Ролевик, Ветка "Паладин"

Решив, что нам, паладинам, на совете делать нечего, мы слиняли. То есть я и Неррут. За нами так же вышли и братья Пикнеры. Идя по тёмным и коротким коридорам монастыря, мы быстро выбрались во внутренний двор, где очень деловито суетились монахи.

Сэр Хельг обвёл всё это задумчивым взглядом, отряхнул от паутины свой дуплет гербовых цветов и обратил на брата внимательный и полный затаённого ужаса взгляд:

— Доблестный сэр Гольт! — с дрожью в голосе он произнёс — Нам всем грозит незримая и ужасная гибель!

— Брат мой! — С замиранием в голосе выдавил из себя еле слышимый вздох сэр Гольт.— Что это за беда?

— Горе нам, мой несчастный брат! — еле слышно и почти плача трагически изрёк сэр Хельг. Лично я вообще стоял в ступоре, сэр Неррут уже оглядывался в поисках верёвки, рассчитывая на то, что на этих двух падучая нашла. — Мой любимый брат! Нас ждёт медленная смерть от ... скуки. — Тут он утёр несуществующую слезу.

Сэр Гольт с выражением братской любви в глазах и отметиной печали на челе приобнял сэра Хельга за плечи и, выдавливая сквозь истерические слёзы смеха слова, едва слышно проговорил:

— Сэр Хельг! Нам осталось только одно! Достойно принять свою смерть, но уже не от скуки, а от похмелья... — И так, обнявшись, пошли со вздрагивающими плечами за ворота замка в сторону трактира.

Сэр Неррут, поняв, к чему они клонят только во время последней фразы, присел за ближайшей бочкой. Его била истерика и тот факт, что смеяться в стенах монастыря нельзя, ещё больше усиливал желание высмеять из себя всё, как следует. Подняв Неррута с колен, и укрыв его лицо на моём плече, я, сам судорожно вздрагивая, быстренько помчался за ворота монастыря с Неррутом на плече.

Дело всё в том, что за нами следил один очень серьёзный снаружи дядя, лысый и в красной хламиде инквизитора.

Когда мы, наконец, скрылись за ближайшим деревом, точнее в его корнях, чтоб нас видно не было, и я и Неррут рухнули в спазмах гомерического хохота. Там было очень тесно, так как Хельг и Гольт ржали уткнувшись в траву лицом на последнем издыхании и занимали почти всё свободное пространство. Так чётко изобразить отца Адалана мог только сэр Хельг. Ему бы в менестрели идти.

Лично я так вообще не смеялся никогда в этом мире, про тот не помню, а в этом точно.

— И это цвет рыцарства! Ужас! — Произнёс Неррут, утирая слёзы. — Тюлени мы, а не рыцари. — Почему тюлени? Никто не понял, даже сам Неррут, о чём он и сказал.

— Ну что, доблестные сэры?! Лично у меня впервые возникло желание зайти в корчму не за едой и ночлегом, а именно за стаканчиком красного. — Меня всячески поддержали, только на счёт красного вина не очень, но это дело поправимое...

Эх, всё-таки жить хорошо! Мы идём и упиваемся последними тёплыми днями осени. Дату я не знаю, знаю лишь то, что скоро конец лета и начало дождливого времени года с заморозками по утрам и прочими прелестями днём. Шли мы, пиная редкие золотистые листья и топча жухлую траву. И сэр Гольт и сэр Хельг гордо несли на своих головах эту солому, Неррут же выделился и его серый плащ, покрывающий дуплет, нёс на кресте аж три листа — два золотых и один красный. В итоге чистились мы вчетвером достаточно долго, ибо нам с Неррутом пришлось выскребать ещё и под плащами. Ну, что же?! Поправив перевези с мечами, мы смело отправились к трактиру спугивая ворон с ближних деревьев всё той же песней про 'Выбей ему последний зуб'.

Вот и первые домики потянулись с бегающими тут же чумазыми и голоштанными малышами. Нас они если и опасались, то виду не показывали, зато очень сильно требовали милостыню. Мы с Неррутом, как неимущие паладины, оказались обделены вниманием основной братии малышни, зато Хельг и Гольт уж получили, так получили. Не понятно только, как они мечей своих ещё не лишились с такими местными разводилами. В прошлый раз мне и Нерруту было не до них и они нас не доставали, а сейчас, такие развесёлые мы сами навлекли на себя рок.

Оставив почти всю медь в карманах местных вымогателей, Хельг, а за ним и Гольт прорвали блокаду окруживших их и припустили вниз, под холм, петляя меж разбросанных без всякого плана домов. Вскоре и мы догнали их:

— Вот Вам, сэр Гольт, пример того, как конные рыцари попадают в лапы хорошо организованной пехоты. — Проговорил пыхтя сэр Неррут.

— Да не говорите! Ещё бы пара мгновений и мне бы пришлось позорно бежать! — Ответил сэр Гольт

— А что же сейчас мы делаем? — Поинтересовался я, огибая одиночного мальчишку, видимо отбился от основной стаи.

