— Вздор! — решительно прервал я его, доставая шпагу. — Преклоните колено, сэр!
Изумленный шотландец немедленно опустился на колено, и я, на глазах немного обалдевших от этой церемонии приближенных, немедленно посвятил Лермонта в рыцари.
— Вставайте, сэр Джон, вас ждут великие дела, — поприветствовал я новоиспеченного рыцаря и, наклонившись к его уху, тихонько спросил: — Дружище, а вы не в курсе, граф Спаре один приехал или с супругой?..
Утро в лагере у озера началось с переполоха — обнаружили пропажу шотландца. Поиски ничего не дали, к тому же пора было двигаться дальше, и солдаты, собираясь, немного нервничали. Когда наконец, закончив сборы, колонна начала движение, произошла еще одна заминка. То там, то сям перед мекленбуржцами стали появляться небольшие отряды казаков, гарцующих вдалеке, но не подходящих слишком близко. Пикинеры тут же выдвинулись вперед, ощетинившись от возможного нападения частоколом пик, а мушкетеры стали поспешно зажигать фитили. Наконец среди дикого вида всадников появились более привычные европейскому взору рейтары, развернувшие мекленбургский штандарт. Озадаченный Гротте послал вперед несколько кирасир с офицером узнать, что происходит. Навстречу им сразу выехали несколько рейтар, один из которых, приблизившись, спросил по-немецки:
— Кто вы такие и что здесь делаете?
— Мы солдаты его королевского высочества герцога Мекленбургского и идем к нему на службу, а кто вы такие?
— Клюге, неужели я так сильно изменился? — спросил я старшего офицера своего полка, приподняв шляпу.
— Ваше высочество... и господин фон Гершов? — изумленно воскликнул тот. — Какое счастье, что мы вас нашли!
— Ну кто кого нашел — это еще вопрос, — усмехнулся я. — Как дела, дружище?
— О мой герцог, теперь, когда мы вместе, надеюсь, все будет хорошо! Если позволите, я отправлю человека обрадовать герра Гротте, он немного нервничает после того как пропал один из наших людей.
— Вы про Лермонта? Сэр Джон, покажитесь вашему приятелю.
— О, с герром Лермонтом все в порядке, это приятная новость. Сказать по правде, давненько мы не получали приятных новостей. Все же надо сообщить оберсту. — С этими словами Клюге повернул коня и кинулся сам докладывать Гротте.
Пока мы ждали, шотландец, немного помявшись, спросил:
— Сир, разрешите мне мои сомнения: я теперь рыцарь, а ваши люди обошлись со мной не слишком любезно, когда захватывали... О, я нисколько их за это не осуждаю, они у вас на службе, однако если я не вызову их, не сочтут ли они это трусостью?
— О чем вы, Лермонт?
— Видите ли, ваше величество, когда меня тащили, я едва не утонул...
— Расслабьтесь, Джон, — это Россия! В этих краях вообще редко умирают своей смертью; вот увидите, вам здесь понравится.
Пока мы так беседовали, к нам подъехал полковник Гротте и уставился во все глаза, будто не узнавая.
— Здравствуйте Хайнц, давненько не виделись.
— Черт бы меня побрал, если это не вы, мой герцог!
— Бери выше, старый разбойник, я теперь царь.
— О, ваше величество, прошу прощения! Когда-то я нанялся со своей ротой к мальчишке-принцу, и мне никак не привыкнуть к вашему бурному росту.
— Ты тоже Хайнц, теперь не капитан-мушкетер.
— Верно, ваше величество, я не прогадал тогда, когда поступил к вам на службу, и служил вам ревностно и честно. Возьмете ли вновь к себе старого наемника?
— Отчего нет, но скажи, почему ты ушел от моего брата Густава Адольфа?
— Я служу в наемниках всю жизнь, мой кайзер, и много что повидал. Всякое случалось за это время, в том числе и задержка жалованья. Но никогда и никто не относился к старому Гротте как к пустому месту, подобно этому напыщенному индюку Спаре. И знаете что — пусть меня осыплют золотом, но я не хочу служить такому ничтожеству после того, как служил самому́ герцогу-страннику.
