Темный Источник — паразит в теле нашего мира. Но он может делать свои разносчики заразы сильными, очень сильными.
Люди для светлого Источника — как осенние листья. Ветер срывает их с деревьев, и они красиво падают и шуршат под ногами.
Люди для светлого Источника — как цветы. О них заботятся, но они все равно умирают, но какое-то время остаются красивыми.
Люди для светлого Источника — как спелые яблоки. Было вложено много сил, чтобы они выросли и созрели, деревья цвели так красиво, но приходит пора собирать урожай и насыщать себя...
Свет и Тьма — уже давно намного, намного больше, чем выдуманные людьми преграды на пути страха перед бесцельностью жизни.
Маленький ручей пробирался между мшистых валунов. Звенел о льдинки. Прозрачный лес почти опал, и только редкие листья светились желтым на фоне неба. Стылая земля была твердой как камень, покрытой бурой трухой. Под холмиками опавшей листвы скрывались остовы больших пауков, когда-то защищавших Иншель. Один раз я наткнулся на череп оленя с ветвистыми рогами.
Никогда не видел живых оленей. Хотя в лесу вокруг Иншель они жили, но были слишком пугливы. Зато встретил сейчас, и это, наверняка, хорошо.
Я сидел на берегу и длинной веткой чертил на камнях знаки. На ближайшем валуне виднелась выбитая спираль, и на следующем; символы, скрытые мхом, уводили вверх по ручью. Спираль — символ светлого магистра Ишенги. Вместо хаотического порыва Шеннейра — планомерное движение к центру. Или вовне.
Знаки означали, что светлый источник где-то рядом. Малый источник — в отличие от Источников мира, которые с большой буквы — не был бьющим из-под земли потоком пламени, чем-то вещественным; я просто ощущал, что плотность магии здесь выше. Сейчас она ушла, но оставила отпечаток на камнях, и на опавших листьях. Но здесь больше не слышалось боли и злобы; шрам на месте затянувшейся раны — вот чем была Иншель.
— Идемте, — за мной пришел сам темный магистр. От каждого слова изо рта вырывались облачка пара.
— Здесь холодно.
Раскрасневшийся Шеннейр выглядел довольно:
— Родину напоминает, — пояснил он.
Я не стал спрашивать, напоминает ли ему родину дым костров и спаленные дома.
Мы прошли мимо колодца, когда-то накрытого большой каменной крышкой с блокирующей печатью. Сейчас крышку откатили в сторону, и я заглянул внутрь. Сквозь прозрачную воду были видны жухлые листья на выложенном камнями дне и спираль из синей мозаики. Пить эту воду я бы не решился.
Миль ждал нас у главного здания и мерз. Прогулка по заснеженному лесу практически босиком ничему заклинателя не научила. Матиас в меховой куртке нарезал круги у закрытых саркофагами зданий и взрывчатки. Боевые маги воспринимали его спокойно, но за взрывчаткой следили.
Маленький лагерь темных, несколько палаток, окружали серьезные защитные печати, и те, кто работал в Иншель, держались постоянно настороже. Страшных историй не рассказывали, но, пожалуй, могли бы — просто мы для них были начальством. Смеркалось быстро; Иншель освещали мощные прожектора — работа шла круглые сутки — но заросший парк был темен даже для глухой ночи. И с ним было что-то не так. Я был на границе, и мрак был полон разных заблудившихся во времени вещей. Уханье филина, которое летает в воздухе без филина. Просто эхо.
Я чуял несколько машин, что под маскирующими печатями подобрались к въездным воротам, но то, что это один из темных отрядов, что прочесывал территорию вокруг Иншель, почуял еще раньше. Бретт стоял рядом с Шеннейром и докладывал обстановку, смотря на своего магистра снизу вверх. Самоуверенная улыбка на его лице то и дело превращалась в заискивающую, а потом обратно, и я остановился на расстоянии, наблюдая за метаморфозами. Бретт заметно поднялся в иерархии с тех пор, когда я его впервые встретил, и даже его искра начала гореть ярче, но он все еще не походил на настоящих высших темных. Высшие темные были монстрами, а Бретт... монстренок, не более.
