Андрей Васильев Хранитель кладов

Нет-нет, никаких сомнений вроде "а вот он как сейчас с банковским начальником сговорится, как предметы из ячейки вынет" у меня даже не возникло. Оно ему зачем? Ну да, продаст он их выгодно, но только один раз, а я после этого с ним точно работать не стану. Так что можно не переживать. Вот когда я свой ресурс выработаю, тогда он обязательно меня попробует кинуть. Если получится, разумеется.

Машины Стеллы, естественно, уже и в помине не было. Обиделась ведьма, умчалась на своей метле марки "Бугатти" в загородный рай пить дорогое шампанское и проказничать с мускулистыми красавцами-эскортниками. Ну и леший с ней, невелика потеря, пусть развлекается, а я поеду домой, предварительно закупившись квасом, и буду смотреть телевизор. Что еще в такую жару делать?

Разбудил меня дверной звонок. Кто-то зажал его кнопку пальцем и не собирался ее отпускать. Я зевнул и глянул в окно, где багровым пламенем полыхал закат. Надо же, сколько продрых. И, главное, сам не помню, как заснул. Вроде лежал, смотрел программу про рыбалку на Камчатке, легонько завидовал этим мужичкам в натянутых до чресел сапогах, которые то и дело вытаскивали из меленькой речушки здоровенных кижучей, — и на тебе, уже смеркается.

Да еще и гости какие-то пожаловали, причем невероятно настырные. В другой раз я бы предположил, что это моя старая приятельница Юлька, но ей взяться неоткуда.

— Дверь-то собираешься открывать? — заставив меня подпрыгнуть на диване, в комнату заглянул Анисий Фомич. — Не пугайся, свои там. И, это... За конфекты спасибо. Я их уважаю, а без разрешения хозяина нам брать ничего нельзя. Вернее, можно, но не у каждого жильца. У тебя, например, нельзя.

— Это почему же? — заинтересовался я, рассудив, что звонящий в дверь может и подождать еще пару секунд.

— Ты из наших, — пояснил подъездный. — Теперь из наших. Стало быть, без твоего ведома я и крошку хлеба у тебя взять не могу, не по Покону это. И у Галинки из сороковой квартиры, например, тоже. Ведьма она, потомственная, старого рода, только сама о том не знает... И не узнает, скорее всего. Может, матерь ее не захотела дочери такой судьбы, как у себя, может, просто не успела ей о том сказать. Она же детдомовская, поди знай, как оно там у них случилось.

Знаю я Галину из сороковой квартиры, красивая женщина средних лет, всегда спокойная, всегда доброжелательная. Никогда бы не подумал, что она ведьма. И мужа ее, Аркашу, знаю тоже. Дочка их, Олеся, в этом году в пятый класс перешла. Славная девчушка, воспитанная такая, всегда здоровается, что в наше время большая редкость.

И на тебе — ведьмовская кровь.

— А вот... — обратился я к Анисию Фомичу, но тот потыкал пальцем в сторону двери и скрылся за шкафом, без труда ввинтившись в узкую, еле различимую щель между ним и стеной.

— Впечатляет, — в очередной раз признал я и направился в прихожую, зевая на ходу.

Глава тринадцатая

Поразительно, но, глянув в дверной "глазок", я увидел именно Юлию, которой, повторюсь, взяться здесь было неоткуда совершенно. И тем не менее это была она, привычно веселая, стройная, голубоглазая и с прической класса "дорогостоящий высокохудожественный беспорядок".

— Вот сейчас не понял, — вместо приветствия сообщил я ей, как только распахнул дверь. — Ты же сейчас должна на Бали манго есть и маракуйей его закусывать. Ну и литрами лакать свою любимую "Текилу санрайз".

— Текилой и в Москве можно залиться до самых бровей, — сообщила мне приятельница, вваливаясь в квартиру. — А на твой вопрос "почему", пусть даже заданный в такой странной форме, у меня только один ответ — достало все капец как. Маман опять задалась целью выдать меня замуж. Валерка, это больно! Это, блин, ад на земле! Знаешь, она там почти реалити-шоу устроила со смотром женихов и всем таким прочим. Причем я часть этих рож у отца на корпоративах раньше видела, они проходили под грифом "потенциально перспективные партнеры по бизнесу".

Это да. Если тетя Жанна чего решила — то умри все живое, включая родную дочь. И мне очень повезло, что я по ряду причин выпал из поля ее зрения.

— А ты чего так долго не открывал? — с подозрением спросила у меня Юлька, сдвинула свои брови-ниточки и уперла руки в бока. — Никак, не один? Может, я помешала? Может, мне уйти?

Ясно, уже накидалась. Неприятно признавать, но в последнее время это случается все чаще и чаще. И добром, подозреваю, не кончится, так что как бы не пришлось ее отцу оплачивать счета в одной из швейцарских клиник. Наши тут не подойдут, больно близко они к ее любимым барам расположены.

— Не пори чушь, — попросил я ее и подтолкнул в сторону кухни. — Иди, поставь чайник, пока я умываюсь.

— Чай? — фыркнула Юлька и качнула пакетом, который держала в руках. — Здесь лежит кое-что получше, чем жареная водичка. Как насчет "Макаллана"?

— Пас, — я пригладил растрепанные после сна волосы. — У меня завтра дел полно, сушняк и головная боль мне на фиг не нужны.

— Хорошо, — девушка лукаво прищурилась. — Не хочешь вискарика — не надо. В нашем магазине найдутся товары на любой вкус. Как насчет вот этого?

Она щелкнула замочком клатча и показала мне серебристый продолговатый футлярчик с винтовой крышечкой. Очень хорошо знакомый мне футлярчик, я такие видел в своей прошлой жизни, потому прекрасно знал, что в нем находится, и радости мне эти воспоминания не добавили.

— Ты охренела? — не особо сдерживаясь, рявкнул я, попытался выхватить блескучий предмет из рук Юльки, но не преуспел, поскольку та, хихикнув, увернулась. — Ладно бухло, хотя и оно тебе ни к чему. Но это? Ты не в курсе, чем все кончается? Рыжего забыла?

— Рыжий был дурак, — огрызнулась Юлька. — И потом, он "хмурым" заправлялся как машина — бензином, меры под конец вообще не знал, оттого и помер. А это так, под настроение, для пущего драйва.

Наш с ней одноклассник Сашка Рыженко от этой дряни сгорел как свеча, причем за какой-то год, совсем немного не дотянув до выпускного. И ведь хороший был парень, вот только связался не с теми людьми, с которыми следовало, и тормознуть его никто не успел. Отец вечно за границей находился по своим трубопрокатным делам, а тетя Таня, его мать, давно умерла. Что до мачехи, так пасынок ей вообще на фиг не сдался. Я думаю, что та только порадовалась произошедшему.

Юлька тем временем злобно на меня таращилась, от ее былого благодушия и следа не осталось. Не любила она вспоминать эту историю, которая в свое время крепко ударила по нам всем. И эмоционально, поскольку в юные головы до того мысли о смерти даже не забредали, да и в плане отношений с родителями. На следующий день после Сашкиных похорон весь наш немногочисленный класс загрузили в автобус и отвезли в "вагнеровскую" клинику, где мы полдня в баночки писали и литра по полтора крови оставили. Нас только что на атомы там не разобрали, пока не убедились в том, что мы все "чистые". А по-другому и быть не могло, нас подобные радости бытия никогда не привлекали, хотя Рыжий и пытался кое-кого подначить на эту тему.

А уж сколько потом психологи с нами работали — это вообще кошмар. Возникало ощущение, что каждая из мам своего личного душеведа к нам отправила. Одна радость — школы на тот момент оставалось всего-ничего, и через несколько месяцев мы все разбежались по разным институтам, академиям и университетам, после чего и Сашкина глупая смерть, да и школьные дни чудесные в целом перешли в разряд воспоминаний.

— Рыжий, чтобы ты знала, на "хмурого" не сразу подсел, — я довольно грубо прижал девушку к стене, а после схватил ее пальцами за подбородок и вздернул лицо вверх, так, чтобы глаза видеть. — Он тоже начинал с "кикера", который таскал вот в такой же кубышке. Только скоро эйфории ему стало мало, захотелось новых ощущений, которые он и получил в полной мере. Правда, ненадолго. Ты чего, овца, захотела рядом с ним полежать? Надоело по земле бегать?

