Ремонт в нём шёл своим чередом. Ильяна зашивалась с работой артефактора и прораба. На Дару тоже свалилось много обязанностей. Алеш с утра до вечера проходил последнюю учебную практику, максимально приближенную к условиям крепости.
Робус, контролируя эту практику и одновременно занимаясь отловом мелких тварей, буквально ночевал на работе, делая передышки только тогда, когда гаргулья приносила ему покушать. Вот такие трепетные отношения у них сложились с полковником. Он пытался привлечь Гаруню к поиску, но толку в этом случае не вышло, паразитирующих тварей, что гаргулья, что свинья или дракончики, способны видеть только тогда, когда она, ни к кому не присосалась. В остальных случаях требовалось либо слишком принюхиваться, либо прислушиваться к своей интуиции и гадать, подсказывает она что-то или это просто нос чешется от запаха прогорклого масла, ползущего из окон квартиры,... в общем, привлечение магических существ не оправдало себя в данном конкретном деле.
Гаргулья заскучала, всё чаще она пропадала на крыше в заторможенном состоянии. Хавронья тоже хандрила. Она с трудом оправлялась от драконьего стресса.
Небольшое разнообразие в текущую жизнь ввела новая пассия Алеша. Неутомимости молодого лэр-ва оставалось только позавидовать.
Юный Ферокс привлёк внимание магички, приехавшей в отпуск в столицу. Она была молода, но заметно старше Алеша. Её можно было бы назвать красивой, если бы лэра Есень прикладывала бы к этому усилие. Гаруня наблюдала за ней и мысленно принаряжала её, представляя магиню в своих фантазиях то пленительной женщиной, то доверчивым ангелочком, а то и воображала её поэтессой с мундштуком в руках.
Алеш был покорен этой лэрой и ночами пропадал у неё. Приглядываясь к своему другу, гаргулья отмечала крайнюю усталость и измотанность парня, ведь практику никто не отменял, но она не смела ограничивать его в общении с лэрой Есень. Лэр-в взрослел и, во многом благодаря именно лэре, взрослел красиво. В нём появилась мужская уверенность, привлекательное спокойствие и кроме гаргульи, это заметила Оливия Ройс.
Гаруня, сидя на крыше, наблюдала, как юная магичка кралась за Алешем и следила с кем он встречается у ворот дворца, а потом распускала грязные слухи про обоих. Гаргулья и здесь не вмешивалась.
В эти дни ей казалось, что мудрость и спокойствие наполнили её. Она только сожалела, что девочку в своё время не научили общению с подругами, и тем более с мальчиками, которые ей нравились. Алеш ей определённо нравился, но любое её внимание к нему выливалось в неприятные, злые сцены, отчего она всё больше ожесточалась и ненавидела всех. Лэр-вы сокурсники с ней уже не общались. Они довольно жестоко игнорировали её, частенько провоцируя на новые вспышки, словно мстя за прошлое поклонение и уступчивость. Но поклонники среди магов средней руки у неё ещё остались, и им доставалось больше всего от неё. Гаргулья многое видела, как только перестала суетиться, о многом думала.
Однажды, навестив Ильяну, разглядывая на чердаке дома старые сокровища, гаргулья обнаружила музыкальный инструмент. Вытащив его на свет, с удовольствием потренькала.
‒ Гаруня, подожди я тебе его настрою, ‒ увидев, чем занимается гаргулья, предложила лэра.
‒ Зачем, я всё равно не умею, ‒ проявила уныние гостья.
Ильяна лукаво улыбнулась и, забрав инструмент, подтянула струны, почистила вставленные камешки, потом, решив, что этого недостаточно отнесла его к себе в мастерскую. Гаргулья поплелась за ней и наблюдала, как лэра обвела вычурный рисунок своим особым лаком, потом втёрла пыльцу в днище и, всё не успокаиваясь, подправляла, покрывала и втирала, испытывая нервы гостьи на прочность.
‒ Вот, попробуй! — протянула она инструмент.
Ну наконец-то! Обижать хозяйку не хотелось. Столько дел у неё, а она потратила время и провозилась с ...
‒ Ильяна, а как называется эта штука?
‒ Лиоль. Это не просто инструмент, это музыкальный артефакт. Лиоль досталась моей свекрови от её свекрови, а та хранила её как память о своей бабушке. Невероятная женщина была прекрасным мастером необыкновенных вещей. К сожалению, практической пользы они не имели и многое потерялось. Вот и лиоль у нас пылится. Когда я только вышла замуж, мне понравилось с ней играть. В неё вставлены несколько кристаллов и один из них похож по воздействию на кристалл правды. При контакте с владельцем он считывает музыку и при помощи других вставленных сюда камней лиоль начинает играть сама.
‒ Ух ты! — восторженно приблизилась гаргулья.
‒ Сложность в том, что если в голове у тебя музыка не сложилась, то и извлекать нечего. Помнится, я сумела придумать несколько простейших мелодий, это было забавно.
Гаргулья аж задрожала от предвкушения поиграть с волшебной вещью. Что толку быть магическим существом, если ты сама ничего наколдовать не можешь. А тут такой простор для творчества! О, прямо голова пухнет от вдохновения!
Лэра Ильяна с грустью и благодарностью вспомнила родственниц мужа. Именно благодаря далекой своеобразной бабушке, род Фероксов стал существовать самостоятельно, основав свою ветвь. Старинный род Варн-Фероксов не смог простить сына, наплевавшего на все запреты и женившегося на "бестолковой мастерице" создающей необыкновенные, но совершенно бесполезные вещи. Однако жизнь преподнесла разрушительный урок снобам-родственникам.
Род Варн-Фероксов мог позволить себе отринуть одного сына в назидание потомкам, поскольку оставался ещё один наследник. Он выполнил свой долг перед родителями и женился на подобранной ему девушке. Выбор оказался удачным и на свет появился малыш с потрясающей силы даром. Через пару лет жена родила ещё одного мальчика, но второй ребёнок ужасно разочаровал всю семью. Малыш оказался вообще без дара. Вот так распорядилась судьба с теми, кто лелеял свою магию и скрещивался, ориентируясь только на неё. В то время как бездарного ребёнка не любили, но давали образование, чрезвычайно одарённый малыш с трудом удерживал свою силу. Спустя годы можно только гадать, какие были взаимоотношения у мальчиков между собой, с родителями, со знакомыми. Память сохранила только то, что закончилось всё драмой. В подростковом возрасте сверх меры одарённый сын уничтожил себя, брата, мать и всё в округе, не справившись со своей магией. Так прервалось древо Варн-Фероксов.
А Фероксы, отщепенцы, как раз процветали и потомкам своим завещали жениться только по любви, хоть на крестьянке. На этих мыслях Ильяна улыбнулась.
Сказать можно всё что угодно, но Фероксы слишком хороши собой, и заурядная девушка не может привлечь их внимание. Так что отбор всё равно строгий, но зато все пришедшие в их род женщины в чём-то уникальны. И она даже не удивляется, что рядом с ними появились необыкновенная гаргулья, жеманная свинья, вот только Шарик подкачал, но судя по тому, как он о себе заботится, то полноценным мужчиной-энтом его тоже не назовёшь.
А каменное создание меж тем наглаживало лиоль и витало в творческих облаках.
Ильяна рассмеялась, наблюдая за разгорающимися сапфировыми глазками Гаруни. Трепетно приняв лиоль она, уже с особым чувством подёргав за струны, "унеслась к звёздам". Гаргулья не замечала, что при поглаживании инструмента, в нём разгораются вставленные камешки и уже настраиваются на неё, она творила!
"Та-та-дам или падабадам" ‒ слышалось время от времени от неё, и вдруг инструмент ожил. Пока неуверенно, но вот стала складываться мелодия, а гаргулья на ходу придумывая слова, чуть низковатым, но забирающимся в душу голосом напела нечто незатейливое.
‒ А любовь, а любовь, а любовь всегда со мной, ‒ мурлыкала она.
