Лунные капли во флаконе (полный текст)

На несколько мгновений наступила тишина, которую нарушал лишь шелест листвы и голоса играющих детей. Элинор блаженно откинулась на скамейке и подставила лицо солнцу.

— Мне нравится... всегда нравилось приходить сюда. Повсюду кипит жизнь, но в то же время можно побыть наедине с собой, если того захочется. Ведь ты тоже часто бывала здесь, не так ли? — это прозвучало скорее утверждением, нежели вопросом, и Амелия только кивнула в ответ.

— Жаль, что с тех пор, как я выросла, больше не могла гулять здесь. Я слышала, что леди и джентльмены часто совершают верховые прогулки в этом саду. Но матушка никогда не любила таких развлечений — по ее мнению, пешие прогулки утомительны для дам, и мы только иногда выезжали в экипаже. — Она вздохнула и, поколебавшись, отправила в рот карамельку из кулечка, протянутого ей Элинор. — А чаще всего просто оставались дома. Матушка считала, что рукоделие больше приличествует молодой леди...

Элинор фыркнула.

— А что же ты сама? Разве тебе не хотелось проехаться верхом в такой ясный день? Поболтать и вдоволь посмеяться с подругами, обмениваться взглядами с джентльменами?

Амелия опустила глаза.

— Да, но я плохо езжу верхом, к тому же мои родители...

— Боже правый, Амелия, я отлично поняла точку зрения твоих родителей. Но ведь тебе самой хотелось отправиться на конную прогулку? Никак не могу взять в толк, как ты умудрилась не сойти с ума, все время сидя в четырех стенах вместо того, чтобы заняться чем-нибудь более подходящим для молодой девушки! — на лице Элинор отразилось искреннее недоумение, и она тоже бросила в рот карамельку.

— Но как же я могла поступить иначе? Не представляю себе, что сказала бы мама, если бы я...

— А почему она должна была сказать что-то особенное? — пожала плечами ее собеседница. — Что предосудительного может быть в том, если молодая леди с подругами немного покатаются верхом среди другой благородной публики? Разумеется, под строгим надзором какой-нибудь пожилой дуэньи, чтобы успокоить твою матушку. Ты бы только выиграла от этого: на твоих щеках заиграл бы румянец, глаза бы заблестели, и ты, по крайней мере, не была бы такой бледной. Кроме того, разве тебе не нужно думать о замужестве?

Амелия зарделась, но все же кивнула.

— Не сутультесь, мисс, — послышался строгий голос гувернантки вблизи от них. — И не идите так быстро, comme la roturiХre. Держите осанку.

— А где еще ты можешь приглянуться молодому джентльмену и показать себя во всей красе? — Элинор продолжала поглощать карамельки. — Уж точно не сидя дома и не прячась за шторкой в экипаже! Нет, с конными прогулками может сравниться разве что бал, — она мечтательно улыбнулась.

Светловолосая девочка, сжимая в руках куклу и степенно шагая в сопровождении гувернантки, приближалась к скамейке, на которой они сидели.

— Но я полагаю, отец уже подумал о том, чтобы найти для меня подходящую партию, — возразила Амелия. — Я точно знаю, что родители...

— И слушать ничего не желаю! — перебила ее Элинор и решительно встала. — Давай лучше прогуляемся вокруг пруда, я хочу пройтись и рассмотреть кувшинки. Quelle belle mademoiselle! — она вдруг мило улыбнулась приближающейся паре и протянула юной мисс кулек, в котором еще оставалось достаточно леденцов. — Возьми, они лимонные!

Девочка нерешительно взглянула на гувернантку, но та от неожиданности не вымолвила ни слова.

— Бери же! — Элинор нетерпеливо сунула кулек прямо в руки девочке и повернулась к Амелии.

— Идем! Сколько можно сидеть на одном месте?

Амелия поднялась и взяла со скамейки свой зонтик — почти такой же, как у Элинор, — как вдруг услышала за спиной резкий голос гувернантки.