— Да ты тоже из себя монашку не строй! — неприятно и каким-то очень незнакомым голосом взвизгнула Юлька, дернувшись. — У самого рыльце в пушку! Все знают, что вы с Сивым и Фомой в своем ВШЭ не только по вискарю прохаживались. Или вы тогда только бухие были? Ну, когда... Ты понял!

— Не знаю, как тебе, но лично мне все понятно еще на Останкинском кладбище стало, когда Рыженко-старший весь черный стоял и чуть в могилу за гробом не сиганул, — я тряхнул Юльку, крепко приложив ее спиной о стенку. — Что до остального — мы с Сивым за то, что сделали, ответили по полной, и я с себя не снимаю. Но вот о наркоте даже не заикайся, потому что сама знаешь, что это не из нашей сказки.

А вообще странно. Тот клуб, где Сашка закупался наркотиками, закрыли на третий день после его смерти, а на девятый он сгорел дотла, причем в золе и пепле были обнаружены три тела, в которых следователи опознали известных в нашем районе "пушеров", один из которых нашего одноклассника и снабжал вот такими футлярчиками. Так откуда этот взялся? Хотя... Не такой уж это и эксклюзив, скорее всего. "Пушеры" ведь товар брали у кого-то рангом повыше, а до него руки дяди Игоря, похоже, просто не дотянулись. Тем более что сам после произошедшего развелся с женой и отбыл на ПМЖ в Дюссельдорф.

— Пусть так, — сопела Юлька, пытаясь вырваться из моих рук. — Пусть! А ты свою жизнь вообще просрал, идеалист хренов! Живешь теперь в этой дыре, работаешь в какой-то заднице мира, тебе теперь половина наших руки не подаст, побоятся от тебя "синдромом лузера" заразиться. Одна я, дура, с тобой вожусь зачем-то.

— Не припоминаю, чтобы о чем-то подобном тебя просил, — я отпустил девушку, после вырвал клатч из ее руки, достал оттуда футлярчик и пошел на кухню, на ходу откручивая колпачок. — Тем более что кое-кто, пусть и неофициально, не раз тебе советовал обходить меня стороной.

Ну да, есть такое. Формально отношение ко мне со стороны тети Жанны не изменилось, но не просто же так моя мама вдруг перестала с ней общаться? У нее, как у человека творческого, чувства всегда обострены, она любую фальшь за километр чует.

— А я бунтарка, — сбавив тон до состояния "приемлемо", сообщила мне в спину Юля. — Всегда все ей наперекор делаю. У тебя, дурака, научилась.

— Я не бунтарь, — вода из крана смывала со дна раковины бело-голубоватый порошок, превращая его в мутную жижу. — Не путай упрямство и самолюбие с идеологией протеста, это разные вещи. А ко мне ты время от времени таскаешься, потому что больше поговорить не с кем. Подруги твои все либо замужем, либо за границей, причем иногда это одно и то же, про любовников я вообще промолчу, вряд ли ты даже их имена запоминаешь. Вот и выходит, что больше тебе пойти не к кому.

— А психолог? — возмутилась Юлька, опускаясь на табуретку и печально вздыхая. — Он всегда выслушает, совет даст.

— Сильно они тебе помогают, эти советы? — я ополоснул дно футлярчика и показал его ей. — То-то погляжу!

— Да от скуки это все, — нервозный запал у девушки прошел, передо мной снова была моя старая приятельница. — На самом деле живу — как не живу, впору хоть по новой в институт поступать, второе высшее получать.

— Поработать пойти не пробовала? — осведомился я у нее, отправляя тару из-под кокаина в мусорное ведро. — Причем не к дяде Сереже, где тебе сразу кресло креативного директора предоставят, а в какую-нибудь затрапезную компанию, где никто понятия иметь не будет, кто ты такая есть? Поверь, вся скука мигом из головы вылетит. А если еще поставишь себе задачей жить только на то, что заработаешь, так и вовсе.

— Я не настолько скучаю, — опасливо глянула на меня Юлька. — Это уже перебор.

— Тогда и не люби мне мозги, — попросил ее я. — Без желания что-то изменить всем этим твоим откровениям, прости, грош цена. Будь на моем месте кто-то, тебя не знающий, вовсе бы сказал: "Зажралась, зараза". И был бы прав, это именно так и выглядит. Но и "снег" — это не вариант, уж поверь. Да, сразу предупрежу: что я мог сделать, то уже сделал, но бороться за тебя не стану. У тебя своя башка на плечах есть, ты девочка совершеннолетняя и половозрелая. И еще, если от наркоты сгоришь, жалеть тебя не буду и на похороны из принципа не приду. А еще всем нашим расскажу, по какой причине ты отправилась в страну Вечной Охоты, чтобы и они данное мероприятие проигнорировали.

— Сволочь ты, Валерка, — печально подытожила моя давняя приятельница. — И всегда таким был, даже в детском саду. Пипиську во время тихого часа всем ты тогда показывал, а попало почему-то мне. В школе ты у меня списывал, а не я у тебя, но учителя были уверены в обратном. И вот сейчас, казалось бы, с чего мне тебе завидовать? Квартирка маленькая, зарплата курам на смех, питаешься невесть как, вместо ВШЭ закончил какой-то заборостроительный институт, а я завидую. Вот как так?

— Историко-архивный, — поправил ее я. — Не обижай мою альма-матер. Это, между прочим, очень достойное учебное заведение с богатым прошлым.

— Это единственное заведение, в которое тебя согласились перевести без потери года, — уточнила Юлька. — Причем благодаря моей тете, которая там ректор. Плюс оно было единственным, в котором тебя не стал бы щемить дядя Толя, и то только потому, что счел забавной запись, которая в итоге украсит диплом, мне про это мама рассказала. Так и сказал: "Там этому дураку и место. Так от него человечеству меньше вреда будет".

— Не "дураку" батя тогда сказал, — снова поправил ее я, нахмурившись. — Там другое слово фигурировало. И вообще, закрыли тему.

— Как меня обсуждать, так ты первый, — справедливо заметила Юлька. — А как тебя, так сразу "закрыли тему". Где справедливость, Швецов?

— В Гааге, — я поставил чайник на плиту. — И то весьма условная.

— Хороший город, между прочим. — Юлька зажмурилась и стала похожа на котенка. — Помнишь, как мы после десятого класса туда летали с твоей мамой? Она нас постоянно по музеям водила. Все этим восхищалась... Как его... С забавной фамилией...

— Мондриан, — подсказал я, понял, о ком она ведет речь. — Питер Мондриан.

— Точно, — наставила на меня указательный палец Юлька. — А еще мы там с тобой в первый раз...

— Вечер воспоминаний закрыт, — открыв дверь холодильника, приказал я. — Есть будешь?

Да все я помню. И то, как мы смылись из "Панорамы Месдаха", оставив там мою маму, которая не могла оторвать взор от высоченной картины, и пустой номер в "Дез Индез" с закрытыми шторами, и мое удивление, когда я понял, что Юлька, оказывается... Ладно, не суть. Было и было, чего вспоминать? Все изменилось, мы выросли, где теперь та раннелетняя Гаага с ее бесчисленными цветниками, фонтанами и каналами, где то ощущение безмятежного счастья? Все это ушло, растворилось, скрылось за поворотом и никогда не вернется, потому что подобное не повторяется дважды.

Впрочем, плотские радости бытия — не духовные, они-то как раз никуда не деваются. Правда, в этот раз и тут все вышло не так безоблачно, как обычно, потому что в какой-то момент Юлька, сидящая на мне и ритмично двигающаяся, заорала так, что аж уши заложило. Нет, это дело, конечно, житейское, и крики женщины во время занятий любовью для мужика что медаль на грудь, только вот крик крику рознь. Мало того, она еще и глаза ладонью закрыла, что свидетельствовало о немалой степени испуга. Я свою подругу знаю с детства, она всегда так реагирует на что-то страшное, такой у нее способ психологической защиты, так сказать, а-ля страус. "Я этого не вижу, значит, этого на самом деле нет". Глупость несусветная, но уж что выросло, то выросло.