— Захаровское.
— Жилое?
— Да ну, нафиг! Если только твари...
— Мы же через него не поедем?
— Не-а.
— Тогда останови на околице.
Остановились у Захаровского и выстрелили по гранате. Разнесли в клочья сортир и часть забора.
Бабка заявила
— О! Какие-то рожи сюда мчатся! Скорый, ты как? Повеселишься?
— А чего жемчуг-то упускать?
Подождал, пока из-за домов, на хорошей скорости выскочила парочка руберов и "повеселился". Восхитился Кордом.
— Это же как удобно умерщвлять окружающих не передёргивая каждый раз затвор. Два выстрела — два трупа.
Когда подоспела группа тварей сопровождения, Пашка попросил.
— Самого слабенького не убивайте, пожалуйста. Коленки только прострелите.
— Это почему?
— Я хочу понять... Ну... Увидеть — чем иммунные отличаются от тварей. Знахарским зрением. Мне нужно, чтобы он был неподвижен.
— Да ради Бога, — разрешила Бабка.
Сопровождающих топтунов и пустышей упокоили из калашей.
Один из заражённых, мужик с голой задницей и в замызганной белой футболке с оттиснутой сзади на ней фотографией каких-то ребятишек, упорно полз на руках, волоча перебитые ноги.
Пашка глянул на него в режиме лечения.
— Вон оно что!
— Что? — Заинтересовались все.
— У него мозги пустые. У нас мозги прямо сияют, а у этого сплошная чернота. Только два жгута через голову проходят и опускаются вниз в позвоночник. И они какие-то... синие. А ну-ка я попробую его приголубить.
Скорый подождал, пока пустыш подползёт метров на пять, и долбанул по нему перегревом мозгов. Урод хрюкнул и уткнулся носом в землю. И сам грибок на затылке, и жгуты грибницы потускнели и перестали пульсировать.
Заражённый перевернулся на спину и, как перепившийся алкаш, медленно водил перед собой руками.
— Хм. Работает. Даже лучше, чем по иммунным.
И выстрелил бедолаге в голову. Вылез с новым ножиком и пошел за остальными — мародёрить. Ради интереса рубанул тесаком по шее покойного пустыша. Голова отделилась, как кочан капусты от кочерыги. Чик! И всё.
Хорошие ножи делает Короткий.
Всего "урожай" — две красные, шестнадцать чёрных, сорок восемь споранов.
Гороха тоже немного добыли. Янтаря — ноль.
Поехали дальше.
Пашка интересовался.
— А почему мы только в голову бьём? Это же не зомби.
— Нет, Скорый, они не зомби. Они дышат, у них бьётся сердце, и, кое-как, работают мозги. Но когда в туловище попадаешь... И, ты знаешь, никакого эффекта... Даже если точно в сердце — то тварь ещё минут пять живёт... А за эти минуты она такого натворит, что мама не горюй, — объяснила Бабка.
— Да! Чуть не забыл! Ещё одно, — продолжал инструктировать Скорый, — у кого патроны кончились и надо менять магазин — говорите позывной и код "Магазин". Чтобы во время перезарядки остальные поглядывали на его сектор. Например "Скорый — магазин". Хорошо?... Кричать не надо, мы теперь, благодаря Короткому, все друг друга прекрасно слышим.
Все естественно согласились.
— На месте, будем работать плотной группой. Никто не разбредается. Бабка контролирует площадь вокруг места операции, я отстреливаюсь, Шило и Короткий спокойно, без суеты, работают. В случае серьёзной угрозы бросаем всё...
— Я вам брошу! — возмутилась Бабка. — Прибор, поди, хрупкий, нежный! А он — "бросаем"!...
— Ну, хорошо — аккуратно всё ставим... — вопросительно посмотрел на Бабку, та согласно кивнула, — сигаем в багги и сваливаем. Уходим по тому же пути, как и пришли. Только просьба. В бою, выполнять мои команды быстро и точно. Не вступая в дискуссии. Тебя, Бабка, тоже касается.
Бабка хмыкнула.
— Тут уж как скажешь, дорогой... Я вспоминаю, как ты заорал "ложись". Помнишь? Я чуть не описалась... А вот, если бы не брякнулась на дно, то там бы меня и закапывать пришлось. Осколки-то так и засвистали. А если бы не остановилась, то и закапывать было бы некого... И некому. Так что... В бою командуешь ты.
— И ещё я тут подумал... Если ты, Шило, поставишь щит на пару секунд, потом на пару секунд его снимешь, потом ещё. У нас же шансы возрастут, считай, в полтора раза. Потренируйся сейчас... А? Бабка? Как ты к этому относишься?
— Странный, конечно, фокус, но надо попробовать. Сейчас, выйду на более-менее ровное. Давай, Шило.
И они мгновенно оказались в непроницаемом коконе. Сразу завоняло выхлопом.
Шило покачал огорчённо головой.
— Надо поменьше размеры...
Снова закрыл пепелац бронёй. Теперь часть капота и часть багажника оказались за пределами кокона. Однако выхлопом всё равно пованивало. И двигатель мгновенно заглох.
Короткий догадался:
— Чёрт возьми. Кокон перекрывает гидравлику. Нет, Шило, не надо. Ещё двигатель угробим.
Шило страшно огорчился.
— Ну вот. Я же говорил. Совершенно бесполезный дар.
— Ничего не бесполезный, — возразил Скорый, — в пешем бою он знаешь как пригодится. — А там что за деревня? — Пашка ткнул пальцем в едва виднеющиеся домики за озером.
— Это не деревня, это Мариинск. Город. Не весь конечно. Кто же нам весь-то город даст... Так... Как всегда — кусочек. А вон там, по курсу, видишь? Воон. Это — Юнусово. Башкирия. На земле-то — где Юнусово, а где Мариинск! А тут вишь как — рядом.
— Юнусово жилое?
— Нет. Период перезагрузки маленький. Двести пятьдесят, где-то, дней. Кстати, Ванессу я в Юнусово нашла. Там её мать живет... Жила... А вон там, справа, ещё одна Усть-Каменка. Её отсюда не видно... А дальше два кластера просто напичканные посёлками. Будем проезжать — сам увидишь. Кластеры длинной перегрузки. Период каждого примерно три с половиной тысячи дней. Около десяти земных лет. Жилых сёл нет. Но... Но, что странно, из Новобакиево, я слышала, уже пять человек иммунных. Это много, для такого маленького села. Очень много.
После Мариинска почти час петляли по просёлкам. Один раз пересекли напрочь убитый асфальт. Потом, слева, оставили село с кабинетным названием "Секретарка". Шило хохотнул:
— Ещё бы "секретуткой" назвали. Гы-гы.
И, наконец, перебравшись через рельсы, выкатили на новенькое шоссе, ведущее прямо в Отрадный. Вокруг пошли знакомые Дугину места. Бабка выжала под сотню и что-то напевала.
За развязкой, напротив Алтухово она сбавила ход, съехала с шоссе и поехала рядом с насыпью.
— Что случилось? — заволновался Пашка.
— Чёрное пятно, — объяснила Бабка. — Видишь следы. Тут все объезжают.
— А откуда оно здесь?
— Ну, ты как что спросишь... Я-то почём знаю. Оно всегда здесь. Кластер перезагружается, а пятно на месте.
— Много таких пятен?
— Достаточно много. Как у кого двигатель на ходу сдохнет, или кто-то сознание потеряет, это точно — пятно.
Бабка сбросила скорость и потихоньку подкрадывалась к окраине городка. Справа, за небольшой лесопосадкой, виднелись частные домики, слева поджимала железная дорога.
— Ну, что там? — любопытничал Шило.
— Километрах в четырёх, на два часа, скопление тварей. Примерно там, где мы патроны брали.
Пашка прикинул.
— Там густо натыканный частный сектор. Сплошь дома богатые, крепкие. Может, кто из имунных в глухую оборону засел?
— Ну, уж нет, — помотала головой Бабка, — мы в гадюшник не полезем. Пусть уж сами. Сколько, примерно, до администрации?
— Километра два с половиной.
— Значит, всё чисто. Я же говорила — все твари в Дмитриевку попрутся. Попутного им ветра...
Покатили не спеша по Железнодорожной, повернули на Сабирзянова и осторожно, бесшумно и безмолвно, поехали в сторону администрации. Повернули на Первомайскую и тут Бабка затормозила.
— Объехать можно?
— В принципе — да. Вернуться немного назад, и направо, по Советской выйти на Отрадную.
Аккуратно развернулись и покатили в объезд. Огибая на Советской брошенные автомобили, докатили до гостиницы и снова — стоп.
— Какая-то сука сюда прётся. Вон оттуда, — Бабка указала на пятиэтажки. — Отступаем.
Развернулась, и так же неторопливо, пошелестела в обратном направлении.
— Ускорился, тварь!
Багги добавила скорости.
— Да он с даром ментата, гадина! Он нас чувствует.
Пашка встал за пулемёт. Приготовился.
Уже подъезжали к повороту направо, на выезд, когда между домов, задев угол пятиэтажки, нарисовался... Или — нарисовалась... Тварь. Как минимум — рубер. Вот это была животина!
Бабка сказала как-то спокойно:
— От этого мы не уйдём, даже без прицепа.
Зверюга представляла из себя пародию на собаку... Или кошку... Поджарая, гибкая, на длинных когтистых лапах, покрытая мелкими бляшками брони, ростом с лошадь. Такое даже издали увидеть — всю оставшуюся жизнь будет сниться. А тут — вот она, в пятидесяти метрах.
На голове у существа места, свободного от рогов, просто не было. А длинные и очень острые зубы-ножы, предназначались явно не для пережёвывания морковки. В пасти у зверушки вполне мог поместиться небольшой подросток... Или Машка.
Скорый прижал приклад и ждал.
Скотина вылетела на асфальт и, проскользив юзом метров пять, ускорилась вслед за пепелацем. Так стартанула, с пробуксовкой, что из-под когтей полетели куски дорожного покрытия. И начала стремительно приближаться.
— Сбрасывай! — Скомандовал Пашка. И отстегнувшийся прицеп покатился уже сам по себе, быстро отставая от багги.
Тварь прыгнула через телегу, зацепилась передними когтями (не рассчитала, бедная) и закувыркалась через голову. Пашка выжидал.
Зверюга быстро оправилась и, снова встав на ноги, скакнула за машиной, обиженно заревев по-медвежий. Именно этого Дугин и ждал. Глаза монстра всё время оставались за рогами, а вот пасть...
Животина, получив тяжёлую бронебойную пулю во внутренности, коротко взвыла, и прокатилась на пузе пару десятков метров. Тяжело встала, покачиваясь и непрерывно кашляя. Затрясла головой.
Павел сказал негромко:
— Стой.
Выцелил глаз между отростками рогов и пару раз выстрелил.
После второго, чудовище упало набок и, вытянувшись в судороге, затрясло мелко всеми лапами.
Выцелил второй глаз и всадил ещё одну пулю.
— Надо шарики вырезать, — поделился идеей с товарищами.
— Не успеем, — охладила Бабка. — Даже прицеп не успеем забрать. Вся свора сюда прёт. Нашумели.
— Давай на выезд.
И они погнали обратно на выезд из города.
Уже на просторе, на широкой и свободной от машин Железнодорожной улице, их нагнали.
Пашка подсказывал:
— Не гони, Бабка, не гони. Не гони...
Первыми мчались три человекообразных рубера. Наверняка — предвкушали пиршество. Но, дорога гладкая, Бабка ведёт ровно, прицел не сбивается, и Скорый начал стрелять.
Два выстрела, два облачка мозгов над головами преследователей.
А вот третьему, худющему, но жилистому уроду, Скорый всадил пулю в носовое отверстие. Так... На пробу. Но эффект превзошёл все ожидания. Если первые два, получившие презент в глаз, останавливались, и потом медленно валились на землю, то этот живчик умер мгновенно, на лету. Он ещё метров двадцать катился по асфальту, с хрустом ломая тяжёлым телом тонкие руки и ноги.
За руберами, тяжело впечатывая когтистые лапы в разделительную полосу, чапал элитник. А следом неслась мелочь. Впереди топтуны, чем-то смахивающие на бройлеров-переростков. За ними остальная братия. Некоторые из тварей ещё не растеряли одежду. А некоторые ещё не потеряли и человеческий облик.
Элитник, метров четырёх ростом, телосложением — вылитый человек, (ну может быть конечности чуть подлиннее) и морду имел какую-то промежуточную. Смесь человеческого лица с элементами хари динозавра. Его большие, широко открытые глаза служили отличной мишенью. Но Скорый снова прицелился в куцый нос. Этот зверь бежал не спеша, вроде бы замедленно, но на самом деле скорость развил огромную.
Корд ахнул, трубы каркаса Багги от отдачи коротко прогудели, элитник упал "лицом" на асфальт, даже не выставив руки.
— Упс, — пошутил Шило. — Наверно все зубы повыщербил, бедный... Слышь, Скорый, нам-то оставишь пострелять?
Он, высунув свой акээм между спинок сиденья, ждал распоряжений.
Короткий положив свой калаш на спинку кресла и прищурившись тоже напряжённо выжидал.
И тут мелочь, выскакивая из переулков справа, пошла лавиной. Штук сто. Или даже сто пятьдесят.
Скорый взял карабин.
— Начали, — скомандовал он, и стволы завыплёвывали смертельный металл.
Били одиночными. В Улье вообще стрельба очередями считалась моветоном. Если где-то, кто-то лупит не одиночными! Это точно — новичок. Бьёт не прицельно, не в головы, и зря тратит патроны. То есть, самое большое — пара минут, и его начнут есть.
Пашка отстрелялся быстрее всех. У него намного меньше времени уходило на прицеливание. Отрапортовал.
— Скорый, магазин.
И перезарядился.
Свора уменьшилась наполовину, но скорости и настойчивости не растеряла.
Дугин приложил приклад к плечу, прицелился... И охренел. Сунул карабин на сиденье и метнулся к корду.
— Отстреливайте мелочь! Этим займусь я!
Из-за складских ангаров вывернуло... Да! Уж вывернуло, так вывернуло!...
Огромная тварюга! Точь в точь как Йети на рисунках в научно, блин, популярных журналах. При ходьбе, урод опирался на костяшки пальцев рук, как горилла или шимпанзе. Весил он... Так, на вскидку... тонн двадцать. Здоровенная дура!
Шагая, как в замедленном фильме, это чудовище снесло, будто несколько соломин, трубопровод, нависший над шоссе, и, не заметив разрушений, пошагало следом за стаей. Причём, плавность и медлительность движений не мешали ему нагонять автомобиль, катящийся уже со скоростью под сотню.
Пашка опять повторил:
— Не гони, Бабка.
На броневых пластинах, сплошь покрывающих эту химеру, клочками кустилась зелёная шерсть. Типичную рожу гоминида безобразили чудовищные зубы, не вмещающиеся во рту.
— Шило! Магазин! — отрапортовался Шило и добавил — Вот это, блин, да! Этот — не рубер! Этот нам сейчас такую пластическую хирургию сотворит — обхохочемся!
А Пашка подумал:
— Что за мода, блин, — отращивать себе такие жвалы! Неудобно же!
И снова выстрелил в нос.
Элита трубно, протяжно зарычала и схватилась лапой за лицо, теряя скорость. Между крючковатых пальцев тёмная кровь текла ручьём.
Ещё пару пуль Скорый всадил в просветы между пластинами брони на груди. Бронебойно-зажигательные входили в щели, прошивали шкуру и, видимо, разрушали внутренности.
Тварь перешла на шаг и, топча убитую мелочь, сразу стала отставать. Остановилась, судорожно выгнулась, и её стошнило чем-то коричневым. В конце концов, она уселась посреди дороги, подняла рыло к небу и завыла. Тоскливо затянула на одной ноте, как далёкая сирена.
Остальная шпана, сопровождавшая "главного", тоже остановилась и уселась на асфальт, задрав головы к небу.
— Умирает, — сказала Бабка, притормозив авто.
Пашка попробовал дотянуться своим даром до туши гориллоподобного. И достал ведь!
Сердце огромного тела, прошитое двумя крупнокалиберками, остановилось. В голове, одна синяя линия грибницы оказалась разорвана. Жизнь стремительно уходила из чудовища.
