

И умеет вовремя линять.

Героя встретили уважительными похлопываниями по плечу и восхищенными взглядами. Вся орава тут же кинулась прочь. Похоже, мальчишка предводитель этой банды. Даже удивительно, учитывая разницу между ним и остальными. Кто-то явно занимается его воспитанием — таких правильных словечек на улице не нахватаешься. Да и не всякий мальчишка умеет танцевать вальс. Я шагнула обратно и уже хотела закрыть дверь, когда заметила спешащую к лавке Эмилию. Она вся раскраснелась и ещё издалека помахала мне. Вбежав, напарница первым делом сорвала соломенную шляпку и принялась ею обмахиваться:

— Ливи, господин Мартинчик из доставки не приходил?

— Нет, не приходил. Но, — добавила я, видя, как её лицо расстроено вытянулось, — у меня есть для тебя отличная новость: я нашла хрусталютики.

— Не может быть! — Эмилия от радости выронила шляпку.

Я сходила к прилавку, вынула из-под него корзину и поставила на стойку.

— Вот.

Девушка просияла.

— Где ты их нашла?

— Прямо за кадкой с циклоцитрусами.

— Значит, я действительно случайно их туда задвинула. — Она осторожно дотронулась до мясистого желтого лепестка. — Надо же, выглядят такими свежими, будто только что собраны...

Ну, почти: всего-то два часа назад.

— Да, держатся бодрячком. Этим цветам палец в рот не клади.

— Спасибо, Ливи, ты настоящее чудо! Не представляю, что бы я без тебя делала!

Жила бы спокойно и избежала многих бед.

— Мадам у себя?

— В кабинете, — кивнула я. — Она на завершающей стадии букетно-творческого периода.

— Самый ответственный этап! Значит, ей не хватает последнего... — Эмилия пощелкала пальцами, совсем как недавно мадам, — штриха!

— Да, что-то вроде этого она и сказала, а ещё просила закрыть на сегодня магазин и на пару часов избавить её от моей персоны, что я и собираюсь сделать. Но сперва помоги мне, пожалуйста, оформить заказ вот на эти образцы.

Я быстро переписала номера с полей каталога и протянула Эмилии листок. Она вынула из ящика бланки заказа, показала, как их заполнять, а потом сообщила, что как раз будет проходить мимо конторы господина Мартинчика и могла бы их занести.

— Отлично, спасибо, Эмилия! Главное, чтобы господин Мартинчик не забыл вот про эти. — Я жирно обвела ?96.

— О, а это случайно не те самые орехи, от которых зависит твоя судьба?

— Они и есть. Я случайно наткнулась на них, просматривая каталог.

— Какая удача! Не волнуйся, за сорок лет, что существует его контора, господин Мартинчик ещё ни разу не перепутал заказы и уж тем более не забыл про них. Если это случится, можешь выглянуть в окно: скорее всего, небо опустилось на землю, а у крыльца ждут четыре скорбных всадника.

Эмилия сложила заполненный бланк в сумочку:

— Сгораю от нетерпения увидеть новый букет, а ты?

— Да, я тоже дрожу от предвкушения.

Убедившись, что всё на месте, и пощекотав на прощание хихикающие колокольчики, она покинула лавку, а я поднялась наверх. Ступая, как можно тише, на цыпочках пробежала по коридору и уже взялась за дверную ручку, когда услышала голос Магнуса. Он опять развлекал какого-то молчуна. Интонации паука были на удивление игривыми, я расслышала окончание шутки про сверчков и шесток. Так вот в чём дело... похоже, тут не обошлось без паучихи! Теперь ясно, почему он так рассердился в прошлый раз: я вспугнула его подругу.

Рискуя вызвать гнев мадам, я громко откашлялась, чтобы дать им знать о своём приближении, погремела ручкой и только после этого вошла, сделав безразличный вид. Форточка была приоткрыта, гостья успела скрыться.

Магнус притворялся дремлющим в гамаке. Он лениво приоткрыл пару глаз и изобразил зевок:

— Как там в лавке?

— На сегодня мадам Гортензия отпустила меня, пойду в академию. Ты со мной?

— Нет, эта бессонная ночь вконец вымотала меня, едва нахожу силы даже для беседы с тобой...

Только что у тебя были силы, чтобы шутить про сверчков и шесток! Но вслух я, конечно, ничего не сказала. В конце концов, Магнус прав: он тоже имеет право на личную жизнь. Похоже, в Затерянном королевстве какой-то особый воздух. Витающие в нём флюиды впору сачком отлавливать.

— Да и кто-то же должен охранять твои владения от повторного вторжения.

— Тогда я спокойна за свои сокровища.

Я быстро собрала вещи, пожелала Магнусу хорошего дня и отправилась навстречу своему первому официальному дню в академии.

Глава 14

про голодающие корешки, неопределенные книги и женскую психологию

На выходе из переулка мне снова встретилась Эмилия. Она сообщила, что заказ принят и придёт через шесть дней.

— Как шесть?! — в отчаянии воскликнула я. — А нельзя ли побыстрее?

— Господин Мартинчик сказал, что раньше никак не получится, — вздохнула напарница.

Я поблагодарила её и побрела дальше. Отсрочка меня совсем не порадовала, но делать нечего.

Какое-то время я шагала, погруженная в свои думы, и не замечая ничего вокруг, поэтому не сразу поняла, что что-то не так. Оглядевшись по сторонам, я сообразила, в чем дело: флаги на всех зданиях были приспущены. От этого город стал похож на кошку, которую окатили водой. Подойдя к главной улице, я уже собираясь перейти дорогу к академии, но тут пришлось посторониться, чтобы пропустить четверку стражников. Они важно вышагивали, положив копья на плечо. Начищенные шлемы блестели, висевшие на боку сабли гремели, стукаясь о высокие сапоги. Руки выше локтя были перехвачены серыми ленточками. Что бы это значило? Они прогнали торговца воздушными шариками и, остановившись возле небольшого бистро, велели выкочившему навстречу хозяину убрать огоньки, украшавшие вывеску с названием. Мужчина тут же побежал внутрь за лесенкой. Может, сегодня какой-то день, когда всем запрещается радоваться? Антипраздничный, так сказать?

Когда они скрылись за поворотом, я пересекла дорогу и уверенным шагом подошла к главным воротам Принсфорда. Несколько эльфов удивленно обернулись и остановились. Высокие створки оказались закрыты — занятия уже начались. Я достала мантию, которую не стала надевать заранее, и облачилась в неё, с удивлением заметив, что на левом рукаве появилась точно такая же серая ленточка, как и у стражников — вчера её не было.

Ещё парочка прохожих присоединились к первым зрителям. Я встала перед воротами, в центре которых сиял отлитый из чистого золота герб Затерянного королевства — знак бесконечности. Как только эмблема на моей груди оказалась напротив него, что-то сверкнуло, как будто солнечный лучик пробежал поочередно по всем четырем значкам, и гигантские ажурные створки растворились. Позади пораженно заохали. Я подхватила вещи и зашла внутрь, по возгласам определив, что ворота за моей спиной снова закрылись, и двинулась прямиком к парадному крыльцу.

Похоже, соответствующие службы уже оповещены обо мне, значит, и с центральным входом проблем не возникнет. Смелости мне прибавляла и студенческая мантия — это вам не нелегальный плащ из Подземного царства. Я поднялась на крыльцо и встала напротив дверей. Дубовые пластины, на которых были вырезаны героические сцены из жизни профессорско-преподавательского состава, даже не шелохнулись. Я постояла ещё немного и расправила мантию, чтобы дверь хорошенько разглядела эмблему. Наконец, когда терпение было на исходе, сбоку отворилась низенькая дверца и качнулась туда-сюда, ворчливо намекая, что всем опоздавшим сюда.

Привратник уже ждал меня внутри. Сегодня Август приоделся: ярко-желтая парадная ливрея с двумя сиреневыми пуговицами на спине, многослойный воротничок жабо и светло-фиолевый парик.

— Счастлив приветствовать столь юное и прелестное создание в стенах Принсфорда! — провозгласил он, и эхо, прокатившись по пустому вестибюлю, унеслось наверх. — Позвольте заметить, никогда не думал, что досуществую до того момента, когда девушку допустят до занятий в святая святых. Не сочтите за грубость, — тут же забеспокоился он, — это не значит, что я вам не рад, совсем напротив.

— Здравствуйте, Август, я вовсе так не думала.

— Мы знакомы? — удивился привратник, а я отругала себя за неосторожность.

— Нет, не имела удовольствия, но много слышала о вас от Озриэля и видела вас вчера, когда шла в лекарскую башню.

Лицо старичка разгладилось:

— Ах да! И замечательный же юноша, этот сир Ирканийский, вежливый и почтительный. Всегда останавливается, чтобы перекинуться фразой-другой со стариком. Конечно, нынешние девушки этого не ценят — им шалопаев подавай. Хотя, вынужден признать, такая тенденция наблюдалось и во времена моей юности. А если...

— Вопиющая несправедливость! — перебила я. — Извините, но мне пора к профессору Робину.

— Но его сегодня нет.

— Как нет?! Почему?

— Разве вы не знаете, что это? — прошептал привратник, указывая на мою серую ленточку. Точно такая же была и у него. Я помотала головой, и он продолжил: — Они с четверть часа назад появились у всех жителей, потому что этой ночью Его Величество изволили заболеть. Профессора Робина, как и остальных целителей, лекарей, знахарей и врачевателей королевства, вызвали во дворец на медицинский консилиум. По этой же причине, в королевстве отменены все праздники и шумные мероприятия. Скажу больше: я бы вам не советовал даже громко смеяться на улице!

— И сколько это продлится?

— Пока Его Величество не изволит поправиться.

'Не изволит' — как будто течение болезни зависит от монаршей прихоти.

— А если это продлится пару лет?

— Поживи вы с моё, деточка (кстати, ничего, что я вас так называю? Уверен, вы не обидитесь — старикам многое позволительно), знали бы, что несколько лет без веселья — это ещё не конец света. Вот его прапрапра и ещё семь раз прадед, помнится, как-то занемог на двадцать лет.

— А потом выздоровел?

— Нет, потом умер, и его сменил сын, который тоже оказался болен. А затем та же беда приключилась с его потомком, и так семь раз подряд. Эта полоса правления вошла в историю под названием 'Семь поколений печали'.

Я содрогнулась, представив, каково это: родиться и умереть, так и не узнав, что такое воздушные шарики, яркие вывески и веселый смех на день рождения.

— Но все мы, конечно, надеемся на скорейшее выздоровление Его Величества, тем более что этим вопросом уже занимаются лучшие умы королевства, включая придворного целителя.

— Ясно. В таком случае, не могли бы вы подсказать, где сейчас Оз...сир Ирканийский?

— Романтики в данный момент работают в теплицах на заднем дворе, но, боюсь, вам туда нельзя — придётся дождаться окончания занятия.

— Тогда, где я могу посмотреть расписание уроков?

— Деточка, я и есть расписание!

По стеклянному колпаку пробежала рябь, и на поверхности проступили строки — так проявляются послания, написанные лимонным соком, если подержать пергамент над свечой. Рядом с наименованиями предметов стояли инициалы профессора, время и место проведения. Маленькие мигающие точки указывали на студентов.

— Кстати, вот и он, — объявил Август и ткнул в лазурную крапинку.

Она увеличилась, как круг на воде, явив моему взору Озриэля и Гарта. Оба были облачены в какие-то серые фартуки и толстые каучуковые перчатки до локтей. Похоже, они работали в паре. Вернее, работал Озриэль: он упирался ногой в кадку с какой-то рассадой, пытаясь выволочь оттуда сопротивляющееся растение (судя по ботве, он боролся с гигантской репой), а полуогр стоял рядом, сложив руки на груди, и наблюдал с безразличным видом за неравной битвой. Изображение погасло, и я вернулась к изучению расписания. Правда, немного мешало то, что господин Август прильнул к стеклу с другой стороны. Но я понимала, что действовал он из лучших побуждений, стараясь оказаться полезным. Старичок подробно отвечал на вопросы — мои и те, которые сам же и задавал.

Вспомнив про ещё одну важную вещь, я воспользовалась первой же паузой и выпалила:

— Господин Август, а как можно передать послание для мадам Лилит?

— Какое послание? — заинтересовался он и потянулся за лорнетом. — Покажите.

— Нет-нет, оно устное. Я случайно встретила профессора Марбис по пути сюда, и она просила сказать ректору, что её некоторое время не будет в городе.

Кустистые брови удивленно приподнялись:

— А профессор назвала причину?

— Да: заболела какая-то её дальняя родственница, поэтому ей срочно понадобилось уехать.

— И она не уточнила, на какой срок?

— Нет, но у неё в руках был саквояж и узелок.

— Хорошо, я передам её слова мадам Лилит.

— Спасибо, господин Август! И да, совсем необязательно упоминать при этом моё имя...

* * *

К перерыву мой личный список предметов был готов. Как только прогремели трубы, привратник снова принял официальный вид, взял в руки жезл и начал сухим канцелярским тоном зачитывать списки мелких правонарушений, случившихся на занятиях, и жалобы от преподавателей с соответствующими взысканиями.

Я поблагодарила его и отправилась навстречу Озриэлю в указанный Августом коридор.

Вид у ифрита был злой и уставший. Может, стоило и ему захватить будиловки?

— Привет, а я думал, ты будешь позже.

— Мадам меня отпустила, — пояснила я, — пристраиваясь рядом.

— Уже знаешь про короля, — утвердительно сказал Озриэль.

— Да, поэтому сегодня придётся просто пойти на занятия и прибегнуть к 'прямому методу'. — В коридоре было шумно, многие студенты с интересом оглядывали меня, несколько знакомых помахали, и я улыбнулась в ответ. У всех без исключения были повязаны серые ленточки. — Этот способ не самый эффективный, так что, надеюсь, Его Величество скоро поправится, и Робин вернётся. Но, барабанная дробь, этим утром у меня появился новый козырь!..

Тут между нами вклинился Индрик и закинул руки нам на плечи.

— Его Величество просто обязан выздороветь в течение недели. Вечеринку не могут отменить!

— А по какому поводу вечеринка?

— Из какого королевства ты приехала? — удивился Индрик. — Зачем для вечеринок повод? Приходи и увидишь, как мы умеем веселиться. Там полгорода будет. Играет моя и ещё парочка хороших групп. Уверен, качественная музыка принесла бы Его Величеству куда больше пользы, чем кислые мины и сочувствующие шепотки.

Внутренне я с ним согласилась, а ещё удивилась его бодрому виду — Индрик ведь провёл такую же бессонную ночь, как и мы. Едва я раскрыла рот, чтобы спросить его об этом, как счастливчик сорвался с места и побежал догонять профессора Черату. До нас донесся обрывок разговора, из которого стало ясно, что подготовиться к занятию он не успел, потому что всю ночь раздумывал над одним спорным моментом в истории второй тролле-огрской войны. Наверное, именно этим он и занимался, подремывая в кресле госпожи Марбис.

— Индрик принимает пилюли бодрости?

— Он на занятии вызвался сходить за садовыми инструментами и прикорнул в сарае, — пояснил Озриэль.

— Август сказал, что вы работали в теплицах. Вас учат разбивать цветники или вроде того?

— Вроде того. У нас было ядоварение.

— Ты хотел сказать 'ягодоварение'?

— Нет, ядоварение вынесли в отдельную дисциплину, посчитав, что принцам полезно уметь отличать суп из шампиньонов от рагу из поганок, ну или хотя бы вовремя принять правильный нейтрализатор. Кстати, яды — это общее название. Например, для голосового заклятия я тогда использовал базовую смесь. Она подходит для нескольких видов заклинаний, по мелочи, конечно. Серьезным чарам, как ты помнишь, нас не учат.

— Мне показалось, или твой рюкзак только что шевельнулся?

— Тебе показалось, — сказал Озриэль и перевесил его на другое плечо. — Так вот, в первой половине занятия мы работаем в парниках: учимся ухаживать за растениями, распознавать и собирать нужные... — перед глазами сразу встало перетягивание гигантской репы, — ...а во второй — составлять правильные пропорции и готовить смеси.

— Ты и сейчас сделаешь вид, что этот писк доносится не из твоей сумки? Надеюсь, ты сказал правду, и вы не приносите на занятиях в жертву младенцев?

Озриэль вздохнул и, утянув меня в нишу за статуей, раскрыл рюкзак. Внутри лежал бледный человекообразный корешок. Он вяло шевелился и хныкал.

— Похоже на маленького голого старичка, — заметила я.

— Это мандрагора. Мы сегодня учились работать с ними...

То есть носителем гигантской ботвы был этот крохотный корешок?!

— ...из них готовят одно из простейших противоядий.

— Я совсем немного знаю о мандрагорах, но разве, при выдергивании из земли, они не должны вопить так, что слышно аж в соседнем королевстве?

— Это только дикие мандрагоры — те, которые выросли на воле. А тепличным для этого не хватает сил: их специально недокармливают, поэтому звук больше похож на писк котенка.

Я взяла корешок в руки, разглядывая.

— У него даже ручки с ножками угадываются.

— Вот и я о том же! — обрадовался Озриэль. — А теперь представь, что профессор дышит в затылок и твердит: прикончи его.

— Ужас.

— Ага. Из него потом ещё сок надо давить. Я поступал на принца, а не на мясника! В общем, я вылил в смесь немного сока одуванчика, а мандрагорыша спрятал. Боюсь даже представить, что будет на следующем занятии: мы должны снимать пробу с готового противоядия. По этому случаю каждому выдадут по поганке. Если меня не убьёт она, это сделает Гарт — мы с ним в паре, так что надо бы что-то придумать до этих пор.

— А с ним что? — я кивнула на попискивающий корешок.

Озриэль почесал в затылке.

— Вот теперь и сам не знаю... У меня даже рыбок никогда не было.

— Можно я возьму его себе? Думаю, в лавке найдётся местечко и лишний горшок. Посоветуюсь с Эмилией, как за ним лучше ухаживать.

— Конечно, держи!

Помилованный смертник перекочевал из его рюкзака в мою сумку. Всё это время я старалась вести себя с Озриэлем, как раньше, и забыть утреннее открытие, но теперь, стоя в темной нише, почувствовала, как ритм сердца набирает обороты. Мне казалось, эти удары слышит даже он. Не может не слышать. Я попыталась вспомнить, что хотела сказать, но в голову лезло только то, что глаза ифрита светятся в темноте. Он тоже молчал. А потом раздалось приглушенное хныканье мандрагорыша и привело меня в чувство.

— Кстати, — я постаралась придать голосу бодрость, — по поводу козыря, ты не поверишь, что я обнаружила в нашем каталоге!

— Не берусь выдвигать гипотезы.

— Фисташки!

Озриэль помолчал, а потом сказал:

— О. Здорово. Прекрасная новость.

Вышел из ниши и зашагал дальше по коридору. Я догнала его и пошла рядом.

— Так что намечающаяся вечеринка, на которой будет полгорода, очень своевременна. Орехи как раз доставят через шесть дней, и я смогу провести на ней более точную проверку. Охвачу всех кандидатов за один вечер. Принцы ведь пьют коктейли с ореховой посыпкой? — Я шутливо толкнула его локтем.

— Отлично придумано: останется только дождаться, кому от этого поплохеет. Главное, чтобы Суженого не вынесли с вечеринки ногами вперед.

— Да что это с тобой?

— Ничего, не выспался. И твой список уже облегчен на одного кандидата. — Он ударил себя в грудь.

— Думаю, я начну с тех, кого наметила во время осмотра у Робина. Жаль, его сегодня нет, и нельзя продолжить обследование.

— Вряд ли обследование вообще получится продолжить и закончить. Похоже, у Его Величества и впрямь что-то серьезное, так что я, на месте Индрика, не стал бы полировать мандолину.

Тут позади раздался шум, и нас бесцеремонно распихали в разные концы коридора, чтобы его высочество Марсий Фьерский беспрепятственно пронёс свою царственную персону.

Возле меня он ненадолго остановился и оглядел с головы до ног:

— Так это правда, тебе разрешили посещать занятия. Я бы, на твоём месте, удавился на ленточке для букетов после вчерашнего позора в обеденной зале.

— Твои слова отозвались в моем сердце чугунной тяжестью!

Лицо Марсия окаменело. Один из его сопровождающих сделал шаг вперёд, но тот оттолкнул его и недобро улыбнулся, не сводя с меня черных глаз.

— Будь осторожна, цветочек, не все такие великодушные, как мадам Лилит. А с тобой мы ещё разберёмся, Ирканийский, — добавил он уже громче, не оборачиваясь к стоящему позади Озриэлю, — начинай отрабатывать жалобный голос.

— Не могу поверить, что он влюблен в Уинни, — сказала я, когда Марсий уже не мог нас слышать.

— Ну, мы же в тот вечер уловили только часть разговора...

— И о чём ещё они, по-твоему, говорили?

— Возможно, он мм...вытрясал из неё долг... Ладно-ладно, я просто предположил.

Я прищурилась:

— Как думаешь, Марсий может быть причастен к болезни отца? Только вчера в лекарской башне он похвалялся своими монаршими планами, а сегодня мы просыпаемся с серыми ленточками.

— Не думаю, — покачал головой Озриэль. — Это означало бы, что он воспользовался каким-то зельем, а Марсий в прошлом семестре завалил зачет по яду из двух ингредиентов.

— Он мог прибегнуть к чьей-то помощи или купить отраву...

— Зачем ему это? Смерти королю желают лишь в том случае, когда хотят занять его трон. А я бы, на месте Марсия, не торопился отказываться от уютного положения наследного принца и травить старика, который покрывает мои шалости, и всё лишь для того, чтобы взвалить на себя бремя управления королевством. Можешь представить себе Фьерского на заседании королевского совета, с его-то природной кротостью?

— Легко! — подхватила я. — Вокруг тишина, и только Марсий вещает среди чугунных болванчиков...

— Да, думаю, примерно так бы всё и происходило, — улыбнулся Озриэль — впервые с момента недавней вспышки.

До конца перерыва осталось не так много времени, и мы отправились в крыло, где должна была проходить женская психология.

— Когда Марсий упомянул обеденную залу, я думала, он отпустит какую-нибудь колкость про мадам Лилит.

— Нет, он её уважает, как ни странно. Вообще-то её все уважают, а добиться такого, учитывая ээ...обстоятельства, непросто, согласись. Сегодня, кстати, будет магическая дипломатия, которую она ведет. Можешь прийти послушать, вернее, поучаствовать. Думаю, тебе понравится.

— Что ты имеешь в виду под 'поучаствовать'?

— Приходи и увидишь, — усмехнулся Озриэль.

— Теперь уж точно не пропущу! Хочу ещё сходить на практику боя...

— Это профильный предмет у доблестных защитников, занятие проходит на заднем дворе. У нас в это время музицирование.

— Так, ещё собиралась на... — я сверилась со списком, — травоведение. Но его ведёт Робин, которого сегодня нет, значит, придётся вычеркнуть.

— Вообще-то оно редко бывает — Робин умудряется найти сотню уважительных причин, чтобы отлынивать от уроков, но лекарь он действительно превосходный, только поэтому, наверное, мадам Лилит его и держит. Уверен, на совете он скажет больше толкового, чем все остальные целители, включая придворного, вместе взятые.

— Ещё сгораю от нетерпения узнать, что такое театральное мастерство у ученых мужей.

— Вот это зря. Более унылого зрелища мне не доводилось видеть ни до, ни после. До сих пор поражаюсь, зачем им вообще ввели этот предмет.

Тут прозвенели трубы, и мы заторопились вместе с остальными в аудиторию.

Мне пришлось отсесть на задний ряд, который, стараниями профессора Чераты, предназначался исключительно для вольнослушательницы. Но я не слишком печалилась по этому поводу и с нетерпением ждала лекции. Было ужасно любопытно, как проходят занятия по женской психологии в мужской академии. Возможно, и о себе что-то новенькое узнаю!

* * *

После третьего сигнала, в залу зашёл старичок — профессор Адамант — по возрасту и печати недовольства на лице превосходивший профессора Марбис. Картину дополняли небольшой горб и огромный талмуд, который он тащил подмышкой.

Профессор впечатал книгу в стол, уперся в ровную поверхность кулаками и обвёл нас суровым взглядом:

— Всё, что вы должны знать о женщинах — они бескомпромиссные хищницы, и единственная их цель — залучить вас в брачную сеть, как умелый рыбак неопытного малька.

Несколько студентов повернули головы в мою сторону, и я тут же почувствовала себя болельщицей 'Непобедимых грифонов', сидящей в секторе 'Отважных гладиаторов'.

— Самое разумное, что вы можете сделать, — продолжил профессор неприятным скрипучим голосом, — это избегать брака любыми способами. Увиливать, отлынивать, оттягивать. В противном случае, пеняйте на себя: женское влияние будет чувствоваться во всем. Начнётся это незаметно, исподволь: 'Ваше Высочество, а не кажется ли вам, что к парадному мундиру больше подойдут алмазные пуговицы, а не рубиновые?' или 'Я взяла на себя смелость отослать вашей матушке фрезии вместо лилий'. А потом это превратится в 'Я пересадила на пиру герцога Скалистых Равнин подальше от барона Черного Захребетья, памятуя об их распре, вы ведь не против, любовь моя?' И наконец в один прекрасный день: 'Я от вашего имени отослала обоз провианта бунтовщикам на юге, не благодарите, я лишь предугадываю ваши желания'. А, главное, — профессор веско вскинул палец, — всё это будет оправдываться пользой для вас. Объект будет всячески подчеркивать, что действует исключительно в ваших интересах. Но зарубите себе на носу, — лектор сдернул с носа очки и подышал на стекла, — все, что они делают, они делают исключительно ради себя. — Фиолетовый махровый платок прошёлся по линзам, после чего очки были возвращены на место. — Если же вам не удалось избегнуть брачных силков, и одной из хищниц удалось околпачить и окольцевать вас, или же, к примеру, обстоятельства требуют срочной женитьбы, будь то в силу финансовых затруднений или политических соображений, что ж, придётся пойти на эту жертву. Но при этом вы должны четко себе представлять, что вас ждёт, дабы выработать соответствующую стратегию. И моя задача состоит в том, чтобы подготовить вас к порогам и излучинам семейной жизни, ко всем тем уловкам и манипуляциям, которые подстерегают вас в браке и на подступах к нему. Есть вопросы по вступительной части?

Я подняла руку:

— Простите, профессор, то есть даже если принц женится, чтобы решить финансовые затруднения или укрепить свою власть посредством династического брака, то и в этом случае он лишь жертва женского коварства, я правильно поняла?

— Раз вопросов нет, переходим к практической части.

Профессор взмахнул рукой, и на стуле рядом с ним возникла броско размалеванная кукла в старомодном кринолине, призванная имитировать коварную жеманницу.

Весь остаток занятия я пробыла невидимкой, а учащиеся, выстроившись в очередь к кукле, отрабатывали упражнение. Каждому был выдан кошель с монеткой. Задача 'хищницы' состояла в том, чтобы выпросить у принца деньги на новое ожерелье, а испытуемого — изыскать уважительную причину для отказа. Помощница профессора Адаманта имела лишь самое отдаленное сходство с особой женского пола. Она говорила фальшивым писклявым голоском, размахивала руками на шарнирах и надувала неровно накрашенные губки. Но дело своё знала туго: хитрила, уговаривала, временами пускала глицериновую слезу. В отрывистых фразах угадывались интонации профессора, хотя он стоял в стороне, сложив руки на груди, и, не разжимая губ, наблюдал за своими подопечными. Озриэль купил ожерелье.

К концу занятия рядом с вымогательницей выросла целая гора кошельков. Профессор Адамант с особым смаком проставлял нули в 'Книге итогов занятий'.

— К следующему разу прочтите 'Радегунда Великолепная. Шелковый путь к власти' за авторством Лучезарины Семиозерной и выпишите все эпизоды, в которых героиня так или иначе манипулирует своими несчастными мужьями. Всё, на сегодня свободны, — объявил он, захлопывая журнал.

— Придётся половину книги переписать, — пожаловался Озриэль, когда мы вышли. — Профессор Адамант нарочно так подбирает литературу, что манипуляция в каждой строчке. Иногда мне кажется, что он их сам пишет.

— Наверное, его супруга чувствует себя стеклянной — все хитрости, как на ладони.

— Профессор не женат.

— Я поражена до глубины души!

— Он не устаёт повторять, что является живым образчиком того, что его стратегия работает, и невероятно гордится тем, что благополучно избежал всех расставленных ловушек. Поговаривают даже, что на самом деле его зовут по-другому, а имя 'Адамант', то есть 'твердый', 'непреклонный', он взял в знак того, что ни одна представительница прекрасного пола не сумеет сбить его с пути.

— А я уже понастроила планов. Моё сердце разбито!

Озриэль помолчал, потом тихо поинтересовался:

— Что со Знаком?

— Ничего, — покачала головой я. — Да с последнего ряда и трудновато что-то почувствовать...

* * *

После психологии Озриэль отправился на музицирование, а я — на задний двор на тренировку доблестных защитников. Там были установлены трибуны наподобие тех, что ставят во время рыцарских турниров, только миниатюрнее. Я заняла одну из скамей, откуда открывался хороший обзор. Как я и рассчитывала, спортивная форма принцев открывала больше, чем прикрывала. Среди них были и те, кто не успел пройти проверку у Робина. Какой-то студент принёс мне вишневый компот и, засмущавшись, побежал на тренировку. Как приятно вновь почувствовать себя принцессой после тирании профессора Адаманта!

Практику боя вел преподаватель, который, судя по внешности, происходил от Эола Свирепого. Такой не то что змея — кабана голыми руками разорвет. У него даже речь какая-то нечленораздельная была: отдавал команды полурыком, но студенты его прекрасно понимали — уже привыкли. В самом начале он повернулся ко мне и что-то проорал. Я от испуга пролила на себя компот, решив, что мне и здесь не рады, но, как оказалось, профессор всего лишь любезно предложил мне укрыться от солнца в ложе под навесом. Следующие полтора часа я потягивала остатки компота и любовалась игрой мышц, демонстрацией кубиков и показушными боевыми стойками, смирившись с тем, что миссия 'Суженый' фактически откладывается до возвращения Робина или прибытия фисташек (я, конечно, надеялась, что лекарь их опередит, но повлиять на здоровье короля никак не могла).

На поле брани Марсию не было равных. Пакостный характер ничуть не сказался на бойцовских качествах, разве что в положительную сторону. Его Высочество превосходно владел любыми видами оружия, но особенно эффектно смотрелся с мечом. Клинок словно бы являлся продолжением руки, предугадывающим малейшее намерение противника. Было похоже на грациозный танец. Опасный танец. Марсий азартно гонял каждого следующего оппонента по всему полю и к концу занятия ничуточки не устал. Когда он за считанные секунды завершил поединок с последним, я вскочила с трибуны и хотела захлопать в ладоши, но тут он поставил ногу на грудь поверженного противника, словно позируя художнику, и я села обратно.

В перерыв я лишь заскочила в обеденную залу, но не стала там задерживаться (кстати, у меня теперь даже своя тарелка имелась — конфетно-розовая, а по ободку порхали нарисованные птички, трепеща крылышками). Сказала Озриэлю, что зрелище зверств на тренировке совершенно отбило у меня аппетит и, условившись встретиться на магической дипломатии, побежала в библиотеку. О цели визита в книжное царство не должен был знать даже он. Раз уж библиотека под боком, попробую разузнать что-то и по папиному делу.

Господин Буковец так увлеченно изучал какой-то манускрипт, что заметил меня, лишь когда я поставила дымящуюся тарелку прямо перед ним на пергамент.

— Здравствуйте, я принесла вам тутовый пирог и суп с клецками. Вы голодны?

Он закашлялся книжной пылью, переставил трясущимися руками тарелку и бережно отер свиток. Убедившись, что с рукописью всё в порядке, промокнул проступившие на лбу капли чернил и поднял глаза.

— Как любезно с вашей стороны. А что, уже утро?

— Уже обед.

Библиотекарь протер пенсне:

— Тогда сразу к делу. Ищете конкретную информацию?

— Да, где я могу найти данные о волшебных камнях?

