Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Во, принимайте постояльцев! — заявил он, махнув не глядя на ундин с дриадами, и опять заухал, осознав невольный каламбур.
— Что с ними случилось? — заволновалась Лена.
— Ай, не обращай внимания — пройдет. Так-то они девки бойкие и местами буйные. Не привыкли к людЯм просто. Я тож, как в перший раз с человеками... кхм... Пройдет, в обчем. Ишшо наплачетесь.
И Пыхась принялся обучать пани Берту "правилам содержания в отеле диких девок":
— Вы, ежли што, сразу их старшИм сообчайте — от ентих токо брызги и щепки полетят.
— И кто из них "старшие"? — пани Берта кивнула на девчушек, таинственным образом оказавшихся в доме, причем, по-прежнему, неподвижных.
— Не, их тута нету. Шляются по делам каким-то. Сказали попозжа подойдут. Так-то их дюжина всегда, девок-то. Две старшИх и по пять тех и тех, — Пыхась вдруг наморщил крепкий лоб и пошкрябал чахлую бороду, — Шота я забыв? А-а! — Пыхась принял "официальную" позу и уведомил хозяйку дома и озера, — Род Ковалей своим словом и имуществом гарантирует оплату проживания юных девок и возмещение ущербов, буде такие случатся. Голос рода Пыхась Коваль. То есть я, значить. Вот.
— Не надо за нас платить! Мы сами! У нас есть! — раздался от дверей возмущенный хоровой писк.
— О, Ожили!.. Или ожИли? — удивился Пыхась и попытался тут же приструнить юниц, — Ну што у вас может быть, окромя...
— Вот! — перебили его ундины и дриады и протянули пани Берте сложенные ковшиком ладошки, наполненные речным жемчугом.
Лучи предзакатного солнца удачно подсветили предложенные в уплату по бартеру предметы, и они вспыхнули с разноцветными переливами, словно драгоценные сокровища из волшебной страны. Что, в общем-то, где-то так и было.
Еще месяца два назад я бы вряд ли с ходу опознал в голубовато-розовато-желтовато-зеленоватых крякозябрах жемчуг. В моем тогдашнем представлении жемчуг: а — белый; б — круглый. Правда, есть еще "Черная жемчужина", но она одна и вообще — пиратский корабль. И тут давняя подруга пригласила маму на девичник по поводу тридцатилетия замужества или на "жемчужную свадьбу". Вот мама и озаботилась подбором соответствующего подарка. Ну, как "озаботилась"?
— Кирил, — сказала мама, — мне надо что-нибудь с жемчугом в подарок.
Преисполненный дилетантского бесстрашия и апломба, я полез в интернет, чтобы уточнить, где в нашем городе продают жемчуг и почем. И, заодно, посмотреть что-нибудь "по теме". Лучше бы я этого не делал. Лучше бы я, как раньше, считал, что "жемчуг: а — белый; б — круглый". И "в" — поддельный от настоящего не отличит только полный лопух. Не знаю, как "поддельный от настоящего", но вот "натуральный (дикий) от выращенного" зачастую только рентгеном, ведь и то и другое самые настоящие перламутровые жемчужины, только у одних в сердцевине случайно попавшая в раковину песчинка, а у других — специально туда положенный шарик. Я, конечно, упрощаю, оставляя "за кадром" безъядерный жемчуг и блистерный, а также конк, акойя, бива и кеши, который выдают за касуми. Экспертом я не стал, но фотографий насмотрелся, поэтому и понял, что дриады и ундины в оплату предложили великолепные барочные жемчужины (или жемчужины-барокко), среди которых удивительно много парагонов. (В переводе с ювелирного жаргона — это "несимметричные жемчужины, некоторые из которых имеют очертания животных, лиц людей, птичьих крыльев, волчьих клыков и т.д.") За неправильность и оригинальность на них достаточно большой спрос среди ювелирных дизайнеров. Собственно, этим мои познания и ограничиваются. Ни сколько это может стоить, а тем более, кому это можно продать — понятия не имею. Да, подарок я купил. Простые бусы из крупных жемчужин. А — белых, Б — круглых. Маме понравились, ее подруге — тоже.