— Неплохо сказано для старого наемника! Только знаешь, Хайнц, сейчас война, и я не таскаю за собой столько серебра, чтобы заплатить целому полку.
— Я понимаю, мой кайзер, но большинство этих парней — ваши подданные. Я думаю, они поверят в долг своему герцогу, хотя бы он и стал русским царем.
— И видит бог, они не пожалеют о своем ожидании! Стройте своих людей, оберст, у нас чертова прорва дел, а я не могу двигаться дальше, пока не поздороваюсь со своими людьми.
Тронув шпорами Волчка, я поскакал вдоль строя солдат, приветствовавших меня радостными криками. Я в ответ помахал им рукой и, круто осадив своего коня перед самой шеренгой, крикнул:
— Мои храбрые солдаты! Я водил вас в бой в Мекленбурге, Эстляндии и Ливонии, и мы не проиграли ни одной битвы. Пойдете ли вы снова в бой за своим командиром?
Ответом мне был восторженный рев сотен глоток. Наконец крики стихли, и я стал внимательно приглядываться к солдатам.
— Курт, это ты? — спросил я у одного довольно рослого гренадера.
— Ваше высочество помнит меня, — осклабился в ответ верзила.
— Еще бы, ты ведь брат моего придворного конюха Михеля. Я помню, ты крепко выпил на его свадьбе и подрался с русскими стрельцами.
— Двоюродный брат, ваше высочество. Все так и было, вы очень щедрый хозяин и сделали бедняге Михелю роскошную свадьбу.
— Почему бедняге?
— Ну, ему всегда чертовски не везло в жизни. С детства его считали чуть-чуть пришибленным, девушки его не любили, и, ей-богу, если бы не ваше высочество, он так и остался бы холостяком на всю жизнь. Да еще неизвестно, кто от него родится, хотя, помнится, вы, ваше высочество, и тут о нем позаботились, — усмехнувшись, закончил гренадер.
Вспомнив о праве первой ночи, с которым мне пришлось столкнуться в Мекленбурге, я поспешил перевести разговор на другую тему:
— Служи мне верно, Курт, и ты вернешься в Мекленбург куда богаче своего кузена. И не зови меня больше высочеством, ибо я царь в здешних землях.
— Как скажете, ваше величество, но вы всегда останетесь для нас нашим добрым герцогом Иоганном Альбрехтом Странником, — поклонился мне Курт, — и мы пойдем с вами хоть в преисподнюю!
— Не надо так далеко, парни, сейчас нас ждет Смоленск. Туда идут моя русская армия и артиллерия. Там я заплачу вам ваше жалованье и там мы победим!
На пути к Смоленску нас ждала Белая крепость. Построенная когда-то смоленскими князьями, за свою историю не раз переходила из рук в руки, разорялась дотла и восстанавливалась заново. Сейчас она представляла собой обычное для Руси деревянное укрепление, бревенчатые клети которого были забиты землей и камнями. Гарнизоном в нем служили две роты наемников, шотландская и ирландская, эскадрон рейтар и две хоругви литовских шляхтичей. В принципе можно было и обойти эту крепость, двигаясь дальше к Смоленску, но оставлять за спиной вражеский гарнизон не хотелось, и я двинул свою маленькую армию на нее, рассчитывая застигнуть врага врасплох. По ходу движения конные разъезды казаков и рейтар захватывали и вели с собой всех встречных обывателей, вне зависимости от пола и звания. Подозреваю, что у моих дворян значительно увеличится количество холопов, однако других вариантов сохранить наш поход в тайне нет. Хотя, конечно, можно действовать как лисовчики, без церемоний отправляя всех встречных в мир иной, но на это я пойти не могу. Мир вокруг и так слишком жесток, к тому же я собираюсь сделать эту землю своей. Не стоит ее разорять. Последний переход мы делали ночью, подкрадываясь к Белой, как волки к добыче. Ночной переход — дело непростое и, как и следовало ожидать, отряд растянулся. Стрельцы с пушками отстали, московские дворяне свернули куда-то не туда, и к Белой я подошел только с драгунами и казаками. Это не говоря уж о пехоте Гротте, отставшей минимум на три дня. Штурмовать пусть небольшую, но настоящую крепость с таким войском нечего было и думать, и я, решив дождаться отставших, приказал своим людям укрыться в лесу.
Погода стояла просто великолепная, лето уже вступило в свои права, и даже ночью было совсем не холодно. Опытные в кочевой и разбойничьей жизни казаки быстро нашли в лесу овраг, где вдали от вражеских глаз и ушей развели костры и занялись приготовлением пищи. Фон Гершов недолго думая приказал своим подчиненным последовать их примеру, а Вельяминов с немногими своими людьми рыскал по окрестностям, собирая бравое воинство. Наблюдением же за противником занимались люди Михальского, и я, расположившись на краю леса. Благо у меня для этого была замечательная подзорная труба. Впрочем, во вражеской крепости ничего достойного моего царственного внимания не происходило, и я с надеждой огляделся вокруг, гадая, на кого возложить эту нелегкую, но почетную обязанность. Кандидат нашелся только один — верный мой рында Михаил свет Федорович Романов, каким-то чудом не потерявшийся прошедшей ночью, в отличие от своих холопов.
— Миша, иди сюда, — позвал я его, — вот возьми эту трубу и смотри вот так на крепость. Вдруг что важное заметишь — скажешь мне. Да смотри внимательно, дело важное, и доверить я его, сам понимаешь, кому попало не смогу.
Рында схватился за трубу обеими руками и со всем прилежанием занялся наблюдением, а мое величество тем временем, развалившись на попоне, задумалось о вечном. В смысле дадут ли царю сегодня пожрать. Впрочем, как следует поразмыслить не получилось, ибо вскоре подошел с докладом Корнилий, сопровождаемый верным Федькой, и стал рассказывать об окружающей обстановке. С обстановкой все было нормально, разбредшиеся и отставшие потихоньку подходили, и вскоре можно будет начинать атаку.
Пока Михальский мне докладывал, Панин подошел к Мише, с которым они в последнее время почти сдружились. Тот, разумеется, не удержался и похвастал трубой и поручением, и через минуту молодые люди разглядывали окрестности по очереди, иногда хихикая при этом. В какой-то момент я обратил внимание на небрежность наблюдателя к службе и решил вмешаться. Трубой в этот момент завладел Панин, а мой юный рында сидел рядом красный как рак. Происходящее настолько меня заинтересовало, что я решительно отобрал подзорную трубу у жильца и посмотрел сам. Как и следовало ожидать, практичный Федор, завладев трубой, нашел более достойный объект для наблюдения, чем караулы в крепости. Подле крепостных стен протекала речка под названием Обша, в водах которой обитательницы крепости стирали в данный момент белье. Причем некоторые из них, решив, что погода достаточно жаркая, решили искупаться и сами. Вот за этим действом и наблюдали два юных обалдуя, пока их самодержец решил немного расслабиться.
— Ну и чего вы там такого увидели? — спросил я тоном, не предвещавшим ничего доброго для добрых молодцев.
Мишка покраснел еще больше и, кажется, готов был сквозь землю провалиться от стыда. Федька тоже смутился и, похоже, лихорадочно придумывал, чего бы сбрехать своему царю. Ну, это у тебя вряд ли получится, парень!
— Значит, ваш государь, можно сказать, голодный и холодный, последнего здоровья не жалея, все о делах ратных печется, а вам и горя мало! Все мысли только о блуде и непотребстве греховном, — продолжал я, делая страшные глаза.
Увы, внушение получалось плохо. Ужасно хотелось засмеяться над сконфузившимися мальчишками и, похоже, все, кроме моего рынды, это чувствовали.
— Нет, ну ладно бы там показали сало или колбасу... — продолжал я, уже откровенно ерничая.
— Не дай бог так оголодать, — фыркнул от смеха Корнилий, и мы все, включая Панина, заржали, как стоялые жеребцы.
— Тише вы, ирэ муттер[37], а то в крепости услышат, — махнул я рукой. — А ты куда уставился?
Михальский, к которому относились последние слова, отставил отобранную у "наблюдателей" трубу и задумчиво сообщил:
— Там их довольно много.
— Тебе-то что, ты перед самым походом женился...
— И они не местные жительницы, — продолжал он, не обращая внимания на мои подначки.
— А кто же?
— Я полагаю — маркитантки.
— И что с того?
— Они могут многое знать. Все наши уже собрались, и можно наступать, хорошо бы не дать им уйти. Вот что, Феденька, ну-ка скидывай свой доспех — пойдешь рыбу ловить.
— Зачем?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
Через несколько минут Федька с Мишкой, раздетые до рубах и босиком, шагали к речке с удилищами в руках. Расположившись неподалеку от стирающих маркитанток, они стали усиленно делать вид, что рыбачат и не обращают на женщин ни малейшего внимания. Те, в свою очередь, тоже не сильно ими заинтересовались, но купание прекратили. Тем временем по дороге к крепости проскакала казачья полусотня. Подъехав к закрытым воротам, ее командир стал выкликать старшего, дескать, привез некое послание. Пока посылали за старшим, на дороге показались еще казаки, и в крепости поднялся переполох. Женщины, увидев, что творится неладное, собрались было уходить, но Панин с Романовым показали им спрятанные до поры пистолеты и знаками приказали оставаться на месте. Войска по дороге двигались уже сплошным потоком, а толкущиеся перед воротами казаки, как оказалось, прикрепили к створкам небольшой бочонок с порохом и, подпалив фитиль, бросились в разные стороны. Прогремевший взрыв повредил ворота, заставив покоситься одну из створок, но в целом большого вреда не нанес, а осажденные открыли частый огонь по удирающим со всех ног казакам.
Всё прибывающие ратники, держась вне действия крепостных пушек, окружали крепость со всех сторон, демонстрируя готовность к штурму, а осажденные, высыпав на стены, показывали, что так просто на фасы крепости не взойти.
— Государь, ворота были закрыты, нам не удалось их подорвать, — доложил мне Михальский, изображавший казачьего сотника.
— Этого следовало ожидать, ничего страшного. Судя по донесению лазутчиков, крепость не готова к долгой обороне.
— Может, все же следовало начать приступ ночью?
— Так и сделаем, пусть часть наших людей держит их в напряжении, а прочие отдыхают. У них не так много солдат в гарнизоне, так что когда они утомятся, сменить их будет некому. Пойдем посмотрим, кого там захватили наши герои.
Михальский не ошибся — женщины, стиравшие белье, действительно были маркитантками. Сбившись в кучу, они настороженно смотрели на нас, не смея, впрочем, сопротивляться. Судя по внешнему виду, дамы были тертые и битые, и перспектива их хотя и не радовала, но и не слишком пугала. Мое появление немного оживило их взгляды. Дело в том, что в походе я по привычке одеваюсь как рейтарский офицер, лишь при необходимости меняя камзол на венгерку и надевая шапку с меховой оторочкой вместо широкополой шляпы. А уж в бою, когда на мне трехчетвертной доспех, и вовсе ничем не отличаюсь от других наемников.
— Здравствуйте, милые женщины, — поприветствовал я их по-немецки, — славная нынче погодка! Боюсь, белье, которое вы стирали, не удастся сегодня доставить заказчикам, хотя, может статься, вы найдете сегодня новых клиентов.
— Кто вы, добрый господин? — робко спросила одна из полковых дам.
— О, красавица, я просто бедный странник, оказавшийся один на длинном пути.
— Будь я проклята, но это же красавчик Ганс! — вдруг воскликнула одна из женщин, старавшаяся до сих пор держаться за спинами своих товарок.