— Сейчас мы производим тактическое отступление, — ответил за брата сэр Хельг.

— А! Ну, раз такое дело, то предлагаю наше тактическое отступление ещё больше облагородить и превратить в стратегическое нападение на крепость неприятеля, а именно двери корчмы! — Заметил рачительный сэр Неррут. Сэр Гольт, на правах старшего, отдал приказ: атаковать означенную в планах командования дверь, и мы радостно ввалились в полутёмный зал. Кто-то из нас споткнулся, точно не я!

Эх! Тёплые, почти живые лавки трактира, вкусный пенный напиток и почти летний ветерок, нежно ласкающий моё лицо. Как это прекрасно!

— Смотрите! Наш суровый паладин сэр Томас Серебряные Плечи оттаял! — Радостно взвыл сэр Хельг. Всё-таки он ещё мальчишка, несмотря на то, что здесь взрослеют рано.

— Ну, надо же! Сквозь суровую броню скорби по всем грешникам этого мира, проступила улыбка младенца! — Добавил сэр Хельг. Неррут ничего никак не комментировал это высказывание, ибо знал меня хорошо и уже давно не удивлялся резким переменам настроения.

— Что вы, что вы! Господа! Это лишь для того, чтоб меня не сочли святым. — Ответил я, скромно тупя взор!

— О, ужас! Сэр Томас шутит! Не ахти как, но это уже прогресс! — Ответил сэр Гольт. — Милорды! Предлагаю поднять кружки за человечное лицо братств паладинов!

— Эгей, соратники! — Поддержал его сэр Неррут. Мне ничего не оставалось, кроме как не отставать от коллектива и все дружно стукнулись кружками.

Всё бы ничего, но к нам подошёл трактирщик и попросил вести себя тише, дабы не нарушать покоя местных жителей. Да, около монастыря нравы строгие, несмотря на то, что здесь питейное заведение. Вскоре трактир заполнился до отказа рыцарями, жаждущими ценного душистого хмеля в кружках. Были они рангом ниже, чем сэр Конрад или Дер-Борбрь, по этому этикетом себя не ограничивали. Как следствие, на нас никто внимания больше не обращал, а хозяин 'кровати и завтрака' плюнул на приличия и начал безбожно разбавлять водой всё, включая жареных цыплят. Когда возмущение толпы достигло определённого значения, хозяин, выступающий теперь в роли тамады, объявил иную забаву: танцы и песни во дворе. Вообще, было весело, особенно во время хорового танца типа смеси макарэны и канкана, только в исполнении мужчин, во-вторых, серьёзных мужиков, в-третьих, это больше походило на ирландские танцы, и было просто уморительным зрелищем.

Естественно, вскоре нагрянула инквизиция, в лице самого фанатичного из местных монахов. Бедняга брызгал слюной и сыпал карами небесными так, словно именно ему было подвластно распоряжаться всем Воинством Божьим. Конечно же, веселье перешло в умеренную стадию.

Как выяснилось, ночевать нам придётся либо всей дружной 'семьёй' в одной каморке, либо на открытом воздухе. И все мы встали в ступор: либо в тесноте, духоте да с клопами, либо на жутком холоде и сырости. Ситуацию разрешил брат Клавдий. Тот самый Клавдий, с которым Неррут и я шли в первый поход. Нас он разыскал рядом со всё ещё гудящим трактиром, размышляющих о странных превратностях бытия. И я и Неррут были несказанно рады встрече с ним.

— Сэр Томас! — Сказал Клавдий, всё такой же крепко сбитый человек средних лет, — Пип, сын нашего проводника, Вы и имени его, наверно не помните, приглашает вновь остановиться у него в горнице. — Проговорил Клавдий, щуря глаза, словно ветер дул ему в лицо.

— С памятью у меня плохо что-то. Но Пипа я помню, небось, возмужал парень? Почти месяц как за старшего. Сэры Хельг и Гольт! Это наш брат во Кресте — Клавдий. С ним мы ходили в тот поход и он, оказывается, отличный стрелок. — Гольт и Хельг коротко взглянули на Клавдия и каждый кивнул ему, словно нехотя. Странно, а мне они казались вполне разумными людьми. Но воспитание даёт о себе знать. Я поджал губы, и всем своим видом показывая, как я отношусь к заносчивым аристократам, и продолжил:

— Брат Клавдий! Я и Неррут будем рады принять приглашение доброго йомена Пипа! Если он не будет против, то мы бы хотели воспользоваться его гостеприимством вместе с нашими друзьями, уже представленными тебе сэром Гольтом и сэром Хельгом. — Тут я повернул голову назад и через плечо посмотрел каждого из них спокойно и с выжиданием, чуть прищурившись. Странно, но мой взгляд ни один из них не выдержал и потупил взор. Затем сэр Гольт, чуть поиграв жевалками, гордо вскинул голову и вежливо попросил ночлега от своего лица и от лица своего брата. Клавдий тут же расплылся в улыбке и сказал:

