Аннстис. Клан возрожденных (Новая жизнь. Клан возрожденных)

— КТО ТЫ? — взбешенно взревел он, не сумев пробить моей защиты.

— Кто?! — нервно переспросил я. — Наверное, Демон-пожиратель душ по прозвищу МИРУ-МИР!!! — и атаковал снова, проклиная собрата за свою слабость и страх.

И вот уже шестеро бесплотных теней моих низших кружат вокруг ящера, по крупице вырывая его силу, огромная змея пытается оплести кольцами ноги, сомкнуть пасть на витиеватых узлах мышц, выпить суть, и я, эльфийским мечом и магией кромсающий спину. Впрочем, после первого знакомства с зубами и когтями, о ближнем бое приходится забыть, целиком сосредоточившись на попытках сковать подвижную смертоносную тварь и защитить своих слуг. Это тело слишком слабое, чтобы наравне биться с воплощением физической мощи, но достаточно ловкое и быстрое, чтобы не дать застать себя врасплох.

Он много сильнее, но нас больше, мы быстрее и нападаем с разных сторон, прикрывая друг друга. И вот уже оступившийся демон валится на бок, а его тело стремительно обвивает змея. Он ревет, катается по земле и телам мертвецов, пытаясь выбраться, беспорядочными ударами хвоста вырывая комья земли, ломая деревья. Клубок из двух тел змеиного и ящера, крушащий все вокруг, но Нагайна знает свое дело и продолжает виток за витком оплетать тело противника, лишая его самого страшного оружия — когтей. Мы с ней начали поглощать демона одновременно, Нага, вонзившая зубы в шею и я, положивший руки на открытые раны, а следом беснующейся стаей накинулись низшие, они же стали первыми, кто насытился. Следом свою пасть разомкнула Нагайна, чтобы не захлебнуться и переварить тот объем силы, что сумела забрать, а я все пил и пил ослабевшего врага, поглощал до тех пор, пока от него не осталось ничего кроме осунувшейся истерзанной плоти.

В ушах стоит звон, навалилась усталость, но бой окончен. Настало время собирать трофеи. Да, именно так, мы победили, я победил, и голову этого демона я заберу с собой, как первого поверженного врага, с кем я сражался вместе со своей маленькой гвардией, она прекрасно скрасит великую пустоту в моем доминионе.

Айн, будучи со мной бесплотной тенью, не раз побывал в нем так почему не попробовать протащить в пустоту что-то материальное? Отобранные силы едва удается удерживать, она требует действия, любого, и я решился забрать напоминание о сегодняшнем дне, о том, как опрометчиво доверяться продажному и подлому человечеству. Не думаю, что сумел бы выжить, не будь рядом моих созданий, и тем ценнее для меня они стали, и тем больше я задумываюсь о создании им живых тел, чтобы они всегда смогли находиться возле меня, не вызывая подозрений у разумных. Но сейчас не до этого, вначале нужно осмотреть раны.

После произошедшего я выглядел страшно. Один только разодранный на груди доспех наводил жуть белеющими сквозь прорехи белыми костьми ребер. А был еще и вырванный пастью демона из бочины солидный кусок плоти, кажется, вместе с ним я лишился почки, части желудка и печени. Нет, кровь уже не сочится, благодаря когда-то сделанным модификациям она остановилась практически сразу, но я все равно с ног до головы густо покрыт чужой, кровью демона и людей. Я весь измазан в их внутренностях и ошметках перемолотых в фарш и размазанных по земле тел. Кругом дымящаяся, исходящая паром и вонью пережженного мяса земля. Вырванные с корнем, сломанные в пылу битвы стволы вековых деревьев, и гнетущая тишина после душераздирающего рева умирающего демона. Да я "красавчик рыцарь" после битвы с драконом!

Как по мне, так один золотой, накрытая поляна и рыжая баба в придачу — слишком скромная плата за жизнь и собственную душу. Эти проклятые отродья с милыми улыбками на устах отправили нас прямиком в лапы к гребаному демону за сраный золотой! Я засмеялся злобным хриплым смехом человека только что на мгновение разминувшегося с костлявой леди. Зато, в случае нашей смерти, ушлые селяне наверняка обыскали бы мои останки. Староста, тварь, кормить демона людьми взамен на их золото и снаряжение, чертова святая душа, не давал зверюшке подохнуть от голода. Тварь! Но теперь голоден уже я, и не позволит же целая деревня добрых самаритян мне погибнуть?

Хмир, преданный слуга своего господина

Высокая ссутуленная фигура медленно, но упорно двигалась обратно по направлению к селению, подволакивая ногу и изрыгая страшные проклятья на головы попрятавшихся по домам крестьян. Больше ничего в ней не напоминало того, ушедшего совсем недавно, вполне довольного жизнью, эльфа, следующего в свой новый дом, разве что силуэт все еще говорил о том, что когда-то это был обыкновенный путник. Сейчас все его естество наполняли одна только не затуманенная чувствами ярость, направляемая холодной жаждой мести. Сама земля стонала от его поступи, умирая вместе с травами и растениями при каждом шаге залитых кровью ног. От малейшего прикосновения в труху осыпались ворота и засовы, а бесплотные тени врывались в один дом за другим, не замечая даже этих хрупких препятствий, верша его страшную волю, и поблизости не было никого и ничего способного им помешать.

Истошные крики пытаемых мужчин, слезы, истерики и плачь женщин, на глазах которых лоскутьями сходит кожа с близких и родных, вытекают глаза. В чудовищных спазмах рвутся мышцы и сухожилия, ломаются хрупкие кости, и никакие мольбы, никакие уговоры не могут помочь избежать их очереди участвовать в этой безумной жестокой расправе, торжестве демонической злобы. С каждым новым изуродованным и скулящим от боли и бессилия телом вошедшая в селение фигура все больше и больше становится похожа на себя прежнюю. Вот перестала волочиться нога, кто знает, какие мышцы были в ней повреждены, или тому виной была сочащаяся отвратительно черной, густой жидкостью дыра в боку до самого позвоночника? Как бы то ни было, но вопрос восстановления упирался только в то, как долго придется выковыривать очередное "лекарство" из хрупких скорлупок под названием избы.

Крестьяне..., они уже не пытались бежать или сопротивляться, лишь изредка от очередного дома доносятся новые мольбы и уверения в своей непричастности, но их никто не слушал, когда начались первые пытки, не слушают их и теперь, зачем? Согнанные как стадо, покалеченные и все еще не тронутые они закрывались от жара собственных жилищ, на раскаленных углях которых начнут корчиться в предсмертной агонии позже. Одновременно страшное и величественное зрелище, устроенное моим господином, с этого момента его месть — это моя месть, его враги — это мои враги, если понадобится, я отдам жизнь за своего повелителя, за того, кто спас меня от участи куда худшей, чем смерть.

* * *

Наконец-то я нашел среди груды разрушенных домов маленький погреб, где прятались дочери старосты, эти продажные девки. Нет, я не стану их убивать или пытать..., это будет слишком просто, мелко, легко... недостойно того кем я становлюсь, чтобы выжить. Я не стану трогать их девичью честь, зачем, если они сами ее предлагают в обмен на свободу? Да и есть куда более изощренные методы... Снять с каждой твари скальп вместе с мягкими шелковистыми прядями, отрезать уши, нос, брови... И если гадины не истекут своей поганой кровью сразу, то позднее непременно покончат с собой, по всем мировым законам обрекая свою душу на долгое скитание в чистилище без шанса на беспечное перерождение.

Жаль лишь две вещи: упускать из рук столь ценный ресурс как их души и что нет ростового зеркала для той рыжеволосой заразы, что так умело меня обхаживала. Но месть должна быть сладка, на нее не стоит скупиться, тем более мне. К тому же внешность сестер прекрасно расскажет, что произошло с ее собственным, прелестным личиком. Ни одна женщина не перенесет столь пугающий позор своего уродства, мои младшие выполнили все максимально точно, быстро и жестоко. Несколькими часами позже я с удовольствием наблюдал, как они резали глотки друг другу, живым из селения не уйдет никто.

