В схватку вклинились много новых — крича, ругаясь, скрежеща зубами. Дико вскрикивая, размахивали длинными ножами, тщились достать амазонок острогами и дубинами, иные издалека трусливо швырялись камнями.
Окли озверела, бешено скаля острые клыки и блестя глазами, завращала мечом над головой. Походя отбивая атаки смельчаков, сокрушала, стремительно вертясь, спеша достать страшными ударами как можно больше. Пробивала рёбра и сердца, разваливала врагов от плеча до пояса. Кричали раненые, из кровавой круговерти отлетали руки с дубинами и топорами...
Вождь, видя, как бесславно гибнут его люди один за другим, тоже ринулся в схватку, в толпу беспорядочно метавшихся фигур, размахивая огромной секирой. Гневно рыча, нанёс жуткой силы удар, топор со свистом рассёк воздух. Окли забеспокоилась — не пострадала бы спутница! Но таншерийка, похоже, привычная к сечам, держалась на удивление хладнокровно.
Неуловимый выпад — и перекошенная харя зверочеловека стала ещё страшнее — оттого, что длинный клинок непостижимо быстрой желтоволосой фурии просадил его туловище насквозь. Вскинув голову к яркому свету звезды, вождь яростно рявкнул, глаза остановились, потемнели, из носа и рта хлынул поток. Булькая горлом, он попытался что-то сказать, но испустил лишь последний хрип. Топор загремел по камням, колени дикаря подогнулись, туша начала оседать — и грохнулась о камни...
Трупы, кости, останки валялись повсюду. Не слышалось ни стона, ни крика. Ближайший рассечён практически пополам, у многих раскроены черепа, тут и там торчали острые осколки рёбер, смердели вывалившиеся наружу распоротые внутренности.
Остекленевшие глаза шестнадцати мужчин бессмысленно таращились в пурпурные небеса.
Девочки решили немного отдохнуть перед последним штурмом, оставалось уже не больше двух десятков километров. Окли, сознавая приближение финиша, испытывала нарастающую тревогу. Ей не хотелось расставаться с Шеррой, но даммерийка не знала, позволят ли ей взять эту девушку на корабль. Рыжеволосой передавалось мрачное настроение подруги, она с видимым беспокойством пыталась понять, в чём дело. Не приставая с ласками, села в отдалении, и только поглядывала на её хмурую физиономию.
-Шерра ххашш? — вдруг жалобно спросила она.
Подняв глаза на печальное лицо спутницы, Окли заметила на пыльных щеках влажные дорожки.
-Нет, нет, Шерра оол, ты здесь совсем не при чём!
Она придвинулась к девочке, заключила её в объятия, попыталась утешить. Тихо плача, таншерийка вздрагивала на коленях старшей подруги, уткнув лицо в шкуры и прижимаясь изо всех сил.
-Но как объяснить тебе, что не всё в этой жизни зависит от меня... — Окли произнесла это с такой тоской, что я от души пожалела её.
Даммерийка уже не хотела к маяку.
Почти два часа они молча сидели, вцепившись друг в друга. Шерра давно исчерпала запасы слёз, и с каждой минутой затянувшегося безмолвия всё больше утверждалась в мысли, что "женщина-воин" намерена её бросить.
Всё же романтической Окли недостаёт решительности...
Будто услышав, синеглазая порывисто вскакивает, держа за руку подругу. Они на предельной скорости устремляются к финишу.
Я, что ли, внушила ей это? Да нет, нет, конечно!
Девочки летели мощно и легко, словно на крыльях, только стелилась пыль.
Оставалось около двух километров, когда они тоже увидели впереди бесконечную полосу жирно блестящей на почве карминовой жидкости. Широкую, метров в двадцать.
Таншерийка закричала, что это "густое пламя", предостерегающе схватила за руку. Пропитанная минеральным горючим почва простиралась в длину километра на три, обогнуть её было невозможно.
Бегуньи растерянно остановились, в ту же секунду справа и слева побежали, устремились к центру огненные тропинки. Степь мгновенно запылала гудящим маслянистым пламенем.