— Безусловно, доблестные сэры! О вас и вашем отце по всей Норт-Марке ходят слухи, как о самых умелых воинах. Для доброго Пипа будет честью принять вас у себя. — Дипломат, блин. И откуда только среди этих вроде бы неотёсанных мужиков этот крепкий и пытливый ум, это искусство правильно складывать слова так, чтоб одной фразой убить и перевести в шутку, начавшийся было, скандал? Невероятно, но факт — среди простых людей очень много умных и интересных людей, хотя кроме плуга или молота с клещами они ничего не видели. Видимо — труд, а не война, рабочие и крестьяне, а не воины и политики двигают мир и являются его опорой.

Так, моего временного выпадания из общения никто не заметил и хорошо. Все уже собрались и двигаются в сторону дома Пипа.

До беспамятства. В доме Пипа

Я тащил свой скарб. Ох, и тяжело же, ёлки-ели-пихты! Неррут, Хельг, Гольт тоже пыхтели под грудой доспехов, вещей и прочего. Нет, Вы не подумайте, что мы сумасшедшие! За нами ещё два грума топали и тоже несли вещи и коней гружёных вели. Просто, ну очень много вещей у нашего табора и во время похода это всё нормально так распределено и подвязано, а сейчас мы и так навеселе, и здесь ещё вещи сэра Конрада, что он не взял с собой на совет, но поехал он с грумом на лошади. К тому же, торопимся и ночь на дворе. В общем, весело идём.

К Пипу завалилась вся наша братия уже затемно. Были и разговоры, и отца его помянули. Мы с Неррутом ещё разок, уже совсем подробно рассказали, как мы ходили до Последнего Пристанища. Пип больше не улыбался и не смеялся беззаботно — смерть отца не него очень сильно сказалась. Меньшие братья, сёстры да мать ему как могли, так и помогали по хозяйству и всё вроде не плохо у них. Спать нас уложили на те же лавки, что и месяц назад, благо светлица позволяла.

Вот и моя лавка: лоскутное одеяло, да овечий тулуп под голову. Натоплено специально для гостей, чтоб не замёрзли, поэтому и тулупчики только в качестве подушек. Сел, стянул сапоги, подумал, что в берцах всё-таки надёжнее, удобнее и с тоской посмотрел на свою котомку, где в серёдке были спрятаны тяжелющие ботинки. В поход в них пойду, а так не следует щеголять. Стянул плащ, дуплет, даже рубаху. Вонь, конечно, и не только от меня, но я уже привык и не замечаю этого. Хотя гигиена в бою первое дело, но что поделаешь? Водопровод здесь — это секрет стратегического масштаба. Лёг...

И почувствовал, что что-то упёрлось мне в бок. Отогнул одеяло и увидел свою 'суженную'. В этой стране слово меч женского рода, по этому ритуал преподнесения нового меча дело очень интимное. Буквально — человека как бы женят на мече. Естественно, обычай интересный, но я придерживаюсь несколько иных взглядов относительно меча и ритуалов, верований с ним связанных. Однако, со своим уставом в чужой монастырь не лезут.

Я оглядел светлицу — все уже спали, либо делали вид, что спали. Вытащил меч, провёл рукой по рукояти, кожей почувствовал вкус металла. Кожаные ножны приятно грели подушечки пальцев после холодного зернения узора на стальном перекрестье и яблоке. Наш уважаемый гном отступил от своих правил — украсил растительным орнаментом. Вот листочки вроде бы берёзы, а эти, наверное, виноградные.

Поднёс меч к лицу и вдохнул запах. Как меч пах! Сила и мощь! Он просто просился в руку! Я нежно и осторожно взял за черен потянул меж из ножен. Сначала немного туго, чтоб не выпал, затем, тихо шелестя, под свет Луны и звёзд вышел великолепный клинок — гладкий, словно маслом смазанный. Смотрю ближе к свету — великолепные узоры волнами, а где-то и петлями, идут, стелются, взлетают в небеса! Тихонько дотрагиваюсь стальной обивкой ножен до клинка, и по дому растекается тихий и мелодичный звон, еле ухом можно услышать. Я встал и вытянул руку с мечом перед собой — блики гуляли по мечу, словно ожившее волшебство. Волосы зашевелились на голове, и я лихорадочно улыбнулся. Этот меч истинное воплощение Правды, Силы и Чести не земле. Святым огнём древнего Солнца, жарким пламенем Веры горит клинок. Он молод и ничего невозможного для него нет. Это меч Справедливости.

Сердце учащённо билось, такой меч! Для одной руки, до пола не достаёт, узкий, но чувствуется в нём веселье безудержное и желание нести Правду.

Коротко описав дугу, вкладываю меч в ножны, прижимаю к груди, да так и ложусь спать — завтра трудный день, чую.

Прода 16.05.10. отсутствует