Три года в Соединенных Штатах Америки - 3

Негромко посмеиваясь я закурил, стоя перед машиной метрах в пяти и принялся наблюдать за тем, как из автобуса прытко вскочили шестеро амбалов, одетых в чёрное, с масками на голове и вооруженных обрезками водопроводных труб и тяжелыми цепями. Парижские гопники быстро бросились ко мне и взяли меня в полукольцо. Говорить мне что-либо явно не входило в их намерения, так как они тут же набросились на меня, размахивая цепями и трубами. Ответить я им мог только одним единственным способом — ускорившись в пять раз и чтобы жизнь не показалась им слишком сладкой, как только засверкали фотовспышки моего "Метеора", принялся, ловко уклоняясь от опасного металлолома, срывать с них маски, а попутно ещё и разворачивать так, чтобы они сами же и испытали на себе силу удара цепью, на которую можно было прицепить средней тяжести якорь, или трубы диаметром в полтора дюйма, на своей собственной хребтине.

В результате уже через минуту на ногах остался стоять всего один, самый здоровенный тип, который с каким-то подозрительным упорством продолжал энергично размахивать длинной цепью, да, вот беда, все её удары приходились по телам упавших на брусчатку гопников а-ля франсе. Некоторые, издавая утробные звуки, пытались подняться на четвереньки, но этот тип добивал их самым жестоким образом до тех пор, пока я не успокоил его всего одним, едва заметным тычком. После этого я сел в машину, позвонил даже не в полицию, а в Сюрте Женераль и вызвал бригаду чистильщиков, а когда те приехали, коротко рассказал им о разговоре со Свиньёй Жаки и передал им компакт-кассету с записью этого разговора и три фотоплёнки, на которые была заснята драка.

Парни посмеялись вместе со мной над незадачливыми громилами, пожелали мне спокойной ночи и очистили улицу от мусора. На следующий день, утром, в газете "Весёлый Париж", принадлежащей Стелле Виньерон, было напечатано на первой странице моё объявление, в котором я предлагал каждому, кто имеет компромат на мадмуазель Жаклин Леклерк привезти его в редакцию газеты и если материал того стоит, то получить тысячу франков и адрес, где забрать чек на сто тысяч франков по её записке. Ниже располагалась статья, в которой подробно описывалось, что произошло на бульваре Вольтера в половине второго вчерашнего дня. Статья была очень язвительной.

С восьми утра я работал за консолью Геи. В компьютерном зале находилось ещё двое моих друзей, которые, вооружившись фотоаппаратами, делали снимки с экранов, а также записывали на магнитофон диалоги. Фотоплёнки тут же уносились на проявку и с них печатали фотоснимки. К пяти часам вечера до жути скандальными фотографиями совершенно непристойного характера, а также распечатками с переговорами мадмуазель Жаки за последние три недели и другими материалами, свидетельствующими о крайне серьёзных грехах этой дамочки, был набит приличного размера кейс и Виктор, выстроив неприметное лицо и одевшись точно так же, взял его и на такси отправился в редакцию "Весёлого парижанина".

Позвонив из фойе здания, в котором находилось ещё несколько редакций, он сказал мадам Стелле, что прибыл по объявлению и привёз кое-что интересное. Когда та просмотрела несколько десятков цветных фотографий, на которых мадмуазель Жаки занималась сексом с известным французским уголовником, а также прочитала кое-какие расшифровки, то громко расхохоталась и воскликнула:

— Мсье, это то, что мне как раз нужно! — она достала из кошелька деньги, отсчитала тысячу франков, достала мою визитку и, протягивая их Виктору, добавила — Если будет что-то подобное, приходите и тогда ваш гонорар резко увеличится.

Виктор взял деньги, но не стал брать визитку. Вместо этого он улыбнулся, достал из кармана серого плаща конверт и с лёгким поклоном сказал госпоже редактору:

— Мадам, я уже был у этого парня и рассказал ему, что это за дамочка, Свинья Жаки. Свои деньги я получил, а это ваш гонорар. Надеюсь, что мои пикантные снимки найдут своего издателя и послужат делу сексуального просвещения французов.

Заглянув в конверт и увидев в нём чек на сто тысяч франков, мадам Стелла кивнула и сказала ледяным голосом:

— Вот теперь эта сучка на собственной шкуре узнает, что такое жестокая и беспощадная травля. Она, видите ли, гордится тем, что ей удалось поломать жизнь уже нескольким людям. Мсье, если встретитесь с моим нанимателем, то передайте ему, что я поставлю крест на карьере этой мерзавки и шантажистки.

Виктор раскланялся и ушел, а мадам Стелла немедленно собрала редакционную планёрку, объяснила своим сотрудникам задачу и работа закипела. На следующий день, вечером, в типографию уже были отправлены цветоделительные плёнки для офсетной печати и на следующее утро вышел внеочередной экстренный номер газеты, полностью посвящённый журналистки Жаклин Леклерк, в котором она обвинялась в связях с преступным миром. В общем её дальнейшая судьба была бы незавидной, не позвони ей кто-то из типографии.

Быстро собравшись, Свинья Жаки удрала из Парижа. В Руане обналичила свои же собственные чеки и сбежала из страны. Что же, мамзель поступила правильно. Если под тобой начала гореть земля, то самое лучшее, это немедленно уносить ноги. Больше я о ней не думал, как и не думал о тех типах, которых мадмуазель Жаки ко мне подослала. Таких людей жалеть — себя не уважать. В общем им досталось по заслугам, зато я окунулся в тот мир, который был для меня до сих пор совершенно неведом и не получил от этого никакого удовольствия.

Девятый этап чемпионата мира по автогонкам в классе "Формула-1" — Гран-При Великобритании, должен был состояться уже через восемь дней, на трассе Сильверстоун, расположенной неподалёку от деревни Сильверстоун в Нортгемптоншире. К этой гонке я подошел с отличными результатами, выиграв четыре этапа, один раз заняв второе место, ещё раз третье и четвёртое, а однажды, ну, не повезло мне в Бельгии, приехав последним. Зато я по итогам восьми этапов стал абсолютным лидером сезона и неделю назад весь подиум в Марселе снова был французским, но не я стоял на самом верху, а Дидье. Второе место занял Франсуа Сэвер, обогнавший меня на последнем круге, но я был за него рад даже больше, чем если бы выиграл гонку. Этот француз был прекрасным гонщиком и отличным парнем.

А вот в мотогонках, в которых я принял участие во всех семи этапах, мне удалось прийти к финишу первым пять раз и лишь дважды меня смог обойти Батрак, но только потому, что я сам его пропустил вперёд. Как и я, он гонял в аэродинамическом гоночном мотокомбинезоне, но в них теперь ездили практически все мотогонщики. Да, в мотогонках мне пока что не было равных, но очень уж быстро прогрессировали остальные пилоты и особенно мой шустрый одноклассник. Зато в автогонках конкурентов у меня их было, хоть отбавляй и поэтому они превратились в совершенно феерическое зрелище. Накал борьбы от старта и до финиша был просто колоссальным и выигрывать стало всё труднее и труднее.

Десятого апреля начал работать завод в Медон-Шавиле, перерезать красную ленточку которого во Францию прилетел с официальным визитом Брежнев, но ещё за три недели до этого дня начал работать наш небольшой заводик, выпускавший авторские гоночные суперкары и супербайки. Это были особые машины, в которые вкладывали свой опыт гонщиков, прославленные пилоты и все они нашли своих покупателей задолго до того, как над ними начали работать. Особо удивляться тут не приходилось. Не говоря уже про меня, Анри или Дидье, во Франции очень многие люди хотели иметь гоночный суперкар от Франсуа Сэвера, Жан-Пьера Бельтуаза или Анри Пескароло, хотя они стоили семьдесят пять тысяч долларов и даже дороже.

Ещё бы, ведь в случае покупки такого автомобиля его владелец становился чуть ли не личным другом гонщика, его учеником и лидером всех его фанатов, сколько их не было. Точно так же обстояло дело и с супербайками и таким образом у профессиональных авто и мотогонщиков появилась ещё одна, весьма существенная, статья доходов. От пилотов не отставали и гоночные команды, но их машины, изготовленные на заводе в Медон-Шавиле, всё же не пользовались такой популярностью как те, которые изготавливались на нашем заводе, расположенном через стену от основного производства.

Всего за каких-то три месяца мы изготовили сто восемьдесят автомобилей и неплохо заработали, но ещё больше денег получили от рекламодателей. Впрочем, мы ведь уже имели оплаченный портфель заказов почти на семь с половиной тысяч автомобилей, а это просто сумасшедшие деньги, свыше пятисот миллионов долларов, но они пока что просто лежали в банке, хотя и похудели после налогообложения. Зато из-за этого наш завод работал в две смены и к осени мы должны были начать изготавливать по двести авторских суперкаров в месяц и по полсотни таких же супербайков. В мире хватало людей, желающих выделиться таким экстравагантным способом.

Помимо этого, мы ещё в марте месяце, на Гран-При Южной Африки выступили на совершенно новом болиде со сверхмощным, роторно-лопастным трёхлитровым двигателем. Этот болид отличался от всех прочих тем, что у него вообще не было ни коробки передач, ни трансмиссии, зато он имел привод на все четыре колеса. Их крутили мощнейшие, высокоскоростные электродвигатели внеземной конструкции, не имеющие привычной обмотки и изготовленные из нанометалла методом порошковой металлургии. На прежнее место в двигательном отсеке легко встала как сама турбина, так и электрогенератор. Болид от этого сделался на пятьдесят семь килограмм тяжелее и его сухой вес составлял теперь шестьсот семьдесят восемь килограммов, но зато увеличилась как максимальная скорость, так и приёмистость.

А вот форма болида осталась почти неизменной, но он сделался ещё более безопасным из-за более тяжелых колёс. На автодроме Кьялами я показал зрителям совершенно фантастический, но в то же время весьма простой трюк — полёт на гоночном автомобиле. В нём и правда не было ничего сложного, ведь управляемые компьютерной консолью антикрылья могли создавать как прижимную силу, так и заставить болид, движущийся на скорости в триста пятьдесят километров в час, взлететь в воздух и, пролетев метров двести, мягко приземлиться на все четыре колеса. Зрелище было хотя и пугающим, но зато очень зрелищным и завораживающим.

Боссы "Формулы-1" тут же запретили использовать этот технический приём в гонках с целью обгона, ещё бы, ведь таким образом сверху на кого угодно могла свалиться прочнейшая глыба с колёсами, весящая почти тонну. Зато сразу же появился новый вид автоспорта — прыжки в длину и высоту на гоночных болидах, но не это главное. После моей третьей подряд победы в автогонках, во Францию, наконец, приехала Ирочка. Правда, без Витюши. Мы пока что жили на бульваре Франклина, но уже подумывали о покупке квартиры. Моя королева сразу же стала работать вместе с нами, но забросила свою психологию и занялась конструированием суперкаров и супербайков, а если точнее, работой с пилотами, из которых она клещами вытаскивала информацию о том, каким те видят автомобиль своей мечты и очень быстро стала для них боссом номер один.

Ну, а я помимо гонок погрузился ещё и в жизнь молодёжи, в первую очередь студенческой. Затея с "красными студентами" из Турции увенчалась успехом. Во всяком случае в Сорбонне они закрепились прочно, их община насчитывала почти четыреста человек и из них человек сто пятьдесят работали во вторую смену на нашем заводе. Именно по их просьбе я и стал читать каждый вторник и среду, самые негоночные дни, в Сорбонне лекции на темы... Да, не было у меня никаких тем и в помине! Я просто приезжал в этот университет, студенты находили на его территории местечко попросторнее, и начиналось наше общение. Простое и незатейливое, с пивом.