* * *

Господин Буковец проводил меня к соответствующему стеллажу и вернулся к работе, а я принялась изучать содержимое полок. Передвижная лестница на колесиках оказалась очень кстати. Вскоре я выделила несколько книг, в которых надеялась найти ответ на свой вопрос. Сперва полистала 'Гипотетические камни' (стоило переименовать его в 'Сборник догадок'), потом 'Непостоянные и трудноуловимые камни' (это те, которые можно увидеть, лишь при определенном стечении обстоятельств. К примеру, только на рассвете седьмых суток после рождения наследника престола или отравившись волчеягодником, или после удара тролльей дубиной). Но ни в первой, ни во второй не было ни слова про кровеит. Увидев название третьей — 'Бойцовские камни' — я очень обрадовалась, но, как оказалось, речь шла о своенравных камнях (среди них встречались даже кусающиеся и сквернословящие). А вот внутри 'Камней неустановленного происхождения' меня ждал сюрприз — страницы оказались совершенно пустыми. Я оглядела тонкую книжицу: переплет из синего бархата и застежка в виде скромной серебряной цепочки, и направилась вместе с ней к библиотекарю. Позабытый суп совершенно остыл и подернулся пленкой, а старичок делал выписки из длиннющего свитка.

— Господин Буковец, почему здесь ничего не написано?

Он рассеянно скользнул взглядом по развороту:

— Здесь написано, просто неслучайными чернилами.

— Неслучайными?

— Да, чтобы случайные люди не смогли это прочесть.

— Но у меня есть допуск от мадам Лилит. — Я щелкнула по эмблеме на мантии. — Я получила разрешение пользоваться теми же источниками, что и студенты.

— Хм, думаю, вы правы. Тем более, что в ней всё равно нет ничего такого. — Он порылся под столом и протянул мне тяжелый латунный фонарь с цветными стеклышками. — Держите. Он позволяет читать написанное волшебными чернилами.

— Ух ты!

— Обращаю ваше внимание на библиотечную печать сбоку. Ко всему прочему, на него наложено вопящее заклинание — срабатывает при попытке вынести из библиотеки.

— Что вы, даже не думала!

— Знаю я вас, молодежь, и ваши тайные любовные записочки.

Я вернулась к стеллажу, устроилась на нижней ступеньке лестницы, раскрыла книгу и примостила фонарь так, чтобы свет падал на её страницы. На них тут же начали проявляться буквы, и через пару секунд глазам предстали самые обычные строки. Но стоило отодвинуть фонарь чуть дальше, и они бледнели, совсем убрать — исчезали. Где бы и мне раздобыть такие чернила и фонарь?

В кратком вступительном слове автор пояснял, почему решил прибегнуть к таким повышенным мерами безопасности: в книге речь шла не только о вполне безобидных камнях, но и о таких, которые, попав не в те руки, могли представлять серьезную угрозу. Полистав сей труд, я пришла к выводу, что опасался он зря. Вся имеющаяся здесь информация была настолько туманной, неточной и неоднозначно толкуемой, что 'не те руки' попросту не поняли бы, как с помощью неё претворить в жизнь свои злодейские замыслы. Наиболее часто встречающимися выражениями были: 'не установлено', 'предположительно', 'согласно непроверенным источникам'. В общем, когда читаешь про что-то неясного происхождения, надо быть готовым к тому, что ничего конкретного тебе не скажут, а куча пропусков будет отдана на откуп читательскому воображению. Кровеит тут тоже нашёлся, вот только что делать с этой информацией, я не представляла. Там было сказано следующее:

Кровеит

— один из древнейших камней на земле. По непроверенным данным, обладает волшебными свойствами. Альтернативные названия: 'червчатый гранат', 'слеза упыря'.

Происхождение термина: точно не установлено. Предположительно, назван так из-за цвета — оттенок варьируется от нежно-фиалкового до насыщенно багрового. По другой версии, своим именем обязан происхождению (см. происхождение камня)

Происхождение камня: точно не установлено. Согласно источнику

* * *

, представляет собой окаменевшую кровь определенного вида магических существ, вернее всего

* * *

.

Месторождения: встречается везде, где пролилась кровь магических существ

* * *

(см. происхождение камня). Ограничено территорией Затерянного королевства.

Свойства: точно не установлены. По некоторым данным, эти камни позволяют видеть будущее, приносят удачу и притягивают друг друга.

Области применения: используются при производстве ювелирных украшений, в качестве магических амулетов, протезов, реквизита прорицателей, разменной валюты у гномов и для игры в камешки.

Более неуверенного автора я ещё не встречала. В качестве иллюстрации был приведен красный кружок. Я повертела книгу и так и сяк. Что ж, если включить фантазию, в нём и впрямь угадывался Рубин фортуны и образчик, принесенный Рудольфо. Как и множество других круглых вещей красного цвета, например, яблоко.

Я погасила фонарь, и строки исчезли. Пожалуй, от этого книга немного потеряла. Самой ценной её частью являлись обложка и застежка. Но небольшое дополнение к уже имеющимся данным я всё же получила: если происхождение камня не выдумки, то своим существованием он обязан крови какого-то конкретного вида магических существ. Возможно, если бы я знала, какого именно, то смогла бы нащупать следующую ниточку, ведущую к наложенному на папу заклятию (что бы там ни говорил Магнус, я чувствовала, что между бессердечностью и рубином-кровеитом есть какая-то связь), но осторожный автор вымарал даже собственное предположение.

И второе: эти камни притягиваются друг к другу. Размышляя над тем, как всё это может помочь отцу, я подскочила от ошеломительной догадки: а что если я сама оказалась в Затерянном королевстве, потому что Рубин фортуны притянуло к 'собрату'? Может, приземлившись в первый день на площади, я стояла в какой-то паре шагов от Суженого, в кармане которого был спрятан амулет из кровеита? Ведь и хрустальная жаба советовала 'внять голосу крови'. Но сейчас это уже не проверишь. В голове все окончательно спуталось. Я вернула книгу на место и направилась к выходу из библиотеки. Господин Буковец даже не поднял головы, когда я прощалась с ним — не услышал, погруженный в работу. Тарелку я решила забрать потом.

Перед магической дипломатией я заглянула-таки на театральное мастерство у ученых мужей. Зря не послушалась Озриэля. Место репетиции пришлось покинуть уже через десять минут. А я и не знала, что храплю во сне...

Занятие у мадам Лилит значилось последним пунктом на сегодня. На нём собрались учащиеся двух факультетов — ранимых романтиков и доблестных защитников. Озриэль и тут оказался прав — мне понравилось.

Глава 15

про важность мелочей и угрозу со стороны виноградной шипучки

Когда трубы отзвучали, и все расселись, в аудиторию зашла мадам Лилит. Она заняла своё место и обвела всех спокойным взглядом серых глаз, ни на ком его долго не задерживая. Лицо, как всегда, невозмутимо-безмятежное, руки сложены на поясе. Оранжевая змейка ожерельем обвивает тонкую шею, тихонько покачивая кончиком хвоста.

— Ливи, думаю, впереди вам будет удобнее. Во втором ряду как раз есть свободное место.

Я поспешно собрала вещи и прошла к указанной скамье. По совершенной случайности, упомянутое свободное место располагалось между Озриэлем и Индриком. Ну, надо же!

После этой маленькой заминки, урок начался. Сегодняшнее занятие было посвящено дворцовой дипломатии.

Что первое приходит вам в голову, при слове 'дипломатия'? У меня это потная лысина первого советника, которую он усердно полирует платком, зачитывая трехчасовой доклад, и мухи, пытающиеся протаранить окно и вырваться на свободу.

Так вот, истинный преподавательский талант проявляется тогда, когда вы забываете, что находитесь на занятии.

Мадам взмахнула рукой, и стена за её спиной превратилась в туман, а потом из него открылась дверь, явив нам богато убранную залу, в которой проходило совещание. Его возглавлял огорченный король, рядом что-то безостановочно строчил писец, то и дело поправляя спускающийся до пола свиток, а вокруг суетились советники, о чем-то ожесточенно споря.

У окна спиной к участникам совета и вполоборота к нам стояла королева. Её голову украшала изящная диадема, а платье — ворот-веер, усыпанный жемчугом и опалами, и длинный шлейф. И, хотя лицо прикрывала легкая вуаль, расшитая крошечными розочками, чувствовалось, что она молода и хороша собой.

В дискуссии Её Величество не участвовала, отрешенно глядя на пейзаж за окном. Время от времени её супруг поднимался с места, делал несколько задумчивых танцевальных па и, бросив на неё печальный взгляд, возвращался на место. По краям зала была слегка размыта, и лишь это обстоятельство, вкупе с едва заметной прозрачностью всех участников действа, напоминало о том, что перед нами ненастоящие люди.

— Это воспоминание, — пояснила мадам Лилит. — Однажды мне довелось мельком наблюдать эту сцену. Перед вами король Терезий, известный также, как Танцующий Король. Этот почетный титул носил до него отец, а ещё раньше дед и так далее.

Мадам Лилит указала на висевший на стене гобелен с раскидистым фамильным древом. Его усыпали имена предков, и рядом с каждым росли бальные туфли. Похоже, автор гобелена был настоящим фанатом танцев — фасоны башмаков ни разу не повторялись, а сами они были вышиты даже ещё более тщательно, чем имена.

— Недавно, — продолжила ректора, — ему бросил вызов сосед, король Настурций, который много лет тренировался и твердо вознамерился оттанцевать у него этот титул. Тогда Терезий предложил организовать бал и провести на нём соответствующее состязание. Согласно условиям, оба короля обязывались выступать со своими супругами. Однако вечером накануне бала жена Терезия, прекрасная Камесинна, внезапно наотрез отказалась в нём участвовать без объяснения причин, и никакие доводы придворных и советников не смогли заставить её изменить решение. Прежде такого не случалось — они с королем составляли прекрасную танцевальную пару. Сами понимаете, ситуация сложилась нешуточная, поэтому Терезий так опечален.

Наша задача заключалась в том, чтобы помочь советникам Его Величества придумать убедительную причину для отмены бала так, чтобы это не выглядело признанием поражения.

Каждому студенту на попытку отводилось ровно полторы минуты. Время отмеряли огромные песочные часы, парящие в воздухе. Их мадам Лилит вызвала из ниоткуда так же непринужденно, как и комнату, полную людей. Как только последняя песчинка касалась дна, они сами собой переворачивались, и следующий учащийся получал возможность попытать счастья.

Мы могли свободно обращаться к любому из участников совещания, включая Его Величество, разумеется, не забывая о должной почтительности (король не перестаёт быть королем, даже если он полупрозрачный и сидит в стене). Воспоминания воспринимали это как должное. Когда кому-то из них задавали вопрос, человек на минутку отвлекался от совещания, чтобы ответить на него, а потом, как ни в чем не бывало, возвращался к обсуждению. Остальные этого даже не замечали. Некоторые из предложенных принцами вариантов советники потом выносили на рассмотрение, но все они были отвергнуты.

А, надо признать, фантазии и смелости студентам Принсфорда было не занимать. Так, среди идей промелькнули следующие: объявить, что во дворце завелась чудовищная плесень и, для верности, заразить его ею; инсценировать бунт троллей на границе и сказать, что король срочно отбыл для его подавления; отослать Настурцию бальные туфли с натирающим заклятием; смазать паркет бараньим жиром; незаметно подсыпать гостям бала морок, чтобы те уснули до начала состязания, или с похожей целью использовать желудочное зелье — тогда им будет точно не до танцев. Гарт предложил отрубить королеве голову.

— Вы забываете, что Терезий любит супругу, — мягко напомнила мадам Лилит.

Полуогр обдумывал это восемьдесят секунд из отведенных девяноста и ответил, что можно вместо этого посадить её в темницу и держать там до тех пор, пока она не одумается. Этот вариант советник даже вносить на рассмотрение не стал, видимо, справедливо посчитав, что может сам после этого стать короче на одну голову.

Слушая вполуха предложения принцев, я рассматривала зал для совещаний и поражалась цепкости памяти ректора. Комната, которую мадам видела 'мельком', была восстановлена перед нами в мельчайших деталях и фактически являла собой готовую модель для живописца. Вот король Терезий хмуро выслушивает очередного советника, а его ноги меж тем выписывают под столом танцевальные кренделя. Стоящий у дверей лакей, пока никто не видит, быстро сунул в рот тарталетку с паштетом, а на шлейфе королевы Камесинны зияет крошечная дырочка — Её Величество не заметила гвоздь в полу... Наверное, подмечать каждую мелочь — это качество истинного дипломата.

Детали только с виду неважны, но ведь и огромный пазл в нашей дворцовой галерее — тот, что папа собирал два с половиной года — состоит из крохотных кусочков.

Я вдруг поняла, что предложения принцев, с виду разные, по сути мало чем отличаются друг от друга. Стоило об этом подумать, как легкий ветерок шевельнул занавеску на окне, а вместе с ней — вуаль на лице Её Величества...

Моя рука взлетела сама собой.

— Да, Ливи? Желаете попробовать?

— Если можно, я хотела бы задать вопрос Её Величеству.

Королева Камесинна повернула голову, услышав своё имя. Я поднялась с места и подошла ближе.

— Ваше Величество, осмелюсь спросить, может ли ваше решение быть как-то связано с крошечным прыщиком на кончике носа?

Королева тут же прикрыла упомянутую часть лица ладошкой, поправила вуаль и бросила обеспокоенный взгляд через плечо. Но ни её супруг, ни советники не обращали на нашу беседу ни малейшего внимания.

— Вы тоже его заметили? — прошептала она и расстроено добавила: — На самом видном месте, не правда ли? Теперь вы понимаете, что я никак не могу показаться на балу в таком виде. Что скажут люди, увидев это уродство на лице прекрасной Камесинны? На следующий день только и разговоров будет, что о нём.

— Но он, позволю себе заметить, почти незаметен...

— Нет-нет, не пытайтесь меня в этом убедить! — воскликнула королева и закрыла лицо рукой. — Я в отчаянии!

— Вы могли бы обратиться за помощью, — предложила я. — Огуречная вода и капелька иллюзионного крема способны творить...

— Но это означало бы предстать перед кем-то такой и рассказать о проблеме, — перебила она. — А это совершенно исключено.

Я пожала плечами:

— Тогда почему бы вам не танцевать в вуали?

Королева растерялась.

— Но как я это объясню? Прежде никто так не делал...

— Скажите, что своей красотой не хотите отвлекать внимание зрителей от безупречных пируэтов супруга. Вами станут восхищаться ещё больше за подобную самоотверженность.

Лицо королевы прояснилось, но я видела, что она всё ещё колеблется, а отпущенное на попытку время стремительно утекало, поэтому я подбавила на палитру уговоров красок коварства:

— Не хотела говорить вам, Ваш Величество, но до меня дошли слухи, что супруга короля Настурция...впрочем, неважно, забудьте.

— Какие слухи? — встрепенулась красавица.

— Раз уж вы настаиваете. — Я доверительно наклонилась вперёд, и Камесинна отвела немного вуаль, подставив призрачное ушко. — Якобы королева...

— Эолания, — подсказала мадам Лилит.

— ...якобы королева Эолания похвалялась своими бальными туфельками и сказала (простите, Ваше Величество, но я лишь передаю услышанное), что ваши башмачки не идут ни в какое сравнение с её.

— Что?! — яростно вскричала Камесинна и ударила кулачком о ладонь. — Какая дерзость! Балетки я заказала ещё месяц назад у мастерицы, которая в своё время изготовила хрустальные туфельки для Сами-Знаете-Кого.

— Вы обязаны поставить Эоланию на место!

— Вне всякого сомнения! — Её Величество обернулась к супругу: — Любовь моя!

Король поднял голову.

— Стоя у алтаря, я обещала вам танец длиною в жизнь! А сегодня стала причиной огорчения. Простите ли вы свою сумасбродную Камесинну?

Она бросилась к нему, и Терезий, радостно вскочив со своего места, раскрыл объятия. Оба закружились по зале в танце под восхищенные овации советников (лакей в это время усердно лопал тарталетки, запихивая их обеими руками).

Изображение подернулось туманом, дверь снова захлопнулась, и через пару мгновений стена обрела прежнюю плотность. От воспоминаний не осталось и следа.

— Очень хорошо, Ливи, — сказала мадам Лилит, взмахом руки убирая песочные часы. — Думаю, из вас получился бы отличный советник.

— Благодарю, мадам.

Вслед за этим раздались громкие хлопки и, обернувшись, я увидела, что хлопает Марсий. Сам он ранее предлагал ту идею с троллями.

— Отлично, цветок! В прыщах ты разбираешься.

Мадам Лилит приподняла брови, и он нехотя опустил руки.

Я вернулась на своё место и записала задание на следующий раз. Вскоре прозвучали трубы. Мы с Озриэлем собрали вещи и направились к выходу. Возле мадам Лилит я ненадолго задержалась, попросив ифрита подождать в коридоре.

— Скажите, мадам, а как всё закончилось на самом деле?

— Вы о состязании?

— Да. Сумел ли Терезий перетанцевать Настурция и подтвердить своё право на титул?

— Нет, — сказала мадам Лилит. — Никто так и не смог переубедить Её Величество, и бал отменили под самым ничтожным предлогом, что было воспринято, как признание Терезием поражения. Титул перешёл к Настурцию.

— Но Терезий его потом оспорил?

— Не имею представления. — Мадам пожала плечами, и змейка на её шее подняла голову и внимательно посмотрела на меня узкими красными глазами. — С тех пор я не бывала в тех краях.

— А вы в то время гостили во дворце?

— Я работала на Настурция. Он пригласил меня специально для решения этого вопроса. Как только исход дела стал ясен, я уехала. — Мадам составила книги аккуратной стопочкой и постучала ею о стол, выравнивая. — Кто знает, как бы всё обернулось, окажись вы там. Дипломатия — гибкая наука. Марсий, не могли бы вы задержаться на минутку?

Его Высочество, направлявшийся к двери, раздраженно повел плечами, но послушался, а я вышла в коридор к поджидавшему меня Озриэлю.

— О чём вы говорили? — поинтересовался он.

— Ни о чём особенном... — ответила я, а сама задумалась, так ли случайна была засевшая в голове королевы Камесинны мысль, помешавшая ей танцевать на балу. Возможно, тут не обошлось без парочки вовремя обронённых фраз, после которых маленький прыщик превратился в её глазах в уродство? Что может быть проще, чем сыграть на тщеславии красавицы! В умелых руках крошечная слабость превращается в мощное оружие.

* * *

Мы спустились во двор и направились к центральному выходу.

Итоги сегодняшнего дня были неоднозначны: с одной стороны, я выяснила кое-что новое про кровеит, узнала про вечеринку, на которой смогу опробовать фисташки на принцах, и обзавелась мандрагорой, но, с другой, поняла, что подвижки в моём деле возможны либо с возвращением Робина, либо с прибытием орехов. А лекарь так до конца дня и не вернулся с совещания во дворце, и я опасалась, что Озриэль прав: оно может затянуться.

Я вспомнила про визит неизвестного в мою комнату и рассказала о нём ифриту, умолчав о пропаже кровеита.

— Значит, ничего не забрали? — удивился он.

— Нет. Возможно, я вспугнула воришку, и он просто не успел ничего взять.

Конечно, это было не так. Судя по всему, неизвестный успел обстоятельно изучить все мои вещи.

— Тогда тебе стоит обратиться к начальнику городской стражи и...

— Нет-нет, я не хочу поднимать шум. Они заявятся в лавку мадам, устроят обыск, а я ведь только устроилась на работу...

— Понимаю. Тогда вот что, — Озриэль порылся в рюкзаке и достал уже знакомый розовый флакончик.

— Базовая смесь?

— Ага.

— Предлагаешь оставить её на видном месте с запиской 'выпей меня'?

— Не совсем, подержи.

Он отдал мне рюкзак, и мы остановились недалеко от главных ворот, через которые поток студентов покидал территорию академии. Все занятия на сегодня закончились.

Озриэль отвинтил крышку пузырька и что-то шепнул. Жидкость забурлила, а потом резко успокоилась, сделавшись перламутрово-сиреневой. Ифрит понюхал и сморщился.

— Готово!

Пахла смесь просто ужасно — старыми носками и подгоревшей картошкой.

— Побрызгай этим в комнате, и, если кто-то посторонний снова в ней побывает, на нём останутся несмываемые пятна.

— Раньше на мне останется несмываемый запах. С ним нельзя что-то сделать?

Озриэль забрал флакон, снова с ним посекретничал, понюхал и с сомнением вернул мне:

— Сделал, что мог.

Теперь всё перебивал запах зубного порошка, из-под которого просачивались-таки околоносковые нотки.

— Спасибо.

Я убрала бутылочку в сумку, и мы вышли за ворота. Подступали сумерки, и вокруг начали зажигаться газовые фонари. На улице стало заметно тише: прохожие разговаривали приглушенными голосами, а если кто-то вдруг забывался настолько, что допускал смех или восклицания, на него тут же шикали со всех сторон.

Озриэль резко остановился.

— Ты что? — удивилась я.

— Не могу.

— Что именно не можешь?

Он молча шагнул к гоблину, торгующему шипучкой на углу, купил две виноградных и протянул одну мне.

— О, я их знаю! — обрадовалась я. — У нас в королевстве тоже такие продают. Ну, надо же, как приятно встретить их так далеко от...

Я замолчала, глядя на то, как ифрит, не переводя дыхания, осушает свою бутылку.

— Ты бы это, полегче. Они только с виду похожи на лимонад, и многие забывают про веселящие пузырьки...

Озриэль допил и вытер пенные усы:

— Ливи, я должен тебе кое-что сказать, не могу больше молчать.

— Ну, хорошо...

Он вскинул ладонь:

— Позволь мне закончить, пока не потерял мысль. Возможно, для тебя это станет неожиданностью...или не станет, потому что твоя подруга Эм...Эмилия могла догадаться и передать тебе...неважно, я всё равно скажу. Ты спросила сегодня, почему я разозлился, а я не разозлился. Это в продолжение нашего утреннего разговора, когда... — Тут он покачнулся, но сразу выпрямился.

— Тебе нехорошо?

— Всё в порядке. О чем я говорил?

— О том, что всё равно скажешь мне то, что может стать, а, может, и не стать для меня неожиданностью.

— Да, так вот, возвращаясь к теме, которую начал...точнее, собирался начать. Это касается тебя и меня, то есть нас. Но не таких нас, как было эти последние дни... — Озриэль ослабил шейный платок, из носа у него вылетели синие пузырьки. — Подземные Силы, лучше покажу!

Он шагнул ко мне, и свет от фонаря упал на бутылку, которую он всё ещё держал в руках. С яркой этикетки улыбалась я сама. На моей шипучке было то же изображение. Под ним следовал мелкий текст. Я разобрала лишь заголовок: 'Разыскивается' и ещё крупными буквами: 'Вознаграждение'.

Они напечатали мой портрет на газировке и разослали по всем королевствам! Я выхватила у Озриэля бутылку и вместе со своей отправила в урну.

— Что ты делаешь?

— Мне говорили, что виноградные самые вредные!

Я завертела головой. Дверь 'Наглой куропатки' открылась, оттуда вышел студент с факультета ученых мужей. Я подскочила к нему:

— Привет, ты случайно не в жилую башню?

— Ага, туда.

— Можешь захватить и его? — Я указала на Озриэля, отмахивающегося от пузырьков.

Студент вгляделся:

— Ирканийский, ты? Что это с ним?

— Перебрал шипучки. Так отведешь его?

— Без проблем.

— Постой. — Язык у Озриэля заплетался. Он шагнул ко мне и запнулся. — Я должен тебя проводить...

— Не сегодня.

Напиток лишил его возможности сопротивляться. Подождав, пока они скроются за углом, я вернулась к продавцу и скупила всю оставшуюся партию.

— Вы бы аккуратней, барышня, они только с виду похожи на лимонад, а на самом деле...

— Да-да, знаю, — перебила я, запихивая последнюю бутылку в сумку. — Это живущая по соседству бабуля попросила сходить в магазин.

Заметив его пристальный взгляд, я прикрыла лицо волосами и поспешила прочь. Этикетки я отклеила и выкинула, предварительно порвав на мелкие кусочки, а шипучку вылила в канал, заранее извинившись перед местными рыбками. Потом направилась в лавку, стараясь не переходить на бег, чтобы не привлекать внимание. Сердце учащенно билось. Мне казалось, что за мной гонятся. Я вдруг представила, как торговец рассказывает стражникам о подозрительной покупательнице: 'Вон та, с хитро бегающими глазками. Ещё и на соседскую бабулю грешила'.

Угроза разоблачения подбиралась всё ближе, обвивая кольцами, как змея — свою добычу. Статья в газете, Лига Солидарности Драконам, сам дракон, парящий над городом, теперь это. На мои поиски не жалели средств. Интересно, папа и Якул Кроверус объединили усилия, или разобиженный повелитель Горы Стенаний и Ужасов действует в одиночку? Перед глазами встала картина: папа и дракон за чашечкой кофе в кабинете.

— Ещё раз приношу свои извинения, господин Кроверус. Не знаю, что на неё нашло: прежде Оливия никогда не опаздывала к обеду. А пока мы ждем, не угодно ли принять ванну из крови девственниц? Слышал, это успокаивает нервы...

И как прикажете что-то планировать в такой ситуации? Ведь я в любой момент могу проснуться от требовательного стука в дверь, и пусть уж лучше на пороге окажется священник!

Вспомнив свой же совет Камесинне, я задумалась: может, попробовать изменить внешность? Купить крем, который слегка скорректирует длину носа, и вытягивающие чулки — они прибавят роста... Хотя все эти средства приобретаются на сером рынке и, пользуясь ими, нужно быть готовой к тому, что рискуешь проснуться с деревянной морковкой вместо носа и ногами сатира. Зато дракону, наверняка, расхочется есть девушку с мохнатыми ляшками, равно как и брать её в жены. Хм, над этим стоит подумать...

* * *

В лавке было тихо, но звуки указывали на то, что хозяйка всё ещё в кабинете — предаётся творческим мукам. Я поднялась на второй этаж и свернула к своей комнате. Услышав за дверью голоса, сперва решила, что Магнусу наконец удалось разговорить свою подружку, но потом узнала Эмилию. Когда я вошла, они премило болтали. Девушка поправляла букетик васильков в вазе.

— Думаю, ей понравится, — сказала она.

— Кому понравится? — поинтересовалась я.

— Тебе, конечно! — ответил Магнус — слишком уж поспешно. — Кому же ещё.

Он так лучился бодростью, что я тут же вспомнила о собственной бессонной ночи.

— Как прошёл день?

Я рассказала им про занятия и про врачебный консилиум в связи с болезнью короля.

— Да, сегодня на дворцовой башне вывесили серый флаг, — добавила Эмилия. — Как только Его Величеству станет лучше, его сменят на цветной. Вечером у городского фонтана даже собралась небольшая толпа: жители кидали монетки и желали королю скорейшего избавления от недуга.

— К слову об избавлении. — Я порылась в сумке и достала спасенный корешок. Он, судя по всему, спал. — Магнус, принимай нового соседа.

— Кто это? — опешил паук.

— Мандрагорыш, и теперь он будет жить с нами.

— Нам и самим негде развернуться! — возмутился паук. — А ты приносишь в дом неизвестно кого.

— Не вредничай, я спасла его. Знал бы ты, как с ним обращались!

Эмилия осторожно взяла корешок в руки:

— Выглядит неважно.

— Их там специально недокармливают, — пояснила я. — Ему можно как-то помочь?

— Правильная диета и положительные эмоции ещё никогда не подводили.

Словно почувствовав, что речь о нём, страдалец проснулся и вяло заворочался. Эмилия рассказала, как за ним лучше ухаживать, а потом мы спустились в лавку, чтобы поискать подходящий горшок. Оказалось, мандрагор полезно время от времени выдергивать из земли — они это любят. Получается своеобразная разминка. Повертев сосуд в форме воющего на луну волчонка, я отставила его и указала глазами наверх:

— Мадам ещё не закончила с новым букетом?

— Нет, — Эмилия покачала головой. — Я же говорила: финальный штрих — самая важная часть.

Горшок подходящей формы наконец нашёлся. Пока мы возились с корешком, я рассказала напарнице про вечеринку. Она слушала не поднимания глаз.

— Да, про неё уже несколько месяцев говорят. Будет жаль, если отменят.

— Не просто жаль: я лишусь прекрасной возможности устроить массовую проверку...или отравление. Конечно, если ещё господин Мартинчик не подкачает с доставкой...

— В нём я уверена так же твердо, как и в том, что завтра взойдёт солнце. А вот здоровье монарха предсказать сложнее.

— Но если вечеринка всё-таки будет, ты пойдёшь?

Эмилия аккуратно примяла ладонью землю вокруг мандрагорыша и потянулась за миниатюрной леечкой.

— Не знаю, пока не решила.

— Меня заверили, что будет весело. А если ты из тех, кто не любит оказываться в толпе незнакомцев в совершенном одиночестве, то этого и не случится — мы пойдём вместе.

— Нет, дело не в этом. Я...там точно будет тот, кого я знаю...

Я порыхлила землю и постаралась долить в голоса беззаботности:

— Да, слышала учащиеся некоего романтичного факультета собираются туда в полном составе. Отличная возможность для...для более близкого знакомства с одним из них.

Не далее как час назад Озриэль упомянул имя Эмилии. Они оба заслуживают того, чтобы быть счастливыми. Щеки обожгло лихорадочным румянцем, и я с удвоенным рвением воткнула инструмент в горшок, едва не зарубив мандрагорыша.

Эмилия кивнула:

— Недавно он между делом обмолвился о вечеринке и... Ливи, у тебя так дрожат руки! Дай-ка лучше я, ты сегодня слишком устала. — Она забрала у меня рыхлилку и вернула содержимому горшка надлежащий вид.

Я отошла и вытерла лоб:

— Да, ты права. Сегодня был длинный день. Так, значит, он тебя пригласил?

— Не то чтобы пригласил. Всего лишь сказал, что будет там, и что был бы очень рад меня видеть, потому что без меня вечер будет совсем не тот, и что он собирался сказать об этом раньше, но... Вообще-то он много говорил и довольно путано...

Знакомая история.

— ...но это ведь ещё ничего не значит, — заключила Эмилия. — В итоге, я ответила, что подумаю, потому что в этот день у моей хозяйки день рождения, и я не хочу оставлять её одну.

— Тут и думать нечего! Мы отправимся после торжества. У тебя есть подходящий наряд?

* * *

Мы ещё немного поболтали. Никогда прежде непринужденный разговор не отнимал у меня столько сил. А потом Эмилия попрощалась и ушла к себе. Вернувшись в комнату, я примостила горшок на подоконник и повернула так, чтобы на него падал лунный свет — мандрагоры предпочитают его солнечному. Магнус демонстративно отодвинулся. Закончив с обустройством корешка, я достала из сумки склянку Озриэля и приступила к разбрызгиванию.

Паук тут же забыл про бойкот.

— Что это?! — вытаращился он.

— Средство против нашего воришки.

— Собираешься убить его вонью?

— Ради дела можно немного и потерпеть. — Я потянулась к его гамаку. — Встань на минутку.

— Не смей! — вскинулся паук и закрыл своим телом паутину. — Только через мой труп! — Он закашлялся. — Судя по всему, ждать осталось недолго.

— Ладно, — я оглядела комнату и брызнула напоследок в воздух, — думаю и так вполне достаточно.

Магнус застонал, когда смесь попала на васильки и, заявив, что хочет проветриться, выбрался наружу. Я оставила форточку приоткрытой, чтобы он смог спокойно вернуться, а потом убрала флакон и начала готовиться ко сну. Сняла и повесила на гвоздики одежду, облачилась в сорочку с грифончиками и взяла в одну руку гребешок, а в другую ручное зеркало. Устроившись на кровати, я глянула в отражение и тут же с визгом откинула зеркало и вскочила на ноги.

— А ну, выметайся оттуда!

— И тебе доброго вечера, — бодро отозвался Орест из глубин зазеркалья. — Я тоже скучал, крошка. А это что на стене, панталоны? Ты не могла бы сдвинуть зеркало чуть правее?

Я схватила его и перевернула.

— Никакая я тебе не крошка! И тебе ещё хватает наглости заявляться сюда?

— А в чем дело? В прошлый раз ты была мне рада, — прогундосил он из складок одеяла. — Слушай, у тебя нет трюмо? Должен существовать закон, запрещающий красоткам пользоваться маленькими зеркалами. Здесь не развернуться.

