Клинок и виела (общий файл)

— Наймем извозчика, — сразу нашелся Милано. — В лесу мы прикончили послушников. Их не могли пригнать издалека. А ближайший монастырь Ордена находится в Ливорно. Мы найдем Жюли там, в этом не сомнений. За время пути я оклемаюсь. Ну же, Никколо, мы не можем сдаться за пару шагов от цели.

— Без помощи ты не сделаешь даже шага, — пробурчал Никколо, уже истратив в себе силы для спора. — Хорошо, я сделаю, как ты просишь. Но если скончаешься в пути, не поминай меня на том свете нелестными словами.

— За это можешь не волноваться.

— Слушай, а откуда ты во время пожара взял воду, чтобы намочить тряпку? — задал давно интересовавший его вопрос Никколо.

— Не спрашивай, старина, — невесело улыбнулся Милано. — Об этом тебе лучше не знать...

* * *

Нанять извозчика оказалось несложно. Недавнего погорельца больше ничего не держало в Эльмоно. Потратив последние сбережения на телегу, он отправился к своему брату в Ливорно и с радостью взял попутчиков за скромную плату в пять пиастров.

Пегой мерин, тянувший повозку, был так немощен, что в любое другое время Милано с Никколо обогнали бы его даже пешком, но сейчас приходилось тащиться на этой кляче.

Несмотря на отчаянное положение, в котором оказался, погорелец не терял бодрости духа и был весьма словоохотлив. Нагрянувшие перемены его ничуть не страшили.

— Меня Томасом зовут, — улыбаясь, представился он. — Был я строителем, но все инструменты сгорели. Кто наймет такого работника? И церковь уже отстроили. Теперь без работы, без дома и без пиастра за душой. Последние деньги отдал за эту развалюху.

Никколо не сообразил, кого имеет в виду погорелец: скрипучую телегу или клячу, но уточнять не стал.

— Теперь еду к брату, займу денег, куплю монастырского вина и продам его в Эльмоно, — без устали тараторил Томас. — В нашем городишке уже давно не выращивают виноград. С тех самых пор, как монбельярцы сожгли поля. Теперь люди сеют пшеницу и ячмень, их больше интересует хлеб, чем выпивка. Сейчас дела пошли в гору, но виноделов-то уже не осталось. Вот и заработаю на этом. Давно собирался начать свое дело, но все руки не доходили. Да и боязно все-таки. Теперь выбора-то не осталось.

Никколо был уже и не рад тому, что нанял именно этого извозчика. В бесконечный монолог Томаса не удавалось вставить ни слова. Можно было бы скоротать время за музицированием, но и от виелы, и от гитары остались только воспоминания. Приходилось нехотя слушать.

Дорога, занявшая три дня, показалась Никколо настоящей вечностью. Милано все время спал и не мог развеять скуку толковой беседой. А новоиспеченный торговец не умолкал ни на секунду, рассказывая о своем трудном прошлом или планах на будущее.

К концу путешествия Никколо готов был застрелиться. А вот Милано чувствовал себя неплохо. Ожоги все еще напоминали о себе при резких движениях, но в остальном не беспокоили.

В Ливорно друзья попали уже на закате дня, перед самым закрытием ворот. Несмотря на позднее время, город не спал. Лавочки уже закрылись, но многочисленные трактиры продолжали работать всю ночь, приманивая праздных гуляк светом из открытых окон.

Всего полвека назад на месте Ливорно стоял небольшой рыбацкий поселок, затерянный среди лесов, в неприметной илистой бухте. Но после сожжения Геновы и многолетней блокады Политании сюда потянулись торговые суда со всей Веропы.

Со временем в Ливорно стекались люди: кристиане из захваченного Вилона, кочевые мануши из далекого Востока, сакристы из религиозно нетерпимой Эстрадиры, альрабы, вытесненные кругоносцами с исконных земель. Деревня сильно разрослась. Теперь это был крупный портовый город, неповторимо красивый из-за наслоения различных культур. Здесь соборы соседствовали с синагогами и мечетями; праздник разговения отмечался наравне с Рождеством Господьи; кристиане, вриты, машуры и альрабы — все жили рука об руку, несмотря на различия в традициях и вероисповедании.

По старой привычке Милано выбрал для ночлега квартал вритов. Из-за ненависти к "меченым", люди редко останавливались в постоялых дворах, принадлежавших этой братии. В общих залах царила тишина, половина комнат пустовала. Вриты выживали за счет торговцев, которые охотно селились в таких тавернах.

Сняв комнату и оставив в ней немногочисленные пожитки, Милано с Никколо отправились в район нищих. Обитатели дна знали все городские новости и с удовольствием делились ими за достойное вознаграждение.

Несмотря на царившую вокруг бедность, домишки здесь стояли достаточно крепкие, узкие улочки были ухожены и чисты. Сказывалась сравнительная молодость города. Постройки еще не просели от времени, а обедневшие горожане не успели скатиться на самое дно и стать отъявленными негодяями. Ливорно понадобится еще несколько десятилетий, чтобы картина нищенского района стала ничем не лучше, чем в остальных городах Веропы.

— А здесь недурно. Не то, что в Лусте, — заметил Никколо. — Можно и концерты давать для бедноты, денег получим не меньше, чем от знати.

— Не обманывайся, — сказал Милано, кивком указывая на подворотню, где малолетние воры шарили по карманам пьяного оборванца. — Думаешь, много они у него найдут? Это привычка: воровать, если есть возможность.

— В Лусте такое происходит на каждом шагу, и не только в бедняцких районах.

— Да, Луста уже не та, что прежде.

— Ты говоришь, как седовласый старец, а ведь тебе едва перевалило за тридцать! — усмехнулся Никколо и похлопал товарища по плечу. — Не рано ли жаловаться на жизнь и упрекать молодежь в распущенности?

— Упрекать молодежь никогда не рано, — улыбнулся в ответ Милано. — А вот и наш клиент.

Прислонившись к стене дома, сидел оборванец и просил милостыню. Вокруг него роились мухи, воняло экскрементами и помоями.

— Почему наш? — от отвратительного смрада Никколо поморщился и закрыл нос рукавом рубахи. — Ты что, по запаху определил?

— Не только. Он сидит перед глиняной кружкой с монетами, и никто из прохожих его не трогает. Много ты встречал попрошаек в бедняцких районах? Все они побираются у рынков и церквей. Кто будет просить милостыню у нищего?

Милано подошел к попрошайке. С трудом сдерживая рвотные позывы, бросил ему в кружку несколько монет.

— Благослови тебя Криста, — привычно пробубнил нищий, даже не взглянув на доброжелателя.

— Хочешь заработать? — спросил Милано.

— Кто ж не хочет? — вопросом ответил нищий и поднял взгляд. — А чего надобно?

— Несколько дней назад в город должны были приехать доминивиты. Знаю, для Ливорно монахи не редкость, но эти притащили с собой девушку. Если узнаешь, когда они пришли и где остановились, получишь золотой.

— А не обманешь?

Милано показал нищему полновесную лиру.

— Завтра утром встретимся здесь же.

— Сведения мне нужны сегодня.

— Хорошо. — Попрошайка засунул кружку с милостыней за пазуху и встал. — Ждите здесь.

— Постой, — осадил его Милано. — Я знаю, как делаются дела в подобных местах. Через полчаса окажусь в кругу твоих дружков, жаждущих легкой наживы. Так не пойдет. Приходи один. И не сюда, а к ратуше.

— Вы меня не за того принимаете, господин. Но я сделаю, как пожелаете.

Когда нищий скрылся за поворотом, Никколо вздохнул с облегчением и произнес:

— Я не доверяю этому проходимцу.

— И правильно делаешь, — делано громко сказал Милано и шепотом добавил: — Он притаился за углом. Ждет, когда мы уйдем, чтобы проследить за нами. Думает, что прирезать нас проще, чем добыть сведения. Давай проучим голодранца. Идем, застанем его врасплох.

Спешить не имело смысла, можно было легко напороться на нож, влетая в очередной поворот. Друзья шли медленно, проходили мимо подворотен и перекрестков на почтительном расстоянии и руки держали на эфесах. Преследователя видно не было, но Милано это не обманывало, просто попрошайка хорошо знал свой район и мастерски прятался в тени домов. К тому же вокруг не было ни факелов, ни фонарей — только молодой месяц скудно освещал темные улочки.

Когда впереди уже показались первые дома рыбацкого района, из подворотни выскочили два оборванца, вооруженные короткими ножами. Одному из них Милано всадил клинок в грудь, второму выкрутил руку и приставил к горлу окровавленный кинжал.

— Ты так быстро раздобыл сведения? — спросил Милано, узнавший попрошайку еще до того, как прикончить его подельника.

— Не убивайте, господин, — зарыдал нищий. — Меня бес попутал. Честно слово. Я для вас все узнаю. Только не убивайте.

— Я не стану марать об тебя руки. Но цена сделки только что упала для тебя на двадцать пять пиастров.

Милано отпустил попрошайку и отвесил ему крепкого пинка под зад.

— Спасибо, господин. Спасибо...

— Понравилось? Могу поддать еще разок.

Но вместо ответа попрошайка раскланялся и задал стрекача.

— Думаешь, он вернется? — усомнился Никколо, глядя, как информатор улепетывает со всех ног.

— Вернется, — заверил Милано. — Для него монета важнее жизни.

Не возвращаясь в постоялый дом, друзья несколько часов бродили по центральной части города, подолгу стояли возле ратуши, с интересом разглядывали масляные фонари, украшавшие главную площадь. Мода на них появилась совсем недавно и еще не достигла других городов Альтонии.

К полуночи появился информатор.

— Доминивитов видели вчера днем. Десять штук. Девушки с ними не было, но была карета. Там они ее схоронили.

— С чего ты взял? — спросил Милано. — Может, в карете ехал какой-нибудь прелат?

— Сперва уплатите, а потом я все расскажу. И выкладывайте лиру, ведь о девушке я не должен был вызнавать. — Получив золотую монету, попрошайка продолжил: — Вчера этих монахов видели на рынке. Они покупали женскую одежду. И все были при пламенеющих шпагах, а ведь не так давно ходили в послушниках. Говорят, они схватили знатную сакристку и за это их возвели в рыцари. Господа хотят ее освободить?

— Это не твоего ума дело, — ответил Милано. — Ты сослужил добрую службу. А теперь проваливай. И о нас никому ни слова.

— Конечно, господа. Благослови вас Криста!

— Никому ни слова? — перековеркал Никколо. — Ты только что велел ему рассказать о нас каждому.

— Не каждому, а только доминивитам. Сам того не подозревая, мерзавец сослужит нам добрую службу.

— Что ты надумал?

— Добыть чуть больше сведений.

Вернувшись в постоялый двор, Милано не стал заходить в свою комнату, а постучал в дверь напротив. Ему открыл заспанный врит, одетый в одно исподнее.

— Чего тебе? — спросил он, потирая глаза.

— Хочу остановиться в вашей комнате, любезнейший.

— Проваливай! — прикрикнул врит и попытался захлопнуть дверь, но Милано заблокировал ее ногой и просунул в щель монету в пятьдесят пиастров. — Это меняет дело! Ни один торговец не откажется от прибыли. Моя комната — ваша.

— Вам лучше покинуть постоялый двор, любезнейший. Этой ночью тут может быть жарко. И не показывайтесь на глаза владельцу.

Получив свою плату, врит поспешно собрал вещи и сбежал через задний ход. Милано с Никколо расположились в его комнате и приготовились к встрече гостей: зарядили пистолеты, взвели колесцовые замки, вынули из ножен шпаги.

В ожидании прошло несколько часов. Время перевалило далеко за полночь, но никто так и не появился. В постоялом дворе было мертвецки тихо, как на кладбище. Милано даже стал думать, что зря подозревал оборванца в чрезмерной алчности. Но предосторожности оказались не лишними. В коридоре раздались шаги. Через приоткрытую дверь Милано увидел человека в серой рясе с надвинутым на лицо капюшоном. Неизвестный остановился возле соседней комнаты, ножом вскрыл замочную скважину и вошел внутрь.

— А вот и первый посетитель, — прошептал Милано. — Странно, что только один.

Вооружившись пистолетами, друзья прокрались вслед за незваным гостем и взяли его на прицел. Доминивит неподвижно сидел на стуле и с равнодушным видом перебирал четки.

— Можете опустить оружие, — бесстрастно сказал он, снимая капюшон. — Я пришел с миром.

Милано с трудом сдержался, чтобы не разрядить пистолет. Перед ним сидел Джеронимо. Желание поквитаться с каждой секундой становилось все острее. Но предатель преследовал какую-то цель, раз явился сюда в одиночку. Перед тем, как размазать его мозги по стене, надо было выслушать.

— Ты меня поражаешь, — криво улыбнулся Милано. — И как тебе хватило наглости прийти сюда после того, что ты сделал?

— Мы все еще альтонийское трио, — пожал плечами Джеронимо.

— Да, два человека и лживая крыса.

— Из твоих уст лжи было сказано не меньше. Ты вел девушку не к приемному отцу, а на закланье. И все время врал ей, с первого дня знакомства. А потом еще и совратил!

— Совратил? — Никколо удивленно взглянул на друга.

— Об этом не сейчас, — отмахнулся Милано.

— Ты даже лучшему другу не признался? — усмехнулся Джеронимо. — Тогда ты еще более мерзкое создание, чем я думал. Обманы, убийства, предательства. Что еще ты готов сделать для Родины?

— Ты не о том волнуешься. Тебя должно беспокоить дуло, нацеленное тебе в голову. Говори, зачем пришел, или твои мозги окажутся на стене.

— Как радикально, — хмыкнул Джеронимо, продолжая меланхолично перебирать четки. — Хорошо, я не буду тянуть кота за хвост. Мне стало известно, что Жюли хотят выдать замуж за эстрадирского принца. Это судьба ничем не лучше той, от которой я пытался ее спасти, предавая вас.

— И что с того? — Милано прошелся по комнате, взял еще один стул и уселся напротив Джеронимо, все это время продолжая держать его на прицеле. — Ты истовый кристианин, но не строй из себя святого.

— Я не святой. Просто не хочу, чтобы Жюли была чьей-то марионеткой. Она должна жить своей собственной жизнью, пусть даже с тобой.

— Откуда такое благородство?

— Тебе этого не понять. Ты любишь Родину еще самозабвеннее, чем я — Господа. И это мешает тебе видеть вокруг себя что-либо, кроме долга. Но я здесь не за тем, чтобы копаться в твоей голове. Я предлагаю сделку.

— А это уже интересно, — Милано подвинулся ближе к Джеронимо и пристально посмотрел ему в глаза. — Я доминивитам доверяю меньше, чем убийцам. Предателям и трусам, нападающим на одного вдесятером, — еще меньше. Даже не знаю, что сказать о тебе. Ты умудрился воплотить в себе все самое худшее. Так какую сделку ты хотел предложить? Случайно, не с Сатаной?

— Прекрати это представление, — поморщился Джеронимо и отвернулся. — Я опою похитителей снотворным. Ты заберешь девушку и уедешь с ней так далеко, как только сможешь. Туда, где вас не найдут.

— Теперь ты решил предать Орден. Занятно. Но почему я должен тебе верить?

— Жюли любит тебя, — сказал Джеронимо и с такой силой сдавил четки, что одна бусина треснула. — Я искренне надеюсь, что это чувство взаимно. Если это так, то у Жюли появится шанс на светлое будущее. Можешь рассказать ей о том, кто ты и кто она. Можешь умолчать. Для меня это неважно. Главное, чтобы она была счастлива.

— А если я откажусь?

— Тогда ты своими руками развяжешь войну. Мэрул не откажется от власти, а у Трастамары будет больше прав на престол, чем у него. Спор решат мечи.