— Десять минут оправиться. Сирень, сделай каждому по бутерброду, по дороге съедим. Медведь, подойдешь ко мне. Все, время пошло, — затем капитан развернул карту района Кампиновской пущи и вновь обратился к связному: — Юзеф, показывай, где твой тайник.

— Зараз, пан офицер, забачу, — связной достал из грудного кармана маленькую складную лупу, открыл ее и внимательно посмотрел на карту. — Вот ручей. До него идти с километр. Вот лесная партизанская дорога. Вот село Граница. От села с километр на север, в гуще букового леса, находится сторожка лесника. Туды наш шлях, пан офицер.

— Все ясно. Ты пойдешь с нами, Юзеф. Представишь нас брату. Дальше тебе лучше оставаться у партизан. В Лешно возвращаться нельзя. Бери свой бутерброд, — возле кабины стояла Сирень и предлагала хлеб с тушенкой.

— Денькуе бардзо, пани, — улыбнулся девушке Юзеф, аккуратно приняв предложенное угощение, с огромным аппетитом стал есть...

В этот раз Михаил помогал идти командиру, был его опорой и поддержкой в буквальном смысле слова. Следопыт шел впереди. Он, словно рысь, ступая мягко и бесшумно, прокладывал дорогу группе. За ним, тяжело дыша, двигался Юзеф, опираясь на подобранную палку. Замыкала движение Сирень. Группа продвигалась медленно, временами останавливалась для отдыха, командир не мог быстро идти, да и вероятность напороться на лесных братьев была велика. Особенно замедлилось движение, когда они прошли ручей и вышли к лесной дороге. Следопыт поднял правую руку вверх, дал команду всем лечь. Группа замерла, притаились. Вскоре послышалось движение нескольких подвод. Это был продотряд. Вооруженные поляки везли мешки с зерном и корзины с овощами. Шли они шумно, никого не боялись, громко разговаривали. Видно, немцев поблизости не было. Здесь, в глухой пуще, партизаны были как у себя дома.

— То не наши, — тихо шепнул Юзеф Следопыту. — Это аковцы, партизаны из Армии Крайовой. Бачыте, у них эмблема в виде крючка на красной полоске. Перейдем на другую сторону дороги, там будет уже зона аловцев, партизан Армии Людова. Можно будет идти смелее.

— Спасибо, пан Юзеф, — поблагодарил Степан за информацию. — Вы хорошо держитесь для новичка после боя в Лешно.

— Денькуе бардзо, пан. Что я пережил, никому не пажадаешь. Жив остался — гэта уже добра.

— Тогда пошли дальше, — Следопыт поднялся, быстро сориентировал компас с картой и рукой подал команду продолжить движение.

Через полчаса группа осторожно без задержек вышла к домику лесника.

— Мы пришли, — утвердительно произнес связной и хотел выйти из кустарника, скрывавшего их от часового.

— Подождите, — остановил Юзефа Следопыт, задержав за рукав пиджака. — Вы знаете этого часового? Возьмите бинокль, посмотрите.

Юзеф приставил к глазам бинокль, подвел резкость, присмотрелся.

— Не, пан, не знаю. Хтосьти чужи. Но в доме мой брат. Пойдемте.

— Когда вы были последний раз у брата?

— Тыдзень назад.

— За неделю могло многое произойти, пан Юзеф. Мы проверим, что это за люди.

Следопыт посмотрел на командира. Тот махнул головой, мол, действуй. Разведчик бесшумно подкрался к часовому и, когда тот показал свою спину, в одно мгновение оказался возле него. Правой рукой обхватил сверху часового и слегка придавил к себе, а другой сажал рот, чтобы тот не вскрикнул, и большим пальцем надавил на сонную артерию и тихо уложил у своих ног. Два прыжка — он уже на пороге дома. В этот момент открылась дверь. Выходящий партизан сходу наткнулся на Следопыта. Это было для него настолько неожиданным явлением, что он, приоткрыв рот, хлопая глазами от удивления, не мог произнести ни слова. Степан приложил палец к губам и тихо прошептал:— Тс-с-с, — после чего провел рукой по шее поляка.

