Фея с отвращением посмотрела на жареное мясо и сморщила носик, но ничего не сказала. Людям разрешалось есть мясо по Договору об Опеке, правда, не во все дни (такие дни люди в шутку прозвали "постные" — они охватывали почти половину дней в году). И, кроме того, есть можно было далеко не всех животных: нельзя было прикасаться к молодым самкам и детенышам, нельзя было употреблять в пищу также рыбью икру и яйца диких птиц. Самки и яйца — для воспроизводства, а детеныши — из гуманизма. Сегодня был, к сожалению для Феи, как раз "мясной" день.
— Я не понимаю, Гастон, — можно, я на "ты"? У нас у фей демократия, а потому мы не привыкли к громким титулам... — Фея аккуратно отправила себе в рот маленький кусочек нарезанного Котенком банана и запила его небольшим глоточком сильно разбавленного Щенком красного вина. — Чем вы, собственно, недовольны? — надула губки Фея. — Мы избавили вас от чудовищ и войн, уничтожили все вредные заболевания, навсегда устранили угрозу голода, в два раза продлили вам срок жизни, причем молодость вы сохраняете почти до конца жизни... В общем, дали вам Порядок и Процветание во всем...
— ...Но отняли у нас при этом самое главное.
— И что же?
— Свободу... — с горечью ответил Гастон. — Свободу... — при этих словах в его мужественных, почти черных глазах впервые появился огонь некоторой мечтательности и неотмирности и он ей удивительно напомнил ЕЁ Принца...
"Создатель! — подумала Фея — они ведь так похожи... как две капли воды... Если бы Гастон был бы не таким мускулистым, а, наоборот, щупловатым, если бы у него были не темные волосы и глаза, а светлые и голубые, если бы у него было всегда такое же мечтательное выражение, как сейчас, он был бы вылитым Принцем!"
Тут её взгляд упал на медальон на его шее — буква "А" с короной, усыпанной бриллиантами.
— ...Ну-у-у-у, свобода — понятие растяжимое, — между тем продолжила беседу Фея, отправив себе в рот ещё один кусочек банана. — Я вот, например, пять тысяч лет просидела на одном месте по месту службы — и только один раз за это время его покидала (не считая, конечно, служебных поездок на заседание Совета), когда ездила за моим раненым мужем в госпиталь года три назад.
— В какой госпиталь?
— На большом острове в милях тридцати от Авалона. Там проходил рыцарский турнир, в котором он принял участие и получил два перелома... Ох, если бы мне только попался тот, кто с ним это сделал, я бы ему сделала два десятка переломов! — и глаза Феи гневно сверкнули и она так сильно вонзила вилку в одну из долек разрезанного Котенком апельсина, что брызги оранжевого сока разлетелись далеко в стороны.
— Муж феи? На турнире? Никогда бы не поверил! — недоуменно воскликнул Гастон. — Они же кроме как цветы собирать и венки плести, после вашей — он указал пальцем наверх — Школы пажей ни на что не способны!
— Мой муж не заканчивал Школы пажей. Он — человек и, между прочим, принц — не хуже тебя! — обиженно произнесла Фея и угрожающе посмотрела на Гастона.
Гастон присвистнул.
— Интересно, откуда же он взялся, Ваш принц-то?
— Не знаю, — печально сказала Фея. — Я его подобрала тяжело раненым, у него отшибло память... — глаза Феи наполнились слезами при воспоминании о том, как выглядел её любимый тогда, весь в крови, без сознания, с переломами.
— А когда Вы его подобрали, леди, в каком году? — вдруг подозрительно сузил глаз Гастон, прекратив жевать и отложив вилку в сторону.
— Та-а-а-ак... Моему сыну через три месяца будет шесть лет, поженились мы, соответственно, тогда... — Фея закатила глазки и мысленно считала месяцы, загибая пальцы. — Ну, точно, шесть с половиной лет назад, а что?
— Похоже, миледи, я знаю, кто Ваш Принц. Но за эти бесценные сведения я потребую у Вас бо-о-ольшущий выкуп! — ухмыльнулся Гастон, теперь уже полностью повернувшись в сторону Феи, совершенно не обращая внимания на придворных.
В это время в зале заиграла красивая музыка. Оркестр из волынок, свирелей, лютен и гитар исполняли красивые танцевальные мелодии. Некоторые придворные дамы и кавалеры кружились в каком-то старинном красивом танце, состоящем по большей части из множества поклонов, перемен позиций и поцелуев рук дамы кавалером. Другие дамы и кавалеры сидели за столом и были увлечены беседой о преимуществах или недостатках фей. Конечно же, они при этом разделились на два лагеря — на дам и кавалеров. Одни их всячески осуждали, а другие — превозносили. Явно, что спор этот не мог быть разрешен дипломатическим путем, но при принце переводить спор в другую фазу ни одна из сторон не решалась, отложив это до того, как придут домой.
— И какой же выкуп... — внутри у Феи все похолодело, боясь самого худшего. О прошлом Принца ей жутко хотелось разузнать, и она готова была пожертвовать всем, но только не своей честью феи.
Гастон довольно рассмеялся. Он, наконец, почувствовал себя хозяином положения и был рад возможности отомстить Фее за горькие минуты унижения и неуверенности, которые он испытал ранее. Его белоснежно белые зубы ослепительно заблестели при свете заходящего солнца, а глаза, помутневшие от неразбавленного вина, хитро сощурились.
— Не беспокойтесь, леди, ничего бесчестного я от Вас не потребую, хоть я и не женат — рыцарская честь для меня — превыше всего.
— Ну же, не томите? Я все отдам, что только смогу, ради моего любимого!
— Первое условие, — загнув один палец, захлебываясь от чувства превосходства над Феей, сказал Гастон, — поклянитесь мне Престолом Их Премудрости — самой страшной вашей клятвой — что Вы никогда ему об этом не скажете.
— Ну-у-у, это как раз легко. Это в моих интересах. Я никогда не хотела, чтобы он помнил свое прошлое. Даже медальон его я уничтожила... Клянусь.
При этих словах Гастона передернуло. Но он сдержался.
— Второе, — загнув второй палец, продолжил Гастон. — Вы мне рассказываете о цели своего путешествия. Без утайки. Все. Я думаю, это справедливо: тайна на тайну. К тому же, у меня есть и другая причина, личная, знать об этом. В свою очередь, я клянусь Вам мечом Роланда Древнего, что никто об этом не узнает. А завтра объявлю народу, что тот, кто проболтается о Вашем посещении Кронбурга, тот будет изгнан из города раз и навсегда.
— Годится, — кивнула Фея. — Я доверяю Вам.
— Это ещё не все. Есть и третье условие...
— Какое же?
Принц Гастон опять криво усмехнулся и загнул третий палец.
— Вы мне подарите танец... Но не один. Весь вечер Вы будете моя — разговоры, прогулки, танцы и прочее — все включено. До 11 вечера. А утром Вы отправитесь по своим секретным делам... Ведь они же секретны, не правда ли?
— Благодарите Создателя, — еле сдерживаясь, побелев как мел, прошипела Фея, — что я не хочу унижать Ваш авторитет перед подданными, а то бы я Вам залепила такую затрещину, что Вы улетели бы отсюда до входа в зал!
— Воля Ваша, — деланно безразлично повернулся опять к столу Гастон, перекладывая себе в тарелку кусок жареной куропатки.
Но цепкая тонкая рука с длинными накрашенными перламутровым лаком ногтями уже схватила его за лацкан колета и притянула к себе. Ткань треснула.
— Слушай, ты, человек, если ты со мной будешь разговаривать таким тоном, как с публичной девкой, я тут камня на камне не оставлю, понял?! — небесно голубые глаза Феи почернели от гнева. Музыка, взвизгнув, замолкла, пламень факелов (солнце уже почти село) заколебался и почти затух, замок задрожал как от землетрясения, даже штукатурка посыпалась сверху, люстры закачались. — Ты ещё не видел фею в гневе, и, клянусь Создателем, тебе лучше не испытывать её терпение!
Но на Гастона это не произвело никакого впечатления. Он насмешливо посмотрел на Фею сверху вниз, оценивающе, и продолжал как ни в чем не бывало есть куропатку, сдунув с неё крошки просыпавшейся штукатурки.
— Милочка, — сказал он совершенно бесстрастно, даже не смотря на Фею, — Вы забываете, что говорите с мужчиной и рыцарем, а не выпускником Школы Пажей. Это раз. А если Вы обрушите здесь все — смерть десятков людей будет на Вашей совести. Это посерьезней будет, чем сегодняшняя белая лань. Впрочем, вы, феи, как известно, больше любите животных, чем людей. Их любить проще...
Такой ответ подействовал на Фею как холодный душ и трясение прекратилось. Она покраснела, опустила головку, рассеянно ковыряя вилкой разрезанную грушу. Выдержав непродолжительную паузу, тихо сказала:
— Я согласна.
— Ну вот и замечательно! — чуть не прихлопнув в ладоши от восторга, воскликнул Гастон, кидая недоеденную куропатку на тарелку и быстро вытирая руки салфеткой. — А теперь — милости просим — за мной, я Вам кое-что покажу такое, после чего Вы поймете, что потребовать от Вас танца и прогулки для меня было вполне законно.
Он бесцеремонно взял ручку Феи в свою большую шершавую ладонь и потащил её за собой, прямо в темный коридор залы, совершенно не обращая внимания на кавалеров и дам, расталкивая их в стороны своими большими и сильными руками, как медведь. Зверята едва успевали за ним вприпрыжку — мало ли что он там собирается сделать с ней, в темном-то коридоре!
Добравшись до темного коридора, он выхватил левой рукой факел из кольца на стене и двинулся вперед, по-прежнему волоча за собой еле поспевающую Фею.
Шли они довольно долго. Это был длинный коридор, точнее, галерея, соединявшая два крыла замка вместе. Галерея эта была вся, сверху донизу, с обеих сторон, увешана портретами. Некоторые из них были так стары, что слегка потрескались и заросли пылью. Пламя факела выхватывала из тьмы то одно лицо, то другое — бородатые, безбородые, с усами, с короткими или длинными волосами, разными формами носа, цветом глаз... Принц так стремительно проносился, что Фея толком не успевала рассмотреть ни один из них.
— Кто это? — пытаясь удержать ровным дыхание, еле выдавила из себя Фея.
— Это? Известно кто — все наследные принцы Кронбурга от самого Риккареда, сына Роланда Древнего до меня... А-а-а, вот он и я — совсем свежий портрет, всего трехлетней давности. Смотрите, леди!
Он вставил факел в пустующее кольцо — видимо, постоянной подсветки в длиннющей галерее не было для экономии. Фея ясно увидела лицо Гастона на портрете: ничего особенного — такое же мужественное лицо, цвета воронова крыла вьющиеся волосы, черные глаза, орлиный нос, волевые сжатые губы, легкая небритость — настоящий рыцарь, настоящий кондотьер, настоящий мужчина.
— Да, портрет довольно хороший, почти полное сходство с оригиналом...
— Да не туда смотрите, вот — смотрите сюда!
И Гастон указал своим толстым как сарделька пальцем на соседний портрет справа. Фея взглянула, слегка прищурившись — свет факела был слабоват, и... Схватилась за сердце рукой. Даже Зверята отреагировали позже, чем Гастон, тут же подхвативший падавшую Фею в свои сильные мужественные объятия.
Зверята посмотрели на портрет и... увидели ИХ Принца.
Да-да, он самый. В таких же, как и Гастон, одеждах, с медальоном. Светлые, слегка вьющиеся волосы, голубые мечтательные глаза, легкий пушок на щеках, слегка курносый нос, легкая мечтательная улыбка...
— Он... мой... П-п-принц... — прошептала Фея, все ещё держась за сердце, и вдруг залилась слезами.
— Т-ш-ш-ш... Тише-тише... Успокойся... Ну зачем плакать в такой радостный день? — утешал её Гастон, держа одной рукой за таллию, чтобы она не упала, а другой поглаживая по голове. — У меня тут радость, а ты — плачешь... Я тут узнал, что у меня есть племянники — целых двое! — невестка-фея, да ещё и братец, которого уже давно заочно отпели! — даже у Гастона дрогнул голос. А уж Зверята — те вообще разревелись — и бросились обнимать ноги человека, которого ещё недавно хотели покусать, как врага — звероеда и звероубийцу.
— Ка-а-ак...х-х-х-хоть... е-е-е-его... ззззвали..., сссскажи — всхлипывая, кое-как произнесла Фея.
— Как, как? Догадайся с трех раз сама...
— Р...рол...анд... что ли?
— Ну, конечно, а как же ещё? У нас в роду все старшие сыновья носят имя основателя династии, а второго — типа меня — называют уже как Создатель на душу положит... — грустно усмехнулся Гастон. — Мой отец — Роланд — 499-й, а братец должен был стать 500-м Роландом на престоле, если б однажды ночью не удрал в неизвестном направлении, прямо накануне своей свадьбы...
— Свадьбы?
— Ну да, должны были его женить на одной девице, из другого королевства, а он — по веревке вылез из окна и был таков. Искали-искали с собаками — нигде не могли найти. Он стащил, оказывается, целый мешок перцу и посыпал им следы. Собаки его не нашли... А когда добрались потом до "Королевской охоты" — там сказали, что он ушел однажды в лес и не вернулся. Я уж его с ребятами там искал, прочесал лес до самого Предела, зашел внутрь. Ну и жарко же мы тогда побились с этими тварями! А потом — на окраине леса я нашел его окровавленную шляпу... Вот её в гроб и положили... Мать умерла на второй день после похорон, отца хватил приступ — сейчас держится на ваших, феиных, лекарствах — но почти не ходит. Поэтому-то я и говорю — не говорите, леди, ему ни о чем, я ж его знаю, ещё утопится где-нибудь от чувства вины. А трон ему итак не нужен — он от него и сбежал, наверное, ещё больше, чем от женитьбы...
Лицо Феи просветлело.
— Эй, Гастон, а расскажи, какой он был в детстве?
— Об этом мы уже не договаривались, — усмехнулся он. — Это уже за отдельную плату! Ну, ладно, ладно, пошутил! Да таким же он и был в детстве, каким Вы его видели — лазил по деревьям, мог часами наблюдать за муравейником или ульем пчел. Выучился читать, а наукам учится не хотел, все больше таскался по лесам, да сказки сочинял — смешные такие, наивные. Сбегал с аудиенций и приемов, с балов и пиров, меча в руки не брал... Интересно, а в каких же доспехах он был на турнире? И кто же с ним тогда бился? Не я ли случайно?
— Это не важно, Гастон. Пойдем, теперь моя очередь исполнять договор.
Когда они вернулись в залу, придворных осталось уже немного. Было достаточно поздно. Но это вполне устраивало Гастона и Фею — чем меньше свидетелей, тем лучше. Фея не умела танцевать людских танцев, а Гастон — феиных, а потому им приходилось учиться друг у друга на ходу. Гастон оказался удивительно способным учеником, хотя феины танцы — сложнее. В них надо уметь двигать всеми частями тела — они удивительно пластичны. Но Гастон, даже и при видимой неповоротливости его фигуры, при квадратных плечах и кривых ногах, тем не менее, довольно неплохо изучил некоторые движения, и вот, когда Фея, хлопнув в воздухе ладошами, запустила в действие заклинания, игравшие феину музыку, оба закружились в танце.
— Вот видите, леди, я же говорил, что Вы поймете, почему я имею больше прав на танец с Вами, чем кто-либо? Не беспокойтесь, я с Вами могу потанцевать всего один вечер, а он — миллион. Я у него много не украду... — и рассмеялся.
Но Фея вдруг встала как вкопанная, а потом вылетела прямо в распахнутое окно, рыдая. Гастон, выхватив из кольца на стене пылающий факел, бросился вниз по лестнице в сад. Он застал её на скамейке, в аллее грушевых деревьев, под статуей одного из королей древности. Она сидела и плакала как девочка. От могущественной неприступной феи как будто бы ничего не осталось. Она вытирала себе слезы то косой, то прямо руками, пока верные Зверята не принесли пачку шелковых платочков.