— В чем дело? Наверное, в том, что ты врал мне от начала и до конца!

— Когда это?

— Сперва, когда назвался Озриэлем...

— 'З', 'р' — любой может оговориться. Нас даже мама путает.

— ...потом, когда повел длинной дорогой...

— Думал, ты сама этого хотела.

— ...а ещё...

— Я был честен в главном: когда говорил о своих чувствах!

— Уйдешь ты или нет?

— Конечно, нет!

— Ну, и сиди там. А я ложусь спать.

Я переложила зеркало на тумбочку, погасила свет и забралась под одеяло.

— Ты уже заснула?

— За десять секунд? Нет.

Минута прошла в тишине, а потом из зеркала раздалось подвывание. Я откинула одеяло:

— Что ты делаешь?

— Пою тебе колыбельную — ты ведь не можешь заснуть.

— Но я из-за неё как раз и не могу.

— Ну, раз уж ты всё равно не спишь, может, поговорим?

— Нет.

— Ты правда хочешь, чтобы я ушёл?

— Да.

— Это то самое 'да', которое означает: я сейчас злюсь, но продолжай в том же духе, и я оттаю?

— Это то самое 'да', которое означает: я сейчас разобью зеркало.

Он помолчал, а потом раздалось шуршание, и что-то положили на тумбочку.

— Это тебе. Сначала хотел принести цветы, но потом решил, что это не самый лучший подарок для цветочницы, тем более что под землей выбор у нас не слишком велик — в основном, корни да трюфели. В общем, вот. Спокойной ночи.

После этого все звуки стихли, кроме положенных ночному времени суток.

— Ты правда ушёл?

Мне никто не ответил. Я зажгла ночник и посмотрела на тумбочку. Зеркало было чуть сдвинуто, видимо, это случилось, когда он просовывал из него руку, а рядом лежал небольшой мешочек, теплый на ощупь. Я развязала тесемки, и в подставленную ладонь высыпались какие-то черные шарики. Мне понадобилась минута, чтобы понять, что это, а потом я забросила парочку в рот. На нёбе словно взорвался маленький фейерверк, оставив после себя вкус соленой мяты и перца.

Так вот вы какие, орешки из угольков...

Глава 16

в которой я занимаюсь множеством вещей и скучаю по Озриэлю

На следующее утро я узнала от Индрика, что Озриэля не будет целый день. Его совершенно неожиданно вызвали на какое-то важное семейное собрание.

Позже во время перерыва меня окликнул в вестибюле Август и передал записку от ифрита — тот заскочил всего на минутку, только чтобы её оставить. Там сообщалось, что его, возможно, не будет несколько дней. Он должен присутствовать на семейном совете, на котором обсуждают перераспределение наследства, в связи со скоропостижной кончиной очередного родственника.

Озриэля не было почти неделю. В последней записке он пообещал вернуться в день вечеринки. Кстати, сама вечеринка всё ещё оставалась под большим вопросом из-за болезни короля, что заставляло меня ужасно нервничать. У жителей Потерии даже сложился своеобразный ритуал: каждое утро начиналось с того, что они, затаив дыхание, смотрели на дворцовую башню, в надежде, что серый флаг убрали. Этим же заканчивался и каждый вечер. Однако лоскут неизменно развевался на прежнем месте, свидетельствуя об отсутствии улучшения в состоянии Его Величества. Робин тоже не возвращался с консилиума.

Всю эту неделю мне ничего не оставалось, кроме как продолжать ходить на занятия, приглядываться к кандидатам, прислушиваться к себе и каждый раз убеждаться, что сердце и прочие органы остаются безразличными.

Ещё я каждый день изводила господина Мартинчика, справляясь об образце ?96, хотя он сразу сообщил, что заказ придёт только через шесть суток. И всякий раз сотрудник службы доставки с неизменной учтивостью напоминал мне об этом, заверяя, что никакой ошибки произойти не может. Однако меня всё равно преследовал страх, что орехи не успеют привезти к вечеринке.

Передвигаясь по городу, я соблюдала максимальную осторожность. Так, например, я всегда тщательно обходила королевские патрули, не светилась в людных местах и пряталась, едва завидев активистов из Лиги Солидарности Драконам.

Также я ежедневно заглядывала на улицу Менестреля, но близко к коттеджу профессора Марбис не подходила. Ни к чему мозолить глаза соседям. Убедившись, что записка висит на прежнем месте, а хрусталютики не выбрались за отведенную им территорию, я уходила.

Её письма я тоже разобрала: подавляющее большинство конвертов были надписаны старомодными женскими почерками, которые, кажется, соревновались друг с дружкой в количестве завитушек и росчерков. Почти все они оказались от подруг. Ещё попалась парочка от бывших учеников, но никаких засушенных розочек и запоздалых признаний не прилагалось. Тетушки, сестры и вообще родственники среди адресатов не отметились. Важных сведений я тоже не почерпнула, разве что узнала имя профессора — Мелюзина. В основном, в них были мелочи из каждодневной жизни (описания здоровья кошечек и рецепты печений я сразу пропускала — думаю, профессор поступила бы так же) и перечисления поэтических достижений (от бывших студентов, конечно).

Когда я уже собиралась сложить все послания в ящик, чтобы вернуть их, при первой возможности, взгляд упал на затесавшееся в самый низ и потому оставшееся не замеченным письмо: совершенно чистый конверт, без обратного адреса. Внутри лежал листок с одной-единственной фразой, написанной скупым на украшения мужским почерком.

Ещё жива, старая карга?

Твой Х.

Моё сердце возликовало! Я аж подскочила. Ужель эта строка вместила всю гамму чувств и бездну страсти некогда отвергнутого возлюбленного, тем не менее, пекущегося о здравии профессора?

Воображение сразу нарисовало господина — в летах, но невообразимо благородного и пронесшего свою любовь через года.

Я тотчас побежала на почту Потерии, чтобы выяснить, кто отправитель. Там мне сказали, что, в отличие от остальных посланий, которые должны потеряться, чтобы попасть сюда, эти каждый месяц приносит почтовая летучая мышь. И она же забирает на следующий день ответ. Я вернулась домой и, после долгих размышлений, написала:

Была неправа. Жду.

Твоя М.

Я посчитала, что любой, кто хоть немного знает профессора, всерьез обеспокоится, прочитав такое признание, и тотчас примчится в Потерию, чтобы выяснить, что стряслось. По крайней мере, я очень на это рассчитывала. Письмо я отправила на следующий день, указав на конверте адрес цветочной лавки. Теперь оставалось только ждать.

** *

За это время у меня и с обитателями Шебутного Переулка выстроились неплохие отношения (были, конечно, и исключения — с продавцом волшебных ковров и владельцем ломбарда так и не сложилось). Торговку напитками звали Лилофея. К феям она никакого отношения не имела. Родители назвали её так в честь героини из одноименной баллады, которую взял в жены морской царь. В итоге Лилофея из Шебутного переулка полжизни прождала своего водяного. Так и не дождалась. Наверное, поэтому стала продавать коктейли — хотела быть поближе к водной стихии. Будиловку я у неё больше не брала, зато перепробовала множество других напитков, не забывая заранее интересоваться эффектом.

Ещё я частенько покупала жареных морских ежей у мамаши Пикус и раздавала ребятне из компании Кена. С ним я, кстати, сходила на ту встречу. Он правда через слово норовил назвать её свиданием. На этот раз я не попалась ни на один из его фокусов и, честно говоря, отлично провела время. Мы гуляли и ели мороженое, о котором я мечтала с самого первого дня в Затерянном королевстве.

Мадам всё это время трудилась над новым букетом: завершающая деталь всё никак не желала выковываться. Днём гномка запиралась у себя, а по вечерам частенько выбиралась куда-нибудь с Рудольфо. Видимо, после примирения, отношения у них складывались более-менее гладко, потому что возвращалась она в приподнятом настроении. В итоге дела в лавке шли неплохо, и на бракованные букеты больше никто не жаловался. Правда, снова не обошлось без несколько недостач. Мы с Эмилией тщательно всё перепроверили, но так и не смогли понять, как это произошло. По идее, всё должно было сходиться...но не сходилось. Недостающую сумму мы добавили из своей выручки. Мадам об этом рассказывать не стали. Эмилия даже подумывала обратиться в городскую стражу, но я её отговорила, по понятным причинам.

Господин Жмутс раз или два проходил мимо 'Эксклюзив-нюх', останавливался, изучал витрину, но внутрь не заходил.

Напарница по-прежнему убегала каждый вечер на свои курсы по саморазвитию, но никогда не рассказывала, чем же она там занимается. Я подозревала, что ходит она вовсе не на них, но могла лишь строить догадки. Магнус продолжал скрывать свою подружку, а я продолжала делать вид, что ничего о ней не знаю. Паук помогал мне с работой в лавке, но в академию больше не совался.

Несколько раз я находила рядом с зеркальцем небольшие презенты: ириски из корнеплодов, необычное колечко с камешком, похожим на те, что украшали мои очки во время прогулки по Подземному миру, флакончик с духами (едва его открыв, я тут же бросилась проветривать комнату. В общем, подземный парфюм мне не подошёл). Но на стук я не откликалась и сразу же переворачивала зеркало, едва его заслышав.

И всё это время я жутко скучала по Озриэлю, поэтому ждала конца недели с особым нетерпением.

Ах да, на выходных я задумалась над нарядом для вечеринки. Эмилия сама шила себе платье, хотя всё ещё не была до конца уверена, что пойдёт, даже если та состоится. Выбраться вместе в магазин мы не могли, потому что кто-то должен был остаться в лавке, поэтому я попросила её порекомендовать недорогой, но приличный магазинчик — такой, где, по разумной цене, могла бы одеться и принцесса.

— О, я знаю отличное место, где тебе обязательно подберут наряд. Сейчас, подожди. — Эмилия порылась в жестянке из-под лакричных леденцов и достала кусочек картона. — Покажешь это им и скажешь, что от меня. Сделают скидку.

Я взглянула на карточку с названием.

— 'Бабушкин сундучок'. Не слишком обнадеживает.

— Не обращай на это внимания. Они, может, слегка консервативны (хотя стараются идти в ногу со временем и постепенно отказываются от жестких стоячих воротничков и нижних юбок с начесом), но предлагают вполне добротные вещи по разумным ценам. Молодежь у них тоже одевается.

— Тогда, надеюсь, эта бабуля за прялкой — всего лишь неудачный логотип. — Я перевернула карточку, но с обратной стороны было пусто. — А как их найти?

— Вот это самое важное. — Эмилия положила обе руки мне на плечи и заглянула в глаза. — 'Бабушкин сундучок' находится в самом конце бульвара Модных грез, на пересечении с улицей Башмачников. Запомни главное: пока будешь идти по бульвару, ни в коем случае не смотри по сторонам, как бы велик ни был соблазн. Лучше вообще закрой глаза. Откроешь, когда услышишь стук молоточков — это башмачники забивают гвоздики в подошвы. По нему и определишь, что дошла.

— Но почему не смотреть?

— Бульвар Модных грез не зря так назвали, Ливи. Там одеваются принцессы, герцогини, в общем, высший свет. Цветочницам все эти наряды не по карману. Не одна жительница Затерянного королевства пошла по миру, запутавшись в сетях модных соблазнов. Так, в прошлом году город облетела громкая история: некая добропорядочная чета заявила о пропаже дочери. Девушка отправилась на рынок за бараньей лопаткой (которую они собирались запечь к приходу гостей с розмарином и шалфеем по рецепту двоюродной бабушки) и не вернулась. Её нашли неделю спустя на бульваре без гроша в кармане. Бедняжка просила милостыню на крыльце одного из бутиков, чтобы купить шпильки с алмазными бабочками.

— Какой ужас. — Я спрятала карточку. — Спасибо за предостережение. Кто предупрежден, тот вооружен.

— Я ещё иногда считаю шаги, — сказала Эмилия напоследок. — Их там ровно двести восемнадцать, если считать от угла.

* * *

Наверное, вы думаете, что принцессу сложно искусить нарядами, но за последние две недели я успела изголодаться по преимуществам прежней жизни и сейчас чувствовала себя, как ведьма без бородавок или сирена с ангиной. Поэтому, дойдя до поворота, за которым начинался бульвар, последовала обоим советам Эмилии: закрыла глаза и приступила к счету.

Не отвлекаться стоило большого труда. Бульвар Модных грез наполняло воркование голосов, чьи модуляции идеально подходили для произнесения таких слов, как 'мопсик' и 'бриллианты'. Вокруг витал аромат пудры, дорогого парфюма и беззаботной жизни. Я потерла кусочек картона в кармане и твердо двинулась к намеченной цели.

Какое-то время я справлялась вполне неплохо и довольно скоро должна была услышать тиньканье первых молоточков, но на последней двадцатке шагов на меня налетело живое препятствие. От неожиданности я распахнула глаза. Молодой человек в зеленом бархатном жилете приподнял тросточкой цилиндр:

— Приношу свои извинения, сударыня.

Обогнув меня, он поспешил дальше, а я собиралась зажмуриться и продолжить путь, но не успела: взгляд приковала сияющая витрина. За стеклом продавщица оправляла самое прекрасное платье из всех, что только можно вообразить. Настоящее облако чистого лазоревого цвета, который мягко переходил в полночно-синий ближе к пышному подолу. Его усыпали крошечными звездочками сапфиры. В разрезы на рукавах-фонариках проглядывала лимонная подкладка. В тон ей был подобран поясок. Наряд чуть заметно трепетал и волновался, отчего ещё больше походил на облачко, гонимое легким ветерком. Ноги сами подвели меня к витрине. Я встала напротив и примерила платье отражением. Оно подошло идеально. Заметив меня, продавщица сделала ласковый знак рукой, приглашая зайти. Платье зазывно качнулась...

Я ведь всего на минутку...

* * *

Внутри меня встретили сразу три сотрудницы: та, что была в витрине и ещё две её напарницы. Все они стояли рядком с одинаковыми сердечными улыбками на лицах, похожие на добрых фей-крестных. Я сразу обозначила их про себя Флора, Фауна и Мэривеза. Главное различие приходилось на прически: на первой был стремившийся ввысь колпак, с кончика которого свисала прозрачная вуаль, волосы второй были забраны под сеточку, а третьей — заплетены в косы и свернуты над ушами в тугие улитки.

Флора сердечно подхватила меня под локоток:

— Проходите, не стесняйтесь. Вам ведь приглянулось это платье?

— Да, но я...

— Лазоревый цвет идеально подходит к вашим волосам, — заметила Фауна, подхватывая меня с другой стороны.

— Платье только сегодня доставили, — сообщила Мэривеза, уже снимая его с витрины.

— Нет, не стоит этого делать, — запротестовала я. — Я не собиралась покупать, лишь хотела взглянуть ближе ...

— А кто говорит о покупке, дорогая? — прощебетала Флора. — Ты просто его примеришь. От этого ведь не будет вреда, правда?

— Конечно, нет, но...

— Пощупай ткань, — пропела Мэривеза, перекидывая наряд через руку и протягивая его мне.

Я коснулась материала — словно серебристый смех погладила.

— Это эльфийский шелк, ручная работа, — пояснила она и легонько встряхнула платье. Оно взлетело на два пальца в воздух и снова приземлилось на вытянутые руки. — В полотно вплетены волокна ветра, поэтому оно чуть заметно шевелится даже в закрытом помещении, драпируясь изумительными складками.

Так вот в чем секрет!

— И совершенно не чувствуется на теле, — добавила Флора, доверительно накрывая мою руку своей. — Одна придворная дама, купившая у нас в прошлом месяце платье из эльфийского шелка, потом рассказывала, что на приеме ей приходилось то и дело ощупывать себя, чтобы проверить, на месте ли оно.

Все три откинули головы и залились веселым смехом.

Моя решимость таяла, как шарик мороженого в горячем кофе, но я всё же предприняла последнюю попытку, приведя самый весомый аргумент:

— Мне некуда будет его вешать.

Ну, не на гвоздики же над кроватью, в самом деле!

— О, об этом можешь не беспокоиться, — прожурчала Фауна и сняла колечко. — Взгляни, какая тонкость исполнения.

Она аккуратно взяла платье двумя пальцами, без труда продела в золотой ободок и вытянула с другой стороны. Ткань даже не помялась.

— Оно почти не занимает места: идеальный вариант для тех, чьи шкафы уже не могут вмещать новые наряды, а уши — переносить ворчание супругов.

— Чехол для хранения входит в стоимость, — подытожила Фауна и вынула из кармашка позолоченную скорлупу грецкого ореха. — Всё исключительно из натуральных материалов.

Я сдалась, и три пары рук доброжелательно подтолкнули меня к примерочной. Потом одна рука просунула снизу туфли.

Платье оказалось действительно невесомым. Я оправила лиф, приподняла подол и вышла обратно.

Флора издала восторженный возглас:

— Я с первого взгляда поняла, что оно создано для тебя!

— Само совершенство, — прошептала Фауна, прижимая сложенные лодочкой ладони ко рту. В её глазах блестели слезы. — Ты сейчас похожа на мою дочь на первом в её жизни балу!

— Чего-то не хватает, — задумалась Мэривеза. — А, кажется, знаю!

Она кинулась обратно в торговый зал и, вернувшись с кружевной наколкой, усыпанной крошечными жемчужинами, закрепила её в моих волосах.

— Вот теперь идеально, — заключила она, отступая на шаг.

Я повернулась к зеркалу и позавидовала самой себе. Из отражения мне улыбалась Ливи с сияющими глазами, облаченная в поэму ветра, волнующую и таинственно мерцающую. Кто-то восхищенно присвистнул, но я так и не поняла, которая из моих 'фей' издала этот звук.

В течение следующих пяти минут я совершила перед зеркалом все положенные в таких ситуациях телодвижения: покрутилась и так и сяк, положила руку на бедро, убрала, встала на цыпочки, а в заключении быстро повернулась, чтобы юбка взметнулась и расправилась колоколом. Во время исполнения последнего ритуального па на рукаве качнулся надушенный кусочек картона. Я поднесла его к глазам и потерла:

— У вас к ценнику сорина пристала.

— Это нолики, — ласково пояснила Флора.

Меня словно спихнули с облака на землю.

— Ээ...спасибо, что разрешили примерить платье, — сказала я, отступая к кабинке. — Оно замечательное и, как я уже говорила, будь у меня деньги, не сомневалась бы ни секунды. Жаль, что оно мне не по карману.

— Не волнуйся по этому поводу, дорогая, — сказала Фауна, отрезая мне путь и протягивая бланк с печатью и перо. — Ты можешь взять под него займ в банке.

— То есть попросить монетки, пообещав вернуть ещё больше монеток?

— Конечно! Все так и делают. Скажи, ну разве оно того не стоит?

Я произвела в уме приблизительные подсчеты:

— Безусловно, стоит, и уже через каких-то пятнадцать лет я смогла бы полностью расплатиться, если не слишком шиковать во всем остальном. Но, видите ли, я не собиралась задерживаться в Затерянном королевстве так надолго.

В магазине резко похолодало. Градус дружелюбия на лицах фей мгновенно понизился.

— Что Вы хотите этим сказать? — натянуто спросила Мэривеза, едва шевеля ртом. Вкупе со всё ещё приколоченной к губам улыбкой смотрелось жутковато.

— Только то, что уже сказала: я не могу его купить.

— То есть не возьмете займ?

— Нет.

— Это Ваш окончательный ответ? — уточнила Фауна потрескавшимся от сухости голосом.

— Окончательнее некуда.

Температура упала до полярных отметок.

— Проверьте, все ли сапфиры на месте — бросила Флора помощницам и, отвернувшись от меня, направилась к прилавку.

— Некоторые особы нарочно пускают пыль в глаза, притворяясь теми, кем не являются, и только отнимают чужое время, — обронила Фауна, подталкивая меня к примерочной и не обращаясь ни к кому конкретно.

— Эльфийский шелк так легко истирается.

— Не всем дано познать блаженное очищение огнем истинной моды.

— Я искренне жалею таких: несчастные создания! Они даже не знают, чего лишены.

— Думаю, всё дело в природной грубости натуры.

— Без сомнения!

Я вдруг превратилась в невидимку почище, чем на уроке профессора Адаманта.

До примерочной мы так и не дошли, потому что входная дверь резко распахнулась, и в магазин ворвался ворох накрахмаленных юбок, в центре которого помещалась дородная краснолицая женщина преклонных лет. Внушительную голову венчал рогатый чепец.

— Мужчины есть? — гаркнула она, ощупывая зорким взглядом каждый угол.

— Это бутик женской одежды, — пролепетала Флора в замешательстве.

— То есть нет? — уточнила гостья.

— Боюсь, нет.

— Вы уверены? Ни в примерочной, ни под прилавком?

— Абсолютно уверена, но, если вы ищите мужчину, то на соседней улице...

— Козочка моя, можешь заходить! — крикнула гостья через плечо, и в магазин просеменила стройная девичья фигура в наглухо застегнутом платье из темного вельвета. Всё, что повыше плеч, закрывала плотная вуаль, свисавшая с полей бесформенной шляпы. Похожие головные уборы надевают пасечники, перед тем как открыть крышку улея.

Вошедшая нетерпеливо откинула ткань и оказалась девушкой примерно моего возраста, с оживленным и милым личиком.

— Нянюшка, как же я встречу супруга, если единственный мужчина, которого я видела в жизни — мой отец? — раздосадовано воскликнула она. — Я даже мужчин от женщин отличать не умею!

— А тебе и не нужно, козочка. Главное, что твой папа умеет. А Его Светлость плохого для доченьки не выберет.

Похоже, Козочку готовили на алтарь выгодного брака. Я даже посочувствовала ей из-за схожести положений.

Девушка тотчас оказалась в центре внимания, а нянюшка напоминала садовника, отгоняющего от своего цветочка ос, когда они становились слишком уж назойливыми.

— О, вы должно быть госпожа Марципания? — прощебетала Флора, к которой вернулась располагающая сердечность. — Мы получили ваш заказ. Платье уже готово и ждет примерки. Ну, что же ты стоишь, принеси его скорее! — велела она Фауне и бросила выразительный взгляд на мой локоть, который та всё ещё сжимала. — Неважные дела подождут. Ты же видишь: к нам пришли настоящие клиенты.

Меня тут же оттеснили от примерочной и проводили в неё Козочку. Туда же после одобрения нянюшки передали платье — ткань дорогая, но перегруженность деталями лишала его воздушности.

Через минуту девушка выпорхнула из-за занавески, похожая на фруктовую корзинку, бросилась к зеркалу и принялась радостно разглядывать своё отражение. Любая бы, на её месте, радовалась после унылого вельвета и пасечной шляпки.

Глаза продавщиц увлажнились от умиления.

— Я сразу поняла, что оно создано для Вас! — воскликнула Флора.

Фауна прижала ладошки ко рту:

— Вы сейчас похожи на мою дочь на первом в её жизни балу!

— Чего-то не хватает... — задумалась Мэривеза. — А, кажется, знаю!

Она подбежала ко мне, выдернула из волос кружевную наколку и закрепила в прическе Козочки.

— Вот теперь идеально!

Пока клиентка крутилась перед зеркалом, Фауна затолкала меня в кабинку и буквально вытряхнула из платья.

Через считанные мгновения меня выдворили из магазина, совершенно подавленной. Случившееся просто не укладывалось у меня в голове: я хотела платье и не могла его получить! Амплуа цветочницы внезапно перестало казаться таким уж романтичным.

До 'Бабушкиного сундучка' я всё-таки добралась, но после эльфийского шелка все представленные там наряды казались мне не привлекательнее занавесок, хотя сотрудницы искренне старались помочь и подобрать что-то приличное. Платье я всё же купила, остановив выбор на розовом с пышной юбкой из нескольких слоев марлевки. С блестками на подоле пришлось смириться, а вот салатовые бантики на рукавах вполне можно было дома отпороть. Покупку завернули в пергаментную бумагу и перевязали бечевкой. Я сунула сверток подмышку и пустилась в обратный путь.

* * *

Минуя центральную площадь, я заметила у фонтана принцев-основателей знакомую фигурку и сбавила шаг.

— Добрый вечер, Ливи, — сказала мадам Лилит, не оборачиваясь.

— Здравствуйте... а как вы узнали, что это я?

Она погладила бортик фонтана, на котором сидела, и кивнула на группу статуй в центре.

— Они подсказали.

Было непонятно, говорила ли она серьезно или просто не хотела отвечать на вопрос.

— Можешь подойти ближе.

Она приглашающе похлопала по мрамору, и я присела рядышком, примостив сверток между нами. Бортик был достаточно высоким, поэтому наши ноги не касались воды. На дне фонтана блестели золотой чешуей монетки, брошенные туда жителями королевства за здоровье правителя. У поверхности шныряли разноцветные рыбки с переливающимися плавниками. Время от времени одна-две выпрыгивали из воды, сверкая хвостом брызг, и ныряли обратно.

— Я часто прихожу сюда по вечерам, — сказала мадам Лилит, не поворачивая головы.

— Чтобы поговорить со статуями? — неловко спросила я.

— Да, и для этого тоже, — серьезно кивнула она. — В своё время Эол Свирепый, Амброзий Высокий, Глюттон Медоречивый и Мадоний Лунный сделали очень многое для академии и всего королевства. Они были лично знакомы с первым королем. Этот монумент стоит здесь далеко не одну сотню лет. На глазах этих статуй столица строилась и расширялась, приходили и уходили студенты, поколения сменяли друг друга...

— Похоже, они многое повидали.

— Да, поэтому иногда я спрашиваю у них совета.

— И они отвечают?

— Бывает, да, бывает, нет. Но подчас совет лучше спросить у того, кто не может тебе ответить. Тогда ты и сам начинаешь понимать, что для тебя лучше.

— Хм, раз уж вы с ними на короткой ноге, может, спросите про вечеринку? Её не отменят?

Мадам Лилит наконец оторвалась от созерцания скульптур и, повернувшись ко мне, улыбнулась. Никогда ещё на детском лице не было таких серьезных глаз и взрослой улыбки.

— Этого они не знают. Они могут рассказать только то, чему были свидетелями.

— А я слышала, Глюттон Медоречивый, вроде как, имеет прямой доступ к грядущему.

Глаз основателя факультета магической дипломатии полыхнул красным.

— В таком случае ты также в курсе, какие действия надо предпринять для извлечения этой информации. Но имей в виду: не всем нравится, когда их глаза используют вместо леденцов.

— Я это запомню.

Мадам Лилит пробежалась кончиками пальцев по моему свертку и наклонила голову:

— Тебя что-то тревожит, Ливи?

Я поспешно вскочила и прижала покупку к себе. Кто знает, что платье успело ей выболтать?

— Я безмятежна, как цветок лотоса на вершине горы Знаний.

Ректор усмехнулась и снова перевела взгляд вперед.

— В таком случае на горе тебе должны были подсказать, что розовая марлевка не лучший вариант для вечеринки.

— Они так и сказали, а ещё напомнили, что мне пора возврашаться в лавку. До свидания, мадам Лилит.

Она кивнула и снова погрузилась в свои мысли.

* * *

Реакция Эмилии была вполне ожидаемой.

— Какой чудесный выбор, Ливи! — сказала она, разворачивая бумагу и вынимая платье, чтобы получше его рассмотреть. — Я же сказала, что там тебе обязательно что-нибудь подберут.

Перед уходом она ещё разок отрепетировала с цветами поздравление ко дню рождения мадам, которое выпадало на тот же день, что и вечеринка, а потом упорхнула на свои таинственные курсы.

Поздним вечером, уже готовя 'Эксклюзив-нюх' к закрытию, я услышала робкий стук в дверь.

— Входите!

Посетитель оказался из стеснительных, пришлось идти открывать самой.

На пороге стояла бледная, как призрак, Флора с большой плоской коробкой в руках.

— Это вам, — сказала она, протягивая её мне.

— Что это? — удивилась я и приподняла крышку.

Внутри лежало моё облачное платье. Угасшее раздражение вернулось:

— Я же сказала, что не стану его покупать и...

— Не нужно денег! — испуганно прошептала продавщица — Возьмите просто так.

— Как это?

— Совершенно бесплатно!

— Но...я не могу его принять. Или это какая-то акция?

— Умоляю вас! — всхлипнула она. — Мне явился Ангел Смерти...

— Ээ...он сам вам об этом сказал?

— Да, и пригрозил утащить с собой, если я не подарю вам это платье. А потом продиктовал точный адрес.

В голове зароилась догадка.

— Скажите, а как этот ангел выглядел? Случайно не высокий блондин в кожаной куртке и темных очках? Ещё он мог пару раз назвать вас крошкой или деткой.

Флора одарила меня полубезумным взглядом.

— Он и вам являлся?

— Нет, просто это классический образ, — пояснила я, забирая у неё коробку. — Спасибо за платье, я буду аккуратно с ним обращаться и через пару дней верну в целости и сохранности.

— Спасибо! Спасибо!!

Она всё ещё рыдала от радости и рассыпалась в бессвязных благодарностях, когда я закрывала дверь.

Направляясь с коробкой наверх, я почувствовала, как губы против воли раздвигает улыбка. Значит, вот кто свистел в магазине.

Ну, не могла я после такого продолжать сердиться на Ореста!

Глава 17

про мечтирисы и неудачные подарки

В конце недели произошло сразу три важных события: во-первых, мадам закончила букет, во-вторых, доставили мои фисташки и, в-третьих, вечеринку отменили. Ах да, ещё я познакомилась с подружкой Магнуса. Но обо всё по порядку.

Рано утром меня разбудил шум внизу. Высунувшись на лестницу, я увидела Эмилию и мадам. Они колдовали над праздничным завтраком. Гномка весело напевала, а Эмилия нарезала торт. Услышав шаги, она подняла голову и махнула мне вымазанным в лимонном креме ножом:

— Спускайся, Ливи, мы решили отметить день рождения мадам пораньше.

— Потом мне нужно будет уйти, — пояснила та, поправляя скатерть и светясь от счастья.

— Она проведет весь день с Рудольфо, — шепнула Эмилия, когда я спустилась вниз. — Он обещал устроить ей незабываемый праздник. Кстати, — добавила она громко и выразительно указала глазами на прилавок, где стояла открытая коробка. — Только что доставили, от господина Мартинчика.

— Там...всё на месте? — спросила я дрогнувшим голосом и сглотнула. — Он ничего не забыл?

— Точен, как часы, — улыбнулась Эмилия.

— Твои фрисушки тоже пришли, — весело подтвердила мадам и, к моему ужасу, закинула в рот целую горсть очищенных орехов. — Кстати, они и на вкус вполне ничего. Пожалуй, ради этого можно и с нераскрывающимися трещинками смириться. — Она зачерпнула из рядом стоящей пиалы ещё одну солидную пригоршню и щедро посыпала толчеными фисташками лимонный пирог.

У меня ноги подкосились.

— Не волнуйся, — тихонько предупредила меня Эмилия, — я заказала тридцать унций вместо десяти.

Она подмигнула, и я, не удержавшись, крепко её обняла.

* * *

Празднование, пусть и скромное, обставили со вкусом. Эмилия перевязала приборы ленточкой, а салфетки я сложила лебедями — меня Мика научил. Пирог водрузили на почетное место в центре стола, а рядом на можжевеловой подставке разместили только что вскипевший чайник. Из носика струился пар, распространяя аромат шиповника и малины.

Растениям тоже передалось праздничное оживление. Со всех сторон слышался возбужденный шелест листьев, хихиканье и прочие изъявления радости.

Накрыв на стол, мы подвинули кадки и вазы с цветами, расположив их полукругом так, чтобы всем было видно именинницу. Получился своеобразный амфитеатр. Мадам предложила позвать и Магнуса, что стало для меня приятной неожиданностью. Я сходила наверх и передала ему приглашение. Отказываться паук не стал, но и особого восторга по поводу завтрака, за которым ему предстояло молчать, не изъявил — мы по-прежнему скрывали от хозяйки 'Эксклюзив-нюх', что он умеет говорить.

Потом мы с Эмилией принесли подарок, который купили заранее, и торжественно вручили его мадам. Она пришла в восторг от ножниц для завивки лепестков. Сегодня её радовало буквально всё, и она, наверняка, так же сердечно расцеловала бы нас и за коробок спичек. Напоследок анемоны спели ей поздравительную песню — ту самую, которую Эмилия репетировала с ними всю неделю. Задача оказалась не из простых, потому что изначально их учили исполнять гимн во славу короля. Мелодию изменить так и не удалось, так что вышли из ситуации, просто заменив пару слов. Правда под конец цветы сбились и заверили мадам в верности до последней капли сока. Но циклоцитрусы всё сгладили, вовремя закашляв. В общем, поздравления удались на славу и мы наконец расселись и приступили к завтраку.

Лизоблюдке также отводилось место за столом. Синий бутончик занял почетное место справа от мадам. По такому случаю он прифрантился, перехватив стебель под плодоножкой бантиком из оберточной фольги. Мадам налила ему в блюдечко немного подслащенной воды, а перед Магнусом поставила плошку с обвалянными в кардамоне кузнечиками и бабочками в сахарной пудре. Паук внезапно напрягся, и я, испугавшись, что он сейчас выдаст себя каким-нибудь восклицанием, поспешно выпалила:

— Магнус благодарит вас за заботу.

— Пустяки, — улыбнулась гномка, но стул отодвинула подальше. Она, как и многие, настороженно относилась к паукам. Может, и побаивалась. Магнусу последнее даже льстило.

Паук уже успел прийти в себя и бросил на меня странный взгляд. Я решила, что он смущен и тронут жестом мадам. Как позже выяснилось, это было правдой лишь наполовину.

Я принялась разливать чай, а Эмилия — раскладывать пирог по тарелкам. Имениннице полагалось два куска — второй она по традиции бросила через плечо, загадав желание. Пола торт так и не коснулся, потому что его на лету поймали шоколадные орхидеи, знатные сладкоежки. Тигровые лилии тут же попытались отнять у них добычу и в процессе возни чуть не перекусили стебли соперников пополам. Эмилии пришлось идти их разнимать.

— А что это за цветы? — я кивнула на прилавок, где стояла ваза с растениями, похожими на ирисы. — Не видела их раньше.

— Ах это, — мадам небрежно помешала чай и, зачерпнув немного ложечкой, протянула её лизоблюдке, — мой новый букет.

— Что?! — я вскочила на ноги. — Тот самый, над которым вы работали все последние дни?

Гномка откинула наигранное равнодушие и довольно улыбнулась:

— Да, это мечтирисы.

— Можно? — Я потянулась к цветам и, дождавшись кивка, вынула их из вазы. — А в чем их особенность?

Эмилия уже успела разобраться с инцидентом и направилась обратно к столу, на ходу оттирая с платья крем. Зачинщики драки, разведенные по разным углам, с громким чавканьем расправлялись с остатками торта.

— О, это совершенно гениально! — воскликнула она и выкинула испачканную салфетку.

— Не преувеличивай, — отмахнулась гномка, но было видно, что она польщена.

— Расскажите Ливи, как эта идея пришла вам в голову.

Мадам Гортензия расправила на коленях льняное полотенце, и на румяных щеках заиграли ямочки:

— Как вы знаете, сочинение букетов — дело непростое, там важна каждая мелочь. Общая концепция новой модели возникла ещё две недели назад во время нашего с вами чаепития. Если помните, тогда на сладкое было великанье печенье с изюмом и черникой. С ним у меня связаны особые воспоминания. Я была совсем ещё девчонкой, когда бабушка с дедушкой уговорили маму отпустить меня с ними на денек в Верхний город (так мы в то время называли любой город, расположенный не под землей). Это было совсем мелкое поселение, но на меня, всё детство проведшую в шахтах, пещерах и катакомбах, он произвел неизгладимое впечатление. Мы сходили на ярмарку, покатались на лодке, посетили зверинец, где я впервые увидела...да я вообще всё впервые увидела! Боже, как вспомню, какой я тогда была дикаркой! — Мадам Гортензия смущенно хихикнула, прижав ладонь к щеке, и продолжила: — Именно в тот день я узнала, что такое цветочная лавка. Заметила пеструю витрину...и пропала на полдня. Наземным жителям не понять этого восторга, для них цветы — нечто само собой разумеющееся, а мне они показались подлинным волшебством. Цветочница оказалась доброй женщиной и терпеливо отвечала на все мои наивные вопросы, перечисляла названия растений, на которые я указывала, рассказывала об их свойствах и о том, какие сочетания смотрятся наиболее эффектно. А напоследок подарила меня букетик ирисов и угостила черничным печеньем. Тот день в корне изменил мою жизнь, а эти два аромата стали моими любимыми.

Мадам перевела дыхание, а я вспомнила засушенный букет под стеклом в её кабинете, который видела ещё в первый день. Так вот, значит, как он заслужил это почетное место.

— Идея нового букета состояла в отсутствии устойчивого запаха. Предполагалось, что цветы будут подстраиваться под вкусы получателя и выделять аромат, который кажется ему наиболее приятным. Как вариант, запахов могло быть несколько. Сама по себе мысль неплохая, и на этом можно было бы остановиться, но я чувствовала, что чего-то не хватает.

— Финального штриха? — подсказала Эмилия.

— Именно, — кивнула мадам Гортензия. — Правда в данном случае завершающая деталь подменила стержень и стала основополагающей.

— Она долго от вас пряталась, — заметила я.

— Порой незначительная корректировка отнимает существенно больше времени, чем основной массив работы, — назидательно заметила гномка и продолжила: — Так вот, я долго ломала голову, тщетно пытаясь поймать ускользающую блошку и трое суток назад, почувствовав себя совершенно опустошенной, отправилась проветриться в парк. Долгие прогулки на свежем воздухе стимулируют воображение. Бродя по дорожкам, я наткнулась на пару пожилых гоблинов. Они шли, нежно поддерживая друг друга, и в руках она держала букет самых обычных ромашек, но при этом выглядела такой счастливой... И я вдруг ясно увидела вместо старушки девушку, которой она когда-то была, и которая точно так же гуляла со своим тогда ещё женихом по этому парку, радуясь скромному букету ромашек, и их аромат, должно быть, казался ей самым восхитительным, потому что их подарил любимый. Озарение накрыло так внезапно, что я чуть не наступила на выскочившего из кустов ежика. — Мадам сделала интригующую паузу и произнесла с расстановкой: — Я поняла, что, играя с запахами, я не использую в полную силу их главное свойство.

— Вас натолкнул на эту мысль ежик?

— Да причем тут ежик, Ливи! Я толкую тебе о том, что изобрела машину времени!

Я посмотрела на Эмилию, которая стояла, согласно кивая, и, на всякий случай, вернула букет в вазу. Мало ли, что там в пыльце. Вдруг и я через минуту выскочу на улицу, заявляя во всеуслышание, что ходила на свидание с Эолом Свирепым?

— Не в прямом смысле, конечно, — поправилась мадам, — но по сути. Ароматы — настоящая карта памяти. Они обладают удивительной силой и живучестью, и, единожды коснувшись наших ноздрей, навсегда становятся частью нас, не исчезают, даже когда их источник уже давно рассыпался в прах. Как ещё это назвать, как не машиной времени? Ведь они могут вмиг вернуть нас в детскую ванночку, где мама купала в душистой пене, или на крышу дома под дождем, где состоялся первый поцелуй, или на самую головокружительную карусель лунапарка.

Я разглядывала ирисы, всё ещё не понимая:

— Так чем они пахнут?

— Самыми счастливыми мгновениями жизни, — просто ответила мадам.

— Нюхая букет, ты будешь вспоминать лучшие эпизоды из прошлого и вновь испытывать связанные с ними яркие эмоции, — вставила Эмилия. — Мечтирисы — настоящая пилюля от меланхолии. Осенью спрос на них подскочит до небес.

— А это будет каждый раз одно и то же воспоминание?

— Необязательно, — сказала мадам и попрыскала на Лизоблюдку из пульверизатора. — Зависит от того, кто вдыхает, так что могут и меняться.

— Разрешите попробовать? — загорелась я.

— Конечно! Я тестировала их последние два дня, а завтра выставлю на продажу. И Потерия потеряет дар речи! — провозгласила мадам, а Эмилия весело хлопнула в ладоши и рассмеялась.

Я взяла букет и, чуть помедлив, нырнула носом в лепестки. И вновь оказалась на болоте по пояс в грязной жиже и с сачком в руках. Три года назад мы с Микой отправились туда во время самого обильного за последние сто лет звездопада. Моей мечтой было поймать звезду, и паж сказал, что раз я хочу, она у меня непременно будет. Мы бродили по топи до рассвета, грязные и окоченевшие, едва переставляя ноги в тяжеленных сапогах. Звезд в ту ночь сорвалось с неба не меряно, но ни одна не пожелала приземлиться в подставленный сачок. Подошло время возвращаться во дворец, и я готова была разреветься от досады.

— Какую звезду ты хочешь? — спросил Мика.

Я задрала голову и ткнула в самую яркую.

— Вон ту!

Мика пошарил глазами по воде и двинулся к её отражению. Аккуратно, чтобы не потерять ни одной капли, зачерпнул сияющий кружок в банку и протянул мне.

— Держи.

По возвращении, я пристроила её рядом с аквариумом — она и по сей день там. Тогда я ещё назвала Мику своим самым лучшим другом. Какое-то время перед мысленным взором стояло его счастливое лицо, а потом волосы пажа начали светлеть, глаза зеленеть, а из вытянувшегося носа вырвались синие пузырьки от виноградной шипучки. Я тряхнула головой — видимо, букет иногда давал сбои...или дело было не в букете.

Эмилия с любопытством, а мадам с едва сдерживаемым волнением ждали моей реакции. Я аккуратно вернула ирисы на место.

— Потрясающе!

Хозяйка 'Эксклюзив-нюх' расцвела от удовольствия.

В этот момент дверной колокольчик звякнул, и в лавку зашел Кен. Наверняка, хотел перехватить меня до начала занятий. При виде такого столпотворения он растерялся и попытался смыться, но мы усадили его за стол и напоили чаем с пирогом. Через пять минут он уже чувствовал себя в компании новых знакомых так же непринужденно, как и в моей, подкармливал Магнуса (Лизоблюдка куда-то уполз, видимо, по своим цветочным делам) и болтал ножками. А потом мы дали ему понюхать мечтирисы, не предупреждая о том, что это, и умилились, когда он со смущенным видом сообщил, что отчего-то вспомнил день, когда ему подарили щенка.

Когда на башне в отдалении пробило девять, он ушёл, а мы с Эмилией принялись убирать со стола. Мадам тем временем быстро вернула первому этажу прежний вид, сходила наверх за сумочкой и, попрощавшись до конца дня, убежала.

Ополаскивая последнюю тарелку, Эмилия буднично обронила:

— Кстати, раз уж празднование пришлось на утро, то сегодня вечером я совершенно свободна и с удовольствием пойду с тобой на вечеринку, если её не отменят. Заодно помогу с орехами.

Я вытерла тарелку, которую она мне передала, и поставила её в шкафчик.

— Значит, сегодня никаких курсов личного роста?

— Я взяла на денек выходной, — подмигнула Эмилия.

— И я наконец увижу твоё платье? Ты ведь успела его дошить?

Глаза Эмилии полыхнули, выдавая едва сдерживаемую радость.

— Да! И, чувствую, это будет незабываемый вечер!

Похоже, эти слова отправились прямиком в уши какому-то парню наверху, со своеобразным чувством юмора, потому что этот вечер запомнило всё королевство.

* * *

На улице я по привычке первым делом взглянула на дворцовую башню, которую жители Потерии всю неделю полировали полными надежды взглядами. Без изменений: на ней по-прежнему развевался серый флаг. Но даже это обстоятельство не могло испортить мне настроение. Долго размышлять над причиной радости не пришлось, я и так прекрасно понимала, почему мне хочется мчаться вперед вприпрыжку, попутно выкидывая коленца: через пару минут я увижу Озриэля. Он ведь обещал вернуться к вечеринке! И, сколько я не напоминала себе, что этим вечером мне предстоят две миссии: ореховая и не менее важная — свести их с Эмилией — сердце продолжало выписывать в груди восторженные пируэты всю дорогу до академии.

Ифрит дожидался меня, примостившись на краешке постамента Августа. Когда я вошла, он поднялся и шагнул навстречу, сверкая не менее широкой улыбкой, чем моя.

— Кажется, не видел тебя сто лет!

— Могу сказать то же самое.

Мы сделали движение друг к другу, остановились, неловко помялись (оба варианта приветствия — обняться у всех на глазах или чинно пожать руки — исключались). Наконец Озриэль мотнул головой:

— Ну что, идём?

— Вообще-то я собиралась только повидаться с тобой и узнать новости про вечеринку. О ней что-то известно?

— Лучше поговорим об этом не здесь.

— Хорошо, идём.

И мы направились в аудиторию. Первой по расписанию значилась психология.

— Твой заказ доставили? — спросил Озриэль.

— Да, сегодня утром. Но на башне серый флаг и...

— Это неважно, — перебил он и, оглядевшись по сторонам, понизил голос, — вечеринка состоится в любом случае.

— Что ты хочешь сказать?

— Существует запасной план, но о нём расскажу, только если понадобится.

— То есть, если её официально отменят?

— Да.

— Но пока ничего толком не известно?

— Нет, но в обед всем велели собраться в вестибюле. Думаю, там всё и объявят, так что лучше тебе остаться до этого времени.

— Ясно, — вздохнула я и поинтересовалась: — Как прошёл семейный совет? Ту проблему решили?

Озриэль внезапно остановился, повернулся ко мне и мрачно заявил:

— Никакой проблемы не было. Для меня. — А потом положил обе руки мне на плечи и с жаром заверил: — Знай, Ливи, что я ни за что не перестану с тобой общаться — только если ты сама этого захочешь.

— Ээ, хорошо.

— Потому что ты прекрасная девушка...

— Гм.

— ...и мне плевать, кто там что считает.

— Мне уже начинать беспокоиться?

— Нет, всё в порядке.

Тут трубы прогудели первый сигнал, поторапливая студентов. Мы снова возобновили путь и ускорили шаг.

Я постаралась собрать благородство в кулак и беспечно заявила:

— Мне тут стало известно, что этим вечером на некоем мероприятии, которое так или иначе состоится, будет одна особа...

— Ливи, там полгорода будет.

— Да, но в их числе особенная девушка, которая давно хотела с тобой поговорить, но всё никак не решалась.

— Со мной? — удивился Озриэль. — Кто это? И о чем поговорить?

Я попыталась вспомнить, как в подобных случаях отвечают наперсницы в любовных романах:

— Этого я пока сказать не могу, но, уверена, сердце тебе подскажет.

— Чего?

Я была раздосадована его непонятливостью.

— Озриэль, ты хорошо знаешь эту девушку. Она заметила знаки внимания с твоей стороны и ждёт, когда же ты решишься открыть ей своё сердце, потому что испытывает те же чувства. И она готова к возможным трудностям и последствиям.

Ифрит споткнулся и взмахом руки чуть не выбил челюсть заходившему в аудиторию профессору Адаманту. А потом, покраснев, выдавил:

— Я тоже уже давно собирался поговорить с... этой девушкой о том же самом.

Дверца в хранилище моей самоотверженности захлопнулась.

— Вот и хорошо, — сухо заявила я и отправилась на задний ряд.

В этот момент я его почти ненавидела.

* * *

В середине дня все студенты и преподаватели спустились в центральный вестибюль, где мадам Лилит объявила, что указом первого советника Его Величества вечеринка отменяется. Позже я узнала от Эмилии, что эту же новость глашатаи довели до сведения остальных жителей Потерии на центральной площади.

Под сводами академии прокатился коллективный вздох, впрочем, я заметила, что кое-кто слишком уж старательно изображал разочарование, а ещё несколько учащихся обменялись многозначительными улыбками. В общем, заговор был налицо.

Потом нас снова отпустили на занятия. Среди преподавателей я заметила Робина. Он выглядел уставшим и хмурился больше обычного. Видимо, накопившиеся дела потребовали его временного возвращения с совета.

— Не сейчас, — сказал он, увидев, что я сделала шаг в его сторону, и свернул за угол.

* * *

Когда мы с Озриэлем шли к выходу, нас обогнал Индрик и, обернувшись, подмигнул. Перед тем как скрыться в боковом коридоре, он незаметно передал одному из учащихся записку.

— План 'З'? — поинтересовалась я.

Озриэль кивнул, и мы остановились в небольшом арочном переходе. Ифрит наклонился, делая вид, что заинтересовался содержимым моей книги, и шепнул:

— Будь готова сегодня к полуночи, я за тобой зайду.

— Что значит: будь готова? Нельзя ли поподробнее?

— Подробности пока знает только Индрик и ещё парочка надежных парней. Настоящие параноики, никому ничего не говорят, опасаясь слива информации. Ну, сама понимаешь: за нарушение королевского приказа по головке не погладят. Если что, кучу народа подставят. Поэтому о месте сообщат лишь за пару часов до начала. А вот тема вечеринки уже известна, и сейчас ты будешь смеяться, потому что...

Он поперхнулся на полуслове, раздраженно хлопнул себя по уху и громко заявил:

— Не смейте так больше делать!

— Мне уже начинать смеяться?

Озриэль встряхнул головой:

— Прости, Ливи, так о чем мы говорили?

— Ты что-то упомянул про тему вечеринки...

— Ах да, в общем, подозреваю, эту идею с костюмами подал Индрик, потому что... — Он снова вздрогнул и заорал, глядя в одну точку: — Я уже совершеннолетний!! Это мое дело и только моё!

Эхо крика прокатилось под сводами арки. Несколько находившихся поблизости студентов нервно подпрыгнули. Я в их числе.

Ифрит снова стукнул себя по уху, а потом повернулся ко мне и мрачно сообщил:

— Извини, нужно бежать, семейные дела. Увидимся вечером: я крикну филином, чтобы ты поняла, что это я.

— Но...

Он перекинул рюкзак на другое плечо и скрылся за поворотом.

— ...я не знаю, как кричит филин.

* * *

Поскольку Озриэль упомянул о том, что вечеринка будет костюмированной, я решила серьезно подойти к делу и озаботилась созданием соответствующего образа. Чудесное (прекрасное, восхитительное, сногсшибательное) платье у меня уже имелось, но само по себе не являлось костюмом. И мне пришла в голову гениальная по своей простоте мысль: я переоденусь принцессой! Принцесса, переодетая в принцессу, чтобы в ней не признали принцессу — такая хитрая комбинация показалась мне довольно надежной защитой от разоблачения.

Однако беглый осмотр пары-тройки витрин с ювелирными украшениями показал, что ни одно из них мне не по карману. Даже вот та овальная брошь с бегущими по ободку и крохотными, как муравьи, изумрудиками. Поэтому я заскочила в лавку карнавальных костюмов в Шебутном переулке и сразу нацелилась на стоящий возле двери ящик с блестящими побрякушками. После непродолжительных поисков, я выудила оттуда проволочную диадему с блестящим стеклышком посередине и розовую палочку со звездочкой на конце, от которой расходились сверкающие нити мишуры (звездочка так и норовила отвалиться, поэтому торговец в придачу снабдил меня тюбиком рыбьего клея). А что, буду принцессой фей!

* * *

Эмилию я застала на площадке второго этажа. Она стояла у кабинета хозяйки с подносом, на котором разместилась чашка чая и лимонная меренга, а из-за двери доносились глухие рыдания. Я остановилась рядом.

— Что это с мадам Гортензией?

— Рудольфо устроил ей незабываемый праздник, — невесело сообщила Эмилия, а потом поставила поднос на верхнюю ступеньку и, порывшись в переднике, протянула мне медальон. — Гляди, что он подарил.

Я покрутила безвкусный кругляш с большой буквой 'Г' в центре: слишком легкий и блестящий для настоящего золота. Дутая дешевка. В цепочке оказалось больше совести: она даже не пыталась притвориться драгоценной.

— Мадам оплакивает отсутствие у него вкуса? Так это ещё на примере зеленых лосин было ясно...

Эмилия молча отвела меня в сторону и открыла медальон. Оттуда выпорхнуло сиреневое мерцающее облако. Оно сложилось в сердечко, а потом распалось на дюжину крохотных гномиков, исполнивших поздравительную песню...для Гилоты.

— Теперь ты понимаешь?

— Похоже, он сделал в имени мадам восемь ошибок.

Девушка вздохнула:

— Если хочешь знать, я считаю, что это к лучшему: он ей не пара. Они разные, как...кирка и алмаз.

— Как родинка и прыщ.

— Как месяц и кожурка от лимона.

Я постояла, а потом решительно схватила медальон и направилась к двери кабинета:

— Ну уж нет! Сегодня в этом королевстве будет на одно разбитое сердце меньше!

Эмилия следовала по пятам.

— Что ты делаешь, Ливи?

Я молча нажала на ручку и шагнула внутрь.

Мадам сидела в кресле за столом, зарывшись лицом в скрещенные руки. Когда мы вошли, она подняла голову и слабо замахала:

— Уходите! Я никого не хочу видеть.

— Не могу. Кое-кому срочно требуется ваша помощь, — заявила я.

От удивления она даже всхлипывать перестала:

— Кому это?

Я обошла стол, взяла её за руку и отвела на середину комнаты.

— Моему чувству прекрасного. — Я бросила медальон на пол. — А теперь наступите! Со всех сил.

— Что? Зачем? Нет...это всё равно ничего не изменит, — пробормотала она, но с места не сдвинулась.

— Скажите, разве вам самой этого не хочется? Только взгляните на неровную спайку и отслаивающуюся краску. Этот медальон позорит звание гномьей работы!

Мадам трубно высморкалась:

— Это создал кто угодно, только не гномы! Дешевая подделка с третьесортной барахолки. Рудольфо никогда не отличался щедростью. Конечно, ведь жалованье приходилось делить на дюжину подружек. — Она убрала платок, откинула упавшую на лоб прядь и сверкнула глазами: — Сделаю-ка одолжение этой Гилоте: с него ведь станется передарить!

Высокий каблук с размаху опустился на блестящий кругляш. Раздался хлопок. Когда она убрала ногу, мы увидели, что на месте медальона осталась тусклая пыль. Она тут же почернела, как угольная труха, и оттуда вынырнули полупрозрачные привиденьица-гномики. Исполнив напоследок свою ритуальную песню глухими невыразительными голосами, они воспарили к потолку и исчезли, как души, освобожденные из царства безвкусицы.

— И как ощущения?

На заплаканном лице проступила бледная улыбка.

— Оказывается, я ошибалась: немного полегчало...

Мадам вытерла глаза тыльной стороной ладони и неуверенно спросила:

— И что дальше?

— А дальше план 'Три П': платье, подруги и потрясная вечеринка.

Глава 18

в которой я знакомлюсь с подружкой Магнуса и снова надеваю волшебный плащ

Когда дело с мадам было улажено (Эмилия осталась, чтобы помочь ей привести себя в порядок и подобрать наряд к сегодняшнему вечеру), я отправилась к себе.

За всей этой суматохой я совершенно забыла об осторожности и безо всяких предуведомлений толкнула дверь. Уже открывая её, я услышала, как Магнус кому-то игриво сказал:

— А не пора ли проверить мою паутинку на прочность?

Я попыталась удержать дверь, но моя масса, помноженная на ускорение, неумолимо несла деревяшку по оси до тех пор, пока та не стукнулась о противоположную стену.

Последовала немая сцена. Не знаю, кто опешил больше: я, Магнус или его гостья.

— Так это и есть твоя подружка? — выдохнула я.

Паук ещё не оправился от изумления, но попытался вернуть контроль над ситуацией:

— Да! — с вызовом ответил он.

— Магнус, но она...бабочка!

— И что?

— А ты паук!

— И что? — с нажимом повторил он.

— А то, что пауки питаются бабочками!

Он на секунду окаменел, а потом отвернулся от меня и погладил лапкой трепещущее, как лепесток мака на ветру, крылышко:

— Прости, любовь моя, мне жаль, что тебе пришлось это услышать.

— А ей что, мама-бабочка и папа-мотылек не рассказывали?!

Магнус не удостоил это ответом.

Гостья была изумительно красива: широкие, как парус, алые крылья с золотистой окантовкой, сплошь в кружеве переливающихся прожилок, два фиолетовых пятнышка на каждом и изящно изогнутые усики с гагатовыми капельками на конце. Она дрогнула ими в мою сторону, видимо, о чем-то спрашивая на языке, понятном только Магнусу, и не издав при этом ни звука.

— Да, думаю, сейчас это будет лучше всего, — поспешно ответил он извиняющимся тоном.

Бабочка снялась с места и, ласково мазнув его на прощание крылышками, вылетела в форточку. Как только она скрылась из виду, паук снова повернулся ко мне, всем своим видом демонстрируя, что разборки предстоят нешуточные.

— Как ты могла! — напустился он на меня.

— А что я такого сказала?

— Ты намекнула на то, что я могу её съесть!

— Я ни на что не намекала, а так прямо и сказала. О чем ты думал, влюбляясь в бабочку?

— А о чем все думают, влюбляясь?! Да ни о чем! Иначе влюбленных на свете не существовало бы.

— Да, но бабочка? — не унималась я.

— Почему это вампирам можно влюбляться в людей, а мне в бабочку нельзя?

— Вампиры — это всё сказки, Магнус, а ты уже взрослый паук.

— Я современный паук, — возразил он, — которому чужды подобные предрассудки. Кстати, меньше всего ожидал от тебя подобного снобизма!

Чувствуя, что спор набирает обороты, я постаралась придать тону спокойствие и, как мне казалось, убедительность:

— Ты, наверняка, принял за любовь какое-то другое чувство. Вот я, например, тоже люблю имбирные пряники, но мне в голову не приходит влюбляться в них! Чувствуешь разницу?

— Не смей сравнивать Арахну с имбирным пряником! — разозлился он.

— Кого??

— Арахну! Её так зовут, — возликовал он и забегал по подоконнику, возбужденно размахивая лапками. — Это знак, указующий перст! Где это видано, чтобы бабочек так называли? Нет, всё неспроста! Она предназначена мне судьбой!

Я решила зайти с другой стороны:

— А о ней ты подумал? О её безопасности?

Паук резко остановился и холодно сложил лапки перед собой:

— Что ты имеешь в виду?

— Представь, что будет, если вы, к примеру, поссоритесь, и ты в порыве гнева съешь её...ну, или надкусишь, — поправилась я, заметив, как он возмущенно напыжился.

— К твоему сведению, я ради неё стал вегетарианцем!

— И поэтому ты сегодня за завтраком лопал кузнечиков, аж за ушами трещало!

Едва это сказав, я вспомнила его странную реакцию на подношение мадам. Так вот в чем было дело! Не слишком-то, наверное, приятно видеть сородичей своей возлюбленной, сервированными к завтраку...хотя о чем это я — раньше его это не смущало. Вспомнила я и то, как старательно он выбирал кузнечиков, откладывая бабочек в сторону. Но тогда я не придала этому значения — Магнус всегда был привередлив в плане еды. Мало ли, вдруг ему сахарная обсыпка пришлась не по вкусу... То, что причина совсем в другом, мне и в голову не приходило.

— У пауков нет ушей, — отрезал он.

— Не придирайся к словам.

— И я имел в виду, что стал вегетарианцем в отношении чешуекрылых. 'Небабочкоедом', если так тебе больше нравится. Ради неё я даже вступил в Лигу Воздержания, оставив в рационе всего несколько видов насекомых.

Я набрала в грудь побольше воздуха для новых аргументов, но он сделал нетерпеливый жест лапкой, отсекая все возражения.

— Разговор окончен. Я не хочу больше это обсуждать. — Он вернулся к своей паутинке, устроился в гамаке и отвернулся к окну. — Думал уж кто-кто, а ты меня поймешь.

Грустный тон заставил меня устыдиться. А ведь Магнус прав: я сейчас поступаю в точности, как мой отец — отнимаю у него право выбрать собственный путь, навязывая общепринятые нормы. Да и кем они приняты? Покажите-ка мне этого 'Обще', который почему-то решает за других!

Я подошла к окну и встала рядом:

— Прости, Магнус. Кажется, я поторопилась с выводами...и была слишком категорична.

Он шевельнулся, но ничего не ответил, продолжая лежать, отвернувшись от меня и чуть раскачиваясь.

— Она красивая...как вы с ней познакомились?

Против этого он не смог устоять. Главная особенность влюбленных в том, что они готовы часами разглагольствовать об объекте своей страсти, причем смыслу и связности в этих высказываниях отводится роль статистов.

Он перевернулся на спину, закинул лапки за голову и мечтательно уставился в потолок:

— Помнишь тот день, когда я встал раньше тебя?

— Это когда мы опоздали на встречу с Озриэлем? Ты ещё помогал Эмилии оформлять букеты и... — тут я запнулась и пораженно докончила, — она прятала в бутоны бабочек. Так, значит, тогда вы и встретились?

— Да, Эмилия отпустила её, сказав, что жаль будет помять такие крылышки (ну, ты же видела Арахну, конфетка, а не бабочка!). Для бутонов подходили более ординарные виды, помельче и попроще в плане конфигурации. Потом была вся эта беготня с проверкой в лекарской башне...

— И я отослала тебя, попросив предупредить, что задержусь...

— Да, — подтвердил Магнус и оттолкнулся ножкой от стекла, качнув гамак. — Я вернулся совершенно помятый (в прямом смысле — я ведь полдня просидел в твоём кармане) и вымотанный. Устроился вот на этом самом месте, поднял глаза, и каково же было моё удивление, когда на раме я увидел её... Солнце висело низко над городом, отражаясь бликами от крыш, печных труб и флюгеров, и её крылышки горели багрянцем, а прожилки рассыпали искры. Должно быть, одна из них попала прямиком в моё сердце, потому что с того дня....

В общем, вы с легкостью можете представить себе дальнейший рассказ, ибо речи всех влюбленных похожи. Приводить его я здесь не стану. Достаточно будет упомянуть, что на фоне их с Арахной истории любви препятствие на пути легендарных Рома и Джулии — надуманный пустяк. Кстати, оказалось, что его метка в форме сердечка сыграла во всём этом не последнюю роль: бабочка находила её очень милой.

— Прими мои извинения, Магнус, — сказала я, когда он закончил. — Я напустилась на тебя, толком не разобравшись в ситуации. Я была неправа, но больше такой ошибки не совершу и не стану препятствовать вашим отношениям. Достаточно будет и тех трудностей, которые возникнут сами собой по ходу дела.

Паук вскинул лапку:

— Стой.

Я замерла.

— Зачем?

— Хочу насладиться этим моментом: принцесса просит у меня прощения!

— Да ну тебя! — я шутливо качнула гамак, и Магнус едва успел ухватиться за паутинку, чтобы не вывалиться, а потом мы оба расхохотались.

Мир был восстановлен.

— Ты не поверишь, — начал было он, — не далее, как три дня назад... — Он резко замолк и уставился за окно, где уже окончательно стемнело. — Ты это слышишь?

— Что именно?

— Этот странный звук...

— Это Шебутной переулок, здесь скорее обычный звук покажется странным... — Я прервалась, потому что тоже его услышала, и тут же подскочила на месте. — Это филин?

— Кто?

Я в паре слов пересказала ему новости про вечеринку, уже направляясь к двери. Взявшись за ручку, я обернулась и добавила:

— Странно, Озриэль сказал, что придёт только в полночь, а сейчас нет и десяти...

* * *

Палаточники уже свернулись, телеги стояли накрытые мешковиной до следующего рабочего дня, и лишь в нескольких лавках горел свет, пробиваясь из-за закрытых ставней. Я повертела головой. Условный сигнал повторился, и я поспешила к росшему у обочины деревцу, откуда он доносился.

Вы не поверите, это действительно был филин! С минуту я укоризненно глядела на силуэт с янтарными глазами, примостившийся на нижней ветке, а потом вернулась в лавку.

Ложная тревога повторилась ещё дважды. Похоже, Шебутной переулок стал сегодня местом притяжения все филинов королевства.

— Может, это? — лениво позевывая, прокомментировал Магнус и махнул на черноту за окном.

Я прислушалась.

— По-моему, кто-то просто полощет горло...

Но на этот раз Магнус оказался прав. Видимо, Озриэль тоже не знал, как кричат филины...

* * *

Мадам стала для ифрита неожиданностью. Он поджидал нас в тени у проулка и помахал рукой, обозначая своё присутствие. Когда мы подошли ближе, я разглядела перекинутые через руку плащи.

— Извините, тут только два, — растерянно сообщил он. — Я не знал, что вы тоже будете, мадам Гортензия.

— На нас же темные накидки, — возразила я, настороженно косясь на плащи. С некоторых пор я не доверяла этому элементу одежды.

Накидки были идеей Магнуса. Кстати, сам он сказал, что нагонит нас в пути, и отправился на поиски Арахны, с которой собирался пойти на вечеринку.

— Это плащи-хамелеоны. Подстраиваются под местность, по которой вы идете, — пояснил Озриэль и поспешно добавил: — Я взял их не там, где ты думаешь, Ливи. Они честно добыты на сером рынке.

— Я никогда не сталкивалась с хамелеонами, но как 'подстраиваются под местность' соотносится с оранжевым цветом и салатовыми блестками?

Такое ощущение, что все магические плащи шьет один производитель. Может, они и наделены отменными волшебными качествами, но вот над дизайном ему ещё работать и работать.

— Любой магический плащ нужно надеть, чтобы активировать свойства. Некоторые ещё и обязательно застегнуть, — подала голос Эмилия и смущенно опустила глаза. — Ну, так мне рассказывали...

Озриэль глянул на неё с явным одобрением:

— Верно!

— Ничего страшного, — сказала мадам. — Мы с Эмилией вполне можем укрыться одним плащом, правда, Эмилия?

— Конечно!

Звоночки сводницы заиграли в моей голове свадебный марш.

— Эмилии лучше разделить плащ с Озриэлем, — вмешалась я.

— Даже не знаю... — пробормотала Эмилия.

— Вообще-то, гхм, ээ, да... — сказал Озриэль.

Предложение, помимо того, что преследовало вполне определенную цель — сблизить влюбленных не только на духовном, но и на пространственном уровне — представлялось также вполне разумным, из-за соотношения в росте: Озриэль был следующим по высоте после моей напарницы, а наименьшая разница пролегала между мной и мадам. Однако в ходе примерки стало ясно, что они не умещаются под одним плащом, так что в итоге делить укрытие пришлось нам с Озриэлем.

— Сюда, — сказал он, и мы двинулись в указанном направлении.

Держась подворотен и проулков, мы добрались до выхода из города. Пару раз пришлось неподвижно замереть, пережидая патруль. Даже в такое время суток, когда все шторы на окнах задернуты, и, соответственно, никто не может оценить их старания, стражники шли, чеканя шаг, громыхая висящими на боку саблями и распевая во всё горло положенную по уставу колыбельную. В первые несколько ночей я просыпалась от неё через каждый час, но потом привыкла и перестала обращать внимание.

Идти под одним плащом было не то чтобы неудобно — непривычно. А ещё моему боку, находившемуся со стороны Озриэля, стало жарко. Время от времени я проверяла, на месте ли 'волшебная палочка' и диадема, которые я спрятала в широком кармане накидки, и поправляла фисташки. Оба кулька я устроила под платьем на груди, исправив некоторые упущения природы. Орешки, конечно, заранее очистила и растерла в ступке.

Не знаю, что заставило городские власти поставить такую редкую решетку на воротах — то ли соображения экономии, то ли поощрение озорства — но мы без труда проскользнули меж прутьев и выбрались за стену. Сразу за ней начинался склон.

Крупная желтая луна плавилась в небе головкой сыра. Всё это время я волновалась, что Магнус нас потеряет, и то и дело оборачивалась. Когда мы спустились вниз, природное нагромождение камней вкупе с небольшой рощицей послужили надежной защитой, скрыв нас от тех, кто способен различить в ночную пору едва заметное шевеление на местности.

Раз или два мне казалось, что я что-то вижу в темноте, но повернувшись в ту сторону, я заставала только безмятежный пейзаж. Сперва я списывала это на разыгравшееся воображение, а потом вспомнила, что сегодня мы далеко не единственные, кто пробирается на вечеринку. И, наверняка, каждый горожанин выбрал свой собственный способ.

За рощицей располагался ровный каменистый уступ, от которого сбегал крутой спуск. Внизу чернела лощина.

— Сейчас, минутку, — сказал Озриэль, делая знак остановиться, и принялся рыться в карманах.

Я всё поглядывала назад, когда моё запястье безо всякого предупреждения обхватил мохнатый браслет, приблизив меня к седине и сердечным заболеваниям.

— Вас за милю видно, — прошептал Магнус так, чтобы мадам не услышала. — Зачем вы так вырядились?

— Магнус! — прошипела я, отходя от испуга, и добавила тише: — Но как ты нас... ах да, — перебила я сама себя, — паучий иммунитет к магическим штучкам.

Как и с преобразующим внешность плащом, чары накидки-хамелеона на него не действовали. Я сразу представила себе эту картину: залитое лунным светом плато, и три оранжевые кочки, переливающиеся салатовыми блестками и буквально вопящие: 'Я здесь!'

— А где Арахна?

Ответ вынырнул из темноты и завис рядом с нами, тревожа воздух легкими крылышками.

— Далеко ещё до места? — поинтересовалась мадам.

— Миль пятьдесят, плюс-минус, — отозвался Озриэль

— Тогда мне не стоило надевать каблуки...

— Не волнуйтесь, идти не придётся, — успокоил он и, высунув руку из плаща, продемонстрировал лежащие на ладони толстые цветные палочки. — Мелки, — торжественно провозгласил он.

— О, тогда всё ясно, — обрадовалась мадам.

— Отличная идея, — поддержала Эмилия, голос которой цвёл от восторга.

— Здорово придумано! — шепнул Магнус, и, поймав мой взгляд, развел лапками: — А что, просто поддерживаю компанию. Уверен, Озриэль сейчас всё разъяснит.

— Что это, Озриэль? — спросила я.

— Пространственные мелки. Одна секунда — и мы на месте.

— Я думала, для такого волшебства нужно специальное разрешение, и нарушителей легко вычислить по изменению магического фона, разве не так?

— Их я купил там же, где и плащи. Они чуть дороже обычных белых пространственных, зато снабжены функцией заметания следов, — пояснил ифрит и принялся чертить большой круг. Благо каменистая поверхность это позволяла. — А вы пока расставьте их точно по линии на равном расстоянии друг от друга, — добавил он, протягивая нам холщовый мешок.

Мы с Эмилией развязали тесемки и заглянули внутрь. Там лежал коробок спичек и куча свечей в форме уточек. Я вынула одну и покрутила. Она пахла пчелиным воском.

— Других не было, пришлось эти взять, — оправдывался Озриэль.

— А мне даже нравится, — сказала Эмилия и поставила первую уточку на линию круга.

Я подхватила вторую и воткнула неподалеку. Следом шла мадам со спичечным коробком.

— А где именно будет проходить вечеринка? — поинтересовалась она, аккуратно поднося зажженную спичку к свече и прикрывая её ладошкой от ветра.

— В Шаказавре, — сказал Озриэль и, поднявшись, отряхнул колени.

Свеча с кряканьем выплюнула тонкую синюю нить пламени, которая через миг расправилась огненным лепестком. А мадам Гортензия перешла к следующей.

— Ни за что бы не догадалась!

— На это и рассчитывали, выбирая место, — кивнул Озриэль. — Ладно, все необязательно зажигать. Вообще-то свечи для перемещения не нужны, это так, для создания атмосферы. Просто в первый раз хотелось сделать всё по правилам, ну, там, знаете, как в гримуарах: пентакль, зажженные свечи...

— В первый раз? — переспросила я.

— Брось, Ливи, — беззаботно отозвалась Эмилия, — что может быть опасного в том, чтобы вмиг переместиться на расстояние пятидесяти миль, воспользовавшись мелками с серого рынка?

Мы все обменялись беззаботными улыбками, но, уверена, у каждого в этот момент пронеслось в голове примерно следующее:

Можно разорваться на тысячу кусков

Можно застрять где-нибудь в Ничто

Можно очутиться на дне океана под миллионами тонн воды

Можно покрыться каменными бородавками

Можно умереть от остановки сердца

И ещё пара тысяч пунктов похожего содержания...

— Хорошо, — бодро сказала я и повернулась к Озриэлю. — Пентакль начерчен, свечи зажжены, что-нибудь ещё?

— Да, раз уж ты спросила, Ливи, то не могла бы пожертвовать немного крови? Двух литров будет вполне достаточно.

Я выронила уточку и оглядела окружающие лица. Мадам, Эмилия и Озриэль прыснули от смеха.

— Как ты мог! — Я шутливо толкнула его в плечо, но внутри потеплело.

Отсмеявшись, ифрит снова стал серьезным.

— Ладно, теперь встаньте в круг, — скомандовал он.

Мы послушались.

— У тебя там линия не до конца проведена. Вооон тот кусочек, — указала я.

— Да, так и должно быть, — сказал он, поднося мелок к упомянутому участку. — Готовы?

— К чему готовы? — заволновалась я. — Так обычно спрашивают, перед тем как произойдет нечто ужасное. Кстати, как вообще произойдёт перемещение? Может, для этого нужна специальная подготовка? Знаю, что сейчас не время для подобных признаний, но я никогда не любила пробежку...

Одно дело перенестись в другое королевство с помощью свечного огарка от всеми уважаемой вещуньи, и совсем другое — слиться с вечностью по вине бракованных цветных мелков в окружении уточек.

— Просто задержи дыхание, — посоветовала Эмилия, аккуратно пересаживая Арахну на своё запястье.

— Эмилия права...

(мне показалось, или голос Озриэля дрогнул, произнося её имя? Боже, о чем я думаю на пороге небытия! Ливи, сосредоточься!)

— ...просто задержи дыхание.

— Раз вы так говорите — я спокойна. Тем более что мне нравится название того места, куда мы отправляемся: Шокозавр — такое уютное, я бы даже сказала, домашнее. Там что, всё сделано из шоколада? По типу зефирного человечка? Или...

В этот момент Озриэль коротко чиркнул по камню, завершая круг. Я едва успела схватиться за кульки с фисташками, а потом кто-то невидимый резко дернул меня за пятки, утаскивая вниз. По ощущениям, меня протянули под землей на другой её конец, выдернули, запихнули обратно, повихляли по каким-то переходам, сплюснули, смяли, поболтали и снова вытолкнули на поверхность, забыв переставить клеточки организма в правильном порядке.

Очнулась я, стоящей на небольшом утесе, всё ещё прижимая ладони к ореховой груди. Под нами простиралась скалистая равнина. Темноту то и дело прорезали какие-то зеленые вспышки.

Я оглядела себя и с удивлением убедилась, что все части тела на месте.

— Ух! Вот это да! — воскликнула мадам Гортензия, приглаживая выбившуюся прядь. Её глаза горели от восторга. — Может, ещё разок прокатимся?

— Помните, нам ещё обратно возвращаться, — сказала Эмилия и бережно выпустила Арахну. Бабочка перелетела на соседний куст, и Магнус, поспешно спрыгнув с моего запястья, перебрался к ней.

Озриэль поправил плащ:

— Не Шокозавр, а Шаказавр. Это имя легендарного чудовища. Он единственный в своём роде — произошел от шакала и древнего ящера...

— Как романтично. Прямо история запретной любви. Так вечеринка в его бывшем логове, или как?

— Вечеринка внутри него самого, — сказал Озриэль и ткнул пальцем в сторону небольшой скалы. Два зеленых солнца вновь озарили местность, и я едва сдержала изумленный возглас, увидев, что они помещаются в пустых глазницах: прямо из скалы торчал огромный, размером с коттедж профессора Марбис череп продолговатой формы. Наверное, он и правда мог когда-то принадлежать шакалу, если бы шакалы рождались величиной с кита и имели моржовые клыки. Хотя, кто знает, где некогда обреталось это животное? Говорят, у великанов и котята размером с буйволов... Стоит только вспомнить их печеньки...

В свете изумрудных вспышек кости казались вырезанными из полированного нефрита. Видимо, мигающий сигнал придумали специально, чтобы гости нашли место проведения вечеринки. Только сейчас я заметила, что равнина отнюдь не безлюдна, а буквально кишит разношерстной публикой. Сюда беспрерывным потоком прибывали гости. Воздух гудел от голосов самых разнообразных тембров, слышались возбужденные восклицания и смех волшебных существ, предвкушающих отличный вечер.

Кто-то уже направлялся к разинутой пасти, которая служила входом, другие ещё только подтягивались на равнину. Наш способ путешествия едва ли был самым оригинальным. Съезжались по-разному. Кто-то с легким хлопком или без оного появлялся прямо из воздуха. Другие вырастали из земли, третьи прилетали на подручных средствах: метлах, коврах, видела даже одного в ванне, он греб торшером. Особо изобретательный гость выскочил из шляпы, а потом нахлобучил её и слился с общим потоком.

— Вот это да! — выдохнула я.

— Ну, что же вы стоите, идёмте! — хихикнула мадам Гортензия и побежала вниз по тропинке. — Снова чувствую себя озорной девчонкой!

— Осторожнее, мадам, тут везде камни, а вы на каблуках!

Глава 19

в которой я пускаю в ход фисташки и натыкаюсь на рыбок с необычной начинкой

Заходя внутрь, я старательно отгоняла от себя мысль, что иду прямо в пасть к чудовищу, пусть и давным-давно скончавшемуся. Шаказавр жил в незапамятные времена и умер чуть позже, чем в незапамятные времена, назовем их для удобства древними, поэтому никто не знал, то ли он сложил лапы на равнине, а уже песок и ветер превратили это место за долгие века в своеобразное захоронение, то ли чудище забилось в нору, оставив снаружи только голову, поэтому логово так и осталась пещерой, подпираемой его костями.

Как бы то ни было, внутри помещение напоминало просторную подземную залу. Я задрала голову и увидела, что хребет Шаказавра и отходящие от него ребра подпирают своды.

— А потолок не обвалится? — опасливо поинтересовалась какая-то проходящая мимо эльфийка у своего спутника.

— Не волнуйся, дорогая. Говорят, его укрепили специальными магическими подпорками. Место выбрано идеально: слышишь какая акустика?

Звук действительно потрясал качеством, и, казалось, исходил отовсюду одновременно. В данный момент его производила группа, игравшая на небольшой сцене в глубине пещеры. Почему именно 'звук', а не музыка? Потому что на разогрев поставили группу троллей. Со сцены неслись поразительно натуральные природные имитации: грохот камнепада и сходящей лавины перемежался трогательной дождевой капелью, переходящей в шуршание гальки. Индрика среди исполнителей не было. Значит, его группа выступает позже.

Мы остановились неподалеку от входа, чтобы спокойно освободиться от накидок и привести себя в порядок. Я нахлобучила диадему, нашарила 'волшебную палочку' и повертела головой, осматриваясь. К пещерной стилизации подошли на совесть: со всех сторон на нас таращились светильники в виде летучих мышей, из глаз которых било сияние. Его цвет менялся каждые пять минут, причем у всех одновременно. Моргали они тоже одновременно. Смотрелось жутковато, особенно это касалось тех, что висели под потолком гроздьями по двадцать-тридцать штук. Внезапно одна из мышей сорвалась и упала мне под ноги. От удара об пол она раскололась на несколько кусков, превратившись в обычный камень. Так, значит, систему освещения обеспечивали зачарованные булыжники! Ловко!

В центре зала располагался длинный стол с закусками. Сбоку на нем, как столбики монет в казино, возвышались сложенные друг на друга миски. В каждую помещалась строго определенная норма еды, купленная на деньги, вырученные от билетов. Если гость пытался её превысить, то тарелка начинала мигать красным. Сами понимаете — позора не оберешься. Так что, благодаря этой мере, удавалось поддерживать какой-никакой порядок.

Кто-то из участников вечера предпочитал, набрав еды, бродить по залу, общаясь со знакомыми, тогда как другие занимали один из многочисленных столиков, которые были рассыпаны тут и там без какой либо системы. Время от времени они меняли форму, так что вы могли, сев за треугольный, через минуту встать из-за пятиконечного. У правой стены протянулась барная стойка с высокими крутящимися стульями. Практически все они уже были заняты. Помимо общего помещения, имелось ещё два, но о них чуть позже.

Уже не помню, что послужило первым звоночком, заставившим меня насторожиться: то ли чересчур длинные клыки у светильников, то ли окровавленный топор, торчащий из головы гоблина, мирно беседующего со своей подружкой, но самое время было кое-что прояснить.

— Озриэль, а почему все так странно одеты? — спросила я, ткнув 'волшебной палочкой' в толпу.

Ифрит, который в этот момент складывал наши маскировочные плащи, поднял глаза, и его волосы отпрыгнули назад, как челка у колли под порывом ветра. До этого он видел нас только в накидках.

— Если кто тут и странно одет, так это мы, — констатировала мадам Гортензия, оглядываясь по сторонам и предпринимая безуспешные попытки подтянуть юбку пониже.

Замечание попало в точку. Так, в данный момент на мне волновался лазурный эльфийский шелк (я гордилась им, несмотря ни на что), а голову украшала проволочная диадема с фальшивым бриллиантом. Эмилия надела длинное темно-зеленое платье простого кроя, которое сшила сама, и которое очень ей шло: круглый вырез, чуть расклешенные рукава, украшенный трилистниками подол, а на шее на кожаном шнурке висел амулет в виде крупного в пол-ладони отполированного камешка с большой дыркой посередине. На мой вопрос, что это за костюм, она ответила очень туманно, я бы даже сказала, ушла от ответа. Но хуже всех пришлось мадам: на ней была красная шерстяная юбка много выше колен, а надпись на фривольной кофточке гласила: 'Осторожно, горячая цыпочка'. В общем, среди толпы, обряженной в черную кожу, мясницкие фартуки, окровавленные сюртуки и гремящую ожерельями из костей, мы смотрелись, мягко говоря, неуместно.

— Я же предупреждал, что вечеринка будет костюмированная, — промямлил Озриэль, но его горящие глаза были прикованы ко мне. Он сглотнул: — К черту костюмы, ты восхитительна!

Тут его взгляд случайно упал на мои кульки и там же и застрял.

— А какая тема? — вмешалась мадам.

— Подземный мир, — ответил он, обращаясь исключительно к моим фисташкам.

— Тогда где твой костюм?

— Это он и есть. — Озриэль с трудом отвел глаза и указал на свой наряд: обычный темно-синий свитер крупной вязки и слегка мешковатые штаны с карманами. — Мы так одеваемся. Ну, вернее, это самый близкий наземный аналог.

— В таком случае почему?.. — Эмилия выразительно повела бровями, умудрившись охватить этим движением всех остальных гостей вечеринки.

Ифрит вздохнул:

— Я пытался доказать им, что у нас перед выходом из дома не обливаются кровью младенцев, не делают украшений из копчиков врагов и не плетут браслеты из волос невинных дев, но меня никто не стал слушать. Заявили, что я просто ничего не смыслю в подземной моде. Причем сказал это Сид, который, кроме своей хрустальной ладьи и райских садов, ничего не видел.

Тут к нам подлетел студент с факультета ученых мужей и оттянул нижнее веко, демонстрируя пылающий на месте зрачка костерок:

— Зацени, Ирканийский. Купил эти глазные наклейки на распродаже в 'Гиблом местечке'. Ими даже тосты можно поджаривать. Слышал, у вас там внизу все так ходят.

— Куда это ты уставился? — раздраженно поинтересовался Озриэль, одновременно подтягивая край моего выреза повыше. — А ну, иди жарь тосты в другое место.

Парень улетучился и уже через минуту поражал своими пылающими очами юную эльфийку. Та хихикала, потягивая подозрительно бордовый коктейль, и кокетливо помахивала кандалами.

Мадам решительно отложила накидку, которую всё это время мяла в руках, и тряхнула кудряшками.

— Вечеринки приходят и уходят, а мода на облегающее остаётся, — заявила она и оправила кофточку, чтобы надпись на ней лучше читалась. — В таком виде мне куда комфортнее, чем с чьими-то кишками в волосах. Вы позволите? — Она подхватила бокал с подноса проносящегося мимо официанта, сделала глоток и одобрительно кивнула. — Мм, а они молодцы!

— А это там случайно не Робин? — удивилась я.

Лекарь выглядел как обычно, за исключением сережки в ухе в виде скелетика. Озриэль сложил руку козырьком.

— Да, он.

— Но откуда он узнал по вечеринку?

— Скорее всего, ему сказал кто-то из пациентов: Робин ведь, помимо преподавания, посещает больных. Но не волнуйся, он не сдаст. Уверен, он здесь только ради того, чтобы убедиться, что мы покинем это место с тем же набором конечностей, с каким приехали. Вообще не удивлюсь, если его пригласил Индрик или ещё кто из организаторов.

— Озриэль, прекрати полировать взглядом мои тестовые образцы, — сказала я уголком рта.

— Так это они??..

— Ага. Ну вот, опять.

— Прости, умом понимаю, что это, но ничего не могу с собой поделать. Наверное, какой-то природный механизм.

— Ладно, ничего страшного, — рассеянно отозвалась я, оглядывая разряженную толпу и прикидывая наилучший способ реализовать план.

На плече что-то шевельнулось, а потом мне отвели волосы, и голос Магнуса прошептал, что они с Арахной пойдут немного осмотрятся.

— Только далеко не уходите, — предупредила я.

Паук насмешливо козырнул и одним прыжком переместился на стену, возле которой его дожидалась бабочка. А я вернулась к разглядыванию гостей.

Здесь и помимо лекаря собралось полно моих знакомых: мамаша Пикус, господин Понк с женой, постоянные и случайные клиенты 'Эксклюзив-нюх', клерки, обитатели Шебутного Переулка и не только и, конечно, студенты Принсфорда — со спутницами и поодиночке. Мимо нас пронеслась хохочущая вереница девушек в одинаковых серых балахонах и толстых шерстяных чулках — работницы прядильной фабрики.

Объединяло всех собравшихся одно — радостное оживление от предвкушения приятного вечера. Похоже, этой ночью в городе остался только король с ближайшим окружением и его стража. Марсий тоже был здесь: разместился со своей компанией недалеко от сцены за отгороженным столиком. Его Высочество сидел, закинув ноги на каменные перила, и лениво поигрывал треугольным бокалом на длинной ножке. От синего коктейля поднимался дымок, а черные глаза, казавшиеся выпавшими из напитка маслинами, нарочито небрежно скользили по толпе, но я поняла, что он кого-то внимательно высматривает.

Признаться, Марсий был хорош в своём излишне театральном, но эффектном наряде: рубашка из темно-фиолетового переливающего шелка распахнута на груди, открывая какой-то зловещий знак, похожий на перевернутую мартышку, заключенную в круг (к счастью, я знала, что он нарисованный), прическа а-ля 'небрежно провел рукой' (среди мужского населения Потерии она сейчас была на пике популярности, и цирюльники загребали немалые деньги за то, чего можно с легкостью достичь в домашних условиях, если спать лицом в подушку) и облегающие брюки, заправленные в высокие сапоги.

Наконец он нашёл того, кого искал, и щелчком пальцев отправил в толпу одного из своих подручных. Я посмотрела в том же направлении и увидела Уинни. Она стояла, вытягивая шею, и то и дело поднималась на цыпочки — тоже кого-то искала, но явно не Марсия: его столик было трудно не заметить. Но в данный момент оба они интересовали меня меньше всего. Главное, чтобы держались подальше от Индрика. Последний, кстати, всё ещё не появлялся в пределах видимости.

Озриэль откашлялся и наклонился к моему уху.

— Ливи, — прошептал он, — я думал, что сегодня утром...ну, ты так это сказала... в общем, я надеялся, что необходимость в фисташках фактически отпала, разве нет?

— Прости, о чем ты?..

— О, кажется, там, с петлей на шее Рокильда из кондитерской! — радостно воскликнула мадам и помахала уютной пышечке. — Девочки, вы не возражаете, если я вас ненадолго оставлю?

Мы с Эмилией переглянулись.

— Конечно, нет, мадам!

— Веселитесь!

Гномка поспешила к своей знакомой, а я повернулась к Озриэлю:

— Ты сейчас имел в виду наш разговор перед психологией?

— Да, его. Так мы с ...той девушкой сможем поговорить? — Он бессознательным движением отвел волосы назад, придав им форму той самой модной прически, и поспешно докончил: — Я не имел в виду сию секунду, готов и подождать. Сколько нужно.

Горло сдавило. Как ему не терпится!

Я беззаботно улыбнулась:

— К чему откладывать? Момент как нельзя более подходящий.

— Что, прямо здесь? — удивился он, покосившись на Эмилию, которая стояла в паре шагов от нас и вертела в руках светильник, разглядывая его.

— И чем скорее, тем лучше, — кивнула я и подвела его к девушке. Потом забрала у неё летучую мышь и вернула в углубление в стене. — Думаю, вам о многом надо поговорить.

Локоны ифрита упали обратно на лоб, Эмилия нервно потерла камешек на шее.

— Ээ, как тебе вечеринка? — растерянно спросил Озриэль.

— Чудно, совершенно чудно! Особенно эти красные коктейли с полунамеком и завывания по углам. Очень атмосферно.

— Да, ребята старались.

Оба повернулись ко мне, будто в ожидании одобрения, и я, спохватившись, отошла немного в сторону, чтобы не мешать. Сделала вид, что разглядываю зал. На самом же деле все моё внимание было поглощено ими. Поразительно, как много человек может видеть и слышать, стоя в шумном зале в полудюжине шагов от беседующих и практически отвернувшись в другую сторону. Но долго так стоять не пришлось, потому что Озриэль снова взлохматил волосы и пробормотал:

— Нужно найти Индрика и предупредить, что мы приехали. Пойду разыщу его, а потом снова присоединюсь к вам.

— Конечно!

Ифрит кинул напоследок взгляд в мою сторону и быстро смешался с толпой. Эмилия подошла ко мне и встала рядом. Она вся раскраснелась и теребила камешек.

— Как думаешь, он его скоро найдёт?

— Глазом не успеем моргнуть, а Озриэль уже вернется, — успокоила я.

— Тогда нам лучше приняться за твоё дело.

— Эмилия, спасибо, что хочешь помочь, но это совсем необязательно. Я и одна справлюсь... Мне поможет Магнус, а ты иди, веселись.

— Глупости! Вместе работать проще и эффективнее. Мы ведь напарницы, не забыла?

— Ни за что!

Я нащупала руку девушки и пожала, испытывая благодарность к Эмилии за её мягкую и неизменную поддержку, и ужасно стыдясь того, что минуту назад отчаянно хотела быть на её месте, хотела, чтобы Озриэль выбрал меня. Поймите меня правильно: я очень стараюсь быть хорошим другом и поступать соответствующе, но я всего лишь обычная девушка, пусть и принцесса, а потому мечтаю о том же, о чем и все остальные: о своём собственном 'долго и счастливо'. Покажите мне ту, кто не мечтает!

Но в конечном итоге важно не то, сколько плохих мыслей нас посетило, а то, от скольких мы сумели отказаться, выбрав верный путь.

Размышления над природой благородства прервал голос Эмилии:

— Что-то Магнуса нигде не видно...

— Он сказал, что немного осмотрится. Только что был неподалеку.

Я завертелась на месте, даже на каменный выступ встала, чтобы заглянуть поверх голов, но паук бесследно исчез.

— Арахны тоже нет...

Эмилия положила руку мне на плечо. Сейчас наши глаза были почти на одном уровне.

— Пусть побудут вдвоём. Мы и сами управимся.

Я спрыгнула на пол и оправила подол.

— Кстати, ты ведь знала про Арахну?

Прозвучало как утверждение. Эмилия кивнула.

— Правда тоже не с самого начала. Помнишь васильки неделю назад? Он попросил принести их для неё.

— Да, я по ним и догадалась. Ладно, здесь им ничто не угрожает. Вряд ли они станут искать шумные компании. — Я поправила диадему и удобнее перехватила палочку. — Приступим?

* * *

Первым делом мы мельком осмотрели всю территорию. Главный зал соединялся коротким переходом со смежным, поменьше. Там раскинулось подземное озерцо, по которому плавало несколько лодочек. На импровизированной пристани не иссякала очередь из желающих покататься. За дополнительную плату эту услугу оказывал Перевозчик Душ. Право так называться ему обеспечивал выкрашенный под старину шест паромщика и серая хламида, из-под которой торчали красные штиблеты с бубенчиками на конце.

Ещё была небольшая галерея, которая вела наружу и оканчивалась террасой на открытом воздухе. Площадку отгораживала естественная балюстрада из камней. Если бы вечеринка проходила во дворце, там это место называлось бы верандой или балконом, в общем, излюбленной гаванью парочек, ищущих уединения.

Пробежавшись по всему Шаказавру, мы вернулись в основной зал. Там уже играла следующая группа, но опять без Индрика. К этому часу основная масса гостей уже приехала, и, если подтягивался кто-то новый, то в основном поодиночке, максимум по двое-трое. Практически все столики оказались заняты, но периодически места освобождались. Посовещавшись, мы с Эмилией решили набрать для видимости еды и подсаживаться за те из них, где видели студентов Принсфорда — большинство учащихся академии я помнила в лицо. Решили, что я буду как бы невзначай предлагать попробовать новые орешки, только-только завезенные в королевство. В случае отказа, задача Эмилии состояла в том, чтобы отвлечь жертву, а моя — незаметно подсыпать их в тарелку. Определившись со стратегией, мы направились к столу за съестным.

Выбрать среди закусок, на которых тема вечера оставила свой кроваво-подземный след, что-то безобидное оказалось не так-то просто. После некоторых поисков на моей тарелке осело с полдюжины мелких рыбешек с клыками из моркови и жареный со специями сыр, залитый алым соусом. Эмилия набрала змеиных языков и чертиков из репы. Тут неподалеку освободилось два места, и стол в форме секиры начал менять конфигурацию. Мы поспешили к нему.

Я уже научилась практически безошибочно — по одному внешнему виду и манере поведения — определять, с какого факультета студенты. Не ошиблась и в этот раз. Лэмкин, Фауст и Гензель из ученых мужей очень нам обрадовались и весело потеснились. С краешку ещё сидели две подружки, кукурузные феи, Икки и Вжикки, которые постоянно о чем-то шушукались, прерываясь лишь затем, чтобы похихикать.

Не успели мы пристроиться, как Икки издала смешок:

— А ты скоро выйдешь замуж!

— С чего ты взяла?

Она указала на стол, который наконец определился с формой и застыл в виде головы ворона. Клюв-треугольник указывал прямо на меня.

— С угла, как стрела! — провозгласила Вжикки.

И обе захихикали, умудряясь одновременно шушукаться. На лицах Лэмкина, Фауста и Гензеля появились напряженные улыбки.

— Ерунда, — отмахнулась я и пересела чуть правее.

Стол мигом преобразовался в свиное копыто, и я снова оказалась напротив угла.

— Чем острее, тем быстрее, — подмигнула Икки.

— Это ещё ничего не значит, — возразила я и одним ударом вилки разрубила рыбку пополам.

— Совсем ничего, — поддержала Эмилия. — Вот моя тетя так и осталась старой девой, хотя у неё дома все столы в форме звездочек и... — Тут она поперхнулась, потому что из разлома моей рыбешки вывалилось золотое колечко.

Пару секунд оно колесило по тарелке, а потом с многозначительным звоном упало набок.

— Обручальное кольцо! — восторженно взвизгнула Икки и захлопала в ладоши.

— Мы же говорили, — просияла Вжикки.

Ученые мужи побледнели. Сидевший ближе всех ко мне Гензель незаметно отодвинулся.

— Это уже несомненный...

— Просто кто-то обронил, — перебила я. — С кем не бывает. Или какая-нибудь девушка специально кинула в реку. Знаете, есть такое гадание на суженого. Нет, что же это я, конечно, не на суженого, а на погоду. Надеюсь, только следующим я не вытащу оттуда её палец... — Я отодвинула рыбку и всадила вилку в следующую. Что-то звякнуло.

Губки Икки и Вжикки сложились буквой 'О'. Лэмкин нервно огляделся.

Кольца оказались во всех рыбешках без исключения. Правда, ученые мужи об этом уже не узнали: сломались на четвертой по счету.

— Кажется, я забыл погасить дома свечу, — забеспокоился Фауст и поспешно поднялся.

— А мне ещё зубрить список из двухсот пяти растений, вызывающих галлюцинации, — спохватился Гензель.

— А я... — Лэмкин судорожно заозирался в поисках подсказки, — должен помочь Фаусту погасить свечу, а Гензелю выучить список из двухсот пяти растений, вызывающих галлюцинации.

Все трое исчезли из виду быстрее, чем я успела набрать в грудь воздуха для ответа. Больше этим вечером они не показывались.

— Вот там ещё места освободились. — Я мрачно кивнула на стол через три от нас, и мы с Эмилией поднялись, оставив Икки и Вжикки в совершенном экстазе.

Они примеряли колечки.

Молчание нарушила Эмилия:

— Не думаю, что это что-то значит.

— Угу.

— Наверняка, половина девушек нашли сегодня кольца в рыбках. Это или чья-то шутка или случайное стечение обстоятельств.

— Несомненно.

Когда до цели оставалось совсем немного, напарница тронула меня за руку:

— Погоди, Ливи. Думаю, так выйдет слишком долго. Сесть за столик, втереться в доверие, дождаться реакции на орехи, перейти к следующей компании...

— Что ты предлагаешь?

— Добавить их в блюдо, которое пользуется наибольшим спросом, занять выгодную позицию где-нибудь на возвышении, — она указала на каменные кармашки-балкончики в стенах примерно на уровне второго этажа, — и наблюдать.

— Хм, а это мысль. Только блюд слишком много, и вкусы у всех разные. А что если... — Я остановила пробегавшего мимо официанта — того самого, который ранее снабдил коктейлем мадам. Похоже, он был тут единственный. — Скажите, а какой напиток сегодня гвоздь программы?

Он без колебаний ткнул пальцем в пузатый котел на треножнике, установленный справа от стола с закусками:

— Пунш Скорби.

— Какие милые у вас названия. Интересно, кто их придумывал. Спасибо.

Парень помчался дальше по своим делам, а мы с Эмилией устремились к котлу, возле которого крутилось двое стеклянных человечков. Набрав по увесистой кружке густого тягучего варева, они отошли. Один из них сделал глоток, и его тело на миг из матового стало абсолютно прозрачным. Мне не забыть зрелища растекающегося у него внутри пунша.

Эмилия перехватила мой взгляд.

— Мы не станем это обсуждать.

— Хотела сказать то же самое.

Теперь путь был свободен. Мы договорились сделать вид, что наливаем напиток, и незаметно высыпать фисташки в котел.

Я подошла к столу, взяла половник и зачерпнула бледно-голубой пунш. Донести его до стакана так и не успела — на поверхность всплыл глаз.

— Он из мармелада, — сказала Эмилия. — Я в этом абсолютно уверена.

— Да, я тоже ни секунды не сомневаюсь. Из чего ещё он может быть?

— Гляди, как здорово прорисована радужка. — Она низко наклонилась и указала пальчиком. — А зрачок блестит ну совсем как настоящий!

— Простите, девушки. — Между нами втиснулся какой-то мужчина в котелке. — Так вот где он был! — радостно воскликнул он, выуживая глаз из половника. Потом сунул его обратно в глазницу и встряхнул головой, чтобы тот приладился на место.

Тут к нам подскочила дама, видимо, его спутница. Она остановилась, а её телеса продолжали колыхаться, постепенно успокаиваясь.

— Говорила же тебе не налегать на пунш! — воскликнула она и дала ему подзатыльник, отчего глаз прыгнул обратно в половник.

— О, я и забыла, что не пью пунш, — сказала Эмилия.

— Да, кажется, тоже не притронусь к нему до конца жизни. — Я передала половник потерпевшему и, когда мы отошли, прошептала: — Ладно, всё равно там осталось только на самом донышке.

— Давай лучше доверимся рукам профессионала, — предложила Эмилия и указала на барную стойку, вдоль которой выстроилась шеренга стульев на высоких ножках. Среди сидевших там было много студентов Принсфорда.

— Идём, — согласилась я. — Надеюсь, они не подают коктейлей со вставной челюстью.

— Так даже лучше: мы сможем подсыпать орешки в бокалы и наблюдать за каждой отдельной реакцией. С пуншем все разбрелись бы по залу, а так трудно уследить.

— В любом случае, получится быстрее, чем с едой.

— И не будем тратить время на втирание в доверие.

* * *

Когда мы подошли, стоявший за стойкой блондин в футболке 'Неразбавленное зло' окинул нас профессиональным взглядом, прикидывая, кто перед ним. Настоящие профи успевают подать напиток, ещё до того, как клиент откроет рот: болтунья с каменной пылью для троллей, кровавая Анна — оркам, настойка из наперстянок — эльфам, ну и так далее. Конечно, это традиционные коктейли, а индивидуальные вкусы могут варьироваться.

— Добрый вечер, принцесса, — подмигнул он.

— Откуда вы...ах да! — Я помахала палочкой с мишурой. — Принцесса фей, да, это я. Кто же ещё!

— Так как насчет мятного фраппе для человеческой девушки?

— Да вы сняли заказ с моего языка! С удовольствием. А, погодите, там случайно нет ммм...неортодоксальных ингредиентов? Ну, так, в качестве предположения, в состав добавляется глаз?

— Нет, но, если хотите, могу положить его вместо вишенки...

— Нет-нет, спасибо. Я сторонница традиционной рецептуры.

Бармен повернулся к Эмилии и окинул её с ног до головы. Выражение лица стало чуточку недоуменным, хотя улыбка по-прежнему не сошла. Он снова оглядел её.

— А вы...

— Мне то же, что и ей, — поспешно сказала Эмилия.

— Да, но вы... — Он напряженно всматривался.

— Подруга принцессы фей, — выпалила она и шутливо тронула кончик моей волшебной палочки. Звездочка отвалилась.

— Будет сделано!

Одной парой рук бармен продолжил протирать стаканы, а вторая принялась колдовать над нашими коктейлями.

Я отвернулась и незаметно извлекла часть тестовых образцов. Пробную порцию я успела подсыпать ещё до того, как наш заказ был готов.

Первым испытуемым стал ни о чем не подозревающий 'дипломат'. Он ненадолго выпустил из рук стакан и отвернулся к товарищу. Следующий глоток был уже приправлен фисташками. Студент собирался снова обратиться к другу, но тут его брови удивленно взлетели. Он покончил с коктейлем одним глотком, с удовольствием вытер усы и хлопнул донышком по стойке:

— Повтори-ка друг!

— Сейчас сделаем, — отозвался официант и подтолкнул к нам напитки.

Задача оказалась проще, чем я предполагала. Существенно облегчало её то, что внимание участников вечеринки оказалось полностью поглощено разговорами и музыкой. Конечно, без помощи Эмилии пришлось бы труднее.

Правда, был один момент, когда я жутко испугалась: повернувшись после очередного ловкого фокуса, я поймала на себе пристальный взгляд пожилой дамы. Она выросла у барной стойки буквально из ниоткуда. Сухощавая и необычайно высокая для женщины, одетая не по погоде в длинное темное манто с воротом из черной лисицы. Волосы, невзирая на лета, белокурые, а не седые, и уложены аккуратными кудряшками. Она смотрела на меня, не отрываясь, и смутно кого-то напоминала. В первую секунду я подумала, что она всё видела и сейчас поднимет шум. Но она лишь прищурилась, вынула изо рта трубку, выпустила в воздух стаю оранжевых колечек и снова закусила мундштук.

Когда я повернулась в следующий раз, она уже исчезла.

Очень скоро, благодаря невинным ухищрениям, коктейли всех принцев, сидевших у бара (а их было не меньше двух дюжин), дополнились новым ингредиентом, не включенным в изначальную рецептуру. За пять минут ни один подопытный не проявил признаков аллергии, зато половина повторила заказ.

Глава 20

про две новые пары и бешеные нотки

Градус веселья на вечеринке меж тем нарастал: со сцены лились зажигательные мотивы, и вскоре в центре зала образовалась площадка для танцев.

Рядом о стойку облокотился Робин.

— Добрый вечер, девушки.

Эмилия с ним сердечно поздоровалась — оказалось, что они знакомы.

— Вы ведь не сдадите меня? — уточнила я.

— Только если вы не сдадите меня, — усмехнулся он и тронул сережку-скелетика. — У вас всё хорошо? Случайно не видели в зале ничего, что потребовало бы моего вмешательства?

Мы энергично замотали головами.

— Ничего такого.

— Всё отлично.

— Хорошо.

— Лучше не бывает.

— Веселимся вовсю.

Не хватало ещё, чтобы кому-нибудь из принцев поплохело прямо сейчас, в присутствии лекаря.

Не думай об этом, Ливи, не думай, потому что то, о чем много думаешь, сбывается! Небольшая поправочка: правило распространяется только на неприятности.

Но Робин, наверняка, не станет здесь задерживаться и, убедившись, что всё в порядке, продолжит свой лекарский круиз...

— Вот и славно, — сказал он, устраиваясь поудобнее. — Мм, а отсюда отличный обзор!

Я нервно оглядела вереницу принцев у бара, но, кажется, никто не собирался синеть и падать со стула, захлебываясь пеной. Один правда поперхнулся вишенкой, но мгновенно излечился после точного удара меж лопаток.

Бармен, похоже, разделял мои чувства: Робин занимал место у бара, но от напитка отказался.

— Вот вы где! — Из толпы нам навстречу вынырнула мадам Гортензия. Выглядела она превосходно: глаза сияют, в волосах невесть откуда взялся цветок. — Ну, что вы здесь стоите, девочки, пропускаете самое интересное. Там уже начались танцы!

Меня осенило.

— Мадам Гортензия, позвольте представить вам профессора травоведения, Робина ээ...

— Просто Робин, — немедленно откликнулся он. — Значит, вы и есть хозяйка 'Эсклюзив-нюх'? Рад личному знакомству.

Гномка оправила кофточку и пожала протянутую руку.

— Гортензия, взаимно. Так вы слышали о моей лавке?

— Не скромничайте. Кто в Потерии, да и во всем Затерянном королевстве о ней не слышал? Вы что-нибудь будете? — Он сделал вопросительный жест в сторону бара.

— Содовую, если можно. Чтобы освежиться после танцев.

— У мадам сегодня день рождения, — встряла я.

— Неужели? Тогда прибавьте к напитку вот тот бумажный зонтик. — Это уже бармену.

Именинница опустила голову, чтобы скрыть смущенную улыбку.

— А ещё мы празднуем новый букет, — добавила Эмилия. — Продажи начнутся завтра. Это пока строжайший секрет, но, поверьте на слово, он поразительный.

— Люблю поражаться и обожаю секреты.

Через минуту лекарь и хозяйка цветочной лавки уже вовсю обсуждали свойства корня аира, кипятясь, перебивая друг друга и не соглашаясь. И явно получая огромное удовольствие от этой беседы.

Я уже поздравляла себя с успешно проведенной операцией, но тут идиллию нарушил судорожный возглас в центре зала. Его издал студент, потянувшийся за второй порцией пунша. Секунду он в ужасе всматривался в содержимое половника, а потом выронил его и, сложившись пополам, попытался избавить желудок от только что выпитого. Видимо, тоже обнаружил ингредиент, который его не порадовал.

Робин прервал разговор с мадам и обернулся.

— Прошу меня извинить, — сказал он, неохотно поднимаясь, — долг зовет.

— Конечно, идите, — поддержала гномка. — Надеюсь, там ничего серьезного.

— Вернусь через минуту, — пообещал он и направился к пучившему глаза пареньку. Над студентом склонилась тоненькая блондинка — видимо, его подружка, и, растерянно озираясь, хлопала его по спине.

Едва Робин отошёл, лицо Эмилии застыло.

— О, нет, только не это!— тихонько воскликнула она, уставившись куда-то перед собой.

Я проследила за её взглядом и увидела Рудольфо. Он шел в сторону бара, но нас пока не заметил. Всё его внимание было поглощено висевшей на локте молоденькой гномкой — наверняка, той самой Гилотой. Хотела бы я сказать, что она и в подметки не годилась мадам, но девушка оказалась из смазливых. Тут гном отвлекся от беседы и наконец увидел нас. Я поспешно повернулась к имениннице:

— Мадам Гортензия, не хотите прогуляться в соседнюю залу? Там сегодня катают на лодочках. Видели бы вы штиблеты Перевозчика Душ...

Но она тоже заметила парочку и теперь сидела вся бледная, не отрывая от них напряженного взгляда.

— Всё в порядке, Ливи. Мне вполне хорошо и здесь.

— Надеюсь, у него хватит совести не подходить, — обеспокоенно прошептала Эмилия. — Или хотя бы не заговаривать с мадам.

У Рудольфо не хватило совести ни на первое, ни на второе.

— Гортензия, вот так встреча! Не ожидал тебя здесь увидеть.

Мадам побледнела ещё на полтона, но ответила со спокойным достоинством:

— Здравствуй, Рудольфо. Могу сказать то же самое.

— Руди, пупсичек, — вмешалась его спутница и ткнула салатовым коготком в пеструю батарею бутылок за спиной бармена. — Хочу вот тот коктейльчик!

— Сейчас всё будет, малышка. Вот, — это уже снова обращаясь к мадам, — пришёл потратить деньги на свою женщину.

Хозяйка 'Эксклюзив-нюх' скользнула чуть насмешливым взглядом по девушке — та со скучающим видом глазела по сторонам, ничуть не интересуясь беседой. Вблизи стало ясно, что она немногим старше нас с Эмилией.

— Правильно: маленьких девочек нужно...выгуливать, — сдержанно заметила она.

Заложенная в этих словах ирония дошла даже до Рудольфо. Он осклабился.

— Ну а ты, Горти, как погляжу, одна-одинешенька этим вечером? — Он самодовольно оправил жилет. — Оно и понятно: стоящие мужчины на дороге не валяются. Но ты правильно сделала, что тоже сюда выбралась. Авось, кто и подвернется. Всё же лучше, чем, как обычно, коротать вечер в лавке.

— Пупсичек, ну где мой коктейльчик?

— Я вовсе не одна... — ответила мадам в замешательстве.

— Ну да, конечно, с работницами, которыми ты платишь.

— С друзьями! — возмутилась Эмилия.

— Настоящими, — добавила я.

Но Рудольфо хмыкнул, даже не взглянув в нашу сторону.

— Я не...я вовсе... — залепетала мадам, потерянно озираясь. — То есть...я хотела сказать, что...

Внезапно за спиной Рудольфо раздался спокойный голос:

— Этот гном к тебе пристаёт, дорогая?

Там стоял Робин. Гном резко развернулся и уперся взглядом в грудь лекаря. Потом задрал голову и уперся взглядом в его щетину. Этот рубикон он уже не преодолел. Но Робин смотрел не на него, а на мадам.

Гномка сперва окончательно растерялась.

— Он...ко мне... — беспомощно повторила она, но тут же взяла себя в руки и уверенно вздернула подбородок. — Конечно, нет...дорогой. Этот гном, — пренебрежительный взгляд в сторону Рудольфо, — не моего размаха.

— Тогда, может, самая красивая женщина в этом зале согласится подарить мне танец? — Робин протянул руку.

Глаза мадам вспыхнули.

— Она...я сделаю это с огромным удовольствием, — произнесла гномка и, поднявшись со своего места, направилась к нему. Проходя мимо Рудольфо на секунду притормозила. — Ах да, держи, и тратиться на свою женщину не придётся, — сказала она и вручила ему недопитую содовую, после чего приняла руку лекаря, и оба направились на танцпол.

Рудольфо так и остался стоять, как громом пораженный, глядя им вслед и сжимая полупустой бокал.

— Кто это вообще такая, Руди? — задала первый разумный вопрос Гилота.

— Пойдём отсюда, — буркнул он и, поставив бокал на стойку, потащил её прочь.

— А как же мой коктейльчик?..

* * *

Эмилия облокотилась о стойку и придвинулась ко мне.

— А знаешь, из них получилась бы неплохая пара, — задумчиво заметила она.

Лекарь в этот момент как раз кружил мадам в танце. В памяти всплыла наша с ним первая встреча и, в частности, вырвавшаяся у него оговорка.

— У меня тоже мелькнула эта мысль... — кивнула я. — Робин хороший, но...не думаю, что, едва расставшись с Рудольфо, мадам стоит начинать отношения с любителем расхаживать по 'Шаловливым нимфам'.

— А, так ты про тот случай!

К моему удивлению, Эмилия хохотнула. А потом рассказала, в чём дело. Оказывается, у Робина непереносимость бодрящих напитков, но тем вечером в трактире ему по ошибке выдали сок с тоником. В итоге лекарь пустился в медицинский обход по близлежащим заведениям, который окончился в 'Нимфах'. Девушкам пришлось припомнить истории своих болезней за всю жизнь, начиная с кори и свинки. А под конец он исполнил со сцены песню про то, как важно следить за здоровьем.

Я испытала неожиданное облегчение: Эмилия своим рассказом стерла единственное пятнышко, мешавшее мне перевести Робина из разряда просто хороших парней в отличные.

— Знаешь... — Я ещё раз посмотрела на лихо отплясывающую пару. Они перекидывались фразами во время танца и смеялись. Мадам наклонилась ближе и отвела волосы — не расслышала его последнюю реплику. — Полностью с тобой согласна: они замечательно смотрятся. Правда, если они решат быть вместе, — я осторожно подбирала слова, — им придётся нелегко.

— Почему это? — неожиданно резко спросила Эмилия.

— Ты сама знаешь, почему. Мадам принадлежит к подземному волшебному народу, а Робин... В общем, одно дело, когда связать себя узами решают, к примеру, горные тролли и пещерные тролли, но тут совсем другая ситуация. К таким бракам всегда относятся настороженно.

— Какая глупость! — горячо возразила напарница. — Любви нет никакого дела до роста твоего супруга, как и до его крыльев, рук и копыт. Муж и жена — это ведь не яблоко и корица, чтобы идеально сочетаться.

— Мне-то ты можешь об этом не говорить, тут я на твоей стороне, — вздохнула я и решила сменить тему, видя, что разговор её расстраивает. — Ладно, давай ты лучше расскажешь, как вы с Робином познакомились. Он тебя лечил?

— Нет, не совсем. Он, можно сказать, хороший знакомый моей дальней родни. — Эмилия вот уже в который раз за вечер коснулась амулета совершенно бессознательным жестом.

— Что это? Раньше не видела его у тебя. — Я потянулась к каменному ободку, но девушка поспешно заправила его под платье.

— Ничего, так, безделушка.

— Как скажешь. — Мы помолчали. — То есть Робин почти что твой дальний родственник?

— Нет, — Эмилия покачала головой. — Не родственник, не по крови...

Подруга и раньше избегала разговоров о своей семье. Я даже не знала, кто её предки. То, что она не человеческая девушка, было ясно с самого начала.

— ...Робин — лесной эльф.

— Он кто?

Я вытаращилась, пытаясь мысленно состыковать это слово с щетиной, о которую можно спички зажигать, и устрашающим боевым арсеналом на поясе.

Эмилия расхохоталась.

— В жизни бы не догадалась, правда?

— Это уж точно!

— А ещё, ты не поверишь, но... — Она внезапно запнулась и покраснела, уставившись куда-то вперёд. Причина её смущения огибала танцплощадку, быстро пробираясь в нашу сторону.

— Простите, что так долго, — сказал Озриэль, переводя дух и пристраиваясь рядом. — Еле его нашёл. Группа репетировала перед выступлением. Сейчас будет их выход, а потом Индрик подойдёт к нам.

— Отлично, — прошептала Эмилия и опустила глаза.

Предыдущие исполнители ушли со сцены, и под сводами Шаказавра прокатился голос, пообещавший нашим костям небывалую встряску под музыку 'Бешеных ноток'.

На сцену выбежали четверо, в том числе Индрик. Все были одеты в одном стиле: камзолы и сюртуки из черной кожи с эполетами, утыканными зубами и когтями какого-то зверя, шнурованные сапоги на платформе и куча побрякушек и талисманов на шее, количеству которых позавидовала бы степная колдунья. Обилие геля на волосах наталкивало на мысль о надетых на голову ежиках.

Зал огласил восторженный вопль сотен голосов, от которого с потолка сорвался ещё десяток летучих мышей. К счастью, никто не пострадал. Среди вопивших преобладали девушки. Толпа хлынула к сцене и чуть не смела её вместе с музыкантами, но двое гоблинов-охранников сумели вовремя навести порядок, вернее, помешать вечеринке скатиться в хаос. Я заметила в первых рядах Уинни. Она пожирала глазами Индрика и вместе с остальными предавалась самозабвенному визгу, попутно отмахиваясь от подручного Марсия — уже другого. То ли первый (второй? третий?) не справился с задачей, то ли Его Высочество не удовлетворился итогами предыдущего разговора.

Зазвучавшая музыка представляла собой какую-то невообразимую смесь, впрочем, не лишенную ритма и своеобразной красоты. Я поймала себя на том, что постукиваю туфелькой в такт. Помимо мандолины Индрика, были ещё квиддера, волынка и флейта. Пальцы музыкантов то легко порхали по грифу и клапанам, то яростно обрушивались на них, то задорно и игриво дотрагивались.

Индрик взял особо замысловатый аккорд и запел. И я с трудом подавила желание присоединиться к девушкам, визжащим в первых рядах. Наверняка, в его предках отметился Гамельнский крысолов. Он пел без видимого усилия, хотя производил при этом немало рычащих, грохочущих и горловых звуков, но голос, отраженный от стен и усиленный акустикой, заставлял кончики моих пальцев подрагивать и покрываться мурашками.

Рядом тихонько покачивалась Эмилия, на добродушном лице застыл восторг пекаря, оживившего своего первого пряничного человечка.

Озриэль тронул меня за плечо и кивнул на общий стол:

— Пойду перехвачу чего-нибудь. Если ещё осталось.

— Только держись подальше от пунша и мелких клыкастых рыбешек.

— Звучит зловеще.

Когда он отошел, я украдкой оглядела принцев у стойки и вздохнула. Пышут здоровьем, улыбаются и наслаждаются музыкой. Улов нулевой, значит, пора переходить к следующей партии подопытных. Вечер не резиновый. Вот только дождусь Озриэля.

— Эмилия, нам пора. Здесь ничего. Похоже, придётся вернуться к идее со столиками, если Озриэль, конечно, не подкинет мысль получше.

Мне пришлось встать перед ней спиной к сцене и дважды позвать по имени, чтобы пробудить от транса.

— А, что?

— Я сказала, что у бара нам больше нечего делать. Ты идёшь?

Рядом на крутящийся стул плюхнулся жизнерадостный 'романтик', которого я знала в лицо, но не по имени, и подтолкнул меня плечом, указывая на сцену.

— Ирканийский отжигает, да? Не знал, что он тоже с ними.

Я удивленно обернулась, на ходу отмечая, что к голосу Индрика присоединился ещё один. Новичок не мог похвастаться такой же безупречной техникой и диапазоном, но искупал всё это задором и импровизацией: подстраивался под солиста, вворачивал жаргонные словечки, рычал в правильных местах.

Ещё не завершив поворот, я уже знала, кого там увижу. И не ошиблась.

Высокий блондин в черной кожаной куртке, темных штиблетах с вытянутыми носами и защитных очках.

Орест.

Я инстинктивно оправила платье.

В темных стеклах очков отражалось пламя — наверняка, тот же фокус, что и с тостовыми наклейками на глаза. Хотя...

Ифрит явно получал колоссальное удовольствие от происходящего. На лице Индрика отражалась легкая растерянность, но самозваный участник группы не мешал ходу выступления, а даже добавлял остроты, так что музыканты и слушатели не позволили гоблинам увести его со сцены.

Толпа ревела и бесновалась.

— Там оставались только рулетики с изюмом и моллюски, которые голосом профессора Чераты умоляли меня их не есть...

Я резко повернулась и увидела Озриэля. Он держал в руках миску и дожевывал какую-то многоногую закуску, которая, видимо, не до конца смирилась со своей участью и продолжала вяло отбрыкиваться.

Глаза однокурсника прыгнули на лоб.

— Но ты ведь только что был там... — Парень растерянно ткнул в сторону сцены, но Орест успел покинуть её мгновением раньше. Светлая макушка мелькнула пар раз в толпе и исчезла из виду. Надеюсь, до конца вечера.

— Где я...

Я быстро нарисовала в воздухе букву 'О' и изобразила очки. Озриэль понял и с хрустом сомкнул челюсти. Закуска перестала дергаться.

— Он у нас такой, — воскликнула я, подхватывая ифрита под руку, — прямо в двух местах одновременно!

— Ну, даёшь! — восхитился парень.

От неудобных расспросов нас избавил разочарованный возглас толпы: 'Бешеные нотки' уходили со сцены. Им на смену уже заступала следующая группа, и народ пришёл в движение, снова разбредаясь по залу. Эмилия тоже начала приходить в себя, моргая и оглядываясь, как после сеанса гипноза. Танцы, прервавшиеся на время предыдущего выступления, возобновились.

Озриэль поставил пустую тарелку на стойку и потянул меня за рукав.

— Мне надо кое о чем с тобой поговорить.

— Эмилия, мы на одну минутку...

— Я подожду вас здесь.

— Так что ты хотел сказать? — спросила я, когда мы примостились с боку барной стойки, неподалеку от прежнего места.

— Та семейная встреча, из-за которой я отсутствовал почти неделю...

Краем глаза я заметила Робина и мадам Гортензию. Они возобновили танцы, и у них явно всё было хорошо. Может, мне стоило наняться в свахи, а не в цветочницы? Кажется, у меня к этому склонность...

— Ливи, ты меня слушаешь?

— Да, прости, семейная встреча. Очень важная встреча, из-за которой я не видела тебя целую...то есть, из-за которой ты отсутствовал на занятиях почти неделю.

— Да, в общем, я тебе соврал, когда сказал, что она касалась перераспределения наследства. — Он коротко вздохнул. — Речь шла о тебе.

— Обо мне? — удивилась я. — Это из-за той вылазки в Подземное царство? Мне очень жаль, я не знала, что нарушаю правила...

— Нет, дело не в ней. Хотя Орест тоже масла в огонь подлил своими выходками. Да ещё если бы не кричал на каждом углу о своей великой любви...

— Тогда я не понимаю...

— Помнишь, я рассказывал тебе о своём отце?

— Что он подарил тебе справочник по экономному ведению хозяйства и...о нет, неужели он узнал, что ты провалил вступительные на доблестных защитников? Хотя, при чем здесь тогда я...

— Нет, он до сих пор не в курсе, но я сейчас не об этом. В общем, говоря кратко, мой отец мелкий правитель. Очень мелкий. Нужно быть большим оптимистом, чтобы строить в отношении нашей семьи мм...далеко идущие политические планы, и, с этой точки зрения, он большой оптимист. До подземного трона нам, как сатиру до балетной школы. Но отец считает, что у него есть все шансы упрочить положение, при правильно выбранной стратегии и хм...благоприятных условиях...

— ...например, если впереди стоящий претендент на трон поскользнется на куске мыла?

— Если восемьдесят таких претендентов поскользнутся, — кивнул Озриэль. — Что касается стратегии, то одним из главных её элементов он считает...династические браки.

Он перевел дух и сделал выразительную паузу.

— Постой-постой, о чем ты сейчас? Неужели Орест...

— Да. И... — Озриэль набрал в легкие воздуха и выпалил: — И не только он.

На последнее я не обратила внимание.

— Ты же сказал, что он скоро отстанет.

— Я ошибся. Раньше так и было...но не в этот раз. Хотя подождём ещё недельку. Может, всё уладится само собой.

Здорово. Подземный мир целую неделю обсуждал мой предстоящий брак, о котором меня забыли предупредить. В памяти внезапно всплыли фаршированные обручальными кольцами рыбешки, и под ложечкой противно засосало.

— О, кажется, это там Индрик. Послушай, Озриэль, давай немного отложим этот разговор. Если честно, я и вовсе не вижу в нём необходимости. Я просто скажу Оресту 'нет', и всё. Но, думаю, до этого даже не дойдёт. Не знаю, почему твои родственники так переполошились и...Индрик что, знаком с Эмилией?

Озриэль тоже повернулся в ту сторону, где сейчас стояли солист 'Бешеных ноток' и моя напарница, и почесал в затылке.

— Ну, вообще-то, да... А ты разве не знала?

— Не знала о чем? Что они знакомы? Нет, Эмилия не упоминала, наверное, к слову не пришлось.

Ифрит покосился на меня со странным выражением, но промолчал.

Мы находились всего в нескольких шагах от друзей, но, из-за падающей тени, они нас не видели. Зато их самих окружало аж пять светильников. До меня донеслись обрывки фраз:

...отличное выступление...

...думал, что не придёшь...

...подруга...

...рад...

Во время беседы Индрик неловко переминался с ноги на ногу. В движениях сквозила несвойственная ему скованность. Он взял с барной стойки светильник и принялся рассеянно крутить его, потом спохватился, потянулся поставить на место, промахнулся, и очередная летучая мышь полетела на пол. Они с Эмилией одновременно наклонились, пытаясь её перехватить, стукнулись лбами и обменялись неловкими смешками...

Я вдруг с изумлением поняла, что Индрик смущен. Не просто смущен — в панике. Индрик, который походя одаривает букетами и улыбками десятки девушек, снится доброй половине жительниц Потерии, и которого недавно чуть не растерзали поклонницы, в этот момент мучительно краснел и заикался, глядя на Эмилию снизу вверх.

— Озриэль, что с ним? Почему Индрик так странно себя ведёт?

— Мой обширный опыт в данной области подсказывает, что именно так ведут себя парни, когда им очень нравится какая-то девушка.

— То есть хочешь сказать, что он влюблен в Эмилию??

— Да, — просто ответил Озриэль.

Горло пересохло от волнения, когда я задавала следующий вопрос:

— А ей? Как думаешь, ей он тоже нравится?

— Ну, если у девушек набор признаков тот же, то несомненно.

Меня обдало горячей волной от макушки до пяток.

— И ты не имеешь ничего против? — прошептала я.

— А с чего бы мне возражать? — удивился Озриэль. — Вообще-то я даже рад. Надеюсь, они все сегодня выяснят. Индрик мне в последнее время все уши прожужжал Эмилией, но я думал она для него одна из многих. В итоге, сталкиваясь с ней, не знал, куда деваться от неловкости.

Эмилия всё это время продолжала безотчетно полировать свой камешек. Индрик указал на него пальцем, видимо, спрашивая разрешения посмотреть ближе, и девушка без колебаний ему это позволила.

— Кстати, ту первую песню он написал специально для неё и...

Я быстро накрыла его рот ладошкой.

— А вот теперь мне нужно сообщить тебе кое-что важное, — сказала я и, взяв его за руку, потянула прочь.

— Куда мы?

— Увидишь.

— А они?

— Им сейчас не до нас.

Глава 21

в которой много романтики и разного рода признаний

Ифрит послушно следовал за мной всю дорогу, не выпуская руку. Когда мы вышли на террасу, в небе томилась бледнеющая луна, готовая через пару часов встретиться с рассветом, и дул свежий ветерок. На лице оседали крупинки песка. Ночь озарялась зелеными вспышками: Шаказавр по-прежнему служил маяком, хотя за последние полчаса на вечеринке не появилось ни одного нового гостя.

Я подвела Озриэля к каменным перилам и повернулась. Он с интересом оглядывал площадку.

— А я и не знал про это место. Тут даже уютно...

— Озриэль, я тебя люблю, — выпалила я и, воспользовавшись тем, что он оцепенел, торопливо продолжила: — Знаю, что подобные признания не делаются вот так, и что мои слова могут показаться странными в свете поисков жениха, но это правда! Я не говорила тебе об этом, потому что не хотела мешать вам с Эмилией, а потом оказалось, что никаких вас и нет! Конечно, мои откровения сейчас, как гром среди ясного неба, мы ведь с самого начала определились, что будем только друзьями, но я готова бороться за твою любовь, и...

К нему наконец вернулся дар речи.

— Как ты могла?! — возмутился он.

— Конечно, нужно было тебя подготовить, а не так с ходу и...

— Нет, это я тебя люблю! — перебил Озриэль. — И должен был сказать об этом первым!

— Значит, я поторопилась?

— Или я опоздал.

— Поправьте меня, но разве это не то, что называют 'взаимная любовь'?

Мы одновременно повернулись в сторону темного угла на стыке стены и перил, откуда раздался этот голос.

Паук просеменил вперёд.

— Магнус, что ты...вы здесь делаете?

Поправка относилась к Арахне, которая выпорхнула вслед за ним и зависла рядом.

— То же, что и остальные: ищем уединения. Но все парочки Потерии, похоже, ждали именно этой ночи, чтобы признаться в своих чувствах, — проворчал он. — На террасе сегодня не протолкнуться

Бабочка ласково погладила его крылом, и паук смягчился:

— Ладно, ты права, любовь моя, найдём уголок поукромнее. А им ещё о многом предстоит поговорить...

Они прошествовали к выходу. Уже занося лапку за порог, Магнус будто бы невзначай обронил:

— Ты ведь ни о чем не забудешь ему рассказать, Ливи?

— Конечно, нет! — ответила я, возмущенная его намеком.

Когда парочка удалилась, ифрит поднял брови:

— Что он имел в виду?

Я вздохнула. Тут бы управиться с объяснениями до рассвета... Но прежде мне хотелось прояснить самый волнующий вопрос, поэтому я покачала головой.

— Об этом чуть позже. А сейчас ответь: ты правда меня любишь? То есть правда-правда?

— Конечно! — смутился Озриэль. — Жаль, я не могу сказать об этом красиво, ну там стихи прочитать или песню, как Индрик, сочинить. В общем, не рассказывать же, что у меня сердце готово выпрыгнуть из груди, когда тебя вижу, и ноги становятся ватными...и все слова забываю, и что твои волосы пахнут ромашкой и лимонником...ну вот, кажется всё это и сказал. А, если описывать точнее...помнишь своё ощущение, когда выглянула из окна жилой башни?..

Ещё бы! Такое разве забудешь: дыхание перехватывает, перед глазами все вертится, а к животу словно привязали веревочку и дернули, и ты падаешь-падаешь...

Я кивнула.

— Вот примерно так, — заключил Озриэль. — Только как будто живу не на третьем этаже, а на двадцатом.

Моё сердце заколотилось где-то в горле. Упоение срочно требовало выхода.

— Я чувствую то же самое...значит, это и правда любовь! Та, что случается один раз и навек. Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе...

— Об этом ещё пока рано...

— ... и все будут смотреть на нас, стареньких, и умиляться...

— Только не надо про одновременную смерть. Меня всегда пугал этот пункт.

— ...и будем, как те гоблины с ромашками!

— Какие гоблины? — опешил Озриэль.

— Неважно! — Следующий вопрос сам собой сорвался с языка: — А когда это произошло? Когда ты понял, что влюбился?

Если уж выяснять, так всё сразу!

Он облокотился о перила, взял мою руку, перевернул ладошкой кверху и принялся рисовать на ней узоры.

— В самый первый день, во время разговора в таверне... — начал он.

— Так, значит, прямо тогда??

— Нет, погоди. Тогда ты мне просто очень понравилась. Так вот, после 'Наглой куропатки', я отправился на занятия, после них заскочил на репетицию к Индрику, немного послушал новые песни и вернулся в жилую башню. Там подготовился к урокам на следующий день и устроился почитать перед сном 'Фантастические приключения невыдуманных монстров', потянулся за оставленным на столе сэндвичем с опятами... и вдруг понял, что влюбился.

— Получается, это произошло между первым и вторым взглядами?

— Получается, что так, — согласился Озриэль и в свою очередь полюбопытствовал: — А у тебя?

— А у меня зрение оказалось похуже...на целую неделю. Или, может, всё дело в отсутствии сэндвича с опятами?

Мы одновременно хохотнули, а потом он начал выводить на моей ладони знаки бесконечности. И если до этого было щекотно, то теперь вдруг стало горячо, аж кожу защипало.

— Раз уж мы прояснили все вопросы...

— Почти все.

В голове пронеслась тень Якула Кроверуса.

— Я имел в виду все главные... — Он вопросительно посмотрел на меня.

— Да, их прояснили, — согласилась я. — Осталось так, по мелочи...

Ну, дракон, конечно, не совсем мелочь, но что может быть важнее обретения настоящей любви?

— Тогда как насчет того, чтобы мм... приступить к следующей части?

— Поцелуям? — уточнила я.

— Ага.

Вместо ответа я положила руку ему на грудь. Нас окружал каменистый пейзаж, но на меня вдруг повеяло ирисами...

Озриэль снял с моей головы карнавальную диадему, положил на перила и прошептал:

— Так гораздо лучше.

А потом заключил в объятия, наклонился и поцеловал — совсем легко, едва коснувшись губами, и через секунду отстранился. Мне вдруг стало не хватать воздуха, перед глазами поплыло, а в ушах застучали маленькие наковальни. Я прямо сейчас летела с самого верхнего этажа жилой башни...

— Ливи, я чувствую твоё сердце, — хрипло сказал он и поцеловал уже по-настоящему.

* * *

Когда мы оторвались друг от друга, небо стало на несколько тонов светлее, намекая на то, что пора переходить к новым признаниям.

— Что такое, Ливи?

Я уперлась руками ему в грудь, всё ещё нежась в кольце объятий, и вздохнула.

Вряд ли кто-то из юношей расстроится, узнав, что его возлюбленная на самом деле принцесса, но вот перспектива схватки с крылатым монстром может слегка огорчить. О таком лучше начинать издалека. Я окончательно высвободилась и сделала шаг назад, чтобы исключить отвлекающие факторы.

— Озриэль, ты всё это время считал меня обычной цветочницей ...

Он жестом остановил меня:

— Можешь не продолжать. Я знаю всё, что ты собираешься сказать.

— Да? Что-то не уверена...

Ифрит шагнул ко мне, схватил за руки и с жаром продолжил:

— Пусть тебя это не беспокоит.

— Хорошо, не беспокоит. А что именно?

Но он уже не слушал, взволнованно сжимая мои пальцы и глядя куда-то вдаль:

— Мне плевать, что я принц, а ты простая цветочница!

— Ээ, рада это слышать.

— Я им так и сказал!

— Кому им?

— Всем родным на собрании. Отец опять завел свою шарманку про то, что нам с братьями нужно жениться на принцессах, чтобы поправить положение семьи. Мол, мы и так слишком далеки от трона, чтобы позволить себе жен-простолюдинок, и происхождение наш единственный козырь. Он в нас с детства это вдалбливал. Говорил, любовь — это всё выдумки, результат заговора продавцов сувениров.

— У наших отцов много общего.

— Тогда я сказал, что мне всё равно: я люблю тебя, и мне не нужен никто другой!

— То есть...ты признался своей семье в любви ко мне?

— Да, и отец жутко разозлился. Ещё долго читал мне нотации. И даже когда я вернулся этим утром, несколько раз вызывал к себе. Помнишь, мне пришлось оставить тебя в коридоре?

— Так вот с кем ты тогда разговаривал — с ним!

— И не только: там вся семья снова подключилась. В общем, под конец я не выдержал и заявил, что никогда в жизни не женюсь на принцессе...

— Ну, это ты погорячился.

— ...и даже обет принёс, — торжественно заключил Озриэль.

— Что?! Нет-нет, ты должен сейчас же отказаться от своих слов!

— Зачем? — удивился он.

— Потому что я принцесса!

— Конечно, принцесса, — улыбнулся он и потянулся, чтобы снова меня обнять. — Принцесса среди девушек, незабудка моего сердца...

— Да нет же! — воскликнула я, уворачиваясь. — Настоящая принцесса. Я солгала тебе о том, кто я.

Озриэль замер, побледнел, покраснел обратно и почесал в затылке:

— Ну, дела...

— Что это значит? Надо запретить такие вот фразочки, которые ничего не проясняют, но от которых волосы встают дыбом.

— Я не могу отказаться от своих слов. Это был магический обет.

Вам никогда не снилось, как вы карабкаетесь на самую высокую гору за аленьким цветочком, и вот когда вы уже на вершине, и пальцы готовы сомкнуться на стебельке, цветок заявляет, что хочет остаться с чудовищем, и жить с ним долго и счастливо?

Мне тоже не снилось, но ощущения, думаю, те же.

Я начала кружить по террасе, пытаясь справиться с волнением:

— Наверняка, этот твой магический обет можно обойти! Должен быть способ, он всегда есть.

Ифрит схватил меня за руку, прерывая бессмысленную беготню, и успокаивающе погладил.

— Никогда о таком не слышал, но мы обязательно его найдём, Ливи! Ты ведь сама сказала, что истинная любовь сметает все преграды. А у нас самая настоящая истинная любовь.

Секунду я стояла, беззвучно шевеля губами и обдумывая смысл фразы, а потом бросилась вынимать правый кулек.

— Что ты делаешь? — покраснел Озриэль. — А, ээ, фисташки, я так и подумал, что ты именно их собиралась достать...

— Ешь! — перебила я, протягивая горсточку.

— Но у меня ведь нет темной метки, и ты не чувствовала знака... — засомневался он.

— Если то, что я чувствую, когда стою рядом с тобой, беру тебя за руку, отвечаю на твои поцелуи не знак, то я не знаю, что такое истинная любовь, и не хочу знать! Мне тоже не нужен никто, кроме тебя!

Он закинул в рот сразу горсть. Прожевал, проглотил. Я всё это время стояла, затаив дыхание и чуть не подпрыгивая от нетерпения.

— Что-нибудь чувствуешь? — не выдержала я. — В горле першит? Глаза слезятся? Под коленками зудит?

— Постой, думаю, надо секунд тридцать подождать.

— Да-да, ты прав. А теперь?

Но ничего не произошло ни через минуту, ни через пять. Я скормила ему все остатки. Ноль реакции.

— И что дальше? — спросил Озриэль.

— А дальше мы что-нибудь придумаем. Я закажу ещё фисташек и буду кормить тебя ими до тех пор, пока у тебя не начнется аллергия. Нет, ещё лучше! К черту все эти знаки и глупые орехи! Да что они могут знать о настоящей любви?!

Мы немного помолчали. Я принялась дергать ниточку на его свитере, он размышлял, задумчиво водя пальцем по моим ключицам.

— Нас разделяет твой обет, наши отцы, и тонна земли, когда тебя вызывают домой... Наверное, ты думаешь, что хуже и быть не может? — робко заметила я.

— Пожалуй, что да.

— Так вот...

И я рассказала ему про дракона. Ну, и про всё остальное, конечно.

Когда я замолчала, он спросил ровным голосом:

— Значит, не было никакой колдуньи?

— Была предсказательница.

— И память ты не теряла, и не было жениха...

— Вообще-то был, где-то там...просто теперь это уже не имеет значения. Мы ведь нашли друг друга? — последнюю фразу я произнесла не без дрожи в голосе.

А вдруг завравшаяся принцесса — совсем не та Ливи, которую он полюбил?

— Отныне и навек! — твердо заверил Озриэль.

Я придвинулась ближе, взяла его руки и обвила вокруг себя. А потом положила голову ему на грудь. Он погладил меня по волосам и сказал:

— Недавно читал один справочник по безвыходным ситуациям, в котором рекомендуется в подобных случаях ложиться спать... или целоваться.

— Знаешь, кажется, мы читали один и тот же справочник. И мне сейчас совсем не хочется спать...

— Мне тоже.

Я обняла его за шею и, встав на цыпочки, потянулась к губам, он наклонился ко мне.

Тут на лестнице послышались шаги, знакомые голоса, и на террасу выбежали счастливые и смеющиеся Индрик и Эмилия.

* * *

— Ой, простите, не хотели мешать.

— Старина Магнус сказал, что вы здесь.

— Вы так быстро ушли.

— Вот мы и подумали, что надо найти вас и рассказать...

— Знаешь, любимый, кажется, они хотят сейчас остаться одни. — Эмилия потянула было Индрика прочь, но мы с Озриэлем их остановили.

— Постойте, о чем вы хотели рассказать?

Конечно, 'любимый' от нашего внимания тоже не укрылось.

— Мы правда не помешаем? — Эмилия бросила выразительный взгляд на руки Озриэля, которые меня сейчас обнимали, а потом шепнула Индрику: — Говорила же тебе!

Я повертелась, прислонилась к Озриэлю спиной, покрепче завернулась в его объятия и задрала голову:

— Тебе удобно?

— Вполне, а тебе?

— Никогда не чувствовала себя лучше.

Мы одновременно посмотрели на друзей, приготовившись слушать.

— Поговорили наконец? — осведомился Озриэль.

— Да! — просиял Индрик.

— И поняли, почему нас с самого начала тянуло друг к другу, — добавила Эмилия.

— Ну, не только поэтому. Мне сразу понравился твой голос, тебе обязательно нужно петь. — Индрик повернулся к нам и уверенно заявил: — Ей нужно на сцену! Говорю это, как музыкант!

— Глупенький... — Она смущенно погладила его щеку. Оказывается, любовь очень красит.

— Её мама была из леприконов, — сообщил Индрик, обращаясь преимущественно к Озриэлю.

Ифрит присвистнул:

— Это многое объясняет!

Я перевела непонимающий взгляд с одного на другого, поэтому Озриэль шепнул мне на ухо:

— Индрик — леприкон. Я не упоминал?

Восклицание вырвалось у меня невольно:

— Ты леприкон??

— А что, не похож? — весело усмехнулся музыкант.

— Не очень...мне вы другими представлялись.

— Горбатыми карликами в зеленых лосинах? — ещё шире улыбнулся он.

— В точку!

— Я бы всерьез потолковал с тем, кто пустил этот слух!

Индрик вынул из кармана восьмигранную монетку и принялся её подкидывать.

Этот жест навел меня на новую мысль:

— Значит, вас с Эмилией в некотором роде свели цветы? Вы ведь познакомились, когда ты пришёл в 'Эксклюзив-нюх' за букетами?

— Познакомились — да, тогда. Ну, а все последующие разы... — Он ловко поймал монету, сунул в карман и смущенно погладил руку Эмилии. Она ответила за него — похоже, они теперь и мысли делили на двоих.

— Он покупал цветы в таком количестве, чтобы почаще видеть меня, — улыбнулась она.

— То есть ты не дарил их потом десяткам девушек? — уточнила я.

— Вообще-то дарил, — беззаботно пожал плечами Индрик. — Просто так: мне ведь это ничего не стоит, сущий пустяк, а девушкам приятно.

— Правда, он милый? — воскликнула Эмилия. Влюбленные обменялись нежными взглядами и переплели пальцы.

Наверное, для таких, как Индрик, всё просто. Ему и в голову не приходит, что девушки привыкли считать подобные 'пустяки' авансами. И некоторые гоблинши, работающие раздатчицами, могут счесть их знаком особого внимания. А некоторым наследным принцам это может совсем не понравиться.

Не говоря уже о том, что мне было далеко до прекраснодушия Эмилии. Надо будет предупредить Озриэля, чтобы даже не вздумал радовать других девушек подобным образом. Хотя что-то мне подсказывало, он и не станет...

— Но о леприконах тебе больше Эмилия расскажет, — беспечно заметил Индрик. — Я не слишком в теме: с детства не был на родине. — Он приобнял её за талию. — Вот взять хотя бы её платье...

Эмилия тотчас его оправила и пояснила:

— Это традиционный костюм леприконских женщин и... — Она запнулась и бросила на возлюбленного неуверенный взгляд. — В общем, немного дополненный другими мотивами.

Юноша сделал нетерпеливый жест:

— Не понимаю, чего тут скрытничать. Мы живем в современном королевстве! — Он повернулся к нам и пояснил: — Её отец был великаном.

Эмилия опустила голову, а потом вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на нас, словно готовясь встретить толпу, вооруженную вилами и кольями.

Я вспомнила наш недавний разговор у бара и то, как рьяно она отстаивала перспективы отношений мадам Гортензии и Робина. Вообще-то её опасения не были совсем уж беспочвенными. К великанам относились настороженно во всех королевствах, кроме, наверное, великаньего. А в некоторых — откровенно ненавидели и считали их кровожадными тварями, которых нужно истреблять без разбора. Однажды папа принимал посла, который пытался заручиться нашей поддержкой в походе против них. Дипломат напирал на то, что великаны не обладают разумом. Правда, так и не смог объяснить, почему они, в таком случае, умеют говорить. Так что, союз родителей Эмилии был сродни отношениям Магнуса и Арахны. Только последним повезло больше: волшебный народ редко интересуется проблемами бабочек и пауков.

Эмилия потянула за шнурок, вынимая заправленный за вырез платья амулет. Нежно отерла его пальцем и сказала:

— Это папино обручальное кольцо. Но их с мамой я практически не помню. — Каменный ободок был чуть меньше браслета. Говорят, великаны носят их на мизинце. О родителях Эмилия больше ничего не добавила, и я почувствовала, что сейчас не место и не время об этом спрашивать.

Озриэль с интересом осмотрел кольцо, но трогать из деликатности не стал.

Подруга вернула продырявленный камешек на место и сказала:

— Кстати, Ливи, ты интересовалась насчет...курсов, которые я посещаю. Так вот, это не совсем курсы личностного роста.

— Я догадывалась, — кивнула я.

— Хотя, в целом, и так можно назвать. В общем, недавно я узнала, что у меня есть тётя с папиной стороны. Она живёт за городом, по... — быстрый взгляд, — некоторым соображением. — Из этого я сделала вывод, что её родственница опасается не самого радушного приёма со стороны жителей города. Не всех, конечно, но предпочитает не рисковать... — Я хожу к ней по вечерам, и она рассказывает мне историю великаньего народа — не ту, что преподают в академии, прости, любимый...

— Да, мне-то за что? Я ни разу и не был на этой лекции...

— Так вот, рассказывает о том, как всё было на самом деле. Вообще-то, — глаза Эмилии загорелись, — это очень увлекательно, потому что великаны живут по двести, а иногда и по триста лет, так что можно узнать о многих важных событиях, случившихся при наших дедах и прадедах, из первых уст. Правда, рассказчики из них неважные. А ещё тётя учит меня их традициям, и как правильно их соблюдать. Я теперь неплохо умею готовить пару-тройку великаньих блюд. Думаю, это важно не забывать свои корни...

— Очень важно! — горячо поддержала я. — Можно я как-нибудь схожу вместе с тобой?

Едва произнеся это, я тут же поняла, что вряд ли смогу составить ей компанию. Очнись, Ливи! Сейчас не время для домашних посиделок в компании тетушек-великанов. Но эта оговорка помогла мне понять, что Затерянное королевство стало почти моим вторым домом. Может, потому что дом — там, где сердце?

Я видела, что Эмилии моя просьба приятна.

— Тётя будет рада гостям, — просто сказала она.

Индрик снова принялся подбрасывать монетку — точно такую он дал мне две недели назад в обмен на хрусталютики. Монетка в очередной раз взлетела в воздух, несколько раз перевернулась, сверкнув в лунном свете, и меня словно пронзило. Я шагнула вперед, перехватила её на лету и покрутила, разглядывая. Весьма приметная: отчеканенный на аверсе трилистник и глубокие насечки, похожие на трещины.

— Что ты делаешь, Ливи? — удивился Озриэль.

Воспоминание превратилось в подозрение. Я протянула ифриту монету:

— Ты раньше такие где-нибудь видел?

Он покрутил её и неуверенно протянул:

— Вроде, нет...

— Индрик, — продолжила я, — когда ты сказал про цветы, что это тебе ничего не стоит, ты выражался фигурально?

— Да нет, мне деньжата дядя подкидывает, — пояснил он. — Я его никогда не видел — только по миниатюре, которую он прислал, но поддерживать с родней контакты-то надо. Вот и списываемся где-то раз в месяц. А у него этих денег куры не клюют, он сам как-то сказал.

Две половинки догадки сложились в полноценную уверенность.

— А ты в курсе, что деньги леприконов, попав в чужие руки, исчезают? Они только на вашей территории действуют!

Может, с внешностью я и промахнулась, но вот о свойствах леприконского золота кое-что слышала: няня рассказывала мне, как один из них надул на рынке её сестру. Женщина продала ему курицу, и вырученные деньги спрятала в кубышку, которую зарыла на заднем дворе. Откопав её через неделю, она обнаружила, что монетки бесследно исчезли.

— Что, серьезно? — с интересом переспросил Индрик, а потом беспечно повел плечами. — Нет, не знал. Говорю же, я не слишком в теме.

Мы все с любопытством уставились на ладонь Озриэля: на первый взгляд, с кругляшом ничего не произошло, но при более внимательном осмотре, стало заметно, что рисунок потерял прежнюю четкость, бороздки стали менее глубокими, а сама монетка по краям будто бы слегка оплавилась, как потекшая свечка.

— Ну и ну! — присвистнул Озриэль.

— Вот это да! — восхитился Индрик.

Наименее удивленной выглядела Эмилия — скорее, проявляла вежливый интерес.

Индрику повезло родиться счастливчиком: далеко не каждый сумел бы расплачиваться фальшивым золотом направо и налево и выйти сухим из воды. А он даже ничего не заметил. Может, везучесть — свойство всех леприконов? Надо будет спросить у Эмилии.

Я стала развивать свою мысль дальше:

— И, раз монеты исчезают, получается, всё, что ты платил за наши...

Тут Эмилия наступила мне на ногу:

— Сейчас это неважно, Ливи. Мы поговорим об этом позже.

— Поговорим о чем? — полюбопытствовал Индрик.

— Да так, мелочь, любимый, — улыбнулась она. — Не бери в голову.

Последняя реплика оказалась уже лишней. Индрик не был бы собой, если бы крепко надо всем задумывался. Это свойство утяжеляет характер, а у него он легче воздушного шарика.

Наверное, Эмилия догадалась, в чем, вернее, в ком, причина недостачи в лавке, после их сегодняшнего разговора, но не хотела портить вечер. Не удивлюсь, если она и вовсе не собирается возвращаться к этому вопросу: в обращенном на Индрика взгляде светилось столько беззаветной всепрощающей любви, что хватило бы на искупление всех грехов мира.

Музыкант оживился.

— Ну, раз эту тему закрыли, я вот о чем хотел поговорить. — Он повернулся к Озриэлю и хлопнул его по плечу: — Слушай, Эль, а давай с нами, а?

— С кем, с вами, и что именно? — не понял ифрит.

— Да выступать, конечно! — Голос Индрика звенел от возбуждения. — Ты сегодня так отжигал на сцене, просто ураган! Я даже не знал, что ты так умеешь (мог бы, конечно, и заранее предупредить, что собираешься это сделать, ну, да ладно). В общем, играть на чем-то необязательно, будешь просто петь с группой и подбавлять драйва.

Значит, Индрик не знает про его братьев!

Озриэль окинул нас затравленным взглядом и прочистил горло, но тут на лестнице послышались быстрые шаги — кто-то поднимался на террасу, перепрыгивая через несколько ступеней.

Глава 22

в которой очень невовремя находится арбалет

— Гляди, что я нашёл, Оззи, — воскликнул Орест, выныривая из прохода и размахивая тяжеленным черным арбалетом. Оружие походило на экспонат музея: необычная гнутая форма, роговая основа, покрытая резьбой и перламутром, и искрящаяся в свете луны тетива, похожая на натянутый лунный луч. В пазу вместо болта вился какой-то черный дымок. — Давно пора было вытрясти его из Гарта! О, всем привет!

Индрик и Эмилия окаменели, как горные тролли на восходе солнца, и только, вытаращившись, наблюдали за ифритом. Тот непринужденно подмигнул мне:

— Отлично смотришься в этом платье, крошка!

От его взгляда моя рука тотчас бросилась ощупывать наряд, чтобы убедиться, что он всё ещё на месте.

Озриэль, который было шагнул к брату, замер и обернулся ко мне.

— Крошка? — с подозрением переспросил он.

Мне показалось, или от его ушей действительно поднялся дымок?

Я не нашлась, что ответить, и вообще в этот момент чувствовала себя самой настоящей преступницей и даже пожалела, что отвергла продукцию 'Бабушкина сундучка', соблазнившись эльфийским шелком. Правда, сожаление было мимолетным. Кто бы, на моём месте, устоял?

— Эль, почему тебя двое? — наконец опомнился Индрик.

— У тебя есть брат-близнец? — удивилась Эмилия.

Глаза Индрика возбужденно блеснули.

— А он тоже поёт?? — осведомился он и резко повернулся к Оресту, при этом случайно задев того по локтю.

Арбалелет дернулся, черный дымок с шипением сорвался с тетивы, и, сложившись в воздухе в призрачную стрелу, прошил нас с Озриэлем насквозь, пригвоздив лицом друг к другу. Боли я не почувствовала — только в груди появилось тянущее ощущение. Из спины Озриэля торчало оперение, из моей — наконечник.

— Оп-па, — сказал Орест в наступившей тишине.

Эмилия и Индрик бросились к нам.

— Вы как?

— Живы?

Я всё ещё не могла прийти в себя и не понимала, что же, собственно, произошло.

Озриэль перевел неверящий взгляд вниз, на соединяющее нас древко.

— Нет-нет-нет! — сказал он.

— Озриэль, что это значит?! Мы ранены?

— Нет-нет-нет-нет-нет!!

— Я и с первого раза расслышала, поясни толком!

Он схватился за древко и с усилием сделал шаг назад, соскочив со стрелы. В то же мгновение она исчезла и из моей груди, обратившись в дым. Я ощупала себя: всё цело, тянущее ощущение тоже пропало.

Озриэль резко повернулся к Оресту:

— Ты нарочно это сделал!

— Что ты, Оззи, это был перст судьбы, — невинно возразил тот и сдул пылинку с арбалета.

Вот теперь у Озриэля точно пар из ушей повалил. Лицо потемнело, под кожей забегали маленькие синие молнии, а скулы заострились. Он рванул вперед, но я его удержала:

— Погоди, не нужно, со мной всё в порядке! Видишь, — я указала на грудь, — даже дырочки не осталось. И, главное, платье цело.

Ифрит поднял на меня несчастные глаза, снова принимая прежний вид:

— Ты не понимаешь, Ливи....это была стрела Вечной Дружбы.

— Звучит красиво, — заметила Эмилия.

— Это я придумал название, — встрял Орест, но я знаком велела ему помолчать.

— Перед отъездом в академию отец велел ему, — Озриэль махнул через плечо, — отдать мне свой арбалет, потому что опасался, что я не смогу завести тут друзей.

— То есть... — начал Индрик.

— Нет! — твердо заверил Озриэль. — Я никогда им не пользовался!

— Но что плохого в дружбе? — удивилась я. — Мы и раньше дружили, так в чем дело?

— Вот и я говорю: ничего плохого, всё отлично! Не кипятись, братишка.

Озриэль, не оборачиваясь, вскинул палец — с кончика сорвалось несколько искр, и Орест тут же умолк.

— Это значит, Ливи, — пояснил он, — что мы не сможем встречаться, потому что первая заповедь дружбы: не влюбись в свою подругу.

— Ох, — всплеснула руками Эмилия.

— Мда, — сказал Индрик.

А потом дошло и до меня.

— Нет-нет-нет! — воскликнула я и добавила: — Нет-нет-нет-нет-нет!

— Вот и я о том же, — мрачно согласился Озриэль.

— Какая-то ерунда! Нет, я не верю и сейчас это докажу: я тебя поцелую! — заявила я.

Лицо Озриэля приняло такое же твердое выражение:

— А я тебя, — кивнул он.

— Ну-ну, — хмыкнул Орест, но Индрик и Эмилия шикнули на него.

Я придвинулась к Озриэлю, он наклонился ко мне. Мы потянулись друг к другу, но когда до цели оставалось всего пару сантиметров, невидимый палец ткнул меня в середину лба, намекая на нарушение дружеской дистанции. Судя по всему, с ифритом произошло то же самое. Тогда я решительно схватила его за уши и вытянула губы трубочкой. Перед глазами начали взрываться звездочки, в носу защипало, а голова затрещала, как от десяти магнитных бурь сразу. Озриэль тоже был весь красный и пыхтел.

— Не могу! — выдохнула я и разжала пальцы.

Мы поспешно отскочили друг от друга, переводя дыхание.

Орест любовно погладил арбалет и с довольным видом перекинул его в другую руку.

— Сделан на совесть!

Озриэль, который стоял, опираясь ладонями о колени и тяжело дыша, вскинул голову.

— Я тебя из-под земной коры достану! — прорычал он и бросился к нему.

Орест проворно развернулся и исчез в проёме. Через секунду он снова появился, пятясь обратно. В грудь его подталкивал подручный Марсия, снова загоняя на террасу. Это был тот самый 'чугунный болванчик' с этикета ухаживаний. Значит, придворного мага всё-таки потревожили и 'прибрали' за Его Высочеством. За первым парнем выросли ещё двое.

— Ты! — Болванчик ткнул пальцем в Индрика. — Пойдёшь с нами. Марсий хочет с тобой поговорить.

— Передай ему, что...

— Я чё, твоё мнение спрашивал?

Он щелкнул пальцами, и двое помощников тут же оказались по обе стороны от Индрика и подхватили его под руки, оторвав от земли.

— Что вы делаете! — возмутилась Эмилия.

— Сейчас же отпустите его! — поддержала я.

— Только не с размаху, — добавил Индрик.

Ни один не пошевелился. Болванчик отвернулся от нас, и его взгляд упал на Озриэля, потом снова метнулся к Оресту и подозрительно сощурился:

— Который из вас Ирканийский?

— Я, — по привычке отозвался Озриэль.

— Он! — подтвердил Орест. — Ну, раз уж мы прояснили этот вопрос, и я вам больше не нужен, то, пожалуй, пойду. — Он сделал движение в сторону выхода, но в проёме возник четвертый амбал, перегораживая путь.

— А можно опустить меня на землю? — поинтересовался Индрик, но никто его не услышал.

Озриэль прочистил горло:

— Если Марсий велел привести и меня, то...

— Неа, тебе он просто велел навалять, — перебил Болванчик и впечатал кулак в ладонь. Потом обернулся через плечо и кивнул на Ореста. — И тогда этому уже до кучи, поди тут разберись, кого из братьев он имел в виду.

— Вы тут развлекайтесь, ребята, а я пошёл! — жизнерадостно прощебетал Орест и, разбежавшись, рванул к стене.

— Нет! — крикнул Озриэль. — Мы не под землёй, здесь так нельзя!

Но было уже поздно: Орест врезался в стену, покачнулся и упал навзничь, широко раскинув руки. Арбалет откатился в сторону. На лбу ифрита начал расплываться внушительный синяк.

Пару секунд все молча смотрели на лежащего, а потом Болванчик спросил:

— Твой брат чё, идиот?

— Он иностранец, — пояснил Озриэль. — Только сегодня приехал.

Орест застонал и попытался разлепить веки.

Мы с Эмилией переглянулись.

— На счёт 'три', — прошептала она.

— Три! — выпалила я и, подхватив с перил свою диадему, с размаху насадила её на одного из охранников Индрика по самые глаза. Тот выпустил леприкона и схватился за лицо, пытаясь избавиться от неё. Эмилия тем временем сорвала с шеи папино обручальное кольцо, раскрутила над головой и влепила в лоб второму надзирателю. Тот повалился на пол с не менее внушительным синяком, чем Орест. Эмилия поцеловала амулет и быстро сунула в карман.

Индрик, вновь очутившийся на земле, ощупал себя и сообщил:

— Со мной всё в порядке.

Озриэль воспользовался поднявшейся суматохой, подбежал к Оресту — тот вяло ворочался, пытаясь подняться на карачки, и подхватил лежащий рядом арбалет.

— Вот это ты зря! — рыкнул Болванчик и кивнул своему напарнику: — Заходи с другой стороны.

Оба двинулись на него. Ифрит быстро вскинул арбалет. Громилы сначала замерли, а потом усмехнулись, увидев, что он не заряжен, и продолжили наступление.

Озриэль встряхнул арбалет.

— Давай же!

Без изменений. Расстояние между ним и нападающими быстро сокращалось. Их разделяло всего шесть шагов, пять, четыре...

Я хотела броситься на помощь, но Озриэль выставил ладонь:

— Стой там, Ливи!

Три, два...

И тут на тетиве наконец заклубилась призрачная стрела.

Ифрит хорошенько приложил арбалет о колено (Орест, поднявший в этот момент голову, застонал, при виде такого варварского обращения), и рядом с первой возникли ещё две.

В этот момент атакующие подскочили к нему с двух сторон. Ещё секунда, и они его сомнут! Но тут Орест, всё ещё лежащий на полу, ухватил одного из них за лодыжку, и благодаря этому Озриэль успел увернуться. Быстро зашел ко второму со спины и спустил все три арбалетных болта.