Партизан безвольно осунулся к его ногам. Степан отодвинул поляка от двери и махнул рукой Юзефу.

— Теперь ваш выход, маэстро, — добродушно заулыбался сибиряк, когда к нему подошел Юзеф в сопровождении Михаила. — Я открываю дверь. Вы заходите. Если там нет брата или будут подозрительные люди, вы падаете на пол. Дальше наше дело. Вы поняли меня?

— Да, пан, — тихо произнес побледневший Юзеф. — Что-то вы меня напужали. Матка Боска, прости и помилуй, — поляк трижды перекрестился.

— Смелее, Юзеф! — Следопыт открыл дверь и подтолкнул в дом связного...

Подозрительность разведчиков была напрасной. Юзеф не обманул их и привел к настоящему связному. Буквально через минуту из дома выглянула худенькая девушка лет семнадцати. Ее светлые волосы были заплетены в аккуратную косичку. Это была пани Крыся. Она безбоязненно посмотрела на двух русских великанов с оружием в руках, стоявших по обе стороны двери, приветливо им улыбнулась и произнесла: — Дзень добры, панове. Ходзьте до дому.

— Следопыт, веди командира, я проверю дом, — коротко приказал Михаил и проследовал за Крысей. Михаилу сразу бросилась в глаза простая, но уютная обстановка хижины лесника: с неприхотливой самодельной мебелью, ткаными половичками, выбеленной и протопленной печкой. Из-под чистой занавески пробивались запахи томящегося обеда. Миша рефлекторно сглотнул слюну, почувствовав, насколько он голоден. Не задерживаясь на кухне-столовой, он прошел в единственную большую комнату дома, где у окна на железной кровати на высоко подложенной подушке лежал исхудавший мужчина средних лет с усами а-ля Чапаев. Его грудь была забинтована. Возле него суетился Юзеф, подавая какие-то лекарства. Тут же стоял еще один партизан, молодой поляк, одетый в военный френч польской армии, но без знаков различия. Его крепкую фигуру опоясывал офицерский кожаный ремень с кобурой от пистолета системы 'Вальтер'. На столе лежал немецкий пистолет-пулемет МР 40. Партизан настороженно посмотрел в сторону зашедшего Михаила, но затем его лицо прояснилось. Он торопливо подошел к разведчику, пожал руку и на польском языке предложил располагаться в доме, пока не освободится пан Матеуш.

Миша понял, что сказал ему молодой партизан. 'Это начальник охраны', — подумал он.

— Добра! Я зараз, — и, круто развернувшись, вышел...

Через два часа, приведя себя в порядок, плотно пообедав, Михаил, Степан и Инга отдыхали неподалеку в тени развесистого бука. Разведчики понимали, что в любую минуту их могут поднять. Следующие шаги командира им были неизвестны. Поэтому они сразу воспользовались появившейся возможностью немного расслабиться в этот бесконечно долгий, трудный и опасный августовский день. Прислонившись спинами к могучему дереву, вытянув босые ноги, они дремали. Даже разговаривать было лень.

Что за услада для любого солдата, после многокилометрового марша лежать на мягкой траве, вдыхать чистейший воздух, наполненный ароматами хвои и летних цветов, с наслаждением воспринимать ласки ветерка, прокравшегося сквозь листву деревьев, и, хмелея от соприкосновения с первозданной природой, уснуть. Разведчики спали...

Капитан Киселев после обеда остался наедине с Матеушем. Ему было не до сна. Офицеру нужно было оперативно принимать решение: отправлять группу в Берлин, оставшись здесь на излечении, или, несмотря на ранение, ехать с ней. Киселеву было больно признавать, что он на какое-то время выбыл из строя. Пошел воспалительный процесс. Пилюли Юзефа сбили температуру, но этого было мало, требовалось серьезное лечение. Юзеф после осмотра раны в категорической форме запретил двигаться.

— Вы хотите гангрены, пан офицер? — возмутился аптекарь несговорчивости Киселева. — Сепсис и ампутацию? — поляк вел себя смелее, находясь с братом. Он свою задачу выполнил, довел разведчиков до связного и уже выступал в роли медика. Перед ним был уже не грозный русский офицер, а больной, которому нужна экстренная помощь. — Вам необходимо стационарное лечение, — добавил утвердительно он, — если не в больнице, то хотя бы здесь. Лекарства я достану. Нужно только съездить в Варшаву. Пропуск у меня есть. Оставаться, только оставаться! — подытожил возбужденный фармацевт. — Когда вам станет легче, отправляйтесь, куда вам вздумается. Все, я свое слово сказал.

Юзефа поддержал и Матеуш. Он заметил, что в случае ухудшения его состояния ему нужно будет официально обращаться в немецкий госпиталь. Там могут быть пристрастные проверки, которые ему, как разведчику, не нужны.

— Да, тяжелое мое положение. Вы правы, — стал сдаваться Киселев. — Какой сейчас из меня боец? Только привлеку к себе внимание патруля. Придется согласиться с вашими доводами. Одно меня смущает, — разведчик задумался. Тревожные вопросы всплыли мгновенно: 'Справится ли без него Дедушкин? Как он поведет себя в кругу немцев? Сумеет ли внедриться? Опыта нет. Не быть бы провалу!' — но другого выхода Киселев не видел.

— Хорошо, Юзеф, я остаюсь. Только возьму подтверждение Центра. Оставьте меня наедине с вашим братом, — когда аптекарь вышел из комнаты, капитан Смерша подсел к связному ближе. — Матеуш, — обратился он к нему, — скажите, как вы представили нас партизанам?

— Не беспокойтесь, Константин, — связной приподнялся повыше, оперся о спинку кровати. — Вы прибыли к нам для корректировки совместных действий в предстоящем наступлении нашей бригады 'Сыны земли Мазовецкой' и русской армии. В случае чего так и будет доложено командиру, майору Мазур.

— Идея хорошая, — согласился Киселев. — Есть только одно требование к вам. Ваш брат не должен покидать лагерь. Он человек мягкий, и в случае ареста... — Киселев замялся, — в общем, он знает о нашем существовании. Поэтому он должен быть с вами. Поверьте, это очень серьезно. Так будет спокойнее и мне, и вам.

— Я согласен, — слегка кивнул головой Матеуш. — За лекарствами мы отправим других людей. Какие будут мои дальнейшие действия, Константин? — поляк говорил на хорошем русском языке.

— Первое и быстрее — это узнать расписание ближайших поездов на Берлин. Отправление не из Варшавы, туда сейчас соваться опасно, а из промежуточной станции, наиболее близкой к Кампиносу. Второе — нужна легковая машина, чтобы доставить моих людей до вокзала. Кроме того, на вас ляжет обеспечение их безопасности, когда они будут проезжать по вашей зоне. И последнее — дату и время отправления знаем только я и вы. Задействованные партизаны знают только ту информацию, которая необходима им для выполнения поставленной краткой единовременной задачи. Отъезд группы должен пройти в максимально строгой секретности. До этого момента охрана домика будет за моими людьми. Вашу охрану и паню Крысю отправьте в лагерь. Вы сможете это сделать, Матеуш? — Киселев как всегда при разговоре смотрел пристально и строго в глаза собеседнику, пытаясь влезть ему в душу, понять, искренен или нет перед ним человек.

Матеуш не отвел взгляда, он почувствовал напряженность момента, момента последней проверки русского офицера-разведчика.

— Не бойтесь, пан Константин. Я осознаю свою ответственность перед вами. Все ваши требования мы выполним. Для этого нам нужно два-три дня. Все будет хорошо.

— Вот это по-нашему, спасибо, — обрадовался Киселев и крепко пожал руку поляку. — Да, Матеуш, а где находится груз из Центра?

— Два ящика захованы в сарае. Сержант Качмарек вам покажет.

