🏰 Второе дыхание. Часть 1. Западня

Он встал и, не глядя на неё, принялся мерить шагами комнату, на лбу у него проступила суровая вертикальная морщина. Эрика растерянно за ним наблюдала. Предостережение Ирсоль нисколько её не напугало, но у Многоликого, похоже, было другое мнение. Подождав, она решилась заговорить:

— Но, Феликс, ведь мы не живём 'покойно и счастливо'. Вам придётся бежать с Континента, Мангана и мой отец охотятся на вас. У меня всё наперекосяк, я совсем не хочу возвращаться в Замок...

Он резко остановился и посмотрел ей в глаза:

— Ваше высочество, нет! Вы наследница. Вам есть, что терять. Как только раскроется заговор, вы вернётесь к своей обычной жизни, и...

— Но я не хочу к ней возвращаться! — всплеснула руками Эрика.

— Вы просто обижены на Короля. Это пройдёт, ваше высочество. Вы не должны рисковать ради какого-то магического артефакта, про который нам даже не известно, зачем он нужен...

Принцесса робко улыбнулась:

— Как зачем? 'Сделать счастливей и совершенней хотя бы малую часть мира'.

— Вы не должны рисковать, — упрямо повторил Многоликий.

— Феликс... вы что, боитесь?

— Да, я боюсь. За вас! — рассердился он. — Мне-то, и правда, терять особо нечего... Но вы! Завещанию Ирсоль место в печке. А мы с вами сегодня же отправимся в Империю, в один тихий уголок на побережье. Госпожа Аржни, очень хорошая и добрая женщина, держит там виноградники. Вы поживёте у неё до тех пор, пока всё не утрясётся.

— А вы?..

— А я иногда буду вас навещать, чтобы держать в курсе дела и самому знать, что вы ни в чём не нуждаетесь.

'Так и есть, он не чает от меня избавиться, — горько подумала Эрика. — А мне-то зачем тогда этот дурацкий Инструмент Свободы?..' Едва удерживая лицо, она начала:

— Пусть будет так, как вы решили... — но с её собеседника вдруг слетела давешняя маска отчуждённости, и увиденное за ней заставило девушку произнести совсем не те слова, что собиралась: — Нет, постойте! Признайтесь честно, вы действительно этого хотите? Оставить меня одну у госпожи Аржни?

Он застыл, пожирая её глазами, и только грудь его высоко вздымалась, а кулаки были крепко сжаты, выдавая волнение.

— Ну же, Феликс! Хотите?

— Не хочу, ваше высочество, — хрипло проговорил он после паузы, которая показалась ей бесконечной. — Но должен...

'Пока всё не зашло слишком далеко', — прочла Эрика в его взгляде и облегчённо выдохнула:

— Тогда зачем торопиться? Виноградники на побережье никуда от нас не денутся. А может, вам и не придётся... отсылать меня туда? Давайте хотя бы попытаемся разгадать загадку.

Оборотень молчал.

— Наследство Ирсоль, Феликс! Инструмент Справедливости...

— Или Инструмент Свободы.

— Или и то, и другое вместе! Вы никогда себе не простите, если сейчас бросите 'Путеводитель' в печь...

Многоликий разжал кулаки, тяжело опустился на лавку и хмуро вымолвил:

— Хорошо, давайте.

В комнате снова что-то изменилось, словно воздух едва различимо завибрировал. Наследники посмотрели в книгу — та оставалась прежней. Но Эрике стало жарко над солнечным сплетением, и она моментально поняла, что это значит. Прошептала:

— Силы Небесные! Не нужно ничего разгадывать, Феликс. У нас, и правда, есть всё, чтобы отыскать тайник.

Не дожидаясь его реакции, вытащила из-за корсажа мятые и тёплые листы бумаги, забытые там с вечера — страницы, вырванные из фолианта в замковой библиотеке. На одном из листов, она помнила, кроме чертежа, была карта местности, прилегающей к Замку. Нашла этот лист, повернула картой вверх, поспешно расправила, приложила к линии разрыва в 'Путеводителе' — и лист мгновенной к ней прирос, как будто был здесь всегда. В верхнем углу карты, отмечая место, проступила лиловая чернильная стрелка.