— Мадемуазель Амели! — она говорила негромко, но ее слова прозвучали хлестко, как удар кнутом. Девушка резко обернулась. Это платье противного темно-коричного оттенка... эти поношенные желтые перчатки... этот нарочитый французский акцент... Девочка, низко опустив голову, едва сдерживала слезы, а кулек уже оказался в руках мадемуазель Пати. Амелия широко раскрытыми глазами посмотрела на совсем юную себя, затем перевела взгляд на мерзкую гувернантку, похожую в ее прогулочной одежде на сороку, и на нее накатила волна непреодолимой, яростной ненависти. Как только эта бесцветная, грубая женщина могла так изводить ее! Нет, больше она не будет мучить ее, она не позволит!

Чувствуя, как злость бурлит в груди, не находя выхода, Амелия что было сил замахнулась зонтиком и ударила им мадемуазель Пати прямо в грудь. Острый наконечник вошел в ее плоть, словно нож в масло. На тонкое кружево брызнула кровь, расцвечивая кипенно-белую ткань красивыми красными цветами. Они цвели на белом поле, выпуская бутоны, которые набухали и раскрывались крупными алыми маками. Целое море маков, таких ярких и алых, как кровь.

* * *

Струйка алой крови брызнула на ночную рубашку, и Конни поспешила к кровати с носовым платком. Горничная выглядела едва ли лучше, чем лежащая в беспамятстве девушка: она не спала уже третьи сутки подряд, лишь пару раз задремала в кресле около постели больной, и сама с трудом держалась на ногах.

— У мисс снова кровь носом пошла! — запричитала она и взглянула на доктора с надеждой.

Тот черным грачом ходил по комнате, бурча что-то себе под нос. Пусть это был и не тот чинный врач из Лондона, который уже как-то приезжал с миссис Черрингтон, но он единственный мог сделать хоть что-то. Доктор приходил к ним теперь каждый день с тех пор, как мисс Черрингтон заболела, приносил свои лекарства и веру в чудесное исцеление.

— Со вчерашнего дня никаких изменений, — констатировал доктор, прощупывая пульс девушки. Ее ручка казалась просто игрушечной в его ладони, и висела, как плеть. Девушка заворочалась, когда Конни промокнула кровь платком, и зашлась кашлем, но так и не открыла глаз.

— Но она поправится, да?

Доктор многозначительно хмыкнул.

— Она очень слаба, но пока не умирает. Вы даете ей сироп от кашля и горячее питье?

— Мисс все время в беспамятстве, как же заставить ее! — Конни испуганно посмотрела на мужчину. — Мы с Мэри вдвоем пытаемся давать ей лекарство, но ее постоянно тошнит. Но когда все же удается его влить, кашель прекращается, и она засыпает сном младенца.

— Значит, старайтесь делать так, как я предписал! — доктор строго посмотрел на нее, и служанка закивала, как провинившаяся школьница.

Тумбочка возле кровати Амелии была заставлена флаконами, баночками и бутылочками самых разных размеров с непонятными Конни названиями: часть была написана по-иностранному, а некоторых слов она и на английском-то не знала. На полу стоял таз с прохладной водой и полотенцем, которое прикладывали ко лбу, чтобы сбить жар, и которое было совершенно бесполезным. Здесь же лежали и грелки — девушку бросало из жара в озноб, и слуги пытались сделать все, чтобы облегчить ее мучения.

— Мне надо поговорить с мистером Черрингтоном.

— Я сейчас вас провожу, — засуетилась она и уже у самой двери спросила тихо: — У нее воспаление легких, да? У меня тетка от него умерла...

Доктор внимательно посмотрел на нее и поправил очки на переносице:

— Ты говорила, что твоя госпожа бегала ночью под дождем? Ничего удивительного! Если вы не будете выполнять мои предписания, то ее может постичь судьба твоей тетки.

* * *

Снова эта комната, полная зеркал и слепящего белого света. Но все зеркала пусты. Пусты, и не видно даже краешка белого платья.

Амелия бежит, но ее ноги не двигаются. Обернуться она тоже не может. Да что же это! Она мечется, пока вдруг не понимает, что привязана — сидит на стуле, опутанная белыми бинтами, и не может даже пошевелиться. Ноги и руки девушки затекли, и она почти не чувствует их. Ей так нужна помощь! Скорее бы кто-нибудь пришел и освободил её. Самой ей ни за что не развязать этих пут, они слишком туго стянуты, а узлы слишком прочные.

Элинор, ее подруга! Она должна быть где-то здесь, должна помочь ей!

— Ни к чему паниковать, — раздался за ее спиной такой знакомый голос. — Неужели ты не можешь просто стряхнуть с себя какую-то нитку?

— Нитку? — непонимающе переспросила Амелия.

Тут же она почувствовала слабое движение воздуха, и вслед за этим осознала, что освободилась. Потирая затекшие запястья, она встала. На полу, обвившись вокруг ножек стула, и в самом деле лежала тонкая белая нитка. Амелия в недоумении обернулась и увидела Элинор. Та стояла в зеркале, скептически приподняв одну бровь, и вновь казалась призраком из далекого прошлого, портретом, написанным лунным светом по стеклу.

— Но как ты...

— Очень просто, — ответила та. — Как и все, что я делаю. А вот для тебя, похоже, многие вещи слишком сложны. Как жаль, что ты отвергаешь мою помощь.

— Но мне не нужна никакая помощь, — начала девушка.

— Неужели? — Элинор улыбнулась так, что у Амелии засосало под ложечкой. — А, по-моему, очень нужна. Ведь даже они не могут ничего сделать! — они показала куда-то вниз.

Амелия взглянула туда, куда указывал изящный пальчик, и перед глазами у нее потемнело.

Она увидела саму себя, раскинувшуюся на постели в собственной спальне. Рядом суетились Мэри и Конни, и та новая девочка с кухни, здесь же был и незнакомый доктор, созерцающий ее с необычайно серьезным видом. Боже, но почему все они собрались в ее комнате? И почему она так ужасно выглядит? Ее волосы разметались по подушке, лицо заострилось и приобрело желтоватый оттенок, отчего казалось восковым, на лбу блестела испарина. Полупрозрачная кожа и закрытые глаза придавали Амелии почти безжизненный вид, если бы не слабое прерывистое дыхание, от которого ее грудь едва заметно приподнималась под ночной рубашкой. Она выглядела отвратительно, более того, она видела себя почти мертвой, омерзительным, гниющим трупом.

— Потому что ты умираешь, — сообщила ей Элинор. — Не можешь справиться даже с простудой, если пробежишься под дождем.

— Нет! Я не должна, я не могу умереть! — закричала Амелия и бросилась к зеркалу в поисках спасения. Но холодная гладь оттолкнула ее, а Элинор лишь рассмеялась, холодно и отстраненно.

— Не умрешь, если послушаешься меня и примешь мою помощь.

Амелия непонимающе смотрела вниз, не желая смиряться с предстоящим.

— Какая же ты упрямая! Только подумай, как многое может измениться, если только ты этого захочешь. Неужели ты хочешь вот так бездарно закончить свою жизнь?

Та лишь отчаянно замотала головой.

— Так значит, ты согласна?

— Чего ты хочешь от меня?

— Всего лишь помочь тебе, глупая.

— Но как? Разве ты сможешь?..

— Я? — Элинор вновь вскинула остро-очерченную бровь.

Как же она была прекрасна — Амелия не могла оторвать взгляд от ее идеальной, античной красы. В этом белом платье она напоминала восхитительную статую из Кенсингтонского сада, была воплощением совершенства. Девушка протянула вперед руку, желая прикоснуться к безукоризненной сияющей коже и шелку волос, но покачнулась и отдернула руку, лишь едва коснувшись зеркальной поверхности. Она оказалась не твердой, а напоминала ночное озеро, спокойное лишь до первого колыхания.

— Я не понимаю, — прошептала Амелия.

— Не бойся, — зеркальная гладь вновь колыхнулась.

— Что произойдет?

— Ты не умрешь, — засмеялась Элинор множеством серебряных колокольчиков. — И будешь жить так, как не жила никогда раньше.

Амелия молчала. Перед ее глазами все снова потемнело и закружилось водоворотом ярких звезд. Пол поменялся местами с потолком, день с ночью, а земля с небесами, лишь ее вечная призрачная спутница оставалась такой же неизменной. Девушка открыла глаза: она снова оказалась в зеркальной комнате, но только теперь зеркало там было лишь одно — от пола до потолка, в изящной золоченой раме, как на балу у лорда Лоунсбери, даже музыка играла та же — что-то из Моцарта, а может, и Бойса. Пространство за рамой не было туманным и пустым: под ногами расстилался паркет темного дерева, за спиной Элинор уютно трещал камин, бросая отблески пламени на синие с золотистым узором обои. На столе на серебряном блюде красовались фрукты, графины с вином и лимонадами, шербет и другие лакомства в изящных вазочках, а несколько стульев и диванчик так и манили присесть. Элинор лукаво улыбнулась Амелии.

— Что ж, пришла пора решиться. Ведь тебе совсем не хочется умирать, не так ли?

— Нет... нет, — Амелия вздернула подбородок. — Я хочу жить!

— Я понимаю, — Элинор протянула ей руку, слегка склонив голову к плечу. — И я помогу тебе.

Амелия отрывисто вздохнула, потом быстро вложила свою руку в ладонь Элинор. И шагнула вперед, растворившись в ее объятиях.

* * *

Доктор устало отер лоб и наконец-то улыбнулся, впервые за последние несколько дней.

— Можно считать, что случилось чудо, — произнес он, поднимаясь с постели больной.

Две горничные: одна чуть постарше, другая помоложе, — вздохнули с облегчением.

— Она пришла в себя?

— Она спит. Но жар спал, и она свободно дышит. Теперь вам осталось дождаться ее пробуждения и терпеливо ждать окончательного выздоровления. Куриный бульон и теплое питье — вот то, что ей сейчас нужно.

— Просто не верится! — воскликнула Конни. — Я должна как можно быстрее рассказать об этом миссис Черрингтон... Она, бедняжка, сама слегла, у нее сердце прихватило, так за юную мисс переживала. Да и мистер Черрингтон...

— Хорошо, хорошо, — попытался угомонить ее врач.

— Господи, счастье-то какое! Конни проводит вас в гостиную, я уверена, мистер Черрингтон захочет вас лично отблагодарить!

Дверь за ними тихо закрылась, и больная заворочалась во сне. Луч солнца упал на ее постель сквозь приоткрытую занавеску, и губы девушки растянулись в довольной улыбке.

Глава 9

К приезду мистера Ричарда Харви готовились всю неделю. Едва мисс Черрингтон пошла на поправку, было решено более не откладывать визита долгожданного гостя и назначить его на последние выходные июня. В доме еще ни разу не принимали гостей, и оттого вся прислуга была немного на взводе, стараясь угодить вкусам столичного гостя. Все приготовления лежали на сухопарых плечах экономки миссис Уильямс: хозяйка дома лишь выразила желание, чтобы было "ничуть не хуже, чем на приеме у леди Уайтфилд с Реджент-стрит". Мистер Черрингтон же высказался еще более кратко, сказав, что не потерпит, чтобы сына его хорошего друга и делового партнера приняли неподобающим образом. И теперь миссис Уильямс словно тень появлялась во всех комнатах, едва остальным слугам стоило на минуту замешкаться или оторваться от работы. И вот, когда все ковры были вычищены, занавески постираны и выглажены, а серебро блестело, она с чувством глубочайшего удовлетворения прошлась еще раз по комнатам, проверяя с помощью белых перчаток отсутствие пыли даже в таких местах, куда никому бы не пришло в голову заглянуть.

— Как вы считаете, мистер Гласфорс, не слишком ли рано приезжает мистер Харви? — спросила она как бы между делом.

— Что вы имеете в виду? — дворецкий посмотрел на женщину сверху вниз с некоторым любопытством.

— Я имею в виду болезнь мисс Черрингтон. Еще неделю назад неясно было, поправится ли она, а теперь мы уже принимаем гостей.