В тишине оставшись один, он столкнулся со своими внутренними проблемами. 'Что со мной стало, почему я не могу также преданно служить Армидее как раньше? Куда делось все стремление, инициатива?' — спрашивал он себя. Когда-то давно, вначале его жизни среди артэонов, когда он только сблизился с этими существами, среди них нашел великую красоту и был ослеплен ею, он готов был сделать все, дабы защитить их. Он с энтузиазмом бросался за периметр, помогал войскам и лично участвовал в сражениях. Председательствовал в совете безопасности до Кэлоса, ему предлагали должность командующего и он был в шаге от того чтобы ее занять. 'Выбирая себе путь в жизни нужно идти по нему до конца', — так он всегда говорил себе. Но сейчас он почему-то не может слепо идти по выбранному пути. Нет ни инициативы, ни желания. Вот сейчас, когда его помощь требуется Армидее, ему силой приходится заставлять себя. Хотя раньше он даже задумываться бы не стал. Так что изменилось с тех давних пор, когда он был полон энтузиазма?
Дело в спасении души? Погрузившись в тонкости политики, ради обеспечения безопасности погрязая в крови, массово обрывая жизни врагов преферийских артэонов, он стал терять понимание жизни как высшей ценности. Внутренне и по поступкам он уподобился темным магам. Это испугало. Одумавшись, он решил временно выйти из игры, жить с армидейцами, покровительствовать им, но в запериметриальную политику больше не ввязывался. И тот временный перерыв тянется до сих пор, он так и не может вернуться в военную сферу. Ведь он нужен армидейцам, прежде всего как защитник, просто так живя среди них, он не имеет смысла. Раньше это было нормально, он сидел на совете и лично принимал решения о том, как лучше обессилить, привести в полуразрушенное ослабленное состояние врагов, разрушить их общества изнутри, заставить людей самих убивать друг друга. Сейчас снова со стороны посмотрев на совет, на весь этот аморальный бред, ему стало тошно и неприятно. Мерзкое чувство созревало на душе от созерцания этих садистов считающих мир шахматной доской, не видящих за сухими фразами реальных человеческих жертв и разрушений вытекающих в последствия принимаемых ими решений. Ему было мерзко и неприятно даже думать о том, чтобы снова стать одним из них.
И вот здесь возникает главный вопрос: так почему он тогда не может уйти, вновь стать магом странником? Остаться одним из хранителей Преферии, но только в статусе свободного нейтрального светлого мага? Ведь он уже не служит Армидее как прежде. Но нет, уйти он не может. И причина тому проста и понятна, но он о ней боится даже думать. То, что когда-то безумно привязало его к Армидее, стараниями Духа не отпустит его никогда. И он как ослепший, обожженный великим светом раб будет вечно этому служить.
В итоге все просто. Раз он не может уйти, значит должен продолжать служить Армидее, оставаться полезным для этих артэонов. Идти по выбранному пути, пусть даже через силу. Он должен вернуться к военным делам ну или хотя бы помочь решить сложившийся Ладгарский кризис, иначе введенные туда морские пехотинцы опять могут оказаться под ударом. Убитые солдаты это вдовы и оставленные без отцов маленькие артэоны — проявления зла извне своим проникновением омрачающего внутреннюю артэонскую гармонию, хранить которую было его долгом.
