Сиреневый Черный-4. Дракон и пепел

— Убей его, понял?!

— Понял, понял, — обрадовано закивал великан, вынимая из ножен меч светлой стали.

Поймав отдаленную вспышку огня, клинок блеснул глянцевой гладью дорогого металла. Фиро с досадой взглянул на свое оружие — сейчас бы его мечи пришлись как никогда кстати. Ну да ничего, придется биться тем, что есть.

Шайя двинулся вперед нарочито медленно и неуклюже. Фиро почувствовал, как от великана волной пришел резкий, неприятный запах: пахло мясом и гноем, словно от запущенной открытой раны.

Размышлять о запахах долго не пришлось. Несмотря на кажущуюся медлительность, Шайя сделал резкий выпад. Свистнула сталь, стремительно сверкнула, распустилась снопом огненных искр, остановленная мечом Фиро. Тот выругался про себя — на тусклом лезвии его "приемного" меча осталась глубокая зазубрина. От второго удара в напряженную руку пришла судорога покореженного оружия — клинок покосился относительно рукояти, погнулся, вновь скрестился с сияющим мечом Шайи и развалился напополам. Отшвырнув бесполезный обломок в сторону, Фиро увернулся от пары стремительных выпадов, а потом, скользнув под вражеским клинком, прыгнул на противника.

Огромный Шайя сильно превосходил в росте — почти на две головы. Фиро, как рысь, запрыгнул ему на спину и изо всей силы ударил в темя кулаком. Он не рассчитывал убить старого знакомца, надеялся хотя бы вырубить, чтобы получить минутное преимущество и возможность спланировать бой дальше, но кулак неожиданно легко пробил великану голову, будто то была и не голова вовсе, а прогнившая напрочь старая тыква...

Фиро отскочил от могучего врага и застыл в нескольких шагах, с удивлением наблюдая, как Шайя роняет на землю меч, медленно, тяжело заваливается на сторону, падает, утыкается лбом в землю и из разбитого черепа его расползаются по сторонам перепачканные кровью и слизью жирные белые опарыши. Запах гнилого мяса заполонил все вокруг, потекли и впитались в сухую почву желтые ручьи вонючего гноя.

Отчетливо и глухо, словно рассерженная собака, зарычала Клодия. Ответом на этот рык стал резонный вопрос Фиро. Он прозвучал громко, заставив сражающихся неподалеку людей замереть, с воздетым к небу оружием:

— Это и есть твое хваленое бессмеритие? Скажи, Клодия, неужели черви, жрущие изнутри вашу троицу стоили всех принесенных жертв?

— Это ошибка! Ложь! Нет никаких червей! Просто слабоумный Шайя забыл обработать полученную на охоте рану, вот и развел мух в безмозглой башке. Неужели ты наивно полагаешь, что во мне...

Договорить она не смогла, согнулась пополам, заходясь разрывающим горло кашлем, закрыла руками рот, а потом, оторвав их от перекошенных, покрытых пеной губ, уставилась на ладони взглядом остекленелым и безумным. На гладкой ухоженной коже ошалело вертелся белый опарыш.

— Ты давным-давно сгнила изнутри...

— Нет! Все чушь, ерунда! — колдунья отшвырнула червяка в сторону и яростно сжала кулаки. — А еще, это ничего не меняет. Я одолею тебя и свору безумцев, решивших променять спокойную жизнь под моим началом, на сомнительные бунты. Я проведу новые ритуалы и найду новых приспешников. Я залью эту землю кровью и омоюсь в ней, чтобы стать еще моложе, прекраснее и сильнее... — моментально стерев с лица все признаки нервозности, Клодия тяжело выдохнула и добавила. — Ладно, народный герой, битва в разгаре, а я что-то опять заскучала. Ты ведь, кажется, водил дружбу с некромантами? Говорят, забавные вещи они творить умеют. Знаешь, я тоже решила попробовать — благо, для мага моего уровня, эта наука совершенно нехитрая.