* * *

То ли потому, что Многоликий-горностай начал привыкать к полётам, то ли потому, что Эрика выполнила его просьбу и летела, стараясь не менять высоты и не кувыркаясь ради озорства в воздухе, но в этот раз оборотень почти не испытывал страха. Удовольствия, правда, не испытывал тоже — да и откуда взяться удовольствию, когда скрученное кольцом гибкое звериное тело ноет от напряжения, а обзор закрыт широким принцессиным шарфом? Но, во всяком случае, иррациональная животная паника не застилала рассудок, и Феликс спокойно ожидал приземления.

Настолько спокойно, насколько вообще мог быть спокойным человек, который оказался не в состоянии выполнить ни одного своего решения! На себя Многоликий злился сейчас нешуточно. Ведь он же так хорошо всё придумал! Не показывать Принцессе своих чувств и оттолкнуть её цинизмом и грубостью, если она вздумает вешаться ему на шею. От греха подальше отвезти её к матушке Аржни. О Наследстве Ирсоль, единожды чуть его не погубившем, забыть на веки вечные, словно он и слов-то таких никогда не слышал.

И что получилось?

Стоило лишь увидеть, каким расстроенным стало личико Эрики, когда она услышала, что Феликс собирается с ней расстаться — и все его благие намерения пошли прахом! 'Злыдни болотные, я же едва не признался ей в любви... Да ладно, кого я обманываю — признался!' Стоило Эрике лишь намекнуть, как сильно ей хочется завладеть Наследством — и аналогичное желание, которое он гнал от себя всё это время, разгорелось в нём с новой силой. Раньше он рвался утолить свою жажду справедливости, теперь же его душа просила обычного человеческого счастья: 'А вдруг девочка права? Вдруг эта штука, чем бы она ни была, даст нам право не расставаться?'

Так или иначе, к пункту, обозначенному на карте, Многоликий и Принцесса, не сговариваясь, решили отправиться немедленно — как только разобрались, где он находится. Стрелка указывала на самую дальнюю точку глубокого зигзагообразного ущелья, рассекающего северную, противоположную Замку часть горы Эск.

— Там есть пещеры, я помню, — сообщила Принцесса. — Очень красивые. Однажды нас с мамой возили на экскурсию в горы.

Пещеры так пещеры, вполне подходящее место, чтобы спрятать волшебный предмет, какой бы сильной ни была его аура. Потоки магической энергии, льющиеся из трещин в горной породе, наверняка достаточно мощные, чтобы замаскировать что угодно. Вместе склонившись над картой — держаться на расстоянии друг от друга Феликсу и Эрике было всё сложней! — наследники прикинули, сколько времени им понадобится, чтобы достичь ущелья в обход больших городов, и стали собираться в путь.

Многоликий был взвинчен до предела: предвкушение чуда смешалось в нём с тревогой за себя и за Принцессу. Девушка же, казалось, совершенно не нервничала. Он маялся ощущением, что должен объяснить ей нечто важное, но не мог сообразить, что именно. Всё, что он сумел сделать — попросил её взять с собою все её вещи.

— Ваше высочество, я не берусь загадывать, как мы поступим, если найдём Инструмент. Но если не найдём... кто знает, что с ним могло случиться за семьсот лет...

— Это очень долгий срок, — кивнула она.

— Если мы его не найдём, сюда возвращаться не будем. Передохнём в какой-нибудь деревне и двинем в Империю...

— На виноградники?

— Да. Поверьте, так будет лучше для нас обоих!

— Договорились, — неожиданно легко согласилась Эрика и тут же занялась сборами.

Она не нервничает, потому что абсолютно уверена в успехе, догадался Феликс. Но про себя порадовался, что сумел поймать её на слове.

Пока за окнами медленно густели сиреневые зимние сумерки, наследники собирались в путь. Небо по-прежнему было затянуто дымкой, обещая ночь, идеальную для перелёта — не слишком тёмную и не слишком светлую, в самый раз для того, чтобы летунья осталась незамеченной, но не заблудилась.

Принцесса управилась быстро — упаковала свой нехитрый скарб в поясную сумку, добавила к нему полученный от Феликса фонарик. Многоликий провозился дольше: вытащил из сундука охотничью куртку и начинил её многочисленные карманы всем, что могло понадобиться новоявленным кладоискателями; сложил туда же половину принцессиного 'золотого запаса', приличную сумму денег, немного сушёного мяса и шоколада и две плоских фляжки — с водой и с крепким алкоголем, на всякий случай. В глубоком внутреннем кармане устроил 'Путеводитель'. Куртка отяжелела и раздулась, Феликсу пришлось приложить немало усилий, чтобы застегнуть её на себе.

— Пора? — глядя, как он воюет с пуговицами, спросила Эрика.

— Пора.

— Да помогут нам Серафимы, — сказала она и светло улыбнулась.

Ему захотелось стиснуть её в объятиях, но он не решился.

Зато теперь объятий было хоть отбавляй! Жаль только, Многоликому-горностаю, обвившему принцессину шею, это обстоятельство не доставляло и сотой доли той радости, которую доставило бы Многоликому-человеку. Полёт продолжался уже не первый час. Зверь начал уставать и раздумывал, какой сигнал подать Эрике, чтобы она догадалась сделать привал, когда летунья вдруг шарахнулась вправо, резко поднялась вверх, потом снова переместилась вправо...

— Какой сильный ветер, Феликс! — услышал он её звонкий голос. — Похоже, будет метель.

Принцессу снова тряхнуло и потянуло вбок, шум ветра становился всё громче. Языки холода добирались даже до хорошо укрытой звериной кожи.

— Я уже рядом с горой, но ущелья ещё не вижу! — крикнула девушка. — Держитесь крепко!

Как будто можно держаться ещё крепче, чем держится он! В следующие полчаса Многоликому пришлось вспомнить, что горностаи совсем не приспособлены для полётов: его мутило, в голове было темно, лапы и хвост свело судорогой. Ужасно хотелось узнать, далеко ли ещё до цели, но о том, чтобы высунуть морду из-под шарфа, нельзя было и помыслить. Эрика то поднималась, то снижалась, один раз даже полетела назад — должно быть, её всё время сдувало с курса.

А потом ветер стих — так же внезапно, как и начался. Летунья шумно выдохнула:

— Ущелье! — и устремилась вниз.

Теперь она летела очень медленно, должно быть, осматривалась по сторонам. Горностай фыркнул и легонько прикусил её шею, намекая, что неплохо бы и ему дать возможность выглянуть наружу. Девушка поняла намёк и распустила шарф.

Лунный свет в ущелье не проникал, и небо совсем потемнело, должно быть, его затянули тучи. Однако, как и предполагал Многоликий, магия светилась здесь повсюду. Этот ненастоящий, сомнамбулический свет не озарял ничего вокруг, он был как будто сам по себе — бледно-голубые полосы и круги выплывали из мрака и снова пропадали в нём, и невозможно было понять, светятся ли это пещеры, или расселины в скалах, или же сами скалы, заряженные магической энергией. Фонарика в руке Принцессы хватало только на то, чтобы можно было различить сугробы внизу и валуны, иногда проступающие из-под них. Эрика огорчённо проговорила:

— Ничего не видно. Сейчас найду, где приземлиться — и подумаем, как нам быть.

Многоликий забеспокоился: ему почудилось, что голос её дрожит.

Для приземления она выбрала базальтовый уступ, почему-то почти совсем не заснеженный. От него поднималась вверх гладкая отвесная скала, верхний край которой терялся на фоне ночного неба. Принцесса, краем юбки сметая снег, опустилась на чуть припорошенные чёрные камни, и устало позвала:

— Феликс!

Он, не мешкая, вернул себе человеческий облик.

— М-не к-кажется, д-до утра м-мы не н-найдём нужное м-место... — заикаясь, сказала девушка. — Не стоит д-даже п-пытаться.

Да, она дрожала! И рука с фонариком дрожала тоже — слабый жёлтый луч беспорядочно и беспомощно метался по камням.

— Вы замёрзли, — сквозь зубы проговорил Феликс, чья злость на самого себя достигла в этот миг апогея: 'Злыдни болотные, и зачем только я позволил ей сюда лететь?!'

Эрика попыталась улыбнуться:

— Н-немного.

