Остаться человеком

— Эй, Олежек, иди сюда, — окликнул меня добрый и хорошо знакомый мне голос.

Я обернулся, и увидел невдалеке моего дедушку. Статный, высокого роста, с пышной седой шевелюрой и с вечной лукавой улыбкой, он направлялся к недавно скошенной лужайке, что расположилась между хатой и озером. Бабушка давно присматривалась к этому "островку свободы", планирую там либо новую летнюю кухоньку, либо беседку. Дедушка был категорически против. Помню, как-то вечером, видимо решив, что я уже сплю, взрослые даже не на шутку повздорили. Не разговаривали потом пару дней. Но дед на своем всё же настоял.

И вот сегодня дедуля, размашисто шагая, направлялся к лужайке, неся на плече какой-то сверток.

Когда я подбежал к нему, снедаемый любопытством, и спросил в чем дело, дедушка обнял меня и сказал, что сегодня в моей жизни случится знаменательное событие.

От нетерпения я просто не мог стоять на месте.

— Дедуль, ну чего у тебя там? — я несколько раз обежал вокруг свёртка.

Видя моё нетерпение, дедуля развернул брезентовую ткань, и продемонстрировал маленький саженец, корни которого были завернуты в целлофановый пакет. Я тогда очень удивился: "Зачем это?"

— Деда, а почему ты хочешь посадить здесь дерево? — спросил я. — Может, лучше послушаем бабушку и что-нибудь построим?

Он широко улыбнулся, и присев передо мной на корточки, сказал:

— Понимаешь, Олежка. Это будет не просто дерево, а яблоня и особенная яблоня. Она сохранит часть тебя, меня и всех родных нам людей! Это дерево простоит еще не одно десятилетие, и станет твоим деревом, малыш. Когда-нибудь, после моей смерти, ты будешь приходить сюда, видеть это дерево и вспоминать обо мне, о бабушке... — дедуля немного помолчал, а затем ласково прижал мою голову к своей груди. — Подрастёшь, станешь взрослым, своих детей сюда приведешь. Расскажешь им о нас стариках, как жили, о чём мечтали. И останемся мы в вашей памяти, а значит, и не умрём вовсе...

Тогда я не придал его словам никакого значения. Так, обычные для деда слова. Мысли человека немножко романтичного так и не разучившегося фантазировать, даже несмотря на преклонный возраст.

Потом мы вместе выкопали ямку, прямо в центре его "остова свободы", и, сняв с корней пакет, посадили росток. Затем деда бросил мне монетку.

— Положи ее в ямку и загадай желание, — сказал он. — Пусть это будет самое заветное желание. Я обещаю тебе оно исполниться.

Глядя на светлое лицо деда, мне так захотелось ему поверить, что я представил, как повзрослевший, сильный возвращаюсь сюда, а дерево уже совсем большое. С этими мыслями я и бросил монетку прямо под корни саженца. Дедушка сразу принялся подсыпать землю.

Следующей ночью, или утром, даже не знаю, как будет более правильно, произошла трагедия, перевернувшая мою, и миллионы других жизней...

Возможно, все мои воспоминания о том дне лишь плод детских страхов, но я всё помню именно так, а не иначе.

Даже не знаю, что меня разбудило, но вскочив с постели, я первым делом бросился к окну. Ночное небо вдруг озарилось нестерпимым светом. Было видно, как меняются облака. Она растворялись, словно мороженое в чашке горячего чая. Мои сказочные существа таяли у меня на глазах.

Дальше все закрутилось диким хороводом. Я всё вспоминаю обрывками, словно гигантский калейдоскоп вращается перед моими глазами. Искаженные страхом лица моих родных... Их страх передаётся и мне, впитывая целиком, перерастая в липкий ужас.

Потом были машины с солдатами, жуткие слова молоденького сержанта:

— Срочная эвакуация, на АС авария.

Бабушка, хватается за сердце и словно подкошенная падает прямо к моим ногам. На глазах бросившегося к ней деда слёзы, вот только в кровавых отблесках они кажутся мне кровью.

Очнулся я в больнице, на моем лице была тугая повязка, закрывавшая даже глаза. Вокруг витали запахи. Пахло чем-то горьким и неприятным. Так, ничего не видя, я провел несколько дней. Потом повязку сняли.

Я пошел на поправку.

Однажды, идя по мрачному коридору, услышал, как медсестра прошептала мне в спину: "Вот, горемычный, совсем один остался. Как же он теперь?" Именно тогда закончилось мое детство.

Уже много позже, я узнал, что дедушка, до самого последнего дня боролся с последствиями катастрофы. Как-то, один из ликвидаторов, привез мне медаль, в память о деде...

* * *

Стряхнув с себя оцепенение, навеянное внезапно нахлынувшими воспоминаниями, я вновь взглянул на "Свою яблоньку".

За прошедшие годы маленький саженец превратился в мощное и красивое дерево. Его кора у основания была чуть растрескавшейся, а листва кроны во многих местах порыжела. "Возможно это последствие мутации", — мелькнула бодрящая шальным страхом мысль. Нет, чушь это всё и предрассудки! Какие ещё мутации? Это именно "Мое Дерево". Правда странное до невозможности. Яблок на дереве не было, вместо них росли неестественно большие белые цветы, похожие на лотосы. И это притом, что на дворе стоял август, и время цветения давно прошло.

— Что это? — сказал Васёк, с открытым ртом осматривая исполина.

— Это моя яблоня, — ответил я, едва ли не большим удивлением и восхищением чем сын.

Поддавшись внезапному порыву, я протянул к стволу руку и дотронулся до коры. Тепло. Я ощутил именно тепло. Дерево словно отозвалось на прикосновение, и поприветствовало меня.

Приближался вечер. Поскольку стало ясно, что добраться до машины засветло не получиться, надо было оставаться на ночлег. На этот счет я не особо беспокоился, для ночевки в лесу у нас было все необходимое, но передо мной стоял наш старый дом...

Сердце моё защемило. Воспоминание вновь тугим комком подкатило к горлу. В этом доме прошли лучшие дни моего детства. Эти стены всё ещё хранили давно ушедшее тепло и память о бабушке с дедушкой. Я потянул ручку старой покосившейся от времени двери. Она с натужным скрипом отворилась, и мы с сыном прошли внутрь.

Васёк не говорил ни слова, он просто шел за мной, удивленно осматриваясь — для него это был аттракцион покруче американских горок, а у меня слезы наворачивались на глазах.

Время здесь как будто замерло, я шагал по своему прошлому. Под слоем грязи и пыли был паркет, который положил мой дедушка. На книжных полках — истерзанные неведомыми грызунами книги. На почерневшем от времени столе стояли наши кружки, в том числе и маленькая желтая керамическая кружка в горошек, из которой пил я. Сын потянулся, чтобы взять одну из них, но я одёрнул его.

— Не тревожь прошлое, оно живет своей жизнью.

Пройдясь по комнатам, я отчётливо понял: "Нет, здесь ночевать я не смогу". Окликнув сына, поманил его к двери. Мы снова вышли на улицу. Солнце уже скрылось за горизонтом. Совсем скоро стемнеет.

— А где мы будем спать? — поинтересовался сын.

Я на минуту задумался. И в самом деле, а где? В лесу можно было разбить палатку. Но зачем? Ведь я стоял на пороге родного дома.

— Заночуем прямо в доме, — неуверенно ответил я.

— В доме нельзя, там остаточная радиация, — сказал незнакомый грубый мужской голос.

Мы с сыном обернулись.

У яблони стоял невысокий мужчина в длинном черном плаще с капюшоном, который сейчас был опущен. Ткань плаща казалась грубой и напоминала скорее экипировку химической защиты, чем повседневную одежду. На шее у мужчины болтался поношенный респиратор.

Почему-то, я сразу узнал его лицо, суровое, будто высеченное из гранита, не раз видел его по телевизору в передачах о тридцатикилометровой "Территории отчуждения".

— Я знаю вас, вы Отшельник, — назвал я запомнившуюся мне кличку.

Сын застыл от удивления — еще бы, перед ним была живая легенда этих мест.

— Это хорошо, что знаешь, — сухо сказал проводник. — Плохо другое, что не прислушался к тому, что я говорил. Без подготовки полез в сюда, да еще и ребенка с собой взял.

Я собрался было возразить, мол, я лучше знаю, но Отшельник предупредительно поднял ладонь.

— Не сравнивай Территорию с туристическим походом на природу, — сказал он. — Здесь все по-другому. За шесть лет моей жизни здесь я видел смерть тренированных людей, что уж говорить про вас.

— Но, что же нам делать? — спросил я, внезапно ощутив свою беспомощность.

— Что делать, что делать, переждать ночь, — просто ответил он.

* * *

Костер разгорелся довольно быстро. В этом была заслуга Отшельника, который предусмотрительно принеся сухих веток, облил их какой-то жидкостью, возможно керосином, но скорее всего банальной жидкостью для розжига. Одна искра — и пламя занялось. Красота.

Над головой звездное небо, в округе — тишина. Мы разбили палатку, в которой тут же устроился Васёк и сделал вид, что спит, но я был уверен — притворяется. Я бы на его месте уж точно не заснул.

Мы расположились под яблоней. Сидя у костра, я разговаривал с живой местной достопримечательностью. Вернее будет сказать, пытался разговаривать. Отшельник особой общительностью не отличался. На вопросы отвечал сухими односложными фразами.

— Скажите, а почему вы остались в здесь? — сказал я, надеясь, что это расшевелит проводника.

Отшельник молча смотрел на пламя. Так, в тишине, прошло с четверть час. Потеряв всякую надежду поговорить с "легендой Территории", я понуро смотрел себе под ноги.

— Я вырос здесь, — неожиданно заговорил он.— Также как и тебя меня эвакуировали. Лет через пятнадцать, когда шумиха вокруг аварии улеглась, меня вдруг начало тянуть сюда. Непреодолимая сила звала меня в родные места, не смотря на опасности и радиацию, которые в те времена я считал пустой сказкой. Когда я начал всерьёз подумывать о вылазке на Территорию, произошел случай. Мне это показалось зовом судьбы.

На меня вышел человек, и попросил вернуть ему из эвакуированной Припяти, некоторые вещи. За хорошие деньги, разумеется. Как оказалось потом — фамильные драгоценности, спрятанные в тайнике на его квартире. Тогда я подготовился, достал костюм химзащиты, самостоятельно залил его сырой резиной, кое какие части укрепил свинцом... в общем, я тогда смог вполне успешно выполнить задание — достал заказчику обещанное. Он щедро расплатился со мной. Я купил машину, сменил квартиру и зажил припеваючи. Но в скорее мне начали сниться странные сны, в них я снова был там. Был здесь. Поэтому настал день, когда я все бросил и поселился недалеко от этого хутора. Так и живу. Время от времени провожу туристические экскурсии по безопасным местам.

Я слушал с открытым ртом, и судя по притихшему в палатке сыну — он тоже.

— И как же вы здесь живете? — спросил я.

Отшельник насмешливо посмотрел на меня.

— Лучше многих на "Большой земле", — сказал он. — Здесь я счастлив, эта земля дала мне свободу.

— Не удивительно, пусто здесь, никто не мешает — отозвался я.

— Территория отчуждения не пустынна, — сказал он. — Здесь происходит много чего. Природа меняется, она свободна от разрушительного влияния человека. Не удивительно, что она не всегда рада незваным гостям.

Неожиданно, совсем рядом, раздался холодящий кровь звук. Он пробирал до костей, плотно прижимая к земле, делал ноги безвольно ватными. Лишь спустя несколько мгновений, я понял, что это.

Вой!

— Волки, — словно подтверждая мои мысли, прошептал наш новый знакомый.

Отшельник, срывая с плеча АКМ, резко вскочил...

* * *

— Папа, — подал голов Васёк, — а волки ушли?

— Да, сынок, ушли.

— А дядя Отшельник?

— Он сейчас вернётся, — я с тревогой всматривался в черноту ночи.

— Это хорошо, — Васёк зевнул. — Тогда спокойной ночи.

Сын скрылся в палатке и принялся застегивать непослушную молнию клапана.

Я подхватил с земли фонарик и медленно провел лучом по ближайшему кустарнику. Ничего.

В палатке вновь послышалось шевеление.

— Пап?

— Чего? — не оборачиваясь, бросил я.

— Пап, а дедушка ещё придёт?

Я вздрогнул. Значит — не показалось? Всё что я видел, происходило на самом деле? Чёрт! Невозможно.

— Если придет, — Васёк помолчал, словно не решаясь продолжить. — Ты скажи ему, что я их всех люблю. И дедушку, и тех — других, кто нам помог.

Что тут ответить?

— Хорошо, сынок. Я ему скажу.

— Спасибо. — Васек наконец успокоился, и вскоре из палатки послышалось мерное сопение. Просто всё, когда ты маленький. У меня так не получается.

В кустарнике послышался шорох. Я весь напрягся, прихватив чуть тлеющую головешку.

— Это я,— к кострищу подошёл Отшельник.

— Ушли?

— Чего там, улепётывали, только пятки сверкали, — хмыкнул он.

— А ты, перед тем как волки убежали, ничего не заметил? — я пытался разглядеть его глаза. Никак не получалось. Впрочем, Отшельник сам пододвинулся ближе.

— Ты видел? — голос проводника дрогнул. — Мать Территория! Вот бы никогда не подумал.

Я непонимающе смотрел на нашего невольного соратника.

— Не понимаешь? Вижу, что не понимаешь.

Отшельник вновь отодвинулся в сторону. Присел возле костра, задумчиво подняв взгляд к звёздам.

* * *

Автомат выплюнул короткую очередь и заткнулся.

Чертыхнувшись, Отшельник перехватил оружие за ствол, и приготовился отбиваться от напиравшей стаи.

— Отступайте к дому! — прохрипел он. — Быстрее!

— Папа! — Васёк прижался ко мне, ища защиты.

— Давай сын, в хату.

Я ринулся к дому, тут же остановился, наткнувшись на горящую пару глаз. Волк, перекрывая нам путь к отступлению, скалил клыки.

— Назад! — только и успел крикнуть я, перед тем как животное пришло в движение.

— Твою мать! — Отшельник сделал выпад в сторону ближайшего зверя. Тщетно. Волк легко увернулся.

В этот момент Васёк медленно, словно во сне, подошёл к яблоне и поднял с земли сухую ветку. Я, не в силах шевельнуться, следил за действиями сына. А он, тем временем, сунул ветвь в огонь. Пламя весело побежало по древесине.

Сын, отважно размахивая горящей веткой, шагнул навстречу волкам.

Звери отшатнулись. У меня с губ уже готов был сорваться вздох облегчения, когда спасительное пламя погасло. Лишь лёгкий дымок струился с затухающей ветки.

Звери вновь двинулись в атаку. Готовый встать на пути опасности, я ринулся к сыну, когда случилось странное.

Казалось, робкий дымок должен был мгновенно рассеяться, но вопреки здравому смыслу, он набирая силу, устремился к волкам, по пути, формируясь в смутные подобия человеческих фигур. Секунда, и вот уже от нападающих зверей нас отделяет небольшая шеренга. В стремительно перетекающих полосках дыма мне чудился солдат — неспешно поднимающий лопату и врач — суетливо роющийся в наброшенной через плечо сумке. Вот, кто-то отдаленно знакомый, делает шаг вперед, и, словно повинуясь движению его руки, волки устремляются в лес.

Мне было тяжело дышать. От строя пожарных и милиционеров, военных и простых работяг, отделилась та самая фигура, что спугнула волков.

Седовласый старик медленно склонился к Ваську. Прозрачные губы, что-то шептали. Сын кивал.

Сердце кольнула догадка — дед?

Мгновение, и наваждение схлынуло.

Отшельник, сменив магазин, метнулся в сторону скрывшейся стаи. Я же, загнав Васька в палатку, присел к костру.