Между тем, ундинки и дриадки, приняв наше ошеломленное молчание за пренебрежительное, жалобно спросили:
— Ведь этого хватит? Хоть ненадолго?
На мой непрофессиональный взгляд денег, вырученных за такой крупный натуральный жемчуг хватит... навсегда, но пани Берта, вроде бы, передумала продавать отель.
Как это часто случается, вопрос, разбивший тишину, стронул лавину. И какое счастье, что нас она задела только краешком. Нас, это разумных мужского пола. А потом, от греха подальше, мы и вовсе убрались на пристань.
— Эй, Клах! — вдруг окликнул меня Пыхась.
— Что?
— Держи свою железяку, скока мне ишшо ее таскать? Сам носи! — и Пыхась протянул, казалось, потерянную трофейную саблю.
— О, благодарю! Я думал, что потерял ее.
— И правильно думал. Радуйся, что было кому найти.
Я принял оружие и не узнал его. Саблю не просто "нашли и вернули". Ее почистили, подремонтировали и... и что-то еще с ней сделали...
— Пыхась.
— Чегось?
— Что вы сделали с саблей?
— Заметил? А я говорил, что ты заметишь, хоть и... гхм! — Пыхась проглотил последнее слово и перекосился. Наверное, слово было не очень приятное.
— Это же стандартная карабела восемнадцатого века? — нарочито нейтральным тоном поинтересовался подкравшийся Юзик.
Угу, а чего глазки так горят и пальчики подрагивают? Кругом маньяки!
— Понятия не имею, — преувеличенно небрежно бросил я, — Трофей. Что было — то и взял.
— Где трофей? — навелся на знакомое слово Марик, — Ух-ты, холодняк! Дай заценить! С кого снял?
Стас тоже подошел, но в разговор пока не встревал, только зябко передернул плечами, когда узнал саблю.
Вскоре, Юзик, оказавшийся каким-то чемпионом по саблям, вовсю демонстрировал нам разные приемы. Я при этом удачно вставил завалявшуюся в памяти цитату из статьи про польскую школу крестового боя: "Венгерец бьёт слева направо, москаль сверху, турчин на себя, а поляк крест-на-крест машет своей саблей!".
— Это откуда? — тут же спросил Юзик.
— Не помню. Мемуарист польский какой-то. В библиотеке случайно книжку взял.
— В какой библиотеке? Здесь, в Минске?
И вот что ему ответить? Я же не знаю, как в этом мире сложилось с той же школой крестового боя. Это в прежнем Януш Синявский его по крупицам и обрывкам восстанавливал. Пришлось выкручиваться.
— В родовой библиотеке. И эта фраза — единственное, что зацепилось в памяти. Увы.
Юзик явно огорчился.
Пока мужская часть гостей и постояльцев развлекалась на берегу, женская, во главе с хозяйкой дома и озера, совершала ознакомительную экскурсию по отелю перед заселением. Судя по слышным даже на пристани хоровым "ахам" и разнобойным радостным пискам, ундинки и дриадки вполне себе освоились. Кстати, "номер для новобрачных" Лане и Стасу в итоге не достался. У Ланы и пани Берты не хватило сил и душевной черствости выгнать оттуда девчушек. Я позже заходил в это помещение. Кошмар! Кровать с балдахином, шелковые драпри, пуфики и кушетки, зеркала и канделябры, позолота и розы (там, где не позолочено) — ужас! Как такое может нравиться? И вообще, зачем у пани Берты хранился в "кладовке" ТАКОЙ набор для украшения комнаты? Я же заглядывал туда мельком ДО ТОГО. Было симпатично, аскетично и просторно... Ладно, главное — девчушки от такого стиля в полном восторге... Угу, максимально не похоже на лес и реку...
С жемчугом решилось просто: пани Берта оказалась совладелицей ювелирного салона, в который и отдаст малую часть предложенных парагонов. Этого хватит и на оплату номеров и на разные покупки. А их обязательно будет. Лана с Леной уже успели научить девчушек слову онлайн-магазин. Особенно девчушек заинтересовала простая бижутерия из "натуральных материалов". Оказывается, украшения из того же жемчуга или драгкамней и драгметаллов им можно будет носить только после ритуала "вступления во взрослую жизнь", а до этого — корешки, шишечки и ракушечки. Что ж, тоже мотивация побыстрее взрослеть.
Странно, но "старшИе" все еще не появились, поэтому ужинать сели без них. Перед этим пани Берта поинтересовалась у Пыхася, чем питаются юные ундины и дриады, подспудно предполагая услышать о каком-нибудь экзотическом и ультранизкокалорийном меню.
— Эти-то? Да все жруть, как не в себя! — ответил Пыхась.
У меня, правда, сложилось несколько другое впечатление, которое можно передать, перефразировав Форда: "Еда на столе может быть любая, при условии, что это пирожные и конфеты." Впрочем, Пыхась тоже оказался прав. У меня просто в голове не укладывается, как пирожные можно запивать сладчайшим персиковым компотом и закусывать карамелькой?
— Марик, а расскажи про компот? — вдруг попросила Лена, когда застольная беседа чуть подвыдохлась, а еды еще оставалось много. Особенно пирожных.
— Про какой компот? — не понял Марик.
— Который ты на Памире пил этим летом. Ты же рассказывал! — пояснила Лена.
Марик от удивления вытаращил глаза, но промолчал. (Я потом понял, почему он проделал и то, и другое. Нет, почему "промолчал" было ясно сразу.)
— Марик? — напомнила о своей просьбе Лена.
Марик вздохнул, заметив, что не только Лена ждет от него немедленной истории "про компот".
— А ты-то что улыбаешься, братик? — ехидно спросил он Юзика, — Неуязвимым себя почувствовал?
Юзик поспешно стер улыбку с лица.
— Ладно, — решился Марик, — Слушайте. Но, если что, меня заставили. Вот она, — и Марик невежливо указал на Лену пальцем.
ТИПА POV История Марика о том, как он пил компот на Памире
Я еще в школе увлекся альпинизмом. Не так, как Юзик своими саблями, но тоже всерьез. До сих пор стараюсь каждый год куда-нибудь съездить.
("У него на счету два восьмитысячника и четыре семитысячника по всему миру!" — гордо вставила справку Лена.)
Этим летом собралась неплохая компания полазить по Памиру с базированием в международном альплагере в Алайской долине. Живут там, в основном, алайцы — это особый народ со своим языком. И живут так... Мы словно в другой мир попали. У них, например, весь транспорт использует горючее, сделанное из нефти. Как у наших армейцев, которые сроду денег считать не умели. Но там это не от богатства, а наоборот.
("Марик, давай без социально-экономической политинформации," — поторопил Юзик.)
История... хм!.. про компот началась с того, что один поляк из нашей группы по дурости сломал ногу. Вызвали вертолет, чтобы доставить "на большую землю". Дирижабли в горах — это временно летающие гробы. Меня отрядили в сопровождающие. Улететь я улетел. А обратно как? Самому вертолет нанять неподъемно. Пошел расспрашивать. Там многие русский язык знают, потому что... Спокойно, Юзик!.. Кто-то из аэропортовской обслуги подсказал, что в Алайскую долину на грузовозах доставляют уголь. Топят им, представляете? Попутчиков берут. А уже вечереет.
Хмурый водила озвучил расценки:
— Если будешь спать — 10 злотых, если не будешь — пять злотых.
Я отдал десять.
("Я их цены в наши перевел, чтобы не путать с сомами, тыйынами и прочими теньге," — сам себя прокомментировал Марик.)
Скоро в кабину подсел еще один мужик — за пять — и тут же уснул. Водила, когда уже тронулись, уточнил:
— Я тебя только до перевала подброшу, до гостиницы, а там пересядешь.
— Ладно, поехали.
Крутой серпантин, груды разбившихся машин внизу. Скорость километров 20. Дорога узкая, жуткая. Кроме того, как повыше поднялись, на дороге снег, лед, цепи скользят. Через несколько часов водителя в духоте кабины да от постоянного напряжения разморило, и начал он носом клевать, зараза. А у меня от страха сна ни в одном глазу. Развлекал разговорами, вопросами, песни орал, потом просто тормошить начал периодически. Раз даже руль перехватывать пришлось в метре от пропасти. Та еще поездочка! Знал бы, сэкономил пятерку.
До гостиницы добрались поздно ночью. Гостиница! Барак поделенный пополам на столово-административную и спальную части. Еды, правда, нет — не завезли. За перегородкой храпят шоферы. В пять-шесть утра они встают и разъезжаются. Я попросил дежурную бабульку разбудить меня пораньше. Проснулся сам. В восемь. В пустом бараке.
— Ой, вы так сладко спали, я пожалела.
Ага, а теперь пешком трюхать? Но поплелся вниз с перевала в Алайскую — так ее — долину.
— Тут деревня рядушком, километров десять, не больше.
А жрать охота!
Добрался. Дрянь, а не деревня. Кругом одни алайцы. По-русски не бельмеса. Про польский и английский вообще молчу.
— Пожрать есть где? — ору для доходчивости, — Пожрать? Ам-ам?
Самый умный алаец что-то промекал пацаненку, и тот привел парня в солдатской рубашке. Толмача. Слава армии!
Отвели меня к "столовой". В пустом доме женщина кормит грудью младенца.
— Это столовая?
— Да.
— А еще что-нибудь покушать есть?
Обиделась. И за восемьдесят стотинок выдала миску тухлого блеклого борща, тарелку склизких серых макарон с вонючей сохлой котлетой и почти литровую кружку отличного компота из сухофруктов.
Борщ и макароны я, дождавшись, пока женщина выйдет в поисках сдачи с пяти злотых (а до того она стояла и подозрительно следила), вывалил в мусорный бак. Компот выпил. Женщина вернулась не скоро, наверное, всю деревню оббежала. Принесла 4 злотых мелочью.
— На 20 стотинок можете взять компота.
А это еще 4 кружки. Не осилить. Но одну выпил. Прикинув направление, пошел дальше. В животе компот булькает и от голода башка кружится. Тут грузовоз. Ветеринары. Бочки с креозотом чабанам развозят, овец от паразитов купать. Поехали.
— По пути нам только небольшой крюк надо по работе, не возражаешь?
— Нет, конечно.
Ветеринары уважаемые люди, их все чабаны любят, а потому без чая не отпустят. Я чуть не застонал, увидев чай, сахар и лепешки с маслом — навалился, засыпая в кружку по пять ложек песка, закусывая зеленью. Три громадных лепешки в минуту умял, осоловел слегка. Ветеринары только косились на меня, как на дикого.
Тут мясо принесли...
На второй точке, за полдень, уже ждал мяса — опыт приобрел. Вскоре меня ссадили.
— Тебе туда, — говорят, — Километров десять до ущелья, на другой стороне твой альплагерь. Будешь проходить мимо белой юрты — проходи мимо.
("Сказка начинается!" — радостно сияя глазками, шепнула Лена.)
Юрта — как из музея. Белая кошма с золотой вышивкой. У откинутого ясыка стоит старуха — крючок с клюкой — и лопочет: зазывает. Я подумал: "А фигли?!" И зашел. Внутри опять музей! Бабка чего-то бормочет радостно по-алайски, напиток принесла (как оказалось, хмельной). Захорошело мне. Вдруг топот копыт. 8 женщин. Похихикали и за ширму. Потом выстроились в ряд, как на показ, и самая молоденькая-симпатичная объяснила:
— Нас восемь сестер. Отец умер, братья в лавину попали. Мужа нет. Будь мужем. У нас сто яков, двести коней, овец без счета. Будешь как сыр в восьми маслах кататься.
— Нет, спасибо, — говорю, — У меня только одна жена.
То, что и эта "одна" только "будет когда-нибудь" промолчал, а они, к счастью, поняли, что "уже есть".
— Одна! — продолжает самая молоденькая-симпатичная, — Сегодня одна, завтра одна, через год одна, через десять лет одна. А тут восемь!
А хмель-то у меня-то в голове-то бродит! Но ушел. Бабка ругалась!! Вдруг слышу — догоняют. Всадники. Напрягся. Оказалось — зря пугался. Та самая девушка и конь в поводу.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |