Александр. Продолжение похода 5

Индус отсутствовал меньше минуты и вскоре глазам царя предстал папирусный свиток, небольшая чаша с горстью мелкого морского песка и маленький незатейливый ручной браслет, изготовленный из бронзы. Все это было сложено на деревянном подносе.

Провати с поклоном протянул его Александру, этот прощальный подарок индийского оракула от которого тот непроизвольно отшатнулся. Все происходило столь буднично и обыденно, что с каждой минутой вызывало в душе македонца злость и разочарование. Принесенные индусом предметы не пробудили в нем любопытства и желания понять их скрытый смысл. Он не стал брать поднос, а властно и холодно спросил молодого человека:

— Скажи, как умер ваш отшельник?

Провати ничуть не смутило подобное поведение Потрясателя Вселенной. Продолжая держать послание своего учителя перед собой, он с готовностью удовлетворил любопытство Александра.

— Великий оракул за полгода предсказал день и час своего ухода из нашего мира. Поэтому, зная об его предстоящей кончине, со всех концов Индии прибыло множество его поклонников. Весь остров с большим трудом вмещал всех желающих присутствовать при его светлой кончине. Ровно в полдень учитель вышел к людям, которые пришли в последний раз поприветствовать его.

Он взошел на большой деревянный помост, специально выстроенный по его приказу, и с него обратился ко всем присутствующим. Последняя проповедь его кратка и проста, он призвал всех не творить зла и помнить, что мы все временные жители благодатного лона матери Земли.

Затем он назначил меня своим наследником, при всех дав свой наказ, каким я должен быть человеком. После этого он лег на помост и вскоре умер. Многие люди из толпы подходили к нему, дабы лично убедиться в этом. Учитель действительно не дышал, и сердце его не билось. Так продолжалось около часа, а затем согласное его последней воле я поджег деревянный помост. Весь прах, который остался после святого отшельника был собран в кубок и развеян над водами седого океана как он того и желал.

Александр внимательно слушал неторопливую речь Провати и в сердце его не наступал покой, а наполнялось горьким чувством обиды и недовольства на умершего старика. Как смел этот оракул, просто уйти из этого мира, не завершив столь затянувшегося спора между ними. Подобно мелкому шулеру, когда оказалось что его карта бита, но погасил свечу и под покровом тьмы трусливо бежал, испортив великому царю его законного триумфа.

— Что же он велел передать мне на словах? — раздраженно спросил македонец Провати вновь протянувшего ему поднос с подарками отшельника.

— Ничего. Он только объявил мне о времени вашего визита сюда и велел отдать эти предметы, сказав, что назначение их ты без труда поймешь сам. Если же ты не пожелаешь принять их, то учитель приказал бросить их в океан.

Сказав это, Провати в третий раз протянул царю поднос, без капли страха и боязни смотря в лицо Александра. Тот только гневно дернул щекой и приказал Нефтеху:

— Возьми.

Египтянин послушно принял деревянный поднос и вопросительно глянул на Потрясателя, но тот уже круто развернулся и зашагал прочь, гулко стуча по плитам храма подошвами своих царских сапог.

Как не крепился Александр, но гнев его выплескивался наружу при каждом его движении и шаге, повороте головы и кивке, не говоря о взгляде. Великий монарх был не просто расстроен или разгневан, он был взбешен и причиной того, была смерть отшельника.

Нефтех терпеливо следовал за ним в трех шагах, стараясь ничем не докучать своему правителю. Так они прошли весь путь до шлюпок, и никто из спутников не смел, сказать Александру ни слова, так гневен, и страшен был его царский лик. Только когда монарх отплыл от берега, его прорвало, он стал гневно обличать отшельника во всевозможных грехах.

— Он все это специально устроил Нефтех, что бы лишить меня возможности доказать его неправоту в нашем прежнем споре! — гневался Александр. — Ради своей посмертной славы он устроил весь этот балаган с прилюдной огненной смертью. Нечто подобное делали йоги, но только они сгорали живьем, а у него не хватило духу испытать себя болью и поэтому, он просто остановил себе сердце и тихо умер. Это ли не трусость!?

Волны мерно качали шлюпку под гневную проповедь македонца. Его советник молчал, давая возможность, царю полностью выговориться. Выбросив первоначальный запал гнева, Александр продолжил свою тираду в более умеренном тоне, и когда шлюпка пристала к флагману, покоритель Ойкумены только недовольно сопел и хмыкал.

О подарках оракула Александр вспомнил, когда корабли плыли к дельте Ганга. Взмахом руки он подозвал к себе слугу с подносом, который отдал ему египтянин.

— Ну что за послание приготовил мне покойный провидец судеб — зло проговорил монарх и брезгливо взял в свои руки свиток папируса. Брови македонца полезли вверх от удивления, когда он рассмотрел послание отшельника. Перед ним был затейливый рисунок, изображающий толстого змея пожирающего свой хвост.

— Что это такое? — удивился Александр, вопросительно посмотрев на Нефтеха.

— Видимо знак бесконечности, господин, — пояснил советник, заглянув в папирус, — таким символом индийские философы обычно изображают вечность, у которой согласно их понятиям нет ни начала и ни конца.

— Видимо отшельник хотел сказать, что нет ничего нового в этом мире. Великие царства были до меня и будут после. Честно говоря, он здорово разочаровал меня, поскольку нечто подобное я был готов услышать из его уст. Видимо после моей великой победы над синами и покорения юга у него уже не осталось весомых аргументов, и он прибег к помощи символов.

Монарх решительно скомкал рисунок и сильным взмахом руки отправил его за борт. Удивленному этим действием Нефтеху он любезно пояснил:

— Старик сам завещал бросить его подарок в океан, если он не будет нужен мне. Так что дальше, чаша с песком, — Александр поднес к глазам второй предмет и на секунду задумался. — Видимо это намек оракула, что все мы ляжем в землю. Что ж согласен, но перед тем как я окажусь там, у меня будет много дел, на которые требуется много времени. Почти бесконечность — зло закончил свои рассуждения Александр относительно второго подарка оракула, который незамедлительно последовал вслед за первым.

Последним на подносе лежал браслет. Он был слишком мал для могучей руки Александра, и это только еще больше подогрело его уже и так раздутое недовольство. Внимание царя привлекла надпись, вырезанная на наружной стороне браслета. Она гласила: "Всё пройдет".

— Он хотел сказать, что со временем моя власть над народами и моя слава канут в небытие. Что же ты солгал провидец. Знай же, слава моих деяний переживет меня и моих потомков. Ее будут помнить всегда, как помнят подвиги моих великих предков Геракла и Ахилла — сказав это Александр, швырнул и этот предмет в воды океана, так ничего не приняв в подарок от умершего предсказателя.

— Поднос возьми себе Нефтех. Это мой скромный подарок тебе на память о нашем визите к оракулу.

Советник, молча, поклонился и поспешил оставить разгневанного владыку наедине со своими мыслями и эмоциями. Он решил ничего не говорить Александру о своих толкованиях подарков думая, что его слова только усилят желчную флегму, охватившую царя мощной волной.

Сам египтянин прекрасно понял весь смысл толкования послания индийского пророка. Рисунок на папирусе предсказывал, что огромная держава македонского царя обречена на развал и подобно мифическому змею пожрет само себя. Морской песок в чаше символизировал множество народов Ойкумены, на фоне которых царство Александра, было подобно горсти песка на берегу седого океана.

Надпись же на бронзовом браслете предсказывала будущность человека в его постоянной череде успехов и неудач. Однако самым главным символом подарков оракула был невзрачный деревянный поднос. На оборотной стороне его был вырезан символ короны приемников, который достался Нефтеху как от отшельника, так и самого Александра.

Обо всем этом египтянин скромно умолчал, поскольку данные умозаключения были очень опасны для него самого и жизни его близких людей.

Разочарованный своей неудачей от посещения острова, Александр недолго пребывал в меланхолии. Все его темные мысли и обиды подобно облачкам под напором ветров были сметены с божественного чела торжественной встречей монарха на побережье в дельте Ганга. От радостных криков своих подданных высыпавших на берег моря и вышедших на лодках навстречу его кораблям, Александр моментально забыл все прежние неудачи и невзгоды. Лицо царя светлело и наливалось новой силой от реального осязания своей власти над людьми, в глазах которых он был живым богом.

Вместе с индусами повелителя Ойкумены приветствовали громкими выкриками и ревом экипажи всех македонских кораблей. Как долго они шли к этой финальной черте, совершив поистине героический подвиг морского плавания в опасную и страшную неизвестность. Кричали моряки и солдаты, вопили, не стесняясь своих бурных чувств географы и математики изнуренные долгими мытарствами по волнам седого океана.

Кричал и сам Александр вместе с Нефтехом и Гегелохом; воистину ощущая себя легендарным Одиссеем, вернувшегося домой после долгих лет странствий на чужбине. И чем ближе приближались суда к берегу, тем сильнее становился восторг и радость с обеих сторон.

Кульминацией этого события был торжественный схождение великого полководца с корабля на индийскую землю. Уверенной походкой он сбежал по сброшенному трапу на берег и сразу же, вслед за ним широкой толпой хлынули его спутники.

Через два дня к монарху срочно прибыл индийский сатрап Филипп, сильно изумляясь появлению из-за моря своего властелина. Целых две недели мореплаватели проводили в отдыхе и блаженной неге, среди великолепных садов и покоев сатрапа Ганга. Филипп стремился предугадать любое желание Александра, обильные пиры сменялись развлечениями монарха пением и танцами местных артистов, на смену которым приходили различные состязания, заканчивающиеся вновь пирами.

Единственным человеком, которого не сильно затронуло это пиршество души и тела, был Нефтех. Уже на второй день своего возвращения, египтянин отправил с царским гонцом послания в Вавилон и Александрию, скрепленные красной печатью с оттиском священного скарабея. Вновь послание своей жене он написал тайнописью, извещая Антигону о своем возвращении и последних событиях в свите монарха. Хилиарха Эвмена Нефтех так же извещал о прибытии великого царя и намекал на скорую встречу с ним в Вавилоне.

Насладившись дарами Ганга, Александр вспомнил о своих царских делах и, расставшись с гостеприимным хозяином, вместе со своей свитой на лошадях отправился к Инду через равнины Декана. Всюду ему оказывались высокие почести, благодаря которым продвижение к дельте Инда у македонцев заняло около двух месяцев.

Там монарха ждала новая помпезная встреча с раджой Таксилой, который задержал Александра у себя на десять дней, после чего царь вновь взошел на палубу быстроходной триеры, что бы по морю проплыть вдоль персидского берега к устью Тигра и Евфрата. Те же корабли, что везли царственного мореплавателя все это время, получили новые экипажи и после ремонта были отправлены на Яву с подкреплением для Деметрия.

Все эти непредумышленные задержки дали хорошую фору для Эвмена и Антигоны. Первый имел долгий доверительный разговор с Роксаной, после которого их тайные свидания временно прекратились. Царица часто плакала по ночам, но утром мужественно держалась перед дворцовой челядью, с трепетом в душе ожидая приезда своего мужа.

Антигона действовала иначе. Едва только послание было обработано нужным порошком и вновь нагрето на огне, как на белом фоне выступили красные строки тайнописи. Ни один мускул не дрогнул на лице фиванки, когда она прочла послание Нефтеха. С каменным лицом она свернула папирус и бросила его в огонь, терпеливо дождавшись его полного сгорания.

Следующей ночью, когда дворец правителя Египта погрузился в сон, Антигона крадучись пробралась к дверям покоев царевны Клеопатры. Прислужницы царской сестры спали на своих местах глубоким сном, поскольку перед ужином хитрец Аргус добавил им с питье снотворных капель.

Убедившись, что ее никто не видит, фиванка решительным движением приоткрыла дверь спальни и, проскользнув внутрь. Внутри комнаты все было тихо. Клеопатра мирно посапывала в своей кровати, разбросав свои густые кудри по всей подушке и едва прикрывшись покрывалом из-за сильной духоты, стоявшей в помещении, несмотря на распахнутое окно.

Антигона тихим шагом приблизилась к кровати и одним движением сбросила с себя тонкий халат. Сияющая за окном луна немедленно окатила стройное тело фиванки своим тусклым серебром, заботливо подчеркивая каждую особенность ее красоты.

Хищно улыбаясь, правительница подошла к спящей Клеопатре и, наклонившись над ней, стала нежно ласкать ее грудь. Давно не получавшая подобных ласок та стала моментально наливаться и твердеть. Спящая царевна попыталась отодвинуться, но Антигона крепкой держала ее второй рукой, не прерывая при этом свою любовную игру.

Томный стон вырвался из груди Клеопатры, она проснулась и в этот момент совратительница прильнула к ее устам в долгом поцелуе. Повинуясь страстному желанию, царевна немедленно ответила фиванке помимо своей воли.

Когда Антигона, наконец, оторвалась от губ Клеопатры, и та смогла разглядеть своего ночного гостя, дрожь страха пробежала по телу женщины. Она вновь попыталась вырваться из рук фиванки, которая для подавления сопротивления была вынуждена навалиться на Клеопатру всем телом.

Дрожь страха и возбуждение от прикосновения крепкого женского тела затрясли несчастную царицу одновременно:

— Что ты делаешь!? Ведь мне нельзя этим заниматься! Мне запретил это Нефтех!!— с ужасом зашептала Клеопатра, пытаясь выбраться из-под горячего тела искусительницы, но все было напрасно. Антигона крепко обвила бедрами ноги своей жертвы, которую столь тесный контакт только распалял к запретной любви.

— Не надо Антигона, мне запретил Нефтех — вскоре жалобно прошептала царевна устав бороться и покорно затихнув под победившей ее фиванкой.

— Правда? А я не слышала — проворковала женщина и ее рука подобно кобре метнулась к влажному низу живота своей жертвы. Клеопатра попыталась вскрикнуть, но Антигона уже зажала ей рот своей ладонью, одновременно став ласкать языком отяжелевшую грудь своей подруги.

Клеопатра уже не сопротивлялась, только две крупные слезы выкатилась из ее больших глаз и, сбежав по лицу, омочили руку Антигоны, которая усердно вводила несчастную царевну в любовный трепет запретного увлечения.

Полностью покорившись судьбе, Клеопатра дрожала и извивалась под страстными руками ненасытной Антигоны, от которых по разгоряченному телу разливались волны наслаждения. Фиванка уже убрала руку с ее губ и теперь, с них слетали только короткие стоны и всхлипы.

Антигона умело наращивала темп любовной игры, все больше и больше распаляя царевну. Неожиданно Клеопатра вздрогнула, изогнулась всем телом и стала приподниматься над кроватью. Фиванка успела вновь зажать рот своей жертве, которая через мгновение стала резко оседать вниз.