— У меня есть, что тебе предложить взамен, — сказал он.
Тарики издал короткий, саркастичный смешок, почти лай.
— Ещё бы. Давай, помаши своей волшебной палочкой и сделай так, чтобы Мизукаге забыл все мои "прегрешения". Или достань Меч Что Режет Металл из своей задницы и сними с меня оковы, чтобы я мог сбежать. Или возможно, ты — замаскированный Второй Хокаге, и можешь шантажировать самих демонов ада, чтобы вернуть мне моего брата, как тебе такое? Нет? Ну тогда
* * *
**ь
* * *
й отсюда и не трать моё время, которого и так не много осталось.
Наруто был поражён яростным отвращением в голосе Тарики. С этим надо было что-то делать. Любое предложение, которое он бы сделал, пока человек в таком состоянии мышления, будет отвергнуто. Ему надо было... что? Как-то наладить взаимопонимание? Наруто не был достаточно знаком с тонкостями допросов.
— Я сожалею о твоём брате, — сказал он.
Заключённый наградил его взглядом усталого презрения.
— Утончённо как взрывная печать в лицо. Я так понимаю, тебя держат не за твоё искусство допросов, — Он посмотрел на костюм Наруто. — И не за незаметность.
Он вздохнул:
— Слушай, маленький придурок, я смотрю, ты не улавливаешь намёка, так что я тебе поясню прямо, и ты
* * *
* * *
я от меня и оставишь меня в покое. В лучшем случае, твои дружки из АНБУ будут пытать меня до тех пор, пока мне не станет больше нечего им сказать. Затем, в зависимости от того, какого "правосудия" придерживаются сейчас в Листе, они или казнят меня, или будут держать меня здесь до конца жизни. И тогда эти стервятники ниндзя-медики пройдутся по моим останкам, чтобы посмотреть, нельзя ли из них извлечь какие-нибудь секреты Тумана. Потом, если от меня ещё останутся какие-то кости, их сложат на полку в каком-нибудь хранилище, и оставят собирать пыль. Если мне повезёт, я даже, возможно, окажусь в одной комнате с братом.
— Это в лучшем случае. Скорее всего, когда ваше АНБУ закончит меня пытать, Лист признает, что я у них, и продаст обратно в Туман. И тогда наши АНБУ будут пытать меня, пока не достанут всё, что можно, включая то, что я узнал о Листе, и поверь, по сравнению с ними ваши АНБУ выглядят как
* * *
*е детсадовцы. И затем мне устроят отличную, обстоятельную публичную казнь, чтобы напомнить всем, что Туман делает с предателями. И если от моего тела что-то останется после казни, то они удостоверятся, что мои останки надёжно обезображены, так что мой дух никогда не найдёт покоя.
— Так что же у тебя на уме такого, что ты думаешь, что можешь мне предложить, маленький говномес?
Наруто открыл рот. Никаких слов не последовало. Он никогда по-настоящему... не задумывался... что происходит с захваченными врагами. Он никогда... Он...
Слов не было. Мыслей не было. Время проходило в тишине.
Страж открыл дверь:
— Нужна помощь?
Сжато, короткие слоги, легче ответить, чем "Всё в порядке?", отметила какая-то задняя часть мозга Наруто.
Ответил Тарики:
— Забирайте его. Он всё.
Действуя на автопилоте, Наруто начал подниматься. Он уже почти встал со стула...
Если я сейчас уйду, Какаши-сенсей умрёт.
Только эта мысль, мелькнувшая в его голове, остановила его. Он не двигался, не замечая, что его тело находится в неуклюжей полустоячей позе, и повторил себе это, уже сознательно.
Если я сейчас уйду, Какаши-сенсей умрёт.
Если я сейчас уйду, Какаши-сенсей умрёт.
Если я сейчас уйду, Какаши-сенсей умрёт.
Он медленно заставил себя сесть.
— Я-я в порядке. Спасибо.
Страж оценивающе посмотрел на него пару секунд.
— Допросы изматывают. Если тебе кажется, что твоё ментальное, эмоциональное или физическое состояние ухудшается, ты должен закончить сеанс и продолжить после отдыха.
Наруто кивнул:
— С-спасибо. Но закончить необходимо прямо сейчас.
Страж вышел.
Наруто глубоко вдохнул. Казалось, что это песчинка, брошенная в пропасть, но он всё равно это сказал:
— Я правда сожалею. О твоём брате, и о том, что произойдёт с тобой.
— Избавь меня от этого, — сказал ему Тарики. — Вы выиграли, мы проиграли. Вы живёте, мы умираем. Ты же не скажешь, что хотел бы, чтобы всё было наоборот?
— Н-нет, — сказал Наруто. — Но... но это не значит, что мне это нравится! — Его голос всё ещё трясся. — Я дрался с тобой, потому что должен был, защищая команду и клиента! Это не значит, что тебя должны пытать и убить!
Тарики закатил глаза:
— Кровь Отшельника, я лучше вернусь к АНБУ и их хитрым маленьким инструментам, чем слушать это говно.
Пару секунд он молчал.
— Слушай,
* * *
я бездарная отрыжка ниндзя, ты думаешь, что у тебя есть какое-то основание считать себя правым только потому, что ты был за защищающуюся команду? Давай-ка разберёмся с этим. Раньше или позже, уже твоей миссией будет убийство какого-нибудь бедного ублюдка, единственным преступлением которого было то, что он завёл себе врагов, достаточно богатых для наёма ниндзя. Или ты будешь воровать какие-нибудь документы о торговых секретах. Внезапно, пуф! Один ранее богатый хер потерял бизнес, его рабочие — работу, их семьи — еду на столах, их дети — умирают от голода, слезы и драма вокруг, и ты — парень, который всё это сотворил. Или возможно ты будешь брать только миссии, с которых ты будешь возвращаться, благоухая розами, и отклонишь другие? Вот только знаешь, как называют ребят, которые отказываются подчиняться приказам? "Предатели". Уверен, ты так и стремишься попасть в этот клуб во имя своих высоких ценностей, зная теперь, чем это заканчивается.
—
* * *
ь, почему я вообще тебе это объясняю? — спросил Тарики вслух, словно до него только что это дошло. — Я не твой господин, я твой грёбаный злейший враг, парень, у которого ты забрал всё. — Он сделал паузу. — Но знаешь, плевать. Я смету все твои тупые мелкие иллюзии, и тогда можешь пойти
* * *
й со своим "ой, я такой благородный"
— Таков твой мир. Ты ещё слушаешь? Вот где ты живёшь. Ты взял деньги за защиту этого мостостроителя. Почему? Потому что твоей деревне нужны деньги, потому что деньги — сила, а сила — выживание. Гато желал его смерти, чтобы продолжать выдавливать деньги из людей Волны. Почему? Давай же, угадай.
— Вот чего все хотят, в конце концов, выжить. Любовь? Амбиции? Долг? Месть? Удачи с этим, когда ты в коробке на 2 метра ниже земли. Выживание всегда идёт первым. И никогда не бывает бесплатным. Есть цена, которую люди платят, чтобы остаться в этой поганой дыре, называемой миром, и раньше или позже тебе придётся заставлять людей заплатить за это, прежде чем они сделают то же самое с тобой. И вот тогда тебе захочется силы как никогда раньше. Те, у кого есть сила, могут договариваться. Они могут выбирать, что дать и что взять. Без силы — у тебя нет ничего, ты — ничто, потому что всё, что у тебя есть, и всё, кто ты есть, у тебя могут легко забрать.
В последних словах чувствовалась странная напряжённость.
— И ты, пацан, ни разу не особенный. Пытающийся быть благородным, пытающийся быть грёбаным трагическим героем, пытающимся быть хорошим в
* * *
* * *
*м мире. Правда в том, что мир — часть тебя, и ты — часть мира, и в конце пути, святоша ты или абсолютный монстр, ты достигнешь силы или будешь раздавлен другими, кто её достиг. Третьего не дано.
Руки Наруто, безопасно скрытые краем стола, тряслись. Он не только потерял контроль над разговором (если и имел его когда-либо), но и импульс к побегу, и так с трудом подавленный, снова начал проявлять себя. Искренняя убеждённость Тарики придавала его словам вес пудовых молотов, и у Наруто не было никакой защиты, которая дала бы ему опору. Что он должен был сказать? "Нет, ты не прав — может быть, тебя и будут пытать и казнить, но мир на самом деле полон солнышка и бабочек"? Какие у него были доказательства, что Тарики неправ хотя бы в одном из своих заявлений?
Заключённый следил за ним, с удовлетворённым отблеском в глазах, ожидая, что он встанет и уйдёт.
Наруто так и хотел. Это было базовое желание, достаточно интенсивное, чтобы заблокировать все остальные. Но если он уйдёт сейчас, Какаши-сенсей умрёт. Но если он не уйдёт... мысль отказывалась завершаться.
В хаотичных миазмах мыслей Наруто, часть его разума пыталась мыслить рационально, осознавая на уровне "если вещь уронить, она упадёт", что так и надо делать в подобных ситуациях, но ей не хватало на это ресурсов. Внезапно, она увидела легкосоставимую логическую цепочку и последовала к ней. Наруто хотел уйти. Если он уйдёт, Какаши-сенсей умрёт. Значит, Наруто хотел смерти Какаши-сенсея.
Что.
Наруто выкинуло из отвлечённого состояния разума с раздражающим чувством тревоги, словно он обнаружил, что сейчас врежется в столб. Он только что с помощью логического силлогизма вывел, что хочет смерти Какаши-сенсея? Это... настолько глупо на всех уровнях, и настолько безумно, что у него не хватало слов описать это.
Окей, давайте притворимся, что всего этого не было, и вернёмся к работе.
Наруто сделал глубокий вдох, и ещё один. Учение Ниндзя номер 11: техники дыхания — быстрейший и легчайший путь к возврату контроля над своим ментальным состоянием. Это заняло некоторое время, но постепенно дыхание Наруто становилось все медленнее и глубже. Некоторое подобие порядка вернулось в его мысли, и он начал размышлять.
Для начала, убеждения и эмоциональная привязка не делали заявление более правдивым. Он уже был на принимающем конце достаточного количества злобных перепалок и суровых лекций, чтобы понимать это. Как максимум, это показывало, что человек и правда верит в то, что говорит. Опять же, была некая странная корреляция в опыте Наруто между людьми с крепкими убеждениями и людьми, ужасающе неправыми, начиная ст людей, убеждённых, что он монстр, чья смерть только спасёт деревню, и заканчивая Хаку и его непреодолимой преданностью человеку, который даже не начинал ценить его настолько, насколько он заслуживает.
Кроме того, хотя и превосходящий жизненный опыт взрослых повышал вероятность того, что они знают, о чём говорят, он не делал их автоматически умнее или мудрее. Иметь множество входных данных — не значит автоматически получать из них верные решения. На самом деле это было даже несколько смешно, но если послушать достаточное количество взрослых, то быстро обнаруживаешь, что догма прислушиваться к старшим была в большинстве случаев единственной вещью, в которой они все соглашались.
Отлично. Это была абстрактная, лёгкая часть. Теперь надо было перейти к самим словам Тарики, и это было нелегко. Наруто хотел, чтобы он был неправ, с болезненным (если вообще терпимым) отчаянием, но как бы то ни было, всё что он мог — протестировать его слова относительно реальности и проверить, выстоят ли они.
Ему не надо было далеко ходить за примерами эгоистичности и зла в мире. Его каждодневное отношение от жителей деревни было достаточным, и на первый взгляд полностью подтверждало мнение Тарики. И правда, это было одним из факторов, почему с ним было так тяжело спорить изначально — даже не задумываясь об этом, часть Наруто резонировала с нарисованной картиной мира, которая так близко совпадала с его собственным опытом. Но если приглядеться поближе...
Каждый раз, когда они его видели, они делали ему больно... потому что они думали, что это поможет им выжить? Потому что они думали, что если перестанут, он сделал им больно первым? Потому что думали, что это даст им силу?
Нет. Ничто из этого не подходило., сколько бы он это не проворачивал в своей голове. Они делали ему больно потому что... ну, потому что они честно верили что он был монстром — отличным, чужим, опасным. Большинство из них, по крайней мере, то, чья испорченность не была полной. И потому что они верили, что делать больно монстрам, и вообще всем, кто чем-то отличался, было правильно и нормально, ну или хотя бы допустимо и понятно. Это не делало их поведение прощаемым — ничто не делало — но это делало его осознаваемым. Они не были, в основном, теми, кто продал свою мораль за возможность остаться в живых. Это были люди, которые пытались прожить морально верную жизнь, но чья мораль была повёрнута с ноги на голову, потому что они были тупы, и недальновидны, и эгоистичны, и неэмпатичны, и абсолютно не приспособлены думать о других или принимать хотя бы мельчайшую ответственность за свои действия.
И всё же в этом мире, который настраивал людей на то, чтобы ходить вокруг с закрытыми глазами и причинять боль другим, родились Ирука-сенсей, Хината, Хаку. Тарики не был неправ — мир и правда был местом жестокости и эгоизма, и конфликтов, в которых люди калечили и использовали друг друга, где сильные топтали слабых, в котором сила была единственной гарантией безопасности, даже если она извращала тех, кто достигал её. И всё же.
— Ты неправ, — сказал Наруто Тарики. — Есть люди в этом мире, пытающиеся делать правильные вещи, и не потому что это позволит им выиграть конфликты или принесёт пользу, а потому что они хотят помочь другим и сделать мир лучшим местом. Они...
— И это всё? — воскликнул пленник. Он явно ожидал этой или похожей реакции. — Это лучшее, что у тебя есть? Ты и правда только что оторвался от мамкиной сиськи, не так ли?
Он ухмыльнулся:
— Думаю, мелкий придурок вроде тебя мало что знает о других деревнях, так что я разъясню всё для тебя на примере твоей. Возьми своего Первого Хокаге. Он хотел объединить кланы и научить их жить в мире и процветании рядом с гражданскими, так что он потратил свою жизнь на дипломатию и переговоры, и в конце концов основал Лист. Благородно, а? Всё, чего он этим добился — быть убитым Учихой Мадарой, который понимал, что к чему, и потратил свою жизнь на то, чтобы стать
* * *
* * *
м безудержным богом смерти. А, и система деревень? Мы должны поблагодарить её за три великие войны, которые были в тысячу раз разрушительнее, чем маленькие стычки кланов, которые были до этого.
Наруто открыл было рот, но Тарики ещё не закончил.
— Идём дальше к его внучке, Принцессе Цунаде Листа Третьей. У неё появилась мысль воскресить в целом потерянное искусство медицинских ниндзюцу стиля Листа. Улучшить его даже, как говорят легенды. Никто не хочет умирать, так что она стала героем. Вот только она решила сделать логичный следующий шаг, и предложила, чтобы в каждом отряде был свой ниндзя-медик. Бедная девчонка и правда думала, что её правители думали о спасении жизней. Знаешь, что случилось?
Наруто покачал головой. Он мог догадаться, учитывая, что у Листа не было так уж много ниндзя-медиков, но его курсы истории не упоминали никого по имени Цунаде. Это что-то значило, если она была так важна.
— Ей отказали. Знаешь, что происходит, когда ниндзя живет достаточно долго, чтобы стать реально сильным? Конечно нет, мелкий идеалистический придурок. Они начинают становиться амбициозными. И нет ничего худшего для тех, кто правит деревней, чем кто-то, кто думает, что сможет править лучше, и не хочет ждать своей очереди.
— Что, — продолжил ниндзя-отступник, — неужели ты думал, что смертность ниндзя высока просто так? Да ладно. Если бы во-главе-стоящие хотели, чтобы их ниндзя выживали, они бы имели их поменьше, и вкладывали их развитие в их тренировку каждого до уровня джонина, или как только высоко позволит талант, вместо массового производства кучи бесполезных генинов каждый год. Я был на передовой в серьезных битвах. Знаешь, что там происходит? Сначала, они кидают генинов и слабейших чунинов на врага, парней, которые выучили максимум одну или две техники, и любой хоть сколько-то опытный боец убивает их дюжинами. Только потом шлют тех, кто может реально повлиять на бой. Парни вроде тебя? Мясо для мясорубки, овцы на убиение, шипы, брошенные на землю, чтобы замедлить погоню на ту дополнительную секунду, которой хватит настоящим ниндзя, чтобы смыться.
