Император Владимир

Население неоднозначно воспринято долгожданную Конституцию, т.к. новый закон с одной стороны укреплял самодержавную власть царя, с другой — наделял россиян определёнными гражданскими права и свободами. Наиболее благосклонно к Конституции отнеслись купцы и промышленники всех калибров, почуявшие возможность работать и зарабатывать во благо себе и обществу, а так же военные и государственные служащие всех рангов.

Различные болтуны и теоретики всех мастей разразились критикой существующих порядков и законов вообще, благо новая Конституция разрешала высказывать своё собственное мнение. В разумных пределах, разумеется, ибо призывы к любому виду насилия и содействие оному автоматически ставили нарушителей вне закона. Со всеми вытекающими из Уголовного кодекса последствиями, нового, между прочим, крайне жёсткого в отношении подстрекателей.

Основная масса населения — крестьянство и рабочие — в массе своей не определились с отношением к новому имперскому закону. По вполне тривиальным причинам — Конституция не стала, да и не могла стать панацеей ото всех проблем и бед крестьянства и рабочего класса. Фабрики и заводы так и оставались в руках их законных владельцев, земля так и не перешла в собственность крестьян, а молочные реки с кисельными берегами по-прежнему остались сказками.

'Безмозглые идиоты, чёрт бы их всех побрал, — минут через десять Владимир Александрович швырнул бумаги на стол, и прикрыл глаза. — Господи, как мне вразумить кучу тупорылых долбодятлов, возомнивших себя спасителями отечества? Хоть самому революцию устраивай!'.

'Поправка: кучу тупорылых биороботов, а не долбодятлов — не надо обижать долбодятлов столь обидными сравнениями, — тотчас отреагировал вселенец. — Варианты вразумления биороботов, на выбор: организовать АНБ, ГПУ, ГТП, или папскую инквизицию... Но сначала потребуется избрать Папу... Мухосранского, например, или Крыжопольского'.

'В главном ты прав — религиозные системы и примыкающие к ним учения являются 'операционками' для управления массовым сознанием биологических компьютеров, — царь давно перестал реагировать на ёрничество и сарказм незваного 'гостя'. — Самое поганое в этом то, что невозможно переустановить 'операционку' всем и каждому... Господи, тёзка, как же мне надоело думать твоими нерусскими терминами!'.

'Хи-хи, не каждый идеолог революционной 'пехоты' удостоится чести быть приглашённым погостить в резиденции императора, — мысленно хихикнул Муромцев, намекая о прошлогодних встречах императора с двумя интересными иудейскими деятелями — Мойше Лилиенблюмом и Ушером Гинцбергом. — Ушер с Мойшей вышли из дворца с такими рожами, словно базарили не с правителем гоев, а с посланником мистера Яхве'.

Владимир Александрович усмехнулся, вспомнив задумчивые лица господ Лилиенблюма и Гинцберга. Указанные господа действительно были приглашены в Москву, в Кремль, и в течение недели удостоились трёх личных аудиенций Российского императора. Аудиенции прошли, как говорится, в тёплой и дружеской атмосфере, несмотря на неодобрение со стороны Синода, и, вообще, православной церкви в целом.

Неизвестно, чего ожидали от этих встреч господа Мойше и Ушер, т.к. Владимир Александрович безапелляционно навязал гостям свою тему для беседы. Начал с того, что вкратце пересказал Гинцбергу и Лилиенблюму древнешумерскую мифологию, потом рассказал про космических геологов-богов — беглецов из других звёздных систем, перешёл к технологическим девайсам предков древних иудеев, которые со временем стали отождествляться с религиозными фиговинами. В какой-то момент обратил внимание, что Ушер с Мойшей, говоря компьютерной терминологией, 'зависли', и перенёс 'продолжение банкета' на послезавтра.

Вторая и третья встречи прошли по тому же самому сценарию: Лилиенблюм и Гинцберг узнали много чего интересного о Великих пирамидах на плато Гиза, о разрушенных форпостах богов в Южной Америке, и так и не смогли заинтересовать царя своими собственными темами для обсуждений. Лишь под конец император как бы между прочим сообщил гостям о предстоящей отмене т.н. 'ценза осёдлости' и уравнивании в правах людей, исповедавших основные религии.

Действительно, примерно через полгода 'ценз осёдлости' канул в небытие, и еврейские кагалы хлынули во все губернии Российской империи. Как говорится: с разбегу об телегу.

Во-первых, науськанное русскими националистами население данных губерний крайне предвзято относилось к лицам еврейской национальности. У еврейских ортодоксов практически ежедневно возникали недопонимания с мещанами и крестьянами, что автоматически давало полиции повод и право вмешиваться, сажая в кутузку всех подряд. Местных, обыкновенно, вскорости выпускали, а вот пришлых прессовали по полной программе.

Во-вторых, выяснилось, что жандармы и две вновь организованные спецслужбы — следственный комитет и служба контрразведки — доставляют одичавшей 'пехоте' мистера Яхве огромное количество проблем и неприятностей. Причём, делают это совершенно законными методами и средствами, ссылаясь на параграфы законов и императорских указов, и без особых сентиментов бросают в тюрьмы даже самых уважаемых раввинов.

А пару месяцев назад у всех этнических преступных группировок России (в т.ч. и еврейских) объявился новый, безжалостный и беспощадный противник — китайские триады. По слухам, эти экзотические для Европы бандиты заключили контракт наместником ЕИВ на Дальнем Востоке, вице-адмиралом Алексеевым. Согласно данному контракту (по слухам, разумеется), китайцы получили эксклюзивные права на торговлю опиумом и гашишем на территории Российской империи в обмен на выдавливание и уничтожение конкурентов.

По стране прокатилась волна загадочных смертей и жестоких убийств, расследование которых топталось на месте: полиция и жандармы, зачастую, не могли даже определиться с кругом подозреваемых. Это, по мнению профессиональных революционеров и падких на сенсации журналистов, подтверждало версию о достигнутом консенсусе между триадами и царской властью.

На самом деле фантастическая версия про пришлых китайцев была придумана Владимиром Александровичем для прикрытия деятельности 'чёрного эскадрона' — секретного подразделения при службе контрразведки. Данной силовой структурой руководила некая Любовь Константиниди — вчерашняя крестьянская дочка, на вид застенчивая и скромная женщина, в которой сложно было заподозрить опытного агента иностранной разведки первой четверти 21-го столетия от Р.Х.

Появившись в окружении царя около двух лет назад, двадцатидвухлетняя Константиниди в мгновение ока сделала столь головокружительную карьеру, которой позавидовал бы любой античный герой. Полагаю, читатели уже догадались, что указанная особа жила обыкновенной жизнью крестьянской девушки, пока в её тело не угодила ещё одна 'гостья' из будущего, полностью перевернув жизнь хроноаборигенки. Впрочем, обо всём по порядку.

Взойдя на престол после гибели незадачливого племянника, Владимир Александрович распорядился отменить дорогостоящие мероприятия по случаю своей собственной коронации. В опубликованном во всех газетах империи рескрипте новый царь всея Руси информировал подданных, что в связи с последними трагедиями в семье он не видит повода для публичных торжеств. В-общем, коронация была проведена скромно, без всенародных гуляний и прочих празднеств.

Сразу же после коронации император устроил разгром потенциальной внутрисемейной оппозиции, отодвинув подальше от власти одних, приблизив и реабилитировав других. В Туркестан помчался особый курьер, вручивший великому князю Николаю Константиновичу — старшему сыну Константина Николаевича — личное послание от Владимира Александровича.

Ещё один курьер с письмом аналогичного характера отправился в Англию, где проживал Михаил Михайлович — второй сын престарелого Михаила Николаевича. Забегая вперёд, скажем, что после некоторых раздумий и переписки с царём Николай Константинович возвратился в Санкт-Петербург, а вот Михаил Михайлович предпочёл остаться в Лондоне, морально поддержав демарш отца и своих родных братьев.

Демарш клана Михайловичей, как это ни странно прозвучит, был воспринят Владимиром Александровичем, как подарок судьбы, и стал вторым крупным успехом после операции по восшествию на трон. В реальности Муромцева генерал-фельдцейхмейстер и его сыновья навредили России намного больше, чем все подданные микадо вместе взятые, поэтому отстранение великих князей Михайловичей от рычагов власти стало для нового русского государя задачей первостепенной важности.

Взвесив все 'за' и 'против', Владимир Александрович принял решение говорить с каждым из представителей клана Михайловичей отдельно, как говорится, в приватной обстановке. Начал со патриарха клана, с четвёртого сын покойного императора Николая Первого. Результатом беседы с Михаилом Николаевичем стала почётная отставка последнего со всех постов, с сохранением пожизненного содержания за счёт казны, плюс дополнительными финансовыми бонусами и выплатами. Должность генерал-фельдцейхмейстера упразднялась за ненадобностью.

Сергей Михайлович, приставленный покойным Николаем Вторым присматривать за балериной Кшесинской, столкнулся с жёсткими условиями нового царя, и был вынужден их принять. Отныне развитием русской артиллерий занимался лично сам царь, а покровитель Матильды исполнял роль свадебного генерала. Концерн Шнейдера, в свою очередь, лишился в России привилегированного положения.

Разумеется, великому князю крайне не нравилась данная ситуация, и спустя семь месяцев он попробовал надавить на генералов из ГАУ, чтобы организовать своим французским друзьям выгодные условия конкурса.

Реакция императора была сокрушительной: тайный департамент при министерстве финансов приостановил работу банковского дома 'Мидас', наложив арест на все его счета и имущество. Воспользовавшись ситуацией, финансовые спекулянты Гинцбург и Поляков сначала обанкротили, а затем просто перекупили 'Общество Путиловских заводов'. Предприятие перешло под управление назначенной Второвым администрации, а разобиженный Сергей Михайлович собрал чемоданы, и укатил в Париж. Что примечательно, один, без Матильды.

Нелюбимый генерал-адмиралом Александр Михайлович пал жертвой конфликта Владимира Александровича с бабским триумвиратом — вдовствующими императрицами Марией Фёдоровной и Александрой Фёдоровной, и Ксенией Александровной, родной сестрой Николая.

Самым слабым звеном данного триумвирата являлась Аликс, которая никак не могла примириться с мыслью о фактическом крахе её собственной жизни. После похорон мужа 'гессенская муха' впала в депрессию, а спустя какое-то время крупно разругалась с Дагмарой. Собственно, сей конфликт был заранее просчитан и разожжён по рекомендации Муромцева, изучавшим в своё время женскую психологию. Комбинация с подставой получилась на славу.

Сначала доверенные (и проплаченные кем нужно) люди донесли до Марии Фёдоровны и Александры Фёдоровны информацию о том, что новый царь рассматривает варианты суда над Михаилом. Обе вдовствующие императрицы помчалась к императору, одна — просить казнить убийцу супруга, другая — с просьбой о помиловании своего сына.

В разговоре с Дагмарой Владимиру Александровичу стоило огромных трудов сыграть роль, представив дело так, что он, де, не хотел бы судить родного племянника, но народ вряд ли поймёт такую мягкость в отношении преступника. Даже в отношении столь высокородного, каким является бывший цесаревич. Как бы между прочим император обмолвился, что Аликс так же надеется на правосудие.

Бывшую датскую принцессу накрыло эмоциями, и буквально на следующий день она едва не порвала 'гессенскую муху' на кусочки. Вдова Николая Второго сначала ударилась в истерику, а затем слегла с жуткой депрессией. Узнав о конфликте между вдовствующими императрицами, Владимир Александрович посетил Александру Фёдоровну, и в личной беседе с Аликс пообещал разобраться с её обидчицей.

Остальное, как говорится, было делом техники (гипноза). Во время следующей встречи с Марией Фёдоровной император спровоцировал датчанку на откровение, и та наговорила много чего такого, чего не стоило говорить ни при каких обстоятельствах. А когда спохватилась, было уже поздно — Владимир Александрович смотрел на неё, словно Ленин на ненавистную буржуазию.

Спустя месяц после размолвки с царём Мария София Фредерика Дагмара навсегда покинула Россию, увезя с собой младшую дочь, Ольгу. Забегая вперёд, скажем, что через пару лет 'гессенская муха' так же укатила к себе на родину, не выдержав морального давления в виде постоянных встреч с живым и здоровым Михаилом Александровичем, которого никто и не собирался отдавать под суд.

Великая княгиня Ксения Александровна пыталась, было, найти пути для примирения сторон, но сделала только хуже — император мастерски разыграл сильный гнев и заявил, что не желает видеть никого из детей своего старшего брата. Супруга Александра Михайловича обиделась, и в сердцах пообещала присоединиться к матери. Таким образом, Сандро оказался в весьма затруднительном положении, которое ещё больше ухудшилось после отставки Сергея Михайловича и трений Николая Михайловича с Николаем Николаевичем-младшим.

В июле 1902 года семья Александра Михайловича переселилась жить во Францию. Остававшиеся в России Георгий и Николай Михайловичи пока не собирались покидать страну, несмотря на интриги Лукавого, стремившегося любой ценой заполучить в свои руки полный контроль над армией.

Размышляя над вопросом, как поступить с тем, или иным родственничком, Владимир Александрович, в основном, руководствовался принципом 'разделяй и властвуй'. В отношении же Николая Николаевича-младшего царь применил (по совету вселенца) другое правило, гласившее, что друзей следует держать близко, а врагов ещё ближе. Иначе их — врагов — в случае необходимости будет сложно догнать и быстро ликвидировать. Особенно столь крупных вредителей с огромным разрушительным потенциалом, каким был смахивающий на пожарную каланчу Николаша.

Исходя из вышесказанного, император взял, да и назначил Николая Николаевича-младшего главнокомандующим сухопутными силами, обязав его сработаться с военным министром. Военным министром всё ещё оставался генерал Куропаткин, никчёмный полководец, но неплохой исполнитель на вторых ролях.

Обрадовавшийся, было, перспективам карьерного роста, Николаша сразу же встал в позу, изображая обиду, но после откровенного и жёсткого разговора с Владимиром Александровичем засунул своё самолюбие в одно место, засучил рукава, и взялся ломать старые армейские порядки. А что ещё оставалось делать, когда новый царь доходчиво разъяснил простую истину, гласящую, что кто не с нами — тот против нас. К тому же, Николай Николаевич в тайне лелеял честолюбивые планы, страстно желая стать великим полководцем, и превзойти скромные военные успехи своего отца, так и не решившегося выставить турок из Константинополя.

Новое назначение получил и великий князь Пётр Николаевич, младший брат Лукавого. Побеседовав с императором, и поразмышляв над его прогнозами на будущее, Пётр Николаевич согласился принять должность начальника управления стратегических исследований при министерстве финансов. Данная структура создавалась для 'изобретения' и обоснования тактики применения таких перспективных технических разработок военного характера, как аэропланы, танки, бронемашины, бронепоезда, миномёты.