Я, мой убийца и Джек-потрошитель

Изучив все показания, протокол вскрытия и фото жертвы, я отправилась в Лондон.

Отправление.

Место: Россия, Москва, берег Москвы-реки, недалеко от корпуса 2 дома 24 на Филевском бульваре.

Дата: 13 марта 2015 года.

Время: 21:13.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Бернер-стрит, 40.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 0:20.

На нос и лоб упали несколько капель. Я машинально вытерла их рукой. Как назло, дождь. Мелкий, противный, холодный. Но хоть не ливень. Стоило бы плащ захватить. Ну да ладно, есть дела поважнее.

Обязательно надо спрятаться рядом с Международным клубом образования рабочих, как можно ближе к месту убийства. Иначе не смогу забрать время Элизабет Страйд, не успею. Слишком быстро к месту смерти набежит толпа народа из клуба.

Как обычно, я нашла укромное место, усилила зрение, чтобы видеть ауры и различать цвета в темноте, и отправила эфирное тело в дозор.

Женщина, похожая на Элизабет Страйд, стояла на другом конце улицы. Она казалась худой. Знакомые прозвали Страйд Долговязой Лиз, но я не сочла незнакомку высокой. Для конца девятнадцатого века рост сто шестьдесят сантиметров считался приличным для женщины, а в наше время не все рискнут назвать его даже средним. Из-под шляпки выбивались темные кудрявые волосы. Длинная намокшая от дождя черная юбка свободно висела, даже подол слабо поддавался порывам ветра. Из-за ворота черной куртки, отороченной мехом, выглядывали белая рубашка и полосатый шарфик. Женщина повернулась, и я разглядела в петлице куртки с правой стороны алую розу с папоротником. Отлично. Теперь не осталось и тени сомнений: передо мной Элизабет Страйд.

Ведь в этом же районе некоторые свидетели видели женщину, похожую на Долговязую Лиз, но в ее петлице не было цветка. Однако в морг привезли именно женщину с розой.

А вот она уже и не одна. С ней заговорил мужчина в темных брюках и пальто. И хоть козырек кепки прикрывал часть его лица, газетный сверток внушительных размеров в руке сказал все, что нужно. Это Потрошитель.

Наверное, Элизабет убили бы раньше, если бы констебль Смит не проходил сейчас по Бернер-стрит. Впрочем, появление полицейского не слишком смутило маньяка. Он продолжил общаться с жертвой.

Уединиться они решили у клуба, где еженедельное субботнее собрание перешло то ли в дружеские посиделки, то ли в попойку. Из окон слышались песни и топот пляшущих ног. Голоса заглушали любой звук на улице.

Убийца, выбрав удачный метод, не меняет его, если не произойдет чего-то из ряда вон выходящего. Не изменил себе Потрошитель и в этот раз. Сзади, большим острым ножом по горлу, слева направо, от одного челюстного сустава к другому. Элизабет не смогла вскрикнуть — разрезанные связки, трахея — только вскинула правую руку к горлу.

Потрошитель подхватил падающую женщину под плечи и уложил у самой стены клуба, стараясь не шуметь. Но тут у ворот послышался стук копыт. Это зеленщик Льюис Димшутц, управляющий клубом, подъехал на телеге, запряженной пони.

Ну вот, Потрошитель уже думает, как сбежать. Пора и мне слиться с физическим телом. Надо успеть до криков: "Полиция! Убийство!"

Вернулась не вовремя: как раз когда зеленщик трогал тело хлыстом. Только бы меня не заметил. Чуть бы попозже прийти. Спряталась за воротами, выжидая, пока недоумевающий зеленщик не войдет в клуб за свечой.

Все, иного способа не быть увиденной ни Потрошителем, ни Льюисом Димшутцем, ни толпой зевак, которые сбегутся на его крик, нет. Запустила браслет времени, выставила время отправления и прибытия вручную и, обойдя телегу с серым пони, удушливо пахнущим прокисшим потом и немытой шерстью, нырнула в ворота и подбежала к телу.

Элизабет лежала на левом боку, лицом к стене. Кровь растеклась бы огромной лужей, если бы под шеей жертвы не оказался водосток. Правая, окровавленная рука, покоилась на груди, левая все еще сжимала бумажный пакетик с леденцами, освежающими дыхание. Ноги вытянуты. Из-под промокших юбок видны только подошвы и каблуки сапог. Я метнулась к груди жертвы, где приколот букетик из розы и папоротника, вынула из кармана линзу времени и поднесла как можно ближе к остановившемуся сердцу. Только бы успеть, только бы забрать время, пока меня не перенесло к месту следующего, второго на сегодня, убийства!

Потрошителя спугнули. Он начал свою кровавую ночь, но ему не позволили насладиться чужой смертью, упиться властью и могуществом, исполосовать и искромсать жертву. Теперь он в ярости! Как голодный зверь, перед носом которого пронесли кусок свежего мяса с кровью, и не дали насытиться. В темноте мелькнула тень. Потрошитель тем же путем, что и я, выбежал со двора, унося с собой отчаянную жажду повторить убийство и завершить кровавый ритуал, безумную пугающую фантазию.

Когда зеленщик выбежал во двор со свечой, все годы Элизабет Страйд уже перетекли в линзу-ловушку. Браслет времени сработал — и я перенеслась на Митр-сквер, площадь, до которой пешком Потрошитель дойдет минут за двенадцать-пятнадцать. И за это время я должна успеть удачно спрятаться.

Отправление.

Место: Великобритания, Лондон, Бернер-стрит, 40.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 01:00.

Прибытие.

Место: Великобритания, Лондон, Митр-сквер.

Дата: 30 сентября 1888 года.

Время: 01:00.

В эту самую минуту из полицейского участка выпустили Кэтрин Эддоус, задержанную вчера, в полдевятого вечера. Если бы полицейские не решили освободить ее посреди ночи, она не попалась бы Потрошителю и осталась жива.

Да, но он убил бы другую. Без сомнений, маньяк нашел бы себе вторую жертву 30 сентября 1888 года и изуродовал ее почти до неузнаваемости. Просто ее бы звали иначе.

Так что же случилось с Кэтрин Эддоус пять часов назад? С удовольствием с вами поделюсь.

Констебль Льюис Робинсон увидел у одного из домов толпу и подошел узнать, что произошло. На тротуаре лежала в стельку пьяная женщина. Констебль спросил у толпившихся, знает ли кто-нибудь, где она живет. Никто ответить не смог. Служитель порядка поднял женщину и усадил на тротуар, но она упала.

Пришлось просить помощи коллег. Полицейские доставили Эддоус в участок, но женщина была так пьяна, что не смогла сказать ни где живет, ни кто бы мог за ней прийти. Когда спросили, как ее имя — пробормотала: "Никак". Около девяти вечера Эддоус закрыли в камере.

После полуночи, проспавшись, женщина запела. Угомонить ее не удалось.

В час ночи, когда предыдущая жертва Потрошителя Элизабет Страйд лежала у клуба с перерезанным горлом, Кэтрин Эддоус допытывалась, когда ее выпустят.

Полисмен ответил:

— Как только сможешь о себе позаботиться.

Кэтрин заявила, что прекрасно может о себе позаботиться, и поинтересовалась сколько времени.

— Слишком поздно, чтобы раздобыть выпивку, — ответил констебль.

— А все же, сколько? — не отставала Кэтрин.

Констебль ответил, что уже час ночи, и женщина сникла:

— Несладко придется дома!

Она боялась гнева своего сожителя Джона Келли.

Констебль Хатт отпер камеру и предостерег Эддоус:

— Веди себя прилично. И не смей напиваться!

Отвел женщину в участок, где ее допросил сержант. Кэтрин назвалась фальшивым именем и дала ложный адрес:

— Меня зовут Мэри Энн Келли. Я живу на Фэшн-стрит.

Констебль Хатт отпер двери и выпроводил Кэтрин из участка, не забыв предупредить, чтобы та закрыла за собой входную дверь.

— Спокойной ночи! — пожелала полицейским Кэтрин, оставила входную дверь распахнутой и отправилась навстречу смерти.

Если бы только она не довела полицейских пением, если бы тихо просидела в камере до утра, если бы не хотела еще выпить... Сколько же этих "если бы"?

Митр-сквер — это небольшая площадь, окруженная складами, пустыми домами и несколькими магазинами, которые в час ночи, естественно, закрыты. Я читала, что днем здесь полно людей: торговцы фруктами и овощами, продавцы лотерейных билетов, бизнесмены и толпы покупателей. Но сейчас — ни души, площадь тонет в темноте. Всего один фонарь — и тот метрах в двадцати. Холодно, сыро, продолжает накрапывать дождик — я промокла до нитки — и ни зги не видно. А времени — в обрез. Пришлось прятаться на другом конце площади, где живет констебль с семьей.

Моя эфирка быстро вернулась на самое темное место площади. Вскоре появились Кэтрин Эддоус и Потрошитель. Это какой "удачливостью" надо обладать, чтобы через полчаса после освобождения из полицейского участка подцепить именно серийного убийцу, да еще когда он в ярости после неудачной попытки растерзать предыдущую жертву? Непостижимо.

Кэтрин Эддоус — немолодая, тучная, одетая в старье женщина. Черная шляпка, черный жакет, черная юбка, белый фартук. На шее два платка: белый и красный. Это все, что видно. Хотя на ней несколько слоев одежды — я знаю точно: читала протокол осмотра тела. Могу даже наизусть повторить, сколько на ней вещей.

Днем она надела на себя почти все, что у нее было: черный жакет с искусственным мехом на воротнике и манжетах, два верхних жакета, отделанных черной шелковой тесьмой и искусственным мехом, ситцевую блузку в цветочек с тремя оборками, коричневый льняной корсаж с черным бархатным воротником и коричневыми металлическими пуговицами, серую нижнюю юбку, очень старую зеленую шерстяную юбку, очень старую и истрепанную синюю юбку с красной оборкой на светлой саржевой подкладке, белую рубашку, мужской белый жилет с пуговицами спереди и двумя карманами, коричневые чулки, зашитые на носке белыми нитками, мужские ботинки (правый был зашит красной нитью), черную шляпку с бархатной отделкой, белый фартук. На шею она повязала красный шелковый и большой белый платки.

И, что самое интересное, никакой шали, о которой с 2014 года трубят средства массовой информации. Да, пишут, что в наши дни якобы подвергли экспертизе ДНК шаль Кэтрин Эддоус, которая была на ней в момент убийства. На шали были найдены следы спермы Джека-потрошителя, и анализ подтвердил... Тьфу! Ох уж эти СМИ.

Все предметы гардероба убитой вспомнила. Теперь можно выкинуть из головы и забыть.

Метод убийства, естественно, не изменился: ножом по горлу сзади. Потрошитель уложил убитую Кэтрин Эддоус на тротуар — и началось безумие.

Раньше серийный убийца задирал одежду жертв, не повреждая ее, но не в этот раз. Он навис над телом, двумя руками вонзил нож в район солнечного сплетения несчастной, прорезав многочисленные слои одежды, кожу, сосуды, мышцы и повел лезвие вниз, через живот к гениталиям. Разрезав туловище до самого низа, маньяк резко согнул правую ногу жертвы в бедре и колене, устроился между ее бедрами и начал кромсать еще теплое тело с таким отчаянным остервенением, что меня затрясло. Деяния маньяка — зрелище не для слабонервных, а деяние маньяка, пришедшего в неистовство после неудачной попытки завершить ритуал, словно видеозапись из преисподней.

Между правой рукой и телом жертвы упал длинный кусок кишечника. Потрошитель с отвращением посмотрел на перчатки. Понятно, кровь на перчатках его не слишком смущала, а каловые массы вызвали брезгливость. Серийник отрезал кусок белого передника жертвы, вытер перчатки от крови и кала и продолжил с еще большим остервенением.

Кровавая масса с чавкающим и, если можно так выразиться, влажным звуком упала за правое плечо Эддоус. Вырезал весь кишечник, иуда.

Я не могла разглядеть, какие органы терзает это чудовище. Может, и к лучшему. Но я точно знала, что нож прорезал почти все внутренности: печень, почки, матку, поджелудочную железу. Влагалище пропорото до заднего прохода. Потрошитель так отчаянно наносил удары по внутренней стороне правого бедра, что, казалось, отрежет ногу. Наконец, в его руках оказалась отрезанная матка, она полетела на измазанный кровью и калом кусок передника. Отрезанная левая почка шмякнулась туда же. Нет, это невыносимо.

Но Потрошитель не удовлетворен. Он хочет резать еще и еще, увечить, уродовать, кромсать.

Внутри распоротого живота не осталось целого органа, и серийник потерял интерес. Поднялся, переступил раз, другой и присел на корточки у лица Кэтрин. Я готова была завизжать, когда он срезал кончик ее носа до кости. И это только начало. Надрез на переносице, надрезы под глазами. Потрошитель вырезал на обеих щеках треугольники и содрал очерченную лезвием кожу. Отрезанное ухо исчезло у жертвы в складках одежды. Правую сторону лица садист изуродовал так, что в пору закричать от одного взгляда на зубы, обнаженные после кромсания рта. Маньяк обезличивал жертву и хотел перепугать до смерти тех, кто увидит тело. Лицо покойницы превращалось в череп, обтянутый мышцами.

Удовлетворившись содеянным, испытав мощнейшее наслаждение, Потрошитель развернул голову жертвы так, чтобы нашедшие видели именно изуродованную пугающую правую сторону: обнаженные десны и зубы без губ, обрубок носа, словно образы сифилитиков не давали покоя этому психопату, щеку без лоскута кожи и прорезанное нижнее веко.

Серийному убийце лишь оставалось положить нож рядом с вырезанными маткой и почкой, завернуть трофеи в кусок передника и прихватить сверток, упакованный в газету.

Точно знала, что чудовище сделает дальше. Бросит кусок окровавленного передника на ближайшей улице, в еврейском квартале, и рядом с уликой напишет на стене мелом: "Евреи не те люди, которых будут обвинять безосновательно".

Конечно, увидев такую надпись и кровавое доказательство, перепуганные жители Лондона начали бы устраивать погромы и набрасываться на ни в чем не повинных евреев. По счастью, бдительные полицейские обнаружат надпись до рассвета и сотрут.

Не дождавшись ухода Потрошителя, я мысленно вернулась в физическое тело. Скорее! Вот-вот к месту кровавой расправы подойдет полисмен. Пока бежала, запустила браслет времени. Тело Эддоус — линза-ловушка — зеленый поток лет. Успела! Шагнула в открывшийся портал и вернулась в Москву.

Глава 16. Чай с коньяком

После первого же звонка в дверь щелкнул замок, и Государь буквально втащил меня за руку внутрь.

— Лучше бы отсюда, из квартиры, отправилась, — прошипел он, не отпуская моего запястья.

— Но вы же говорили...

— Да ты магнит для неприятностей.

— Между прочим, не я их себе создаю, — обиженно буркнула я.

Горячая ванна, сушка волос, а потом — разговор на кухне. Общение после путешествий стало нашей традицией.

— Ты как? — примирительно спросил Государь, когда я в спортивном костюме устроилась на стуле напротив его величества.

— Лучше, чем ожидала. Гибель Элизабет Страйд вовсе меня не испугала, а вот, когда он потрошил Эддоус, пришлось помучиться. Но жить буду. Ах, да! — я вскочила и ринулась в отведенную мне гостевую комнату.

Вернулась с промокшим насквозь пиджаком, из кармана которого извлекла линзу, до отказа заполненную временем. Вторые двенадцать лет для Государя.