Многоликий аккуратно забрал у неё фонарик и осветил её лицо. Так и есть, кончик носа побелел, и на щеках — широкие белые пятна... что ещё она успела себе обморозить?! Он задохнулся от стыда:

— Ваше высочество, я болван! Нам следовало добираться сюда другим способом, я должен был убедить вас не торопиться...

— Это н-неважно. Г-главное, мы здесь, — кротко ответила она. — Т-только я н-не знаю, что т-теперь д-делать. А в-вы?

А он сейчас вообще не думал про Наследство. Перепуганный, он придвинулся к ней, чтобы согреть дыханием обмороженную кожу. Глядя на него широко распахнутыми потемневшими глазами, Эрика повернула голову... совсем чуть-чуть повернула, но этого хватило, чтобы её холодные губы встретились с его горячими губами. Феликс отпрянул — она потянулась за ним, целуя его с настойчивой и неумелой искренностью, которой невозможно было противостоять. 'Будь что будет!' — решился он, свободной рукой прижал к себе Принцессу и ответил на поцелуй.

Мир исчез, не было в нём больше ни холода и снега, ни ночного ущелья и неприступных скал, ни древней волшебной игрушки, где-то в скалах спрятанной. Остались только двое, что без всяких слов объяснялись друг другу в любви, и общее на двоих дыхание, и пришедшее вдруг понимание, что никогда больше они не сумеют быть врозь.

Оторвавшись друг от друга, Принцесса и Многоликий еле вспомнили, зачем и каким образом сюда попали. Они бы не удивились, если бы обнаружили, что в ущелье наступила весна и вокруг них расцвёл райский сад. Но всё, конечно, было по-прежнему. С одним-единственным исключением: в нависавшей над ними скале, которая только что — целую вечность назад! — была однотонной и ровной, появилась полукруглая дверь чуть ниже человеческого роста.

— Я понял, — восторженно прошептал Феликс, — Сиятельная Ирсоль оставила свой Инструмент не вам и мне...

— Она оставила его нам с вами вместе, — подхватила Эрика и вздохнула так сладко, что ему понадобилась вся его выдержка, чтобы не накинуться на неё с новыми поцелуями.

Дверь отворилась без усилий. За ней оказался сводчатый коридор с волшебными светильниками — таких светильников давным-давно не осталось нигде в мире, а здесь они, как новые, сияли тёплым золотистым светом. И дышалось тут легко, словно извне постоянно поступал свежий воздух. Принцесса и оборотень, жадно обнимавший её за плечи, миновали коридор и оказались в круглом помещении с помостом посередине. А на помосте, источая могучие волны чистейшей древней магии, стоял предмет, который вряд ли кто-нибудь ожидал здесь увидеть.

— Смотрите-ка, ваше высочество: инструмент! — удивлённо констатировал Феликс.

Эрика ещё не вполне пришла в себя, колени у неё подгибались, ярко-синий взор затуманился. Лицо её раскраснелось; к большому облегчению Многоликого, признаков обморожения на нём уже не было. Она растерянно посмотрела на своего возлюбленного, потом — на предмет на помосте, потом снова на Феликса, и, наконец, сообразила, что он имеет в виду:

— В самом деле, инструмент.

— Клавесин?

— Нет... по-моему, клавикорд. У клавесина должна быть другая форма.

Небольшой клавишный инструмент из красного дерева с изысканной цветочной резьбой на всех поверхностях тоже выглядел совершенно новым. Принцесса очень осторожно подняла крышку, коснулась кончиками пальцев драгоценных клавиш из слоновой кости...

И вдруг снаружи, из-за неплотно закрытой двери, раздались какие-то невнятные звуки. Наследники Ирсоль, вздрогнув, обернулись на шум, но не успели даже сдвинуться с места — в помещение ворвались люди в серо-красных мундирах королевской Охранной службы. Эрику безо всяких церемоний взяли за локти и оттеснили к стене, на несколько секунд она потеряла из виду Многоликого. Раздался оглушительный рык, произошла сумятица, затем стражники расступились, и стало видно, что на полу, спелёнутый мелкоячеистой заколдованной сетью, тяжело дышит огромный чёрный зверь. Его королевское величество Скагер Первый, собственной персоной, выбрался из-за спин стражников и устремился к клавикорду. Откуда-то сбоку раздался голос Манганы, исполненный скрипучего торжества: