Профессиональная деформация в худшем виде, так сказать...
Песнопения и литании, гимны и оды, арии и литургии сменяли одна другую в бесконечном калейдоскопе того извращения, которое считалось в Империуме классической музыкой. Нет, возможно, для того, чтобы подданные проникались величием Императора и распаляли в своих сердцах огонь веры, подобные композиции и подходили, но вот спать под завывания очередного храмового хора, записанного в тридцать пять тысяч каком-то году, было невозможно от слова совсем.
И ладно бы только это, но то ли на третью, то ли на четвертую ночь Фрейзера, забывшегося чутким и рваным сном и страдающего жуткими мигренями, а к тому же не исцелившегося до конца от подхваченной на приеме заразы, выдернул прямо из продавленной кушетки боевой марш Ордена Ультрамаринов, неизвестно как оказавшийся в оригинальном исполнении в коллекции одного экстравагантного Инквизитора, обожающего применять садистские методики психологического воздействия. В результате Николас оказался свален обратно на кровать шоковым импульсом со стороны турели, но по результатам данного случая Рахак несколько пересмотрел репертуар.
Вырвавшийся из далеко не самых приятных размышлений коммодор вздохнул и нервно покосился на дверь. Ежедневная порция садистского иглоукалывания, в которое постоянно превращались медосмотры, по какой-то причине запаздывала, причем наученный горьким опытом Фрейзер предполагал, что у Вальдри-Дзета-семь в загашнике появилось что-то крайне неприятное для бедной тушки одного из молодых офицеров Имперского Флота.
Здоровье, кстати, особых нареканий не вызывало, хотя первые две недели карантина Николас помнил крайне смутно и скорее урывками, да и держали его тогда под комплексным медикаментозным воздействием напрямую в Госпитиуме корабля, погрузив в аналог контролируемой комы и изредка приводя больного в себя только для того, чтобы дать Фрейзеру в очередной раз вывести из организма все то, что там внутри скопилось.
Впрочем, не было худа без добра, и протез, наполовину сгрызенный тварью Нургла, оказался полностью заменен на куда как более продвинутую аугметику, лишенную дебильных ограничений на силу сжатия, каковыми отличалась предыдущая модель. Новая же модификация этого недостатка была лишена, имея весьма широкий спектр настроек, подгоняемых непосредственно под пользователя, и за последние две недели уже здесь, в блоке интенсивной терапии, где держали всех, переживших карантин, Фрейзер более-менее освоился с обновленной конечностью и перестал крошить в мелкую пыль одноразовые контейнеры со стандартными армейскими пайками, которыми и снабжали всех страдальцев, переживших прием.
Николас аккуратно отвернулся к стенке, ощущая, как по коже проносится волна противного зуда, вызывая раздражение и закономерное желание содрать с себя белый балахон, каковым его снабдили, едва попаданец оклемался после карантина.
Сбоку раздалось противное пиликанье, и коммодор, глухо застонав, накрыл голову синтетическим валиком, выполнявшим роль подушки, пытаясь скрыться от начинающейся морально-этической экзекуции собственного слуха. Никак иначе назвать очередной сеанс песнопений он просто не мог, благо что сейчас протяжные завывания не звучали из динамиков на постоянной основе.
— Niterio in venium
Fell adian et porius!
Polis liberium
Titanius sub letemio!..
Фрейзер глубоко вздохнул. Ну хоть не экклезиархальные цитирования воззваний из "Жития Себастьяна Тора" и им подобного, а вполне приемлемый двадцать третий кантон о "Воззвании к Духу", что, во всяком случае, можно было терпеть без особого вреда для барабанных перепонок, да и подпевать в случае чего.
Коммодор поднялся с кушетки и в два шага достиг стоящего напротив низенького металлического стола, буквально вплавленного прямо в пол. Отодвинул в сторону легкий мультипластовый табурет, такой, чтобы даже при использовании его в качестве дробящего оружия, не нанести "добрым и всепонимающим" надзирателям каких-либо повреждений, да и к тому же сопротивляющийся варпу.
Очередная пачка одинаковых листов серовато-белого синтетического пергамента и стандартное стило, каковые использовали здесь в качестве аналога шариковых ручек, хотя определенные социальные группы, подчеркивая статус, писали наоборот исключительно перьями тех или иных птиц.
Бегло просмотрев то, что сумел выдавить из себя за этот день, Николас с тяжелым вздохом склонился над пергаментом, продолжая незаконченную фразу и в который уже раз удивляясь качеству и читаемости почерка реципиента. В свое время это порядком удивило, так как ровные и каллиграфически-выверенные буквы Высокого Готика совсем не походили на кривоватые и не слишком хорошо читаемые каракули жителя двадцать первого столетия.
Задача, поставленная Рахаком, поражала своей дотошностью. Как можно более подробно расписать события приема, а затем на-гора выдать отчеты о проделанной работе, о проведенной операции и о причинах, побудивших Николаса использовать личный идентификационный код, и это уже не говоря о докладных записках о контактах с местным криминалом и тех покупках, которые через эти нелегальные структуры были совершены. И если в общем-то сдать все вышеперечисленное можно было довольно быстро, то вот быстро написать для адмирала Дрейка подробный доклад по методикам подготовки личного состава, проведению ремонта и организации модернизационных предприятий было, сказать по правде, трудновыполнимо.
Тем не менее, задачи эти отменять никто не собирался, а вот вероятность шантажа и попрания нарушениями непосредственных приказов Николас отнюдь не исключал. С Дрейка станется доколебаться до какой-нибудь совершенно, на первый взгляд, не важной херни.
Инквизитор, кстати, также проявил живейший интерес к данным "шедеврам" эпистолярного жанра и вежливо приказал расписывать все как можно более подробно. В общем, Фрейзер уже и не сомневался, что минимум одна копия уже написанного отчета по ремонтным работам была тщательнейшим образом изучена либо Рахаком, либо одним из аколитов, либо и вовсе самим Хорстом. А пока что приходилось выдавливать из себя подробное, а главное, четкое и последовательное описание действий с осторожной и выборочной аргументацией, чтобы не вызвать лишних подозрений со стороны самой жуткой организации Империума, причем несмотря на заключения аколитов Хорста, сделанные теми почти девять месяцев назад, Николас не сомневался, что в случае чего это не помешает поставить его к стенке по очередному подозрению в ереси или одержимости.
Хотя судя по тому, что после местных ментальных экзекуторов его еще не тащили на костер и не совали в закрытые пыточные для проведения комплексных мероприятий дознания от четвертой категории и выше, пока что ничего критичного аколиты и псайкеры нарыть не смогли. Ну, а если и смогли, то тот же Хорст вполне мог предупредить про травму головы при выходе из варпа, после чего все воспоминания старше этих самых девяти месяцев не стали бы воспринимать как абсолютную истину.
Со стороны герметичной и крайне толстой переборки, имеющей свое собственное рефракторное поле, послышался предупреждающий писк.
— Лицом к стене! — приказал отрешенный металлический голос, искаженный воксом, и Николас поспешил подчиниться, осознавая, что, погрузившись в процесс написания очередного литературного творения, совершенно перестал следить за временем.
Под потолком зашевелилась турель, беря на прицел единственного "гостя" данной камеры корабельного карцера, превращенного в прекрасную тюрьму для особо опасных личностей. Одно лишнее движение, и очередной парализующий заряд в корпус гарантирован, а это, в свою очередь, не понравится очередным посетителям.
Со скрипом и шипением гидравлики провернулась кремальера гермодвери, а затем со щелчками и лязгом ушли в стороны стопоры, блокирующие открытие двери наружу, после чего внутрь помещения, лязгая сочленениями, проследовала пара прекрасно вооруженных штурмовиков, облаченных в тяжелую броню с системами дополнительной биологической защиты.
— Руки за голову. Не шевелиться, — приказал первый из вторженцев, поводя вдоль белого балахона сканирующей аппаратурой, а заодно быстро и ловко втыкая маленький анализатор в один из ничем сейчас не прикрытых разъемов подключения на затылке.
Пока тонкая игла набирала какую-то совершенно особенную кровь из враз онемевшего участка организма коммодора, штурмовик Инквизиции быстро и тщательно проверил Фрейзера сканирующей аппаратурой, в то время как его напарник держал Николаса на прицеле шокового разрядника. "Ну хорошо хоть не мельта или импульсная винтовка, варп побери," — мелькнула и пропала совершенно неуместная сейчас мысль.
— Следуйте на выход, — приказал первый вторженец, ловко защелкнув на запястьях коммодора тяжелые и крайне неудобные кандалы. — Напоминаю, что попытки побега и сопротивления караются физическим воздействием третьей категории. Неподчинение прямым приказам может привести к использованию методов физического воздействия четвертой категории, а также к нанесению вашему организму неустранимых повреждений.
Устало выдохнув, Николас шагнул вперед, буквально кожей чувствуя, как смотрят в спину стволы, и как фиксируют свою цель холодные ярко-голубые визоры, готовые отреагировать на любое проявление неповиновения или сопротивления. Ну что ж, раз ведут, значит не процедуры и не очередная партия препаратов. Тогда бы прямо в "палате" кололи и осматривали, а в остальном... Варианты варьировались от условно-досрочного освобождения и до расстрела, либо перевода в сектор дознания, откуда, как Фрейзер выяснил за прошедшее время, вернуться на своих двоих было совершенно нереально.
* * *
— Ваши любимые миньоны как всегда удивительно тактичны! — с сарказмом произнес Фрейзер, когда его рывком усадили в кои-то веки нормальное, человеческое кресло. После неудобных табуретов и жестких стальных стульев, вваренных в пол, мягкая обивка казалось если не даром свыше, то, как минимум, очень приятным бонусом.
— Ох, голубчик, вы же простите мальчиков за это недоразумение? — всплеснул руками Инквизитор, хитро поблескивая стеклом шлема.