— Здесь проползла тварь из Заарнея и тянет энергию, — Бретт оглянулся на меня и топнул по земле ногой, и я кивнул. Это многое объясняло. — Северные заметили всплески энергии и выслали сюда отряд. Мы их покромсаем, так что не беспокойтесь, светлый маги...
Как умный человек, Бретт считал, что расположение двух начальников лучше, чем расположение одного.
— Мы проводим инициацию светлого магистра, Бретт, — Шеннейр смотрел на него тяжело и немного устало. — Инициация светлого магистра не должна быть запятнана.
Кажется, внезапно прорезавшаяся забота поразила только меня. Для темных их магистр был идеален во всех проявлениях — даже в милосердии — а высшие, как и всегда, были слишком заняты собой.
Бретт словно спохватился, что выболтал лишнее, и согнулся в коротком поклоне, прижав ладонь к сердцу. Самоуверенность и восхищение сливались в этом человеке весьма гармонично:
— Как прикажете, мой магистр. Все сделаем аккуратно!
Потомок враждующих народов, ла'эр и мирринийке, Бретт взял от родителей самое лучшее: бесстрашие и отмороженный цинизм.
В главном саркофаге наконец пробили дыру, которая вывела прямо в один из коридоров. Из темноты веяло холодом. Я даже видел на камнях изморозь, и мне казалось, что чувствовал сладковатый запах гнили.
Это все в моей голове. Двенадцать лет — это слишком долго.
— Тел внутри нет, — предупредил меня Шеннейр. — Проводили опознание. Должны же мы были узнать, кто из светлых гуляет на свободе, а кто мирно погиб.
Но маг принадлежит гильдии даже после смерти. Иншель все равно стала общей могилой.
Матиас ошивался у пробитого туннеля очень настойчиво, но рисковать самым сильным светлым магом в округе я не собирался. Он все еще оставался порождением иного мира, и светлый Источник мог его не принять; и хоть заарн заметно обижался, но отверженность источником светлой магии стала бы для него гораздо более роковой.
Венец Та-Рэнэри принесли мне перед самым спуском — запаянный в несколько футляров. Ампула со стимулятором лежала рядом. Нарушенное обещание отзывалось в душе отвращением к себе, но никто не будет ждать, когда ты разовьешь способности естественным путем, если можно получить результат просто и быстро. По телу, как обычно после приема препарата, прошла волна жара; сердце суматошно заколотилось, а разум заработал на куда более высоких оборотах. Но мыслей было слишком много, и я не мог сосредоточиться ни на одной.
Высшие уже тщательно подготовились, то есть взяли черные восковые свечи и надели длинные черные балахоны. Балахоны были не так просты — я успел заметить вышитые на подкладке защитные руны, а ритуальной одежды иных цветов темные все равно не имели. Мне тоже выдали черный балахон, потом забрали, потом вернули обратно, добавив, что какое дело магии до черного цвета, белого цвета, салатового или там розового. И правда — какое? Свечу из черного воска я взял сам, потому что она мне понравилась.
И все же разглядеть людей в светлой одежде было бы проще, чем темных магов в черных балахонах во мраке туннеля. Использовать магию или включать мощные осветительные приборы остерегались, не зная, как отреагирует здание — все же над нами нависала масса перемолотой земли и камня. Вход, подсвеченный прожекторами, исчез за поворотом.
Коридор соединялся с галереей, обводящей один из парадных залов — зал был полностью уничтожен боевыми заклинаниями, но галерея уцелела. Луч фонаря скользил по мозаике, выложенной на стенах. Иншель строилась очень быстро, и для ее украшения привлекались все городские мастерские. Можно было жить среди каменных голых стен, как темные, но зачем, если это наш дом? Хотя и темные, в большинстве своем, знали толк в красоте.
