Спартак

Улучшив момент Тиберин смело шагнул к столу писца но, не дойдя до него несколько шагов, бросился на крепыша, что с подозрением оглядывал его. Легким стремительным шагом самнит буквально пролетел разделяющее его с жертвой расстояние и, выхватив спрятанный кинжал, ударил им в шею крепыша.

Все произошло столь быстро, что противник Тиберина не успел ничего предпринять для своей защиты. Это уже потом, он ударил нападавшего на него убийцу в висок и когда тот рухнул, попытался зажать рану рукой, но было поздно. Кровь хлестала из рассеченной аорты с такой силой, что унять её не было никаких возможностей.

Когда после кувшина холодной воды вылитого на голову, сознание вернулось к Тиберину, его жертва уже была мертва. Крепко схваченный с двух сторон стражниками он стал громко смеяться, от вида окровавленного тела лежавшего у его ног, но радость его была не долгой. Негодующая толпа солдат неожиданно расступилась, и к нему подошел худой жилистый человек в простой одежде воина. Подобно знатному римлянину он не носил бороду, и его можно было с легкостью принять за уроженца Лациума. В нем мало что было от фракийца, но стоило Тиберину посмотреть в его холодные волчьи глаза, как он понял, что перед ним Спартак.

— Бедный Никий — произнес вождь, склонившись над крепышом и проведя ладонью, закрыл ему глаза. Затем выпрямился и подошел к Тиберину, лицо, которого перекосила гримаса злобы и отчаяния. С каким бы наслаждением он бы бросился на фракийца и вцепился бы зубами в его шею, но сделать это было невозможно. Руки были прочно скручены ремнями за спиной и стражники крепко держали своего пленника.

Вождю подали кинжал, которым был сражен Никий, он стал внимательно рассматривать его и вскоре глаза его сузились.

— Знакомая вещь. У моего друга Крикса я видел примерно такой же нож, — фракиец бросил колкий пронизывающий взгляд на Тиберина. — Мне очень жаль, что соплеменник моего боевого товарища оказался в рядах моих врагов.

Пересохший от напряжения рот заговорщика не позволил ему сразу плюнуть в лицо Спартака, а пока Тиберин пытался выдавить хоть некое подобие плевка, судьба его была решена. Стоявшей за спиной вождя толпе нужна была жертва, и она её получила.

— Он ваш — коротко бросил вождь воинам Никия, которые в этот день получали жалование и сразу же на оска, навалилась разъяренная толпа, задавившая и затоптавшая его в одно мгновение.

— Постой, разве не нужно его допросить, узнать о его сообщниках, которые наверняка у него есть и нам следует их выявить — попытался протестовать Астропей, но вождь не послушал его.

— Это убийца одиночка, у него нет сообщников, а если они и есть, то ради их поиска я не хочу марать подозрением своих товарищей.

— Ты слишком опрометчиво ведешь себя Спартак, — предостерег его Астропей. — Смотри боги отвернуться от тебя в самый важный для нас всех момент.

— Осторожно намекаешь на предсказание моей жены, что я могу не достичь главной цели своей жизни? — спросил вождь, и собеседник сразу потупил глаза. Об этом пророчестве близкие к Спартаку люди хорошо знали и старались о нем не упоминать.

— Любое пророчество не является непреклонным догматом, а только предостережение богов, — прервал затянувшуюся паузу вождь. — К тому же, благодаря предсказанию своей жены я точно знаю, что опасность мне больше не грозит.

— Почему? Расскажи! — потребовал Астропей, и Спартак охотно удовлетворил его любопытство.

— Моя покойна жена говорила, что для меня опасность представляет белая лошадь, мужчина с белой головой и белая женщина орешник. После её гадания я езжу только на черных лошадях, у меня никогда не было близости с женщинами, рожденными в месяц орешника, а смерть от руки мужчины с белой головой я сегодня удачно избежал.

— И все равно, ты слишком смело себя ведешь, не исполнив своей главной цели в жизни, взятия Рима.

Услышав эти слова, Спартака так и подмывало спросить, с чего Астропей взял, что взятие Рима его главная цель в жизни, но благоразумно не стал этого делать.

— Потерпи, ждать осталось немного. А голову этого неудачника отправь в Рим через контрабандистов.

Так, прошел июнь, наступил июль, а Вечный город не торопился падать к ногам Спартака. Тиски голода исправно терзали его, но это никак не влияло на решимость сенаторов в скором освобождении столицы. Через контрабандистов стало известно, что движущаяся по берегу моря армия Метелла достигла Лигурии и полководец намерен идти на Рим.

Эти известия взбодрили римский Сенат, но по своей сути ничего не меняли. Того количества солдат, что вел с собой Метелл было недостаточно, чтобы на равных сражаться со Спартаком. Они могли сыграть свою роль, только когда в Италии появились бы легионы под командованием Клавдия Нервы, что были отправленные Лицинием Лукуллом на спасение республики от спартаковских войск. Опасаясь действия пиратов, римские военачальники отказались от длительного морского похода. Погрузив солдат на корабли, они переправили их греческий порт Салоники, откуда солдатам предстояло по суше добраться до Диррахии. Там соединившись с остатками бывшей армии Марка Лукулла, они должны были отплыть в Брундизий.