Глупцы, обрекая меня на смерть, они и вправду думали, что скормят мою суть тупому демону и останутся безнаказанными. Наивные! Сорванная одежда, в случайном порядке наспех содранная кожа, подрезанные сухожилия, выдавленные глаза и судорожные метания по пышущему жаром пепелищу собственных жилищ в поисках избавления от страданий. Думаете это конец? Как бы ни так! Это начало, после смерти все продавшиеся демонам душонки покинувшие покалеченные обожженные, наглотавшиеся дыма тела попадут прямиком в мои жаждущие отмщения руки. Отмщения за то, что хотели убить, за то, как задрожали мои колени при встрече с демоном, за то, какой страх и отчаяние исходило от охотников, за то, что испугался я сам. Еще не знаю как, но конкретно душа старосты — будет страдать, это будет ад, ее личный ад и зрелище того, как умирает селение и его дочери убивают собственных сестер только начало. Позже низшие еще целых шесть часов по кусочкам, по мельчайшим крупицам рвали его на части, поедая душу, не оставив после себя ничего кроме кучи бесполезного мяса и перемолотых костей.

Свою гвардию я отправил назад в доминион усваивать отобранные силы и зализывать полученные раны, а затем помог встать на ноги Хмиру, обнаруженному связанным и избитым в одном из сараев селения. До этого мне было совсем не до его подпорченной туши, но я обратил внимание, КАК он смотрит вокруг. Все ужасы, все бесчинства, что творили мои низшие, филигранную работу Нагайны, которая парализовала беглецов, парализовала, но отнюдь не лишила чувствительности, во всем этом он видел не жестокость и отвращение, а священнодействие, правильную, высшую — мою справедливость. Он был благодарен своему господину за спасение и восхищен жестокой красотой кровавой расправы за предательство. С того момента, как он увидел меня в гневе, его вера стала крепче, он увидел воочию — каждый иуда получит за свои дела, не спасется никто. Нет блага выше, чем служить столь могущественному и справедливому повелителю, а то, что я им стану — Хмир уже не сомневался. Невообразимо сильный, бессмертный, жестокий и воздающий по заслугам, как он признался, я единственный, кому имеет смысл повиноваться, он стал одним из немногих, кому я начал доверять без каких-либо клятв.

Свою плату за избавление поселения от опасности я взял в полной мере, более чем стократной мере, зажиточные оказались "крестьяне". Души, золото, серебро и драгоценная утварь — все это, как и голова демона, растворилось в воздухе, в тот же миг оказавшись в ставшей вдруг такой желанной и притягательной пустоте моего доминиона.

Глава 15. Между ангелом и бесом

Хорошо прокрашенное белое,

старательно отмытое черное,

и как-то непонятна становится

разница между добром и злом...

/Из трактата об изменчивости вселенной/

Отступление. Сильвия

Не спалось. Бесконечные заботы и тревоги вытягивают последние соки. До чего же дьявольски трудно управлять крупным баронством, безвылазно находясь взаперти в четырех стенах и каждое утро распевая осточертевшие молитвы и замаливая грехи, которые я бы с превеликим удовольствием повторяла вновь и вновь. Надоевшие приказчики, скупердяй казначей и управляющий замком, бесчисленные посыльные — с того момента, как я стала баронессой де Ганзак на моих плечах накопился такой груз усталости, что невозможно уснуть. Осталось лишь одно желание — вот так неподвижно лежать, смотреть в потолок и ни о чем не думать.

— ...привет. — Я едва не свалилась с кровати, настолько неожиданно оказалось ЕГО появление. Фигура, сотканная из ставшей материальной тьмы, голос, в котором нет и тени эмоций, выжженный, потусторонний, пустой... Я поежилась от пробежавшего по спине холода, порой я забываю, он не человек — демон. Тем временем Анст молчал, даже не пытаясь облегчить всю гнетущую тяжесть наступившей тишины, разглядывая меня своим жутким, пустым немигающим взором, такое ощущение, что никто и ничто в этом мире его не волнует. Мне стало страшно. Сколько он здесь? Минуту, две, а может быть час? Что произошло? Почему он вдруг так разительно изменился? Что собирается потребовать в этот раз?

— Не бойся, я не причиняю вред своим. — И снова тишина. Я что-то сделала не так? Налоги, охрана, караван, гарнизон, кузнецы, плотники... Несколько указов, ревизия, опись, сверка книг управляющего и казначея, что не так? В чем я ошиблась? Почему нет новых указаний, почему он молчит?!

— Наверное, по приезде мне понадобится демонолог. — Что!? Какого черта?! Причем тут демонолог, сейчас совершенно не до этого, к тому же он и сам...

— ... и священник. — От удивления у меня отвисла челюсть. Я молча переваривала услышанное, зачем демону может понадобиться священник и демонолог? Ладно демонолог, всегда полезно самому вытащить из своего врага все о его методах и оружии, но священник... Предположим, демонолог у меня есть, точнее ученик, сбежавший от мастера, пусть не идеальный, зато стабильный и безопасный источник информации о ритуалах, заклятьях и прочем, прошлый приказ о сборе информации выполнен. Теперь священник или жрец, с этим сложнее. Есть серьезные опасения, что пропажу духовного лица удастся скрыть так же легко, как безусого юнца, тем более после смерти одного из них и паладинов. Значит, нужен кто-то со стороны, издалека, и лучше бы никто никогда так и не узнал, кто и откуда появляется в подземелье родового замка де Ганзак, а главное, куда потом исчезает. За этими новыми заботами я так и не заметила, когда исчез мой господин.

* * *

Анст

После памятных событий моя старая одежда пришла в негодность — одно сплошное бурое пятно и дыры. Пришлось распрощаться с курткой, капюшоном и доспехами, на смену им пришли исконно эльфийские легкие одежды, похожие на те, в которые изначально было облачено мое нынешнее тело. Я одел их на следующее утро, после того, как несколько часов просидел в ручье, пока Хмир помогал отскребать засохшую черно-багровую корку, покрывавшую меня с ног до головы. Весь путь я ехал все как во сне, изредка просыпаясь и реагируя на внешние раздражители, невпопад отвечая на какие-то вопросы... Безразличие, апатия... Кажется, я не ел несколько суток, у меня нет стремлений и желаний, да и зачем? Это тело продержится без еды и воды неделю, так стоит ли обращать внимание на такую мелочь, как голод в то время, как меня переполняют мысли и воспоминания о том дне?

Кажется, мы зашли в какое-то здание, вокруг люди, живые люди, пока живые..., я сразу вспомнил, как легко под когтями демона распадались на части тела охотников, как легко резалась кожа под когтями моих низших. Нет. Меня так легко не убить. Я обвел зал полный хрупких тел пустым ледяным взглядом — им меня не убить, никогда, я сильнее их всех. Однажды, еще в моем мире, убийцу спросили, почему он лишил жизни стольких людей на что тот ответил: "Я хотел, и я мог". Я тоже могу, могу многое, очень многое, и я сделал именно то, что хотел. Точка.

— А, снова "Доблестные" эльфы, — мне плюнули под ноги. — Доблесть..., вся их доблесть состоит в том, чтобы стоять в тылу, поближе к полевой кухне, в то время, как мои товарищи умирали в первых рядах, не подпуская к ним зеленомордых тварей! — отголоски старых, давно минувших битв... Я поморщился. Противно. Неужели от страха близости окончательной смерти и я могу превратиться вот в такой же кусок пьяного, жалеющего себя гумуса, который переживает прошедшие дни вновь и вновь, как вот это пускающее слюни и жалеющее о прошлом ничтожество?