Гарри Поттер и древнее проявление

С телом все в порядке, но что происходит с душой?

В груди Альбуса возникло такое чувство, словно на нее надавили, а сердце сжало спазмом. В голубых глазах вспыхнула необъяснимая для него же самого опасность. Тревога. Хотелось оторвать взгляд, разорвать связь, созданной рукой. Сила вытекала бесконтрольно, словно голодный вампир глотал жизнь жадными порциями из Альбуса. А спрятанный под веками пустой взгляд Гарри удерживал его, не давая разорвать контакт.

Он опять почувствовал отклик жизни! Снова ощутил прикосновение разума мальчика. И как всегда сильнее, ярче, чем в предшествующий раз. Словно собственный разум с каждой новой попыткой глубже проваливался в океан безумия.

"Гарри!.."

Мальчик на этот раз был не один.

В следующее мгновение он услышал смех — высокий, вызывающий, ликующий хохот, полный триумфа и застарелой злобы.

"Непризнанное божество! Он мой!"

Теперь Альбус мог достаточно близко видеть свет рубиновых глаз. Они не имели ни белков, ни зрачков, лишь тысячи бесконечных плоских граней, на которых играли миллиардные отражения света звезд, галактик, бесконечности...

Свет бурлил в них, словно лава. Истощал холод полярных льдов, безбрежного космоса. Смертельное свечение гибельных болот. Смертельная смесь, будоражащая страх, от которого не грех обмочить портки, да хоть панталоны Мерлина.

Лоб покрылся жаркой испариной. А внутри наоборот — холодело.

Альбус пересилил себя, буквально вырывая руку. Глаза в последний раз вспыхнули в его сознании, воспламеняя пространство вокруг себя. Языки пламени закружили зловещим сиянием. И сразу же растворились.

"Смерть..."

"Мы встретимся, хотевший стать божеством".

Старик разом осунулся. Тихо прошептал:

— Так оно и будет.

И не сказав больше ни слова, не бросив на мальчика взгляда, побрел прочь из комнаты. И правда, с Гарри теперь будет все в порядке. Несомненно.

Вышел из дома, который располагался на одной из центральных улиц Лондона. Маггловской улице. Сейчас Альбус бы все отдал, чтобы оказаться частичкой этого мира. Простым человеком, не знающим о магии и, в особенности, не заглядывающим в многогранник бытия, не посвященным в таинства смерти.

Он шел по тротуару без какой-либо маскировки. Не обращал внимания на пораженные взгляды людей, всегда молчавших ему в спину. Они провожали взглядом его развивающуюся на ветру длинную серую мантию и разметавшиеся белые волосы и бороду. И не было на губах магглов презрительных ухмылок, а в глазах не царило не имеющей никакой силы равнодушие. Скорее сочувствие. Беспричинное, непроизвольное, бесформенное, но осязаемое сочувствие.

Альбус оторвался от своих мыслей. Оказывается, он уже долгое время стоял у перехода.

"Куда я, собственно? Я не принадлежу себе. Миру, но не себе".

И вот сейчас его снова ждали. Например, в школе. Например, Гермиона Грейнджер. Альбус получил тревожное сообщение от Минервы...

Он чувствовал, что на самом деле надо спешить. Но прежде ему захотелось перейти дорогу. Даже подавил желание сделать это на красный свет, словно обычный человек, спешащий куда-то.

Светофор долго не хотел менять свой сигнал, но вот нехотя зажегся зеленый. Альбус ступил на переход. Не успел он сделать и трех шагов, как внутреннее чувство опасности заставило остановиться, посмотреть направо. Помигивающая двумя светящимися кругами железная морда неслась на большой скорости прямо на него. И издавала неприятный вой.

Альбус некоторое время стоял неподвижно, словно стиснутый неведомой силой.

"А что если?.."

На мгновение он услышал безумный скрип тормозов.

"Нет".

