— Тише, тише, — мужчина похлопал по шее животное, которое беспокойно отступило назад, потом откинул с головы капюшон, и струи потекли по поседевшим прядям, превращая их в послушных и безмолвных змей.

— Что случилось, государь? — Черный всадник отделился от бесконечного потока повозок, пеших воинов и конных отрядов и догнал короля, который вот уже час как ехал впереди своей армии.

— Посмотри, — рука указала на свечение за лесами, а затем до носа донесся легкий, странный запах, оседавший кислотой на губах. — Дождь льет как из ведра, а не перебивает эту мерзость.

Всадник приподнялся над седлом, огляделся, усмехнулся с пониманием и склонился к уху мужчины:

— Значит нас почуяли. Начали вести, мой государь, — темно-серая ряса странно сочеталась с боевыми доспехами, что защищали грудь и плечи переплетенными металлическими пластинами. Необычна техника кузнеца, который придумал такой легкий и прочный вариант, снабдив его панцирообразными налокотниками, которые соединялись с рукой прочными кожаными ремнями, — подумал мужчина, отгоняя бесконечную тоску, не желавшую оставлять изнуренный бедами и победами разум. Мистерику не мешал длинный балахон: в тренировочном бою король сам понял, насколько искусно владеет его новый военачальник ближним боем. Реакции во много раз превосходили обычных наемников и на порядок выше — над рыцарями.

— Ваши мистерики уверены, что справятся без знающих церковников? Ты отвечаешь головой за каждого здорового воина? Ты представляешь, что ждет нас здесь?.. Одна ошибка — и мы сдадим города тварям. Мало было чумы? Плохая идея... Похожа на отчаяние! На попытку справиться с тенями. Вы понимаете, чем грозит эта война?

— Как и вы, мой король. — Голова низко опустилась, выражая почтение, а выстриженный крест на ее макушке наполнился озерами, хлынувшими в волосы. — Сейчас мы обязаны остановиться и послать вперед разведчиков. По крайней мере, будем предупреждены одним из них.

— Сначала доберемся до холмов. Там мы сольемся с южными войсками.

— Хорошо, мой господин. И все же, необходимо направить разведчиков — из своих, — черный рыцарь дал знак рукой, и от отряда отделились трое. — Простите за дерзость...

— Я доверяю вашему решению, — довольно холодно согласился мужчина и, развернув, лошадь, направился обратно к обозам, чтобы затеряться среди других всадников. Гул железа и скрип повозок чудовищной песней задребезжал под шум дождя.

Помнишь ли ты меня, Кларисса? Помнишь ли несчастного, которого больше нет? Как мне поступить с твоими чудовищами, не уничтожив тебя? Как мне спасти людей от болезни? Кларисса...

— Говорят, Авалинская ведьма уже не та... Она стала сильной. Она скоро захватит все сопредельные миры. Чума ринется на восточные берега... — Зашептал кто-то рядом. — Даже далонцы не сдержат удара.

Король вздрогнул, вспоминая чистые, полные тоски глаза любимой.

— Твари совершают ритуалы в деревнях и обращают людей в свою веру. Мои нижние селения затопила черная зараза, — добавил другой голос.

Король сквозь сетку времени увидел, как Кларисса разводит в стороны руки и воздевает их вверх. Прозрачные рукава колыхаются и испускают наружу черных птиц.

— Летающие твари посещали и наши города... Они хватали детей и отправлялись именно в эти земли. Пастухи рассказали. — Добавил третий недовольный.

Король мысленно коснулся полуоткрытых нежных губ герцогини, впитал аромат ее белой, прозрачной кожи. Огненная жилка так билась на шелковой шее! А теперь — теперь нет никакой возможности прижать любимую к груди.

— Мистерики зачитали некоторым из рыцарей вердикт церковников и свои выводы. Если мы не уничтожим источник заразы, если оставим ее в живых, то...

Король взглянул на холмы, сплошь заросшие кленовой рощей. Вздохнул и с натягом потребовал от разума придерживаться принятого решения. Отступать нельзя теперь. Нельзя позволять сомнениям разъедать сердце. Ничего не значит союз перед Богом с женщиной, которая принадлежит Тьме. Его развели... Церковники, но не сердце. Его освободили от сочувствия, но не от страсти. Кларисса, прости. Прости, что так надо... Что надо было предать тебя.

Сколько раз ты забывал и снова возвращался в объятия ночных видений. Ты помнишь, как упал, сраженный чумой, по крайней мере так утверждала Кларисса. Как тяжело было отомкнуть веки. Все, что тебе осталось... Что тебе досталось после короткой службы венчания в крохотной деревенской церквушке, — это боль. Кларисса исчезла. Нет, она была рядом. Она сидела у самодельной кровати в каком-то бедном доме и прикладывала мокрые белые тряпки ко лбу. Потом наступал мрак, потом приходил соперник. Он был высоким, худым, с чернотой вместо глаз. В одной руке держал копье, обмотанное блестящей кожей. В другой — дымилась тонкая восточная трубка. Король помнил каждую мелочь: костяшки тонких пальцев, что тянули больного за ворот рубашки в небытие, рисунки вен на его сильной шее, разводы на меховом жилете и квадраты вставок на шерстяных штанах, поднятых до колен вертикальной тесьмой. Последний свидетель смерти. Мерзавец, отнявший Клариссу. Он заставил его так поступить, он толкнул его к Церковникам, которые обвинили несчастную.

Один из разведчиков вернулся на рассвете, тогда же, когда от южных войск прибыл посланник священной армии и сообщил, что Церковь собрала достаточно сил, чтобы вступить в опасный момент сражения в битву. Разведчик спрыгнул с коня, быстро пересек основной лагерь, и уже через несколько коротких отрезков времени предстал пред черным мистериком и королем. Опустился на колено, придерживая плечо рукой, и сообщил:

— Отец Лиссий, братья наши погибли.

— Тебя ранили? — Король не скрывал любопытства, когда на него поднялись черные, заволоченные кровью глаза. — Как это произошло?

— Они схватили меня на мосту, на развилке. Отряд из десяти тварей. Братья были уже в их лапах. Совершенно невменяемые. Они смеялись, словно дети, пускали слюни.

— Итак, что передал их предводитель? — Нетерпеливо прервал черный мистерик.

— Он сказал вам следующее: Во имя ЕГО и ради ЕГО славы никто не перейдет через реку. А еще он потребовал, чтобы армия короля и священников убиралась прочь из герцогства Авали. — Разведчик дернулся, как от разряда, и тонкая струйка крови потекла по плотной ткани рукава. — Твари заразили меня намеренно. Вы должны убить меня, отец.

— Достаточно ли ты видел, достаточно ли помнишь, чтобы сказать нам сейчас правду? — Мистерик присел и поднял голову младшего брата за подбородок. — Сколько их? Что там творится?

— Невозможно описать. Моих друзей привязали кверху ногами к толстым палкам и плотно воткнули те в землю. Твари — они слишком отличаются от обычных представлений по демонологии. Я не помню дороги в лагерь врагов, но точно знаю, силы их велики... И людей не спасет КРЕСТ. Главный молчал, когда меня допрашивали о вашей численности и намерениях... Больше всего их интересовали мистерики. Они упоминали Виктина. С улыбкой...

— Значит, ты почти ничего не помнишь... — Мужество не покинуло черного рыцаря, а король пожал плечами, словно ожидал именно такого результата.

— Мы будем бороться не с людьми, — тихо заметил он. — И я, и Орден представлял, какая его ожидает судьба.

— Сейчас через глаза моего брата за нами следят, — отец мистерик начал поднимать разведчика, которому от силы исполнилось лет восемнадцать и потащил того к братьям практически уже силком. — Вы не должны видеть, как это происходит. Иначе до того, как мы вступим в бой, здесь все окажутся заражены. Своеобразное предупреждение...

— Предупреждение? — Каелль, все это время следивший за движением армии через отражение в мече, сунул оружие в ножны. Хватит находиться между сном и явью, скоро поймают лазутчиков. Юноша резко поднялся с шелковых, присланных из портовых заморских лавок подушек и вышел из шатра, стоявшего на лысом холме. Сейчас врагов отделяет небольшой лес, поле и река. Один бросок — и мерзкие людишки познают восторг изменений. Но мистерики... Об их умении ведают многие древние. И даже он — недавний мальчишка-людоед. Он уже рожден иным. Он не испытывает тоски по человеческому, не плачет, когда чувствует боль, не имеет практически ни одного пристрастия, кроме желания сожрать СиАвали, с которой делит ложе.

— Ты — храбрый победитель, а победителям многое позволено, — из-под плаща выглянул мерзкий, пропавший на несколько дней гобби. — То-то я смотрю, какие бахвальные мысли в твоей паршивенькой голове!

— Остужаешь меня? — Юноша одной рукой поймал маленького мерзавца за шиворот и поволок наверх, чтобы разглядеть получше совершенно честную физиономию. — Что ты наделал тем глотком вина? Какие силы пробудил?

— Отпивший раз вина перемен, никогда уже не сможет остановиться... А я — я просил тебя, — гобби был встряхнут сильной рукой, заболтался шаром и на мгновенье затих. Его богатые одежды исторгли в траву кучу различных мелочей — драгоценные украшения, миниатюрные пыточные устройства, отравленные стрелы, сложенный в сотни раз разящий жезл и какую-то грязную тряпку. Именно к ней и потянулся Каелль.

— Что это? — Разглядывая обрывок, залитый старой кровью, мальчишка вдруг нервно задрожал. Запах... Ее, ни с чем не сравнимый аромат, манящий, жаркий, страстный... И другой — запах, холодящий, иссушающий, лишающий сил.

— Часть от одежды Бога мертвых. Чертов дурак! Я требую иного обращения к моей персоне! Немедленно... Иначе наш контракт будет разорван, а ты никогда, слышишь, никогда не обретешь желанного величия, — запищал карлик и вдруг ударил ногами Каелля прямо в подбородок с такой мощью, что в глазах у юноши потемнело, и он разжал благополучно удерживающие клешни пальцев.

Тень гобби заметалась под ногами.:

— Надо же, раскидал, разорил! Будто понимает цену мелочам? Будто родился богом! А кто ты есть? Кто? Мальчишка из скотобойни! Выродок, плебей! Отдай НАШУ вещицу. Отдай символ! Ты его потеряешь... Ты его используешь неправильно... Тебя бог накажет, и всех вас уничтожить за бегство из хаоса. Ты все карты мне перепутаешь! Щас как укушу!

— Давай, поиграй со мной, пушистый лохмастик, полови... — Иронично заметил Каелль и носком сапога откинул расфуфыренного навязчивого слугу. — Это тогда ты диктовал условия, а сегодня — другая песня. Если не готов делиться, то скажи сразу. И я смогу сам получить то, что заслуживаю.

— Ты заслуживаешь хорошей порки, Каелль, — гобби взобрался по складкам шатра и теперь восседал на шпиле, подальше от драчливого хозяина. — Что ты сейчас сам-то понимаешь? Что тебе доверили защиту Титу-Авали? Что тебе позволят и дальше волочиться за ней вместе с остальным шлейфом жаждущих милости... Дурак да и только!

— Ты тоже тварька, которая ошивается рядом с герцогиней, — фыркнул юноша и, чтобы их не услышали темные войска, создал тонкий сияющий купол вокруг холма внезапно выросшими из-за спины огромными прозрачными крыльями.

— Да-да-да! — карлик аж слюной от возмущения брызнул. — Но мы свободолюбивы. Мы не желаем быть в куче с остальными богами. Мы не верны создателю. И есть выход! Есть возможность свободы. Возможность заселить все земли без остатка... — красные глазки сверкнули. — Спроси у себя, почему Бог мертвых выбрал эту ничем не приметную девочку для своих изощренных пыток? Почему держит вас здесь, позволяя лишь тонким дымом виться по земле в остальных краях? Что заставляет терпеть унижения людей? Что? Да все мы обыкновенные рабы! А могли бы стать богами. Построить собственные, прежние порядки.