Окли поднесла ко рту большой палец и знакомым движением ожесточённо прикусила его. Узкий и тонкий палец безукоризненной формы. Она держала его во рту, тихонько ругаясь. Путь был закрыт. Потащив из-за спины меч, обернулась одним прыжком, замерла, не шелохнувшись, держа спину прямо и голову высоко.
Окружая полумесяцем, к девушкам со всех трёх сторон мчались несколько десятков врагов.
-"Ну, вот, последние километры, а вышли самыми длинными", — подумала Окли, твёрдо взирая поверх десятков колышущихся островерхих шлемов.
Её спутница встала в полутора метрах слева, вытащив длинный нож.
-"Женщина-воин знала: идут враги, потому хотела оставить меня, спасти", — проносилось под рыжими кудрями. -"Но лучше погибнуть в бою, чем существовать презренной рабыней. Смерть, но не бесчестье!"
Морща лоб и переступая с ноги на ногу, аборигенка дерзко глядела на приближающуюся свору.
-Чтобы зачать, ваши матери совокуплялись с животными! Вы уже трупы!! — звонко и страшно выкрикнула она.
В небе замельтешили копья, закрутились ножи, подруги едва успевали отбиваться, заслоняясь щитами. Каждый из нападавших был хорошо вооружён: меч, щит, шлем, многие с копьями.
Девушки, совсем не выглядевшие угрожающе, стали вплотную к ревущему пламени. Тем не менее, стена врагов оцепенела, как загипнотизированная, в нескольких шагах от направленного на первые ряды тёмного, длинного клинка.
Всего за несколько дней этот меч, а особенно его хозяйка, сделались поистине легендарными. Подбадривая себя, трусливые крысы с разрисованными рожами принялись скалить зубы, выкрикивать оскорбления, разом били в щиты рукоятями мечей.
Даммерийка широко улыбнулась в ответ, вздёрнула губу, открыто продемонстрировав звериные клыки. Грозно сверкнув, будто метательные ножи, они вселили во многие сердца глубочайший ужас.
"Да это сам дьявол", "сатана", "порождение тьмы", про себя воскликнули воины, увидев, как отличается от других Окли.
Она сделала приглашающий жест, откровенно насмехаясь над трусостью огромной стаи. Лицо её было невозмутимо, но из узких щелей между ресницами на этот алый мир холодно глядела небывало синяя смерть.
Отважились, налетели.
Выставив щит, Окли с неуловимой быстротой длинным лезвием нарисовала перед собой полукруг. Завопили, брякнулось под ноги выпавшее у кого-то оружие. Двое крайних с распоротыми животами сели в бурую пыль, обильно увлажняя её собственной кровью, средний оказался просто разрублен надвое по горизонтали. Воины напирали, и клинок золотоволосой завертел стремительные всесокрушающие восьмёрки, образовал перед нею непреодолимую стену сверкающего металла. У кого-то наискось отвалилось полголовы, у иных отскакивали плечи, руки, далеко в стороны разлетались обломки оружия. Люди падали замертво, кричали раненые с перекошенными лицами, струи крови заливали песок. От чудовищного удара щитом плеснулось алое изо рта неосторожно приблизившегося мужчины, и он повалился с размозжённой грудью. Дикари старались загнать девушек в огонь, волосы их уже скручивались от жара, но Окли смещалась, будто по линейке, ступая на распростёртые тела и прорубая среди живых врагов место для себя и своей подруги. Глаза её, налившись кровью, сделались безумны.
Ощущая всё, что чувствовали Окли и Шерра, я вздрогнула, когда острие копья, скользнув по щиту, серьёзно ранило бедро младшей. Под ударами клинков гнулись уже щитки, закрывавшие предплечья даммерийки, заставляя скрипеть зубами от боли. Многие мужчины были ранены или убиты, но оставалось их ещё больше. Единственной надеждой было то, что пламя погаснет, позволит подругам отступить, перегруппироваться.
Шерру раскачивало всё больше, она быстро теряла кровь, мышцы слабели. Но ярость помогала чудом отбивать атаки. Окли пострадала ещё сильнее — вражий клинок рассёк кожу на рёбрах, кровоточила рана в груди, руки покрылись глубокими порезами. Кровь из рассечённого лба начала заливать глаза, это сильно мешало драться, она только теперь поняла, что ранена, в бешенстве не ощущая боли.
Звон железа, хор криков и стенаний умирающих, ругань, проклятия.
Жар заметно слабел, языки пламени уже едва пробивались через валивший клубами жирный дым. Используя завесу, бесстрашная синеглазка, морщась при каждом вздохе, мгновенно перемещалась в неожиданных направлениях, разя кашлявших от сажи противников.
Закрываясь от мощного удара сверху, ослабшая Шерра не успела увернуться от копья, жадно вонзившегося в незащищённую плоть. Страшный удар пробил рёбра, лёгкое, достал позвоночник....
Тонко вскрикнув, полупарализованная, девушка замерла, как подрубленное деревце. Выронила оружие, рухнула на колени, сжимая ладонью огромную рану. Кровь струилась сквозь маленькие пальцы, стекая в песок, изо рта показались алые пузыри.
С тревогой подумала: "Ну хоть она пусть останется жить!" Пытаясь не обращать внимания на стремительно растущую слабость, попробовала подобрать оружие, чтобы ранить нападавшим ноги, но сломанные рёбра разрывали внутренности, а руки уже не подчинялись.
"Хоть раз бы ещё оказаться в её объятиях..." промелькнуло в мозгу смертельно раненой.
Сверху раздался вопль. Рухнул воин с глубоко разрубленной ключицей. Как и девушка, он был ещё жив, их взгляды встретились. Поняв, что и ей осталось несколько мгновений, сражённый в последнем усилии растянул губы злорадной усмешкой.
Не чувствуя ни рук, ни ног, таншерийка была не в силах шевельнуть и пальцем.
Жизнь уходила, девушка явственно ощущала это. Кто-то в пылу схватки наступил на неё, но она уже не почувствовала боли. Холод небытия подымался всё выше, цепенели мышцы, сознание затмевала апатия.
С трудом подвинув зрачки вправо, увидела, как её отважная Окли, вся израненная, обливаясь кровью, свалила-таки последнего — из пасти врага брызнуло красное и вырвался жалкий хрип...
Они не заметили, как несколько оставшихся невредимыми "воинов" позорно бежали, не осмелившись приблизиться к исчадиям ада. Их ноги скользили теперь в лужах, среди останков и мерзко пахнущих внутренностей. Немалый кусок степи был щедро окроплён кровью. Изрубленные тела в неестественных позах, со снесёнными черепами, лежали грудами, вповалку. Кругом пахло смертью.
Поймав синий взгляд, девочка хотела сказать, но вспомнила, что подруга совсем плохо знает арлийский...
Окли жгла острая боль, тошнило, мутился разум. Упав на колено, она безнадёжно склонилась над умирающей, тронула окровавленную остроконечную грудь, ощутив слабеющие толчки сердца. В голове вихрем проносились отчаянные мысли: "Дэфа. Она всесильна, она оживила меня, она сможет спасти!!!"
Шевельнув посеревшими губами, рыжеволоска дрогнула от пронзившей её невыносимой боли. Закатив глаза, уронила остроухую голову, навсегда проваливаясь в чёрную бездну. Последнее, что она осознала, было счастье — её любимая остаётся жить!
Подхватив на руки безжизненное тело, Окли поднялась.
Шатаясь, заставила себя бежать. В голове нарастал звон, обгоревшая степь виделась в багровом тумане, ноги тяжелели и подкашивались. Предательская пелена заволакивала глаза, каждый следующий шаг давался с всё большим и большим трудом. Потеряв много крови, воительница задыхалась, сердце работало на пределе.
Вдруг впереди послышался долгожданный звук. Слабый, едва различимый...
В полубессознательном состоянии она тащила и тащила себя вперёд, сжимая немеющими руками тело любимой, едва не натыкаясь на кусты и камни. Глаза слезились, теперь она почти ничего не видела. Но звук, казалось, понемногу усиливался!
Даммерийка смогла дошагать до спасительной линии. Скрипя зубами от боли, села, опустила на колени скорбную ношу, провела грязной ладонью по своему холодному лицу.
И когда нужно было произнести код, устыдилась немочи севшего голоса.
Окли шагнула из тумана, держа мёртвую девушку на руках.
Увидела приготовленные для обеих копии, бросилась к новому телу Шерры, глянула с благодарностью и безмолвной мольбой.
В уголках синих глаз блестели слёзы.
Израненная, обгоревшая, истёкшая кровью — на боку свисал целый лоскут кожи, сорванной ударом клинка, едва способная держаться на ногах, в эту минуту она желала только одного — увидеть, как поднимутся веки с рыженькими ресницами, как шевельнутся губы, замершие, казалось, навсегда...
Первые мгновения лицо девушки-подростка оставалось недвижимым. Открыв глаза, она бессмысленно взирала перед собой. На пятой секунде остановив взгляд на Окли, цеплявшейся побелевшими пальцами за окровавленную переборку, краснокожая с криком метнулась, подхватила под руки, принялась неистово целовать родное лицо, покрытое копотью и кровью. Обессилевшая, даммерийка держалась одним только чудом — холод охватывал тело, а сердце билось всё реже... Не пытаясь понять, что произошло, где они находятся и каким образом она ожила, рыжая торопливо забормотала. Она хотела промыть раны любимой, посыпать целебными травами, наложить какие-то мази...
-"Девочки, вы не возражаете, если теперь я подлечу Окли?"
Восприняв посланную мною мысль, они обернулись, не подумав задаться вопросом — как услышали и поняли, если я ничего не произносила?
Подхватив сползающую на палубу даммерийку, я усадила её рядом с новенькой копией. "Солнце" исполнил всё быстро и чётко, спустя несколько секунд обе малышки могли дать волю чувствам. Счастливо обнимаясь и раскачиваясь из стороны в сторону, они изливали друг на друга великую радость спасения. Пошмыгав немного носами, стали дрожащими голосами лепетать без умолку на разных языках, не замечая, что ничего не понимают. Восхищённо прижимались, теребили, трогали друг друга в тех местах, где только что зияли смертельные раны.
Через несколько минут Окли вспомнила обо мне, глянула из-за плеча своей рыжей пассии на мгновение отрезвевшим глазом:
-Ты не сердишься на меня, Дэфа, ведь правда?
БАР ФЛЕМИЛЛ
В третий раз я начинала этот окаянный путь с начала.
Местные подонки дважды убивали, не позволив завладеть оружием, и я была в отчаянии. Аланн, носившая теперь имя "Элос", пыталась уговорить отказаться от новых попыток, но я не могла признать себя побеждённой.
Ну конечно, захотела поиграть в крутую, доказать бессмертной, что тоже на что-то способна!
Начав с нуля, брела по степи и думала, как избежать встречи с компаниями мерзких скотов, таскавшихся по этой алой планете.
И только теперь поняла: нужно преодолеть себя, причина неудач внутри. Надо не прятаться от них, а нападать первой. Обороняться — значит проиграть!
В первый раз, когда встретила аборигенов, меня до обидного просто "купили"! Пятеро юных голодранцев без всякого оружия показались совершенно безобидными. Старший из них, кстати, не самый противный, опустился на колени, принялся оглаживать мои длинные ноги, что-то лепетал восторженно-вопросительным тоном.
Через секунду оказалось, что всё это блеф. Стоило упустить из поля зрения одного, как юнец тут же шандарахнул меня по затылку!
Очнулась я распластанной на песке с удавкой на шее, один из "невинных мальчиков" крепко держал кожаную петлю. Не меньше трёх часов они, сопя, терзали меня, а малейшая попытка сопротивления приводила к затягиванию удавки. В конце концов, возможности юных варваров иссякли, они туго связали мне руки и сочли возможным избавить от петли.