Все это также было известно Спартаку и его командирам, что уже начали с опаской поглядывать на север и на юг Апеннинского полуострова. Среди них началось глухое ворчание, но высокий авторитет вождя не позволял им спорить с выбранной им тактикой.

Голод и громкие обещания сенаторов о скорой помощи извне, серьезно расслоили римское общество. Среди тех, кто не мог себе позволить платить заявленную торговцами цену уже раздавались голоса о том, что сенаторы хотят уморить голодом лишние рты римского плебса в угоду себе.

Ещё больше ухудшило положение осажденных горожан то, что спартаковцы частично перекрыли подачу воды в город. Тем самым к борьбе за еду прибавилась еще борьба за воду. Тибр, конечно, восполнял возникшую нехватку, но качество этой воды оставляло желать лучшего.

Все это привело к тому, что с наступлением ночи участились нападения на склады торговцев и их лавки. Одновременно с этим поползли слухи, что измученные голодом люди готовы под покровом ночи напасть на стражу и открыть ворота города. Стоит ли говорить, что в сложившейся обстановке римская милиция была вынуждена перейти на работу в основном в ночное время суток и отсыпаться в дневное.

Примерно, то же самое происходило и с преторианскими когортами. Опасаясь ночного штурма города, воины исправно бдели как за поведением противника, так и своего тыла. Нервозность, отсутствие ощущения крепкого тыла и единения с теми, кого они защищают, утомляло воинов ничуть не меньше, чем открытая схватка с врагом.

Именно в это время Спартак в третий раз отправил своего тайного лазутчика в город и тот принес ему хорошие вести. Рядом с нарисованным им знаком, появился ответный знак, обозначавший, что через три дня город падет.

Привыкшие к тому, что рабы отказались от постройки осадных башен и машин, римляне ждали неприятностей со стороны неприятеля исключительно в ночное время. Поэтому, после обеда, караульные солдаты, как правило, предавались дневному сну и это обстоятельство, сыграло свою трагическую роль в судьбе Вечного города.

Через три дня, когда защитники Рима мирно дремали, к Капенским воротам подошли закрытые носилки "спасительницы отечества" Фабии в сопровождении вооруженной охраны. Несшие караул солдаты уже привыкли к тому, что после обеда она иногда поднимается на стену, чтобы посмотреть на лагерь осадивших город рабов.

Единственное, что могло бы вызвать настороженность у стражников — это большое количество охраны. Вместо привычных двенадцати человек Фабию сопровождало двадцать гладиаторов, но уставшим от ночных бдений караульщикам было не до этого. Как всегда носилки Фабии беспрепятственно подошли к воротам, их опустили на землю, однако занавес их так и не был приподнят. Охрана носилок неожиданно выхватила мечи и напала на ничего не подозревавших солдат стоявших у городских ворот.

Столь внезапное нападение застало охрану полностью врасплох. Не успевшие ничего понять караульные пали под ударами мечей нападавших, створки ворот дрогнули и под напором могучих рук поползли в разные стороны. Медленно, с большой неохотой раскрывали они свои объятья перед солдатами Спартака, уже изготовившимися к действию.

Первым на приступ ринулись кавалеристы Бортарикса. Пылкий галл, в память о погибшем брате упросил вождя об этой чести и тот не смог ему отказать. Словно выпущенная из лука стрела, спартаковские конники пролетели пространство, отделявшее их от ворот, и с громким криком ворвались в город.

Вслед за ними устремились на штурм Рима быстроногие германцы, не желавшие уступать Бортариксу славу взятия Вечного города. В одних кожаных доспехах, с небольшими круглыми щитами и обнаженными мечами они молнией пронеслись к распахнутым створкам ворот и бросились на помощь гладиаторам Фабии. Те вели яростный бой с проснувшимися по тревоге римскими солдатами и отчаянно пытавшимся вернуть под свой контроль злосчастные ворота.

Вовремя подоспевшая к заговорщикам помощь, полностью перевесила чашу весов в пользу спартаковцев. Последние защитники Капенских ворот были перебиты и в Вечный город неудержимым потоком ворвались главные силы армии Спартака, во главе с сами вождем на кауром жеребце.

В самом начале осады, почти все горожане были уверены, что если враг сумеет ворваться на улицы Рима, то встретит здесь такое же упорное сопротивление, что встретили римляне, в свое время, штурмуя Карфаген. Многие горожане были готовы с оружием в руках защищать каждый дом, каждую улицу, каждый холм своей столицы, но на деле все оказалось совсем не так.

Озлобленность малоимущей части населения горда к не знавшим мук голода сенаторам и нобилям, а также удачно выбранное Спартаком время для нападения, не позволило Риму даже приблизиться к героической славе Карфагена.

Захваченные врасплох кварталы Рима Авентин, Целий и Палатин, пали к ногам завоевателей, словно спелые груши, не оказав спартаковцам никакого сопротивления. Паника и истошные крики: — "Спартак! Спартак!" в одно мгновение захлестнули кварталы Вечного города, лишив их защитников мужества и храбрости к сопротивлению. Вместо того, чтобы брать оружие и защищать свои дома, горожане торопливо баррикадировали входы в дом и отчаянно молили богов о милости к ним.

Однако не все римляне упали духом при виде врага. Возле Капитолия и Эсквилина, ворвавшиеся в город воины Спартака встретили сопротивление со стороны римской милиции, под командованием Цезаря и Мумия. Они храбро встретили своих врагов, но все это больше походило на жест отчаяния прижатого к стене человека, чем на продуманную и хорошо организованную оборону.

Капитолий давно уже потерял значение боевой крепости и не смог долго держаться. Благодаря своему численному превосходству, спартаковцы быстро смогли сломить сопротивление римлян защищавших свои святыни. С громким ревом ворвались победители в храм Юпитера и предали смерти, всех тех представителей республики, кто там находился. Что касается авгуров и прочих жрецов, проводивших в этот момент службу в своих храмах, восставшие скинули с Тарпейской скалы, как в свою бытность римляне сбрасывали преступников.

Что касалось Эсквилина, то здесь солдаты под командованием префекта Мумия не позволили противнику сразу продвинуться вглубь кварталов. Особенно жаркие бои развернулись в районе Оппия. Там милиционеры успели возвести баррикады из подручных средств и отразить две атаки врагов, но это было временным успехом.

Получив от римлян этот болезненный укус, спартаковцы под командованием Амика прибегли к варварскому, но очень действенному способу, хорошо известному самим римлянам. При помощи обернутых паклей стрел и факелов они подожгли как сами баррикады, так и примыкающие к ним дома. И пока римляне отчаянно боролись с дымом и огнем, они смогли продвинуться вперед, пока не уперлись в новые завалы.

На защиту Эсквилина префект Мумий бросил всех тех воинов, что смог собрать в этот трудный час для чего полностью оголили Квиринал и Виминал. Это было серьезной оперативной ошибкой, которой Спартак не преминул воспользоваться. Не встречая серьезного сопротивления, его воины заняли эти районы города и к вечеру последнего дня июля великий Рим пал.

Перед тем как начать штурм города, Спартак под страхом смерти запретил своим воинам убивать людей, чья левая рука будет обернута красной повязкой. Отдельному отряду воинов под командованием центуриона Поллукса, вождь приказал привести к себе Фабию, чье местонахождение ему было хорошо известно.

Отправившийся выполнять его задание отряд, успешно с ним справился. Ворвавшись в дом, на дверях которого был белый крест, они заломили красавице руки и, несмотря на громкие крики, потащили её на расправу к Спартаку.

В этот момент, находившийся у Капенских ворот вождь, собрался перенести свою ставку вглубь города. В этот час он совсем не горел желанием триумфатором проехать по тем улицам, по которым его хотели прогнать в качестве пленного Красс, Лукулл и Помпей. Он не жаждал погарцевать на своем жеребце по римскому Форуму, зайти в Курию, где заседал Сенат и посмотреть на трупы уже бывших властителей римской республики.

Главной его целью в этот момент был Капитолий, где в храме Минервы хранилась казна римского государства. Как бы, не были бы ему верны его солдаты и командиры, фракиец хорошо знал, с какой легкостью блеск желтого металла может свести с ума любого человека. Он уже сел на коня, когда появился Поллукс с Фабией.

— Спартак! Мы нашли твою пропажу! — радостно воскликнул центурион и безжалостной рукой швырнул связанную пленницу на колени перед фракийцем. Встав позади неё, он поднял свой меч, готовый по первому знаку Спартака снести голову коварной римлянки. О бегстве и предательстве Фабии знало все войско.

— Вождь, спаси меня! — в страхе вскричала Фабия. — Ведь я все в точности сделала все, что ты мне приказал! Выдала Катилину и приказала моим людям открыть тебе ворота Рима! Защити меня! Умоляю!

Появление Фабии, и её крики о спасении были очень некстати для Спартака. Его ждали другие, куда более важные дела, чем судьба стоявшей перед ним на коленях женщины. Где-то, в глубине души возник подленький соблазн мигнуть Поллуксу, и догадливый центурион мигом разрешит все проблемы при помощи своего меча. Однако Спартак был человеком чести и при всей своей занятости он не мог позволить себе подобного малодушия в отношении женщины, что принесла ему в жертву свое отечество.

— Отведи её в мою палатку и пусть хорошо стерегут к моему возвращению — бросил он центуриону и с нетерпением тронул коня. Впереди Красного Змея ждало много дел, требующие его личного присутствия и быстрого решения.

Три дня, с согласия своего вождя, солдаты Спартака грабили Рим и сводили свои кровные счеты с его обитателями. Вечером последнего дня, вождь восставших дал в специально поставленном у ворот Рима шатре победный пир в честь грандиозного успеха своего войска. Там, под громкие крики собравшихся соратников он был провозглашен правителей Рима и всей Италии и получил от своих соратников золотой венец, специально найденный для этого в сокровищнице Капитолия.