Утром бабы дали мне ответ. Они согласны, бечевку и ткань сделают из остатков конопли, она не промокает. Я же пошел готовить конструкцию змея. Выбирал самые прочные прутики, делал из них каркас, наподобие летучей мыши. Пока делал, все думал, как мне уменьшить расход провода. Надо сделать его потоньше, мне же не пропускать сквозь него ток надо, а испарить. А значит, толщина тут роли не играет. Но тогда бечевку надо не двадцать метров, а все шестьдесят. После каркаса, барышни еще полотно не сделали, на кусочке провода проводил эксперименты. Отбивал его на наковальне, пытался греть и тянуть, протягивал через дырки разные. Итог — сделать можно, но очень муторно. Весь вечер думал, рисовал на песке (бумага почти вся вышла, экономил). К моменту, когда мне принесли ткань, я собрал надстройку к своему станку, для вытягивания тонкой проволоки. Она представляла собой насадку на вал, с двумя встроенными железными конусами, их ковал и делал особенно долго. Между ними вставлялась проволока, я ее разогревал, для мягкости, а потом вращал станок. Конусы вращались, вытягивали провод. За тонкий конец я его тянул сначала руками, потом одевал на валик с ручкой, накручивал катушку. Тянул очень аккуратно, но все равно иногда рвал. Изначально он был сечением чуть больше миллиметра в диаметре, длинной метр, больше не решился на эксперименты брать. После первого прогона он удлинился на сантиметров сорок. Прогнал еще три раза, постоянно сближая конусы. Получил очень тонкую проволоку, не как волос, но очень тонкую. И длина его была метров пятнадцать! Ну, все те пять кусков, которые у меня поучились в сумме, рвалось часто.
Барышни принесли ткань. Действительно, тонкая, прочна, похожа на паклю. Она и есть, решил я, ее тоже из конопли вроде делали. Бечевка тоже была достойная, и ее было много. Ткань они делали по моим чертежам, а на канат пустили все остальное. Даже жалко было такое под молнию подставлять, метров семьдесят прочного тонкого каната.
Я изменил конструкцию змея. Изначально хотел вплетать в веревку проволоку, но теперь вплел в нее деревянные держатели из щепок, на них уже вставил проволоку. Натянул ткань на каркас, и пошел проводить эксперименты. От озера полигон для испытаний первого летательного аппарата в этом мире убрал, нашел большую поляну, заросшую березняком и травой. Практически ровное плато, окруженное лесом. Радиусом, на мой взгляд, метров четыреста. Даже интересно, почему дед ее под рожь не использовал. Наверно, деревьев мало, жечь нечего, золы не будет — урожай меньше. А мне поляна понравилась. По северному краю проходил ручей, в глубоком овраге, он впадал в заводь и из него мы брали воду. За ним был сосновый бор, а дальше болота. После лесополосы на западе, метров сто шириной, начиналась наша заводь, где мы ловили рыбу. На юге были заросли лиственного леса с нашей ухоронкой, и начинался холм, на котором было мое "плато".
И начались мои мучения с непослушным ветром, управлением змеем, непрерывные починки проволоки, каркаса, и прочего. Через несколько дней мучений, смотреть на которые собирался весь поселок, наконец при небольшом ветре запустил змея над деревьями. Он парил достаточно долго, я отпускал веревку и довел высоту парения до метров пятидесяти. Больше не получалось, веревка провисала, слишком тяжелой для змея она становилась. Решил, что хватит заниматься ерундой, надо пробовать. Ждать грозы. Сделал шалаш для змея, чтобы не размок от дождя, в нем сделал ворот, чтобы не руками держать, ящик с песком установил. Песок мне дети подготовили, самый белый и самый чистый брали. Дальше просто вынести змей, сориентировать его и ворот по ветру, проволоку прикопать в песок, и отпустить. Ворот вращался достаточно туго, змей при ветре поднимался медленно, но самостоятельно. Я даже небольшой флюгер сделал, направление ветра определять. Меня устраивало любое — конструкция располагалась посредине поляны. Все с интересом слушали мои пояснения про электричество, ионы, происхождение молний, но понимали мало, и ценность этих рассказов в их глазах пока была мала. Всем был нужен результат, который можно пощупать руками.