Поймав прямой, чуть насмешливый взгляд колдуньи, Фиро ощутил, как в груди холодными камнями перекатились нехорошие предчувствия. Тем временем Клодия звонко щелкнула пальцами. Костяной, резкий звук утонул в световой вспышке нового призыва. Ответом ему стал переливчатый звон погребальных бубенцов. Такие обычно пришивали на одежду покойников, умерших "нехорошей" смертью — тех, кого убили, или тех, кто убил себя сам.

Не дожидаясь, когда призванный явится, Фиро приблизился к распростертому в кроваво-гнойной луже Шайе и подобрал лежащий возле хозяина меч. Он поднял огромный клинок двумя руками и уставился на темную фигуру, возникшую из ниоткуда рядом с паланкином Клодии.

— Узнаешь? — колдунья кивнула на воина, явившегося по ее приказу.

Фиро стиснул зубы, стараясь не подать вида, что он узнал мертвого пришельца: по дорогой одежде, по слабому запаху, чуть пробивающемуся сквозь прогорклый дух тлена, по осанке, по силуэту. Лицо пришельца скрывала шляпа с длинной черной бахромой, и Фиро был рад, что не видит того, что прячется за ней. В голове призрачным хороводом пронеслись воспоминания десятилетней давности, а за ними, глубже, полустертые остовы поблекших детских воспоминаний. Обида и зависть, ревность и обреченность, что никогда не станешь лучше — никогда не обойдешь на повороте того, кто родился первым, стал первым и остался первым во всем...

Фиро был готов сразиться с любым из колдовских чудищ Клодии, с целой армией ее соратников, с нею самой, коварной, жестокой и подлой, готовой бить в спину и отводить глаза, но только не с собственным братом.

— Айзе, это ты? — позвал он в непроизвольной надежде на ошибку, понимая, что обманывает себя, пытаясь подвергать сомнениям очевидное.

Мертвый воин не ответил. Медленно приподнял шляпу, скользя по лицу младшего брата матовыми глазами, затянутыми бледной пленкой. В этом взгляде не было ничего: ни ненависти, ни ярости, ни агрессии — лишь холодная черная пустота, какая бывает в подернутой первым льдом полынье.

Шляпа вернулась на место: шевельнулись и затихли длинные ленты бахромы. Воин замер, как статуя, отчего начало казаться, будто время вокруг него остановилось, провалилось в бездонные колодцы скрытых белесой мутью зрачков.

Фиро ждал. Его внешнее спокойствие обмануло бы многих, но не Клодию. "Чутью портовой девки завидуют ищейки" — так сама она заявляла ни раз, вовсе не стыдясь, а даже напротив, кичась собственной бесстыдной биографией. И теперь она торжествовала, несмотря на копошащихся внутри, ставших вдруг ощутимыми опарышей. Несмотря на осознание скорого конца, она ликовала, упиваясь чужой болью. Она знала, что творится на душе у Фиро и выжидающе смотрела на его руки, сжимающие рукоять меча: дрогнут... должны дрогнуть! Но ожидаемого не произошло, и колдунья, разочарованно дернув верхней губой, отдала мысленный приказ своему мертвому слуге: "Убей"...

Меч Шайи, весь глянцевый и гладкий, как кожа морской твари, предательски скользил, норовил вывернуться из рук, словно желал отомстить за своего погибшего хозяина. Оживший Айзе двигался стремительно — черный ветер исходящий проблесками ледяных молний. Каждый выпад, как порыв, каждый удар — словно вспышка. Сила: у бьющего по наковальне молота не имелось и половины той, что раз за разом обрушивалась на Фиро. Невероятная скорость и бесконечная сила — недостижимая детская мечта, вечная гонка за идеалом, который всегда будет впереди — при жизни и даже после нее...

Только Фиро не собирался уступать. Это был шанс взять свое, чтобы поменять, наконец, опостылевшие приоритеты. Не для того он провел столько лет в забвении, не для того вернулся к жизни — не для того, чтобы проиграть, пусть даже противником стал Айзе. Айзе, которого он с детства считал недосягаемым идеалом, непобедимым бойцом; превзойти которого всегда желал, но никак не мог...