Закрыл глаза. Свет и дорога стали казаться не более чем рисунком на черном фоне, на который он накладывал другой. И последний превратился в фон, заполняя разум, поглотил, потащил его куда-то вниз. Тьма изливалась сквозь солнечный свет, словно лучи ночного мрака.

А когда открыл глаза, то стоял уже не в центре Лондона, а посреди темного леса.

"Совсем плохой стал".

Альбус прекрасно знал, куда он попал. В Запретный Лес, однако, хотел изначально переместиться прямиком в свой кабинет. Наверное, все-таки сказывалась усталость, накопившаяся от забот навалившихся проблем и, несомненно, сказывалось, что он уже не спит какую неделю. Заклинания уже плохо работали. Да еще, сколько жизненных сил подарил мальчику. Даже камни стареют...

Но сейчас он был даже благодарен собственной ошибке. По крайней мере, у него есть время обдумать, что он собирается делать со старостой Гриффиндора. Не вмешиваться в ее состояние было уже нельзя. Девочка была на краю...

Для всего магического мира Гарри Поттер сильно болен. Найдутся, конечно, те, кто не верил ни слову статьям в газете. А их писал-то сам Альбус — министр совершенно не возражал этому. Даже наоборот. Альбус всегда находил объяснения возникающим нестыковкам. Например, почему Гарри Поттера не поместили в Св. Мунго. Глава Хогвартса объяснял это спокойно и обоснованно: его держат в секретном месте, иначе не обеспечить соответствующий уровень безопасности. А каждая новая статья дополняла оптимизма. Что скоро мальчик окончательно поправится.

Конечно, нашлись и те, кто пользовался ситуацией, распространяя по миру еще большую сумятицу и обреченность.

В любом случаи, правду знали единицы. В том числе, и несчастная девочка. Она увидела многое. Но не было никакой возможности у Альбуса вмешаться в ее память. Не при таком ее состоянии. Он даже не предполагал, какая связь вспыхнула между юными волшебниками. Крепкие магические узы, так и подмывающие назваться любовью. Но что-то более древнее и сильное.

Альбусу даже казалось, что мисс Грейнджер знает или чувствует нечто такое, о чем он сам или Николас даже не догадываются. Она с таким упором при первом разговоре твердила, как заведенная, что директор ее обманывает. Гарри умер бесповоротно. Она знает это лучше его! И этот взгляд, Альбус уже видел подобный. В глазах Гарри, когда тот узнал всю правду.

Но тут было и иное. На мимолетные мгновения во взгляде карих глаз рождалось нечто такое, что после оставляло бесконечное ощущение леденящего ужаса. А укоряющий холод в глазах, словно оковы, заставлял почувствовать странную слабость, будто ты растекаешься в нечто желеобразное. И тоска...

Альбуса передернуло от воспоминания. Глубже закрадывался страх перед каждой новой встречей с мисс Грейнджер.

Всегда появлялась мысль, что необходимо попробовать исследовать девушку, прочувствовать ее ауру, снять слепок ее глубоких мыслей. Но времени катастрофически не хватало...

"Все летит в тартарары".

— Ты похож на мертвеца, что бродят тут в непроходимой тьме леса. — Голос раздался за спиной Альбуса, из непроглядной тьмы, рожденной великанами-деревьями.

Старик остановился. Сказал не оборачиваясь:

— Тебе сказали об этом звезды, Флоренц?

— Это поведали мне мои глаза. Немногие смельчаки отважились отправиться туда. Назад вернулись далеко не все.

— Ты это серьезно, Флоренц? Мертвяки в магическом лесу? — в голосе Альбуса зазвучала странная тоскливая серьезность.

— Да.

— И твои сородичи не поступили как всегда? Не решили по-хорошему, сделав ноги?

— Нет. В небе висит проклятие, от которого не укрыться никому. Помоги нам, великий из людей. Меня прислали к тебе за помощью, если для тебя что-то значит странная дружба между нами. Я предполагал, что встречу тебя здесь.

— Флоренц, я похож на божество? — усталая ирония в голосе.

— Нет, но ты устал. Усталость — нормальное состояние для людей. Прожитые беспокойные годы давят на твои кости.

— Я знаю. Но тут не территория людей, и она огромна. Я бессилен.

Альбус вздохнул и продолжил свой прерванный путь, так и не обернувшись. Он устал. Смертельно устал, а впереди его ждали новые заботы.

— Ты откроешь мне ворота в замок, когда я приду? — судя по голосу, Флоренц бесшумно следовал за ним.

— Да. Как и любому другому, кто придет с миром.

— Помни! — торжественно заговорил кентавр. — Ты всегда представлял себя камнем. Словно свидетель всему — голосам людей, крикам птиц, плеску волн и шелесту листьев. Но даже камни не вечны. Все превращается в прах и из праха же воскресает. Жизнь — вот единственно вечное явление.

Альбус остановился вновь. Но больше Флоренц ему ничего не сказал. Почти минуту старик о чем-то размышлял в клубившейся тишине, потом вздохнул и, покачав головой, поспешил в школу.

* * *

Гарри смотрел в потолок. Думал. Хотя, наперво, он с трудом заставил себя размышлять последовательно и логично.

Очнулся он на большущей, широченной кровати. Белоснежные простыни холодили кожу. Голова глубоко утопала в мягкой подушке.

Когда он осознал себя и осмотрелся, после того как отпустил ужас реальности случившегося, ему показалось, что снова попал в какое-то иное измерение, не имеющее по отношению к реальному миру, точнее, в котором он родился (Гарри помнил намеки Смерти, что миров-то много), ничего общего. Комната была правильной цилиндрической формы. Стены обрамляли обои, лучащиеся красными оттенками. Дизайнер сказал бы — цвет "бордо"; винодел — цвет вина из Бордо; алхимик — цвет антоциановых соединений. Гарри не имел ничего общего ни с одной из упомянутых профессией (к алхимии это относилось особенно ярко). Для него обои были просто нереально красивого оттенка, что художественно подчеркивалось замысловатым орнаментом, рельефно выступающим на них. Прекрасный старинный стол стоял в центре комнаты. Три стула с высокими спинками толпились рядом с ним, словно еще храня память о сидевших на них людях. Книги в кожаных переплетах дремали за стеклянными дверцами высокого шкафа, стоявшего у стены. Окно в обрамлении красных бархатных занавесей...

Гарри поспешил тогда провести руками по лицу, взъерошить волосы пальцами, прижал ладони ко лбу, к вискам, к щеке. Затем, сдернув легкую простынь, осмотрел себя. Исследовал свою наготу. Погладил ладонями грудь и живот, дотронулся до мужского достоинства. Все на взгляд и на ощупь не изменилось. Даже шрам на щеке никуда не исчез.

"Так, уродом не стал", — пронеслась радостная мысль, словно отметив некоторый пунктик в вымышленном свитке.

Дальше он совершил то, что любой человек сделал бы в последнюю очередь, побывав у Смерти. А дантист пришел бы в исполинский ужас. Гарри вцепился зубами в простыню и резко дернул, пытаясь порвать. Она оказалась мягкой, но прочной. Передние зубы слегка заныли. На вкус простынь была не вкусной, но приятной на запах. Повеяло ромашками — кто-то усердно пропитал простыни их запахом...

Или же аромат стал его спутником. Или сам Гарри превратился в его раба. Запах сразу взбудоражил воспоминания. Первая поездка в Хогвартс-Экспрессе. Встреча с будущими друзьями. С Гермионой.

Поле с ромашками...

Он чуть не завыл в голос, отбрасывая простынь на пол. Кстати, тот был устелен ворсистым ковром. Человек знающий, сразу бы отметил, что хозяин комнаты знает толк в Востоке!

Гарри раскинул руки по сторонам, раздвигая слегка ноги. Сам не догадываясь, образовал собой рисунок "Витрувианского человека". Так он хотел охладить поднявшееся возбуждение тела. И сосредоточив взгляд на белом потолке, попытался подумать. Где он в данный момент находился, его уже мало волновало.

Правда, размышлять спокойно долго не удалось, смятение наступило очень быстро. Привычно поднялось давнее и, казалось, обретшее новую глубину желание: потолковать с Остроухом о том, что тревожило сейчас душу. Но где теперь дьякот?

Гарри осторожно позвал друга. Совершив несколько попыток, так и не раздалось родное урчание и непременно бы последовавшее за ним замечание. Дьякота в этой комнате не было. "Ушел, бросил или что-то случилось с ним?" — заунывно затеребили мысли.

Найти тем для беседы сейчас можно было бы много. Предстояло разобраться во многом. И без дьякота это казалось делом весьма затруднительным.

Кто-то серьезно во всем происходящем фальшивил.

Все то, что он пережил — мороком не было. Гарри знал, что произошедшее — правда, не вымысел помутненного рассудка, оказавшегося на краю, у смерти. С этим соглашался внутренний огонек, мол, я тебя никогда не бросил бы, лишь мир мертвых нас способен разлучить. И сознание теребила настойчивая мысль: "Ты должен выбирать". А если откажется выбирать, то сделает себе еще хуже. Обязательство, наложенное на него, гораздо сильнее, чем магический контракт, он заключил сделку с миром мертвых. И в любой момент он может услышать зов, словно взывающий к настоящему твоему имени и не можешь не откликнуться.

В любом случаи, ему придется выполнять миссию. А если нет...

Он просто знал это.

Гарри сразу объяло мелкой дрожью, стоило, закрыв глаза, представить себе красное свечение. Нет, конечно, Смерть найдет, как заставить выполнять ее волю. Гарри, правда, сейчас не подумывал о том, чтобы противиться ей. Только ведь страшно. Уж больно многое от него зависело.

Кто-то серьезно во всем происходящем фальшивил.

Смутное сомнение прорывалось сквозь нестройные ряды мыслей, кричало, предупреждало о чем-то. Гарри не мог, не умел сейчас его расслышать. Что не так? Слишком долго его морочили, слишком через многое заставили пройти, слишком многое заставили пережить. Ради чего? Чтобы он выбрал путь мессии? Нелепое звание сорвалось само.

Гарри помотал головой, пытаясь "раскачать" свой разум, сбросить с него оцепенение. Эх, и Остроуха нет.

Гарри никак не мог связать узнанное с тем, что предлагал ему Дамблдор. Неужели старик не в курсе того, какие силы пронизывают мир, какие магические заварушки намечаются? Если судить по тому, что он всегда рассказывал, то директор неисправимо наивен, либо слепец.

Или... молчит, укрывает.

Сила любви, сила дружбы! Где она? Ему Смерть прямо в лицо говорит, что выживание будет оплачиваться жизнью друзей, жизнью любимой. И моментально нет этой силы, сразу оказываясь смертельной слабостью.

Да и заверения старика о том, почему он не хотел обучать Гарри магическим премудростям серьезно и основательно, теперь виделись детскими и необоснованными. Боязнь превратить его во второго лорда — смешно. А вот сила, соизмеримая с Волдемортоской, сейчас пригодилась бы на самом деле.

"А не Волдеморт — тот самый маг, что идет по следу Чаши?"

Гарри стало сразу как-то нехорошо и страшно. Альбус Дамблдор ведь величайший волшебник из ныне колдующих. У кого тогда заручаться поддержки?

"Я не готов", — как ни зазорно, но признаться было необходимо. Ирония судьбы, избранный богами, будучи сам бессмертный — "не готов к уготованному" пути и слаб.

До уха Гарри донесся легкий звук открывающейся двери. Кто-то вошел, но сделав пару шагов, замер.

Он нехотя приподнял голову над подушкой и посмотрел на посетителя. И встретился с расширившимися глазами Тонкс. Чародейка, словно увидев в его взгляде нечто страшное, попятилась от этого удара, невольно вскинула руки, точно пытаясь защититься.

Гарри, опомнившись, потянулся за простыней, пытаясь скрыть свою наготу.