— Хорошо, — Киселев посмотрел на часы. Было начало четвертого дня. 'В десять вечера выход на связь с Центром, — подумал он. — Надо срочно посылать Следопыта за рацией. Михаил останется здесь, рисковать им нельзя. Он будет старшим в группе', — Киселев поднялся со стула, оперся на раненую ногу и сразу почувствовал, как острые иглы разрывают ее на части. Он скривился, но не застонал. Дотянулся до самодельных костылей, оперся уже на них, вздохнул тяжело и с глубокой горечью произнес: — Да, вояка сейчас из меня никудышный.

— Ничего, Константин, — подбодрил разведчика поляк, — если Юзеф взялся за дело, поправитесь. У меня пуля легкое задело, и то выжил. За две недели отбросите костыли. Будьте уверены.

— Да, отброшу, это уж точно. Достала нога до печенок! — ругнулся Киселев, сомневаясь, понял ли Матеуш двоякий смысл своей фразы. — Выйду, гляну, чем бойцы заняты, — застучали деревяшки по полу. — Матеуш, — офицер остановился, оглянулся, — мне нужен один ваш выносливый боец часа на три, но чтобы понимал немного по-русски.

— Нет вопросов. Сержант Качмарек, зайди ко мне, — громко позвал связной начальника охраны через закрытую дверь. Когда сержант появился, Матеуш на польском языке отдал команду.

— Стереговы Брода в вашем распоряжении, Константин.

— Спасибо, Матеуш...

Через четыре часа рация была доставлена. Следопыт, надежный и неутомимый сибиряк, справился с труднейшей задачей, проделав новый двадцатикилометровый марш. Вечером Инга, расположившись в сарае, настроив на установленную частоту любимый всеми радистами коротковолновый приемопередатчик 'Север-бис', ждала текст шифрограммы от командира.

Киселев наконец закончил составлять шифровку и, устало посмотрев на радистку, тяжело выдохнул:

— У тебя все готово? Ты вышла на связь?

— Я готова, товарищ Константин.

— Молодец, умница, — губы разведчика чуть разошлись в улыбке. Офицер поднялся с колоды и подошел к радистке. — Теперь слушай меня внимательно и запомни, что я тебе скажу, — вдруг заговорил он с Ингой поучительным тоном, как будто бы готовился к разговору. — У любого разведчика, Сирень, имеются два основных профессиональных риска. Медведь, тебя это касается в первую очередь, — офицер мельком обернулся к Михаилу. Тот стоял у входа и просматривал подступы к сараю. — Первый — это не доложить вовремя в Центр по причине сомнительности информации, требующей уточнения. Второй — это доложить сомнительную информацию, которая затем не подтвердится. Так вот, мы сегодня даем точную информацию и даем вовремя. Мы вышли на связь с польскими партизанами Армии Людовой. Мы выполнили первый этап операции. Это главное. Это меня радует. Поняла, что я сказал?

— Все поняла, товарищ Константин. Давайте текст шифровки.

— На, возьми, — пальцы офицера немного подрагивали.

Волнение Киселева передалось и радистке.

'Спокойнее', — Инга мысленно настраивала себя на сеанс. — Я слышу эфир. Я растворилась в нем. Я работаю'.

Застучал высокопрофессионально телеграфный ключ. Мгновенно понеслись в эфир цифры азбуки Морзе, сливаясь в единую радостную песню, заставляющую усиленно биться сердце любого разведчика. В этот момент, как ни в какой другой, разведчик чувствует свою сопричастность с великой борьбой, с великим общим делом. В этот момент самооценка разведчика поднимается в несколько раз, тем более если есть достоверная, срочная информация для Центра.

Где-то далеко, за несколько сотен километров от Варшавы, фронтовые станции подхватили, усилили комбинации сигналов из 'ти-ти, та-та' и перенаправили их на центральный узел связи Главного контрразведывательного управления Красной армии.

Инга, затаив дыхание, внимательно прослушивала необъятный эфир. Вот она слегка вздрогнула и стала быстро принимать ответную радиограмму. Карандаш, сжимаемый тонкими изящными пальцами, молниеносно выводил четкие правильные ряды пятизначных чисел. В эту минуту девушка была необычно таинственна и красива. Михаил залюбовался ею, приоткрыв рот.