О Павлове Константин слышал, но не слишком много интересовался советскими военачальниками. Если таких людей начали пускать в расход, да не по политической линии, то это что-то да значит. Хотя может быть и ничего. Но уж очень здорово старшина шпарит, выдавая свои 'домыслы'. Всё, теперь я точно верю, что передо мной обычный громила-осназовец.

— Насчёт неготовности армии, это конечно так, но судьба Польши и Франции, говорит, что столкнулись мы с чрезвычайно опасным противником.

— И что? Если бы немцы по нам ударили по первым, но перед глазами военных были примеры этих самых Польши и Франции. И что они сделали? Как подготовились к такой войне? Весь народ, под руководством Партии, последний десяток лет отдавал все свои силы на создание оружия, вложив которое в руки армии, можно жить без опаски за своё будущее. И что народ и Партия получили? Может, скажешь, что наше оружие хуже немецкого? Может его меньше? А может, решишься доказать, что если немцам дать наше оружие, а нам их, то мы бы сейчас были под Берлином, а не они под Москвой!

Вот тут он уел. В целом немецкое и советское оружие было на уровне. Клещёв на свой танк, конечно, жаловался, но рассказывал, что есть у нас такие машины, что немецкие 'тройки' и 'четвёрки' достойны им только гусеницы полировать. Самолёты, вроде тоже не очень различаются в классе, артиллерия и подавно — в отличие от лётчиков, артиллеристы у нас были. Один Нефёдов чего стоит, который мог долго рассуждать о разных артсистемах, хотя миномёты немецкие хвалил, но что-то и ругал, как например наши недавние короткоствольные приобретения. Со стрелковым оружием тоже был как бы паритет, винтовки и пулемёты у противника на редкость хороши, автоматических винтовок просто нет, значит, и сравнивать нечего, и в этом немцы сильно проигрывали. Автоматы же врага под пистолетный патрон, критики никакой не выдерживали, хотя их и было много, но рядом с ППД или ППШ это были сущие уродцы — неудобные, имеющие плохую кучность и отвратительную надёжность. Пистолетов тоже было больше, но это всё за что их можно было похвалить. Короче, не в оружии немцы были сильны, а в организации.

— При всём при этом, позиции армии сильны, как никогда, и будут продолжать быть сильными, по крайней мере, до окончания войны, то есть пока мы не победим. Несмотря на то, что у армии и так много ресурсов, она надеется получить контроль и над партизанскими отрядами. При этом у армейцев нет ни возможностей, ни сил для организации партизанского движения. Они пытаются держать связь с попавшими окружение частями, направлять их деятельность, например как с частями находящимися в районе Дорогобужа. Что-то у них даже получается, но работу с кадрами, оставленными для подпольной борьбы Партией и комиссариатом внутренних дел, решили им не доверять. Направляемые сиюминутными интересами, военные могут либо подставить их под удар, отдавая невыполнимые или убийственные, для тех, приказы, либо просто не смогут организовать их деятельность. Всё же они больше привыкли работать с готовыми инструментами, а не создавать новые.

Ага, кажется всё становится понятным. По сути, наш отряд это воинская часть, практически полностью состоящая из военнослужащих, хоть и попавших ранее в плен или окружение. Значит, по логике и руководить ей должны военные. Но тут есть нюанс — командир отряда гражданский, более того, отряд по документам — комсомольский. Отсюда вывод, что он должен попасть либо под командование военных, либо под руководство партийных органов. И тут раз — госбезопасность говорит, что командир отряда, на самом деле их сотрудник. Как там было в шифровке: присвоить очередное звание? Понятно, не удивлюсь, если числюсь в списках не первый год и предыдущее звание уже имел. Хитро. Та же политинформация, что довёл до меня старшина, это неофициальное официальное евангелие от НКВД — типа, на самом деле всё несколько не так, но озвучиваться должно именно таким образом. Не страшно, один-два раза можно и послушать, не делая недоверчивую морду.

— То есть, — решил осторожно прояснить ситуацию. — Отряд, теперь, поступает под управление НКВД, и основной его задачей будет развитие и усиление партизанского движения на вверенной территории?

— Тут я не могу ничего сказать — решает такие вопросы руководство, и чаще всего очень высокое, но развитию и усилению отряда будет придаваться большое значение. Это неоспоримо. Вам уже сегодня надо составлять списки того в чём есть нужда. Лучше разбить их на несколько частей — сиюминутные потребности, необходимое в ближайшее время, ну и то, что нужно для дальнейшего развития. Особо губу не раскатывайте, в стране положение трудное, но и излишней скромностью страдать не советую, слишком самостоятельных и независимых могут и отодвинуть подальше.

Судя по всему, шифрограмма, полученная мной, это не всё, что было передано, что, в общем-то, не удивительно. Ладно, будем играть. Вот таких ещё игр мне не хватало для полного душевного спокойствия. Ещё и с капитаном будут разборки. Я-то всё думал, почему он так упорно держится на вторых ролях, отдавая практически гражданскому мальчишке ведущую роль. Неужели чуял подобное развитие ситуации? Вряд ли, иначе он просто монстр! Не верю, что можно так всё просчитать. Хотя он в этом не первый год крутится — Большую Чистку пережил, а она по армии прокатилась похлеще чем по гражданке. Нет, гражданских попало, конечно, больше, но в процентном отношении, военных должно быть вымели чаще. Правда, всё больше крупных шишек зацепили, но и прочему командному составу должно было достаться на орехи.

Старшина давно ушёл, а я всё продолжал сидеть и думать над свалившейся на меня проблемой, точнее лавиной проблем. Потому как это шифрограмма, это только первый холодный ком, попавший за шиворот.

Скрипнула дверь. Ординарец мой пожаловал, на момент прояснения текущей ситуации.

— Так, Георгий, через час собирай актив. Зиновьева тоже не забудь. Буду вас радовать!

Угу, от радости просто уссытесь.

— Вот такие вот пироги, — сказал я, когда все ознакомились с шифровкой.

— Поздравляем, товарищ младший лейтенант госбезопасности, — Нефёдов говорил ровно, но чувствовалось, что новость эта оказалась для него не меньшей неожиданностью, чем для меня.

— Ну, спасибо, хотя тебя званием я ещё не догнал.

— Такими темпами недолго осталось, — Жорка был чем-то дюже доволен.

— Хочешь, и о тебе похлопочу? Будешь прозываться сержантом, но носить кубики.

— Чур, меня!.. То есть нет, мне и так хорошо.

Мне тоже было неплохо, но особенно не спросили, когда подарки решили дарить.

— Тогда так, эта информация для внутреннего употребления. Для всего отряда я продолжаю оставаться командиром Лешим. Без всяких званий. Зиновьева вводим в актив — нам скрывать нечего, но при нём сначала думаем, а потом говорим. Для особо непонятливых сержантов с бурным южным темпераментом объясняю — базар фильтровать надо. Ясно?

— Да понял я, чё такого?

— Одного этого твоего: 'Чур, меня', хватит, чтобы на карандаш попасть, — спокойно заметил Кошка, и уже обращаясь ко мне, спросил. — На особиста его двигаешь?

— Да, похоже, должен справиться. Чуйка у меня, что скоро по этой части работы сильно прибавится.

— Ну, так может и не надо его в актив? — Матвеев задал вопрос как-то слишком равнодушно. — Ермолова ему подчинить, да и свои люди у него есть. Работы им и без того хватит.

Чего опасается Николай, догадываюсь. Много свободно говорим, моими же словами — не фильтруем базар, особенно во время пресловутых мозговых штурмов. От таких моментов неплохо бы энкавэдешника, и правда, в стороне держать. Видно придётся слегка изменить регламент — тактику вывести отдельно, если получится. В тоже время в остальные моменты, умение следить за своей речью, должно способствовать как дисциплине, так и тренировать мозги, да и учить правильно формировать процесс изложения мыслей. Короче, краткость и ясность, как наивысший приоритет культуры речи.

— Нет, — не дал мне ответить капитан. — Не говоря уж о том, что он представитель Центра, тебе нужен особист, роющий в первую очередь под руководство отряда, а всем остальным занимающийся только потом? Да и нам полезно языками поменьше трепать. В крайнем случае, что-то, что не должно коснуться лишних ушей, можно и наедине обсудить. Работы старшине и так хватит, рассиживаться с нами ему и так особо некогда будет. Не забываем, что все мы либо из плена, либо окруженцы, не пошедшие на соединение со своими. Нервов он нам ещё помотает.

— Вот с мотанием нервов, думаю, придётся его обломать, — об этом и сам много думал и решил, что излишняя паранойя на пользу не пойдёт. Вот только как довести это до Зиновьева, пока не придумал. В конце концов, он просто сам выдохнется, если начнёт трясти почти пять сотен человек. В то же время, довести до сведения красноармейцев, что партизанская вольница заканчивается, тоже не лишним будет. — Вопрос этот оставляем мне, а пока попробуем прикинуть, что нам нужно срочно — то есть ещё позавчера.

Как ни странно, но оказалось, что острая необходимость если и существует, то совсем не в области выживания. Первым пунктом оказались компасы. Если карты хоть как-то копировали, создавая нечто похожее на кроки, то этих приборов ориентации было только три. Вторым оказались бинокли, и только затем взрывчатка и средства взрывания. Уже дальше пошли снайперские винтовки, патроны к ДШК, гранаты и медикаменты. Зато последних был список аж на два листа убористым подчерком нашего ветеринара. Почему-то Кошка таскал его с собой, видно чуял что-то. Приборы бесшумной стрельбы пока решили не ставить в запрос — сделали их уже с запасом, да и увеличить этот запас проблем не было, процесс изготовления оказался не настолько сложен, чтобы не справиться самим. Решили отправить требования на слесарный и токарный инструмент, но позиции стоило уточнить. Пока записали только пресловутые ножовочные полотна — сам Байстрюк про них и напомнил. Здесь же запросили прицелы к нашей ослепшей артиллерии, замки к пушкам и запчасти для ремонта ещё двух танков.

Уже в следующий список пошли требования на различные боеприпасы, среди которых первыми были патроны к советским автоматам, сами автоматы, не нравились бойцам немецкие трофеи, уж больно были неудобны и капризны. Оказалось, что в мороз пошли отказы, и если бы, несмотря на дефицит боеприпасов, не продолжались занятия, в том числе и стрельбы, могли о такой напасти и не узнать. Старшина, правда, приготовил, какую-то особую зимнюю смазку, за что бойцы его здорово невзлюбили — пришлось перечищать всё оружие, в том числе и находящееся на хранении. С последним ещё не справились до сих пор.

— Третья рота с нормальной смазкой ушла? — забеспокоился я.

— Конечно, — Кошка чуть ли не оскорбился.

Всё больше и больше мелочей проскакивает мимо меня. Хотя клинящее оружие — далеко не мелочь. Это что тогда получается, я один хожу с оружием, которое может отказать в любой момент? Оказалось, нет, мой ординарец, непонятно когда, уже успел поменять смазку в моём автомате, да и в шмайсере тоже. За что и получил заслуженный втык — за своим оружием каждый должен следить сам. Зато потом некого, кроме себя, будет винить.

Запросили несколько разговорников Биязи, с которыми некоторые командиры уже были знакомы, так и более серьёзные пособия по немецкому языку, оставив окончательный выбор за специалистами с Большой земли. Отлично зная язык, даже не подумал об этом. Оказалось, что Тихвинский, а так же ещё с десяток человек, знающих язык хоть как-то, ведут занятия с личным составом. Меня и капитана, тоже имеющего представление о немецком, не припахали из-за нашей занятости.

В третий список внесли то, что могло помочь бойцам справиться с холодом. Это было очень важно для тех, кто будет сидеть в засадах и для наблюдателей, которые могут сутками находиться на точках. Обнаглели до того, что затребовали одежду полярников или пилотов-высотников, высококалорийное питание и алкоголь. Самогона у нас пока хватало, да и достать было не особой проблемой, но надо было что-то попросить такого, что с лёгкостью зарежут. Начальство обязательно должно отказать в чем-нибудь, таков порядок, зато тогда проще выпросить остальное. Что носят наши лётчики, особенно стратегической авиации, мы не знали, но несколько интересных шмоток, доставшихся после разгрома аэродрома, внушали оптимизм. В этот же список вошли немецкие боеприпасы, как для обычного пехотного оружия, так и для наших авиационных трофеев. Сбивают же немецкие самолёты за линией фронта, может, что и нам обломится.

Так как следующий сеанс связи намечался только послезавтра, решили с окончательным вариантом запросов подождать — может ещё чего умного в голову придёт.

Глава 12.

Ночь опять оказалась дюже морозной. Лёд уже даже не трещал, когда переходили через замёрзшие реки. На Полоте слегка потрескивал, да и то, только под нагруженными бойцами и двумя сорокапятками. За последние два дня наши разведчики потеряли трёх человек ранеными, но нащупали основные немецкие посты около железной дороги. В эту ночь они должны были усиленно мельтешить около мостика, что у Шалашков. Если удастся, даже поставить простенький заряд в четыреста граммов. Даже если немцы его и обнаружат, не беда.

На сегодняшнюю операцию вывели практически весь отряд — больше трёхсот человек. В основном все, кроме полусотни, залёгших сейчас рядом бойцов, обеспечивали отход после акции. Даже танк и оба бронеавтомобиля задействовали, но это на крайний случай и на последнем участке. Туда же вытащили и зенитки. Последнюю неделю немецкой бронетехники заметно в округе не было, но чем чёрт не шутит. Сунутся, получат сюрприз. Жалко было тратить снаряды на пристрелку, но куда деваться. Что особенно неприятно: немецкие пушки клинили. Одна дала перекос единожды, а другая дважды. И хотя справиться с этим было не сложно, и уже через несколько секунд зенитка снова могла вести огонь, но тенденция неприятная.

Следующие, находящиеся ближе к реке засады, уже были вооружены нашими самодельными установками из пушек и крупнокалиберных пулемётов. В целом план операции был хорош — ни я, ни капитан и прочие командиры, всё же имеющие военное образование, никаких особых ляпов не видели. И всё-таки он был сильно сложен и затратен.

С самого начала нападения на бронепоезд не планировалось — хотели только подорвать хвостовые вагоны, заложив много взрывчатки, так чтобы противник понёс большие потери от взрывов. Хоть бронепоезд и относился к классу лёгких, но две семидесятишестимиллиметровые пушки, при поддержки десятка пулемётов, покрошат нас в окрошку. Но тут старшина заявил, что есть возможность положить на бок весь поезд, но при этом скорость его должна быть не меньше пятидесяти километров в час, а высота насыпи хотя бы метр.

Место такое нашли быстро, а вот расчёт потребного количества взрывчатки приводил в полное уныние — уходило всё. Попытка сэкономить хоть несколько килограммов могла привести к тому, что остальные траты будут совершенно напрасны, потому как не удастся провести концентрацию взрывчатых веществ в районе концевых вагонов. И если броневагоны не лягут, или хотя бы, не накренятся так, что угол наклона не позволит ввести в действие артиллерию, то даже уйти будет проблематично. Не помогут и самодельные дымовые шашки. Если план сработает, и мы выведем бронепоезд из строя, то, даже устранив эту опасность, чем будем потом рвать составы?