Гроза разразилась в мой День Рождения. Резкие порывы ветра, налетевшие тучи, гром все это застало меня за экспериментами с сосновыми иголками. Потянуло сыростью.
"Ну, пан или пропал", — подумал я, и побежал звать деда.
Кроме деда, собрались опять все жители, за исключением самых маленьких. Их оставили под присмотром Веселины. Она обиделась, что с собой не взяли, но я обещал отдельно для нее повторить, если получится в этот раз. Побежали все на поляну, из туч посыпались крупные капли дождя, сверкнуло где-то в глубине облаков.
Зрителей разместили в лесу, на краю поляны. Мы с Кукшей, он добровольно вызвался, устанавливали змея на специальные держатели, определяли по флюгеру направление ветра, дождались пока он установится. Ветер установился, он дул в сторону озера. Дождь усиливался, капли стали мельче, но их стало заметно больше. Я переживал, что конструкцию побьет каплями, разрушит. Если в этот раз не пройдет — в другой сложнее будет народ уговорить, да и ресурсов, особенно тканей, у нас не много. Разве что разорвать остатки вещей из будущего. И если не сделаю то, что обещал Буревою, увеличение этих самых ресурсов вообще останется под вопросом. Я переживал, и сильно. Настраивали змея, конструкцию, на адреналине не замечал дождя, Кукша тоже нервничал, это было видно.
— Давай, Кукша, отпуска потихоньку ворот... Так, так, не так сильно, пусть встанет змей ровно... Вот, лучше...
— Серега, — фига себе, раньше только дед себе такое позволял, фамильярность такую, — смотри, вроде встал. Ну Перун, дай знак, дай только знак!!!, — Кукша, похоже, молился про себя.
— Сейчас, Кукша, гроза к нам подойдет, будем отпускать, — ветер усиливался, веревка натянулась как струна, — главное, чтобы не порвалось, да нас не поубивало. Помоги, Хосподи!
Ветер продолжал усиливаться, и слегка сменил направление. Мы вытравливали бечевку, постепенно доводя змей до высоты метров в десять. Вдруг дунул порыв ветра в сторону, противоположную нашим настройкам. Веревка просела, змей начал опускаться, Кукша убрал руки с ворота, наблюдая с досадой за тряпкой на каркасе, я тоже ослабил хват на веревке. Это нас чуть не сгубило. Следующий порыв резко дернул змея, унося его вверх. Ворот стал быстро раскручиваться. Кукша смотрел, как зачарованный, на быстро удаляющийся в сторону озера змей. Мне бечевкой сильно поранило руки, до крови.
— Кукша, беги! Беги я сказал, мать твою!!! — я схватил его за руку, силой развернул в сторону леса, и толкнул в спину. Тот замешкался, и чуть не упал. Змей стремительно летел в сторону туч, ворот угрожающе покачивался, раскручиваясь. Удержал Кукшу от падения, потянул за собой, и мы побежали. Скользкая трава, какие-то рытвины и мелкие кустики не давали бежать быстро. Куша быстро ушел вперед, а я попал ногой в лужу, поскользнулся на куске грязи, и рухнул в траву. Упал боком, на земле меня развернуло на спину. Я приподнял голову. До конструкции было метров пятнадцать. Ворот трясся, как ненормальный, и через секунды должен был разрушиться — веревка на нем походила к концу. Змей рвался вверх, как космическая ракета, все больше набирая скорость. Это конец, подумал я. Следующие доли секунд напомнили мне процесс попадания сюда. Я наблюдал все это как будто в замедленном кино.
