Михаэль всмотрелся в его лицо. Не врет. Перевел взгляд на цветы, задремавшие в корзинке. Что ж, леди Элфорд, если вы предпочитаете эти цветы остальным, вы их получите. В конце концов, какая разница, как выглядят цветы, если им все равно уготована скорая смерть с лестничного пролета.

Граф постучал в дверь. Дворецкий под стать хозяйке — окинул его недовольным взглядом, — не мешало бы кое-кому почитать в той книге, как принято вести себя слугам, — но зайти разрешил.

— Леди Элфорд дома?

— Да, милорд.

Эрик Хокс не сумел скрыть раздражения. Он всю жизнь прослужил в этом доме, но ни разу не встречал человека, который бы всегда появлялся в столь неподходящее время. Весь дом участвовал в поисках проказливого мальчишки вместо того, чтобы постепенно готовится к ужину и сну.

Билли удалось найти Мэри, хотя она его собственно и не искала. Отдыхала в библиотеке на диване, а мальчик именно там и спрятался, а потом решил найтись, заинтересовавшись книгой, которую она читала.

— Большая, — сказал завистливо, — и много-много страниц. Ты сама читаешь? Давно?

— Давно, и на двух языках.

— Английский и латынь, знаю. — Он важно кивнул.

— Английский и русский.

— Ухтышка! — Мальчик совсем вышел из укрытия и сел рядом с ней. Мэри отодвинулась от ребенка, встала, вернула книгу на полку. — И я смогу?

— Если хочешь научиться читать, попроси маму или...

— Тебя?

Мэри скрыла улыбку.

— Вряд ли.

— Почему?

— Я не люблю возиться с маленькими мальчиками.

— Это кто, интересно, маленький? Мне семь, почти восемь.

— Хорошо, так и будет, но после того, как мы отметим твое шестилетие через месяц.

Билли рассмеялся, подбежал к ней, и уткнулся лицом в юбки.

— Правда?

— Правда, тебе исполнится шесть.

— Нет. Мэри, правда, что мы будем отмечать мой день рождения?

— Конечно. Если ты согласишься, что семь лет тебе стукнет только через год.

Он задумался, а потом серьезно сказал:

— Я готов подождать. Ради подарков.

— Вот и прекрасно. Иди выпей молока с печеньем и ложись спать.

— А ты?

— И я. Но чуть позже.

— Я могу тебя поцеловать перед сном?

Мэри смотрела на него со всей строгостью, на которую была способна. Она не думала, что может быть забавно общаться с детьми, но мальчик следовал за ней по пятам.

— Присматриваюсь, — признался он.

Она не планировала привязываться к нему. Не планировала привязываться к кому бы то ни было в этом веке, но понимала, что потерпела фиаско в этом вопросе. Озорной сорванец, с большими темно-зелеными глазами, смотрит с такой доверчивостью, которой иногда хочется позавидовать.

— Повременим, — отказала Мэри.

— А когда можно?

— Когда привыкнем друг к другу.

— Я привык.

— Уверен?

Он усердно закивал и протянул к ней руки. Мэри чуть помедлила и опустилась на одно колено. Мокрый поцелуй в щеку, громкое " Спокойной ночи, тетя!" и радостный удаляющийся возглас в ответ на ворчание дворецкого.

— Кажется, мальчик вознамерился поцеловать всех в этом доме.

Мэри так резко обернулась, что чуть не потеряла равновесие, и тогда сцена из фантазии графа могла стать реальной. Видение мелькнуло: леди Элфорд падает, он приближается, подтягивает ее ягодицы к себе...

— Граф?!

— Рад вас видеть, леди Элфорд. И как обычно, это взаимно.

Естественно, он заметил злость во взгляде, но возбуждение не только не прошло, но увеличилось существенно в размерах. Он стал у окна, спиной к ней.

— Миледи, — в дверях появился дворецкий, — что прикажете делать с этим... букетом?

Граф в упор посмотрел на нее. Она зарумянилась, но молчала.

— Отнесите в комнату миледи, — сказал Михаэль. — Помнится, рядом с ней удачная площадка для полетов.

Мэри удивленно посмотрела на него, но не возразила. Видимо, нервничая, подошла к столу, плеснула в бокал немного вина. Граф тут же оказался рядом.

— Как мило, — взял бокал, — но на другой раз запомните: я предпочитаю бренди.

— Я надеюсь, вы избавите меня от другого раза.

Он осушил бокал двумя глотками, с любопытством хищника, не сводя глаз с добычи. Приблизился, и смог различить маленькую родинку в вырезе платья, и снова вышитый узор по краю корсета, и снова корсет выпирает.

— Когда вы научитесь правильно носить платья?

— Платье монахини, что вы изволили прислать, я отдала горничной.

— А вы, конечно, не монахиня, — Мэри инстинктивно сделала шаг назад, но граф притянул ее к себе, накрутил прядь ее волос на палец. — У вас десятки чепцов на каждый день, сотни каких-то сеточек — почему ваши волосы распущены?

Он уткнулся в них лицом, медленно втянул в себя воздух.

— Вы что, моете их каждый день?

Мэри попыталась освободиться, но граф притянул ее ближе. За каждое сопротивление он наказывал, значительно сокращая расстояние между их губами.

— Вы что, пьяны?

— Мне удалось отвоевать у вас один бокал вина — разве я могу быть пьян?

Мэри подумала, что примерно то же удав шепчет кролику перед плотным завтраком. Граф с пылающим взглядом, сумрак в библиотеке, и ее тело, предательски льнущее к его... Она растворялась в его глазах цвета топи, подчинялась его надменности добровольно, но вспышкой мелькнула одна фраза и охладила голову.

У нее одно лицо с лордом Уинслоу...

Она высвободилась из цепких объятий.

— Зачем вы пришли?

Граф притаился за ее спиной, почти не дыша. Он чувствовал, как ее губы дрогнули в предвкушении, и ее тело стремилось к нему. Она не могла не ощутить этого притяжения. Взаимность — редкая вещь в мире, и он принял решение за двоих. Он получит ее. Она получит его. Он проверит, так ли она хороша, как он возомнил себе, а она впервые подчинится мужчине.

Он протянул руку, прикоснувшись к ее соскам. Перед тем, как отстраниться, она прильнула к нему спиной, полуобернулась, призывая, и граф потерялся в запахе ее волос, попал под ее чары. Намек, полуприкосновение, обещание — все, что она позволила.

— Граф, вы должны уйти, — непроизвольно вздохнула. Он впитал ее вздох как музыку. Дал секунду прийти в себя. Он отпустит ее. Сейчас. На время. Развернул ее лицом к себе.

— Как? Вас не тронул даже букет цветов? К Уинслоу вы были благосклонней.

— Я никогда не позволяла с бароном такого...

— Правда?

— Не ваше дело.

Он усмехнулся.

— Не думал, что Уинслоу окажется так хитер.

— Он не хитер, а простодушен и, действительно, приносил точно такие цветы.

— И вам нравилось?

— Многое зависит от того, кто дарит, а не что именно.

Он усмехнулся. Снова колкость, снова сверкают глаза. Она уже чувствовала себя вольно в его присутствии, привыкает быстро.

— Кстати, куда делся ваш поклонник? Давно вы с ним нигде не бывали.

— Напомните, граф, это тактичный вопрос?

Блэкберн уткнулся взглядом в ее декольте: грудь высоко вздымалась.

— Все, что вы делаете — нетактично. Начнем с того, что вы должны обращаться ко мне не иначе как "ваша светлость" или "милорд".

— Не повторяйтесь, вы уже говорили.

— Но вы явно меня не слушали. — Он молчал с минуту. — Есть еще один вариант, как ко мне обращаться, я не упоминал о нем раньше.

— Ваше величество?

— Михаэль. Но только когда мы вдвоем.

Его старая дева покраснела, и графа это так поразило, что после изучения лифа ее платья, он не отказал себе в вольности и притянул Мэри к себе. Ее губы оказались теплыми и нежными, их поцелуй быстро превратился в неприлично жаркий, ее стон был слишком томным, а тело — упругим, на удивление. И податливым, словно приглашая, соблазняя его, чтобы заявил права. Он оторвался от ее губ.

— Михаэль. Произнеси мое имя.

Она отрицательно покачала головой, не открывая глаз, потянулась к его губам.

— Повтори. — Поцелуй, еще один. — Произнеси его.

Мэри покачала головой, по-прежнему не открывая глаз. Она боялась, что потеряет сознание от бушевавших эмоций. Ее целовал красивый мужчина, о котором можно бессмысленно мечтать сотни лет, притягательный и отталкивающий одновременно, презирающий ее.

У нее одно лицо с лордом Уинслоу...

Она помнила, и не обольщалась, но его губы убивали сопротивление. Она утопала в нежности и силе, она стонала от прикосновений его языка и рук, она запуталась пальцами в его шелковистых прядях. Она едва устояла на ногах, когда он прервался и отошел от нее.

— Ты произнесешь мое имя, — сказал у двери, хитро улыбнувшись. — Когда я буду в тебе. Обещаю.

Глава N 22

Нет предела совершенству, с улыбкой глядя на сестру, подумала Мэри. Никогда Бьянка не была так хороша, как в этот день, в старомодном по меркам двадцать первого века, белом подвенечном платье. Оно идеально подчеркивало худенькую фигурку, расшитое жемчугом, с длинным подолом, который благодаря колечку на пальце не собирал Лондонскую пыль, с лифом из замысловатой паутинки и вышитыми дикими цветами серебристого цвета. Фата — кружево фей, а туфельки достойны самой королевы.

Сидя в первом ряду, Мэри усиленно моргала, чтобы вдруг не расплакаться. И пусть это не ее свадьба, и не ее судьба стоит напротив и ждет ответа, она едва дышала от волнения. Да? Или нет? Скорее, да, но Бьянка так растеряна...

Когда священник задал главный вопрос, а невеста хранила молчание, Мэри едва сдержалась, чтобы не броситься к ней, не встряхнуть, не прижать к себе и не увезти прочь, если она передумала.

Может, они поступили неправильно, подтолкнув Бьянку к такому решению? Пусть бы осмотрелась, освоилась в новом мире без давления и приказов, и выбрала сердцем, а не потому, что кто-то посягнул на твое.

И специальное разрешение, которое было подготовлено у лорда Уинслоу... И платье, которое он давно заказал для Бьянки. Оно красиво, слов нет, идеально гармонировало с его фамильными драгоценностями, но... Нет, все это слишком быстро, и Мэри уже поднялась со скамеечки, когда услышала голос сестры:

— Да.

Остановилась, внимательно всматриваясь в ее лицо. Воля или страх говорит сейчас? За густой вуалью не было видно глаз, но вот жених отбросил вуаль с лица невесты, и Мэри облегченно выдохнула. Она прочла ответ в сияющих безднах нежности.

Присела на скамеечку снова и когда уже все, казалось бы, свершилось, слова сказаны, обмен поцелуями случился, расплакалась.

— Ну, ну, леди Элфорд, — шепнула мисс Мэтьюаурсейстик, — у вас тоже все это будет.

Хотела утешить? У Мэри трижды срывалась свадьба с мужчиной, с которым она могла забыть обо всех проблемах, и когда это случилось последний раз, она чокнулась и перенеслась в девятнадцатый век. А здесь живет среди диковинных правил, роскоши и одиночества, занимается петтингом с невидимым духом, обменивается колкостями с невыносимым графом, флиртует с его братом, и это все ей нравится.

Она сошла с ума, но это правда. Все меньше Мэри думала о прошлом и людях, которые там остались, или правильней говорить... будущем? Она нервно рассмеялась, тихо, некоторые приняли за рыдания, но компаньонка сидела рядом с ней, на правах члена семьи, и заметила перемены.

— А зря не верите.

— Я больше не хочу выходить замуж.

— Больше?

— То есть, не хочу.

— Почему?

— Я обещала вам постоянную работу.

Они обменялись улыбками, снова переключив внимание на счастливую пару. Невеста, которая носит белый цвет по праву — вот что достойно зависти. Ей только предстоит узнать радости, которые дарит мужчина, и узнать не с первым, вторым, третьим, мимолетно сравнивая, а с единственным. Твоим.

Бьянка больше не скрывала чувств к Уинслоу. Ей было безразлично, если кто-то считает его безобразным. Он ее. Он красив. И она будет его. От одной этой мысли ее несколько раз бросало то в жар, то в холод, она думала о грешном даже в церкви, и испугалась, что в купол ударит молния.

Она, пожалуй, заслужила наказание за все те резкие фразы, которые говорила барону, за цветы, над которыми смеялась, за улыбку, которую стирала с его лица своим лицемерием. А он простил. Не так.... Он не напоминал об этом.

Позже Бьянка поняла, что была ограничена в своих суждениях. У ее суженого много друзей, которые не считают его уродливым или глупым, наоборот, просят помощи в финансовых вопросах, и смотрят без отвращения. Она просто перенесла свои опасения на других. Это она глупа и некрасива своими поступками, а он...

Когда священник спросил, согласна ли она выйти за лорда Уинслоу, Бьянка запуталась в словах нежности, которые хотела сказать ему. Нет, остановилась вовремя, это стыдно и личное, хотя он не боялся смотреть на нее так при всех.

Подумать только, она могла еще долго молчать, лгать, таиться, если бы не тот выезд сестры, компаньонки и лорда Уинслоу в театр. И если бы он неожиданно не вернулся. К ней. С очередной корзиной ужасных цветов, которые высыпал у ее ног. И опустился на одно колено, удерживая ее взгляд, погружаясь в него, сплетаясь и шепча как любовное заклинание невероятные стихотворения:

— Вы — свет, вы — радость, вы — весна,

Я — дождь, я — ветер, я — печаль.

Вы — Ангел, вы — моя душа,

Вы — все, о чем я мог мечтать.

Вы — роза, бархат, вы — любовь,

Я — тишина, я — грусть, покой.

Я здесь сейчас у ваших ног —

О большем и мечтать не мог...

Он растрогал до слез, он смотрел так, что выворачивал душу, убивая желчь, сомнения, страх. Он позволил себе прикоснуться губами — она не позволила отстраниться. Он ушел, сохранив ее целомудрие, он был красив в ту минуту и великолепен сейчас. Она любовалась его глазами, его нежностью, его улыбкой.

— Вы безнадежно скомпрометированы, — прошептал он, прощаясь.

Это был самый счастливый день в ее жизни, до свадьбы, конечно, а теперь... Она вздохнула, посмотрела на него со всей любовью, которую чувствовала и на вопрос священника ответила уверенно:

— Да.

У выхода из церкви их ждала карета с гербом Уинслоу, украшенная яркими лентами, и разноцветные лепестки роз, которыми их осыпали, с пожеланиями счастья, радости, крепкой семейной жизни, плодовитости.

Садясь в карету с мужем, Бьянка испугалась. Они одни. И скоро их брачная ночь. Они разденутся, лягут в одну постель, и...

— Не бойся, — сказал лорд Уинслоу, сжав ее пальцы в своих. — Я никогда тебя не обижу.

Бьянка кивнула, помахала с улыбкой гостям и сестре, с легкостью прочла по ее губам:

— Счастья!

И так же бесшумно ответила:

— Счастлива.

Карета отъехала от церкви, гости стали расходиться по экипажам, чтобы догнать молодоженов уже в Лондонском особняке Уинслоу. Несколько часов они посвятят знакомым и правилам, ночь — друг другу, а утро — путешествию в Италию.

— Прекрасная пара, — сказал Брайн, подойдя к Мэри.

Она кивнула, все еще глядя вслед карете.

— Вы хотите пышную свадьбу?

— Начинаю подозревать, что вы сговорились с моей компаньонкой, — усмехнулась Мэри. — Она терзала меня идентичными вопросами.

— Вижу, леди Элфорд не успевает погоревать о потере одного поклонника, как находит другого, — буркнул граф, лениво проходя мимо. Потом нехотя остановился, посмотрел в упор на нее, на брата, изогнул бровь, провоцируя: ну же, поставь меня на место, попробуй.