Николас только закатил глаза, попутно отметив, что "мальчики" покидать помещение не спешили. Первый штурмовик контролировал допрашиваемого, а второй приступил к повторному взятию проб, на этот раз уже артериальной крови. Шипение, кожа на шее немеет, а затем на несколько секунд что-то холодное и металлическое касается кожи. Боли нет, да и болеть там уже, в общем-то, нечему. Еще несколько секунд, писк сканера, и рефракторное поле, отделяющее кресло с "клиентом", погасло, позволяя рассмотреть до того размытый силуэт Рахака.
— Как будто у меня есть приемлемый выбор, — пробормотал Фрейзер, уже зная, что он сейчас увидит.
Инквизитор эпатировал. Внешне невысокий, выглядящий как суховатый и совершенно мирный старичок с небольшой бородкой, он предпочитал негромкий доверительный тон, а в речи данного мастера завуалированных допросов фигурировало дикое смешение иронии, уменьшительно-ласкательных выражений и жесткого прессинга, причем признаком надвигающихся неприятностей была именно что ирония.
Когда Фрейзер в первый раз встретился с Рахаком, попаданец был в первую очередь поражен тем, насколько образ дознавателя Ордо Еретикус напоминал таковой у большинства психиатров в старых советских фильмах. Как оказалось, характер был внешности под стать, и в методиках извлечения мозга собеседника с помощью чайной ложечки Инквизитор мог с легкостью соперничать со своими прототипами из двадцать первого века.
— Ой, я вас умоляю, не тушуйтесь, голубчик! — Рахак жестом отослал из помещения дуболомов. — Таки вы же все понимаете, да и времена нынче такие... Сложные.
Намек в голосе собеседника Николасу не понравился совершенно. За прошедшие две недели Рахак успел выкачать из своего "гостя" огромное количество различной информации, а также крови, плоти и биологических материалов, удостоверяясь в непричастности новоявленного коммодора к тому, что произошло на приеме. Сейчас, наконец, предстояло услышать вердикт, и Фрейзер почувствовал, как неожиданно вспотевшая правая рука против его воли вцепилась в подлокотник кресла. Протез левой же наоборот безвольно повис вдоль туловища.
— Ваша работа? — мрачно поинтересовался офицер, понимая, что просто не может управлять собственной аугметикой.
— Знаете, молодой человек, — проникновенно начал Инквизитор, — очень многие из нас умудряются в своей жизни совершать разные глупости. Так вот наша задача заключается в том, чтобы объяснить, какие глупости совершать категорически не стоит. Танны(1)?
— Не откажусь... — машинально произнес Фрейзер, пытаясь осознать, было ли это намеком на вероятное освобождение, или собеседник просто острит и прикалывается.
Рахак чуть тряхнул рукой, и сразу два сервитора-официанта моментально оказались в допросной комнате, буквально ввергая в ступор контрастом белых передников и изысканными запахами танны, в то время как со всех сторон были лишь серые, рокритовые стены, да под потолком расположился одинокий элемент освещения.
— Итак, — начал Инквизитор, когда биомеханические слуги убрались из помещения, завершив сервировку грубого стола, помнящего, судя по вмятинам, весьма жесткие допросы. — Могу заверить вас в том, что в скором времени вы вынуждены будете покинуть нашу гостеприимную обитель! Таки количество следующих постояльцев требует от вас освободить занимаемое место!
От такой формы подачи информации Фрейзер чуть не подавился чаем и, хрипло выдохнув, в молчаливом охренении уставился на Рахака. Мозг требовал пояснений, а разум просил, наконец, перестать использовать его для попыток разобраться в том, что сказало сидящее напротив чудовище в человеческом обличии, сейчас снявшее неудобный шлем и с удовольствием прихлебывающее танну из керамической кружки.
— Да вы пейте, пейте, — решил подбодрить своего собеседника Рахак, а затем добил: — Остынет ведь. Вот тут плюшки есть, свежие. Только испекли. Дознаватель Хрисмарх, знаете ли, не для того старалась, чтобы вы тут черствую сдобу ели.
Молчание... Глухой стук, с которым чашка опускается на стол.
Тишина... И дергающийся глаз Фрейзера, вместе с правой кистью, вдруг начавшей непроизвольно скрести по металлу стола...
— Ну таки что вы на меня глядите, как мне по профессии на еретиков смотреть положено? — делано удивился Рахак, — Можно подумать, мы здесь, в Инквизиции, и не люди вовсе. Сами ведь агент действующий, должны понимать...
С этими словами улыбающийся одними губами Инквизитор отставил чашку на стол и толкнул к Фрейзеру закрытое пресс-папье с идентификацией по генетическому коду и с системой самоликвидации.
— Ознакомьтесь с заключением и краткой выборкой из отчетов. Резолюция в папке номер два, там же должностные инструкции от вашего непосредственного начальника и вербовщика. Выносить папки из этого помещения запрещаю. Отдадите их скитариям, они утилизируют. Полагаю, проводить с вами беседу о превышении должностных полномочий мне уже не надо, господин коммодор, не так ли? — вот теперь из голоса Рахака исчезли любые намеки на тепло и юмор.
