Зверь лютый Книга 28. Приступ

Дружно ахнувшая, дёрнувшаяся сразу во все стороны, "честна компания" провожала взглядами несомый мною на вытянутой руке демонстрационный атрибут.

— Шею покажь. С другой стороны. А где шлем его был?

— Спросить не успел.

Андрей резко вскинулся на мой дерзкий ответ. Не отрывая своего "выпивающего" взгляда, подозрительно уточнил:

— Обманом взял? Исподтишка?

— Не-а. В чистом поле, при честном народе, один на один. У него конь упал, я спешился. Он меч вытащил да оступился. На четвереньки упал. Я подошёл и... вот.

— Глупая удача, повезло дурню.

Сосед Благочестника прорезался. Забавно: я и этого в лицо знаю.

Сталкивались. В княжьем тереме девять лет назад. Давид Попрыгунчик.

Тот раз мы с ним так сталкивались, что я едва ноги унёс и у старшей княжны в постели промежду ляжек оказался. А Попрыгунчик лестницу дубовую задницей ломал да лбом косяки вышибал.

Постарел, постарел нынешний князь Вышгородский. Всё вино да бабы, всё ковы да измены.

* * *

Именно Попрыгунчик организовал измену Бастия, пленение Михалко. Он проплатил берендеям и держит Михалко у себя в Вышгороде. К нему (в РИ) прибегут бояре-изменники из Киева. Позже он будет одним из организаторов убийства Глеба Перепёлки. Выгнанный, вернётся, тайно пройдёт стражу и "города Ярославова" и "города Владимирова", захватит ещё одного участника нынешнего "боевого братства" — юного Всеволода Юрьевича (Большое Гнездо), в великокняжеском дворце, в постели.

Когда войско Боголюбского во втором походе на Киев, под управлением "головы суздальского наряда" Бориса Жидиславича, осадит Вышгород, именно Попрыгунчик приведёт немногочисленную галицкую рать. При виде которой огромное войско почему-то испугается и бросится топиться в Днепре. Его вокняжение в Смоленске приведёт к восстанию, его трусость перед половцами выгонит Благочестника из Киева.

Очень... своеобразный персонаж. "Пугливый диверсант"?

Интересно: а как с ним можно работать?

* * *

— Что удача, что несчастье — всё в руце божьей. А уж кому господь да пресвятая богородица помогают... нам ли судить?

Съел?

— Грех это. Князя русского главу, аки какого пса бродячего, за власы таскать да по столам кидать. Надобно похоронить его. С честию.

А это кто? Новый смоленский архипастырь Михаил? — Похож, Лазарь описывал.

— И не говори. Вот, думаю продать. Братцу его Ярославу, который в Киеве ныне сидит. Как думаешь, архипастырь, сколь за него взять можно?

Епископ тупо уставился на меня.

Торговля мертвецами на Руси не распространена. Поляки — выкупали у пруссов мощи святого Адальберта. Золотом по весу. Тот, к моменту сделки, уже усох хорошо, а подержать в сырости, как с сахаром делают, чтобы вес набрал, пруссы не сообразили. Вроде бы, в два пуда уложились.

— Андрей, вели холопу своему отдать. И главу, и останки убиенного, и семейство покойного. Для достойного отпевания и упокоения.

Зря Благочестник рот открывает. Уж не знаю почему, но едва он выскажется, как меня передёргивает. И обязательно какая-нибудь поддёвка с издёвкой на язык просятся.

— На что тебе семейство покойного для похоронения? Иль ты, как предки наши, в поганстве пребывавшие, думаешь вдову вином поить да хором огуливать, пьяную задушить да в могилу с покойным положить?

Оскорбление в форме вопроса... "Как часто вы избиваете свою жену?" — классика!

— Что-о?!!

Оскорбительность моего предположения пробила, наконец, обычную маску смирения и умиления, плотно приросшую к лицу Благочестника. Он пошёл красными пятнами, откинулся на стену, намертво сжав большой вычурный крест с изящными кружавчиками по перекладине, висевший у него на груди. Если бы взглядом можно было сжечь, то от меня и горстки пепла не осталось бы.

С десяток людей, сидевших вблизи него, завозились, вставая, доставая мечи, вразнобой характеризуя меня особо уничижительно:

— Олух! Хам! Тварь! Басалай! Болдырь безмозглый! Обломъ! Рахубникъ пустобрёхный! Мерзя! Дерзослов! Бесстыдник! Медный лоб, оловяный х...

Последнее, материаловедческое, определение меня озадачило. Как-то такое применение олова мне в голову не приходило. Но ведь народ наш ничего просто так не скажет? Есть же в этом какая-то... "сермяжная правда"?

Я попытался представить себе изделие... олово у меня есть... соответствующих размеров и формы... наплывы и вырезы для повышения эффективности... усики делать будем?... резьбу... левую или правую?... молитвы и лозунги гравировкой, для призывания удачи... вдоль? поперёк? спиралью?... тонкостенный — залить предварительно горячей воды для разогрева... или стальной сердечник?... с индукционной катушкой... рефлектор для "любовного жара"?... нихрома нет — мотать много... ага, и тут пробой изоляции на корпус... да не на корпус изделия, а на...

— Сесть. Всем.

Голос Боголюбского ворвался в поток выкриков и ругательств. Хоть и не громко сказано было, но пробило общий шум. Оглядываясь на Андрея, смоленские бояре сразу тушевались, бурча разное, убирали клинки, усаживались на свои места по лавкам.

От группы суздальских от другого стола донёсся смешок и тихое, довольное:

— Мы-то на княжий взор наглядявши, не раз отбоявши. А этим-то внове.

— И не скажи. Как бы не обделались.

* * *

Похожее очевидцы будут описывать у Фридриха II по прозвищу "Чудо мира", внука Барбароссы. "Змеиный" взгляд, "пылающий нездешним жаром". Фридрих, человек довольно ординарной внешности, пользовался бешеным успехом у женщин, был трижды отлучён от церкви, в таком состоянии освободил для христиан Иерусалим с Вифлеемом, причём без войны. Утерев, тем самым, нос и Римско-католической церкви, и всяким предшествующим и последующим крестоносцам. А всего-то — посматривал выразительно.

* * *

Надо бы "капнуть". На мозги. Благочестнику, пока Боголюбский не произнёс слов, от которых ему придётся отказываться.

— Ежели спросил не по вежеству, то, княже Роман, извини. Однако ж иного чего в голову не пришло. Отдать покойного с семейством его — не забота. Коли заплатишь. За останки столь нежно любимого, столь дорогого тебе Жиздора. Тебе, князь, задёшево отдам. Помнится, говаривали берендеи князю Киевскому, отбив у половцев полон русский: "Надо — купи. Мы князьям русским присягаем. Но нами взятое с бою — наше".

Я внимательно смотрел на пятнистого Благочестника. Всё мимо ушей. Но текст идёт не для него — для Боголюбского.

— Только я не берендей, я князьям русским не служу. Над тобой, княже Роман, Великий Князь — господин. Этот ли (я кивнул на плачущую от тепла голову на столе) или будущий. Надо мною — никого. Кроме Господа нашего да Царицы небесной. Я князь Андрею сосед. Союзник. Соратник. Надеюсь — друг. Не холоп. Словом таким ты и меня, и князь Андрея обижаешь.

Благочестник смотрел в стол, будто не слыша слов моих. Губы его шевелились. Молится, наверное. Смиряет гордыню свою, утишает гневливость. Раскаивается и умиротворяется. Это хорошо: резаться с ним "грудь в грудь" мне нельзя, а свою свору Ростиславичи так и так на меня спустят. Гневен он или нет — без разницы: убивать меня будут другие люди, спокойные.

Он-то молчит, но другие-то вопят:

— Княже! Андрей Юрьевич! Сей шпынь предерзский князя Рюрика Ростиславича оружничего убил! И многих людей его порезал. Разбой, господине! Свара да душегубство! Ты ж велел казнить крамольников, кто в войске свары затевать будет. Суди этого... шиша злокозненного! Казни! По слову своему!

Один из дебелых бояр в окружении Благочестника тряс рукой, бородой и брюхом, призывая Боголюбского к исполнению его приказа по армии, к его любимому делу: суд да казни.

Опять Ванька влетел.

Факеншит.

Будет больно. Боголюбский от слова своего не отступит.

Но тут есть... мелочь мелкая. Андрей — самодур. Но в правовом поле. Едва прозвучало "суди", как у меня сразу возник вопрос: по закону? А по какому? А какая там формулировочка? Дословно, по буковочкам.

"Закон — что дышло. Куда повернул — туда и вышло" — русская народно-адвокатская мудрость.

Пример: в Российской империи дуэли были запрещены. Под страхом смертной казни всем участникам. С любой стороны по любому поводу. Ни одного не казнили. Заменяли каторгой, отдачей в солдаты, переводом в другие гарнизоны, увольнением со службы...

"Незнание закона не освобождает от ответственности. А вот знание нередко освобождает" — Это кто?! А, моё почтение, пан Лец.

"Хочу всё знать" — я. И уже — неоднократно.

У всякого деяния есть... обстоятельства. Давайте обсудим. Приступаю к прению сторон:

— Лжу городишь, боярин. Клепаешь не знаючи. Ни одного боярина я не убил. Был там один дурень, старый да пьяный. На тебя похожий. Кинулся с мечом на моего гридня. Гридень в сторону отошёл да защитился. Дурень на клинок с разбегу и накололся. Кто меч первый достал — того и свара.

— Лжа!

— Цыц! (Боголюбскому надоело). Дяка. Скажи что видел.

Удачно: десятник княжеской дружины — лицо не аффилированное, авторитетное, видел своими глазами. Потом дал показания Асадук. В духе:

— Те — лежат, эти — стоят, стрелы — торчат. Стрелы — в конях только.

Со стороны обвинения вызвали того парня, из прыщей смоленских. Он мялся, но:

— Не... на меня не кидались... не, с коней упавших вытаскивать не препятствовали... оружничий с конём упал, следом другой конь, через голову да боярину по спине, тот и...

Боголюбский фыркнул и резюмировал:

— Дурень с мечом кинулся. Его вина. Поделом. Был бы жив — сказнил бы. Чтоб другим не повадно было. Оружничий, не разобравши, не расспросивши, мечи в гору да в драку. С коня упал и расшибся. На то воля божья.

Абсолютно согласен: несчастный случай на транспорте. Покойный скакал-скакал и... скАкал. Виновник смерти — лошадь. Можете её скушать. В порядке исполнения наказания.

Боголюбский, наклонившись вперёд, оттопырив, по обычаю своему, голову назад, вновь обвёл своим "высасывающим" взглядом присутствующих, особенно останавливаясь на смоленских, на Попрыгунчике с Благочестником.

— Кривду клепаете? Лжой кормите? Свои помилки на любого-всякого перекладываете? Хорошо, на Воеводу Всеволжского нарвались — он труса не празднует. А попал бы иной воин добрый? Оболгали бы, заклевали. Меня бы дураком, обмана покрывателем, выставили?

Вдруг резко встал с места, опершись тяжело на стол, приказал:

— Идите к полкам своим. Да вталдычьте людям, наконец! Разбоя, ссор, грызни в войске — не потерплю! И обойти меня не надейтесь. За всяку неправду взыщу, не помилую. Ни род, ни честь — защитой не будет. Идите. Ну!

Рявкнул. Наругался на светлых князей да высокородных бояр как на мальчишек несмышлёных. Выгнал. Они тут, типа делом занимались, советы советовали, а их из тепла да в сырость... "идите в полки".

Штабной народ засуетился, зашевелился и рассосался. Благочестник тяжко выбрался из-за стола. Потом, задрав гордо лицо с не утратившими яркости пятнами, прошествовал на выход. Следом зашуршали и прихлебатели с лизоблюдами.

Андрей проводил выпроваживаемых взглядом, постоял, разглядывая голову Жиздора перед собой, мотнул мне головой: "Садись рядом".

— Что, думаешь — войне конец? Главному супротивнику голову ссёк — можно домой вертаться?

Ответил бы "да" — сказал бы приятное. Но я честно пожал плечами:

— Не знаю. Хорошо бы.

— Нет. В городе брат его Ярослав. Кияне биться хотят. Оденут ему бармы да встанут на стены. А войска у них много.

О! И этого я знаю. Сталкивались мы. И в Янине в походе, и в Боголюбово "на завтраке". Боярин, не старый, но с совершенно седой, серебряной, половиной русой бороды. Вратибор. Постарел, серебра в бороде уже три четверти. Что-то вроде личного нач.штаба у Боголюбского. Говорит негромко, мало, когда Андрей велит. И говорит умно. Но тут он ошибся:

— Бармы — вряд ли. Клейноды Жиздор с собой вёз. Ныне у меня лежат. А войско, со слов пленников, в Киеве такое...

Я воспроизвёл показания Боброка. Вратибор покивал, подтвердил Боголюбскому:

— Похоже. И наши перескоки об таком говорят.

— А нас что?

— А у нас...

Получив кивок князя, боярин дал краткую сводку союзного войска.

Увы, троекратного численного превосходства, как положено при штурме крепостей, у союзников нет. Хуже: нет и превосходства простого.

В осаждающей армии тысяч двенадцать душ.

Треть: слуги, кашевары, обозники.

Треть: боярское ополчение.

Треть: городовые полки и княжьи дружины.

При равенстве "по головам" (тысяч восемь) бойцов осаждённых и осаждающих, союзное войско сильно превосходит по качеству. И это — не важно.

* * *

"Поход" работает как фильтр. В поход идут те, кто может и хочет. А кто не хочет — ищет причины. И находит.

Особенно чётко это видно в боярских хоругвях. Вотчинник должен, "по обычаю", выставить "большой десяток" оружных и доброконных. Плюс ещё столько — "вспомогательного персонала". Так и бывает, если речь идёт о защите вотчины или близком походе при благоприятных условиях. А вот дальний зимний поход против серьёзного противника со взятием самой большой крепости "Святой Руси"...

Пешие в такой поход не пойдут. А и пойдут — не дойдут: далеко и холодно.

Конные пойдут. Но не на всяких конях.

В русских строевых книгах 16-18 в. различают "конь", "мерин", "меринок". Известны случаи в Петровскую эпоху, когда "строевой" конь падал, едва на него влезал драгун. А тут полторы тыщи вёрст по снегу...

Тема... больная. Я про это — уже... На "Святой Руси" есть прекрасные кони. Дорогостоящая статья экспорта во Францию, например. Их мало. Основная масса: вариации потомков лесных и степных тарпанов. Себе-то боярин может и аргамака, фаря или угорца держать, а вот людям его...

Если конь упал, ножку сломал, сдох, то не пропадёт — в котёл пойдёт. Но куда ты, боярин, потом пешего дружинника денешь? В сани? А там, между прочим, твоих людей корм везут. Это не описанные Герберштейном летние действия московского войска у Оки, когда у каждого воина мешок с пшеном. А кусочек сала — пиршество. Корм людям и коням надо вести с собой. И, поскольку сколь надо не увезёшь, покупать дорогой. Больше людей — больше расход. Марш по "дружественным территориям" — не украсть, не ограбить. Многотысячное войско в движении выметает всё. Цены... Пять тысяч жрунов пришли в деревеньку на три двора. Ну и кто единственного петуха купит? И почём?

Тут не "один с сошкой да семеро с ложкой". Тут "с ложками" — тысячи. А "с сошкой" в каждом конкретном месте каждый конкретный день, когда кушать хочется, всё тот же "один".

Понятно, что войско не одним "валом" валит, что посланные вперёд приказчики скупают провиант на местных рынках, зовут местных ещё привезти. Но...

Дорогое это дело — воя в походе содержать.

Поэтому хоругви "худеют". На смердов, бунтующих в соседней волости, если полевых работ нет и погода хорошая, можно и полста душ собрать — больше пограбим. А в такой поход... 6-8. Правда, слуги в обозе — отдельно. Бойцы, в самом деле — "оружные и доброконные". Сравнивая с хоругвями киевских бояр, понятно: эти — сильно лучше. В городе боярин на стену гонит всех гожих. С этой стороны — отборные.