Судя по синим и голубым цветам, эта часть мозаики была посвящена Островам.
Тонкий луч скользил по завиткам волн, спиралям ураганов, ярким медузам и маленьким рыбкам, островам. Потом вырвал из тьмы очертание Маро.
Я затаил дыхание. Маро, в отличие от других островов, был черным, и по кромке его вилось то самое, алое сияние.
Чтобы посветить под потолок, потребовалось встать на цыпочки. Там, почти незаметная, была островная акула в черно-белом круге размером с детскую ладонь.
— Светлые уже тогда что-то знали, — сказал Миль, и я поспешно отвел фонарь, погружая Маро Раэту во мрак.
Да нет. Просто мои родители работали в мозаичных мастерских.
Мой остров оставался в темноте, теперь уже навсегда. Но он всегда был со мной. Среди островитян ходила злая шуточка о людях, что спаслись с Токитири и поселились на Маро Раэту.
Спаслись с Токитири, поселились на Маро, переехали в Аринди.
Под саркофагом было черно и тихо. Так тихо, что было слышно даже дыхание спутников. Стены туннеля, который пробивали прямо сквозь тело замка, представляли собой сплошное месиво: размозженные кости, перекрученная плоть. Убитый волшебный замок осел, но еще не разложился до конца, сохраненный бетонной оболочкой. Несущие ребра Иншель покорежились, но продолжали поддерживать тяжесть здания.
Говорили, что на месте Иншель когда-то стояло поместье моего магистра; говорили, что когда-то у Ишенги была семья, но они умерли. Ишенга снес опустевший дом до основания и не появлялся здесь больше десяти лет.
— В светлом-светлом лесу стоит светлый-светлый дом, в котором живут светлые-светлые маги, — зловеще пробормотал Миль. — Вы освобождаете заточенное Зло. Я предсказываю, вы горько пожалеете об этом.
— Миль, помолчите, — сдавленно попросил Нэттэйдж.
Я вырвался вперед, догоняя Шеннейра. Темный магистр шел не торопясь, водя по сторонам фонариком — должно быть, наслаждался видом чужой разрушенной твердыни. Прошлое посещение наверняка прошло в спешке, не дав насладиться целиком и полностью.
— Темный магистр, — я провел по железному обручу, обхватывающему шею, и недовольно повертел головой. Меня мало что волновало в этой жизни, но назначать себе магистра, одновременно надевая на него ошейник было достаточно вызывающе. — Может быть, хотя бы перед инициацией снимете это? Я знаю, что повторение травмирующих ситуаций помогает их переосмыслить и преодолеть, однако...
Шеннейр кивал и иногда морщился, и я скоро понял, что он не слушает. Отреагировал темный магистр только на наступившее молчание:
— Я понял, вам помогает. Вот и носите.
Доставать длинными речами Миля было куда веселее.
— Как вы стали магистром?
Эмоциональный всплеск показал, что мои слова собеседник все же улавливал. Его искра вспыхнула ярче, переливаясь мягким теплым свечением; и он ответил, так, будто делясь воспоминаниями, которые бережешь:
— Я убил прежнего темного магистра. Обязательно попробуйте, Кэрэа, это незабываемо! А... — он вновь поморщился, — ...выбирая путь светлого магистра, приходится чем-то жертвовать.
Пожалуй, обвинять "вы испортили мне даже посвящение в магистры!" было бессмысленно.
— А как же испытания, Оракул, — я с разочарованием пытался отыскать в его эмоциях хоть какой-то отклик. — Принятие Источником...
— Куда бы он делся, — Шеннейр оглянулся и снисходительно бросил: — Все главные вехи вы уже прошли. Ишенга мертв. Все остальное — формальность. Настоящая инициация куется в крови.
Почему-то доверия во мне было еще меньше, чем в любом темном маге.
