Дон Аррагуа. Главы 1-6

Её губы изгибаются в печальной улыбке, такой естественной и такой лицемерной!

— Ты преувеличиваешь, Дон! Никто не хотел тебя убивать. Я — не хотела... — Тёплая рука легко касается моей щеки, приятный запах духов обволакивает невидимым облаком. — Но я должна.

Резкая перемена тона и деловитое выражение, которое появляется на лице Киры, когда она отстраняется, ясно говорят о том, что игры закончились.

— Чего тебе надо от меня? Что я тебе сделал?

— Мне ты не сделал ничего плохого, Дон, — сухо объясняет моя будущая убийца, извлекая из рюкзака за спиной зловеще знакомые предметы. Это парные ножи с узкими лезвиями, похожими больше на иглы, из металла, отливающего красным...

У меня вырывается возмущённый стон:

— О, нет! Опять?! Ты уже пробовала!

— Ну, извини! — лицо Киры изображает отчего-то не меньшее возмущение. — Ты оставляешь мне не так много способов убить тебя. Выбор, в основном, между этим... и вот этим. — Она по очереди демонстрирует мне оба ножа, как бы предлагая возможность принять решение, выбрав один из них.

"Рау-Като!" — истерически вопит кровь. Я нервно вздрагиваю и мысленно уточняю: "Чего-чего?".

"Королевская смерть! Убей её! Убей волчицу, она хочет нашей смерти!".

— Мне не нравится ни один, ни второй. Есть в запасе ещё что-нибудь?

— Теперь-то ты точно узнал их, правда, Дон? — Кира довольно улыбается, как старая подруга, чей забавный розыгрыш увенчался успехом.

Только мне не смешно. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы сложить все мелочи в одну корзину и сделать соответствующие выводы.

— Это оружие, которым убивают Светлых, да?

— Да, мой милый кровосос! — с неуместным детским восторгом отзывается Кира.

— Но я не был им, когда ты напала на меня в первый раз! Зачем тогда?!

Смущённо отводит глаза. Поджимает губы и, по-прежнему не глядя на меня, тихо выдавливает:

— Я ошиблась...

— Правда?.. — В одно слово я щедро вкладываю весь нерастраченный запас сарказма. И тут же убеждаюсь, что зря. Потому что Кира предельно серьёзна и максимально честна сейчас: она же собирается убивать! А я в очередной раз готовлюсь умереть и, в принципе, стоило бы отнестись к этому серьёзнее.

— Правда, — торжественно заявляет она. — Честное слово. Но теперь я знаю наверняка и не ошибусь. Теперь ты и сам знаешь, что должен умереть. Не так давно ты ещё был человеком, и, следовательно, должен понимать, в какую мерзость превратился...

— А вот ни хрена не "следовательно"! — возмущаюсь я. — Я жить хочу, так же, как и раньше!

— Не спорь с судьбой, Дон.

— Это ты, что ли, судьба? Дура на побегушках, которая делает грязную работу, не потрудившись даже выяснить, кого убивает?

На самом деле я понятия не имею, кто так настойчиво пытается убрать меня её руками. И существует ли этот кто-то вообще. Теоретически Кира может быть просто одинокой охотницей на вампиров, решившей самостоятельно очисть мир от аррагуанской заразы. Но тогда бы она сомневалась, очень сильно сомневалась. Потому что я лично не вызываю у нее отвращения, скорее — симпатию, а женщины сентиментальны. Она и так колеблется. Будь это ее выбор, убила бы кого-нибудь другого. Более циничного и более опасного Светлого, чем я, например. Не сомневаюсь, что их тут достаточно, найдётся парочка и для удовлетворения ее стремления к справедливости.

Но она не может просто уйти, оставив меня в живых. Поэтому и заводит разговоры о моей "мерзости", чтобы раскачать себя, завестись и сделать дело. Дело, за которое ей заплатили? Или просто приказали? Некто, сильно озабоченный тем, чтобы стереть меня с лица земли. Руками Киры, руками тех двух парней, которым я разворотил глотки...