‒ Ах любовь, ах любовь, как же мы без тебя, ‒ тянула "без тебя" закатывая глаза и придавая облику вид бывалой соблазнительницы. Ильяна отвернулась, чтобы не сбивать настрой своим излишним весельем.
А потом, гаргулья вдруг замолчала, но лиоль наоборот уверенней стала играть и уже Гаруня, подталкиваемая мелодией, на совершенно незнакомом языке, не спотыкаясь, спела пронзительно-трогательную, прямо-таки душераздирающую грустную песню.
Когда она закончила, вокруг неё стояли лэра, девчонки, рабочие и у многих из них текли слёзы из глаз. Окружающие люди были потрясены завораживающим голосом, проникающим в самые глубины души, удивлены необыкновенной музыкой, но немного остужали себя видом исполнительницы. Ведь в их фантазиях сейчас пела пленительная красавица, а не чудо-юдо, в то время как дворецкий смотрел на гаргулью, как на божество.
Он осознавал, что она гаргулья, но с первого дня он воспринимал её по-своему. Впрочем, как и лэр-в Тинек, как полковник, как Алеш. Если их попросить нарисовать рисунок о том, как они представляют это диковинное существо, то наблюдатели очень удивились бы. Лэр-в Тинек представил бы зрителям юную пугливую девушку, Робус ассоциировал гаргулью с необыкновенной выдумщицей-кокеткой, а Алеш видел в ней девушку-подростка, цепляющуюся за сильного мужчину, но старающуюся казаться самостоятельной. Сильным мужчиной, конечно же, был он. Вот такие выверты сознания могли бы обнаружить психологи, если бы они тут были.
‒ Гаруня, что это было? Это о любви? — нарушила тишину Ильяна.
‒ Не знаю, кажется да, ‒ неуверенно ответила гаргулья. — Услышала мелодию, и слова сами пришли.
‒ Нет Гаруня, лиоль сама не может придумывать, это всё ты. Видимо, инструменту легче всего с тобой работать, так как ты не человек.
Гаргулья не стала разбираться, почему её так хорошо слышит лиоль, она только прижала игрушку к себе и, дождавшись момента, убежала во дворец. Больше её почти никто не видел. О том, что с Гаруней всё в порядке, узнавали только через девчонок, которые бегали с заказами. Гаргулья обновила гардероб. Теперь у неё появились шляпы с большими полями, кожаные костюмы разной степени облегания, сумочки, туфли.
Больше всех переживал Дару. Ранее он каждый день забирал у Гаруни огненную воду и пережёванный корм для Шарика, теперь же гаргулья скрывалась и выдавала только воду. Дворецкому было невдомёк, что Гаруня снова изменилась, только теперь не внешне, а внутренне. Она, как люди, могла глотать пищу, но радость от обновления, стала преждевременной. За возможностью кушать, появилась и потребность избавляться от ненужного, и теперь, чтобы подкормить корешки энта, требовалась скрытность производимых манипуляций. Такова проза жизни.
Гаруне даже перед Шариком было неловко, но этот вопрос они решили между собой, не привлекая дворецкого. Энту требовалось не просто мясной продукт в виде фарша, а именно магическая составляющая, появляющаяся после контакта с телом гаргульи и неважно, пожеванная это пища или навоз.
У лэры Есень закончился отпуск, и она снова отправилась на службу. Алеш загрустил, но отсыпался с удовольствием. А Гаруня почувствовала потребность в раскрытии тайны своих новых талантов. Объектом своего вдохновения она назначила полковника. Подкараулив, когда он окажется один, она сытно накормила мужчину, и, не пуская к нему никого, путано начала объяснять, что от него требуется.
‒ Фима, я хочу, чтобы ты послушал и честно высказал своё мнение.
‒ Конечно, Гарунечка. ‒ соглашался он, недоумевая к чему такие сложности.
‒ Обязательно честно, только не слишком строго.
‒ Ягодка, у меня язык отвалится говорить тебе неприятности.
