— Вот мы и подошли к проблеме всех проблем, — вздохнул я. И замолчал. Не поверят. Некоторое время посидел, разглядывая пластиковый плиточный пол вертолёта.

— Брис, придётся сказать. Они обречены в любом случае, — спокойно сказал Вестар, сообразив мои затруднения. — Ты прекрасно знаешь: если Карл пошёл на добровольное признание руководству — в чём есть и наша вина, ведь это мы вынудили сказать его про Сциллу, — то этих семерых послали сюда целенаправленно. Они должны знать, что с ними будет по возвращении.

— Согласен, — вздохнул я и снова всмотрелся в подозрительно сощуренные серые глаза капитана. — Бертон, вы видели, во что превратились сим-вормы за трое суток. Вы видели, как выжила в бою с сим-вормами наша команда, хотя, по канонам, обычный человек в столкновении с ними не выживает. Сцилла — планета, энергетически сильная. Вас послали сюда с молодыми призраками не для того, чтобы вы приняли практику у ребят. А для того чтобы вы пропитались духом Сциллы и превратились в интересующие командование экземпляры подопытных кроликов. По возвращении вас, всех семерых, ждёт лабораторная койка, к которой вас всех прикуют. — И, дождавшись, когда ухмылка на его тонких губах станет явной, я добавил: — Карла приковали к койке почти на три года. Исследовали, как повлияла на него Сцилла. Он — сбежал. Вы, опытный и сильный, тоже сбежите. Эти шестеро будущих лабораторных кроликов не сбегут. Они не знают жизни. Вы знали про три года Карла?

— ... Нет, — после недолгого молчания всё-таки ответил капитан.

Кресло второго вертолётчика резко развернулось. Карл из открытой кабины сказал:

— Приказы даются не для того, чтобы их не обсуждали. Зачем исполнителям знать подробности? Кто они? Всего лишь пушечное мясо.

Он встал и прошёл в наш отсек. Сел напротив меня. Снял маску от ветра.

Капитан смотрел внимательно, не делая резких движений.

— Знаешь, почему я выжил, Бертон? Из ненависти. Сообрази я раньше, что именно со мной вытворяют, я бы и сбежал раньше. Но, когда я сообразил, было слишком поздно. Я ослабел до такой степени, что уже соображать не мог. А знаешь, почему ты не сможешь меня взять? Потому теперь я окреп и готов стать убийцей — худшим, чем был ранее. Ты ведь читал моё досье?

— Карл, не надо, — сказал я. — Я не дам этого сделать.

Люди в грузо-пассажирском отсеке будто раздались в стороны и превратились в картонные фигуры — и живыми остались только мы двое. Я и Карл. И парнишка справа от меня. На которого нацелился Карл.

Шлем парня подбородком резко задрался кверху, а его самого будто врезало в спинку сиденья. Карл.

Парень обмяк и повалился в сторону, где его подхватил, чтобы тело не упало со скамьи, сидящий рядом призрак. Я...

Капитан не пошевельнулся.

— Карл, не смей.

— Не тебе мне приказывать.

Мы столкнулись взглядами — и менталом в пространстве, которое ощутимо загудело от напряжения. Почерневшие от злобы глаза Карла ослепли на мне.

— Какого дьявола ты их... защищаешь? Ты... Сам убийца. Тебе должно быть... всё равно. Я всё равно убью их всех. В спину. Когда тебя рядом не будет.

— Прекрати истерику, Карл, — уже раздражённо сказал я. — Ты никуда не уйдёшь со Сциллы. Понял? А когда до тебя это дойдёт, будь добр — держать себя в руках. Я, вообще-то, думал — ты полностью пришёл в себя...

— А почему он не уйдёт со Сциллы никуда? — как ни в чём не бывало поинтересовался капитан.

— Планета — наркотик, — сказал я, сдерживая направленную ментальную ярость Карла и одновременно отщёлкивая застёжки на скафандре бессознательного парнишки. Расстегнул. Сунул ладонь положить пальцы на шею, пульс едва нащупал. Сосредоточился на кончиках пальцев. Выдох. Жилка под пальцами торкнулась уже живей и отчётливей. — Это такой наркотик, что просто поразительно. Здесь чувствуешь себя сильным. И от этого — счастливым. А счастье — это и есть главный наркотик. С ним очень трудно расстаться.

— Почему же уехали остальные переселенцы?

— Уехали не прочувствовавшие, — сказал Вестар. Он подсел к Карлу, всё ещё напряжённому, но всё-таки прекратившему ментальную атаку на призрака. — Всех не научить. Особенно, если не хотят. Но Карла мы вам точно не отдадим. Второй раз он этого не переживёт.

Парень-призрак медленно выпрямился, сел нормально.

— Тогда придётся меняться, — легко сказал Бертон. — У меня ваш парень. Меняю его на Герхарда.

— А если не сменяют? — полюбопытствовал я. Ситуация начала забавлять. — Увезёте меня со Сциллы?

— Увезём, — уверенно подтвердил капитан.

— Слушайте, Бертон. Что-то вы не вовремя как-то, — рассудительно сказал Доминик. — По-моему, сначала надо разобраться с сим-вормами, а потом уже говорить о...

— А зачем им сим-вормы? — сказал я. — Их привёз Карл — пусть с ними и разбирается. А меня — забрать в их катер и увезти отсюда. — И объяснил: — Это капитан так думает. Только у него ничего не получится.

— Почему? — Капитан кривил тонкие губы, глядя на Карла. Тоже забавлялся.

— Куда бы мы ни пошли, я позову сим-вормов за собой. Вам придётся драться с ними в любом случае.

— Ну... — философски сказал капитан, рассматривая меня. — Если стукнуть хорошенько по голове, даже такой сильный, как ты (если и правда сильный), вырубится.

— И тогда драться придётся только вам, — не менее задумчиво подытожил я. И улыбнулся. — Вам и вашей команде. Без меня.

— Не понял.

— А я уже настроился на них. Думаете, отчего это они курса не меняют — бегут за нами? Они бегут за мной.

Ошарашенный Бертон открыл рот, а я холодно добавил:

— И ещё, капитан. Прежде чем говорить — стукнуть, узнайте, с кем имеете дело.

Вздохнув, Доминик высказался:

— Теперь, когда мы столь эмоционально обговорили некоторые личные моменты, неплохо бы поговорить насчёт наших действий с сим-вормами. Капитан Бертон, вы со своими ребятами и правда собираетесь отсиживаться, пока мы разбираемся с тварями? То есть в бою с ними вас можно не принимать во внимание, учитывая ваше наплевательское отношение к своим прямым обязанностям?

— Велеречиво-то как... — прошептал я.

— Я собираюсь сидеть в вертолёте и сторожить вот этого вашего Бриса, — заявил капитан.

Я не выдержал, оскалился в радостной ухмылке.

— Что? — подозрительно спросил Бертон.

— Значит, так. Как только вертолёт садится — вы высаживаетесь, — сказал я, глядя на ребят. — И уходите. Сим-вормов мы с капитаном берём на себя.

— А не наоборот? — вскипел всё-таки Бертон. — Мы высаживаем этих... (пренебрежительно скривился) рейнджеров, берём вертолёт...

— ... и сим-вормы летят за нами, — закончил я, всё так же ощерившись — глядя на него. — Что скажете? Тупик. Я с вами — сим-вормы вокруг вас.

— А самому?! — сорвался капитан на крик. — Самому, скажешь, не страшно сдохнуть?! Ты же останешься среди этих тварей!!

"Не ори!"

Бертон поперхнулся криком.

— Я останусь среди сим-вормов и выживу. В отличие от вас, — сказал я. — Предлагаю перейти к дипломатии. Итак... Мы все сейчас в одной корзине. Так уж совпало, что у нас есть общий враг. Поэтому... Капитан, прикажите своим ребятам снять шлемы и — в идеале — скафандры. До Мёртвого леса нам... Данияр, сколько до него ещё?

— Полчаса!

— Хорошо. За это время мы покажем вам несколько приёмов, которые помогут тогда, когда действие ваших стимуляторов закончится.

— Брис, ты понимаешь, что именно собираешься делать? — спросил Карл.

— Понимаю. Я собираюсь подарить им счастье.

Бертон встал со скамьи и, так получилось, встал надо мной. Исподлобья разглядывая его, сумасшедше, до головной боли во всём сомневающегося, я хмуро поразмыслил над той мыслью, что некоторых в рай надо загонять. Пинками. Если эти некоторые такие непробиваемые... Хотя что с них взять. Мозги затуманенные... Начинать надо с самого начала... "Добро должно быть с кулаками. Добро суровым быть должно, Чтобы летела шерсть клоками Со всех, кто лезет на добро ..."*

Так что я успел встать.

Ну почему, если идёшь на уступки или первым предлагаешь перемирие, другой стороной это деяние сразу рассматривается как слабость?

Ну почему я всем всё должен доказывать?

Впрочем, я сам по себе — хорошая провокация для любого жаждущего помахать кулаками. Что с того, что высокий? Выгляжу худым и узкоплечим. Да и морда до сих пор по-мальчишечьи узкая, голодная. Не зря же я волосы отращивал, чтобы уж совсем пацаном бритоголовым не выглядеть. В общем, куда ни ткни, а перед Бертоном стоял дохляк — соплёй перебьёшь. Да ещё без оружия. Да ещё в кургузой курточке и в штанах мятых, широковатых. То ли с чужого, извините за идиому, плеча, то ли порастрепал за время носки. Хотя широковатые — это у меня свой резон, да ведь капитану невдомёк — он своё видит. То, что ему видеть хочется...

А капитан... Напротив меня втрое шире моего человечище, с которого Васнецову впору одного из богатырей писать, разве что ростом Бертон великому художнику не совсем угодил бы. Впрочем, если б сидеть капитану на лошади, рост в счёт бы не пошёл. И пусть ему величины скафандр придаёт... Да только он ведь опять-таки так не думает.

Вся эта бодяга продумалась буквально в секунды. Мысленно же — а так оно всегда быстро. А потом мы приступили к совместному действию.

Моё первое заявление: вертолётное нутро для тренировочного зала не подходит. Если драться во всю силушку молодецкую. В этом я убедился сразу. Только взмолился сам себе, чтобы берсерк выступать не начал, — и...

Всё стремительно и чётко: Бертон ещё только подумал, куда бить, чтобы не убить нахр... худосочного пацана, я успел подумать — не сбить бы ему башку с шеи (всё-таки его единственное незащищённое место), а подбородок уже кверху. По-змеиному молниеносный полуповорот на месте — нога в армейском ботинке (гордость моя и радость, которую капитан не разглядел) твёрдой подошвой в плечо скафандра. Бертон кулём влетел в мешки, наваленные в конце салона.

Надо отдать ему должное — вскочил, несмотря на громоздкий скафандр, быстро. И, обозлённый, растолкал своих ребят, тоже вскочивших — в растерянности: то ли помогать ему, то ли не соваться поперёк батьки-то в пекло.

И Бертон пошёл на меня, сжав челюсти.

Наши затихарились, сидят спокойно, только Вестар не выдержал. Ни на кого не глядя, в пространство перед собой выдал:

— Э-э... капитан, неудобно получается. Мы ведь забыли предупредить вас, что Брис — тренер по единоборствам.

Капитан глянул на него уничтожающе, потом — на меня. Я пожал плечами. И?

И бросился на меня, явно теперь уже не думая, убьёт пацана — не убьёт. Честное слово, я бы с ним подрался. Но ему мешал скафандр. Я поймал его за рукав, дёрнул изо всех сил вперёд, чтобы рука пропала в этом рукаве, а потом сделал то же, что он сделал со мной: прыгнул назад, закрутил ему руку за спину, после чего схватил одну из пик, лежащих под скамьями, и проткнул манжет скафандра, пришпилив его к карману на другой стороне.

— Знаете что, Бертон, — тихо сказал я ему прямо в ухо. — Хотите со мной драться — снимайте ваш балахон. Вот честное слово — мешает он вам. Я сейчас отпущу вас — и...

Он немыслимым движением вывернулся из-под моей руки, лягнул назад — пика задребезжала по полу. Манжет скафандра, утяжелённый каким-то металлическим обручем, понёсся мне в голову, в то время как левая собралась для хука.

Только меня уже перед капитаном не было. Пируэт из-под летящей в голову болванки на манжете спас мне жизнь или рассудок.

— Неплохо-неплохо, — одобрительно заметил я. — Только без скафандра вы были бы маневренней. Свободы действий вам недостаёт.

Тяжело дышащий Бертон волком глянул на меня, после чего с треском расстегнул скафандр и вылез из него. Вопросительно поглядывая на него, призраки из его команды тоже принялись за разоблачение. Не успели они до конца разобраться, куда положить вещи, как мимо меня и слегка удивлённого Бертона прошёл с привычно-загадочной улыбкой Мартин и сел на коленях между моим спарринг-партнёром и его командой. Рядом с ним сел насторожённый Кэвин. Оба склонили головы — и пропали.

— Что за чёрт... — прошептал капитан, обернувшись и, как и его ребята-призраки, во все глаза глядя на то место, где только что сидели наши мальчишки... Без оборудования скафандра ему пацанов не разглядеть.

— Ученики, — объяснил я, наклоняясь подобрать его скафандр и положить его на скамью. — Ребята привыкли на тренировках соблюдать правила единоборства. Если ваша команда захочет помочь вам одолеть меня, она не сможет этого сделать. Кстати, научиться быть невидимыми нетрудно.

Создавалось впечатление, что я здорово искушал Бертона всеми благами Сциллы. Наверное, так и было. Мне нравилось удивлять его тем, что для нас давно стало обыденным. И, кажется, Бертон это понимал. Но пока сомневался.

— Двое против шестерых? — скептически спросил он.

Я вспомнил, как Мартин однажды прошёл сквозь стену маленьких призраков, оставив после себя валяющихся ребят. И улыбнулся воспоминанию.

— Вы всё ещё смотрите на количество и на внешние качества, капитан? — сказал Карл и вздохнул. — Я тоже с этого начинал. Но, поверьте, это совершенно не то, на что в первую очередь надо смотреть на Сцилле.

— Сейчас ты признаешься, что этот хлюпик тебя...

Мы с Карлом переглянулись. Карл не выдержал первым. Усмехнулся, глядя мне в глаза.

— Думаешь, не скажу? Да, Бертон, было дело.

*Стихотворение Станислава Куняева

19.

В любой драке, стихийной ли, или заранее условленной, есть чертовски сильное обаяние для зрителя. А значит, есть и отдача. Эмоциональная. Для человека, чувствительного к менталу, это может отразиться на многом: на качестве драки, на энергетических резервах... У нас с капитаном зрителей с обеих сторон хватает.

Нам расчистили середину грузо-пассажирского отсека. Не сказать, чтоб стало очень свободно, но мне, во всяком случае, этого достаточно. Чем дальше изучаешь борьбу как искусство, тем экономней в движениях становишься.

Без скафандра Бертон выглядел впечатляюще. Почти качок — рельеф рук хорош, как и натянутая на плечах майка. Боец, видимо, опытный. Чуть намеченная улыбка не сходит с губ. Такие пострашнее, чем те, кто рычит на противника перед поединком, взбадривая себя на спортивную злость.

Правда, его улыбка несколько потускнела, едва я сбросил куртку и снял ботинки.

— Босиком? — с сомнением спросил он.

— Почему? — возмутился я. — В носках!

Из команды капитана послышался смешок, быстро задавленный. Смотри-ка... То ли за последние три года что-то в обучении призраков изменилось, то ли замутнённость сознания у этих ребят не самая крепкая. Или молодым призракам дают пока не самые большие дозы стимуляторов?

Ладно. Это я посмотрю потом, как с капитаном разберусь.

Сейчас главное — заморочить всем мозги и не дать разгадать, что именно я делаю. А подводных течений с моей стороны в этой драке уже с самого начала заявлено достаточно. Вообще... Чувствую себя великим интриганом — чуть не Ришелье.

Вставая перед Бертоном, перехватил глубокий взгляд Вестара. Неужели понял? Глаза опустил... Если и понял, то не всё.