Иногда свет фонарика возвращался блеском гладкой мозаики и застывшей питательной жидкости, натекшей из сосудов здания. Иншель превратилась в могильник; в дом для теней, и здесь жило эхо, и я готовился уловить шепот. Отголосок криков. Но лишь продолжал болезненно вслушиваться в тишину.
— А что вы почувствовали, когда убили Ишенгу?
Шеннейр не казался мне человеком, которому свойственно анализировать свои эмоции или чувства; но гибель кровного врага все же стоила хотя бы нескольких минут на размышление.
Шеннейр как будто задумался.
— Незавершенность, — наконец сказал он. — Почему у меня ощущение, будто меня обманули?
Пожалуй, это был самый ясный момент осознанности, который когда-либо был у Шеннейра в жизни.
— Вы хотели бы переиграть все заново, чтобы наконец ощутить триумф? Это не поможет.
Он насмешливо изогнул бровь, показывая, что момент искренности — или что было за него — закончен.
— Но как вам пришло в голову, — я затаил дыхание, приготовившись к насмешке, но все же спросил: — Шеннейр, брать заложников и убивать их?
Он не стал смеяться. Только пожал плечами:
— Это так логично, что не понимаю, почему никто не делал это раньше.
Впереди по туннелю тьма становилась плотной. При нашем приближении на наспех вмурованных железных створках вспыхнула идентификационная печать; Шеннейр ответил своей, и двери открылись, пропуская нас в круглый ритуальный зал.
Через световое окно на купольном потолке падали тонкие белые лучи, оставляя на полу размытые пятна. Когда-то разноцветное стекло окрашивало зал в золотой, синий в фиолетовый; теперь стекло покрыла пыль, и в тусклом свете все становилось сумрачным и черно-белым.
Черные ребра, которые должны были выдерживать концентрацию силы, разбивали орнамент на стенах на сектора. Не картины — перевитые линии с глубокими щербинами. Во время осады Иншель держалась долго. Нам было что защищать.
Пол покрывало плотное матовое стекло, на котором глубокими канавками была прорезана спираль-лабиринт. Я затаил дыхание, вслушиваясь в отзвук ритуального зала, и сообщил:
— Подозрительно мне все это.
Даже если не считать, что Иншель сверху накрывал бетонный саркофаг, снаружи все равно стояла ночь.
— А нам-то как подозрительно, — нервно отозвался Нэттэйдж.
Гвендолин остановилась на месте, с горькой печалью оглядывая зал и покачивая головой:
— Такая красота. Столько вложенных ресурсов и сил. И все это они могли потратить на Шэн!
Остаться жить в Шэн? Никогда не чувствуя себя в безопасности, рядом с теми, кто не считает тебя за человека? Несмотря на то, что переезд в Иншель стал поворотной точкой в подготовке к войне, я не мог винить сородичей за это. И не мог винить в том, что ненависть после переезда только усилилась — от осознания, сколько было у нас отнято обитанием в Шэн. Если темным доставляет удовольствие опасность, вечные подозрения и травля — пусть занимаются этим в своем узком кругу. Жизнь в Иншель была... счастливой.
Сказать честно, идея полного уничтожения темных всегда казалась мне привлекательной.
— Светлый магистр, вам нужно пройти через Оракул, — Шеннейр схватил меня за плечо, подтолкнув к лабиринту. Скрыть ненавидящий взгляд я не успел; бывший магистр заметил и одобрительно кивнул: — Наконец-то я вижу в вас боевой настрой! Не дергайтесь, Кэрэа, Оракул безопасен.
Я пошатнулся и ступил в начало лабиринта, и зал тряхнуло под оглушительный лязг.
Сумрак мгновенно потонул в пыли и валящихся сверху стекляшках мозаики и камешках. Столько пыли в закрытом здании вряд ли взялось из ниоткуда, и внутри Иншель наверняка действовало одно из темных заклинаний тления, подтачивая ее изнутри. Хорошая компания. Но нас не пытались похоронить под завалами прямо сейчас: лязг шел снизу, из глубин механизмов Иншель.