‒ Только не ври, ладно? А то я поверю, а другие потом обхают, ‒ всё никак не приступала к главному волнующаяся гаргулья.
‒ Красавица, я всегда честен с тобой, ‒ обиделся полковник, ‒ всё как есть говорю.
‒ Но если не понравится, то ты помягче, а то я не переживу. Ты же знаешь, я впечатлительная, ‒ продолжала терзаться гаргулья, чем уже начала пугать своего друга. Он подошёл к ней поближе, взял её за лапки, которые сильно уменьшились с момента её появления во дворце и, глядя ей в глаза, проникновенно произнёс.
‒ Что случилось, звёздочка, что тебя беспокоит?
‒ Фима, садись сюда, а я сюда, и слушай, ‒ наконец, решилась Гаруня.
Поставив для себя стул в углу, и находясь в тени, она вытащила лиоль, чуточку выждав, когда хоть немного уйдёт мандраж, погрузилась в мелодию. Ещё через пару секунд, разгорелась магическим светом лиоль, это означало, что она уловила музыку, и гаргулья запела. Она совершенно не понимала, откуда в ней все эти песни. Иногда слова всплывали сами собой, иногда она часами сидела и додумывала их. Всё приходилось записывать и заучивать по-новой, но сейчас она готова была представить на суд полковника три ярких песни.
Первую она сопровождала горящим взором и трагически тянула на неизвестном полковнику языке: "жетеееем, жетееем..." (прим. авт.: героиня заучила грустную песню Лары Фабиан "Je t'aime", франц. яз). Когда она закончила, то потрясённый вид его подсказал, что впечатление произведено сильное.
Пожалуй, если бы король увидел столь обалделый вид у своего лэр-ва, то он отправил бы его лечиться или отдыхать.
Гаруня была удовлетворена и уже спокойнее продолжила петь. Следующей в её репертуаре оказалась соблазнительная мелодия с толикой разочарования. Язык был опять полковнику незнакомый, но в конце он ритмично тихонько подпевал "кисас, кисас, кисас" (прим. авт.: песня Фарреса "quiza"s, quiza"s, quiza"s", исп.яз).
А закончила своё маленькое выступление гаргулья переведенной на местный язык песней. И песня эта больше всего сил у неё отняла, но она справилась. И вот уже снова смотря в глаза полковнику, Гаруня пела:
Всегда быть рядом не могут люди, всегда быть вместе не могут люди
Нельзя любви, простой (земной — в оригинале) любви пылать без конца.
Скажи, зачем же тогда мы любим, скажи, зачем мы друг друга любим,
Считая дни, сжигая сердца?
(прим. авт.: песня из к/ф "31июня". Слова — В. Дербенев, музыка — А. Зацепин. Гаруня чуть адаптировала песню).
Когда Гаруня закончила петь, она, конечно, спросила: "Ну как?", но уже видела, что можно командовать: "выносите тело!".
Робус подскочил к сидящей на высокой табуретке гаргулье и впервые поцеловал её лапки. Сначала одну, потом другую. Гаруня капитуляцию Фимы приняла с достоинством.
‒ Я чувствую, что это моё призвание, ‒ вдохновенно произнесла она, забыв уже, как совсем недавно говорила те же слова по поводу раскрытия преступлений. — Наверное, в прошлой жизни я была звездой. Не той, что на небосводе, а звездой среди... существ. Я чувствую, как мне не хватает славы, восторженных слушателей, поклонения моему таланту. Фима, вдохновение спит, если его не кормить восхищением, ‒ раскрывалась Гаруня.
Может, кто другой и осудил бы её, но полковник очень хорошо понимал. Только что гаргулья подарила ему огромной силы эмоциональное переживание и сидела опустошенная до тех пор, пока не посмотрела на него. Робус щедро делился всем тем, что получил и переработал в себе в эмоциональном плане, как слушатель.
Но он уже думал дальше, а если песни будут не о любви, а о самоотверженности, песни о дружбе, о героях, о защите королевства. Какую силу они все упустили из виду! И имя этой силе ‒ искусство.