Призрачные стрелы пригвоздили помощников Марсия друг к дружке, как недавно — нас с Озриэлем.

— Что это? — в ужасе вскричал второй парень и задергался, предпринимая безуспешные попытки освободиться.

— А ну, хватит! — прикрикнул на него Болванчик и отвесил напарнику затрещину, а потом уперся кулаками ему в грудь, силясь отсоединиться от стрелы. Внезапно оба оставили попытки разлучиться и зачарованно уставились друг на дружку. Лица просветлели, на губах заиграли идиллические улыбки:

— Локки! — воскликнул Болванчик и раскрыл объятия.

— Хук! — радостно крикнул тот и кинулся его обнимать.

И вот уже оба стояли, издавая счастливые возгласы и похлопывая друг дружку по спине.

Моя жертва наконец содрала с лица диадему и теперь в изумлении смотрела на них. Пострадавший от обручального кольца всё ещё не очухался.

Я повернулась к Эмилии:

— Скорее, к выходу!

Они с Индриком кивнули и побежали к лестнице, а я подскочила к Озриэлю и помогла ему поставить Ореста на ноги. Мы подхватили его с двух сторон и потащили к проёму.

Тот сперва вяло переставлял ноги, а потом резко уперся ими в пол и заозирался:

— Арбалет, где мой арбалет?

— Да ничего с ним не будет, — пропыхтел Озриэль и поощрил его пинком пониже спины, — шевелись, потом за ним вернемся.

Мы наконец выбрались с террасы и очутились на лестнице. Впереди мелькали спины Индрика и Эмилии. Из общего зала доносился грохот музыки и гомон голосов. Веселье всё ещё было в самом разгаре.

— Пора валить с вечеринки, — сказал Озриэль.

— И чем быстрее, тем лучше, — добавила я.

Но сделать этого мы так и не успели.

Глава 23

в которой потрясаются основы Затерянного королевства

На сцене выступала новая группа, гостей в зале ничуть не убавилось. Индрик и Эмилия поджидали нас у подножия лестницы. Едва мы успели спуститься, рядом на перила приземлился паук, там же примостилась и бабочка.

— Магнус, вы здесь! — обрадовалась я. — Отлично.

— Что стряслось? — удивился он. — На вас лиц нет. А это ещё кто? — он вытаращился на Ореста, всё ещё висевшего между нами с Озриэлем.

Тот поднял голову:

— Вау, говорящий паук. Он твой, крошка?

— Прекрати её так называть, — рассердился Озриэль.

— Я свой собственный, — оскорбился Магнус. — И вообще-то...

— Так, сейчас не время для тирад про паучью честь, — перебила я, — потом всё это выясните. Мы уезжаем, поэтому отправляйтесь вместе с Арахной к выходу и ждите нас там.

— А вы куда?

— Мы только отыщем мадам и сразу к вам присоединимся.

Паук не стал задавать лишних вопросов и подтолкнул бабочку лапкой:

— Пройдём лучше вот здесь, милая. Тут слишком людно, держись поближе к стене.

Они проворно устремились к цели, огибая гостей и выбирая безопасные участки, а Эмилия, как самая высокая среди нас, заглянула поверх голов и провозгласила:

— Я вижу мадам. — Она указала в другой конец зала. — Вон там, с Робином.

Я сложила руку козырьком:

— Да, тоже вижу.

Напарница помахала, пытаясь привлечь внимание хозяйки, но та слишком увлеклась беседой с лекарем.

— Идёмте, нужно забрать её, — сказала я и удержала ринувшегося было в ту сторону Индрика. — Только в обход. — Я многозначительно указала глазами на столик Марсия.

Рядом с ним теперь сидело всего трое помощников. Но те, что остались наверху, очень скоро придут в себя (по крайней мере, половина из них — а вот Хуку и Локки Озриэль вкатил тройную дозу Вечной Дружбы. Хватит до конца жизни. Так и отравить недолго). В этот момент Его Высочество повернулся в нашу сторону и перевел нетерпеливый взгляд на вход в галерею. Наверняка, недоумевает, почему помощники так долго возятся. Мы поспешно присели (Озриэль, не церемонясь, пригнул голову Оресту). Марсий побарабанил пальцами по столу и отправил на галерею ещё двоих.

— Так, пошли, — скомандовал Озриэль, и мы нырнули в толпу как раз в тот момент, когда они оказались у подножия лестницы, на том самом месте, где мы только что стояли. Через минуту подручные Его Высочества уже скрылись в арке наверху, и, значит, очень скоро обнаружат на террасе четверых товарищей.

Мы взяли курс на мадам. Не так-то просто было лавировать между телами при эдаком столпотворении. Эмилия и Индрик шли впереди и двигались намного быстрее, потому что им не приходилось тащить на себе Ореста. Спины гостей то и дело скрывали их от нас.

Некоторые участники вечеринки с удивлением смотрели на нашу троицу, в особенности на того ифрита, что болтался посередине.

— Немного перебрал, — поясняла я и прикрывала его лицо локонами, на тот случай, если наткнёмся на знакомых.

Озриэль раздраженно встряхнул Ореста:

— Слушай, ты уже вполне можешь идти сам.

— Пока не могу, — возразил тот и в доказательство тут же повис на нас всей тяжестью.

Мы были на середине зала, когда кто-то крепко схватил меня за локоть, и прокуренный женский голос проскрипел:

— Нет, вы только гляньте на неё: вцепилась, как коршун. А ну, отпусти их!

Передо мной стояла та самая пожилая дама в манто, которую я видела у барной стойки. Только трубки в зубах больше не было — она болталась привязанная к поясу.

— Простите, вы, наверное, обознались, — пробормотала я и попыталась продолжить путь, но не тут-то было.

Старушка не отпускала. Вообще говоря, сейчас она меньше всего напоминала старушку — скорее уж коршуна, с которым сама меня сравнила. А уж железной хватке позавидовал бы сам Гарт. Худая и высокая, она грозно нависала надо мной, сверкая зелеными глазами, и снова ужасно кого-то напоминала...

— Не пытайтесь меня провести, юная барышня, — заявила она и ткнула когтистым пальцем мне в грудь.— Ты ведь и есть та ловкачка-цветочница, охотница за принцами!

Я похолодела.

Черная лисица на её воротнике подняла голову, укоризненно поцокала и улеглась обратно.

— В чем дело? — начал Озриэль. — Кто вы такая и... — Тут он изменился в лице, растерянно заморгал и неуверенно спросил: — Ба, это ты?

И я сразу поняла, кого она мне напоминает: конечно, личина-то одна! Видимо, с небольшой поправкой на возраст и пол.

Орест встрепенулся, точно так же посерел и пролепетал:

— Бабуля, отлично выглядите, а уж как вам идёт это манто...

Та вскинула костлявый палец, призывая к молчанию. Палец был из тех, перед какими останавливаются дикие кони, а пламя с извинениями тушит само себя.

— Помолчи, Орест. С вами, мальчики, я ещё поговорю позже. А сейчас я хочу потолковать с этой профурсеткой.

— Простите?!

Она ткнула в Ореста:

— Да отпустишь ты его или нет наконец, ишь как впилась!

— Да пожалуйста! — Я убрала плечо, и Орест рухнул на пол, но тут же вскочил, совершенно исцелившийся и при этом страшно испуганный.

Он тотчас попытался удрать, но мы с Озриэлем схватили его за куртку. Ифрит перестал дергаться и покорно сник.

На лице дамы внезапно проступило встревоженное выражение, она потянулась к его ушибленному лбу:

— Что она с тобой сделала, мой мальчик.

Меня осенила догадка.

— Так это и есть твоя классная бабушка Остиопатра? — поинтересовалась я у Озриэля.

— Вы только гляньте! — возмутилась та. — Она уже всё наше семейное корневище изучила! Может, ты ей ещё и ключ от нашей сокровищницы дал?

Озриэль вклинился между нами и вскинул руки в примиряющем жесте.

— Погоди, ба, лучше скажи, что ты здесь делаешь? Зачем поднялась наверх? Тебе же нездоровится: даже на семейное собрание не пришла...

— Как зачем?? А что ещё мне оставалось делать, когда до меня дошли слухи, что некая безвестная искательница приключений...

— Вы точно обо мне?!

— ...охотница за знатными холостяками и авантюристка, — продолжила та, словно её и не перебивали, — взялась за моих мальчиков. Одного ей оказалось мало! Нет уж, не для того я растила вас вот этими руками, — она потрясла узловатыми конечностями с набрякшими венами и осеклась, с интересом их рассматривая: — О, никак не привыкну, что здесь они так выглядят...

— Бабушка, — вклинился Озриэль, — Ливи не такая, она замечательная: умная, добрая, милая. Если бы ты её только получше узнала...

Пожилая ифритка стояла, скрестив руки на груди, и не перебивала, но взгляд говорил: 'Всё даже хуже, чем я думала'. Озриэль от удивления сам умолк. Тогда она повернулась ко мне и окинула уважительным взглядом:

— Да ты настоящая профессионалка, девочка!

Тут на верху лестницы показались все шестеро людей Марсия. Один прикрывал поцарапанный моей диадемой нос, второй тер ушибленный кольцом лоб и то и дело моргал с глуповатым видом, а Локки и Хук просто не отлеплялись друг от друга — так и шли, обнявшись за шею и соревнуясь в широте улыбок. Сзади, то и дело переглядываясь, плелись те двое, которых отправили последними. Один из них тащил арблет.

При их появлении, брови Марсия поползли наверх. Он встал из-за стола, обошёл перила и знаком велел помощникам поторапливаться. Те засуетились и поспешили вниз, чтобы Его Высочеству не пришлось ждать и лишней секунды. Я торопливо повернулась к пожилой даме:

— Послушайте, вы всё не так поняли. Давайте поговорим позже, в спокойно обстановке и...

— А где Риси? — встревоженно оборвала та.

Я опустила глаза и увидела, что держу в руках куртку. Вернее, мы с Озриэлем держим. Самого владельца в ней не было. Повертев головой, я убедилась, что его нет и поблизости. Значит, Орест слинял, предоставив нам самим разбираться с наследием арбалета, Марсием и разъяренной родственницей. Думаю, бабуля стояла даже повыше наследного принца в его личном списке тех, кого следует опасаться.

Тем временем вассалы уже окружили Марсия и размахивали руками, живописуя схватку наверху. Не удивлюсь, если в их пересказе проскочил огр-другой и пронеслась вереница крепких парней. Меня охватила паника.

— Озриэль... — беспомощно позвала я.

Марсий поднял голову и внезапно посмотрел прямо в нашу сторону.

И тут зал накрыла тишина.

* * *

Исчезли все звуки: музыканты на сцене с недоумением дергали струны, пытаясь извлечь из них хоть ноту, бокалы больше не звенели, наряды не шуршали, а разговоры стали на несколько тонов тише. Гости с удивлением откашливались, терли горло, но не могли вернуть голосам прежнюю звучность. Наконец они оставили эти попытки, растерянно и слегка испуганно переглядываясь. Тишина стала полной.

Поэтому негромкий хлопок сразу привлек всеобщее внимание к главному входу. Там сейчас расправлял ватные щупальца светло-желтый дым, искрящийся красными и синими всполохами.

В нём появились очертания фигур, постепенно уплотняясь. Через минуту дым рассеялся, явив нашему взору новоприбывших. Их было около дюжины. Возглавляла группу мадам Лилит. За ней толпились королевские стражники, люди в нарядах придворных и даже, судя по регалиям, несколько министров.

Ректор сделала шаг вперед, одновременно подняв руки. Под сводами Шаказавра разнесся её ясный и особенно четкий в этой густой тишине голос:

— Всем встать.

Те, кто и так стоял, немедленно вытянулись по струнке, а те, кто сидел, вмиг оказались на ногах, словно невидимый кукловод дернул за ниточки. Я и сама почувствовала толчок в спину, напомнивший об осанке.

Мадам обвела нас спокойным взглядом, остановила его на Марсии и провозгласила:

— Король умер. Да здравствует король!

И те же самые невидимые руки резко надавили мне и остальным гостям на плечи, заставив преклонить колени и пригнуть голову перед новым правителем Затерянного королевства. Во всем зале остался стоять только Марсий.

До него дошло последним.

Когда это случилось, лицо дрогнуло, потемнело, он весь затрясся. В залу внезапно вернулись звуки. Давление на плечи и шею тоже прекратилось. Воздух вокруг нового правителя Затерянного королевства заколыхался и поплыл, расходясь волнами жара.

Те, кто находился рядом, с криком отшатнулись, столики разъехались, все прочие предметы отпрыгнули, оставив Марсия одного в круге.

Он медленно поднёс к глазам дрожащие и раскаленные по самые локти руки, на которых догорали остатки перчаток и рукавов, и потрясенно произнес:

— Да здравствует король.

ЭПИЛОГ

Всё последующее происходило очень быстро: члены делегации велели всем расходиться по домам и готовиться к предстоящей коронации. При других обстоятельствах, участники вечеринки понесли бы серьезное наказание, но в нынешней ситуации всем было обещано прощение.

Покончив с официальными заявлениями, королевские представители и мадам Лилит отбыли, забрав с собой Марсия. Ректор была единственной, кто его не сторонился. Все прочие выказывали почтительный страх. Марсий уже успел прийти в себя и во всех смыслах остыть после недавней вспышки. Его руки больше не распространяли волны жара, однако покрывший их по локти металл никуда не делся и, видимо, уже не денется. Лицо, когда он шел к поджидающей его группе, оставалось совершенно непроницаемым. Сейчас он очень напоминал своего отца, если судить по портрету, висевшему в 'Эксклюзив-нюх'.

Как только желтый дым унёс его и всю остальную компанию, общее оцепенение спало, и гости поспешно потянулись к выходу. Про подручных Марсия забыли, и теперь они покидали Шаказавра в общей очереди. Вскоре снаружи начали раздаваться хлопки, шипение, стук, звон, вжиканье — в общем, звуки, указывающие на то, что каждый уезжает тем способом, каким приехал.

Когда зал пришел в движение, я обнаружила, что ифритка исчезла — похоже, это у них семейное.

— Озриэль, твоя бабушка...

— Вон она!

Пожилая дама сидела на одном из высоких крутящихся стульев у опустевшего бара, потягивала коктейль, подливая из бутылки, напоминающей штопор, и попыхивала трубкой. Рядом на стойке лежал арбалет — люди Марсия совершенно забыли о нём в общей суматохе.

Озриэль обреченно вздохнул и направился к ней, но на полпути резко остановился, прислушиваясь к чему-то внутри себя, и расплылся в улыбке.

— Не смей мне тут улыбаться, — проворчала ифритка.

— Но ты ведь его слышишь, да? — ухмыльнулся Озриэль.

Госпожа Остиопатра постучала трубкой о стойку, вытряхивая пепел.

— Когда это я жаловалась на слух? — сурово поинтересовалась она и принялась рыться в сумочке. Наконец извлекла старомодную пудреницу с зеркальцем. — И не думай, что на этом разговор закончен. — Два зеленых глаза остановились на мне. — Вас это тоже касается, барышня.

Длинный палец с щелчком откинул крышку пудреницы.

Я отвернулась лишь на мгновение, чтобы посмотреть на Озриэля, а когда снова повернулась, у бара уже никого не было. Арбалет, трубка и бутылка тоже пропали. Только раскрытая пудреница осталась лежать на полированной поверхности. Из зеркала доносился звук удаляющихся шагов.

— Куда это она?

— Орест, — коротко усмехнулся Озриэль. — Попал в передрягу. И я бы, на его месте, предпочел в ней и остаться.

Нас окружили Эмилия с Индриком и мадам Гортензия с Робином.

— Обратно тем же путем? — уточнила Эмилия.

Озриэль запустил руку в карман и нахмурился. Когда он её вытащил, на раскрытой ладони лежала горка цветного порошка, а на ней — крошечный оранжевый обломок. Наверняка, мелки раскрошились во время драки.

— Я за раз смогу взять только одного, — сказал Робин. — А вам всё равно не хватит оставшегося мела на четверых. Вернуться за следующим получится только через час-другой.

— Тогда сделаем так: вы отвезите мадам Гортензию, а это вот вам, держите, — Озриэль ссыпал остатки мела Индрику.

— А вы?

— А я отвезу Ливи своим способом.

На том и договорились.

Друзья забрали накидки и поспешили к выходу. Было решено, что Магнус и Арахна отправятся с Эмилией и Индриком.

К этому времени Шаказавр практически опустел.

— Так как мы поедем? — поинтересовалась я у Озриэля.

Он подошёл к бару и постучал по оставленной на стойке пудренице.

— С помощью этого.

Я встала рядом и с сомнением посмотрела на миниатюрный кружок. Ну, если уж его бабушка туда уместилась...

— Сейчас только, погоди...

Он закатал рукав и запустил руку внутрь. Немного пошарил там, бормоча:

— Должны быть где-то здесь, он не кладет далеко.

— Что ты ищешь?

— А, вот! — обрадовался он, вытащил руку и протянул мне уже знакомые очки.

— Это для твоих...

— ...глазок. Да-да, знаю.

Озриэль подождал, пока я надену очки, а потом сказал:

— Обними меня и закрой глаза.

Я так и сделала. Открыла я их уже в Подземном мире.

* * *

Обратный путь вышел утомительным. Похоже, под землей любое расстояние удлиняется. К тому же, мы не знали точной дороги, так что пришлось поплутать. Мы почти всё время молчали, но, уверена, думали об одном и том же: дракон, магический обет, стрела Вечной Дружбы... Моя догадка подтвердилась, когда Озриэль нащупал мою руку и сказал:

— Всё будет хорошо, Ливи.

Чего я только не насмотрелась этим утром, проходя мимо зеркал! Случайно, конечно. Я старалась отворачиваться, проходя мимо них, но порой они вырастали на пути совершенно неожиданно. В результате мы до смерти перепугали огриху, которая выщипывала перед зеркалом усики.

— Ещё далеко? — устало спросила я.

Озриэль крутанулся на месте, вглядываясь поочередно в каждый из четырех зияющих проходов.

Ткнул в самый крайний.

— Мм, думаю, нам туда.

Большинство зеркал, мимо которых мы проходили, были не больше форточки, попадались и ручные, как моё, поэтому я удивленно остановилась возле того, которое протянулось от пола до потолка. Из него открывался обзор на богато обставленную комнату. Стены затянуты гобеленами с изображением рыцарских турниров, батальных сцен и томно улыбающихся фей. Незаправленная кровать, на которой уместился бы полк солдат, щит для метания ножей со знаком бесконечности, гантели с гербом, меч с богатой инкрустацией...

Озриэль еле успел оттащить меня от зеркала, когда перед ним появился Марсий. Лицо бледное и ничего не выражает. Он так долго вглядывался в своё отражение, что я прошептала:

— Он нас видит?

— Нет, — так же тихо ответил Озриэль.

Мы стояли сбоку, прижавшись к стене, чтобы даже край одежды не попал в поле зрения.

Тут Марсий отошёл от зеркала, а, когда вернулся, в руках у него была корона: тяжелая, с золотыми лучами, оканчивающимися шариками, вся сплошь усыпанная драгоценными камнями.

Он медленно поднял её над головой и, не отрывая глаз от своего отражения, надел.

Мне стало противно.

Минуту он всё так же вглядывался в зеркало, а потом вдруг зло сорвал её с головы и крепко сжал. Пальцы раскалились, волна жара пробежала по руке, и золото потекло, как оплавляющаяся свеча. Марсий отшвырнул от себя смятую, как фантик, корону, уткнулся лицом в локоть и расплакался — так, как только могут плакать восемнадцатилетние мальчишки, только что лишившиеся отца. А потом отвернулся и отошёл в глубь комнаты.

Я почувствовала, как Озриэль тянет меня прочь.

— Пойдём отсюда...

Уже заворачивая за угол, я не удержалась и обернулась. Марсий швырял в знак бесконечности ножи. Каждый следующий попадал точно в цель, врубаясь в предыдущий.

* * *

Выбрались мы в самом начале Шебутного переулка через лавку фокусника. Её хозяин — эльф в длинном полосатом фраке с фалдами и огромном зеленом цилиндре — ничуть не удивился, когда мы вышли из зеркала и, пожелав нам доброго утра, продолжил вытаскивать из рукава поросят.

На улице я заморгала: уже рассвело, а глаза успели отвыкнуть от яркого света.

Серый флаг убрали с дворцовой башни, вернув на его место обычный. Город был настороженным и притихшим, поэтому моё внимание сразу привлекла галдящая толпа через дорогу. Там уже начинался район 'Голдики'.

Возле помпезного здания с гранитными львами, держащими в зубах по розе, собралось с полсотни жителей Потерии. Они плотно облепили большую витрину, полностью скрыв её от нас, и что-то бурно обсуждали. Те, кому не удалось к ней пробиться, заглядывали в окна на первом этаже и прижимали носы к ромбовидным стеклам в двери. Надпись на портике над входом гласила: 'Цветолюкс'.

Я ещё ни разу не бывала в этой части переулка, поэтому магазин господина Жмутса тоже видела впервые. И он произвел на меня ровно такое впечатление, как и описывала Эмилия: холодный и бездушный. Но суматоха меня удивила. Эльфы, гномы, огры, тролли, люди с трудом сдерживали возбуждение. Я поймала пробегавшего мимо мальчишку.

— Эй, погоди, что там происходит?

Но ответ не понадобился, потому что в этот момент спины чуть раздвинулись, приоткрыв содержимое витрины. В самом её центре стоял оформленный с особой торжественностью букет. Над ним мигала и переливалась надпись: 'Мечтирисы! Вдохни счастье!'.

— Что?!

Я помчалась вперед, не помня себя от ярости. Озриэль бежал следом.

— Ты куда, Ливи? Что случилось?

Я ввинтилась в толпу и начала пробираться к двери, не обращая внимания на недовольные возгласы со всех сторон:

— Туда нельзя...

— Сказали подождать.

— Там ещё закрыто!

Рванув обе створки, я вбежала в огромный облицованный мрамором вестибюль и сразу же почувствовала себя пешкой на шахматной доске: пол был выложен большими черно-белыми ромбами. В нишах у стен стояли букеты — каждый за отдельным стеклом.

Наверх вела широкая лестница. У её подножия стояла мадам Гортензия, одна, без Робина — видимо, узнала про букет уже после его ухода, а на верхней площадке замер господин Жмутс. Было ясно, что разговор только что завершился, причем в пользу хозяина 'Цветолюкса': он самодовольно скалился, как обычно, одной стороной рта, а мадам стояла сгорбленная и совершенно сломленная.

Она обернулась на звук, но ничего не произнесла и с безразличным видом наблюдала за моим приближением.

— Вы вор и негодяй! — выкрикнула я, подбегая к лестнице. — Вы украли идею букета у мадам!

— Ты, наверное, имеешь в виду моё последнее пополнение, жемчужину моего магазина — Мечти-и-и-рисы? — Он произнес это нараспев и демонстративно втянул воздух, словно вдыхая аромат. — Так вот, они целиком и полностью моё детище. Результат моего гения.

— Никакие они не ваши, это мадам их придумала, а вы украли!

— Осторожнее, девочка, не стоит бросаться такими обвинениями! И что за глупые бредни? Спроси любого в Потерии, и он тебе скажет, что хозяйка 'Эксклюзив-нюх' давно выдохлась и теперь даже не в состоянии научить свои цветы элементарному приветствию. Где уж ей до такого букета! Время её занюханной лавочки прошло, настала эра 'Цветолюкса'!

Он торжествующе выпрямился, сверкнув моноклем.

— Мадам, ну что же вы стоите, скажите ему!

Мне на плечи легли руки Озриэля, но я повела плечами, скидывая их. Я не желала успокаиваться!

Гномка наконец разомкнула губы.

— Сказать о чем? — бесцветно спросила она. — Что меня предали под моей собственной крышей?

В этот момент на рукав господина Жмутса вскарабкалось яркое пятнышко. Я вгляделась и с трудом узнала Лизоблюдку: синие лепестки покрыты уродливыми малиновыми завитушками и усеяны пятнышками, похожими на лишай. Даже на таком порядочном расстоянии я почувствовала запах грязных носков. Так вот кто побывал в моей комнате и рылся в вещах! Это Лизоблюдка украл кровеит. Значит, он снова туда наведался в моё отсутствие, и зелье Озриэля сработало, покрыв его несмываемыми пятнами. Получается, бутончик шпионил и за мной, и за мадам и доносил обо всем Жмутсу!

Мужчина поморщился от запаха, щелчком скинул цветок и вытер это место платком:

— Не смей так больше делать.

Лизоблюдка поголубел от унижения и подобострастно подполз к его ботинкам.

— Предатель! — вскричала я, указывая на него. — Это он рассказал про букет.

— Да, меня окружают одни предатели, — глухо сказала гномка, отвернулась и направилась к выходу.

Проходя мимо нас с Озриэлем, она не глядя сунула мне что-то в руки:

— Чтобы к вечеру тебя не было в моей лавке, — сказала она и вышла за дверь.

Я раскрыла ладони и узнала подаренный Рудольфо кровеит. Значит, Лизоблюдка выбрал именно этот день и этот момент, чтобы отдать его ей и, судя по всему, сопроводил всё лживым рассказом с участием меня и Рудольфо. Жмутс и его приспешник тщательно всё спланировали, чтобы поражение хозяйки 'Эксклюзив-нюх' было полным.

Тут на втором этаже застучали легкие шаги, и чистый детский голос произнес:

— Дядя, что за шум? Кто там?

Наверное, в тот миг я почувствовала себя примерно так же, как и мадам, потому что на лестницу вышел Кен. Прилежно причесанный, в чистом костюмчике. Он посмотрел вниз, увидел меня и побледнел.

— Значит, дядя?.. — выдохнула я.

Так вот откуда всё это: манеры, добротная одежда, умение вальсировать. Да он никогда и не был уличным мальчишкой!

— Ливи, я... — Он сделал шаг вперёд, но Жмутс положил руку ему на плечо, удерживая:

— Никто, Кракен, и эти никто уже уходят, — сказал он.

Мальчик растерянно смотрел на меня, а я в этот момент вспоминала утреннее чаепитие в лавке. Мы сами показали ему мечтирисы...я показала. И это я привела его в 'Эсклюзив-нюх'.

— Ну, здравствуй, Кракен Жмутс, — холодно сказала я. — Надеюсь, дядя не забыл похвалить тебя за то, что ты нас предал.

Лизоблюдка, Кен...мадам права: вокруг одни предатели.

Глаза мальчика гневно сверкнули.

— Я никогда вас не предавал!

Он сделал движение ко мне, но Жмутс крепче сжал его плечо.

— Идём, Ливи, — тихо сказал Озриэль, подталкивая меня к выходу, и на этот раз я не сопротивлялась.

* * *

Спустившись с крыльца, мы нос к носу столкнулись с Эмилией. Её глаза опухли от слез.

— Озриэль, Ливи, как хорошо, что я вас нашла!

— Значит, ты уже знаешь про букет? Не плачь, Эмилия, мы всё как-нибудь уладим.

— Нет, я не из-за этого...

— Что случилось? — встревожилась я и отвела её чуть в сторону.

Она промокнула глаза и попыталась взять себя в руки:

— Когда мы вышли из Шаказавра, то встретили Уинни. Она сказала, что её подруга уже уехала, и теперь ей не на чем добраться домой. Мелков как раз хватало ещё на одного, поэтому мы согласились взять её с собой. Только немного задержались: пришлось снова вернуться в Шаказавр за мандолиной Индрика. Вы уже к тому времени ушли и...и...

Я приобняла её:

— Тише-тише, постарайся успокоиться. Что было дальше?

— Мы начертили круг, и сначала всё шло хорошо. А потом из-за перегрузки нас выкинуло раньше времени...

— Где это произошло?

Эмилия всхлипнула:

— На площади перед дворцом. И в этот момент там оказался Марсий...

Я почувствовала, что холодею.

— Он увидел Индрика рядом с Уинни, ужасно разозлился и...и... — Она судорожно вздохнула и продолжила, всхлипывая: — Он забрал Уинни с собой, а Индрик...Индрика он...

Озриэль схватил её за плечи и встряхнул:

— Эмилия, что? Что он сделал с Индриком?

— Марсий...превратил его в...статую... — Она всхлипнула в последний раз и разрыдалась.

Когда оцепенение от этой ужасной новости схлынуло, я схватила её за руку:

— Идём, мы прямо сейчас отправимся во дворец и потребуем встречи с Марсием.

Озриэль нас остановил:

— Нет, погодите. Это ничего не даст. Он велит вышвырнуть нас вон. Нужно обратиться к тому, кого он послушает.

Я подумала над его словами, и сердце подпрыгнуло от надежды.

— Ты о мадам Лилит?

* * *

Эмилия осталась ждать возле ворот академии, а мы с Озриэлем побежали внутрь. Я неслась, не видя ничего вокруг и, только заскочив в вестибюль, поняла, что за всё это время не встретила ни единой живой души: ни во дворе, ни на лестнице. На первом этаже тоже никого не было, кроме Августа, дежурившего на своём обычном посту. Наши шаги отдавались в тишине гулким эхом.

Мы бросились к колпаку. Привратник хотел поприветствовать нас, но я опередила вопросом:

— Август, где все?

На лице старичка промелькнуло облачко неудовольствия, но тут же сменилось привычным добродушием.

— Как где? Сегодня занятия отменили, в связи с небезызвестными событиями, — он сделал многозначительную паузу, — печальным и радостным.

Это он о кончине предыдущего правителя и предстоящей коронации Марсия.

— А кто-нибудь из руководства есть? — спросил Озриэль.

— Мадам Лилит у себя? — добавила я и взволнованно сглотнула.

— Нет, мадам Лилит здесь нет, и больше не будет.

— Как?

— Почему?!

Прежде чем ответить, Август вынул из кармана платочек и важно протер свой лорнет.

— Потому что сегодня утром мадам Лилит была назначена первым советником Его Величества. Теперь с ней можно встретиться лишь во дворце, заранее договорившись об аудиенции.

У меня земля ушла из-под ног. Надежда только что упорхнула: Марсий, несомненно, сделает всё, чтобы помешать нашей встрече!

— Но вы вполне можете переговорить по своему вопросу с новым ректором, как только завершится её встреча с важным гостем.

— И кто теперь вместо мадам Лилит? — спросила я без особого интереса.

Август торжественно выпрямился, словно выступал на общем собрании, и громко провозгласил:

— Этим утром четыреста двадцать первым ректором Академии Принсфорд, ранее именовавшейся Дворцом Знаний и основанной при поддержке первого короля, Утера Затейливого, была назначена мадам Черата.

Мы с Озриэлем застонали, узнав о столь нежеланном повышении профессора истории волшебного народа. Но тут привратник насторожился и вытянулся по струнке.

— Слушаю, мадам! — ответил он невидимому собеседнику. Потом перевёл взгляд на меня и добавил: — Да, она прямо здесь, передо мной. — Потом снова пауза и его уточнение: — То есть сейчас?

Видимо, собеседник выказал недовольство, потому что Август выпалил: 'Да-да, сию секунду', торопливо порылся в кармане, извлек оттуда свой серебряный рожок и приставил к стеклу.

— Ректор хочет поговорить с вами.

— Со мной? — удивилась я.

В рожке что-то покряхтело, а потом полились звуки: шуршание страниц, звяканье чайной ложечки о фарфор и извинения мадам Чераты (наверняка, перед тем самым важным гостем) за вынужденную задержку.

Потом в рожке раздался её резкий голос, прокатившийся по всему этажу и впившийся мне прямо в уши:

— Оливия Виктима Тринадцатая, немедленно зайдите в мой кабинет...

Я примерзла к месту.

— ...вас хочет видеть Якул Кроверус. — Потом лязг, как будто керамическую вазочку передвинули по столу, и снова неловкое бормотание новой ректорши: — Вот, господин Кроверус, пока вы ждёте, не угодно ли попробовать этот деликатес. Новинка, только на днях завезена в Затерянное королевство.

Ей ответил глубокий бархатный голос, в котором перекатывались металлические чешуйки. Голос, от которого у меня заслезились глаза, запершило в горле и защекотало под коленками. Он недовольно произнёс:

— Вы с ума сошли! Уберите эту гадость. У меня аллергия на фисташки.

КОНЕЦ 1-Й КНИГИ