— И потому ты собираешь все, что связано с той историей, — нахмурился Каелль, наблюдая за шевелящимся лагерем у подножия. Чудовищам не требовались повозки, лошади, вооружение, им не надо защищать тело броней. Они обходились когтями, крыльями, зубами, могли преобразовываться, быстро бегать, высоко прыгать, летать. Они обладали магией и умением исчезать и возникать из ниоткуда.

— Дело в Титу-Авали, — ясно пробормотали губы юноши. — Она заставляет нас находиться рядом. Если улететь далеко-далеко, начинает мучит страшная жажда, кровь бурлит и зовет назад. Пища перестает приносить наслаждение. Пытка не прекращается и убивает.

— Ты почти уловил суть, мой маленький друг, — ехидно закивал гобби. — А еще ты желаешь ее: безо всякой любви. Желаешь на мгновенье быть внутри, стать ею! Знаешь почему?

— Нет, — губы при воспоминании о Титу пересохли, по краю их потекла слюна.

— Потому что никто не может подобрать ключ к закрытой двери. Лишь он. Он, которого пока нет на этой стороне. И кто будет владеть всеми его вещами, обретет возможность стать новым Богом мертвых.

— Какая чушь! Ты сам это придумал?

— Давай еще в книгах покопаемся, как людишки... — передразнил сверху заговорщически гад, показывая длинный черный язык.

— Единственное, что ты хочешь, так это безграничной власти. Твои родичи и так шныряют по всем лесам и горным грядам, а теперь очередь дошла и до нас... И если быть откровенным, то я мог бы тебя выдасть прямо сейчас, и весь ваш род истребить обыкновенным доносом. — Юноша поманил мерзавца, который ловко пополз к краю покатой крыши с красной бахромой, причудливо ниспадающей по ткани. — Символ останется у меня. Когда я достану плащ и ты доберешься до перчаток, тогда мы вместе совершим обряд. Ты понял?

— Как не понять жадность? Она так живописна и многообразна! Договорились... — гобби отвернулся и заборомотал под нос: — Так ты и узнаешь мою цель. Власть нам не нужна. Купился...

Каелль не следил за тем, куда направился его "друг": достаточно того, что засохшее свидетельство давнего кошмара лежит под рубашкой — у самого сердца. Как любовное дыхание и знание волшебной тайны. Остальное — дело внутреннее. Сейчас важно другое — нужно разглядеть в тумане войска короля и мистериков. Ноздри вдохнули запах. Близко! Как близко! Даже кровь закипает от обилия пищи. Их так много, что хватит воспрять ото сна другим древним. Посмотрите, жалкие — в железе, с мечами... Безумцы!

И тут проникновению в стан врагов помешали странные крики. Человеческие. Неужели схватили лазутчиков? На что надеялись чертовы монахи? Свежесть их разума опьяняла... Приближение радовало и пугало одновременно.

— Их схватили на повороте, — высоченный дьявол с остатками человеческого лица, которое раскрылось, как две половинки, и выпустило наружу желтого фосфорицирующего монстра, кинул к ногам юноши два скукоженных тела.

Насколько близко подошел враг, если теперь существует возможность посмотреть в глаза братьям Ордена.

— Вставайте, — Каелль не был удивлен бесстрашию мальчишек, которых послали на верную гибель. Одному охотники позволили встать на колено, другого насильно поднял и прижал к колену копьем поперек груди удачливый охранник границ лагеря.

Какие лица! Молоденький, бледный ангел со светло-русыми волосами, больше похожими на сорную траву, являл собой совершенную бесполость, какая доступна и невинным девочкам, и затворникам-монахам. Другой, постарше, уже имел седину на темных висках и морщинки у краешков пытливых глаз. Их выдавала одежда мистериков — дурацкие отличительные знаки служат плохую службу во время войны.