Происходящее казалось сном, абсурдным и страшным. Сном, где явь смешалась с вымыслом, а представление с реальной жизнью. Посреди главной площади Паны простой люд и зажиточные домовладельцы дружно сражались с войнами ненавистной потрошительницы; на пепелище, оставшемся от костра, свора мифических чудовищ терзала живую гору, увешанную частоколом костяных рогов — демонического вепря, а в центре всего этого безумия сражались двое. И эти двое не замечали ничего вокруг...

Только один человек не желал принимать участие в смертельном спектакле. Бернадет. Некоторое время она находилась поодаль, благоразумно укрывшись за подводами с хворостом, потом, решив, что удачный момент настал, тронула коня и спешной рысью направилась в ближайший переулок. Мечница думала, что сумеет сбежать незамеченной, но ее побег не ушел от зорких глаз товарки-колдуньи. Клодия не могла покинуть своего места — мертвый Айзе в любой момент мог выйти из-под контроля. Чертыхнувшись и осыпав бесчестную соратницу всевозможными проклятьями, она ухитрилась послать в спину предательнице стремительную волну силы. Колдовской удар пришелся по ногам рысящей лошади, та рухнула наземь и забилась, оплетенная паутиной слепящих молний. Удовлетворившись результатом, Клодия отвлеклась . Это и спасло Бернадет. Понимая, какой ценный шанс ей выпал, она стряхнула с себя обжигающие остатки магического огня и поспешила скрыться среди улиц...

Колдунье уже не было до нее дела. Внимание вновь приковали сражающиеся братья — мертвый и живой. Лихорадочно отслеживая каждый удар, каждое стремительное движение, каждый выпад, она ждала поражения Фиро, и длительность такого ожидания начала приводить ее в ярость. Наконец госпожа-благодетельница не выдержала, заорала во всю глотку:

— Да, падай уже! Хватит! Тебе не выстоять никогда. Ты сам был мертвым, и прекрасно знаешь — зомби не устают. А ты устал. Устал! — она истерично расхохоталась и, подавившись пробившимся изнутри болезненным кашлем, сплюнула на землю кровью, ошалело взглянула на алое пятно и добавила тихо, словно успокаивая саму себя. — Я-то выживу, и не в такие времена выживала, а ты умрешь, обязательно...

Она бормотала что-то еще, но в голове неожиданно раздался голос. Надрывный, горестный, полный печали и боли он монотонно и жутко напевал незамысловатую мелодию. Клодия впилась пальцами в виски, заскрипела зубами, интуитивно отыскивая источник звука. Заунывный, нереальный звук тянулся издалека, путался среди тесных улиц Паны, надрывался, угасая, после чего снова взрезал нервы резкими перепадами скорбных нот. Это был зов. Сообразив, от кого он исходит, колдунья собрала все силы и вытурила его из головы. "Нет!" — запротестовала мысленно, обращаясь к неведомому источнику душераздирающей песни; "...за тобой" — мелькнул в голове короткий обрывок ясной фразы и растворился, растворившись в звуках боя.

* * *

Серый лес расступился, пространство прорвалось лавиной запахов и звуков. Кричали люди, рычали и выли какие-то твари. Голоса некоторых из них напоминали раскаты далекого грома. В легкие ударил едкий запах дыма, но его перекрыл отчетливый дух крови...

Таша затаила дыхание и тут же взяла себя в руки, понимая, что паника — худшее, что может помешать ей сейчас. Аккуратно, стараясь отрешиться от происходящего и выкинуть из головы шум сражения, девушка коснулась рукой рунного камня. Силовая нить зажгла древние символы, засочилась светом, натянулась струной и с гулом отпущенной тетивы рассекла лес напополам. Словно ровные срезы разделенного надвое каравая, разошлись по сторонам плоские картинки с призрачными деревьями, окончательно потеряли напускной объем, побледнели, стали тусклыми и схематичными.