Он никогда не отличался мудростью. Да он сильный маг, но вовсе не мудрый. И как такой лишенный мудрости человек как он оказался едва ли не главным мудрецом в глазах тысяч окружающих — он постоянно спрашивал себя. Его всегда сковывало довольно примитивное мышление, основанное на стереотипах и собственных заблуждениях. Он не был склонен к рассуждениям и просто принимал свои мысли за истину, ставил перед собой цель и стремился к ней как к единственной верной, не желая слушать никого вокруг. Порой он совершал серьезные ошибки, но редко когда серьезно переживал по поводу них. За такую излишнюю самоуверенность и нежелание рассуждать, пытаться слышать окружающих он постоянно подвергался критике от всех своих наставников. Хорошие наставники — учителя окружающие его по жизни, вот что зачастую отделяло его от стана темных магов. Как человек он был прост, его нельзя было назвать безупречно добрым, но и зла в нем тоже не было. Он никогда осознанно никому не причинял вреда, однако, в стремлении к правильной в своем понимании цели мог запросто заблудиться и порой совершить ошибку, перегнуть палку. Устремившись к цели, он мог слепо невзирая ни на что и на кого приводить этот мир в соответствие со своим пониманием добра и справедливости. Порой, прибегая к жестоким, кровавым методам, что приводило к непоправимым последствиям, наглядно демонстрирующим его неспособность рассудительно относиться к миру, что жизненно необходимо светлым магам. 'Если окружающие не хотят жить правильно, значит, их нужно заставить, пусть даже силой' — с этой фразой, услышанной из уст одного из своих былых врагов, он был согласен.
Так, где же тот стремящийся к своей цели несмотря ни на что упрямец, тот приводящий мир к равновесию в соответствии со своими идеалами, невзирая на чье-либо мнение? Ведь сейчас он по-прежнему служит Армидее, идет по этому пути. Проблемы Армидеи по-прежнему его проблемы, помощь этим артэонам цель его жизни сейчас. Ситуация на юге сложная, его участие возможно требуется как никогда, но что-то изменилось и он уже не может быть таким как раньше. Ведь всего-то нужно снова поставить перед собой цель, но внутри все будто погибло.
Он был из людей, что зависят от окружающей атмосферы. Ему повезло, что вначале его пути как мага у него были хорошие наставники и их идеи ставшие его собственными еще в нем живы. Однако сейчас он заблудился. Он не мудрец, а хороший солдат и грамотный исполнитель чужой воли, может в этом одна из причин его нынешнего внутреннего кризиса. Его всегда вели по жизни мудрые наставники. Под правильным началом он творил великие благородные дела. Действительно помогал этому миру. И с тех пор как он ушел от своих прошлых покровителей его разумным началом стал Кратон Краус — глава хранимой им Армидеи. Этот располагающий к себе мудрый, влиятельный философ к которому Фросрея просто как магнитом тянуло поначалу. Может это общение с ним, его влияние, как и проникновение в его ценности сделало Фросрея мягче, терпимее и отчасти рассудительнее. Он слишком долго жил в раю среди армидейских артэонов. По-другому стал смотреть на вещи, физически раскис — лишился былой стойкости. 'В любом случае неважно' — в итоге своих раздумий маг замер на месте. 'Нужно набраться сил и просто сделать свою работу, хватит ни к чему не ведущих рассуждений. Я просто выполню свой долг. Помогу войскам вновь приструнить ладгарцев. Только помогу отколоть эти чертовы северные провинции от Империи, а после снова уйду. Вернусь к обыденным делам и буду присматривать со стороны, пока моя помощь снова не потребуется. А сейчас у меня нет выбора. Ситуация сложилась сложная, без меня они не справятся'. Сжав кулаки, маг заставил себя увидеть очередную цель и, развернувшись, оставив рассуждения, побрел обратно, к ее выполнению. 'Надо возвращаться, хватит бродить среди ветров' — сказал он сам себе и действительно, а то его все уже потеряли.
Дабы подкрепить свои силы и еще раз все для себя понять, этим же днем, маг как обычно под покровом ночи тайком отправился в квартиру на верхнем этаже одной из армидейских многоэтажек. За окном стояла теплая звездная ночь. В темной комнате в нежной шелковой постели сладко, без переживаний и тревог спала молодая артэонка, прекрасная, как и все они. Голову, в которой мелькали цветные почти детские сны, укрывали светлые длинные волосы, пряди которых лежали поверх белого одеяла. В тишине и покое артэонской идиллии, так бережно хранимой, вдалеке от тяжести и ужаса внешнего мира, не зная ни о чем, она мирно спала. В покой и тишину ее комнаты, пронизанный холодом и проблемами, царящими вовне, темной инородной фигурой в ночном мраке вторгся Фросрей. Маг, выйдя из сумерек, просто возник посреди ее комнаты. Ароматы артэонского дома потеснил запах морозного ветра и лесной травы принесенный пришельцем несколько дней бродившим по лесам. Днями, добровольно работая в теплице в одном из ботанических садов Армидеи, выращивая цветы, уставая она, спала всегда крепко, позволяя своему ночному гостю оставаться тайным. Фросрей тихо приблизился к ее постели. Заточенное в старом немощном теле его сердце сохло от ощущения ее тепла и аромата. Вот она истинная причина его верности Армидее, как проклятие, мучительно прожигающее душу. Проклятие, мучающее и ненавистное и одновременно сладкое и желанное. Проклятие, от которого вопреки тяжести не хочется избавляться, проклятие от которого никто не сможет спасти. Хотя это уже не она, не та, что лишила его покоя, благодаря Духу это ее продолжение, но сердцу этого не объяснить. В ее присутствии оно замирает и наливается приятной тяжестью. Тихо и аккуратно тайный обожатель, позволил себе отодвинуть локоны ее волос. Лицо этой красавицы тяжелым теплом согрело душу мага. Будто перед ним снова лежала Она, прекрасная и неповторимая. Все-таки Армидея не отпустит его никогда. Слушая тихое дыхание в мирной тишине, сам не смея даже моргнуть, он понимал, что должен сделать все, чтобы этот покой остался нерушимым. Никакое зло извне не потревожит этот хрупкий кусочек мира, пока он жив. Маг сжал кулак, в котором смялись все его переживания и внутренние тяжбы. Пришло время действовать.
Дневник Фросрея: Монстр. Запись семнадцатая.
'Прошлой ночью я позволил себе несколько часов поспать. Мне тут же приснился жуткий, но красочный и яркий сон. Не сон, а скорее воплощение моих тайных переживаний вышедших наружу в виде сна. Набор цветных картинок из глубин сознания, принесших мои страхи, и не более того. Я видел Армидею, разрушенную, погрязшую в руинах. Золотой город, оставшийся руинами, лежит в ночной мгле и в небо уходят клубы черного дыма от охвативших все вокруг пожаров. Я отчетливо вижу погруженные в руины знакомые места и отдельные осколки некогда прекрасных любимых улиц. При этом там нет ни меня не других обычно участвующих во снах персонажей. Это просто набор сменяющихся картинок воплощающих мои переживания и тревоги. Это из-за Него. Мои тревоги подпитывают его слова, сказанные во время нашей последней встречи той далекой ночью. Его последнее оставленное пророчество. Ведь он предрекал конец, невероятную катастрофу, что сотрясет привычную нам Преферию и уничтожит мир ее артэонов. Катастрофу, боясь свершения которой Он ушел, оставив меня одного. Потом появился этот монстр. Так неужели он был прав, и я уже положил начало предсказанному им будущему? Интересно где он сейчас? Его помощь пришлась бы кстати.
