— Да. Я не знаю, почему так. Могу лишь гадать. Многим наша этика кажется слишком сложной. Им хочется чего попроще — что жалеть всегда хорошо, а убивать якобы всегда плохо, укрывать гонимого всегда хорошо, а доносить на него всегда бесчестно... И им были неприятны те, кто напоминал: иногда приходится воевать, и убивать, и идти на обман ради победы над врагом. Хотя иные жалостливые гуманисты будут радоваться, когда меня на виселицу поволокут. Да и твоего друга едва ли пожалеют, учитывая, чей он сын...
— Послушай, если ты знал столько врагов, то почему ты не стремился их арестовать?
— Потому что нельзя арестовывать за одно только отношение, мысли, настроения, чтобы там о нас ни говорили. Иначе неизбежно будут страдать невинные, а, страдая — озлобляться.
Вышел лекарь и заговорил тихо:
— Вот что я вам скажу: некоторый шанс у него есть, похоже, что позвоночник только надломан, но не переломан до конца. Но вот что меня пугает — как бы он с собой не покончил... ведь он боится для вас балластом быть. Пока ему надо продолжать лежать привязанным, но лучше буду каждые два-три дня стараться заглядывать. По ночам, наверное, а теперь мне пора.
— Может, тебя проводить? — спросил Золотистый Орех.
— Не стоит. Ты меня не защитишь в случае чего, для тебя это только лишний риск. Да и вообще тебе лучше отоспаться.
— Ты думаешь, я засну?
— Заснёте. Вы смертельно устали. У вас у обоих глаза красные. Главное, придумайте, чем его от мыслей о смерти отвлечь, чем занять. Руками ему двигать можно, есть-пить тоже. Но это завтра, а сейчас ложитесь. Чего сидеть без толку, всё равно ничего не придумаете от усталости.
Совету лекаря они последовали. Бывший монах долго ворочался на новом месте, то прислушиваясь к сонному дыханию своих друзей, то мысленно прокручивая воспоминания нынешнего дня. Диспут, захват, бегство, искалеченный Жук, смерть Шерстяной Накидки, искалеченный Золотое Перо... Когда погибает один дорогой и близкий человек, горе охватывает всю душу, но когда столько... Горе видимо, слишком велико, чтобы его осознать. Также мелькнула мысль, что искалеченным даже хуже, чем убитым. Мёртвые мертвы, они уже отмучились. А как теперь будет жить Золотое Перо? Хотя быть звездочётом можно и без ног, если тебя будут носить к телескопу в паланкине. И книги доступны, и юпана. Завтра он об этом поговорит... Не хотелось думать, что и звездочётов в ближайшее время не будет.
А тем временем в Зале Совещаний пировали победители. Их было всего трое: Дэниэл, Розенхилл и Жёлтый Лист.
Дэниэл, наливая себе в бокал вино, сказал:
— Я думаю, теперь ты, Розенхилл, сумеешь произнести такую подходящую к случаю речь!
— Прекрасней и страшней не помню дня... — начал Розенхилл, встав в позу. Однако Дэниэл, узнав цитату из "Макбета", тут же поправил компаньона:
— Ну-ну, зачем так двусмысленно! Или ты думаешь, что нас одолеет какой-нибудь... кого женщина не рожала? Так здесь так не умеют.
— Простите, друзья, я вас не понял, — сказал Жёлтый Лист.
— Это цитата из пьесы. Её герой стал королём, да вот только ему предсказали, что его не может убить рождённый женщиной. А убил человек, появившийся на свет через кесарево сечение.
— Это когда роженице живот разрезают? Ну, у нас так тоже делают. Младший из сыновей Славного Похода и Шерстяной Накидки был рождён именно таким образом.
— Что-то не понял, — сказал Дэниэл. — Ведь Шерстяная Накидка была жива ещё два дня назад! — сказал Дэниэл. — Мы же с тобой как раз её видели.
— А что, разве при этом обязательно умирать? Для того и режут, чтобы спасти. А вообще с ней натворили немало глупостей. Зачем было её бесчестить? Да ещё и ножом полоснули? Неужели непонятно, что жена Славного Похода — ценная заложница?! Теперь неясно, выживет или нет.
Дэниэл ответил:
— Ну, каньяри имели на него зуб и просто не могли не оторваться на мести его жене. А что до заложников — так его дети не хуже.
— Их вы тоже чуть не угробили. Лекарь возится с ними, но боюсь всё-таки трагического исхода. Дочери до сих пор кровью истекают. А если с собой от позора покончат?
— Да, конечно, каньяри — весьма грубый инструмент. Однако какой уж есть... А от Славного Похода надо избавляться по-любому. Я уже послал ему убийц навстречу.
— Не очень бы я на это надеялся. Едет с охраной. Может отбиться, а то они вообще разойдутся и могут его прохлопать. Так что заложничество его родных — это единственный шанс. Иначе он на нас войной пойдёт, узнав про то, что каньяри натворили.
— Ну и пойдёт, значит, будем бить при помощи каньяри. Твои-то ребята воевать не горазды. Только языком молоть.
— Зато без моего языка вы много бы не навоевали.
— Да, тут надо отдать тебе должное! — сказал Дэниэл. — Никак не думал, что не дикари с бусами, а жители городов поверят всему написанному в один миг. У нас любой обыватель знает, что в газете могут написать правду, а могут и неправду, потому и не делает для себя важных выводов.
— Ну, планы я стал сочинять ещё задолго до вашего визита. Годы уходили, а Асеро всё по-прежнему оставался молодым и сильным, почти юношей...
— Сорокалетний юноша! — хихикнул Розенхилл.
— Ну, в любом случае помирать-то он от старости и болезней не собирался. Такого не отравишь даже, чтобы подозрений не вызвать. Тут сам раньше помрёшь, чем дожидаться будешь.
Дэниэл добавил:
— Послушай, а это его протеже... Зять несостоявшийся... забыл, как его там. По слухам, он сбежал. Как ты думаешь, он опасен?
— Не думаю. Он без своего покровителя никто и ничто. Вот людей Инти надо вычищать, а этот мальчишка... С ним не стоит возиться.
— А твой предшественник на посту Главного Оценщика? Как его...
— Золотистый Орех. Серейшая посредственность. Он не опасен. Ходили слухи про его связи со Службой Безопасности, но, сдаётся мне, что всё это ерунда. От него жена ушла к любовнику, человек Инти этого любовника как-нибудь прижучил бы! А этот хоть бы хны! Да и не дал бы Инти своего человека так унизить, лишив такой ценной важной должности. Нет, конечно, этими людьми тоже стоит заняться, если они попадут нам в руки. Но специально их искать... есть дела и персоны поважнее... В первую очередь нужно заняться Славным Походом, Зрелым Плодом, Старым Ягуаром... В общем, всеми теми, кто может организовать поход на Куско. Шалфей ? дурак, что этого не понимает. Вот есть у него тут враг, так именно этого врага надо ему вот прямо сейчас достать во что бы то ни стало. И мне говорит, что надо заниматься поимкой Саири с Изабеллой. Хотя кому они сейчас опасны...
Дэниэл спросил:
— Но ведь Саири ? человек Инти, и не из рядовых. А если он тоже что-то организует?
— Едва ли. У него никакого авторитета нет. Разве что... — Жёлтый Лист внезапно помрачнел, — разве что он решится у Инти авторитета занять.
— В каком смысле?
— Ну, если Саири при жизни Инти порой играл его роль, то может и после смерти рискнуть. Найдутся люди, которых он может ввести в заблуждение внешним сходством, или готовые его поддержать из тактических соображений. Тогда он станет опасен. Но, надеюсь, он всё-таки не решится на такое...
Дэниэл вдруг спросил:
— Послушай, а зачем тебе дворцовый лекарь? Почему ты так настаивал, чтобы его отдали тебе?
— Как зачем? Во-первых, должен же кто-то о семействе Славного Похода после каньяри заботиться, чтобы те не сдохли. А кроме того, раб-лекарь — сам по себе ценное приобретение. Хочешь ? сам лечись, хочешь ? в аренду сдавай. Ведь у вас такое не редкость.
— А не боишься, что он тебя предаст, как предал предыдущего хозяина?
— Предал неохотно, кстати. Но я прижал его компроматом — ведь он текст "Лекаря" у себя тайком хранил. Якобы у него был профессиональный интерес. Хотя знаю я эту породу, не в профессиональном интересе тут дело. Конечно, опасаться всегда приходится. Но тем более удобнее держать его под боком и под контролем.
— Темнишь, друг, — сказал вдруг Розенхилл, — похоже, у тебя в связи с этим лекарем свои тузы в рукаве припрятаны.
— Да, и какие же?
— А такие, например, что ваши лекаря и впрямь кое в чём более искусны, чем наши. Может, их искусство и в самом деле можно выгодно продавать?
— Ну, об этом я тоже думал... поэтому лекарей и в самом деле лучше не убивать без нужды. Живые они полезней. Но пока нужно заняться другими делами. Нужно раздобыть список людей Инти, нужно расправиться с ушанами, нужно пресечь возможность восстания. Потом уже будем торговать.
Дэниэл спросил:
— А ты сам завтра поедешь со мной беседовать с ушанами?
— Попрошу избавить меня от этого. Не люблю вида крови и горелого мяса...
— А, может, в глаза своим бывшим дружбанам взглянуть боишься?
— Не боюсь, потому что в проклятия не верю. Но мне это неприятно. А зачем делать себе неприятно? Нужды в этом нет.
Дэниэл лишь как-то двусмысленно посмотрел на Жёлтого Листа. Тот заподозрил, что кое-какой из козырей, который он хотел припрятать, всё-таки стал известен чужестранцу.
— Ладно, — сказал вслух Дэниэл, — думаю, допросить пленников я могу и один. Завтра утром поеду для этого в замок Инти. Но в случае чего пошлю за тобой гонца.
"Серейшая посредственность" и "Никто и ничто" по привычке проснулись утром по часам, но в то же время не могли не отметить с тревогой, что городские часы не бьют. Время как будто остановилось.
Хозяин дома предложил приготовить завтрак, на что бывший монах с тревогой спросил, на сколько дней у них ещё есть продукты.
— Стоит подсчитать, ты прав. Но сегодня в любом случае лучше подкрепиться, так как предстоит много работы. Кроме того, то, что быстро испортится, всё равно лучше съесть заранее.
— Я есть не буду, — сказал Золотое Перо, — даже и не пытайтесь меня кормить.
— Почему? — спросил Подсолнух.
— Раз ножика не даёте, то лучше я себя голодом уморю.
— Не говори глупостей, — сказал Золотистый Орех, — будешь лучше есть — больше шансов поправиться.
— Перо, я понимаю тебя, — сказал бывший монах, — не так-то легко смириться с увечьем. Но ведь ты можешь поправиться, а даже если так и останешься... ведь звездочётом можно стать всё равно!
— Теперь нельзя, — грустно сказал Золотое Перо, — ни с ногами, ни без ног. Неужели вы думаете, что этим... которые страну захватили, нужна наука и учёные? Бандитам они никогда не нужны. Помню, как мы с отцом спорили, что нужнее, амаута или воины... Так отец мне говорил, что если нет воинов, чтобы защитить амаута, то и амаута невозможны. Я тогда отмахнулся, а теперь понимаю, насколько он был прав... Если бы я согласился на военную карьеру, может, всё было бы иначе... А теперь поздно, воином без ног не стать.
— Послушай, Перо, хватит философии, — сказал Золотистый Орех. Если ты пока не хочешь есть, то не мог ты пока делом заняться?
— Делом?! Лёжа?! Каким?!
— Да у меня тут верёвочки распутать надо. Руки у тебя работают, вроде...
И хозяин дома сунул юноше охапку разноцветных верёвочек.
— Да зачем тебе верёвочки?
— Шифрованное послание нужно написать. Я, между прочим, серьёзно.
— Ладно, займусь
За завтраком Золотистый Орех сказал бывшему монаху:
— Итак, как ты уже знаешь, мой дом и дом Инти были соединены подземным ходом. Когда с утра дом Инти окружили эти отморозки, я был уверен, что Горный Ветер отправит по нему Лань с детьми, но этого не происходило, и у меня возникли дурные предчувствия. В доспехах и при оружии я рискнул пройти по ходу сам. Дошёл до конца, попробовал открыть дверь, но механизм как будто заклинило. Я слышал с другой стороны голоса, мужской, женский и детские, но так как эта дверь из камня, лишь с той стороны обита деревом, то я слов не разобрал, но казалось, что Горный Ветер пытался открыть дверь и не мог. А я был с другой стороны и был бессилен им помочь. Я пережил в своей жизни немало страшных минут, но не помню минуты ужаснее этой. А потом раздались другие голоса и шум, кажется, туда ворвались и всех или убили, или увели. Без сил я вернулся домой. Так что пойдём сейчас туда на руины, постараемся понять, что помешало Горному Ветру спасти семью.
Бывший монах спросил:
— А если нас там увидят на руинах?
— Ну, примут за мародёров, ищущих, чем поживиться. Немного обидно, но по нынешним временам к этому никто не прицепится. Золотой Подсолнух, я конечно, надеюсь, что до этого не дойдёт... Но в случае чего, если всё-таки погромщики заявятся сюда, то хоть ты сможешь убежать.
— И бросить вас здесь на верную смерть?! — юноша вздрогнул от негодования.
— Тогда придётся выбирать меньшее из зол. Если мои бумаги попадут в руки врагов, это может стоить не одной жизни. Но сжечь я их тоже не могу, потому что они могут быть полезны своим. И они... они здесь, вот в этой шкатулке. Обещай, что в случае чего убежишь с ними.
— Обещаю, — с трудом выдавил из себя бывший монах, в глубине души надеясь, что это страшное обещание не придётся исполнять никогда в жизни. В этот момент Перо с кровати сказал:
— Боюсь, что без чего-нибудь остренького, хотя бы вязальной спицы, мне не справиться.
— Хорошо, дам! — сказал Золотистый Орех и, поймав вопросительный взгляд бывшего монаха, шепнул: "Не бойся, себе он ничего не сделает. До тех пор, пока не завершит работы".
— А кому ты собрался шифровку составлять?
— Твоему отцу.
— Но как ты ему её перешлёшь?
— А вот об этом мы с тобой попозже вместе покумекаем. Ты точно не хочешь есть? А то мы тут с твоим другом сбегать на руины дома Инти должны.
— Ладно, давайте ваш завтрак.
Золотистый Орех подмигнул бывшему монаху. Победа! По крайней мере, на некоторое время от мыслей о самоубийстве удалось отвлечь.
От дома Инти остался один обгорелый остов, деревянные перекрытия выгорели дотла. То здесь, то там валялись обгорелые скелеты погибших воинов, видимо, из защитников. Юноше было страшно думать, что наверняка не все из них погибли в бою, кто-то сгорел из них заживо раненым. К своим двадцати трём годам бывший монах видел многое, но за время жизни в Тавантисуйю он уже успел отвыкнуть от вида и запаха горелой плоти. Неужели теперь придётся привыкать к этому вновь?
Потом он подумал, что будь они настоящими мародёрами, всё равно было бы мало смысла тут ходить. После такого пожара почти ничто не имело шанса уцелеть. Разве что куски драгоценных металлов, бывших ещё вчера изделиями.
Подвальная комната, к которой подвёл его Золотистый Орех, пострадала от огня меньше всего остального. Разве что проход по каменной лестнице, заваленной полусгоревшими балками, дался не без труда. Там были каменные стены, каменный пол и чудом сохранившийся деревянный шкаф. Золотистый Орех подошёл к нему и распахнул. Внутри не было никаких вещей. То ли хозяева не хотели загромождать проход, то ли настоящие мародёры всё уже успели растащить. Золотистый Орех указал на заднюю стенку, которая была как будто перечёркнута двумя железными полосками, в свою очередь плотно вколоченными в стенку, и сказал:
— Видишь, кто-то специально заделал проход заранее. Сделать это мог только изменник внутри дома. Он знал, что будет штурм, и не хотел, чтобы семья Горного Ветра могла спастись.