Между половинами морока рыжим высветилась полоса живой травы, увенчанная черной аркой ворот. Пара минут, и под ней проступили силуэты спешащих к хозяйке псиглавцев. Следом показались размытые фигуры Учеников с лошадьми в поводу. Они быстро обрели четкость, двигаясь сквозь дрожащий от марева, живой воздух. От этого колыхания границы "разрезанного" морока начали вибрировать и медленно растворяться, повисая над землей невзрачными клочками серого тумана. Освобожденная от тяжких чар трава заколыхалась на ветру, будто обрадовалась внезапно возвратившейся свободе.

— Надо спешить, битва в разгаре, — прислушался к шуму Фрэдрик и ободряюще стукнул Ташу по плечу своей ручищей.

— Да, — коротко ответила та, чуть пошатнувшись, но не от дружеского хлопка силача, а от резко нахлынувшего страха...

Этот неконтролируемый, предательский страх подло и стремительно сковал тело, словно пущенное исподтишка заклинание моментального обледенения. Ноги сразу стали ватными, призрачно-неощутимыми, будто сами обратились в только что развеянный морок. Руки утратили твердость, повисли плетьми, подчиненные страху, ужасу — что же будет... Что будет, если вдруг она не успеет?

— Эй, ты чего? — ощутимый тычок в бок от Шагрэя вернул ощущение реальности.

— Нет времени на раздумья! Вперед! — громкий оклик Криспэлла подействовал, словно ледяной душ.

Таша тут же встряхнулась, поспешно забралась на лошадь и от души дала ей пятками в бока. Резвую принийскую кобылу не нужно было просить дважды: задорно брыкнув задними ногами, она рванула с места в карьер и словно золотистая молния понеслась к омытым степной травой окраинам Паны.

Все происходящее дальше казалось бешеной гонкой. Некроманты галопом влетели в Пану, пронеслись по улицам, заполненным народом. Под лошадиными ногами завивался спиралями густой дым. Таша ощутила новый приступ страха — невообразимого, смертного холода, от которого мигом заледенели внутренности, и сердце будто остановилась. Она не знала, что костер, на котором должны были сжечь Фиро, давно потух, а чад и дым исходят теперь от иного пожарища — жители Паны подожгли особняк Клодии, и теперь он пылал: трещали камни, с грохотом падали перекрытия, свистело, завиваясь вокруг балюстрад и скульптур, задорное пламя.

Наконец вереница улиц открылась площадью. Бой был в самом разгаре и казался обрывком безумного сновидения: остервенело сражаются люди, в воздухе и на земле мечутся невиданные твари, а посреди всего действа сражается с живой горой огнедыщащий дракон. И пепел, пепел оседает кругом, скрывая под невесомой пеленой тела поверженных и густые потеки бурой крови.

Лошадь под Ташей высекла подковами искры из брусчатки, споткнулась о распростертое на пути тело и рухнула на бок. Девушка успела высвободить ноги из стремян и кубарем скатилась на землю, спешно вскочила, принялась озираться, пытаясь сориентироваться. Рядом тут же отыскались мертвяки, встали кольцом возле хозяйки, показали зубы и мечи, заставив сражающихся подле благоразумно растечься в стороны.

На мгновение Таша растерялась, сбитая с толку всеобщим мельтешением, криками, лязгом оружия и звериным рыком. В тот же миг она ощутила, почувствовала, что Фиро жив, и это предало сил. Доверившись зову сердца и интуиции, девушка неосознанно двинулась туда, где трепетал над битвой последний штандарт с обожженной кроличьей мордой.

* * *

Симу повезло. Сидя в подвале вражеского дома, он догадался заорать во всю глотку, благо ее не заткнули кляпом. Шум наверху: крики, топот, звон бьющегося стекла говорил о том, что в доме Клодии, где держали юношу-заложника, появились незваные гости. "Враг моего врага — мой друг" — эту истину никто не отменял, поэтому Сим решил поскорее привлечь внимание к своей персоне и сделал это вовремя. Его услышали. В подвал спустились люди и освободили пленника. Увидав безумные, ошалелые лица спасителей, он спросил, что произошло, в ответ получил лишь одно всеобъясняющее слово — "свобода".