Она выдаёт себя с головой, когда театрально усмехается и протестующе взмахивает руками, в которых, между прочим, зажаты проклятые ножи! Поверх аромата духов ясно проступает запах пота. Заволновалась, значит. Дура на побегушках. Однако надо уже на что-то решиться, пока не стало поздно. Чем я рискую? Подумаешь, жизнью! Она и так уже висит на волоске.

— Ты знаешь, почему ОН хочет убить меня?.. Задумывалась об этом?

— Я не знаю, о ком ты говоришь! — Взгляд на мгновение в сторону, правильно, ведь тебе, дорогая, нужно собраться с мыслями и врать увереннее, чтобы не выдать своего... своего нанимателя или своего хозяина? Он платит или приказывает? Решайся, Дон, не теряй преимущество!

— Знаешь. И я знаю, что ты знаешь, о ком я говорю.

Нет, если бы она убивала за деньги, то уже порадовала бы меня каким-нибудь циничным афоризмом. Вроде "Клиент всегда прав" или "Каждый делает то, что у него лучше получается". "Это просто бизнес", в конце концов. Значит, это приказ хозяина. И я развиваю успех, не давая ей возможности собраться с мыслями и возразить

— Ты не знаешь другого, Кира. Ты не знаешь, что ОН из себя представляет. Я кажусь тебе мерзостным, ты считаешь меня недостойным жизни. А что бы ты сделала, если бы узнала, кто ОН такой на самом деле? Чудовище! Монстр, который лжёт тебе и всем остальным! Мразь и подонок, потакающий своим грязным извращённым желаниям! Кровь сотен убитых на его руках!!!

Мысленно благодарю Серого за любезно подсказанную пафосную фразу и общий тон. Впрочем, сейчас мне даже не нужно ничего изображать и разыгрывать, я искренне верю в то, что говорю. Разве может быть хорошим тот, кто так настойчиво меня преследует? Только чудовище могло бы захотеть моей смерти, потому что сам я — белый и пушистый, безобиднее кролика, мать его крольчиху за ногу! Если я буду верить в это, то заставлю поверить и Киру.

— ОН боится меня, потому что я знаю всю правду о его делах!

Да, я знаю, и сейчас расскажу тебе всю правду, дай только придумать пострашнее... Но только наша девочка, похоже, и так уже задумалась. Свела изящные брови, нахмурила белый лоб, руки опустила рассеянно. Правильно, подумай, Кира. Мы устроены так, что если завтра нам сказать про любимого соседа, что он последние десять лет злостно пожирал младенцев, то мы немедленно припомним за ним кучу зловещих деталей и подозрительных мелочей. Думай, моя хорошая! Думай, идиотка! За каждым есть что-нибудь странное, зловещее, непонятное. Неужели ты ничего не замечала?

— Ты ничего не замечала? — повторяю я вслух. — Ни о чем не догадывалась?

— Я... я ничего не знаю... — бормочет Кира, проводя по лицу рукой, будто отгоняя наваждение.

Знаешь, знаешь. Ты уже вспомнила кое-что, и если твой хозяин не святой, а он наверняка не святоша, там есть о чем задуматься. Поделись со мной своими сомнениями, и мне не составит особого труда развить их до нужного размера. Мы превратим твои сомнения в уверенность. Посмотрим, кого ты захочешь убить тогда! Да, да! Ты уже забыла, с чего всё началось, твоя жажда справедливости готова уже нацелиться на другого!..

В этот момент красавица удача поворачивается ко мне своим вислым, морщинистым задом. Кира принимает решение, но, судя по блеску её глаз, мне оно не понравится. С жестким, сосредоточенным лицом она делает шаг ко мне — ножи крепко зажаты обратным хватом — и заносит обе руки для удара.

— Я буду говорить с ним, — сообщает она мне ледяным тоном. — И если то, что ты сказал, правда, он тоже умрёт, будь спокоен. Прими смерть достойно.

— Я убью тебя, Кира. И ты сама попросишь об этом. Не сомневайся.

Плотно зажмурив глаза, мысленно я обращаюсь к новообретенной Богине-покровительнице Светлых.

"Может, ты и лжива, как утверждает Оррэ, не знаю... Но если в тебе есть хоть капля гордости, разве ты позволишь глупой человеческой суке отнять жизнь у твоего сына? Я хочу быть частью народа Аррагуа, я уже его часть, так почему бы тебе не совершить одно мелкое дрянное чудо, почему бы не спасти меня?!".

Тишина. Ни гласа с небес, ни голоса в голове, ни молнии, которая поразила бы мою одержимую убийцу. Только последнее мгновение перед смертью, растянувшееся, кажется, на часы. А потом, когда я уже и в самом деле готов достойно принять смерть, тихий стон и звук тяжело падающего тела. И снова тишина. Не веря в подобное счастье, я мысленно прикидываю вероятность того, что Кира внезапно потеряла сознание. От переизбытка чувств, что ли?

— Вставай, пока не пустил корни! — Тон насмешливый, но вполне дружелюбный, хоть и сопровождается весомой оплеухой.

— Серый, если ты не заметил, я не свободен в передвижениях!

Довольная морда Сереги, присевшего на корточках передо мной, расплывается в ехидной улыбке.

— Так плавь металл, Дёня! Вы же, Светлые, это умеете.

— Какое, на фиг, плавь металл? Я бы тут сидел, если бы умел, как думаешь?!

— Ну, может, развлекалово у тебя такое?.. Кто тебя теперь знает.

— Ты, ты меня знаешь, Серый! Ну, помоги, что лыбишься?

Серый с сомнением глядит на стрелы, закусывает нижнюю губу и уточняет:

— Что, просто дёргать?

— Да, выдёргивай к чёрту, сколько можно просить! Не тяни-и-и-и, — разгорячившись, я не успеваю сжать зубы раньше, чем он и в самом деле дергает, поэтому окончание тирады теряется в моём отчаянном рёве.

— Ну, вроде всё...

Серёга держит в руках два куска окровавленного металла, а я подавляю всхлипы. Тело вопит о том, что половина костей в нём сломана, а прилегающие ткани размолоты в фарш. Но я уже знаю, что это ненадолго. Сейчас всё придёт в норму. Можно закрыть глаза, можно расслабиться на пару минут, но ни в коем случае не спать. Не спать. Не спа...

— Дёня! Ты как? — Встревоженный знакомый голос выхватывает меня из сладкого водоворота, в котором так легко и приятно утонуть и раствориться...

— Нормально, нормально всё. Только жрать очень хочется. И голова плывёт.

— Ну, насчёт жрать я тебе не помощник, — сообщает Серый строгим учительским тоном. — Даже не думай.

— А она нам на что? — Я киваю в сторону лежащей неподалёку неподвижной Киры, одновременно пытаясь подняться на ноги, и едва не сваливаюсь обратно под дерево.

— И её не дам. Она не для того.

Стрелы, которые протягивает мне Серый, я бегло оглядываю — стрелы, как стрелы, только короткие, толстые и металлические, болты — и отбрасываю в сторону.

— Правильно мыслишь, Серега! Она не для того. Она не добыча, она — враг. Её не есть нужно, а пытать и допрашивать. Второй раз еле ноги уношу! Фанатичка долбанная.

— Кира — волчица из моего клана, — сообщает он в ответ вполне себе таким будничным тоном.

Вот так просто. Волчица, значит. Из твоего, значит, клана...

— Эту новость стоит перекурить.

Закурив, я угощаю сигаретой Серого и на всякий случай пинаю ногой тело врага. Не труп, конечно, но пахнет и выглядит всё равно приятно. Да и не хотелось бы пропустить тот момент, когда эта "волчица" придет в себя.

— И я рассчитываю, что ты объяснишь мне этот факт до того, как перекур закончится.

3

— Я объясню, — говорит Серый, опускаясь на землю между мной и телом Киры. — Только начать придётся издалека.

Он молча курит некоторое время, не глядя на меня. Струйки дыма вытекают из его ноздрей и складываются в тонкие, надолго повисающие в безветренном воздухе узоры и сети. Я терпеливо жду, пока он заговорит.

— Вначале в этом мире не было ничего, кроме Бога, и Бог был всем.

— Хм... А это не чересчур издалека? Историю сотворения мира я знаю. И не одну!

— Ты не знаешь нашу историю. А это нужно, чтобы ты понял...

— Ну, тогда давай. Не было ничего — и вдруг появилось, так?

— Не было ничего, кроме Бога, — поправляет Серёга таким голосом, что я решаю не подкалывать его больше на эту тему.

Видимо, для него это всё всерьёз. Фразы льются легко и гладко, без запинки, будто он рассказывает то, что наизусть знает с самого детства.

— ...И однажды Он решил, что хочет стать отцом. Бог пожелал, чтобы у него появились дети, за чьими играми он мог бы наблюдать с любовью и улыбкой. Дети, которые бы росли и взрослели, принося своему Отцу радость и счастье.

Бог создал небо и землю, воду и воздух, растения и животных. Всё, что нужно было для того, чтобы его дети ни в чем не нуждались. И Бог познал отцовство, породив первых людей. Он создал их чистыми и великолепными, совершенными, равными себе. Но они покинули землю. Часть из них пожелала воссоединиться с Отцом, и они стали Его ангелами, воссев у небесного престола. Потому что знали, что нет ничего, превыше Бога. Другие ушли в иные миры, чтобы бесконечно познавать и совершенствоваться, потому что поняли, что нет ничего превыше совершенства.

Земля опустела. И Бог понял свою ошибку. Он создал первых людей уже взрослыми, нарушив тем самым первоначальный замысел. Он познал отцовство, но у него не стало детей. И тогда он создал вторых людей. Несовершенные, слабые духом и разумом, они походили на животных. Как дикие звери они терзали и рвали друг друга, не желая ни расти, ни взрослеть, ни совершенствоваться, а только потакать своим желаниям и злобе. И разгневался Бог, разочаровавшись в них, и отрёкся от своих вторых детей. Те немногие, что не погибли от Его гнева, рассеялись по земле и затаились в глубоких щелях и ямах, подобно ползучим гадам.

И тогда пришло время третьих людей. Бог сделал их слабыми и несовершенными, подобно вторым, но Он вложил в них стремление к знаниям и совершенству, которое было у первых. И третьи люди стали его истинными детьми. Наблюдая за их играми и первыми робкими шагами в этом мире, Бог познал радость и счастье, которые могут подарить отцу только дети его. Люди возводили первые города, создавали первые государства, ошибались и падали, но поднимались и развивались дальше, потому что стремление к совершенству было сильно в них.

Но жалкие остатки вторых людей тоже видели, как хороши дети Бога, как хорошо жить рядом с ними. Поэтому они вышли из своих укрывищ и логов и смешались с третьими людьми. И если вторые люди были подобны диким зверям, то истинные дети Бога оказались перед ними беспомощными овцами. Старшие братья, вторые люди, отвергнутые Отцом, умели быть жестокими и лживыми. И они поселились среди овец, как жадные до мягкой плоти звери, и терзали народы, и брали власть над ними, и брали их женщин, и брали всё лучшее... Всё, что казалось им лучшим, потому что главным сокровищем третьих людей было то, что вложил в них Бог, и отнять этого не смог бы даже Он сам.

Увидев такое, Бог спустился на землю в образе огромного яростного волка и пришёл к третьим людям, чтобы избавить их от власти вторых. Но люди уже успели смешаться между собой. И если он видел сына зверя, достойного смерти, то вперёд него тут же выходила мать из числа детей Бога, и сын вступался за отца, сестра за брата и сосед за соседа. И множество из тех, кто должен был погибнуть в тот день от справедливого гнева Бога, уцелели благодаря защите тех, чьей любви были недостойны. И это были плоды того, что вложил Бог в души третьих людей, и Он не смог этого отнять. Так Бог познал первые муки отцовства, когда приходит время оставить детей в беде, потому что это их выбор.

И тогда...

— И тогда он принял половинчатое решение, которое на самом деле ничего не решило, а только создало кучу проблем на будущее? — догадываюсь я, потому что в своё время интересовался мифологией и хорошо представляю себе законы жанра.