— Не нужно об этом вспоминать, — быстро сказал он, сжимая в руках ее нежную ладонь, — Ты же видишь — новое лечение помогает, скоро ты не просто сможешь выходить из комнаты и гулять везде, где пожелаешь. Ты сможешь жить нормальной жизнью.
— Ты мечтатель, — белые косы печально качнулись.
Она уже не верит, что это возможно — понял князь. В глазах Алвиада, прежде чем он успел отвернуться, вспыхнула печаль.
Гайлия легко коснулась его темно-русых волос:
— Прости, тебе, должно быть, кажется, что ты борешься за нас двоих. Может и так. В нашем союзе ты всегда был самым горячим. Помню в тот день, когда ты мне объяснился, я даже испугалась. Такая страсть... такой пожар. Я подумала, что ты легко можешь в нем сгореть.
— Гайли, я...
— Я напрасно затеяла этот разговор, лучше расскажи, как твои дела во дворце? В последнее время ты оттуда не выбираешься.
— Дела? — Алвиад безразлично пожал плечами. — Ничего заслуживающего внимания. Текучка. Хотя, знаешь, на днях я встретил одно из твоих творений.
— Да, кого же? — в искристых глазах вспыхнуло живое любопытство.
— Леомира, — ответил князь, радуясь, что нашел подходящую тему, — стоял в боковом коридоре у приемной. У них практика началась.
— И как он тебе показался? — жадно спросила княгиня. — Здоров? Может быть, депрессия? Нервозность? А пальцы у него не дрожат, ты не заметил? С тех пор как я заболела, эти мерзавцы ничего мне не сообщают.
— Не суди их строго. Ты же сама понимаешь, что тебе нельзя напрягаться. А Леомир здоров, — быстро добавил он, отвлекая ее от грустных мыслей. — Очень бодрый молодой человек. Настоящий жеребенок. Если чем и опечален то обычными проблемами, какие бывают у юноши его возраста.
Княгиня радостно улыбнулась:
— А девушка у него есть?
— Насколько я знаю, мастера пока этого не поощряют.
— И верно, — кивнула Гайлия. — Сейчас бы это только внесло сумятицу.
— Я устроил ему смотрины, перевел в главную приемную. Люди должны видеть такое замечательное произведение искусства.
— Искусства? Ох, не говори так, Алви, — засмеялась княгиня.
Счастливый Алвиад бережно обнял жену за плечи. Как хорошо, что она смеется, он пил ее смех, словно драгоценное вино:
— Но ведь это правда. Ты у меня великий талант.
— Боюсь, ты не объективен, — вздохнула Гайлия. — А что там Шадгар — вы уже закончили свои глупые ссоры?
— Да. И мы не ссорились, по большому счету. Всего лишь мелкие разногласия. Мы ведь родственники и всегда сможем найти общий язык, — очень искренне сказал Алвиад, сейчас бы он поклялся в чем угодно, лишь бы Гайлия продолжала светло улыбаться.
— Это хорошо, признаюсь, ваши споры меня слегка беспокоили.
— Да какие это споры. Вот в Палестре — там действительно кипят страсти. Помнишь нашего нового мастера оружейника?
— Того золотоволосого красавца?
— Осторожно, Гайли, в ревности я страшен. Да, это он. Так вот, сей красавец заявил капитану Клавдию, чтобы тот не смел показываться в зале Клинков. Дескать, после его визитов нарушается учебный процесс и пропадают ценные вещи.
— И что Клавдий? — воскликнула Гайли, прижав к щеке ладошку.
— Ничего. Оружейник захлопнул дверь у него перед носом. Но, понятное дело, храбрый капитан так просто этого не оставил. Явился потом к залу Клинков с отрядом солдат.
— Но оружейник, конечно, не сдался, — хихикнула Гайлия.
— Высокородные не сдаются, — улыбнулся Алвиад. — Увидев, что осажден превосходящими силами, он просто включил противопожарную систему.
— Нет, — распахнула глаза княгиня, — он бы не посмел!
— Именно что "да". Клавдия с бойцами оттуда просто смыло, как щепки половодьем. Теперь оба строчат друг на друга жалобы. Ума не приложу, как скрыть эту историю от учеников.
— Ох, Алви... — задохнулась от смеха Гайлия, — Ох, вы там не скучаете...
Мужчина и женщина расхохотались, пьяные общим весельем. Гайлия уткнулась в грудь мужа, тонкие плечи вздрагивали от смеха.
— Довел бедную женщину до слез, — выдохнула Гайлия выпрямляясь. — Давно мы не смеялись... Что такое?
Лицо Алвиада вдруг стало мертвенно бледным, в синих глазах плескался тоскливый ужас.
— В чем дело? — испуганно спросила княгиня.
Женщина машинально смахнула слезы, не замечая оставшихся на тонких пальцах багровых пятен. Из уголков фиолетовых искрящихся глаз, не останавливаясь, капала кровь.
Сбросив оцепенение, Алвиад крепко обнял пошатнувшуюся жену:
— Лекари! Слуги! Сюда! Живо!
Полчаса спустя, когда улеглась суматоха, Алвиад беспокойно топтался перед тяжелой черной дверью, покрытой сложной цветочной резьбой. Даже сквозь нее канцер ясно слышал пыхтение сложнейших машин, за огромные деньги привезенных из внешних миров. Какая нелепость, что жизнь самого дорогого для него человека зависит от правильной работы головоломного сплетения пластика и металла...
Дверь скрипнула, выпуская сгорбленного человечка в шафрановой мантии с длинной бахромой. Прежде чем резное полотно захлопнулось, канцлер успел разглядеть только краешек кровати и стройные ноги жены, закрытые тончайшей саудовой простыней.
— Что с ней, доктор? — быстро спросил князь у шафранового коротышки.
— Ницего такого, цего не было прежде, — голос лекаря звенел чуждым для Вилеры акцентом. — Обыцный приступ, опасность уже миновала. Она спит. Вам нужно понять, цто эти приступы неизбежно будут повторяться. Я здесь бессилен. Как, думаю, впроцем, и любой лекарь в Империи. Багровая лихорадка — один из самых таинственных и малоизуценных недугов в ойкумене. Цестно скажу, нынешнее облегцение болезни княгини остается для меня загадкой. Больше всего это походит на цудо, но двести лет практики науцили меня не верить в цудеса. Коренного перелома в болезни я по-прежнему не вижу. Вам нужно бысть сильным, цтобы справиться с неизбежным. Сейцас, если позволите, мне нужно вернуться к больной.
Жестом отпустив коротышку, Алвиад тяжелыми шагами вернулся на террасу. Белая, купающаяся в солнечных лучах площадка показалась ему пустой и зловещей.
Канцлер новым взглядом посмотрел на обступившие долину гордые холмы. Бессметные равнодушные, они, казалось, смеялись над его болью. Сильные пальцы, побелев, сжались на теплом камне перил.
Нет, это не Гайлия сгорает в лихорадке, горит весь этот проклятый мир!
— Так это, значит, твои трудовые сбережения? — усмехнулся Петр, взвешивая на ладони туго набитый кожаный мешочек. — Однако, заработки на плантациях изрядно возросли.
Ормат неловко поерзал на жестком деревянном стуле, будто старясь скрыться от проницательных янтарных глаз. Взгляд беглеца скользил по небольшой, скудно обставленной комнатке. Из всей мебели в ней были: старый квадратный стол с коричневой, глубоко потрескавшейся столешницей, заваленной сейчас барахлом Ормата (за ним и сидели напротив друг друга, парень и его непрошеный спаситель) два неудобных стула с высокими спинками, да мутное зеркало на стене у двери. Вот, собственно, и все, если, конечно не считать пышных комков пыли сереющих по углам.
— Я, действительно, этого не заработал, но это и не было воровством, — наконец ответил Ормат.
— То есть, ты их нашел, — восхитился Петр, — чего только в жизни не бывает.
— Это было год назад, управляющий послал к старому князю гонца с деньгами, но лошадь понесла... словом, он упал и сломал шею. Я случайно оказался поблизости, никто не видел... В общем, я решил, что князь не обеднеет.
— Так ты еще и мародер, — хлопнул в ладоши великан, — с каждой минутой в тебе открываются новые таланты.
Ормат тяжело вздохнул, глядя на стоящую перед ним медную кружку с дымящейся бурой жижей.
Чего от него добивается этот бык переросток? Хочет, чтобы Ормат признал себя страшным злодеем?! Да пожалуйста, но что с того? Раз Петр не сдал его тогда на дороге, то тем более не сдаст теперь.
— Что загрустил, разбойник? Ты лучше пей отвар-то, он силы возвращает, да и от шпор-камней прочищает хорошо.
— От чего?
— От той штуки, из-за которой у тебя на лице пятна, а в глазах сосуды полопались, — пояснил великан, улыбнувшись уже знакомой неприятной улыбкой.
Пожав плечами, Ормат отхлебнул тягучего, пухнущего смолой напитка, в котором даже сахар не смог полностью забить горечь.
— Вы так и не сказали, зачем я вам нужен, — проговорил он, морщась.
— Значит, ты сирота? — спросил великан, явно не настроенный отвечать на глупые с его точки зрения вопросы.
— Я уже говорил, — раздраженно фыркнул Ормат, — мать умерла давным-давно. Отец — есть, но такой, что лучше бы его не было. И зачем вы расспрашиваете про мой клоповник? Вы же, как я погляжу, и сами все знаете.
Петр, хмыкнув, подбросил на ладони мешочек с монетами. Ормат, нахмурившись, пристально следил за руками великана.
— Любишь деньги? — спросил Петр, прислушиваясь к металлическому перезвону.
— Дурацкий вопрос, — напряженно ответил Ормат. — Кто их не любит?!
Усмехнувшись, Петр кивнул, но, как показалось парню, соглашаясь не с его словами, а с самим собой.
— Неплохое состояние для молодого человека, — сказал он, сжимая самодельный кошелек в огромном кулаке. — Хватит примерно на четыре месяца безбедной жизни. При экономном подходе, конечно.
— Сколько ни есть, все мои, — огрызнулся он, совершенно не представляя, как в случае чего сможет помешать гиганту себя ограбить.
— Это вопрос философский, — улыбнулся Петр, — но для простоты будем считать их твоими. Расслабься, это было лишь рассуждение.
— Ради этих денег я рисковал своей жизнью, и мне такие рассуждения не нравятся, — как можно тверже сказал Ормат.
— Вот как. А если тебе предложат рискнуть еще раз? Не ради этой мелочевки, конечно. Ради настоящих денег.
— Смотря что за дело и что за деньги, — очень настороженно откликнулся Ормат.
Петр брезгливо бросил жалобно звякнувший мешочек на стол. Протянув длинную руку, великан принялся ворошить кучу вещей, которую вывалил из заплечника Ормата в начале разговора. Крупные пальцы сомкнулись на украденном у солдат клинке. Его Петр, в отличие от болванов Никадора, заметил стазу и мигом отобрал. Он медленно извлек кинжал из ножен, черные брови чуть приподнялись:
— Оружие воина, не всякий достоин владеть таким.
— Да. Его я тоже украл, если вы намекаете на это. Правда, человек, который им раньше владел, сам был вором и больше походил на пьяного козла, чем на воина, — оглянувшись, Ормат, не нашел куда сплюнуть и ограничился презрительным жестом. — Хотя то же самое можно сказать о любом из виденных мной бездельников в зеленой форме.
— Я говорил о настоящих воинах, — мягко уточнил Петр.
— Это о каких? Вам самому не надоело загадками говорить?
— Не понимаешь, — тихо пробормотал великан, осторожно возвращая клинок на столешницу.
Задумчиво хмурясь, Петр продолжил копаться в скудных пожитках беглеца, на сей раз его внимание привлек небольшой изогнутый ножик с короткой ручкой белого металла. Ормат когда-то выменял его у Тора. Бесполезная вещь, скорее зубочистка, но чем-то его зацепила. Похожий нож — конечно куда богаче — он видел на поясе старого управляющего.
Маленький ножик целиком скрылся в здоровенной лапе Петра:
— Деньги — только часть оплаты. Ты ведь крестьянин, сын должника и сам потомственный должник. В городах жизнь, конечно, попроще, но максимум, чего добьется человек с твоей биографией — это если мы забудем о недоразумении с молодым князем — лет через сорок откроет маааленькую лавку. При удаче. Станешь настоящим горожанином.
Замолчав, великан вертел между пальцев блестящей ножичек, пока Ормат, закаменев, ждал продолжения его речи.
— В общем, перспективы не самые блестящие. Не знаю, осознавал ты это, когда пускался в бега, но именно так обстоит дело, — Петр усмехнулся. — Или, точнее, обстояло бы, не повстречайся тебе на пути такой добрый, готовый помочь человек, как я.
Ормат жадно ловил каждое слово, изо всех сил стараясь не выдать волнения. Спокойно, главное сейчас — не дергаться. Пусть он говорит, а мы послушаем.
— Вижу, я привлек твое внимание, — улыбнулся гигант. — Итак — в твоей жизни образовалась развилка, отсюда ты можешь пойти по двум дорогам. Что ждет тебя в конце одной из них, я уже рассказал, а вот насчет другой... Скажи, тебе бы хотелось сравняться с высокородными?
Дыхание Ормата прервалась, натянутая где-то в глубине души струна задрожала, и он разразился искренним хохотом:
— Высокородным?!... Ох, ну и хохма... Ой не могу! — держась за бока, всхлипывал едва на падающий со стула Ормат.
Петр величаво поднял бровь.
— А ты, часом... не переодетый верховный князь... а, дядя? Вроде... вроде только он имеет право... ох... создавать новые фамилии.
Великан очень аккуратно положил ножичек перед собой:
— Я сказал, сравняться с высокородными, а не стать одним из них. Хотя, если тебя волнуют титулы, и это несложно устроить. Взамен я порошу совсем немного — всего лишь твою верность. Слышишь, верность.
Смех Ормата будто отрезало. Беглец вгляделся в лицо великана, словно впервые его видел. Петр был совершенно серьезен, в его глубоких янтарных глазах Ормат разглядел абсолютную уверенность и притаившуюся за ней беспощадность.
Во что же его, во имя Всеблагого, пытаются втянуть?
— Вы бы, дяденька, меня сначала накормили, перины взбили, да спать уложили, а потом бы уже в печь сажали, — сказал он, стараясь успокоить дыхание.
— Накормить его, перины взбить... может, еще бабу рядом положить?! Не заговаривайся, мальчик, — проговорил гигант, давя собеседника взглядом. — Тем более ты не князь Славко, а я не хромой бину.
— Что не хромой — сам вижу, а вот кто вы... — хмыкнул Ормат, зажав волнение в кулак.
— Начнешь на меня работать — быстро поймешь, чего стоим я и мои обещания.
— И все же... хотелось бы какой-нибудь демонстрации.
— Думаешь, можешь ставить мне условия? — улыбаясь, Петр сцепил огромные руки под подбородком.
— А почему нет? Вам пришлось попотеть, чтобы меня заполучить.
Он старался выглядеть совершенно беззаботным, хотя все его внутренности словно пустились в пляс.
— Ха-ха! — громыхнул великан так, что задрожала столешница. — Похоже, я в тебе не ошибся!
— Вот и отлично, хорошо, что...
Могучий вихрь сдернул Ормата со стула, протащил по полу и придавил к стене. Чьи-то каменные пальцы впились в горло.
Проморгавшись, парень увидел глыбой нависшего над ним Петра. Он даже не заметил начала его движения, поразительно быстрого для такого крупного человека. Застонав, Ормат подумал, что все-таки перегнул палку. В страшных руках гиганта он был все равно, что младенец, но больше всего его ужаснуло полное равнодушие блестящих янтарных глаз. Казалось, Петру абсолютно все равно — отпустить пленника или сжать пальцы.
— Не зазнавайся, малыш, — монотонно сказал великан. — Только я знаю цену моим усилиям, а вот ты можешь жутко просчитаться.
Не в силах выдавить слова через пережатое горло, Ормат изобразил подобие усмешки. Живые клещи сжались сильнее, перед глазами поплыли страшные черные круги... и хватка пропала.
