Эвиана. Общий

Что поделать! В нашем обществе встречают по внешности и по нему же провожают, ибо красивому человеку прощают грубость, глупость и ложь, а очень красивому человеку сойдёт с рук даже преступление.

Однако Ифио хотел новое лицо не ради других, а ради себя. Избавившись от проклятья, от наказания за грех, не им совершённый, он решил порвать связь с главным в своей жизни — с семьёй, ибо любой старинный род Меронии гордится двумя вещами: славной историей и породой — тем, что делает живых неотличимыми от ушедших, тем, что связывает поколения. Для воспитанного в традициях старой аристократии человека это был смелый и болезненный поступок, ведь отсекая себя от фамильного древа, Ифио терял всё и не получал ничего взамен. Но...

"Если не можешь ненавидеть, забудь", — писал один добрый человек, советам которого я никогда не смогу следовать.

Смотрясь в зеркало, юноша каждый раз узнавал бы в себе не прадеда, не деда, и даже не троюродного кузена, а отца.

Когда хочешь забыть, неправильно оставлять постоянное напоминание.

Иантэ подал Ифио стеклянную чашу, до краёв заполненную ядовито-голубой жидкостью, и велел выпить до дна. Единственный наследник (пока что) князя Таримского безропотно подчинился, хотя, судя по его страдальческой гримасе, вкус напитка был подстать цвету.

— Это обезболивающее? — как я знала, работа целителей и медикусов редко доставляет пациентам удовольствие, а жидкость очень походила на алхимическое зелье.

— Это жидкий верониа. Отрава, конечно, но для того, кого несколько лет чем только не лечили, почти безвреден. Светлый бог, чему вас теперь только учат?

Никогда прежде я не задумывалась, как получают мои любимые кристаллы. Знала лишь, что их технологию их выращивания эльфы передали Меронии и ещё нескольким государствам, а в чём она заключается, не имела ни малейшего понятия.

"Мой кулон, и линзы, которые надеваю, перевоплощаясь в Киону... Ядовиты?"

От Иантэ не скрылось моё замешательство.

— В твёрдом состоянии верониа безопасен, однако если ты намерена серьёзно заниматься магией, учись использовать жидкий. Он значительно облегчает работу с живыми объектами.

— А Орден одобряет его использование?

— Орден — нет, — ухмыльнулся сорнбэ. — Я — да.

"Облегчает работу с живыми? Как это понимать?", — подумала я и переключилась на особое зрение.

Тело Ифио стремительно окрашивалось в ярко-голубой.

Это походило на то, как художник готовит холст для письма маслом. Когда верониа полностью пропитал юношу, Иантэ приступил к волшебству. Под его ловкими пальцами плоть, подобно глине в руках скульптора, принимала новую форму; мне оставалось только догадываться, какие узоры он сплетал и к каким основаниям обращался, но чутьё подсказывало, что подберусь я к ним очень и очень нескоро.

Мне не нравилось чувствовать себя наблюдающим за работой мастера учеником, однако работа сорнбэ того стоила.

"Когда-нибудь я сравняюсь с ним. Обязательно".

Есть множество примеров того, как слабый дар после Высвобождения становится...

— Всё, — удовлётворённо объявил Иантэ. — Лучше уже не сделаю.

Неизменными остались лишь печальные голубые глаза. Остальное...

Я так увлеклась наблюдением за процессом, что упустила из вида результат.

Ифио осторожно коснулся кончика носа и тут же со вскриком отдёрнул руку.

— Болеть будет долго? — спросил он хрипло.

— Долго, — пообещал сорнбэ. — Так долго, что ты успеешь сто раз пожалеть о своём решении.

— Ничего, — хмыканье, — я как-нибудь справлюсь. Но можно хотя бы посмотреть?..

— Эвиана, что стоишь, будто изваяние девы Маргареты? Подай ему зеркало!

Стараясь не смотреть на лицо Ифио, я выполнила приказ.

Уже-не-сын-князя-Таримского долго изучал нового себя.

— Я ожидал нечто более... скромное.

— Не умею делать "скромное", — самодовольно заявил Иантэ. — "Великолепное", "ослепительное"... но не "скромное".

Ифио стал неотличим от человека, которого я видела, обращая на него особое зрение до избавления от проклятья. Вот только волосы стали снежно-белыми, совсем как у Лейана. Я не удержалась и спросила, почему они изменили цвет.

— Побочный эффект жидкого верониа, — охотно пояснил Иантэ и насмешливо добавил: — Хочешь знать больше, спроси у своего драчливого дружка.

"Вряд ли он хотя бы ещё раз заговорит со мной. Но я попытаюсь".

Вскоре Ифио решился принять новое имя. Его дала я; с тельси оно переводилось как "свет" и было также прекрасно, как и его душа.

Чёрный колдун Арезаль любил носить красивую одежду, есть с золота и развлекаться с дорогими женщинами. Его ремесло позволяло делать первое, второе и третьей, причём — не в ущерб друг другу.

Ненавидел он всего две вещи: природных магов и провалы. Первые были повинны в своём существовании, вторые служили напоминанием о его, Арезаля, ограниченности и заставляли задуматься, не продешевил ли он, заключая сделку с демонами.

А ещё они означали скандалы с клиентами.

Вот и сейчас в его небольшой уютный кабинет бесцеремонно вломился седовласый мужчина, для визита к колдуну одевшийся скромно, но не потрудившийся снять золотое кольцо аристократа.

— Мой сын пропал, — заявил он таким тоном, будто чернокнижник лично выкрал мальчишку.

— Я не занимаюсь поиском пропавших животных и детей. Не мой профиль, знаете ли.

— Вот что нашли в его спальне, — дворянин бросил на стол бумажную фигурку-человечка.

"Эльфы", — с тоской подумал Арезаль.

С остроухими чернокнижник связываться не желал, хотя от пары-тройки бутылей эльфийской крови не отказался бы. Слишком уж свирепы пречистые, эльфячая то ли тайная служба, то ли священная стража, на дух не переносящая чёрных колдунов и их слуг.

— Нет у вас больше сына, — спокойно сказал чернокнижник. — Примите это.

— Но... если всё откроется... — растерянно пробормотал аристократ. — И наследник... скандал...

— Эльфы проклятье не снимут — это я вам как автор говорю, — да и не любители они шум поднимать. Самое большее, не пригласят на бал в Славную Ночь, ну так вы и раньше с послом не особо ладили, верно?

— А кому я всё оставлю?! — горестно вскричал мужчина. — У меня больше нет детей!

Арезаль поморщился. Его всегда раздражала помешательство дворян на "крови". Своих родных он не видел уже лет двадцать и предпочитал не вспоминать об их существовании.

— Объявите о смерти сына, устройте пышные похороны, а затем, после предписанного традицией траура, усыновите какого-нибудь юного дальнего родственника.

— Неприемлемо! Я не передам титул во младшую ветвь!

— А вы объявите, что это на самом деле ваш сын, — с лучезарной улыбкой проговорил Арезаль. — Что пока был жив наследник, вы не могли, щадя его чувства, признать незаконного ребёнка, а теперь стремитесь искупить вину.

— А как же королевская проверка... — попытался возразить аристократ, но чернокнижник видел: крепость уже сдана.

— Я всё улажу. Ни о чём не беспокойтесь. Идите же!

Когда хотел, чёрный колдун бывал очень убедительным.

Выпроводив успокоившегося князя Таримского, Арезаль устало опустился в кресло и прикрыл глаза.

Он знал, что занимается грязными делами, но не видел в этом ничего дурного, поскольку наслаждался не ими, а благами, которые выменивал на золото клиентов.

"Их, а не меня должны называть злом".

— Ты Арезаль? — от звуков исполненного льда преисподней голоса колдуна прошиб пот. Он распахнул глаза и уставился на незнакомца, без приглашения заявившегося в его кабинет.

Чёрный. Чёрный. Чёрный.

Голодный.

Не демон. Страшнее.

Для взгляда обычного человека — темноволосый бледный тип с неприятным острым лицом.

— Кто... ты? — язык плохо повиновался колдуну, но он не мог не спросить. — Зачем... пришёл?

— Ты кое-чем владеешь не по праву, — скаля снежно-белые зубы, произнёс жуткий гость. — Кое-чем из Мёртвой Земли. Кое-чем моим.

"Он говорит о душах из Лориниена?!"

— Я лишь купил их, не крал...

— Не важно. Ты оскорбил меня, а тем, кто меня оскорбляет, воздаётся.

Понимание грядущей участи кузнечным молотом обрушилось на Арезаля.

Всё произошло быстро.

Он даже не успел закричать.

Глава 16

В переводе с тельси Эвиана значит "упрямая", и этим качеством светлый бог наградил меня в полной мере. Мне бы радоваться, но ослик тоже упрямый, а на нём мельник зерно возит.

Мне удалось уговорить Иантэ стать моим лордом на Турнире. Мне удалось остаться в игре до последнего дня (ни разу не обнажив меча).

Я оступилась в шаге от вожделенной цели.

Далхрос. Далхрос. Далхрос.

И дважды овьен моего сорнбэ.

Среди блистательной турнирной публики Адельфина Боэта чувствовала себя как золотая рыбка в чаше мраморного фонтана. Рождённая в семье "нового" дворянина, Сальзара Боэта, купца, неприлично разбогатевшего на торговле иноземными пряностями и тканями и на радостях купившего титул, она с раннего детства твёрдо знала: люди делятся на хороших и чернь. Первые обитали в мире радости, света и нескончаемых балов, вторые влачили существование в грязи и нечистотах, перебиваясь с капусты на репу; за доброту они отплачивают чёрной неблагодарностью.

Когда отец велел ей поступить в Высшую Школу, Адельфина и не подумала возражать. И "клеймор", и "гладиус" набирались из представителей благородных фамилий, а "мизерикордия"... При встречах с носителями чёрной мантии она решила закрывать глаза и думать о Меронии. Юноши-аристократы терпят их, значит, и у неё всё получится. А уж какой пример она подаст юным дворянкам...

Как восторженная последовательница идей принцессы Нимфеи, Адельфина готова была принести себя в жертву на алтаре равноправия (но только если не найдёт достойного супруга и папа будет не против). Столетиями Высшая Школа неохотно принимала женщин, но принцесса сломила замшелый обычай. В сладких предрассветных грёзах дочь Сальзара Боэта видела себя испепеляющей орды супостатов, отдающей приказы отважным рыцарям или спасающей от убийц прекрасного иноземного принца, — вполне реальные сцены из жизни мага Ордена.

Последний сон — из-за запретного продолжения — девушке особенно нравился.

— Финал Императорского Турнира объявляется открытым! — провозгласил герольд, и Адельфина прикрыла зевок кружевным веером. Её персонаж был прелестной юной девой, гордой, неприступной, но очень ранимой и несущей бремя родового проклятья, снять которое мог лишь поцелуй непорочного удальца. На Турнир она пришла в надежде отыскать избавителя...

Адельфине нравилось студенчество, но от созерцания поединков её клонило в сон. Заявку на участие в действе она подала только потому, что все подали, а образ выбрала из-за премиленького платья, ему предписываемого. Лишь однажды её сердце забилось чаще — когда Мятежница бросила к ногам Рогриана, рыцаря лорда Лаорина, оба своих серебристых клинка. Дельфи побаивалась и восхищалась Веранией, и потому не могла не взглянуть по-иному на поразившего суровую одногруппницу юношу (и увиденное ей очень даже понравилось). Увы, на следующий день он выбыл из соревнования.

"Интересно, кто станет королевой?"

Как и любой светский, Турнир Ордена предполагал избрание победителем "королевы" из присутствующих на трибунах дам. Адельфина прекрасно понимала, что не входит в число первых красавиц, но это её нисколько не смущало. На Турнире всё было немного не так, как в повседневной жизни: внешность являлась одним из, а не главным достоинством.

Впрочем, из троих претендентов она согласилась бы принять венок лишь у одного.

"Киона странный, Ветер — "мизерикордия". Победить должен сэр Сириан Ангельская Слеза. Он красив, силён, куртуазен и брат по мечу милого сэра Рогриана".

Губы девушки расплылись в мечтательной улыбке. Отец отправил её в Высшую Школу, желая укрепить влияние семьи Боэта, но выбор пути — "мужского" или "женского" — он целиком оставил на вкус дочери.

В финал Турнира вышли трое: я, Лейан и Эадвин Лорнавельский, "клеймор".

— Киона-Одно-Слово и Ветер! — объявил Герольд, и сердце моё наполнилось смесью страха и ликования.

— Пришёл твой звёздный час, мой отважный рыцарь, — напыщенно произнёс Принц. — Готов сразить зрителей красотой и мощью своей техники?

— Разумеется, милорд.

Я играла Киону, наёмника, который ни разу в жизни в себе не усомнился.

Но... Ключевое слово — играла. В реальности я была не лихим наёмником, а слабой девушкой, отчаянно надеющейся на свои сомнительные таланты.

Иантэ об этом не забывал ни на мгновение. Перед тем, как я переступила очерченный для поединка круг, он наклонился и прошептал мне в ухо:

— Ты не воин, Эвиана, но если подведёшь меня — пожалеешь.

Его слова не звучали как угроза, но, несомненно, ею являлись.

"Знаю, что колоть нужно острым концом. Ещё у меня неплохо выходит ловить кошек. Слышала, этого достаточно".

Я успокаивала себя как могла, но...

...Лейан был крупнее любого кота, а моим клинком не поранился бы и ребёнок. Я бы проиграла — я бы точно проиграла, — если бы вовремя не вспомнила о пузырьке с издевательской этикеткой "Выпей меня, дорогуша".

Зелье со вкусом леса до предела обострило все мои чувства. Сильнее я не стала, но быстрее — точно.

Прыжок. Уворот.

Усмешка.

Проскользнуть за спину. Нырнуть под занесённую для удара руку.

И так далее, пока не наступит подходящий момент.

— Дерись как мужчина, — прорычал взбешённый северянин.

"Я не мужчина, милый. Я женщина".

Маска скрывает почти всё моё лицо, но он видит улыбку... видит, и разъяряется ещё больше.

"Поймай меня, если сможешь".

Ни Киона, ни Ветер не видели, как их лорды — порочный Принц и отважный Герой — заключили некую сделку.

Я вижу наперёд каждое движение Лейана. Это забавно, но в конце концов надоедает.

Киона имеет право на одно слово, и когда я произношу его, глаза северянина расширяются от удивления, он теряет контроль...

...деревянное лезвие, сверкнув на солнце сталью, рассекает белую ткань.

"Я... обогнала ветер?"

— Принц с Западных Болот дарит победу лорду Эдерику Отважному! — объявил Герольд, и в глазах у меня потемнело от гнева.

"Почему?"

Теперь между Лейаном и победой стоял только Эадвин — то есть Сириан Ангельская Слеза.

"Один из тех, кто напал на него. Один из тех, кто знает его секрет".

Я хотела лишь защитить супруга-северянина, но меня, мои надежды, мечты и гордость бросили в грязь и растоптали.

— Утри слёзы, Эвиана. Не будь ты столь хороша, Андиан не согласился бы на мои условия.

— Как мог воплощённая добродетель купить победу? Чего теперь стоит его честь?

— Она по-прежнему бесценна, — жёстко проговорил мигом помрачневший сорнбэ. — Андиан заключил со мной сделку не из тщеславия, а ради твоего беловолосого дружка. Из благих побуждений хорошие люди легко приносят себя в жертву.