Треск, ворот одним концом оторвался с держателя. Вся веревка была выбрана. Змей завис, вся конструкция держалась на честном слов. Казалось, еще мгновение, и весь мой план полетит к чертям. Я начал подыматься. Но тут, из глубин черной тучи протянулась тонкая, ветвистая молния. Она, казалось, на одну миллиардную секунды зависла над змеем, а потом протянула крошечный язычок к парящей конструкции, повернула к нему вся. Змей вспыхнул. Молния продолжала двигаться к змею, перешла на него, и рванула вдоль веревки. Кривая зигзагообразная, рванная и очень яркая лента уперлась в ящик с песком и...
Громыхнуло очень сильно. Шалаш, ворот, вся удерживающая конструкция вспыхнула в одно мгновение, несмотря на то, что была пропитана дождем. Звуковой волной меня больно ударило по ушам. В голове билась одна мысль: "Хоть бы получилось! Хоть бы получилось! Хоть бы получилось!". Веревка от змея упала на землю. Я медленно встал.
Как потом рассказал мне дед, зрелище было потрясающее. Он в красках расписывал мне, как прибежал Кукша, обернулся, не увидел меня, и бросился назад. Буревой удержал его. Он видел как я упал, неуклюже вскинув руки. Как со страшным грохотом молния ударилась, казалось, в то место, где я лежал. Как он уже подумал, что Перун решил наказать строптивца, решившего взять часть его силы. Как он взялся за амулет, в виде молнии, такой же, как отдал мне, когда мы братались. Крестик мой он носил, но для покровительства местных богов из дуба все равно себе сделал амулет и носил его на той же цепочке. Как вспыхнул шалаш и остатки ворота. Как на фоне пожара, под проливным дождем, и порывистым ветром, в раскатах грома и отблесках молний из травы поднялась человеческая фигура. Фигура расправила плечи, подняла руку вверх и огласила окрестности жутким, почти нечеловеческим криком, и бросилась в пожар. Как человек ногами раскидал горящие поленья, и склонился над ящиком. Как он щипцами взял что-то из ящика, и, опять жутко закричав, побежал к людям.
Тогда Буревою, по его словам, стало ясно все. Воля богов была однозначна. Мое появление в этом времени стало не просто случайностью, а проявлением величайшей, непознаваемой в своей мудрости божественной силы, направленной на помощь его роду. И доказательством этого стал кусок еще красного, раскаленного стекла, который я щипцами принес к лесу, где прятались местные, и бросил к его ногам. Все. Я сделал это. У меня получилось. Мы стояли мокрые, в лесу, я напротив Буревоя, с щипцами в руках, в лаптях, грязный как свинья. Дед во все глаза смотрел на похожий на коралл еще светящийся стеклянный камень.
— Люди! — закричал он, — Вы все видели сами! Перун явил свою волю! На нашей стороне он! И сила его теперь тоже!
Дед поднял с земли горячий кусок, обжегся, уронил. Сорвал с себя рубаху, разрывая ее без жалости, схватился опять. Потянуло запахом жженых тряпок.
— Сергей, родич наш названный! Приручил! Поймал силу Перунову! Его он выбрал для донесения силы своей людям! Нашему роду на славу, а врагам на погибель! Смотрите же и запомните, и потомкам своим передайте! Наш род, Игнатьевы — я удивленно вытянул лицо, — по названию родича нашего, Сергея, во всем свете первый подобен детям божьим стал! И Сергея нашего выбрали боги своим гласом на земле нашей! Слава!
Местные, после такой накачки, заорали как ненормальные. Все бросились обниматься, обнимать меня, кричать что-то непотребное. Даже самые мелкие и Веселина прибежали, они втихаря наблюдали за нашим экспериментом, сбежав из деревни. Стояли за кустами, чтобы их не отправили обратно. Это был не праздник. Это больше всего напоминало победу после кровавой, страшной битвы. Крики вокруг, звериные, наполненные яростью, радостью и силой, сопровождаемые раскатами грома. Перекошенные лица деда, Кукши, детей, женщин, освещаемые вспышками молний. Мистическая, наполненная непередаваемой силой картина. Я проникся. Все происходящее проникало в меня, возвышало, наполняло яростью. Я как будто стал расти на глазах, возвышаясь над деревьями, озером, упирался ногами в земля, а плечами подпирал небосвод. Я поднял руки со щипцами, тоже заорал нечто невообразимое. Народ чуть притих, и посмотрел на меня.
— Люди! Народ! Товарищи! Братья! Род мой! Все вы видели, как Перун силой своей с нами поделился! Не только со мной, я всего лишь волю его принял, как она есть! Да истолковал правильно! Все Вы, — я выделил голосом, — Вы сделали это! Кто-то ткань ткал, веревки делал.
Девушки приосанились, гордо подняли голову.
— Кто-то змея делал, да дерево мастерил, чтобы змея воздушного на земле держать!
Кукша и дед тоже расправили плечи.
— Песок готовили, помогали во всем!
Дети вытянули спины, встали, широко расставив ноги. Гордость и сила чувствовалась даже в них.
— Все мы, родом нашим, Перунову силу поняли, и себе часть ее взяли! Я вам только слова сказал, волю его! А вы ее в доказательство земное превратили! И теперь повязаны мы с вами не только узами кровными и родными, но и силой божественной! Перуновой!
Народ опять закричал.
— И воля его говорит во мне, что сложные времена требуют сложных решений! — я решил толкнуть программную речь, пока момент подходящий, хотя было сложно, адреналин кипел в крови, — И традиции наши, веками проверенные и предками нам переданные, мы должны не только чтить, но и менять! Менять, чтобы жить так, чтобы потомки наши уже нас запомнили, и детям своим передали, а те внукам, а те — правнукам! Много сделать нам предстоит, непривычных вещей и странных! Но все это для того, чтобы род наш в веках выжил, и слово, свое и Перуново, через века эти пронес! Ибо нет силы большей, чем род и племя, живущее едино, и силу свою на благо каждого направляющее! И нет тут запретов в работе нашей, если вся она направлена на это! Благо для каждого — вот теперь новая традиция наша! Предки наши, и боги наши, тут свое слово сказали! Что каждому на благо — то всему роду на благо!! Что предки нам оставили — то предкам пусть слава будет, наша славу мы сами делать будем! Их чтить и уважать! Но и самим своим умом жить!! Жить так, чтобы высоко голову держать!!! Чтобы любой, я подчеркиваю, любой, малец неразумный, женщина слабая, муж добрый, дед старый да старуха дряхлая, кто в нашем роде или племени будет, гордо мог смотреть на мир и говорить "То мой мир, и мои боги, и воля их — моя воля"!!! Это наш мир! И наши боги! И нашей волей изменить его!!! Ибо воля наша — это и есть воля божья!!!!
Народ проникся. Натурально проникся, без притворства. Встали толпой, но гордой, а не бесправной и запуганной. По-хозяйски оглядели себя, мир вокруг, лес, поляну с догорающими остатками шалаша, небо, землю. В глазах читалась гордость, сила, и желание непременно сделать так, чтобы сказанное мной в жизнь воплотить. Обнялись в итоге все, да так и стояли посреди леса под дождем. В воде, пламени и на ветру новое общество рождалось, а я роды те принял. И станет каким то общество — мне неизвестно, может лучше, может хуже, чем покинутое мной. Но здесь и сейчас стояли мы посреди природы нетронутой не как приживалки лесные да озерные, игрушки в руках богов да сил мистических, неизведанных, а как хозяева своей судьбы.
Дождь стал прекращаться. Тучи стали светлее, между ними появились просветы. В один из них выглянуло солнце, осветило поляну, лес, и нас. Мы разомкнули наши объятия, посмотрели друг на друга. Лица. Как лица-то просветлели! Глаза блестят, плечи расправлены, куда грусть, печаль да безысходность делась. Радостные люди, сильные и стремящиеся окружали меня.
— А ведь праздник сегодня. Перуна рождение, — дед расправил рубаху, в которую был замотан кусок камня, образовавшийся после удара молнии, — значит, и правда нам Перун знак сильный дал.
