Марсианин. Книга первая

— Игор Валентынович!

Она произнесла это уверенно и чуть удивленно, будто бы сама поразилась тому, что знала это имя. Усольцеву стало нехорошо. Перед ним стояла Лида ... Молодая красивая и... живая. Словно розовый туман застлал ему глаза. Но последнее, что добило его, был человек в камуфляже, медленно выходящий из вод озера. Лицо его, бледное, с оловянно таращащимися глазами, тем не менее было знакомо Усольцеву очень даже хорошо. Не было никаких сомнений, что из вод на берег поднимался комендант поселка Нижний Марс Евгений Коломиец. Он навел свои невидящие глаза на Игоря Валентиновича, и тот не выдержал. Мир покачнулся перед ним, и он бессильно опустился на камни. <

Глава семнадцатая

Даруэт ничего не стал объяснять, а Ооста не стал спрашивать. Спрашивать — не требовать отчета, а именно спрашивать — все равно, что просить. И то и другое означает надеяться на милость, то есть, обозначить свою зависимость. Но и объясняться, не будучи спрошенным, — поставить себя в такое же положение. Конечно, когда статус определен, то и проблемы такой не встает. А если нет? Ни Даруэт, ни Ооста колебать маятник не собирались. Первенство, несколько раз переходившее от одного к другому, замерло где-то на середине, и любое неверное движение могло столкнуть его с точки неустойчивого равновесия. Ооста отлично понимал Даруэта. Теперь тому не было необходимости хитрить и представляться в их отношениях младшим. Цель его была достигнута. Он побывал в озерном мире. Он видел туннель. Прошел через нее и увидел, как она открывается. Знал, кто может открыть ее. Большего он пока достигнуть не мог и, понимая это, к большему не стремился. Ооста мог бы обратиться за разъяснениями к Коут-Я, но прилюдно, не унизив достоинства Даруэта, это сделать было невозможно. И тогда кто знает... Такой поступок мог бы спровоцировать честолюбца отдать распоряжение о начале движения к дому. Оно уже было предопределено, все были готовы к отходу. И отданная в этот момент команда, могла быть представлена, как приказ, который Ооста выполнил. На это у Ооста был контрход. Если бы Даруэт решил поступить таким образом, он обратился бы к Коут-Я за подтверждением серьезности ситуации и затребовал бы от него краткий отчет о случившемся за озерами. Такие действия были бы логичными для поведением вождя, который выслушал мнения помощников и теперь принимает решение. Но Даруэт молчал, и потому Ооста не стал спрашивать соратника-побратима ни о чем.

Впрочем, что спрашивать, когда и без того ясно: там, в туннелях, произошло что-то серьезное и уходить следует немедленно. Ооста подал незаметный знак воинам. Такой незаметный, что со стороны казалось, будто они действуют по собственному разумению. Бессмертные, еще до того, как он закончил легкое движение пальцами, бегом поднялись по осыпающемуся склону к чернеющему под сводом озерной пещеры входу. Поднялись и словно окаменели, став так, чтобы их нельзя было увидеть снаружи. Даруэт и его люди молча ждали, ничем не выражая нетерпения, когда откроется проход в тунель. Чужой уже пришел в себя, но был слаб и с трудом поднялся на ноги. Коут-Я, подошел и подал ему копье, и того интуиция не подвела — он принял оружие. Ооста усмехнулся: то, что соратник-побратим, вооружив местного, определил его статус, как гостя, Даруэту не понравилось. Коут-Я — человек Ооста, он принял решение, как член группы Ооста, а значит от его имени. Этот факт говорил о лидерстве Ооста, как очевидном факте. Было и еще кое что. Теперь Ооста, а не он стал гостеприимцем, а значит заполучить к себе пленника не удастся. Хотя он имел такое право, потому что его отряд привел в лагерь этого человека. Но теперь уже что-то изменить было невозможно. Ооста прошел меж почтительно расступившихся спутников, и не спеша стал нажимать камушки на плите. Поспешность не к лицу гранду, кроме того, она может не понравиться и духам перехода. Дверь медленно отошла в сторону. Из проема дохнуло сухой бодрящей прохладой. Они вошли в коридор, и тотчас над головой зажегся квадрат потолка, освещая вокруг них пространство в несколько шагов.

Процессия двигалась в обратный путь в том же порядке, что и пришла. Только в середине ее шли гость — ибо вооруженный чужак в отряде может быть только гость из числа союзников — и неизвестно откуда взявшийся новый бессмертный. Ооста не знал, откуда он. Это был странный бессмертный, и похоже было, что появился он вместе с пришельцем Воины после купания были бодры и отлично слушались команды. Все, казалось, шло так, как и должно было идти, но тревога не покидала Оосту.

Последний сон, смутивший его, проявлял свои очертания наяву. Дверца в боковой стене, из которой вышел в сегодняшнем сне Шестой, была открыта, и сквозь нее пробивался сумрачный, голубоватый свет туннеля. Этого, кажется, никто не заметил: вспыхнувший над головой квадрат, забил неяркое свечение, просачивающееся извне в коридор. Ооста встревожился. Однако это могло оказаться лишь совпадением. И не стоило прежде времени поднимать тревогу.

Но если сон был вещим... А приснилось ему, что он вновь оказался рядом с Шестым в прозрачной темноте и преобразился в него неведомым образом. Просочившись в тело бессмертного, двинулся вдоль туннеля в сторону, противоположную озерам. К двери-входу. Он шел, и свет перед ним не зажигался. Свет и не нужен был Ооста, поскольку весь коридор — и ту его часть, что расстилалась спереди, и ту, что оставалась сзади, он видел сразу и одинаково хорошо. Он видел открытую в боковой стене дверку и знал, что за ней лежит человек, который ему не опасен. И знал, что опасность поджидает его впереди, при выходе из туннеля. Потому, приблизившись к выходу, Ооста остановился. Некоторое время он стоял без движения, не решался набрать код, потому что чувствовал смертельную опасность. Хотя что может случиться во сне опасного наяву? Дверь еще не отъехала до конца, когда сильный удар в грудь откинул Ооста назад. Однако он не упал. Копье, ударив ему в грудь, отскочило в сторону. В лабиринт сквозь узкий, медленно расширяющийся проем нетерпеливо лезли вооруженные люди. Ооста отступил и ударил копьем первого. Острый наконечник легко вошел в податливую плоть. Выхватив оружие из раны, ударил второго, того, который пытались разить из-за спины судорожно цеплявшегося за стену воина. Но Ооста легко отбил удар. Это, без сомнения, был сон. Но необычайно реальный. Движения Оосты были замедлены, он не успевал отражать все удары, однако оружие не причиняло ему вреда. Он ранил еще одного нападавшего. Ему помогало то, что сражение происходило в темноте, о существовании которой он догадывался, но которую не видел. Его противники действовали почти наугад, пытаясь подсвечивать себе кусками стекла, примотанными к палкам. Но свет от них был слаб и неверен. И враги отступили, унося с собой раненого. Ооста не торопился. Сейчас ему надо было протянуть время: дверь уже начинала закрываться. Нападавшие сгрудились с той стороны проема, и больше никто из них не делал попытки проникнуть в коридор. Так и простояли друг против друга, сжимая оружие, пока каменный массив окончательно не развел их. И потому сейчас, наяву, приоткрытая дверца в том месте, где он видел ее и во сне, встревожила Ооста, усилив тревожное предчувствие.

Возле выхода из тунеля Ооста остановился. Обернулся к Даруэту. Проговорил тихо:

— Засада.

Тот посмотрел на него долгим тяжелым взглядом. Но Ооста легко выдержал напор его глаз. Он не стал ничего объяснять, а только кивнул на лежащее у стены копье с бурым от засохшей крови наконечником.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Глава первая

— В ходе спецоперации, проведенной силами нашего подразделения, нанесен ощутимый удар сепаратистски настроенной группировке, ставившей перед собой цель вооруженным путем отделить Марсианский автономный район от Федерации. Частично разоружены и частично рассеяны незаконные вооруженные формирования, изъято 43 единицы огнестрельного и холодного оружия, средства защиты. Уничтожено четверо членов НВФ, пленено восемь. Как положительный итог надо отметить и то, что в ходе операции никто из числа бойцов нашего подразделения и гражданских лиц не пострадал...

Майор Кабыш на мгновенье поднял глаза от листка и, прервав казенно-бесцветный доклад, взглянул на группу офицеров своего подразделения, сидевших плотным квадратом на первом, втором и третьем рядах. И квадрат этот упиравшийся левым флангом в стену, выглядел боевым построением, находящемся в высшей степени готовности. И командир спецназа затосковал по тому поводу, что сейчас находится не в этом плотном, надежном каре, а на трибуне, уже пристрелянной из президиума.

Антон, казалось, ощутил импульс, метнувшийся вместе со взглядом от командира к его бойцам, и отразившись, вернувшийся обратно. И за это он простил Павлу и военно-канцелярское косноязычие и неумелую попытку оправдаться. Даже не оправдаться, а сохранить лицо, поскольку оправдание в отношениях начальства и подчиненных значения не имеют. Начальство при раздаче пендюлей не руководствуется логикой или объективностью, а проходится по всем ступенькам должностной пирамиды, на вершине которой сидит само и которой в данный момент прикрывает свое седалище.

Павел еще бубнил о необходимости повышать и углублять, совершенствовать и развивать, но этого уже никто не слушал. И когда наконец прозвучала обязательная фраза о том, что оперативная обстановка остается напряженной, повисло неудобное, неловкое молчание.

Мишин, скромно мостившийся рядом с командиром части и начальником местных правоохранителей за маленьким столиком на сцене красного уголка, не отрывал глаз от бумаг, разложенных перед ним. Но видно было, что он их не читает, а копит гнев.

Однако дал закончить и только тогда взглянул на Кабыша неприязненно и произнес:

— Отсутствие потерь — единственный успех проведенной операции? Или не единственный? Ах да, нет обмороженных и натерших ноги... Где десять человек боевиков во главе с Усольцевым? Частично рассеяны?.. Вы уверены, что они рассеяны, а не сосредоточены? — И хлопнул ладонью по столу так, что командир части заметно вздрогнул. — Начали действовать без подготовки. Расширили пределы компетенции. От вас требовалась организовать поиск и все. Вы взбудоражили всех. Если случится нападение на поселок, пойдете под трибунал. Это не на Земле. Вы же понимаете, что им уйти некуда, так и будем толкаться с ними на одном пятачке? Сегодня вечером доложите мне план поисковой работы. Виктор Павлович, что у вас? — обернулся он к Треядкину.

Участковый начал подниматься со стула, но Мишин сделал уважительно-доброжелательное движение, означавшее: "Можно с места". И это было вполне резонно, потому что Виктор Павлович хоть и был капитаном, однако служил столько лет, сколько Мишину было отроду. Да и служил он в эмвэдэ, и, стало быть, Мишину никак не подчинялся, а к операции был привлечен исключительно в целях координации сил. Однако Треядкин отрицательно покачал головой и встал за трибунку.

— Чего уж я буду выделяться? Пока погоны ношу, стало быть, обязан субординации соответствовать. — Начал он, словно отвечая на жест Мишина, но обращаясь ко всем. Выглядел капитан совсем по-домашнему. Этакий тюфячок-службист. Заговорил в манере, что могут себе позволить флегматики, с причудами которых приходится считаться, поскольку чудят они не по вредности и не из оригинальности, а по природной предрасположенности, и с этим уже ничего не поделаешь. — Правильно капитан Мишин оценку ситуации дал. Операция проведена не совсем успешно. И не только, а, может, и не столько спецназеры в том виноваты. И мы — правоохранительные органы — проморгали. Не собрали вовремя всю необходимую информацию. Хотя многое было и наработано, но тесного взаимодействия не удалось достичь. Да... Потому прав капитан Мишин, — он вновь повторил новое звание Мишины, — конечно в оценке, но силовиков одних винить нельзя. На ощупь им пришлось действовать. А, кроме того, и не было у них времени на всестороннюю подготовку — надо было срочно принимать меры. Потому что ситуация сложилась непредвиденная и действовать следовало быстро. И тут уже винить надо не их, а некоторых наших товарищей, которые сходу, только появившись, начинают нарушать порядок. Конечно, сухого закона на Марсе нет. Это так. Однако мы, государевы люди, должны соответствовать моральным нормам и не подавать пример гражданскому населению в неблаговидных поступках. Тем более, что это может отразиться на исполнении наших обязанностей. А уж действовать в незнакомой обстановке на свой страх и риск никак нельзя.

— Заявление в райотдел надо было написать? — поинтересовался насмешливо Антон. Мишин в ответ на его реплику строго стукнул карандашом по столу. А Треядкин посмотрел на него осуждающе.

— Вот вы человек военный, а дисциплины и субординации не придерживаетесь. И сейчас прерываете. Выйдете сюда в свою очередь и поясните все, что считаете нужным. Я же скажу, если бы не пришлось работать в пожарном порядке, если бы все заранее спланировали и организовали, то и операцию можно было провести чисто. Разоружить охрану без выстрела. Задержать всех, кого следует без шума, прямо в поселке, а не бегать по переходам.

Антон слушал с интересом. Треядкина он не знал и не общался с ним. И такой жесткий подход к нем лично был ему не совсем понятен. С чего вдруг? Логика подсказывала, что, когда ищут козла отпущения — стремятся прикрыть свои недостатки. Но вряд ли только это. Вряд ли. Вступать в перебранку он не собирался. Однако и вины за собой не чувствовал. И тут вновь удивил его Мишин.

— Виктор Павлович, у капитана Климова субординация короткая — он подчиняется только мне, а в мое отсутствие принимает решения на свое усмотрение. Я расцениваю его действия как обоснованные и эффективные. А вот к прочим службам есть претензии.

Треядкин помолчал, наливаясь кровью. Он правильно понял последнюю фразу как намек. Но продолжил, как ни в чем не бывало.

— Да, много было допущено ошибок, но теперь уж что ж. Надо проанализировать, сделать выводы и не допускать впредь. А бегунов выловим. Но проблема все равно остается. Потому что дело не в Усольцеве, а в том, что на Марсе уже появился свой народ. Который, если подходить юридически, имеет право на автономию. Судите сами. Регион расселения у народа этого имеется, уникальный способ хозяйственной деятельности тоже имеется. Культурная традиция имеется. Кстати, что касается хозяйственной деятельности, то она не только важна для обеспечения нужд армии, но и уникальна. Нельзя заменить их никем. Особенности организма у них таковы, что стекло обрабатывать только марсиане и могут. А стекло, не в обиду Геннадию Тарасовичу будет сказано, — тут он бросил взгляд, сопровождаемый улыбкой в сторону директора рудника, — поважней сегодня всех его титанов и силенов. Так что надо с марсианами считаться. Надо что-то думать по этому поводу. А то ведь получается, что мы сами их против себя настраиваем.

И еще хочу доложить о том, что обстановка в горняцком поселке сейчас резко ухудшилась. В оперативном плане. Мы оставили его без внимания. Потому что рассудили — а что там такого может произойти? Люди прилетели работать, деньги зарабатывать. Их эти все дела не касаются. Марсианские. Но вышло, что коснулись. Настроение в поселке тревожное. Люди боятся, а некоторые даже паникуют. Ведь это же понятно. Психологически объяснимо. С одной стороны стрельба. А бежать по большому счету некуда. Заперты. С другой стороны — чертовщина разная. Слухи об оживших покойниках уже распространился между людей. Да. А кто к ним пришел и объяснил, что и как? Надо решить этот вопрос. Если буча возникнет, всем нам плохо придется. Это ведь психоз. Тогда уже людям ничего не объяснишь, никак их не успокоишь. А я не знаю, что отвечать, когда меня о воскресшем коменданте спрашивают. Пусть бы товарищ Климов нам пояснил, что он такое видел. Мы же должны быть в курсе...