Разумно осмысляя сам себя, подозреваю, что всему причина — мои изношенные нервы. Последнее время я постоянно напряжен и не могу от этого избавиться. С тех пор как появился монстр, я не ведаю покоя. Шею тяготят, чертовы бусы. Я безумно боюсь того что проклятие выйдет из-под моего контроля и постоянно думаю об этом. Как конченый параноик прорабатываю возможные последствия катастрофы, которой еще нет. Понимаю это и не могу заставить себя выйти из этого состояния. Это проклятие все больше тяготит меня. Проклятие Таргнера оставленное всем я все больше воспринимаю как свое собственное. Глядя на чудовище я чувствую страх. Боюсь не за себя, а за окружающих, страшно представить, на что будет способен монстр, получив свободу. И вот теперь мои страхи перекинулись на сны. Понятно, что Таргнер оставил это проклятие всем нам, но пока мир вокруг живет, я остаюсь с ним один на один. Я все жду, когда оно станет общим, когда проявится подвох оставленный Духом и монстр вырвется на свободу. Что очевидно станет окончательным тупиком для меня и погибелью для окружающих. Я могу только догадываться, какие силы сокрыты в чудовище и когда они явят себя. Хотя скорее все это просто переживания, вызванные нехорошим сном. Все это скорее является очередной бредовой паранойей, погружаясь в объятия которой я теряю самоконтроль. В целом пока все хорошо. Во всяком случае, лучше, чем могло бы быть. Единственное, что беспокоит так это потеря сил из-за жажды крови, которая передается мне от чудовища. Питательная смесь, что я пью, будто теряет эффект. Глядя в зеркало я вижу старого бледного как труп старика, проклятие берет свое, но никто не должен знать об этом. Ненужно лишних страхов. А так в целом все нормально. Пока нормально...'
Ладгарская Империя была одним из старейших людских государств Преферии. В центре северо-западных земель Южной Половины раскинулся огромный прекрасный оазис. Давным-давно когда Преферия только поднималась из дна морского, мощный поток Азуры вырвался из-под земли, дав толчок к бурному развитию жизни на небольшой территории, образовав подобие оазиса. Там раскинулись совершенно не вписывающиеся в северные регионы больше похожие на джунгли дремучие дикие кишащие жизнью леса. Прямо на деревьях круглый год росли разные невиданные фрукты, и люди быстро освоили эту территорию. Окруженные хвойными дебрями и северными степями джунгли Ладгарского оазиса, этого чуда природы, были богаты пищей и прочими ресурсами пригодными в хозяйстве и занявшие их люди стали быстро развиваться. Не зная голода и прочих проблем, торгуя богатствами своего леса, с окружающими соседями, будущая Ладгарская Империя начала подниматься на глазах. Она стала торговым центром всего преферийского юга, ее армия разрослась и окрепла. В скором времени вполне естественно народ ладгарцев начал изменять этот мир под себя. Войной или ее угрозой, они подчинили себе всех соседей и создали одно из крупнейших людских государств не только Преферии, но и всей северной Межокеании. У живущих вблизи Ладгарского оазиса народов просто не было шансов, Ладгарская Империя, имея ресурсное преимущество, неизбежно подчиняла их себе.
Как говорили генералы артэонских армий: кто контролирует Ладгарский оазис, тот владеет Южной Половиной. Земли Империи занимали собой почти весь северо-запад Южной Половины, включали в себя сорок одну провинцию. На сегодняшний день ее население исчислялось десятками миллионов. Причем большая часть населения проживала в оазисе. Весь пронизанный реками Ладгарский оазис заполонили разросшиеся миллионные города, кишащие жизнью, больше похожие на муравейники. Ладгарцы подобно артэонам пытались строить свои дома в высоту, возводя их гигантскими башнями к небу. Естественно для преферийских артэонов столь мощное людское государство в лице Ладгарской Империи стало главным врагом. После того как артэоны начали так называемое переформатирование дикого юга, силами артэонских спецслужб большая часть объединенных ладгардами народов, населявших провинции огромной империи, была поднята на бунт. Вдобавок артэоны сумели столкнуть сотрясаемую гражданской войной Империю с Грионским союзом — ее главным врагом. В итоге Империя была частично разрушена, большая часть ее земель, как и всего юга, после начала артэонами их тайной войны, была погружена в руины и хаос. Но центральная часть Империи — сам оазис и окружающие его провинции, сумела сохраниться и устоять под всеми невзгодами, что на нее насылали коварные артэоны. В итоге посчитав неразумным идти на Империю открытой войной, артэоны заключили с ее правительством договор, согласно которому ладгарды и думать позабудут о своем стремлении к лидерству на диком юге, не будут пытаться восстановить свою Империю, будут сидеть тихо и смирно, не мешая артэонам терроризировать юг.