По большей части я рассказывал им всякие страшилки про то, до чего может дойти общество и люди в нём, если они полностью расшалавятся и станут заниматься хрен знает чем. Да, семьдесят третий год, это был в западном мире ещё тот год. Движение хиппи, о яппи никто ещё и слыхом не слыхивал, дым марихуаны повсюду, таблетки ЛСД и обдолбленные рок-певцы и рок-музыканты на сцене, не говоря уже об антагонизме между старшим и младшим поколением и сексуальной революции, подогреваемой мировой порноиндустрией. Всё это являлось фоном моих лекций, плюс война боевиков из ультраправых и ультралевых организаций друг с другом, с обществом и государством.

Когда я сказал Жан-Жаку, зачем собираюсь выступать на таких посиделках, тот был готов организовать их для меня где угодно, хоть в соборе Парижской Богоматери, Лувре или в самом Версале. Поговорив, мы решили оставить выбор места на усмотрение активистов "красных студентов" из Турции. Уже через неделю на моих лекциях студенты сидели вперемешку с профессорами, жевали бутерброды, пили пиво и слушали, как я рисую им одну картину страшнее другой, причём показывая, откуда растут ноги и чем они воняют. В том числе я рассказывал им о грядущей глобализации, виртуальной экономике, финансовых афёрах, войнах во имя демократии и многих других ужасах постиндустриального общества и реакции на это мусульманского мира и, вообще, стран третьего мира. Вскоре на мои лекции стали приходить журналисты, а в мае месяце я трижды выступал с ними уже на канале ТФ-1. В последний раз за три часа я наговорил таких ужасов, что ведущая, чуть не плача, спросила меня:

— Что же нам делать, Борис?

Пожав плечами, я честно признался:

— Не знаю. На то, чтобы сделать на основе анализа ситуации нынешнего дня такие выводы, у меня ума хватило, а вот предложить нужное Человечеству лекарство, я, увы, не в силах. Над этим должны работать в первую очередь не политики, а самые выдающиеся мыслители нашего времени во всех странах мира. Извините, но я всего лишь инженер-конструктор, да, и то самоучка, и ещё гонщик, так что наверное не мне этим следует заниматься.

Вот тут я точно не врал, ведь даже Бойл не мог чётко сформулировать, что нужно делать. Не знал этого и я, но кое-какие догадки у меня всё же имелись, а также кое-какие лекарства, вот только эти пилюли были очень горькими и потому вместо того, чтобы готовиться к очередным гонкам, я сидел в ангаре новейшей советской подводной лодки-невидимки и готовился к тому, чтобы забраться в бомбовый отсек высотного, гиперзвукового самолёта. Он должен был доставить меня из Бискайского залива в Южную Африку. Там мне предстояло десантироваться с высоты в двадцать километров, а самолёту немедленно улететь в Советский Союз.

Совершив затяжной прыжок, я должен был приземлиться в Драконовых горах, в сорока километрах от Куинстауна, выполнить свою миссию в одном живописном, строго охраняемом местечке, а затем, на легкомоторном самолёте подняться в небо, полететь в сторону Индийского океана и там брякнуться в воду, чтобы снова быть подобранным второй, точно такой же подводной лодкой с самолётом на борту и тот доставит меня обратно в Бискайский залив, на борт яхты, на которой я совершал морское путешествие вместе с Ирочкой и ещё двумя друзьями. Пока что никто не смог обнаружить ни новейших советских подводных лодок, ни этих гиперзвуковых самолётов и всё было бы хорошо, да, только вот лететь мне предстояло в бомбовом отсеке и покидать самолёт точно так же, как это делают не нормальные парашютисты, а все приличные бомбы и ракеты.