Дом всех тварей

Она почти успокоилась, когда услышала голоса Эли и Яуди. Они выкрикивали ее имя. Сначала Амти запаниковала, потому что испугалась, что из-за недостатка сна у нее начались галлюцинации. Амти зажала уши, голоса замолкли. Все было сообразно представлениям Амти о мире и реальности, если только это не были очень коварные галлюцинации.

Амти растолкала Шацара, она сказала:

— Оденься, здесь мои друзья и твоя птица!

— Хорошо, — ответил Шацар вполне себе бодро.

Амти поправила на себе остатки платья. Честно сказать, теперь его длина соответствовала ее возрасту и, по крайней мере, открывала колени. Амти выглянула из пещеры, закричала:

— Мы здесь! Доброе утро!

— Вы живы? — спросила Амти. Яуди и Эли шли по каньону, а Мардих гордо летел между ними. Будто кадр из фильма — бегущие по небу облака, сапфирово-синее небо, льющееся на золото каньона. Как красиво, подумала Амти.

Она вышла встретить их, обняла Эли, а потом Яуди.

— Вы в порядке?

Яуди сказала:

— Да, но я некоторое время думала, что ты умерла. Это меня смутило. Как ты?

А Эли отвесила Амти смачную пощечину, от которой надсадно зазвенело в ухе.

— Ты идиотка!

— Ты же сама сказала мне идти!

— Я передумала!

— Но теперь, когда ты жива, — сказал Мардих. — Все в порядке. Правда, Эли?

Он некоторое время помолчал, паря над ними, а потом сказал:

— Вообще-то Эли хотела тебя убить.

— Что? — спросила Амти.

— И это правда, — мстительно сказала Эли. — Дура.

Амти фыркнула. Когда они зашли в пещеру Шацар, уже абсолютно одетый, снова спал. Амти возвела глаза к потолку. Со стороны Шацара это было довольно типичное коварство. Он мог делать простые действия, не просыпаясь окончательно, и разбудить его, если он не видел смысла вставать, не представлялось возможным из-за этих уловок.

Яуди посмотрела на спящего Шацара, на его спокойное лицо, лохмотья рубашки и пиджака, открывавшие раны.

— И этот человек вершил судьбу Государства? Это вот он убивал миллионы людей? Это из-за него вы оказались в канализации? То есть, это определенно тот самый великий человек?

Эли пожала плечами, сказала:

— Ну если Амти не нашла тут нового мужика.

— Это неприлично обсуждать его, пока он спит.

— Неприлично, — сказала Яуди без единой четко читавшейся эмоции. — Убийство людей поставленное на поток в качестве государственного кредо, причем до того, как они что-либо совершили, вот что — неприлично.

Она помолчала, рассматривая Шацара, а потом без злости, без удивления сказала:

— Просто он обычный. Человек из плоти и крови. Как все. Почему он такой же, как мы?

Амти сложила руки на груди и сказала:

— Потому что он и есть как все. Чего вы ожидали? Клубов черного дыма или черепов вокруг?

Эли выразительно посмотрела на горки звериных черепов вокруг, и Амти смутилась.

— В общем, — сказала она. — Неважно.

А потом Мардих с воплем радости, совершенно непредставимым для его старческих связок, торпедой полетел в сторону Шацара. Тогда Амти и поняла, что все это время Шацар не спал. Он просто вытянул руку и поймал Мардиха, как мяч.

— Я так рад, что ты жив! — сказал Мардих неразборчиво. — Я уже и не надеялся.

— Хорошо, — сказал Шацар. Амти не заметила в голосе Шацара ничего похожего на приветливость, однако Мардих явно остался удовлетворен его реакцией. В конце концов, он знал Шацара намного дольше, чем Амти, и, возможно, слышал в его голосе оттенки, которых не улавливала Амти.

Шацар выпустил Мардиха, и тот взвился к потолку.

— Доброе утро, — вежливо сказала Яуди, а Эли фыркнула. Шацар некоторое время молчал и, когда никто этого от него не ожидал, повторил:

— Доброе утро.

Амти и не подумала, что проблемы могут быть не только с тем, чтобы найти Шацара но и с тем, что ему придется взаимодействовать с обществом в лице Яуди и Эли. Амти вздохнула. Их поисковая экспедиция плавно переходила в лишенную плана прогулку. Они нашли Шацара, а что делать дальше никто не знал. Что-то найти, чтобы выбраться, но что, а главное — где? Амти даже не представляла, что именно она ищет. Может быть, Шацара? Однако вот был он, найденный и недовольный.

Они позавтракали синей и сладкой картошкой, по-братски ее разделив, потому как еда в рюкзаке безнадежно размокла после его путешествия в пруд. Через некоторое время Амти услышала мурлыканье и жужжание крыльев. Лягушка следовала за ними.

— Она нас полюбила, — с гордостью сказала Эли.

— Или хочет еще что-нибудь украсть, — добавила Яуди. — Мы назвали ее Вишенка.

— Почему?

— Причина отсутствует точно так же, как у Вишенки отсутствует причина следовать за нами.

Лягушка несмело потоптавшись у порога, вдруг одним прыжком нырнула в золу и принялась в ней возиться. Шацар быстро вытянул последнюю картошку, пока она не подверглась нападению Вишенки, и разломил ее для себя и Амти.

Амти посмотрела на него с недовольством, разломила свою картошку пополам и отдала Эли и Яуди. Шацар явно не воспринял это как руководство к действию, пожал плечами и продолжил завтрак.

Когда Шацар достал сигареты, Эли воззрилась на него с надеждой. Шацар закурил и убрал сигареты. Амти вздохнула. Комфортно себя здесь чувствовали только Шацар и Яуди.

Ну и Мардих, который скакал по золе, оседлав Вишенку. Мучительное молчание затопило все. Наконец, Амти не выдержала:

— Предлагаю пойти дальше. В конце концов, там увеличатся шансы найти то, что мы искали?

— А что мы искали? — спросила Яуди. — Лично я — покоя. И я нашла.

Эли пропела:

— А может нам, как в мультфильмах, нужно найти то, что скрыто в нас самих, и это путешествие не вовне, а вовнутрь?

— Глупости, — сказала Амти. — Нам нужно найти какой-то выход, вот и все. Может быть, портал или артефакт. Не думаю, что у мироздания есть морализаторские функции.

— Кстати, мы взяли воды в пустыню, — сказала Эли. — Похвали нас.

— Интересно, Вишенка понравится Шайху?

— Ты что хочешь забрать ее с собой? — спросила Амти. — Но если это разрушит пространство и время, схлопнув наши миры в единую точку с бесконечной плотностью?

— Да, — сказала Яуди. — С одной стороны. С другой стороны, если не разрушит, Вишенка могла бы воровать для нас еду, если дела будут идти плохо.

Амти задумчиво взяла Вишенку на колени и принялась отряхивать ее от золы. Шацар посмотрел на нее с брезгливостью.

— Ладно, согласна, она действительно настолько милая, чтобы попробовать, — сказала Амти. — А мы? Мы идем дальше, исследуем этот мир, чтобы найти выход. Кто за?

Яуди и Амти подняли руки, Мардих поднял крыло. Шацар остался сидеть неподвижно.

— Кто за то, чтобы заняться самопознанием? — спросила Амти.

Эли сначала со скучающим видом подняла руку, потом сказала:

— Не, я все же передумала. Я за то чтобы идти куда-нибудь, так хоть не скучно!

Амти снова посмотрела на Шацара, который оставался таким неподвижным, будто решил окончательно слиться с остановкой. Не обращай внимания на коммуникацию, и она уйдет.

— Хорошо. Четверо за, один воздержался, — постановила Амти. Она понятия не имела, как сделать комфортнее пребывание Шацара в обществе, пусть и таком маленьком. — Выдвигаемся.

Пожитков у них практически не осталось, поэтому стоило озаботиться едой на вечер. По крайней мере, у них были вода и огонь.

Они шли по дну каньона до тех пор, пока не вышли к настоящей пустыне с безбрежными волнами песка, поднимающимися от каждого порыва ветра.

— Откуда ты пришел? — спросила Амти. Шацар с уверенностью махнул рукой влево, и Амти кивнула. Они направились вправо. Было очень жарко, и чтобы отвлечься, они играли в "что ты имеешь в виду?".

Песок под ногами был горячий, однако не обжигал. Жарко тоже было довольно сильно, однако, не смертельно жарко. Амти чувствовала здесь подвох. Неужели пустыня в тестовой версии мира была местом более милосердным?

Сомнительно, потому что они не встретили ни единого животного. Даже маленькие скорпиончики надежно спрятались или вовсе никогда здесь не жили. Они шли через море мягкого песка, шуршащее от движения воздуха. Песчинки терлись друг о друга, этот непрестанный, непроходящий звук нервировал Амти. Он отчего-то напоминал ей ток воды.

Амти сказала:

— Прострация.

— Это геометрическая фигура? — спросила Эли.

— Нет, геометрическая фигура это трапеция, — сказала Амти.

— Это то, что ты сейчас испытываешь? — предположила Яуди.

— Да, — ответила Амти. — Твоя очередь.

Яуди надолго задумалась, в итоге она сказала:

— Люстрация.

— Это мебель? — спросила Эли. Амти толкнула ее в бок. Она прекрасно понимала, что Эли осведомлена о значении каждого слова, ей просто забавно строить из себя дурочку.

— Ты просто не хочешь водить? — спросила Амти.

— Не хочу, мне лень что-то иметь в виду.

Амти помолчала, потом сказала:

— Люстрация — лишение определенных категорий людей части гражданских прав.

Яуди помолчала, почесала Вишенку под горлом, чем вырвала из ее глотки еще немного нежного мурчанья, и сказала:

— Нет. Я имела в виду этичный способ устранять Инкарни.

— Но это не значение слова!

— А мы играем не в эрудита, — сказала Эли. — А во "что ты имеешь в виду?".

— Какая-то бессмысленная игра, — сказал Мардих, чем никого, разумеется, не примерил. — Она нужна, чтобы вы точно поссорились?

— Нет, — сказала Яуди. — Это игра для лицемеров, которые не могут высказать свои убеждения кому-то в лицо.

Шацар, все это время не сказавший ни слова, и на этот раз смолчал.

Некоторое время они шли молча, а потом Яуди сказала:

— Геноцид. Преступления против человечности. Массовые казни. Резня. Смерть. Смерть. Смерть.

Все это она сказала очень спокойно, а потом, прежде чем Амти успела среагировать, так же спокойно добавила:

— Неужели вы думали, господин Шацар, что мне не захочется вас об этом спросить?

Шацар шел молча, иногда он потирал друг о друга пальцы, будто пробовал на ощупь воздух. Пески переливались из золота в красное, одно лишь небо над ними оставалось в неподвижной синеве. Изредка вверх взвивались пустые, сухие, безнадежные растения.

В конце концов, Шацар сказал:

— Однако, я думал, что об этом спросит Эли. Для нее этот вопрос казалось бы актуальнее.

Эли мотнула головой, потом фыркнула с презрением:

— А я все понимаю.

— Хорошо, — сказал Шацар, будто это понимание действительно его устраивало, а может быть даже и радовало. Еще некоторое время они шли молча. Амти и Мардих совершенно одинаково повесили головы. И Амти с точностью знала, что чувствует в этот момент бедный, старый сорокопут.

Тяжело любить кого-то, кто причиняет миру столько боли. Тяжело и страшно. И совершенно точно никто этого не поймет.

— Но правда, — продолжила Яуди. — Я не могу понять. У меня в голове не укладывается. Вы ведь тоже — Инкарни. Это ваш народ, который вы предали. У вас ведь тоже когда-то были семья, друзья, господин Шацар.

В тоне Яуди не было никакого морализаторства, она просто пыталась понять. Шацар пожал плечами, потом сказал:

— Со всей очевидностью какая-то семья у меня была.

Эли хихикнула. Амти сказала:

— Ты уверена, что тебе правда нужно знать ответ?

Он не будет хоть сколько-нибудь разумным, Амти знала. Но Яуди сложила руки на груди, даже едва не навернулась в горячий песок.

— Да, мне нужно знать ответ. Почему человек может быть и таким. Почему человек, способен причинить другим столько боли? Зачем? Вы ведь даже не злой, в вас даже этого нет. Это абсурдно.

Яуди и Шацар выглядели так, будто решают какую-то сложную задачку. Амти неожиданно подумала, что в чем-то они все-таки похожи. Шацар облизнул пересохшие губы кончиком языка — движением вовсе ему не свойственным. Он сказал:

— Потому что это легко. Была Война, и сделать это было легко. Именно тогда и именно с Инкарни. Потому что люди были к этому готовы. Не такие люди, как я. Обычные люди. И такие люди как ты, в том числе. Что-то я не сталкивался с организованным сопротивлением Перфекти, дочь света. Я не слышал голосов тех, кто не был готов убивать. У меня бы ничего не получилось без вас всех. Без ваших родителей, знакомых, друзей. Очень легко сказать, что я один ответственен за все. Что лично я расстреливал всех этих невиновных, хоть ты и забываешь, что только до поры до времени невиновных, людей. Но я не делал этого лично. Очень сложно понять, что делаешь что-то неправильное и плохое, если не видишь крови. Правда? Все эти люди, которые никогда не видели крови, восемьдесят миллионов, молча согласились с тем, что на земле есть люди, недостойные жить. Вот тебе ответ на твой вопрос. Тезис: Я сделал это, потому что это было легко. Встречный вопрос: Почему с этим согласились остальные? Почему это, в конце концов, было легко? Почему ты не протестовала? Почему жила обычной жизнью?

— Я была бы мертва, если бы протестовала.

— То есть, ты больше боишься быть мертвой, чем содействовать убийствам.

— Но это была бы напрасная жертва.

— А если бы было восемьдесят миллионов напрасных жертв? Хотя бы пятьдесят. Что ты думаешь об этом?

Яуди надолго замолчала. Она взяла у Эли бутылку с водой, смочила губы. Они брели под палящим, жарким небом, и у Амти не было сил думать о том, что было бы, найдись в Государстве люди, по-настоящему желающие спасти Инкарни, не являясь при этом Инкарни. А что было бы, будь их много? Наверное, гражданская война. Новая Война. Наверное, Шацар бы все равно победил. Очень просто сказать себе, что все безнадежно.

— Да, — сказала Яуди. — Вы правы, господин Шацар. Но восемьдесят миллионов человек не на вашем месте. Вы не молчаливый соучастник, вы — убийца.

— Убийство в том смысле, в котором ты его употребляешь разделено во времени и пространстве. Я отдаю приказ, но спускают курок другие люди, а ловят жертву — третьи. Я не исполнитель, если ты об этом.

Но Яуди сказала неожиданно резко:

— Это софистика. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю. Лучше всех понимаете. Лучше всего понимаете. Отвечайте. Как вам на вашем месте?

— Мне, — сказал Шацар. — Терпимо. Я ничего не чувствую.

— Но вы не можете ничего не чувствовать! Это невозможно! Даже я чувствую! Вы сейчас сказали, и я все чувствую! Как вы можете не чувствовать ничего! Как вы можете прятаться за словами и фразами, которые ничего не значат! Это бред! Так просто не может быть!

Никогда Амти не слышала, чтобы Яуди на кого-то орала. Она даже на Шайху не орала, а уж он способен был вывести из себя и вовсе кого угодно. Шацар в ответ на ее тираду только пожал плечами.

— Но нет, вы должны, в глубине души вы должны...

— Стоять! — резко сказал Мардих. — Предлагаю обсудить это где-нибудь в другом месте. Бежим! Бежим!

Он резко спикировал вниз, и сказал:

— Впереди скелеты! Море скелетов!

Амти встала на цыпочки, и все равно не смогла увидеть ничего за барханами песка.

— Слушай, — сказала Эли. — У меня есть слово для игры. Паранойя. Тупое ожидание того, что что-то за километр от нас может нас съесть.