Андрей Васильев Хранитель кладов

Андрей Васильев

Хранитель кладов

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

* * *

Глава первая

— Шмурдяк, — презрительно сообщил мне Сивый, повертев в пальцах темный кругляш. — Советы, причем поздние.

Я худо-бедно уже начал понимать язык, на котором периодически общались мои куда более продвинутые в кладоискательстве приятели. Термин "шмурдяк" означал, что мне попался совершенно бесполезный предмет, которым нельзя ни похвастаться, ни продать и ни подарить, а место ему исключительно там, откуда я его только что вытащил. Если конкретнее — в матушке сырой земле. Ну или в массивном чугунке, который был найден близ одного из домов. Именно в него мои спутники скидывали разнообразный хлам, недостойный их внимания, при этом ласково называя сию громоздкую посудину "отстойником". Что обидно, в основном там лежало то, что находил непосредственно я, то есть пробки от пивных бутылок, куски проржавевших насквозь железяк непонятного свойства и прочие бесполезные предметы. Ну вот не везло мне. Пока не везло.

— Тебе шмурдяк, а мне сойдет, — с чувством собственного достоинства сообщил я Сивому, забирая находку обратно. — Ну да, советская монета, да еще и послереформенная. И что теперь? Денежка есть денежка. Трофей! Положу в пакетик, буду на нее зимой смотреть, про лето вспоминать.

— Тьфу! — отмахнулся от меня Сивый, отпил воды из бутылки, стоящей рядом со мной, подхватил свой металлоискатель и пошел себе дальше по едва различимой дороге. — Романтик ты, Швец! Смотреть противно.

— Противно, — подтвердил Генка, находящийся неподалеку, и необидно засмеялся.

Романтик? Ну это вряд ли. Хотя, конечно, попискивание в наушниках металлоискателя, запах земли, переворачиваемой отточенной до бритвенного состояния лопаткой, и неуловимый аромат авантюризма, носящийся в воздухе, немного кружили мне голову.

Но не настолько же?

Хотя по сравнению с моими школьными друзьями, которые и взяли меня в эту поездку за приключениями, я, разумеется, выглядел именно так. Эта парочка была деловита и спокойна, у меня же эмоции нет-нет, да и прорывались наружу.

Самое забавное, что все это неправильно, причем совершенно. В смысле, это я обязан выглядеть матерым зубром-поисковиком на их фоне, а не они на моем. В конце концов, у меня за плечами факультет архивного дела. Историко-архивного, если точнее. Однако жизнь — странная штука, и в результате мои давние приятели, получившие дипломы то ли финансистов, то ли экономистов, уже который год развлекаются поиском древностей, а я, профессиональный историк, впервые в своей жизни взял в руки металлоискатель. Чудны дела твои, Господи!

Но, с другой стороны, ничего странного в этом нет. На "раскопы" наш факультет сроду не ездил, это прерогатива краеведов и археологов. Не допускали архивистов до "поля", поскольку наше дело бумажное, пергаментное и берестяное, оно не предполагает лазания по древним городищам, проживания в дикой степи и прочих радостей экстремального пленэра. Делопроизводители мы, если быть совсем уж точным, правда, с историческим уклоном. Потому народ на факультете подобрался соответствующий, на девяносто процентов состоящий из довольно умных и неуловимо похожих друг на друга девушек, нацеленных на то, чтобы к тридцати, край — к тридцати трем годам занять должность заместителя. Заместителя кого? Да хоть кого. Главное — заместителя.

У меня иногда складывалось впечатление, что их где-то клонируют, а после запускают в те учебные заведения, где возможен недобор на те или иные факультеты. Ну чтобы вуз пустышкой никто не назвал и лицензию образовательную за ненадобностью не отобрал. Как я там не спился за время учебы — сам не понимаю. Такая иногда тоска нападала, хоть вешайся, особенно после невосполнимой потери двух единственных нормальных одногруппниц. Одна замуж вышла и следом за этим взяла "академку" по беременности, а вторую отчислили за неподобающее поведение. Представляете, что человек должен учудить, чтобы в наше безбашенное время его вот так отчислили?

Кстати, я так и не выяснил, что именно Арина сделала, хоть и пытался. Она не рассказывала, а больше узнать не у кого было.

Впрочем, и в этой профессии, поверьте, тоже есть своя прелесть, несмотря на все вышесказанное. Иные бумажки читаются похлеще детективов. Правда, попадаются они мне нечасто, поскольку ныне я тружусь не в большом музее или серьезном исследовательском центре, а в маленькой конторке, эдаком складе-отстойнике. Древностей, которые могут послужить первоосновой открытия мирового масштаба, у нас нет, зато хранятся груды бумаг, датированных восемнадцатым-девятнадцатым веками, каким-то чудом уцелевших в перипетиях беспокойного двадцатого столетия. До сих пор не понимаю, почему их тогда в распыл не пустили, как наследие царского режима.

Мало того, наш архив умудрился каким-то образом оставить за собой помещение, расположенное в одном из уютных арбатских переулков. Ну не целое здание, разумеется, а два этажа — первый и подвальный, по бумагам проходящий как "цокольный". Моя начальница, Розалия Наумовна, которой еще в начале века не меньше чем сто лет стукнуло, по крайней мере на вид, иронично называет его "встроенный флигель".

А мне нравится. Да, летом, особенно после дождя, там душновато, а зимой, когда снега навалит много, свет внутрь помещения вообще не попадает, но есть в этом подвальчике что-то такое неуловимое, атмосферное. Иногда я даже жду, что в крошечное окошко, которое кое-кто из коллег называет форточкой и около которого стоит мой рабочий стол, вдруг стукнет женская ножка в черной туфельке с бантом.

Это все-таки Арбат. Тут иногда сказки становятся реальностью.

Собственно, именно там я и встретил Сивого, которого, признаюсь, не с первого взгляда узнал. Вроде как одноклассники, одиннадцать лет бок о бок провели, да и связывало нас в прошлом многое, причем как хорошее, так и плохое, а все равно — еле узнал. Меняют годы и одежда человека, меняют. Вроде и времени с нашей последней встречи прошло не так много, а поди же ты...

Случилось это весной, в один из тех дивных дней, когда молодая листва радует взгляд зеленью, а нос — ароматом свежести. Я как раз вылез из своего подвала покурить после обеда. Да-да, знаю, что это плохая привычка, но избавиться от нее пока не могу. Вернее, не хочу. Возможно, из чувства протеста, уж очень активно стали курильщиков уничтожать как класс. А мое сердце всегда на стороне угнетаемых, как у того капитана Немо.

— Валерон? — крепко сбитый мужик остановился рядом со скамейкой и уставился на меня, вольготно раскинувшегося на ней и пускавшего кольца дыма. — Да ладно! Швецов, вот так номер!

— Сивый? — вгляделся я в него повнимательней. — Фига себе ты закабанел! В тебе же было килограммов шестьдесят, не больше. Помнишь, мы, когда сильный ветер дул, хотели гантели к твоим ногам привязывать, чтобы ты не улетел в Волшебную Страну и не обесчестил как Элли, так и всех волшебниц, что там водятся, включая страхолюдную Бастинду?

— Ну да, маленько поправился, — признал мой неожиданный собеседник и похлопал себя ладонями по животу, распахнув дорогой пиджак. — Но не жир, не жир. Мышцы!

— Само собой. Мистер Вселенная, модель в масштабе три к одному, — ухмыльнулся я, сдвигаясь в сторону. — Присаживайся, если не спешишь, потрещим. Сто лет не пересекались, если не больше.

— Пять, — уточнил Сивый, который всегда во всем любил точность. — С моей первой свадьбы.

Нет, так-то я ни капли не удивился, увидев здесь собственного одноклассника. Москва хоть и большая, но деревня, потому никогда не знаешь, с кем где столкнешься. Запросто может случиться так, что, живя на соседних улицах, ты человека годами не встретишь, зато он попадется тебе навстречу на другом конце города сразу же после того, как ты впервые там окажешься. Так что появление в нашем тихом и обычно безлюдном маленьком дворике Пашки Сивцова, более известного мне под кличкой Сивый, меня, повторюсь, ни капли не смутило. То, как он изменился, — да. А остальное — нет.

— Я твою маму недавно видел, — порадовал меня он сразу же, — тетю Марину. Она сказала, что ты из района давно уже свалил.

Ну да, годы могут идти, мы все станем сначала юношами, потом молодыми мужчинами, а после и мужиками за тридцать, но наши мамы для друзей так и останутся тетями Маринами, тетями Светами и тетями Тамарами. Оно и не странно, я сам Пашкину мать, кроме как тетей Леной, и не называл вроде никогда. Начиная с детского сада, из которого наша группа после перешла в один класс, практически не поредев при этом до самого окончания школы.

— Есть такое, — признал я. — Захотелось независимости и свободы.

Ну, все обстояло не совсем так, и кто-кто, а Пашка-то как раз, полагаю, прекрасно понимал, что к чему, но фокусировать внимание на этом не стал. И правильно, ни к чему тревожить прошлое.

— Это нормально, — одобрил он тем временем мои слова. — Я и сам того же мнения. Но, знаешь, я прямо у нас квартиру купил, в новостройках. Реновация и все такое. Несколько хрущевок из совсем старой застройки снесли, на их месте новые дома поставили, вот я и подсуетился. Хорошие дома, стилизованы под те, в которых мы росли, чтобы сохранить неповторимую атмосферу престижного района. Неохота никуда оттуда уезжать, если честно. Все-таки малая родина.

И потекла привычная для такой встречи беседа. Кто, что, где, когда — стандартный набор вопросов. В основном говорил Сивый, он наших общих знакомых видел куда чаще, чем я, живущий теперь на противоположном конце города. Повторюсь — исход из отчего дома был моим сознательным выбором. Проще говоря, после некоего неприятного события я пожелал убраться куда подальше от этой самой малой родины.

Как выяснилось, после первого брака, который закончился, толком даже не начавшись, Пашка еще один раз успел жениться, и с тем же результатом. Узнав же, что я до сих пор в загсе бывал только как соглядатай, он пожурил меня, заметив, что мужчина, ни разу не вступавший в брак, никогда не осознает до конца, насколько сладко слово "свобода". И вообще, у некоторых уже вон, две звезды на фюзеляже, а я все дурака валяю.

Собственно, именно после этой фразы он повертел головой и спросил:

— А ты вообще тут как? У адвокатов работаешь, что ли? Еще и юридическое получил, да? Правильно, я тебе еще тогда говорил, что ты не в тот вуз пошел.

Ну да, второй и последующие этажи дома, где находилась моя конторка, занимало адвокатское бюро, очень старое, чуть ли не советских времен, и очень дорогое. Оно не стремилось к широкой известности, но при этом нужды в клиентах не испытывало, причем те были все один к одному, как огурчики в бочке на рынке, — в дорогих костюмах, при дорогих часах и с парой-тройкой крепких ребят за спиной. Есть у меня подозрение, что дружба этих адвокатов со своими клиентами уходит корнями в те времена, когда вместо костюмов последние носили кожанки, а вместо часов — толстые нашейные золотые цепи. Сам я "лихие" девяностые не помню, но "Бригаду" смотрел, что к чему знаю.

Соседи, кстати, как-то раз попытались нас выселить, причем используя как свои навыки, так и подключая административный ресурс. Вот только ничего у них не вышло. Розалия Наумовна просто кому-то позвонила, пожаловалась на то, что архивное дело России ждет невосполнимая утрата в виде отъема помещения, и через пару дней вопрос снялся сам собой. Мало того, следом за этим адвокаты приволокли моим старушкам торт размером с тележное колесо, добавив к нему в комплект пяток бутылок дорогого шампанского, и больше никаких имущественных претензий у них к нам не возникало.

До сих пор интересно, кому Розалия тогда позвонила? Я было подкатил к ней с этим вопросом, но ответа так и не получил.

— Не, — помотал головой я. — На кого учился, тем и стал. Вон, видишь кусочек стекла? Там мой кабинет, и я называю эту брешь окном.

— Н-да, — почесал затылок Сивый. — Сказал бы я, что не так у тебя все плохо, но врать старому другу не хочу. Это неправильно.

— На самом деле не так все мрачно, как ты думаешь, — я достал новую сигарету. — Хочешь верь, хочешь не верь, но мне моя жизнь нравится. Да, я бюджетник, да, сижу в подвале, зато никому ничего не должен. Ты же к адвокатам, да еще к вот этим, не просто так заглянул, верно? Значит, припекло?

— Не то чтобы, но... — Сивый поморщился. — Есть там один, в городской администрации, желает получать больше, чем стоит. Но может, гад такой, кровь мне попортить, чего не хотелось бы. Так что вот, заранее страхуюсь, на случай "если чо".

— О! — я поднял указательный палец вверх. — А нам, вольным историкам, все это по барабану. Зарплату, пусть и небольшую, не задерживают, работой излишне не трудят, а начальство у меня помнит городской транспорт тех времен, когда его еще не трамваем, а конкой называли. Оценил, какая бездна времени? То-то. Оно не в маразме, слава богу, но уже в том состоянии, когда дни слипаются в большой ком, так что один от другого не сильно отличишь. Это дает возможность для маневра.

— Ты всегда был чудиком, — с легким превосходством отметил Пашка, а после задал совершенно неожиданный вопрос: — А на "копы" ездишь, историк? И куда, если не секрет? Нет, если нельзя, не говори, неприятности никому не нужны. Но, может, дашь наводку на какое "жирное" место?

— Мои "копы" тут, — я показал приятелю на окно. — Какое там... А тебе-то что за интерес?

А потом, по мере того как я слушал Сивого, меня начали одолевать сразу два чувства: зависть и, как это ни прискорбно, стыд. Ну сами посудите, я, работник исторического фронта, сроду с металлоискателем в руках не ходил, а Пашка, который занимается какими-то денежными делами, оказывается, что ни лето, на пару с другим нашим одноклассником выезжает в "поля". Не в Европы за приключениями, не на юга за сомнительными удовольствиями, а в "поля" за преданиями старины глубокой.

Срамота да и только...

Надо отдать Сивому должное, он проявил определенную тактичность. Поняв, что я далек от данных радостей жизни, мой приятель не стал унизительно хихикать, показывая на меня пальцем, или укоризненно цокать языком, давая понять, насколько низко пала наука. Напротив, он сказал:

— Давай-ка, Швец, телефонами махнемся. Мы с Гендосом в июле, как всегда, на "коп" поедем и тебя с собой прихватим. Третьим будешь.

— Не вопрос, — сразу же согласился я, доставая из кармана смартфон. — Диктуй свой номер, а я тебе перезвоню.

Дело было еще в мае месяце, а к лету я про эту встречу уже забыл совершенно. Ну, поговорили и поговорили, что теперь? Мы все, общаясь со старыми друзьями, которых давно не видели, непременно заканчиваем беседу фразой: "А вообще, надо бы встретиться, посидеть, поболтать". Но это желание почти никогда не становится реальностью, потому что у всех полно дел в дне сегодняшнем и нет времени на воспоминания о прошлом.

Потому, когда в начале июля раздался звонок и на экране высветилось "Паша Сивый", я удивился безмерно.

— Швец, здорово, — деловито проорал в трубку тот. — Через две недели едем, так что давай, бери отпуск. Надеюсь, проблем с ним не будет?

— Никаких, — подавленный таким напором, пробормотал я. — Слушай, только...

— "Заднего" включать некрасиво, — притворно-грозно гаркнул Пашка. — И Гендос не поймет, а ты его знаешь.

Гендоса я знал, да еще как. В годы детства и юности он был первым блюстителем неписаных пацанских законов, которые уходили корнями в легендарное прошлое нашего старого московского района, и требовал того же от остальных. Он никогда не трогал своих врагов, если встречал их с девушками, никогда не добивал тех, кто уже лежит на земле, и считал зазорным зажимать в кулаке "свинчатку" для усиления удара. Впрочем, ему и не надо было с такой накачанной бицухой.

Он не поймет, это верно. Детство наше давно прошло, но рука у Генки наверняка до сих пор тяжелая...

— Я не о том, — виновато просопел в трубку я. — У меня просто этого нет... Ну... Инвентаря. Металлоискателя то есть.

— Да не парься, — успокоил меня Сивый. — Я себе на Новый год подарок сделал — нового "гарика" купил. А тебе отдам свой старый "трактор". Вполне приличная машинка, три сезона с ней отходил.

— Переведи, — попросил я его.

Оказывается, под именем "гарик" скрывался металлоискатель фирмы "Гаррет", а "трактор" — это аналогичный прибор, но другого изготовителя.

Поняв, что теперь отказ точно невозможен, я подтвердил свое участие в походе, хоть глубоко в душе этого уже не очень и хотел. Приятно помечтать о подобном приключении, стоя вечером на балконе и куря сигаретку, а вот загрузиться в машину и помчаться невесть куда на самом деле — это, знаете ли, немного другой коленкор.

Но слово надо держать, раз уж оно дано, и потому через две недели я сидел на заднем сиденье черного "Хаммера" и смотрел в окно, за которым мелькали деревья.

— "Вкусное" место, — разорялся тем временем Сивый, сидя за рулем. — А, чтоб тебе, тут никакая подвеска не сдюжит, на таких колдобинах! Так вот, там раньше деревня стояла, старая, как дерьмо мамонта, ее еще во времена царя Гороха отстроили. Она царизм пережила, две войны, коллективизацию и все остальное. Но перестройку не осилила, это да. Зато теперь есть где походить, добра поискать.

— На таких местах много чего лежит, — подтвердил Генка. — Да и направление мы взяли хорошее, "Минка" — это "Минка". Здесь и "францы" попадаются, и "тевтоны". Хотя нечасто, конечно. И то, и другое уже здорово подвыбрали.

Это он, должно быть, имеет в виду Отечественную войну 1812 года и все то, что осталось в русской земле от доблестной наполеоновской армии. Ну да, они же как раз по этим дорогам в Москву шли, по ним и обратно брели. Ну а "тевтоны", надо думать, — это останки других завоевателей, тоже изрядно удобривших своими телами наши поля и леса.

Против моих ожиданий, мы не так и далеко от столицы отъехали, верст сто пятьдесят, не более. Ну и еще по проселкам километров двадцать отмахали, прежде чем свернули на совсем уж раздолбанную лесную дорогу.

— Это у нас, — заметил Сивый, вцепившийся в руль обеими руками. — А вот если под Питером копать, то там немецкого добра еще лет на триста припасено. Только дело это опасное — и на мину можно нарваться, и на гранату. Невская земля этим добром нашпигована.

— Да и не любят аборигены конкурентов, — добавил Генка. — Особенно из числа тех, кто болеет не за "Зенит", а за "Спартак". Запросто можно на пулю нарваться, у питерских с этим просто, они ребята резкие.

А вот про это я слышал. Говорят, в начале этого века там на особо "хлебных" местах даже перестрелки случались, причем в ход шло то самое оружие, которое было поднято из земли.

— Так что на фиг надо, — подытожил Пашка. — Мы же не для денег копаем, а для души. Я вот в прошлом сезоне наперсный крест шестнадцатого века "поднял". Мог бы себе оставить, но отнес в музей в качестве безвозмездного дара. Пусть будет.

— И два раза туда ходил, проверял, чтобы не спер кто из персонала, — хохотнул Гендос.

— Имею право, — с достоинством произнес Сивый, — как даритель. Ох, мать твою так, откуда же тут такие рытвины? Как танки прошли!

Но мы все же добрались до нашей цели. Надо признать, крайне неприглядной.

Да, когда-то тут на самом деле стояла большая деревня, это было понятно с первого взгляда, но с тех пор много воды утекло. Большинство домов представляло собой жалкое зрелище, зияя провалами крыш и наводя тоску слепотой бесстекольных окон. Нет, имелись и те, которые еще сопротивлялись времени, но все равно становилось ясно — это место заброшено и необитаемо. Об этом говорили и молодые березки, тянущиеся к солнцу везде, где только можно. Лес забирал обратно то, что когда-то у него отвоевали люди.

Еще мне стало немного жутковато, даже снова в машину захотелось залезть. Все-таки есть в некогда обжитых местах, которые люди покинули навсегда, нечто неприятное. Дискомфортное, я бы сказал.

А вот моих приятелей печалили совершенно другие детали в местном пейзаже.

— Козырное место, козырное место, — разорялся Сивый, махая руками. — "Выбитое" оно, это место!

— "Ямщики" поорудовали, — подтвердил Гендос, сплюнув на землю. — Козлы! Паш, ну откуда я мог знать, что они сюда нагрянут, а? Я ж не Ванга, будущее не вижу. Мне дали наводку, а решение мы с тобой принимали вместе.

— Да ты тут при чем? — отмахнулся Сивый. — К тебе претензий нет. Но вот встретить бы этих паразитов — я бы об них свои берцы обновил!

Оказывается, "ямщиками" называют тех "поисковиков", которые после того, как пороются в земле, так раскоп и оставляют. У кладоискателей, что профессиональных, что любителей, оказывается, тоже есть свои негласные правила и уложение, одно из них гласит: "Раскопал — закопай обратно". Но, разумеется, как и в любом обществе, находятся те, кто на подобные частности плюют, их и называют "ямщиками". Ну и бьют, если ловят, разумеется.

Сивый еще немного поорал, но после успокоился, поскольку выяснилось, что те, кто нас обогнал, копали только на окраине, а после то ли уехали искать более прибыльное место, то ли решили вернуться сюда потом. Это кое-как примирило нашего приятеля с действительностью, поскольку очень ему не хотелось еще сто верст ехать. У них с Генкой, оказывается, на подобный случай еще одна резервная точка имелась, аж где-то за Вязьмой.

Я думал, что мы займем один из более-менее уцелевших домов, но мои друзья, когда я озвучил данное предположение, только обменялись добрыми улыбками, а после начали ставить палатку неподалеку от машины. Хорошую такую, не чета тем, с которыми мы детстве ходили в поход. Я бы сказал, комфортабельную.

А еще они налили в пластиковый стаканчик водки и поставили к стене крайнего дома.

— Это традиция? — поинтересовался я у Сивого. — Да?

— Ага, — почесал тот бок, а после отвесил поклон. — Давай, спина не переломится. Земляной дед невеж не жалует.

Земляной дед. Это, наверное, фольклорный покровитель кладоискателей, который приносит удачу трудолюбивым и вежливым, одновременно с этим наказывая жадин и грубиянов. В принципе, все верно, сложившейся формации людей без своего покровителя никак не обойтись. У любителей пещер есть черный спелеолог, у рыбаков — святой Трифон, а тут, стало быть, земляной дед.

Шутки шутками, а этот несуществующий персонаж, похоже, и в самом деле неплохо относился к моим приятелям. Как только после обеда они металлоискатели свои расчехлили и наушники на головы напялили, так Сивый радостно гукнул:

— Опа, поклевочка!

Сигнал он поймал близ одной из почти развалившихся изб. Черные бревна, некогда являвшиеся ее стенами, сейчас торчали из провала во все стороны, и даже страшновато становилось — а не завалит ли тебя ими?

Лопатка вошла в землю, подрубая корни сорной травы, и минут через пять Пашка подбрасывал на ладони какой-то кругляш, в котором с трудом угадывалась монета.

— "Крокодильчика" поймал? — глянув через плечо приятеля, спросил у него Гендос. — Не самая плохая примета. Ходим вокруг, ищем, может быть россыпь.

— Почему "крокодильчика"? — заинтересовался я.

— Цвет монеты видишь? — пояснил Пашка. — Она почти зеленая от окиси, так что можно выбрасывать, поскольку проку никакого от нее нет. Медь же. Ген, по ходу, "двундель".

Наш друг взял монетку, подбросил ее на ладони и согласно кивнул.

— С учетом того, кем я по профессии являюсь, мне дико стыдно за невежество, но что такое "двундель"? — вздохнул я, осознавая собственное несовершенство. — Если не сложно.

— Двухкопеечная монета времен царствования Александра Первого, — охотно ответил Гендос. — Она из царских, чаще всего попадается именно в таких местах, потому практически ничего и не стоит. Конечно, все зависит от монетного двора, где ее чеканили, но раритет — он такой раритет, процентное соотношение успеха и неудачи всегда не в нашу пользу.

— "Николашки" не реже попадаются, — возразил ему Пашка. — Но тоже, как правило, "убитые".

— А вот ты сказал "в таких местах", — уточнил я. — В смысле в деревнях?

— Ну да, — Генка зачем-то начал шарить ногой в крапиве у стены. — Каждой монете — свое место. Например, "аннинская" медь чаще всего в полях встречается. Не знаю, отчего так. То ли селяне считали хорошей традицией пару монет в пашню перед посевом бросить, то ли так любили Анну Иоанновну, что не жалели деньгу, лишь бы ее хоть как-то похоронить. Не просто же так сию венценосную особу "Кровавой" окрестили.

— А монеты эти в народе прозвали "царица полей". Если интересно, когда вернемся, то ко мне заскочим, у меня их дома много скопилось, — добавил от себя Сивый. — Ген, ты чего там ищешь?

— Уже нашел, — наш друг нагнулся и вытянул на свет божий старый массивный котел, бока которого были рыжими от ржавчины. — Как знал, что эта рухлядь тут валяется. Интуицию не пропьешь. Кидай сюда своего "крокодильчика". Считай, счет открыт.

И верно — котел начал потихоньку заполняться, причем чаще всего моими находками. Вот не везло и все тут. Начал с того, что выкопал шесть "бескозырок", одну за другой. "Бескозырка" — это пробка из фольги, именно такими во времена позднего СССР запечатывали водочные бутылки. Ее, срывая ногти и матерясь, сковыривали с горлышка колхозные трактористы, после чего она летела на землю, затаптывалась и долго ждала того момента, пока Валера Швецов не найдет ее с помощью металлоискателя.

Ребята знай надо мной посмеивались, приговаривая, что через это все проходили. Есть у меня подозрение, что как-то можно по сигналу отсортировать фольгу от всего остального, но как именно, я не знал, а они не рассказывали.

Так и прошло несколько дней, мы методично обшаривали деревню, на самом деле большую, причем в активе у ребят уже значились довольно приличные, на мой взгляд, находки, вроде старых нательных крестов, нашейных иконок и разнообразных монет, относящихся практически ко всем представителям династии Романовых, кроме, пожалуй, самых первых. А еще Сивый нашел чью-то давнюю захоронку, в которой обнаружились три десятка потемневших от времени серебряных полтинников 1925 года, проржавевший в хлам наган и дюжина патронов к нему. Как видно, какой-то крестьянин предвидел то, что по его душу вот-вот нагрянет ОГПУ, и доверил последние сбережения земле, но так за ними и не вернулся. По крайней мере, мне именно эта версия была наиболее близка.

И вот сегодня я наконец-то нашел свою первую монету, на которой можно было хоть что-то разглядеть. Жуткого вида денежки мне попадались частенько, но назвать их "добычей" у меня язык не поворачивался. Некоторые из них вообще прямо в руках крошились. Как верно было замечено, медь же, не золото. И почва тут не песчаная, в которой все лучше сохраняется.

— О, подберезовик, — сообщил нам вдруг Гендос. — Смотри-ка!

— Ты о чем сейчас? — снял наушники Сивый. — А?

— Ну а сам как думаешь? — наш друг поднял над головой крепкий гриб с коричневой шляпкой. — Вот, толстоножек, первый в этом году. Надо же, как рано пошли. Хотя... Дожди лили, теперь вот тепло пришло, чего им не лезть? Надо будет в лес наведаться, может, на похлебку наберем. Надоели консервы.

— Так давайте схожу, — охотно отозвался я. — Не вопрос.

Я очень люблю собирать грибы, еще с детства, даже больше, чем их есть. Наверное, где-то на генетическом уровне у меня в крови заблудилась пара хоббитских эритроцитов, потому как вся родня по отцовской линии, как, впрочем, и сам родитель, тоже является большими поклонниками "тихой охоты".

— Только навигатор включи и прямо сейчас отметку поставь, — посоветовал мне Сивый. — Ты человек не лесной, как и мы, заблудишься только так. А здесь не ближнее Подмосковье, где на три дерева одна ретрансляционная вышка приходится, бродить долго можно, пока к людям выйдешь. Да и живность в этих лесах присутствует, причем отчасти плотоядная.

Думаю, что если кто и виноват в том, что я в результате действительно заблудился, так это Пашка. Он, гад такой, накаркал!

Нет, сначала все шло нормально, ведерко потихоньку заполнялось славными подберезовичками, которые, похоже, в самом деле только-только начали лезть из-под земли небольшими семействами по три-четыре крепыша. Сердце радовалось, душа пела, фотки на телефоне получались отличные, и я как-то сам не заметил, как оказался на краю небольшого болотца.

Про него мне ребята ничего не рассказывали, и стало ясно, что от лагеря и деревни я удалился неслабо. Никакого испуга по этому поводу я не испытал, открыл навигатор, и в животе у меня немного похолодело.

Сигнала не наблюдалось. Никакого. "Связь со спутником потеряна, вернитесь в зону доступа".

Я бы и рад, да где она, эта зона? Куда идти-то? Может, вон туда?

В результате я мотался по лесу часа три, пока темнеть не начало. Перелески сменяли опушки, которые мне потихоньку начинали казаться теми самыми, которые неподалеку от нашей стоянки были, но, увы, увы, это была только видимость. Сигнал так и не появился, никаких звуков, кроме гула ветра в кронах деревьев, я не слышал, и о том, что где-то все же имеется цивилизация, мне напоминали самолеты, время от времени пролетавшие надо мной высоко в небесах. Я даже на дерево слазал, но результат не воспоследовал. Когда вечер накрыл лес, я уселся под живописную березку на какой-то очередной опушке и еще раз глянул на экран смартфона, чтобы убедиться в том, что сигнал не появился. Лучше бы я этого не делал, поскольку оказалось, что до кучи еще и батарея у моего аппарата перешла в красное деление.

— Беда, — сказал вслух я, вздохнул и отключил смартфон окончательно.

Интересно, а Сивый с Генкой додумаются мне побибикать? Ночью звуки лучше слышны, может, я не так далеко от них и они до меня донесутся?

Бибиканья не услышал, но зато через часок, когда ночная прохлада потихоньку начала покрывать мурашками мои руки, я заметил неподалеку от меня яркую искорку костра. Ну как неподалеку? Где-то там, за небольшим перелеском, километрах в полутора.

Костер — это очень хорошо! Разбойники в этих краях уже лет сто как перевелись, охотники за рабами в наших широтах не водятся, так что это или местные жители, или туристы. В любом случае они хотя бы сориентируют меня по местности, а если повезет, еще и накормят. Опять же — у меня с собой деньги есть, пусть и немного. Если там на самом деле аборигены, то авось сговоримся, они меня до нашего лагеря довезут. Возможно, даже на тракторе. Приключение как есть!

Имеется, конечно, вариант, что мне могут морду набить как городскому, но он не настолько и вероятен. Да и выбор невелик — либо тут мерзнуть в компании с комарами, завывающими на все лады, либо идти навстречу возможной удаче.

Дальше я раздумывать не стал, подхватил ведро и спешно побежал в том направлении, где сияло пятнышко костра.

Глава вторая

Кстати, именно сегодня я осознал, что означает фраза "темно как в лесу", причем в полной мере. Как есть — сумерки богов. Пока мчался, два раза упал, зацепившись ногой о корни деревьев, со всего ходу влетел в какой-то невероятно колючий кустарник да еще и зайца спугнул, который неподалеку от него надумал ночь спокойно провести. Даже не знаю, кто из нас сильнее напугался — я или он.

Но плевать. Мне надо туда, где свет и люди. Ну как именно сейчас на моих глазах эти любители ночных посиделок загасят костер и уедут? А я так останусь тут, в этой темноте?

Не хочу! Не то чтобы я боялся, просто неуютно как-то. Да и ребята там наверняка меня уже изматерили по полной, сто раз при этом пожалев, что с собой прихватили.

Я бежал, спотыкаясь и падая, а костер отчего-то ближе не становился, знай себе светя яркой точкой где-то там, впереди. По всему судя, мне бы следовало уже туда добраться, но нет, все никак. Причем, что странно, лес-то вокруг довольно густой, непонятно, как вообще я этот огонек вижу. Но он есть. И я к нему стремлюсь.

И только минут через десять мне, окончательно запыхавшемуся и мокрому от вечерней росы, в которой при падениях я изрядно извалялся, удалось выскочить на опушку березовой рощи. За ней начиналась широкая лесная поляна, на противоположном конце которой у огромного дуба, подпиравшего звездное небо, полыхал жаркий костерок.

Вот только кучи местных парней, весело распивающих спиртное в компании с грудастыми подругами, я там не заметил. Нет, далеко, темно, это ясно. Но тени-то должны мелькать? Голоса слышаться, пение, музыка из машины?

А тут ничего такого. Хотя нет. Одна тень извивается на фоне, вроде как по очертаниям женская. И эта загадочная незнакомка, похоже, пляшет?

Вот ведь, чего только в ночном лесу не встретишь. Но, с другой стороны, сейчас никого подобным не удивишь. Может, она родновер, они и не такие штуки откалывают, наслышан я про их проказы и ритуалы. А может, в меру зажиточная офис-леди по совету личного психолога вот так стресс снимает. Единение с природой по заветам предков, все такое, сейчас это в моде. Отъехала куда подальше, разделась догола и давай коленца выдавать, наивно полагая, что древние славянки вот так же изгалялись.

Да плевать. Главное, чтобы она мне хотя бы телефон дала Сивому позвонить, изложить, что к чему. Или мой подзарядить разрешила. Наверняка ведь машина у нее где-то тут стоит, не на своих же двоих она в этот лес пожаловала?

Высокая трава шуршала под ногами, джинсы, и без того влажные, теперь промокли так, будто я в них речку переплывал, но это все меня не очень волновало. Не зима на дворе, и я не сахарный, не растаю.

Кстати, эта ночная танцовщица еще и пела, в какой-то момент я начал слышать ее голос, ради правды — очень и очень приятный. Со слухом у девушки все в порядке, небось, музыкалка за плечами. Правда, мотив странноватый, да и текст тоже, вроде как на русском, но ни одного слова я разобрать не смог, как ни пытался. Хотя в этом травяном море и себя-то не расслышишь, даже если в голос начнешь говорить. Все шуршит, потревоженные кузнечики, стрекоча, в разные стороны прыгают, мотыльки норовят в глаза крыльями ударить. А уж как комары за ушами завывают — это я вообще помолчу. Так что ничего удивительного.

Я почти добрался до дуба-исполина, когда пламя костра вдруг взвилось чуть ли не в небеса, как видно, певунья туда розжига мангального плеснула для пущего веселья. Или бензинчику, такое тоже возможно. Ух, как высоко огонь взметнулся! Как бы ветки дерева не подпалил.

Девушка взвизгнула, громко и страстно, после же раздалось некое шипящее ворчание, да такое смачное, что даже сомнения появились: а она там точно одна? Может, я просто мужскую тень не заметил? Ну как они сейчас там друг дружке приятное делают, а тут я из травы вылезу, мокрый и грязный? "Здрасьте вам, позвонить не найдется?".

Неудобно может получиться. Да и по роже получить можно за несвоевременное появление. Я бы в такой ситуации нежеланному визитеру непременно в глаз засветил. Из принципа.

Но я уставший, мокрый и, если совсем уж честно, голодный. Не до женского тела, имеется в виду, а вообще. Любовные утехи — это прекрасно, но есть же и законы человеческого общежития, в конце концов. Я ведь мог и не знать, чем эта парочка занимается, вот и вышел на огонек. Это всяко лучше, чем подглядывать. Честнее.

Убедив себя в собственной же правоте, я преодолел последние метры по лугу и оказался на небольшой утоптанной площадке, где жарко трещал огонь, но в помине не было никакой слившейся в любовном экстазе парочки.

Нет, девушка-то как раз имелась. Темноволосая, красивая и стройная, облаченная в странный балахон, похожий то ли на старинную рубаху в славянском стиле, то ли на обычную ночную сорочку с вышивкой по вороту. Странной такой вышивкой, в виде сплетенного в кольца змея. Причем в руке она держала нож с коротким лезвием черного цвета, которым, похоже, только что полоснула себе по руке. По крайней мере, с ладони ее капала кровь.

И змей тоже здесь имелся! Внушительный, огненный, высоченный, пламенный. Это его, похоже, я принял за недавнюю яркую вспышку. Признаться, даже загляделся на это диво, покачивающееся в языках пламени. Очень здорово сделано, на совесть!

— Во китайцы дают! — вместо приветствия сообщил я девушке, которая с удивлением уставилась на меня. — Могут, когда хотят! А вы где такой фейерверк покупали?

Ну да, наверное, не стоило с этого начинать, но правда же впечатляет. Я бы на такой разорился, чтобы на следующий Новый год запустить, порадовать своих коллег по архиву. Они славные старушки, почему бы и нет?

— Ты кто? — свистящим шепотом спросила девушка, глядя на меня с нескрываемой ненавистью.

Огненный змей колыхнулся и чуть наклонился в мою сторону, как видно, под дуновением ветра.

Ох, как здорово смотрится! И глаза у него как у настоящего, и жало вон между двух бело-огненных клыков шевелится. Это сколько же такой стоит? Нет, наверное, мне подобное не по карману, небось, на заказ делали.

— Валера, — добродушно ответил я, сделал несколько шагов вперед и протянул ей руку, делая вид, что не заметил недовольства. — Швецов. Из Москвы.

Откуда под ногами на этой ровной, как стол, поляне взялся корень, понятия не имею. Но он был, и я об него запнулся. Мало того — усложнил знакомство тем, что не удержал равновесие и налетел на эту красавицу, сбив ее с ног. Да еще и на нож напоролся, спасибо хоть что ладонью, а не животом.

Молодец она, конечно, нашла с чем танцы танцевать! Нет чтобы бубен взять или, там, ленту какую.

Боль резанула руку, как видно, поранился неслабо.

— Блин! — поморщился я, обратив внимание на то, что нож из рук незнакомки я пусть и случайно, но выбил. — Да что за день сегодня такой?

— Пошел вон! — зло рявкнула девушка и пнула меня ногой, обутой в черную кроссовку. — Вон!

— Извините, конечно, — поднимаясь на ноги, произнес я. — Не нарочно же толкнул, случайно. И орать так не надо! Да и наказали вы меня, вон как рука кровит.

Я махнул ладонью, с которой в разные стороны, в том числе и в костер, полетели багровые капли, блестящие в отсветах пламени как рубины.

— Нет! — снова выпучила глаза незнакомка, а после припечатала ладонь ко лбу. — Нет-нет-нет!

Блин, да она, похоже, с приветом, причем изрядным. Прямо на всю голову. Ну что за непруха, а? Может, тут на весь лес один человек имеется, и тот не в своем уме?

Чую, позвонить она мне не даст.

А после мысли о суетном из моей головы вылетели, что канарейки из клетки. Потому что когда тебя приподнимают в воздух и подносят к огненной пасти не китайского фейерверкового, а, похоже, самого настоящего огненного змея, то ни о чем, кроме того, что происходит в данный момент, ты думать не можешь.

— Я получил кровь, ведьма, — прошипел змей, да так громко, что у меня чуть уши не заложило. — Вот только ты на этот раз перехитрила саму себя. Жертва принята!

Жертва? Это он обо мне?

— Великий Полоз, моя кровь — жертва! — заорала девушка. — Моя!

— И твоя тоже, — голова змея склонилась вниз к той, кого он назвал ведьмой. — Но ты порождение Ночи. Ты не имеешь права на владение знаком и знаниями.

— Но я могу просить о снисхождении, — девушка бестрепетно смотрела в глаза змея, — и о вашей милости. Мне нужна одна вещь, с ней я обрету то, что мне сейчас недоступно. На знак и знания я не претендую.

— Что мне до твоих нужд и желаний? — рокотнул змей, и его хвост, оплетший меня за пояс, дернулся, отчего мои зубы лязгнули. — Ты одна из тех, кто даже не оставит следа на лунной дороге. Я видел сотни твоих предшественниц, они тоже приходили ко мне со своими просьбами, им были нужны вещи, которые помнят тепло рук Великих, которые впитали их силу, их мысли, их власть. Все они говорили: "Дай, дай, дай". Но ни одна не сказала: "На". Ни одна. До тебя — ни одна.

— А? — девушка явно не понимала, куда гнет это чудище, я тоже. Но мне было и неинтересно. Мне хотелось понять, к чему ранее прозвучало слово "жертва". И еще — как бы так вывернуться и сбежать отсюда?

Ну, или хотя бы сознание потерять. Потому что чем дальше, тем страшнее мне становилось, а бояться я не люблю.

— Этот человек, — хвост поднял меня чуть повыше. — Да, я знаю, что не ты привела его сюда, но без тебя он бы не пришел. Судьба определяет будущее, таков закон бытия, пусть даже Гамаюн всегда твердила обратное. Доля и Недоля знают свое дело, и каждая нить их пряжи тянется так, как надо.

А может, я в болото попал? Нет, серьезно? Нанюхался там газов, сижу сейчас под березкой и созерцаю замысловатый трехмерный галлюциногенный сон с эффектом присутствия. Просто ничего более абсурдного, чем огненный змей, ведущий философский диспут с красавицей-ведьмой, я даже представить себе не могу. У меня фантазии на подобное не хватит!

— Великий Полоз, мне не дано в полной мере понять твои намеки и замыслы, — вкрадчиво произнесла девушка, поклонившись змею в пояс. — Я отдала тебе свою кровь, а с ней — часть своей жизни. Если желаешь, можешь забрать жизнь этого человека, я приму вину за его смерть на себя и отвечу за нее полной мерой. Но молю — подари мне венец Гориславы! Он у тебя, в подземных кладовых, я знаю!

Редкая тварь! Взяла и отдала меня этой чуде-юде, даже не поинтересовавшись, хочу я того, не хочу.

Все, капец тебе, девка! Если уцелею, разумеется. Пока, увы, даже пошевелиться не могу, плотно меня эта тварь держит. Даже голову повернуть и плюнуть в эту стерву возможности нет.

А жаль!

— У меня, у меня, — убаюкивающе прошелестел Полоз. — И он, и посох Венельды, и плат Ратимиры, тот, в который пять волосков из бород пяти великих хазарских заклинателей вплетены. И девичий поясок Вольги, что Игорь в их первую ночь развязал, тем самым навеки став ее супругом. Ох, много чего тот пояс может сделать, ни один муж перед его силой не устоит!

— К чему ты ведешь, Владыка? — напряженно спросила ведьма. — Я снова теряюсь в загадках.

— Хочешь даров? Послужи, — в раздававшемся свисте, который издал Полоз, я еле разбирал слова. — Есть те, кто желает то, что им не предназначено, и не только желает, но и берет. Украденное надо вернуть, а хитников тех по возможности наказать.

— Просто скажи, кого наказать и что вернуть, я все сделаю, — топнула ногой девушка.

— Дура девка, — тело Полоза дернулось, похоже, так он обозначил свой смех. — Те вещи тебе в руки сроду не дадутся. Ты ведьма, для них ты чужая. Но это не значит, что у тебя не будет службы. Будет. Пятью пять служб пройдешь, и, коли справишь их, поговорим. И ты, человек, это помни. Пятью пять служб — и тогда я заберу у тебя то, что сейчас от меня получишь, если сам того захочешь. Давно я этот дар никому не вручал, так что цени его. И помните: вы сами подрядились ко мне на службу, сами выбрали этот путь, не было в том моего умысла. А еще знайте: нерадивых слуг своих, если те ленятся, я всегда наказывал нещадно. Лень да праздность хуже воровства.

— Ничего подобного, — прохрипел я, остатками путающегося между реальностью и сумасшествием разума осознав, что дело стало совсем плохо. — Мне служба не нужна! Никакая!

— За тебя решила все она, — тело Полоза снова дернулось, а его морда застыла в сантиметре от бледного лица девушки. — Потому ей теперь тебя оберегать да учить придется, ровно дитя малое. А как иначе? Твоя жизнь теперь равно что ее, вам друг без друга не быть. Но и ты за ней глядеть станешь, потому как, если она сгинет, тебе тоже не жить. Но последнее слово, человек, всегда будет за тобой. Твоя кровь напоила меня щедрее, чем ее, тебе и решать, куда какой дорогой идти.

— Так нельзя! — взвизгнула ведьма, цвет лица которой сменился с бледного на откровенно белый. — Нет!

— С Великим Полозом шутки плохи, — мои ребра затрещали — так эта змеюка сжала хвост. — Раз смелости набралась меня разбудить, то и получи за то награду, которую, по моему разумению, заслужила. Слово сказано, слово услышано! Примите же мои уроки и мои дары, выполните то, что от вас потребно, и, может, все еще переменится в ваших жизнях и судьбах. Жду вас на Змеиный день.

— Ох! — подала голос ведьма, схватившись за грудь. — До него всего-ничего осталось! Пятью пять служб!

— Управитесь, — с несомненной усмешкой прошипел Великий Полоз. — А ежели нет, так на следующий год День Змеиных Свадеб наступит. Желаешь на нем гостьей побывать, ведьма?

А меня не спросил. Хотя я ничего бы и не ответил. Что за дни такие, где они в календаре, поди знай...

— Да я досюда не дойду в урочный день, меня еще на входе в лес зажалят! — девушка повалилась на колени. — Слуги твои мое племя сильно не любят.

— И поделом, — заметил Полоз. — Но на этот раз не бойся, не зажалят, по крайней мере сразу. Дарую тебе на то право. И вот тебе еще один подарочек, пользуйся.

Не знаю, что он сделал с девушкой, только та покатилась по траве, истошно завывая. А секунду спустя огромная огненная змеиная морда распахнула свою пасть перед моим лицом, после чего ее острые зубы вонзились в мою грудь.

В какой-то момент показалось, что меня засунули в костер, после я осознал, что не могу дышать и это, скорее всего, действие яда, который у такой-то зверюги наверняка особо ядреный, а после я умер. Не может человек после такого выжить.

И как же я удивился, когда осознал, что ошибался. Вернее, сначала пришел в себя, а уж после удивился.

— Очухался, Валера Швецов из Москвы? — хмуро спросила меня девушка, сидящая напротив и ворочающая палочкой угли в костре, который теперь пылал не так ярко и сильно. — Экая досада. Лучше бы сдох!

— Спасибо на добром слове, — я пошевелился и осознал, что сижу, привалившись спиной к дубу. — Ох, какой лютый бред мне привиделся.

— Да? — издевательски осведомилась у меня собеседница, которая, кстати, успела переодеться, балахона и след простыл. Теперь на ней были черные джинсы и короткая кожаная куртка. — И что же тебе примерещилось? Не поделишься?

— Змея, — не стал чиниться я. — Вот такой вышины, вот такой ширины. Говорящая!

— Ух ты! — восхитилась незнакомка. — А что еще? Она, поди, и колдовать умела!

— То есть это был не сон? — уточнил я обреченно. — Вот, блин! А так хотелось не поверить своим глазам. Только вот теперь я за свое психическое здоровье начинаю бояться. Слушайте, но такого же не бывает? Нет на свете заколдованных мест, говорящих змей, волшебных колец и ковров-самолетов.

— Ковров-самолетов и правда нет, можешь успокоиться, — усмехнулась девушка. — В наших широтах точно. А вот с остальным — не торопись с суждениями.

Вот все же что хорошо в человеческой психике, так это ее гибкость. В какой-то момент нереальность происходящего дошла до такого градуса, что я просто перестал нервничать от осознания творящегося вокруг меня бреда. Ну есть и есть. Наступит утро — и вся эта чертовщина растает вместе с туманом, который вон уже начинает ложиться на луг.

— Ох, Валера Швецов из Москвы, если бы не Великий Полоз со своими древнеславянскими замашками, я бы из тебя сейчас всю кровь по капле выпустила, — мечтательно произнесла вдруг девушка. — Ты бы так орал! О смерти меня молил!

Вот тут я поверил сразу. Тон был самый что ни на есть миролюбивый, она, наверное, таким же с официантами разговаривает в ресторанах, когда еду себе заказывает. То есть буднично-привычный был тон.

Но при этом мне было предельно ясно — убила бы она меня. Как пить дать. И отчего-то мне кажется, что фиг бы я ей в этом помешал.

— Слушайте, я просто заблудился, — мне стоило большого труда вложить в голос максимум доброжелательности. — Увидел огонь, вышел на него. Откуда я мог знать, что тут происходит... Ну, то, что было.

— Это называется "обряд", — любезно сообщила мне девушка. — Очень старый, очень сложный, в котором надо учесть массу мелочей. Время, место, фазу луны, даже породы дерева, которые пойдут в костер. Количество крови, которую надо плеснуть в пламя. Вот только тебя, сокола ясного, я в расчет не взяла. А ты приперся и все испортил. У, скотина!

— Сами вы... — я окончательно осознал, что добра от этой красотки ждать не стоит, потому и миролюбие из голоса убрал. — Сказано же — случайно все получилось. Я, между прочим, из-за вашего обряда теперь, наверное, к психологу буду ходить, как американцы в фильмах. Душевную травму лечить. Я думал, тут среднестатистический лес, а оказалось, вон, заповедник сказок. Огненные змеи и ведьмы вроде вас.

— Ты бы лучше парня поблагодарила, — вмешался в наш разговор кто-то третий, кого лично я не видел. — Он тебя от смерти спас! Причем два раза!

— От какой смерти? — устало возразила девушка невидимому собеседнику. — С чего бы?

— Дура ты, девка, — из дупла, которое, оказывается, имело место быть в стволе дуба, показалась голова, на которой красовалась изрядно потертая кепка-восьмиклинка. — Если бы не этот человек, тебя сейчас уже мыши бы обнюхивать начали. Они к мертвым телам всегда первые поспевают. А там и муравейники бы открылись с восходом солнца.

Произносивший все это оказался сухеньким невысоким старичком, который неожиданно ловко для своего возраста выбрался из дупла, а после устроился у костра между нами.

Слова его девушка выслушала внимательно и, к моему великому удивлению, даже возражать не стала.

— Ты молода еще, ведьма, жизни не знаешь, — продолжал тем временем вещать старичок. — Потому и не поняла, что ты для Полоза служила забавой, которая на миг скрасила его существование. Забавляло его то, что какая-то смелая мошка что-то над ухом у него пищит, только потому он сразу тебя и не прихлопнул. Виданное ли дело — его, слугу Велеса, какая-то людская ведьма потревожить посмела? Ладно бы в тебе хоть капля старой крови текла, какое-никакое оправдание, так и этого нет. Да ты даже не глава ковена! В "черном танце" не кружилась, "Голубиную книгу" в глаза не видела, к таинству вед не допущена. Ты о чем вообще думала? Вы там, в городе, совсем с ума посходили?

И снова девушка промолчала. Мало того — губу закусила, а значит, признала правоту этого странного существа.

— Если бы не этот человек, то убил бы он тебя, причем страшно, уж поверь. Смерть тела — ерунда, а вот душе твоей такое предстояло бы, что помыслить нельзя. Так что ты не ругать его должна, а благодарить, как то Покон велит.

— А второй раз я ее как спас? — мой вопрос удивил обоих, как видно, эта парочка не предполагала, что у меня есть право поучаствовать в беседе.

— Не "как", а "от кого", — благожелательно ответил странный старичок. — От меня. Если бы удалось упросить Полоза ее отпустить, то из леса все одно бы не вышла. Закрутил бы я эту шлендру по тропинкам, деньков пять по ним погонял, чтобы извелась вся, а после завел в овраг, где у меня волчья семья обитает. Им на прокорм, мне на радость. И в сороку или кошку, девонька, ты бы не перекинулась. Это мой лес, тут мои законы.

— Суров ты, дедушка, — глаза девушки нехорошо блеснули. — Мы вроде не ссорились. Я со всем уважением к тебе, дарами поклонилась, а ты меня волкам на съедение.

— А ты как думала? — в этот момент почти комедийный дедуська вдруг обрел некую монументальность, мягкие и расплывчатые в свете костра черты его лица приобрели довольно грозные очертания, в нем ощутимо почувствовалась древняя и не очень добрая сила. — Прийти в мой дом да сотворить в нем волшбу, за которую в былое время не всякий волхв брался, — немалый проступок. А наши порядки тебе, ведьма, известны, и не говори, что это не так. Сотворила что — будь готова за дела свои ответить полной мерой. Да я-то что? Ты теперь думай, как перед хозяйкой ковена своего отплясывать на угольях босыми пятками станешь. Или ты думаешь, что она не узнает о том, что здесь случилось? И мечтать о таком не моги!

— Откуда? — вкрадчиво поинтересовалась его собеседница. — Разве что вы весточку в столицу пошлете. Или нет? Может, не станете? Ну а больше тут никого нет. Я промолчу, этот, само собой, тоже...

— И не надейся, — старик захихикал, и вся его строгость улетучилась. — Мы-то с этим парнем, может, и промолчим, ладно, что уж теперь... А вот как ты наше солнышко ночное замолчать заставишь?

Я сначала не понял, о чем он, а после заметил, как палец на Луну показал.

— Когда такой владыка, как Великий Полоз, свой лик Ночи кажет, все силу имеющие про то мигом узнают, — назидательно произнес дед. — Так что не надейся, девка. Уже завтра тебя свои же терзать станут, вызнавая, что ты от Велесова слуги ближнего получить хотела. Или, того хлеще, получила. И что бы ты им ни говорила, веры тебе все одно не будет. Вы же, ведьмы, что сорная трава — и полезной овощи расти не даете, и друг дружку давите почем зря. Так что готовься, красавица, к огню да стали. Без них тут не обойдется.

— Я очень извиняюсь, — мне отчего-то стало жалко совсем сникнувшую девушку, являвшую сейчас собой довольно жалкое зрелище. — А вы вообще кто? Лесник?

Нет, так-то у меня вопросов было куда больше, начиная от того, кто такой Великий Полоз, и заканчивая огнем и сталью, которые светили этой вредной милашке. В смысле стоит ли так жутковато шутить над молоденькой девушкой, пусть даже и не очень приятной в общении? Вон, у нее глаза уже на мокром месте.

— Можно и так сказать, парень, — дружелюбно отозвался дед. — Но лучше зови меня Лесным Хозяином, так вернее будет.

— Да он все равно не поймет, — бросила девушка, шмыгнув носом. — Правильно вы говорили: городские мы и есть, ему сначала все разжевать надо, а после в рот положить. Валер, это леший. И сразу предваряя твой смех — самый настоящий. Над тобой никто не издевается, это не шутка. Этот господин — единоличный владыка леса, в котором мы сейчас находимся, здесь ему подвластно все: от листа на дереве до медведя. Просто прими эту информацию как факт и не вздумай шутить по этому поводу. В наших кругах не принято обижать хозяина в его доме, за подобное спрос быстрый и строгий.

— Первые разумные слова за все время, — приосанился старичок, поглядывая на меня. — Все так.

Леший. Огненный змей. А девушка, стало быть, ведьма. Не в смысле "ах ты, ведьма", а настоящая.

И что мне делать со всей этой информацией? Как к ней относиться? Ну, положим, все правда, как бы глупо это ни звучало. И? Дальше что? Надо же как-то на происходящее реагировать?

Самое забавное, что больше всего мне хотелось не засыпать новых знакомцев нелепыми вопросами, а есть. И спать. Даже не знаю, какое из желаний было сильнее.

Ну леший. Ну ведьма. А почему бы им и не быть? Я года два назад читал с десяток этнографических исследований конца девятнадцатого века, когда одной приятельнице помогал диплом писать, и смело могу сказать — Шекспир был прав. "Есть много, друг Горацио, на свете". Правда, не думал, что сам с подобным столкнусь. Но, с другой стороны...

— Да мне, дедушка, теперь все едино, — девушка снова шмыгнула красивым точеным носиком. — Хоть головой в пень бейся. До Змеиного дня меньше трех месяцев осталось, вот ведь какая штука. Валер, пятью пять сколько будет?

— Двадцать пять, — на автомате ответил я.

— Именно, — красавица провела ладонью по лицу. — Двадцать пять служб мы Полозу задолжали. И пока даже непонятно каких.

— Чего ж тут непонятного? — изумился леший. — Эх, человеки! Слушать слушаете да ничегошеньки не слышите. Или соображать не желаете. Парень, давай-ка, грудь заголи.

Точно. Меня же змеюка в нее тюкнула, а я и забыл со всеми этими разговорами глянуть, что там. Боли нет, но мало ли?

Я задрал майку, которая, кстати, даже порвана не была, и с удивлением обнаружил, что стал обладателем некой фигни, немного похожей на татуировку. Теперь у меня на груди переплетались между собой две ярко-алые змейки, небольшие, но очень детально выписанные. Очень тонкая работа, уж я могу оценить. Просто одно время спал с тату-художницей (которая требовала ее называть боди-графисткой), у нее росписи на теле хватало, была возможность по верхам данных премудростей нахвататься.

Вот тоже странно: Полоз меня клыками хватил в разные места, так как эти пресмыкающиеся в одном оказались? Чудо, не иначе. Как, впрочем, и все происходящее. Ничего, вон, уже светает, днем, крайний срок вечером, я буду в Москве, и вся эта хиромантия через неделю мне покажется дурным сном, который лучше всего забыть. И ерунда на груди, глядишь, сама рассосется.

— Давно я этого знака не видал, — буркнул Лесной Хозяин. — С того года, как француз к себе на родину утопал. Приходил тогда в мой лес один из Полозовых слуг, искал захоронку, что от супостатов осталась, да так и не нашел. Так-то добра у меня о то время много имелось, это да. Я в ту зиму волков на иноземном мяске хорошо подкормил, так что золотишко по оврагам встречалось, перстеньки там, оружия всякая, но того, что ему было потребно, у меня не имелось. Походил он да ушел.

— А можно яснее? — попросил я его, ощущая, как внутри рождается волна недовольства. Надоело мне загадки слушать, всему есть предел. — Кто — он? И кто теперь я?

— Ты — слуга Великого Полоза, — охотно отозвался дедушка. — Чего ж яснее быть может? Вон и знак его у тебя на груди. Смотри, там Стреча с Нестречей переплелись в один клубок.

— Батюшка, да с ним не так надо, — вздохнула ведьма. — Валера Швецов из Москвы, я тебя поздравляю. Ты теперь Хранитель кладов.

— Кто? — вытаращил глаза я. — Каких кладов?

— Разных, — передернула плечами девушка. — Тех, что в земле лежат, тех, что в домах спрятаны или на дне реки под песком зарыты. А самое главное, тех, что были забраны не теми людьми, которым предназначались. Клады — это ведь не просто золото-брильянты, которые копателю с металлоискателем сами в руки плывут. Нет, есть и такие, но их немного. А настоящие клады — они как мы, люди, у них есть душа, характер и предназначение. Пойдешь против их воли — много нехорошего произойти может. Не должны иные вещи находиться не в тех руках.

— Пятью пять, — пробормотал я, догадываясь, к чему она клонит.

— Двадцать пять, Валера, двадцать пять, — вздохнула ведьма. — И меньше трех месяцев в запасе. Змеиный день — двадцать седьмое сентября, в эту дату подданные Великого Полоза в сон до следующей весны погружаются. Наши предки в этот день в лес сами не ходили и детей не пускали, потому что вернуться из него обратно шансов почти не имелось. А нам придется прийти вот сюда и держать ответ за то, что мы успели сделать. Так что, господин Швецов, у нас впереди веселое лето.

— У меня отпуска на две недели, — мне все происходящее нравилось все меньше и меньше. — А потом снова трудовые будни начнутся. Мне не до кладов, которые невесть кто невесть когда вырыл.

— Пустые разговоры. Ты просто еще не понял, что все, что было твоим "вчера", уже никогда не превратится в "завтра". Но скоро все осознаешь, поверь, — ведьма встала и потянулась. — Ладно, слово за слово, а уже и рассвело. Поеду в Москву. Ты со мной?

— Нет, — буркнул я. — Мне к ребятам надо. Если туда подвезешь — скажу "спасибо". Правда, не знаю, куда "туда", заплутал я.

— Это мы уже слышали, — впервые за все время я услышал ее смех. — Ладно, что-нибудь придумается.

— Езжай, — вдруг велел Лесной Хозяин. — Знаю я, где его дружки, пешком мы быстрее доберемся.

— Кстати, — ведьма залезла в карман куртки и достала оттуда белый прямоугольничек, — я твое имя знаю, а ты мое нет. Непорядок. Да и телефон мой тебе очень скоро понадобится, так что держи. И звони, можно даже ночью. Нравится тебе это или нет, но мы теперь с тобой как ниточка с иголочкой будем, минимум до двадцать седьмого сентября. Если раньше головы не сложим, разумеется. И не вздумай визитку потерять, ясно? Потом меня искать замучаешься.

Ну, выкидывать не стану, конечно, вот только, если верить лешему, тебя уже сегодня с пристрастием допрашивать станут, не до звонков тебе будет.

Ладно, кто ты у нас есть? Кто-кто? Директор салона красоты? Интересные нынче профессии у ведьм. Прогрессивные.

— Вот и познакомились, — я немного гротескно помахал девушке рукой. — Мое почтение, госпожа Воронецкая Стелла Аркадьевна.

Глава третья

Как видно, дела в салоне у Стеллы шли неплохо, потому что села она в новенький, можно сказать, с иголочки, внедорожник "Куллинан", на прощание нам бибикнула и вскоре скрылась из вида.

— Тьфу, — сплюнул Лесной Хозяин. — Отвести бы ей глаза, завернуть дорогу к заброшенным карьерам да и...

Что "да и", гадать не приходится. Не по нраву пришлась старичку эта красотка, ой как не по нраву. Да оно и неудивительно.

Просто, когда мы уже подходили к машине, Воронецкая вдруг завела разговор о том, с чего вдруг Полоз решил облагодетельствовать меня своим знаком. Чего такого он во мне увидел? Нет, тема-то была интересная, особенно с учетом того, что я и сам пытался разобраться в той невероятной каше из мыслей, которая варилась у меня в голове, но у лешего реакция на происходящее оказалась неожиданно резкой.

— Ты, девка, говори-говори да не заговаривайся! — гаркнул он так, что из листвы у него над головой вылетела всполошившаяся птица, до того беззаботно встречавшая утро незамысловатой трелью. — Если батюшка Полоз решил так поступить, значит, так нужно! И нечего воду мутить.

— Просто понять хочу, — медовым голоском промурлыкала ведьма. — Вы же много видели, много знаете, вдруг...

— Не вдруг, не вдруг! — остановившись, топнул ногой Лесной Хозяин. — Мое дело — лес, а любомудрие иной раз в одно место лучше засунуть. Сказать в какое? Вон твоя телега самобеглая, садись в нее и проваливай. И чтобы до Змеиного дня в моем лесу не появлялась. Сгублю, как есть на корню сгублю!

Уверен, неспроста Воронецкая этот разговор завела. Что-то этот потешный старичок знает, что-то очень важное, но идти по ведьминым следам и пытаться выудить из него информацию я не стану. Себе дороже может выйти. Стелла сидит в машине с навигатором и скоро окажется в тех местах, где имеется цивилизация, а я остался тут, в лесу. Ну да, вот она, дорога, но, если я верно понял, этот дед может пальцами щелкнуть — и ее не станет. А ведь тут где-то еще и овраг с волками имеется.

— Ух, поганое семя, — проворчал Лесной Хозяин, подошел к широкому пню, которого мгновение назад в помине не было, уселся на него, сорвал мухомор, вылезший из-под земли прямо на моих глазах, и откусил от его шляпки изрядный кусок. — Родитель верно говорил: коли заявилась в лес ведьма, так жди неприятностей. Если не напакостит, так настроение точно испортит. Да ты присаживайся, парень, в ногах правды нет.

— Неприятная дама, — согласился с дедом я, плюхаясь на еще один пень, появление которого меня уже даже и не удивило, — хотя симпатичная.

— Ты, главное, ей не верь, — леший отправил в рот остатки мухомора. — Ни в чем и никогда. Видел, она слезу пускала у костра? Врала, поганка такая. Сама вроде в грусти, а на деле уже думала, какую бы выгоду со случившегося поиметь.

— Так ясно какую, — я отмахнулся от мошки, вертевшейся над ухом. — Ей венец был нужен. Этой, как ее... Гориславы. Она Полозу про него говорила. Да, вы случайно не знаете, кто такая Горислава?

— Ведунья из старых, одна из тех, что книгу знаний писала, — леший сорвал еще один мухомор. — Слышал я про нее рассказы. Самые сильные из природных ведьм — ее потомки. Понятно, что они и каплей мощи своей прародительницы не обладают, но всяко больше других прочих могут натворить. Я так мыслю, что эта задрыга венец не для себя выпрашивала, а как раз для кого-то из наследниц. В нем же старой силы ого-го сколько, если знать, как ее зачерпнуть, много чего добиться можно. Ну а та, кто его новой владелице приволок, ясное дело, награду получит немалую. Может, власти побольше под себя подгребет, может, еще чего.

Книга знаний. Любопытно, каких знаний? И когда эта книга писалась?

— Так что, парень, не верь ей, — Лесной Хозяин выплюнул муху, попавшую ему в рот. — Ни слову, ни делу. Внешности тоже не верь. С виду молодая девка, а на деле поди знай, сколько ей лет. И, главное, пойми: вы теперь враги, держи это в уме все время. Забудешь — пропадешь.

— Почему? — искренне удивился я. — Ну помешал обряду, так что же, сразу враг?

— Вот дурень! — всплеснул руками леший. — Нет такой ведьмы, которая свободу выше всего на свете не ставит. Ну, может, только власть над остальными наравне со свободой почитает, но прочее разное — куда ниже. А по твоей милости Стелла эта теперь на привязь попала, не сказать хуже. Не она будет решать, куда идти, а ты, а ей, стало быть, подчиняться придется. Для нее это хуже смерти, соображаешь? Кабы не Великий Полоз со своим наказом, она бы тебя сразу под дерн отправила, как только он под землю ушел, ты бы даже в себя прийти не успел. Хотя нет, дождалась бы, пока очухаешься, чтобы помучить вволю за неудачу, так что твое счастье, что нельзя ей тебя убивать. Прямо скажем — свезло, что Великий Полоз за тебя заступился, свезло. Его запрет никто из детей Ночи нарушить не посмеет.

— Детей Ночи? — вырвалось у меня. — А это кто?

— Да все те, кто Луну за Солнце почитает, — широко улыбнулся собеседник, показав мне крепкие белые зубы. — Хозяева лесные, речные, полевые да болотные, ведьмы да ведьмаки, домовые да овинные, русалки, арыси, мавки... Много нас, не сочтешь. Да и ты теперь, выходит, кумпанию нам составишь. Белый день Великому Полозу не друг, его время — ночь. Он тебя отметил, в слуги определил, так что знай свое место. А оно тут, с нами.

Последние слова неприятно царапнули самолюбие. Что значит "в слуги"? И вот это — "знай свое место". Я не собачка, никому не служу, на коврике у двери не сплю. Ну, было раз по молодости, я дверь спьяну открыть не смог, так около нее и уснул. Но это другое.

— Хранителем кладов служить, конечно, невелика радость, — продолжал разглагольствовать леший. — Власти да силы с ноготок, а хлопот не оберешься. Но, с другой стороны, вашего брата многие уважают. Те же ведьмаки с ними в дружбе со старых времен пребывают. Им иногда надо что-то припрятать или, наоборот, древнюю захоронку какую найти да взять в обход затворных заклятий. Так к кому они на поклон идут? К вам, Хранителям. Вурдалаки из старых семей тоже вас очень чтут, у них свои интересы на данный счет имеются. Но с этой братией поосторожней надо, очень уж они мнительные и заносчивые. Чуть что не так — сразу в драку лезут.

А полезный старичок-то, знает много, сведениями делится. Правда, не все услышанное понятно, но это не страшно. Лучше что-то, чем ничего.

— Но ведьмы опасайся, — внезапно вернулся к изначальной теме леший. — Нет, убить собственноручно она тебя не посмеет, это уж наверняка. Сотвори она такое — уже на следующую ночь за ней самой придут и сторицей за нарушение Полозова повеления спросят. Но Смерть — она в разном обличье ходит. Может случиться так, что Стелла эта вроде и ни при чем, а ты все одно ногами вперед отправился странствовать. Ей хорошо: нет тебя — нет задания Владыки, она свободна. А ты помер, в земле лежишь, тебе холодно и грустно.

— Ничего не понял, — наморщил я лоб. — Это как же так может случиться?

— А я знаю? — пожал плечами лесовик. — Например, затащить тебя в такое место, откуда сроду не выберешься, но при этом так все устроить, что вроде как она и ни при чем. Мол, ты сам туда поперся, доброй волей. А она тебе не сторож и не мамка, с нее спроса за то нет. Уяснил, детинушка?

— Вроде как, — кивнул я.

— Но особливо ее опасайся не до того, как вы Полозов урок сполните, — очень тихо и очень серьезно сказал Лесной Хозяин, — после того ее бойся. Ведьмы никогда обид своих не прощают. Если надо, сто лет прождут, но счеты сведут, не с обидчиком, так с детьми его, не с детьми, так с внуками. И эта тебе ничего не забудет. Сейчас за твоей спиной Великий Полоз стоит, но как выполните наказ да волю получите, так и все, защиты как не бывало. И вот тогда...

— Ясно, — не знаю отчего, но спина моя вспотела и по ней поползли мурашки. Наверное, от того, что дедка таким тоном все это изрекал, что его словам сразу хотелось верить. Это реально впечатляло.

Впрочем, страх этот был сиюминутный и ситуационный, потому что никакими поисками кладов для огненного червяка из сказок я заниматься, разумеется, не собирался. У меня на свою жизнь другие планы имеются.

— Хотя тебе и без нее есть кого опасаться, — совсем уж невесело вздохнул дедок. — А ты как думал? Хранителей кладов не так много, потому весточка о том, что Подземный Владыка нового сотворил, скоро всех, кому сие любопытно, облетит. А кое-кто, поди, уже это знает и думает, как тебя к своему интересу приневолить. Так что ты, паря, новых знакомых стерегись, посулам не доверяй да подарки особо не принимай. Дадут рупь, а спросят после сто. И вот чего... Человеки сильно любят разное обещать, а после про слова свои забывать. Особенно если зелена вина нахлещутся.

— Есть такое, — признал я, — случается.

— У нас за каждое слово, что прозвучало, особый спрос идет, — сурово встопорщил бороду леший. — Таков Покон. Не можешь — не обещай, а если уж сказал, то делай. Иначе плохо будет. Сильно плохо. Ты лучше побольше молчи и слушай, хотя бы на первых порах. А самое главное — ведьмы стерегись, она всегда будет ждать того, как ты оплошаешь. Каждый день. Каждую минуточку.

— Понял, — я вытер выступивший на лбу пот и подавил в себе желание спросить, что такое Покон. Второй раз за ночь это слово слышу. Или даже третий. — Спасибо за советы! Если не секрет, почему вы мне помогаете?

— Сделал ведьме гадость — на сердце пришла благость, — охотно ответил старичок. — А еще... Нас, Лесных Хозяев, когда-то Велес сотворил из вот таких пней. Чтобы за вотчиной его смотрели, заботились о ней как о дитятке родном. А присоветовал это ему Великий Полоз. Вот и выходит, что он нам вроде как батюшка родной. Ты ему глянулся, а, стало быть, я тебе помочь должон. И другие мои братцы тоже, я им весточку отправлю. Ежели беда какая приспеет, так ты в лес иди, всегда в нем найдешь защиту и кров, не сомневайся. Только вот что: в городе нас, лесовиков, не сыскать. Деревья у вас там есть, а нас, хозяев, нет, не можем мы там существовать. Слишком мало жизни вокруг и слишком много камня. И злобы через край. Нам там не можно быть.

— Это да, — признал я. — Злобы в городе хоть отбавляй. На том и стоим.

— Эхма. Ничего ты, гляжу, не понял, — с жалостью глянул на меня дедок. — Ладно, пошли, Валера, отведу тебя к приятелям. А там, глядишь, жизнь тебя сама всему научит, если смерть раньше не приберет.

Шли мы недолго, минут двадцать, и я даже не заметил, как оказался на той самой опушке, с которой вчера днем началось мое жутковатое путешествие в лесную сказку.

— Дрыхнут твои дружки, — хихикнул лесовик. — Не-не, ты не думай плохо, они полночи бегали, орали, тебя кликали. Гудели как заполошные железкой этой на колесах, всех птиц перепугали. Недавно угомонились, часа полтора как.

— Чую, мало мне не покажется, — вздохнул я. — Добро, если только обматерят, могут и морду набить.

— Зато от чистой души, — обнадежил меня старичок. — От друга и синяк в радость — так у нас говорят. Дай-ка сюда.

Он цапнул ведерко, которое я так и таскал с собой. Правда, оно снова было пустое, растерял я за ночь все найденные накануне грибы. Впрочем, и не жалко. Подберезовик червивеет быстро, пара-тройка часов — и все.

Старичок вроде только шагнул за куст бузины, скрывшись за ним целиком, и на тебе — уже идет обратно, держа в руках мое ведро, доверху набитое белыми грибами.

— Вот, покажешь, может, и не сильно поколотят, — протянул он мне ношу. — Похлебку сварите, посидите у костерка, бутылочку откупорите, глядишь, и помиритесь.

— Спасибо вам... — и тут мне стало неловко, потому что и у него, как ранее у Стеллы, имени тоже не спросил. — А как вас величать? Знаю, с этого начинать надо, да больно ночь выдалась хлопотная.

— Зови меня дядей Фомой, — разрешил лесовик. — И вот что еще, паря. Братцы мои, если что, тебя примут, защитят, спрячут, все как я обещал. Но ты про вежество все одно не забывай. Пришел в лес — поклонись тамошнему хозяину, спина, чай, не переломится, да слово приветное скажи. А еще ржаного хлебца с собой прихвати да на первый попавшийся пенек, как за деревья ступишь, и положи. Мы хлеб-от сильно уважаем, вот только часто есть его нам не приходится. Забыли люди обычаи старые, забыли. Тогда все будет не только по добру, но и по чести. И не только в лесу таким будь, но и в поле, и на реке. Трясиннику, правда, можешь почтение не оказывать, неумытику эдакому. Перебьется. Да и одно у него всегда на уме — как бы кого в чарусью затащить, потому в болото лучше без нужды не соваться. Нечего там человеку делать, мертвое это место. Смекнул, о чем я речь веду?

— А то, — я приложил руку к сердцу и поклонился. — Спасибо тебе, дядя Фома. И за помощь, и за советы.

— Может, и не сгинешь, — потрепал меня по голове лесовик. — Вроде не такой остолоп, каким сначала мне показался. Да, и вот еще что. Дуре этой передай: Великий Полоз смилостивился над вами и урок поменьше сделал, до дюжины служб снизил ваше бремя. При ней нарочно говорить не хотел. Пусть помучается, стервь такая.

В верхушках деревьев шумнул ветер, зашуршали кусты, и когда я распрямился, то понял, что остался один. Рядом никого не было, только где-то далеко мне померещился хохоток. Хотя, может, это и птица какая стрекотала, поди знай?

Ребята спали в палатке, из приоткрытого полога слышалось мерное похрапывание Сивого, но, как только я брякнул дужкой ведра, он что-то сонно прохрипел, а после высунул наружу голову, хлопнул глазами, заметив меня, и злобно заорал:

— Гендос, подъем! Эта сволочь нарисовалась!

Ох, как они на меня орали, и вместе, и по очереди. В смысле один отдыхал, второй драл горло, а потом менялись. Я в какой-то момент пожалел о том, что диктофон на смартфоне не включил. Вот стану известным и знаменитым, надумаю написать автобиографию, дойду до главы "Мои недостатки" — и не вспомню даже сотой части услышанного сегодня. А она, эта глава, сейчас, считай, целиком надиктована была.

В какой-то момент они оба выдохлись и у меня наконец появилась возможность вставить слово:

— А я грибов принес. Вот, один к одному.

— Идиот, — хлопнул себя ладонями по ляжкам Сивый. — Грибов он принес! Да я за вчерашний вечер и половину ночи чуть аккумулятор машины не посадил, бибикая! Уже собирался знакомому из МЧС звонить, просить бойцов для прочесывания местности.

— Ты чего не позвонил, ущербный? — поддержал его Гендос. — Ладно-ладно, не дергайся, я понял, что сигнал ушел. Но ты бы на дерево вскарабкался, что ли?

А то я не сообразил это сделать! Но вслух озвучивать свои мысли не стал. Оно ведь как? Если оправдываешься, значит, виноват. А виноват — плати.

— Давай его побьем? — предложил вдруг Сивый приятелю. — И душу отведем, и Валерону вперед наука будет.

— А потом вещи в зубы — и пусть валит на станцию, — злобно рявкнул Генка. — Пешком!

— Не, пешком нельзя, — просопел Сивый. — Он ведь по дороге заблудиться может. Отойдет с нее в лес посикать да и сгинет в нем без следа. А нам потом следакам придется доказывать, что это не мы его прикончили. Лучше сам отвезу. Вот не поленюсь, снова все колдобины сосчитаю, но отвезу!

— Хорошо, — покладисто согласился я и зевнул, осознавая, что отключаюсь на ходу. — Но давай попозже, я жутко спать хочу. Днем поедем.

— Вот скотина наглая, а? — хмыкнул Гендос. — Каким был, таким и остался, ничего не изменилось.

— Хоть какая-то стабильность, — Сивый достал сигарету из пачки. — Ладно, иди дрыхни, а там поглядим. Раздолбай ты солнечный!

Усталость и сумбур прошедшей ночи сделали свое дело, и я уснул, по-моему, еще на ходу, до того как повалился на спальник. По крайней мере, я этого момента не помню.

А вот пробуждение было неприятным невероятно, из числа тех, когда сон покидать не хочется, но приходится. Увы, но желудок, который, как известно, частенько руководит людьми, опережая по степени влиятельности даже разум, дал о себе знать. Нет, кабы не запахи грибной похлебки, может, он и не заставил бы меня вынырнуть из забытья, но очень уж искушающим был аромат.

— Генк, как думаешь, если в котел лапшу китайскую бросить, она вкус не испортит? — услышал я голос Сивого. — Просто я читал, что раньше не с картошкой грибной суп варили, а с лапшой. Или в кино видел?

— Слышал звон, да не знаешь, где он, — хмыкнул Гендос. — Все подряд валить в котел — это варварство. И вообще, в вопросах еды лучшее всегда враг хорошего. Мне вот только жалко, что морковки нет, сейчас бы из нее пережарку сделать для душистости.

— Еда, — высунул я голову из палатки. — Хочу-хочу-хочу! А потом хоть на станцию везите, хоть куда... Хоть на дереве вешайте! Только пожрать дайте!

— О, проснулся пропаданец наш, — иронично заметил Гендос, помешивающий черпаком варево в котле, висящем над небольшим костерком. Нет, у нас имелась специальная плитка, удобная и не громоздкая, но тут мои приятели, похоже, решили пойти традиционным путем приготовления пищи. Есть в еде, приготовленной на открытом огне, нечто сакральное, приближающее нас к истокам сути людской, к памяти предков. — Нам спать не дал, зато сам выдрыхся по полной.

— Неправ, виноват, скотина, — я вылез из палатки, подошел к костру и вдохнул ароматный пар, поднимающийся над котлом. — Уф-ф-ф, милота какая! Давай, разливай уже по тарелкам.

— Покомандуй еще, — легонько стукнул меня поварешкой в лоб Генка. — Когда готово будет, я скажу.

— Ты, Швец, только проблемы создавать да жрать мастак, — сообщил Сивый, впрочем, уже довольно миролюбиво. — А вот мы за вчера и сегодня два десятка монет подняли, причем неплохих, крестов нательных пяток да еще и знак старосты. И это с учетом того, что кучу времени на твои поиски потратили.

— Знак кого? — насторожился я, почесав грудь. После ночных похождений это слово, произнесенное другом, почему-то поселило во мне тревогу, так, словно оно само было неким знаком, напоминавшем мне о произошедшем.

— Деревня тут стояла большая, сам видишь, — Сивый показал мне светлый кругляш, который он в данный момент старательно надраивал. — Не село, разумеется, церкви не имелось, но люди-то, люди здесь жили, и было их немало. Если есть население, то должна быть власть, таковы законы бытия. А она — не только приказы, но еще и атрибутика.

— Самое забавное, что века прошли, а бардак остался тот же. Что они тогда, что мы сейчас — одинаково все, — рассмеялся Гендос. — Понимаешь, по "Положению о крестьянах" деревням старосты не полагались, только селам. Да на самом знаке, вон, надпись: "Сельский староста". То есть кто-то просто плюнул на условности и посадил управителя в деревне против всех уложений. Если нельзя, но очень надо, то можно.

— Или сюда наведался староста из соседнего села в связи с праздником урожая, нажрался местным самогоном, а после уснул рожей в пашне, — возразил ему Сивый, причем это прозвучало как-то очень привычно. Как видно, подобные дискуссии у них были нормой. — Отвезти домой его отвезли, а знак затоптали, не заметив. Вон, ушко у него отломано. Вот он потом, небось, убивался!

— А чего еще нашли? — заинтересовался я, подходя к тряпице, на которой лежал улов последних двух дней, и подцепил темную от времени монету. — Вот это чего за денежка такая?

— Денга, — недовольно глянул на меня Сивый, отвлекаясь от спора. — Тридцать четвертый год, "четырехперая".

Я сначала подумал, он так шутит, коверкая слово, а оказалось — нет. И правда, это оказалась не деньга, а именно "денга". На ней для особо тупых, вроде меня, про это написано было. И насчет тридцать четвертого года тоже не соврал мой приятель, не уточнил только, что одна тысяча семьсот тридцать четвертого. Вот только с перьями я не сразу разобрался. Но после смекнул, что речь, вероятнее всего, идет о хвостовом оперении державного двуглавого орла. Там и на самом деле с одной и с другой стороны было по четыре пера. Как видно, в другие годы их там имелось больше.

Черт, ощущения, конечно, космические. Этой монете почти три века. Триста лет! Я держу на своей ладони добрую часть учебника истории для средней школы. Когда на монетном дворе ея императорского величества Анны Иоанновны отчеканили эту монету, мир вокруг был совсем другой. И речь не о социальном строе, это все чушь. Названия меняются, смысл происходящего нет. Я о другом. О том, что тогда, когда этот медяк перестал быть металлом и стал "денгой", Пушкин и Толстой, Наполеон и Чайковский еще даже не появились на свет. Ломоносов сравнительно недавно прибрел в Москву с рыбным обозом и теперь удивленно глазел на городские усадьбы вельмож, даже не предполагая, какие взлеты и падения его ждут. Фридрих Второй, которого еще не называют Великим, лается с отцом, женится на нелюбимой женщине и только-только начинает задумываться о том, что государственные границы Европы неплохо бы немного поменять. Да что границы Европы? Карта мира тогда имела кучу белых пятен, поскольку длинные руки человечества еще до них не дотянулись.

Это все — прошлое, ставшее хрониками, книгами, гравюрами, архивами. С ним можно ознакомиться, но никто и никогда не расскажет, как оно там все было на самом деле. И все же свидетели той поры есть, например, вот эта денежка. Она не умеет говорить, но, сжав ее в руке, ты на секунду ощутишь, как пульсирует то, что никогда не вернется. Как пульсирует ушедшее, но не пропавшее навсегда Время.

— Валер, ты чего завис? — требовательно окликнул меня Генка. — Дай мне черный перец, он вон там лежит. Тот, что горошком, не молотый.

Выполнив его просьбу, я отправился в дальний конец деревни. Физиология есть физиология, а просьбу Сивого не гадить там, где будем копать, я запомнил хорошо.

Еле различимый шепот коснулся моих ушей не сразу. Я сначала подумал, что это шуршание джинсов, которые я натянул обратно, встав с корточек. Но нет, звук повторился, и теперь я даже различил несколько слов.

"Отпусти". "Отпусти". "Время".

Шепот становился все громче, все настойчивей, он звучал в моей голове так, будто я в уши вставил наушники-затычки, подключенные к смартфону.

"Сроки вышли, устала. Устала, Хранитель. Те, кто оставил меня, ушли, их дети ушли и внуки. Отпусти, отпусти, отпусти!"

Вот тут меня слегка тряхануло. Когда человек начинает слышать голоса, источник которых неясен, то ничего хорошего от этого ожидать не стоит, это уж наверняка. И позитив в этом искать не стоит.

"Я рядом, Хранитель. Рядом. Дай мне волю!"

Хранитель. Самое главное-то я и не услышал сразу. Значит, не бред? Не чушь? Само собой, случившееся ночью мне страшным сном после пробуждения не казалось, что бы я там раньше ни утверждал. Нет у меня склонности к самообману. Но было и было, мир многообразен, в нем чего только ни случается. К тому же во время учебы я с теми же археологами общался много, мы и выпивали вместе не раз, наслушался от них всякого. На раскопах такие истории случались, что волосы дыбом встанут. Прыгающие каменные бабы в степях, могилы и курганы скифских вождей, после вскрытия которых половину экспедиции гадюки перекусали, прочее разное...

Но вот насчет голосов в голове уговора не было. Мне подобное на фиг не нужно.

"Я тут, я рядом. Хранитель, это в твоей власти!"

Такое ощущение, что молоденькая девчонка говорит. Жалобно так, пронзительно. Интересно, "тут" — это где конкретно?

Ответ я получил почти сразу же. Совсем недалеко от меня, у остова одной из совсем развалившихся изб, обнаружилось нечто вроде легкого свечения. Ну, как будто под одеялом фонарик включили. В ночи, скорее всего, видно было бы куда лучше, но и днем этот свет я различил без труда.

А ведь это клад со мной говорит. С чего бы кому-то другому называть меня Хранителем? Правда, если кому подобное рассказать, психушка гарантирована. Я и сам, признаться, начинаю сомневаться в собственной вменяемости. Потому надо брать лопату и копать. Если там обнаружится захоронка — я не свихнулся. Если нет — плохо дело, надо искать психиатра. Не психолога, как я говорил шутейно Воронецкой, а именно психиатра.

Лучше бы там что-то оказалось. Не из корысти этого желаю, а исключительно из соображений любви к себе единственному. Дом скорби не то место, где мне хочется быть.

На то, как я взял лопату, никто из моих приятелей внимания даже не обратил. Они опять спорили на какую-то историческую тему, явно получая от процесса этой перебранки немалое удовольствие. Вот так они отдыхали, так сбрасывали те стрессы, что копились весь год. И это не самый плохой вариант, как по мне.

Свет, когда я к нему приблизился, стал куда ярче, чем раньше, а в ушах послышался веселый девичий смех. Она, несомненно, радовалась, поняв, что ее просьбы были услышаны.

А меня, кстати, этот смех насторожил. Вдруг я не должен этого делать? Ну да, убедиться в верности догадки следует, но все же? В том странном обществе, которое дядя Фома и Стелла называли "миром Ночи", действовали свои законы, и их было немало, это я усвоил. Может, один из них, например, запрещает Хранителям выкапывать клады собственноручно? Или надо слова какие произнести в этот момент?

А спросить не у кого. Даже интернет — и тот не помощник, как бы странно это ни звучало.

"Прошу тебя! Отпусти! Нет мочи!"

Как видно, клад уловил мои сомнения, голос теперь не смеялся, а только что не рыдал. Мало того, в свете, который стал совсем уж ярким, передо мной вдруг побежали картины далекого прошлого, чем-то напомнив мне то ли рисунки из старых книг, то ли самые первые кинохроники.

Бородатый мужик завертывает в тряпицу монеты, убирает их в горшок, чем-то закрывает его горло и кладет в яму, выкопанную около избы.

Мрачные люди выносят из дома несколько гробов.

На то место, где когда-то зарыли клад, ставят огромную бочку, стянутую обручами.

Пожар. Причем горящий факел в окно кидает солдат в старинной французской форме.

Вот снова на этом месте дом стоит, но выглядит совсем не так, как прежний.

И так картинка за картинкой. Клад рассказывал мне о себе, о том, что видел, что запомнил. Это было необычно, но при этом чертовски интересно. Я смотрел на происходящее как завороженный, не желая, чтобы оно заканчивалось. Просто никогда ничего подобного даже представить не мог.

Но вот деревня опустела, а после и дом, уже четвертый по счету, разрушился. И последней картиной, которую мне показали, оказался непосредственно я, сидящий среди густых трав на корточках, кряхтящий и мечтательно смотрящий в небо.

То есть, у кладов еще и чувство юмора есть?

Не знаю, это ли послужило причиной, по которой я все же принял решение, или что-то другое, но лопата с хрустом вошла в землю. И я ни капли не удивился, когда услышал, как она обо что-то скрежетнула.

Отбросив инструмент в сторону, я встал на колени и руками начал выгребать землю, ища то, что попало под штык.

Это оказались осколки глиняного горшка. Пока только они.

— Слова, Хранитель, слова, — голос звучал уже не в голове, а совсем рядом со мной, прямо за плечом.

Я опасливо повернул голову, но там, само собой, никого не увидел.

— Слова! — моляще протянула девушка.

— Да что говорить-то? — не выдержав, зло спросил я.

— Отпусти меня! — немедленно отозвался голос. — Навсегда!

— Иди, — разрешил я. — Отпускаю. Иди туда, куда положено. Навсегда!

Ох, не напортачить бы. А если текст не тот?

— А-а-а-ах! — метнулся голос вверх-вниз, после что-то коснулось моей щеки. То ли это странное существо ее погладило, то ли вообще поцеловало — я так и не понял.

Но зато ощутил, как порвалась некая незримая струна, связывающая того, кто со мной говорил, и то, что лежало там, в яме. Навсегда порвалась.

А следом за этим среди земли тускло блеснул металл монет.

Глава четвертая

Браслет с замысловатой вязью узора, плетеный обруч с какими-то неясными знаками и золотое кольцо плясали перед взором, они словно говорили: "Вот, вот они мы". Но после чья-то короткопалая рука, унизанная перстнями, хватала их, и пронзительный жалобный крик ввинчивался в мой разум, разрывая его в клочья.

Этот сон повторялся каждую ночь, всякий раз становясь все отчетливее и отчетливее. А крик, который сначала был еле различим, на этот раз чуть не свел меня с ума, причинив вполне осязаемую физическую боль.

Вынырнув из забытья, я провел по лицу рукой, стирая с него пот, и понял, что он странно густой и теплый.

Кровь. Это была кровь, текущая из носа. Однако! Происходящее начинало нравиться мне все меньше и меньше. То, что началось там, в можайских лесах, как странная сказка из детства, все сильнее приобретало довольно-таки мрачный оттенок. Сначала эти странные сны, теперь вот кровь на лице. И что дальше?

— Пш-ш-ш-ш-ш, — раздался неприятный звук из центра комнаты. — Пш-ш-ш-ш-ш!

Я резко повернулся на кровати и оцепенел. Неподалеку от балконной двери на полу обнаружилась здоровенная гадюка, свернувшаяся в кольцо и смотрящая на меня.

— Мать твою так! — непроизвольно вырвалось у меня.

Клянусь, она улыбнулась, услышав эти слова. Улыбающаяся змея — это невозможный абсурд, но из песни слова не выкинешь.

— Пш-ш-ш-ш, — змея расплела свои кольца, поднявшись чуть выше, прямо как кобра какая-то, и я заметил, как в лучах лунного света, заливавшего комнату, блеснула маленькая золотая коронка на ее голове.

Сдается мне, что эта незваная визитерша является прямым дополнением ко снам, мучающим меня уже которую ночь. Мне четко дают понять, что взятые на себя обязательства, пусть даже и против воли, надо выполнять. Пока по-хорошему просят, но, если буду дальше отлынивать, начнут по-плохому.

— Кусать меня не будете, ваше величество? — ощущая, как уходит естественный для человека страх перед рептилией, осведомился я.

Змея качнула шеей, словно говоря: "Пока нет, а там посмотрим".

— И на том спасибо, — вздохнул я. — Ваша взяла. Позвоню я завтра Стелле, позвоню.

В этот момент змея насторожилась и перевела свой немигающий взгляд с меня на дверной проем, за которым начинался коридор, ведущий к входной двери. Мало того, она словно изготовилась к атаке, раздвоенный язычок ее замелькал между двух страхолюдного вида клыков. И шипение изменилось, оно стало агрессивным и очень недобрым.

Я глянул в ту сторону. Никого. Пустота, полумрак.

— Чего там? — спросил я у нее, теперь уже точно будучи уверенным в том, что она меня понимает. — Вы чего, ваше величество?

— Пш-ш-ш-ш, — ответила змея, переводя взгляд в мою сторону, качнула головой, как бы говоря: "Смотри у меня", — а после молнией скользнула к открытой по случаю большой жары, пришедшей в Москву, двери, ведущей на балкон.

На ее пороге она остановилась, погрозила хвостом, точно пальцем, для этого чуть приподняв его, и скрылась в темноте.

— Уф-ф-ф! — я снова провел рукой по лицу.

Мне показалось, или по коридору протопали чьи-то ноги? Вернее, ножки, словно кошка пробежала?

Елки-палки, вот теперь мне снова жутковато стало. Но лежать, подобно ребенку, накрывшись одеялом с головой, — это не лучшая идея. Тем более что я его кровью перепачкаю.

Ни в коридоре, ни на кухне предсказуемо никого не оказалось. Значит, показалось. Ну, оно и неудивительно.

Сна, естественно, ни одном глазу уже не было, потому мне осталось только умыть перепачканное кровью лицо, взять сигарету и отправиться на свежий воздух, чтобы окончательно привести нервы в порядок. Единственное, я сначала внимательно глянул, не расположилась ли моя ночная венценосная гостья там, на полу балкона. Не дай бог ей хвост ногой придавлю, тут-то мне со святыми упокой и настанет. Какой королевишне понравится, если ее высокопоставленное тело невесть кто топтать станет? Правильно, никакой. А клыки у нее ого-го какие были, если куснет, то мне мало точно не покажется. И потом, личный эмиссар Великого Полоза наверняка не просто там какая-то лесная гадюка. Это нечто более весомое, фольклорное. Короны даже в сказках абы кому не раздают. Например, Иван-дурак, получив ее, сразу становился Иваном-царевичем, хотя вряд ли за столь краткий отрезок времени сильно умнел.

С другой стороны, я сам виноват в том, что довел дело вот до таких визитов и ночных кошмаров. Ведь мне еще там, в заброшенной деревне, стало ясно, что с возвращением в город все не закончится, что влип я по полной, только звонить Стелле все равно не стал. То ли из природного упрямства, то ли еще почему, но не стал и все. Вот результат, получите и распишитесь.

Я выдохнул дымок сигареты, а после крутанул в пальцах левой руки тускло блеснувшую монету. Появилась за последние дни такая привычка, причем воспринималась она мной так, будто всегда была. Да я с этой денежкой вообще теперь не расставался.

Рублевик Екатерины Второй времен конца ее царствования. Красивый, увесистый, старый, он приятно холодил руку и волей-неволей заставлял вспоминать изумленные лица моих приятелей, когда они увидели меня с пригоршней перепачканных землей монет.

— Во, — я вывалил найденное на столик, ощущая, как бурлит в венах кровь от переполняющих меня чувств. — Видали?! Серебро, не медь.

— Оба-на! — приятели мигом отвлеклись от перепалки и подскочили ко мне. — Неожиданно.

— "Катька", — уверенно заявил Сивый, цапнув одну из монет и осторожно обтерев ее рукавом тельняшки, которую не снимал с самого приезда. — Без вариантов.

— Поздняя, — поддержал его Гендос. — Согласен на все сто.

— Однозначно. Ставлю на девяносто третий, в заклад бутылка "Баллантайна", — Сивый лукаво глянул на приятеля. — Принимаешь?

— Девяносто первый, — Генка, прищурив глаз, покачал головой. — Хотя могу и ошибаться.

— А результаты розыгрыша когда узнаем? — мне и правда было интересно. — И сразу: я в любом случае имею право на часть награды в размере трети.

— Сейчас и узнаем, — усмехнулся Сивый, переворачивая денежку. — Блин, опять продул. С меня пузырь.

Да, Генка выиграл. На оборотной стороне монеты сверху полукругом была вычеканена дата "1791", причем единички на таковые даже и похоже не были. Скорее на галочки какие-то.

— Сохранность отличная, — заметил Генка, забирая монету у Сивого. — Нечасто такую встретишь.

— А как ты дату определил настолько точно? — с любопытством спросил я.

— Что рублевик времен поздней Екатерины, сразу было ясно — у изображения матушки-государыни шея короткая. Вот, смотри. На ранних монетах она куда длиннее. Как видно, в те времена лебединые шеи не в почете были.

И правда, голова шальной императрицы не то чтобы прямо из плеч росла, но шея была почти не заметна.

— А дальше — интуиция, — продолжил Гендос. — Ну и во-о-от эта точка у двойного "с". Видишь, насколько близко она к краю монеты расположена? Я и с этим, и другими годами сталкивался не раз, вот и запомнил. Так вот, на более поздних монетах она ниже проставлена. А на более ранних сама Катька немного по-другому выглядит.

— Точно, — хлопнул себя по ляжкам Сивый. — Подвела меня правительница всероссийская.

Ну да, то самое двойное "с" было частью слова "всеросс". Целиком титул на монету не вошел, потому на этом "с" титулование и кончалось.

— Монета, конечно, зачетная, но не "релик" ни разу, — Генка подкинул денежку на ладони, а после протянул мне. — Екатерининские "рублевики" часто встречаются. Но все равно нет повода не порадоваться за удачу друга.

— Еще один рублевик, — Сивый взял из кучки следующую монету. — Этот, правда, покоцанный.

Собственно, эти две денежки по номиналу оказались самыми крупными, остальное было помельче. Среди найденного обнаружилась пара серебряных полуполтинников, один двугривенный того же металла, а остальное и вовсе медь.

— Где, говоришь, откопал? — Сивый, что твоя гончая, аж трясся весь от азарта, у него даже волосы, здорово поредевшие со времен школы, дыбом встали. — Вон там? Странно, странно... Сумма тут по тем временам немалая. Ладно бы староста ее закопал или кто из зажиточных крестьян, так с чего бы им на окраине жить? У них дома в центре деревни, небось, стояли.

Да нет, не похож был тот бородач, что некогда припрятал деньги под стенами своего дома, на зажиточного крестьянина. Я его лицо в видении, которое мне показал клад, хорошо разглядел. Да и на сильно добродетельного человека, признаться, этот селянин тоже не тянул. Сдается мне, он под домом то припрятал, что в темном лесе да залесье с кистенем на дороге приобрел. Ну, или каким другим, не сильно праведным, путем добыл. Заработай он такие деньги честно — сразу бы в оборот пустил. Не следует забывать, что в те времена цены были не так и велики, особенно по сравнению с теперешними, это сейчас восемь с половиной рублей, которые после подсчета и составили весь клад, — смешная цифра. В свое время, курсе на третьем, на одном из семинаров мы как-то обсуждали вопросы цен того времени с преподавателем. За гривенник можно было купить целую телегу с сеном, за тридцать-сорок копеек — живую курицу, чуть подороже стоил живой гусь. За рубль, а то и подешевле, если сторгуешься, можно было прикупить пуд ржаной муки, за три рубля — телку. Нет, не красивую девушку, а крайне нужную в крестьянском хозяйстве корову. За пять — коня. А за десять — избу поставить. Причем это с материалом, работой и последующим "обмыванием" постройки.

Тут восемь с половиной рублей. Огромные деньги по крестьянским меркам. И их никак нельзя было светить перед соседями, которые немедленно задались бы вопросом: "А откуда они взялись?" Деревня же. Вот и закопал их добытчик под своим домом, здраво рассудив, что тут их шиш кто найдет. И оказался прав — не нашли. Даже когда новый дом ставили, не выкопали. Может, просто фундамент старого использовали? Ну или как там он раньше назывался?

Монеты я ребятам отдал. Ну, не то чтобы прямо совсем отдал, они сказали, что свою долю от реализации найденного я получу непременно, могу даже не переживать. Сивый навскидку оценил стоимость найденного, по его меркам, она оказалась совсем небольшой, но по моим, бюджетным, — крайне приятной.

— А как же "все передаю в музей"? — не удержался я от легкой иронии, припомнив наш с ним недавний разговор. — Мол, копаю не для денег, а исключительно для души.

— Если вещь историческая, из тех, что продавать грех, отдаю, — и не подумал обижаться мой приятель. — Какие-то ништяки дома держу, они у меня что-то вроде коллекции. Монеты там, "мощевики"... Но только то, что сам в поле взял. Ну а вот такую "копанину" мы всегда скидываем барыгам. Криминала никакого нет, это не раритеты, подобным добром не то что музейные запасники — любые "Нумизматы" забиты. Если выручка отбивает затраты на поездку, считай, отдых удался. А если превышает — это нам премия от земляного дедушки.

— Все так, — подтвердил Генка и взял из аккуратно разложенных на тряпице денег монетку. — Да и что тут нести в музей? Вот, например, "катин" пятак. На глазок — начало — середина семидесятых годов. Монета, конечно, "бодрая", не придерешься, но все равно ей цена — тысяча-полторы, не больше. Ну, если очень повезет, две за сохранность. И не евро, Валерон, а рублей. Вот и вся песня.

— За серебро, понятное дело, возьмем побольше, — заметив мою печальную гримасу, приободрил меня Сивый. — Вот этот полуполтинник, думаю, запросто на пятнашку потянет, а то и на двадцатку. Двугривенные неплохи, на них тоже погреться можно. Так что не грусти, Швец, со своего первого "копа" ты навар снимешь. Хороший знак, между прочим.

— А я вообще был уверен с самого начала, что Валерону матушка-земля подарок сделает, — заметил наш второй приятель. — Не просто же так ему после приезда всю дорогу одна "жбань" под лопату лезла? Ждала козырная находка нужного момента. Нет, что ни говори, а первый "выход" — это первый "выход". Не может новичку не свезти.

Будь это какие-то другие люди, я бы подумал, что меня сейчас пытаются развести, после чего при первой же возможности залез бы в сеть и попытался найти сайты по оценке монет, чтобы сравнить цены... Но не в этом случае. Этим парням я верю. Ну да, годы людей меняют, только, слава богу, не всегда и не всех.

Но одну монету из поднятого клада я все же оставил себе. Тот самый рубль 1791 года, на котором Гендос у Сивого пузырь вискаря выиграл. То ли как талисман, то ли просто как память о поездке. Ну и потом, глянулась мне эта монета. Так бывает. Вот смотришь и сразу понимаешь: это твоя вещь, для тебя сделана.

К тому же она мне добрую службу сослужила, причем буквально через несколько дней.

Пробыть весь срок, что мы наметили, в этой деревне у нас не получилось. Сивого вызвонили деловые партнеры, после чего он долго с ними ругался, приводя в основном нецензурные аргументы, но под конец сдался. Больно важный контракт надо было то ли подписывать, то ли обговаривать, не знаю точно, не вслушивался. Да и потом, меньше знаешь — крепче спишь.

Тем же вечером мы собрали вещи, а на следующее утро с рассветом отправились в путь, оставив позади себя аккуратно закопанные ямки, в том числе и не наши, а также полное отсутствие какого-либо мусора. Мои приятели придерживались неписаного кодекса копателей-любителей, который гласил: "Убери за собой, не будь свиньей". Правильная позиция, уважаю и присоединяюсь.

Вот только, как выяснилось, путь не сразу в Москву лежал. Оказывается, у моих приятелей еще одно место имелось на примете, причем находилось оно не так далеко от столицы, и они с самого начала планировали туда на обратной дороге ненадолго заскочить, несколько часиков там походить. На него Гендосу один приятель наводку дал в обмен на какую-то услугу. У "честных" копателей, как выяснилось, продажа информации за деньги не особо практиковалась, в ходу были взаимные уступки и незамысловатые договоренности, которые, к слову, всегда выполнялись. Круг любителей побродить с металлоискателями был весьма широк, но большей частью все всех знали, если не лично, то понаслышке, в пределах Москвы и области — уж точно. И если кто-то позволял себе не очень честную игру, то очень скоро этот кто-то выпадал из движения как такового, оставаясь одиночкой, которому никто никогда ничем не поможет. Ни деньгами, ни связями, ни информацией. Копательство — тема сложная, многогранная, местами скользкая, на грани балансирования между законной и незаконной деятельностью, потому в ней "крысы" никому были не нужны.

Что до денег — они, разумеется, в этой сфере вращались, и немалые. Но вольные "поисковики" к ним отношения никакого не имели, им важнее был сам процесс, где царили азарт, пищание в наушниках, хруст подрубаемой лопаткой травы и запах земли с раскопа. Ну а заработок... Будет — хорошо. Не будет — да и ладно, не за тем в "поле" ездим.

Хотя, случалось, переходили "копатели" в стан профессионалов, хоть туда попасть было очень и очень сложно. Вот там уже действовали совершенно другие законы и обычаи, одиночки были нормальным явлением, информация охранялась так, что иные спецслужбы позавидуют, и суммы озвучивались такие, что будь здоров. Но и риски увеличивались пропорционально. Если ты вышел на поле профессионального кладоискательства, будь готов к любым неожиданностям и неприятностям. Даже к тому, что в какой-то момент тебя самого вовсе изымут из обращения, как ту монету.

Потому выехали раненько, чтобы до вечера все же до города добраться.

— Поляна там, конечно, "выбитая", — толковал нам Гендос, подпрыгивая на переднем сидении, — но Вьюн сказал, что там "лежак" когда-то был, потому "потеряшек" море. Надолго хватит, причем всем.

Я потихоньку начал понимать язык, на котором общались мои друзья, перевод уже не требовался. Слово "лежак" означало, что на этой самой поляне некогда купцы, крестьяне и прочие мирные граждане устраивались на привалы или ночлеги и время от времени теряли разные вещи: монеты, ножи и прочую мелочь, которую теперь Сивый, Гендос и прочие искатели сокровищ называют "потеряшками". Покопались на этой поляне уже изрядно, потому она перешла в разряд "выбитых", но шансы что-то любопытное отыскать остались.

— До Москвы один перегон оставался, вот пращуры там на ночевку и вставали, — заметил Сивый. — Самое то. Небось, на тракте пошаливали, в ночи никто не хотел до городских застав переться. А тут тебе и костер, и брага, и компания подходящая. И даже, возможно, девы блудные из числа окрестных разбитных вдовушек. Так, Генк, ты сегодня за штурмана, не забудь мне хотя бы за пару километров маякнуть, что сворачивать с трассы нужно. Координаты уже забил в навигатор или нет?

Когда я увидел поляну, о которой шла речь, я сразу поверил как в то, что здесь некогда стояли лагерем странники и купцы, так и в то, что она "выбитая".

Очень большое пространство среди леса, заросшее низенькой зеленой травкой, было изрядно перерыто. Так, будто тут целая колония кротов орудовала.

— Н-да, — Сивый почесал затылок, — Вьюн, конечно, скотина. Нет, наводка верная, но хоть бы сказал, что про это место половина Москвы в курсе.

— Рассупониваемся, — непреклонно заявил Гендос. — Раз пришли — будем "ходить". Земля богата, все из нее никто никогда не выгребет. Часа три хотя бы побродим. Это дело принципа.

Именно ему первому удача и улыбнулась. Минут через пятнадцать Генка резко остановился, потоптался на месте, прислушиваясь к писку в наушниках, а после начал "зарываться".

— "Николашка", — сообщил он нам с гордостью через пару минут, отчистив монету от земли. — Три копейки. И не "убитая".

— Год какой? — полюбопытствовал Сивый.

— А, — отмахнулся Гендос, — четырнадцатый. Ни о чем.

— Почему? — заинтересовался я. — Чем он от других отличается?

— Война началась, — пояснил Сивый. — Деньги она тянула как пылесос, потому их шлепать начали с очень большой скоростью, что ассигнации, что монеты. А медь — самая распространенное средство расчета царя-амператора с братушками-солдатиками. Это енералы да охфицеры большую деньгу зарабатывали, нижним чинам было положено семьдесят пять копеек. Не, Валер, не в день — в месяц. И если жив останешься. Ну, унтерам или фельдфебелям, понятное дело, побольше, а солдатам — вот, медяки. Так что начеканили их за три последних года, что Романовы у власти стояли, море.

— А если до четырнадцатого года такую монету взять? — мне стало правда интересно. — В смысле найти. Она дороже будет?

— Отвлеченными категориями мыслишь, — усмехнулся Генка, снова беря в руки металлоискатель. — Год на год не приходится. Опять же сохранность важна.

— Наш с Гендосом общий знакомец Лука как-то "трюндель" пятого года поднял, — добавил Сивый. — Неплохой такой "трюндель", чистый. Так почти сразу за "косарь" зеленых "купцу" скинул. Можно было еще пару сотен выторговать, но он не стал. И правильно, жадность порождает бедность.

— А если самого начала царствования? — упорствовал я. — Николай Второй когда на престол сел? В 1894? Вот если того года?

— В девяносто четвертом, кроме "полушек" с николаевским вензелем, ничего не чеканили, — Сивый тоже надел наушники. — Но если такую найдешь, да еще в приличной сохранности, с меня "купец", с тебя "поляна", она очень хороших денег стоит.

"Полушка" — это одна четвертая копейки. По нашим меркам вовсе воздух, по старым... Если совсем — то что-то. Если говорить о начале двадцатого века, то тоже уже почти ничего. Может, разве пирожок какой?

Ну а "трюндель" — это три копейки, соответственно. Интересно, почему 1905 год дороже, например, 1913? Вряд ли из-за русско-японской войны или первой революции.

А вообще стыдно. Из нас троих историк я, а знают больше вот эти двое. Путь их знания специфичны, но все же...

Как и когда я, ожидая попискивания, говорящего о том, что под землей меня ждет находка, убрел за березки, растущие на краю поляны, не знаю. Но вот убрел. Кстати, не я один, Сивый то и дело поступал так же.

Наушники молчали, а под деревьями было хорошо, покойно и прохладно, потому в какой-то момент я стянул с мокрой от пота головы наушники, аккуратно прислонил металлоискатель "E-Trac", любезно одолженный мне Сивым, к дереву и сам уселся рядом, достав из кармана сигареты.

И вот тут я снова услышал зов, очень похожий на тот, что был в заброшенной деревне. Правда, на этот раз голос... Как бы так сказать... Мало в нем человеческого имелось. Это сложно объяснить. Скажем так: в компьютерном озвучивателе книг и то людских интонаций больше. А тут что-то совсем уж непонятное.

Но игнорировать его я не стал. Во-первых, интересно. Скажу честно — предыдущий случай меня очень заинтриговал. Вся эта демонстрация картинок и прочее... Ну да, немного жутковато, но невероятно любопытно. Во-вторых, азарт. Не жадность, нет, именно азарт. Очень хотелось еще один клад найти.

— Я тут, — взывал ко мне голос. — Иди сюда. Иди скорей, человек.

Мне бы сообразить, что слово "человек" произнесено не случайно, но какой там! Я шустро зашагал в ту сторону, откуда неслись стоны, не забывая при этом поглядывать назад и следя за тем, чтобы поляна все же хоть как-то виднелась за не такими уж густорастущими деревьями. Снова заблудиться у меня желания не имелось. Ну да, дядя Фома обещал, что теперь все лешие станут моими друзьями, но все же...

Потому чуть и не свалился от неожиданности на землю, когда дошел до нужного места, находившегося, кстати, не так и далеко от поляны. Даже странно, что никто никогда досюда с металлоискателем не добрался.

С другой стороны, посмотрел бы я на вас, увидь вы то, что явилось мне.

Мне навстречу из земли выпрыгнул конский череп размером с обеденный стол. Зубастый, огненно-красный и призрачный. Привидься такое в ночи — точно бы оконфузился, а то и в обморок грянулся.

— Ох, ё! — я отшатнулся назад, вытаращив глаза. — Сгинь-пропади!

— Отпусти меня, — потребовал череп, лязгнув зубами. — Тебе власть на то дана! Сделай положенное и забирай все! А меня — отпусти!

— А что ты имеешь в виду? — уточнил я. — Слова сказать, как всегда?

— Я закладной! — в глазах черепа блеснули нехорошие багровые огоньки. — Или не видишь?

— Чего это? — мне показалось неправильным дать этому существу понять, что не только ничего не вижу, но и почти ничего не понимаю. — Закладной, ясное дело. Такое только слепой не заметит.

— Отдай мне одного из тех двух, что ходят рядом, — потребовал конь. — Одна жизнь за мою свободу — и забирай злато, Хранитель. Я уйду и не стану преследовать тех, кому ты его передашь, они смогут спать спокойно и умрут лишь тогда, когда придет их срок.

Скажу честно, его слова меня порадовали. Нет, не в свете того, что у него золото есть, за которое надо платить жизнью одного из моих приятелей, речь о другом. Похоже, что мне в любом случае ничего не грозит, даже если я заберу клад против воли этой призрачной твари. Под раздачу попадут те, кому я его отдам, просто так или за деньги.

А вообще, надо срочно повышать уровень знаний. Я сейчас как папуас с автоматом Калашникова. Он тоже понимает, что штука это красивая и умеет убивать, но не знает, как именно.

— Злата много, — соблазнял меня череп, пуча глаза-огоньки. — Смотри сам!

И я увидел! Правда увидел. Прямо как в кино или игре, передо мной открылось нечто вроде окна в земле, и я увидел приличных размеров котел, в котором обнаружилась изрядная груда золотых монет. Да и не только их. Тускло посверкивали камнями круглые броши и иные украшения, а несколько массивных перстней сиротливо жались к краям котла.

— Ух ты! — проникся я. — Здорово.

— Отдай мне одного из друзей, — промолвил конский череп, причем тон у него изменился. Он больше не просил — он требовал. Мало того, я все сильнее ощущал, что мне надо ему уступить и следует прямо сейчас сюда привести кого-то из ребят, чтобы отдать его душу этому существу. Причем данное желание с каждой секундой росло, как и огни в глазах мертвого коня. Они просто-таки поглощали меня без остатка, я не мог на них не смотреть. — Одна жизнь — вот плата, которую назначил тот, кто сделал меня стражем этих сокровищ!

Кладоносцем, лик которого мне наконец-то явил череп, оказался неприятного вида плечистый мужчина в потрепанном кафтане, явно снятом с чужого плеча, вооруженный до зубов и с кудлатой бородой. Сдается мне, именно он потряхивал на дорогах тех, кто не оставался ночевать на близлежащей поляне. И, судя по одежде, происходило это сильно не вчера.

А я ведь понял, что это за конь и к чему относится слово "закладной". Эту божью тварь при закапывании клада сначала убили, а после оставили в яме вроде сторожа, чтобы клад мог откопать либо тот, кто его положил, либо тот, кто знает, что делать. Подобные предрассудки в старые времена были не редкость.

Тут все лишние мысли вылетели у меня из головы, потому что череп рявкнул:

— Давай, веди жертву, Хранитель! Мое слово — твое дело.

Может, и подчинил бы этот адский скакун мою волю, кабы не рублевик, который я в кармане таскал. Не знаю отчего, но он изрядно нагрелся и просто-таки ожег мне ногу, вернув сознание на место, а мысли — в голову.

— Чего? — возмутился я. — Ты мне приказывать станешь, тварь дикая? Мне, Хранителю кладов? Да я тебя сейчас прокляну!

Не уверен, что на подобное способен. Не в смысле по жизни, а чисто технически. Проклинать тоже надо знаючи, как мне думается. Опять же, как проклясть того, кто уже проклят?

Но сработало ведь!

— Прости, — страж клада сверкнул глазами, которые стали куда меньше, хотя злые огоньки так никуда и не делись. — Я устал тут ждать свободы, а ты первый, кто меня услышал. Сколько ни подманивал людей, которые рядом бродили, но не получалось. Не дано мне такое.

— А вот мне по штату положено, — заметил я. — Слушай, лошадка, а без жертвы никак?

— Никак, — оскалился череп. — Не опасайся, Хранитель, я сам ее заберу, на твои руки кровь и проклятие не падут. Ты, главное, мне ее отдай!

— Не заберешь, — вздохнул я. — Шиш тебе, а не моих друзей, так что лежи себе дальше, Буцефал, жди другого Хранителя. Ну или удачного стечения обстоятельств.

— Нет! — гаркнул бывший конь так, что у меня уши заложило. — Нет! Нет!

Но я его не слушал, я шел к поляне, где Сивый и Генка уже громко матерились, поминая мое имя. Они подумали, что я снова потерялся.

Конь орал еще долго, чем дальше, тем хуже его было слышно, а когда я вышел на поляну, так он и вовсе смолк. И скажу вам так: хорошо, что мы сюда завернули, это был полезный опыт. Выходит, не все спрятанные сокровища настолько милы и покладисты, как та девица из деревни, есть те, которым людскую жизнь подавай. Или душу? Впрочем, не суть, важен сам факт того, что встреча с кладами может оказаться занятием не очень безопасным для окружающих. Мало того, эти земельные сидельцы и меня прессануть могут, причем очень неслабо.

И многие сайты, которые я изучил после возвращения в Москву, это подтвердили. Нет, разумеется, что фантазий, а то и очевидного бреда, там было куда больше, чем полезной информации, но кое-что по крупинкам я оттуда выуживал. Правда, про Великого Полоза я толком ничего не узнал. Сказы Бажова вылезали по ссылкам, еще какой-то фольклор, но по сравнению с тем, что я видел и слышал в памятную ночь на поляне у дуба, это все рядом не стояло. И про Хранителей кладов ни слова. Будто их и вовсе нет и не было никогда.

Как на работу выйду, надо в архивных базах покопаться, благо профессия позволяет мне это сделать. В большинство из них я имею доступ, а куда не имею — раздобуду. И знакомства кое-какие есть, и Розалия Наумовна, если что, пособит. Она мне симпатизирует, подобным грех не воспользоваться.

И все бы ничего, если бы не эти сны, которые начали посещать меня с завидной периодичностью. Они не давали мне покоя на пару со змейками на груди, которые становились все больше и больше и то и дело болезненно свербили.

Апофеозом же всего этого стало сегодняшнее явление гадюки с короной на голове. Сдается мне, последнее предупреждение получено, дальше лирики не будет. Дальше суровая проза жизни начнется.

— Позвоню, — заверил я ночную мглу, сам не знаю для чего. — С утра наберу эту стерву. Слово даю.

Докурил сигарету, закрыл балконную дверь крепко-накрепко да и отправился обратно в кровать. Может, хоть теперь по-людски поспать дадут? Победа за ними, я сдался...

Глава пятая

Гудок, щелчок, и мелодичный голос произносит:

— Вся во внимании.

— Стелла Аркадьевна, мое почтение, — решил я соответствовать приветственной фразе потенциальной собеседницы. — Это вас беспокоит...

— Скотина, — закончила за меня фразу Воронецкая, голос которой моментально приобрел совершенно другие интонации. — Меня беспокоит сволочь, которую я уже три дня как разыскиваю с собаками, легавыми и гончими, но не могу найти. Белобрысого паскудника, нашкодившего...

И так минуты три. Причем дипломатические выражения закончились где-то на первой минуте, а дальше пошел такой отборный русский народный фольклор, что даже у моего соседа-грузчика, который по роду своей деятельности отменно умеет подобными выражениями оперировать, проснулось бы к этой даме уважение.

Я даже заслушался, честное слово. Ну да, это все произносилось применительно ко мне, но столько в брань души было вложено, столько искренности, что она не могла не вызвать у меня восхищение.

— Убью! — наконец выдохлась ведьма. — Ух, поваляюсь, покатаюсь, Валеркиного мясца поевши!

— Было здорово, но все испортил повтор на последней минуте, — вздохнул я. — Вернее, заимствование, да еще и безосновательное. Для употребления меня в пищу тебе сначала необходимо обзавестись костяной ногой, избушкой, вокруг которой черепа на кольях висят, и черным котом. И еще баней, в которой меня прежде попарить надо. Я Афанасьева в детстве читал, правила знаю. Меня не проведешь!

— Ты чего тянул со звонком, ущербный? — осведомилась у меня Стелла, не поддержав игривого тона. — У нас с тобой времени осталось всего-ничего, а ты его еще и в унитаз спускаешь!

— Не у "нас", а у тебя, — поправил ее я. — Основные претензии Полоза адресованы были в твой адрес, а я просто под раздачу попал. Не то время, не то место... Случается. Так что авось отбоярюсь, когда судный час грянет. А вот тебя змеи закусают, это уж точно! Я нынче одну такую видел, впечатлился. С короной на голове, длинную, красивую. Ух, какие у нее клыки! Вот она тебя за ногу ими цап — и все, пиши пропало. Была красивая девушка Стелла — стала гранитная мрачная стела. И на ней надпись: "Она вечно лезла не туда, куда надо".

— А тебе палец в рот не клади, — заметила собеседница. — По локоть руку откусишь.

— И все кольца с нее потом еще сниму, — согласился я. — Как компенсацию за то, что меня подвергли сомнительной с точки зрения здравоохранения процедуре. Ты запомни, партнерша: у нас права неравные и обязанности тоже. Ты хотела по легкой венец Гориславы срубить? Теперь заплатишь втридорога. И сразу — Полоз тебе его в награду не обещал, даже после выполнения его задания. Но я, Хранитель кладов, возможно, и замолвлю за тебя словечко, если мы все, что надо, сделаем. Вместе, а не по принципу: "Иди вперед, а если тебя убьют, я по тебе поплачу". Это так, к сведению.

Воронецкую надо сразу ставить на место. Я таких красивых и умных, как она, на жизненном пути встречал неоднократно, потому знаю, с какой стороны мох на дереве растет. Если дать им возможность хоть раз почуять слабину, то очень скоро они сядут тебе на шею, свесят ножки и станут указывать, куда их нести, да еще пятками в твои бока бить, подгоняя. Так что придется немного погрубить и даже похамить, без этого никак. Зато позицию обозначу. И потом, мне на ее мнение наплевать, пусть думает что хочет, у нас есть общее дело, но и только, а про личные отношения речь не шла. Да и невозможно в этой жизни со всеми хорошие отношения поддерживать, так или иначе всегда будут те, кто тебя недолюбливает. Одним недоброжелателем больше, одним меньше — велика разница?

— Так ты плохой мальчик? — злость из голоса Стеллы ушла, в нем появились вкрадчиво-кошачьи интонации. — Люблю таких. Ершистый, злой, колючий как кактус. Кстати, о кактусах, ты как к текиле относишься? А, компаньеро? Или ЗОЖ — наше все?

Спасибо тебе, дядя Фома. Нет, я бы и сам догадался, что эдакая смена направления настроения неспроста, но за совет все равно благодарен. Короче, к этой гражданке я не то что спиной — вполоборота не встану.

— Почему нет? — согласился я. — Куда пойдем?

— А у тебя точно есть денежки на такую даму, как я? — уточнила Стелла. — Сам понимаешь, в какой-то занюханный бар на окраине я даже не зайду. Мне хорошее и дорогое место подавай, чтобы авторская кухня и подобострастное обхождение.

— То есть лавочка на Чистых прудах не вариант? — расстроился я. — Вот ведь, я-то думал именно там расположиться... У меня и пакет бумажный для той бутылки, что ты с собой принесешь, припасен, и газетка, на которой мы бутерброды с ливерной колбасой разложим...

— Смешно, — хмыкнула ведьма. — Ладно, номер твой у меня определился, сейчас эсэмэску с адресом пришлю. Приезжай, жду. Сегодня приезжай, а не потом! Лучше всего прямо сейчас. Нам есть что обсудить.

Место для своего салона она выбрала что надо, врать не стану. Ленинградский проспект, конечно, не самый центр, не Тверская и не Воздвиженка, но при этом далеко не окраина. Мало того, она под него еще и целый первый этаж жилого дома ухватила. Причем не нынешней постройки, а старой, а в те времена дома возводили на славу, на пространствах не экономили. Зал мастеров на пятнадцать-двадцать, не меньше.

Это же сколько она кому-то заслала, чтобы так развернуться? Или тут деньги вообще ни при чем, учитывая узкую специализацию госпожи Воронецкой? Впрочем, плевать. Это те частности, которые мне безразличны.

А вообще я эти места давно объезжал седьмой дорогой, ибо отсюда рукой было подать до отчего дома, где я давно уже не бывал. И бывать не хотел.

У меня сложилось ощущение, что Стелла меня ждала, поскольку я толком войти внутрь не успел, как она величественным жестом положила мне руку на плечо и проворковала:

— Ну, наконец-то, милый. Я уж не чаяла тебя увидеть. Истосковалась вся.

А во рту у нее, оказывается, бриллиантовый зуб имеется. Тогда, ночью, я его не приметил, темно было, а теперь вон он, сверкает что твое солнце. Дорогая игрушка, у меня одна знакомая по прошлой жизни такой себе вставляла, так что порядок цен я представляю. С другой стороны, а как иначе? Имидж — наше все, особенно в ее бизнесе. И наряд вон под стать зубу. Не иначе как от "Altuzarra" брючный костюмчик-то. Хотя, возможно, и "Fendi", погончики и одна пуговица на пиджаке — их фишка. Юлька бы точно сказала, а я в этих вопросах не эксперт. Так, знаю кое-что, но не более того.

— И не говори, роднуля, — в тон ей ответил я и приобнял ведьму. — Ну что, айда по рюмочке жахнем, а после пообщаемся? О том, о сем, вокруг да около?

— Руки, мальчик, руки, — потребовала Воронецкая, но мою ладонь при этом сбрасывать с талии не спешила. — Не делай мне компрометацию при подчиненных.

Ну да, несколько любопытных взглядов я заметил, есть такое. А парочка из них так вообще сочувственными показалась. Впрочем, исходили они от добрых молодцев, выглядящих как красны девицы, так что точно угадать мотивы этой жалости возможным не представлялось. Может, они жалели, что я хозяйку приобнял, а не их?

— Пошли в кабинет, молодой да ранний, — наконец выскользнула из моих объятий Стелла. — Пообщаемся, чего нет?

Против ожиданий, личные покои ведьмы оказались в плане обстановки вполне себе спартанскими и совершенно не наводящими на мысли о мрачных промыслах их обитательницы. Ни тебе препарированных летучих мышей, ни хрустального шара, ни сатанинской книги, ни... Чего там еще ведьмам полагается по законам жанра? В общем, ничего такого тут не имелось. Обычный офисный кабинет. Пара шкафов, добротный стол, диван у стены, окно во двор. Из всех предметов роскоши разве что ростовой глобус-бар наличествовал.

— Знаешь, сколько в Москве Валериев Швецовых? — спросила у меня Стелла, присаживаясь на краешек стола и беря с него стопку листов, на которых ярко выделялись красные линии, которыми были зачеркнуты строчки. — Почти пять сотен. Это из тех, кто официально у сотовых операторов зарегистрирован, так-то, думаю, их больше. Из этого числа я сразу отбросила в сторону сотни полторы человек, они старше тридцати пяти лет, их можно в расчет не брать. А остальных пришлось обзванивать одного за другим. Лично! Не поручишь подобное никому, вдруг что-то не так сделают или неверно абонента поймут?

— Да ладно? — проникся я. — Прямо сама верхом на телефоне сидела?

— Представь себе, — бриллиантовый зуб снова ослепительно сверкнул. — Тебя, оленя в загоне, искала. И ведь, что особенно обидно, чуть-чуть не дошла по списку, самую малость.

— Закон всемирной подлости, — вздохнул я, устраиваясь на диване поудобнее. — Так всегда и случается.

— Но не со мной, — улыбка женщины перестала быть ласковой, теперь на меня смотрела злобная волчица, готовая разорвать горло кому угодно. — Я трачу свое время, я трачу силы и деньги на то, чтобы найти какого-то...

— Эй-эй-эй, — остановил я ее. — Давай не будем начинать нашу встречу с конфликта? Во-первых, в криках и угрозах конструктива ноль. Тебе меня не напугать, а мне тебя не удавить, так чего воздух зря сотрясать? Во-вторых, чем быстрее рассчитаемся с Полозом, тем быстрее друг от друга избавимся. Мне, поверь, с тобой лишний раз встречаться тоже радости мало.

То ли ей никто такого раньше не говорил, то ли еще чего, но в глазах ведьмы мелькнуло удивление. Это хорошо. Когда женщина удивляется, то она становится немного покладистей в беседе. В ней начинает говорить не упрямство, а любопытство, что дает дополнительные шансы на то, что ты добьешься от нее того, что нужно. Надеюсь, это правило работает не только с обычными женщинами, но и с ведьмами.

— А ты чего ждала? — я закинул ногу на ногу. — Если запамятовала, так снова напомню одну простую вещь. Виновник наших общих неприятностей ты сама, нечего на меня их навешивать. Дала бы тогда телефон или дорогу указала — и все. Ничего бы не случилось от слова "совсем". Но нет, ты орать начала, буянить, руками размахивать, ресницами хлопать. Само собой, огненная змеюка из себя вышла и нам навешала по полной.

— Ну ты и хам! — как мне показалось, с долей уважения в голосе протянула Воронецкая. — Видала я наглецов, но таких!..

— Это я еще не стараюсь! — мне показалось необходимым скромно потупиться. — Стесняюсь. Вот познакомимся поближе — и мой богатый внутренний мир раскроется перед тобой в полной мере!

— Главное, меру знай, — невесть откуда в руках Стеллы оказался острый нож с черным коротким лезвием. — А то ведь я на все плюну и вправду исследую твой внутренний мир, с огромным удовольствием раскрыв его прямо вот на этом столе.

— Перегнул палку? — вздохнул я. — Да?

— Есть немного, — сурово подтвердила ведьма. — Ну, поиграли словами — и будет. Давай думать, как выпутываться из ситуации станем. Ты говорил о снах, плясать следует от них.

— Так и ты на них жаловалась, — заметил я. — Может, с тебя начнем? Дамы вперед. Я все же джентльмен.

— Мои сны просты, — невесело усмехнулась Стелла. — Великий Полоз снится, тебя велит искать да за дело браться. И еще разные страсти-мордасти обещает, коли за ум не возьмусь. А когда уходит, то остаток ночи его служанки мерещатся. Шипят, паскуды такие, клыки скалят, ноги оплетают. Или ты думаешь, что я тебя искать стала только потому, что по голубым глазам соскучилась? Фиг тебе, миленький. Я спокойно выспаться хочу!

Выходит, я еще в неплохом положении нахожусь. Привилегированном.

— Ну? — Стелла сложила руки на своей высокой груди. — Чего сидим, кого ждем?

— Никого, — покладисто ответил я. — Мне снятся три украшения, похоже, что очень старые. Если детально — браслет, кольцо, обруч. Браслет с гравировкой... Ну, не совсем с гравировкой, конечно, а ее подобием. Это старославянская вязь или что-то еще более раннее, чуть ли не символы. И остальные предметы ему под стать.

— Три — это хорошо, — оживилась Воронецкая. — Очень хорошо.

— Поясни, — попросил я, — если можно.

— Что пятью пять — двадцать пять, ты же помнишь?

— Помню, — подтвердил я. — И?

— Болван, — ласково прощебетала ведьма, подошла поближе и потрепала меня по голове. — Это количество вещей, что нам надо найти. Помнишь, он упоминал о том, что предметы не в тех руках и так далее? Ну вот.

— А, чуть не забыл! — я хлопнул себя ладонью по лбу. — Меньше надо, всего двенадцать. Мне лесовик про это рассказал, когда к лагерю вывел. При тебе не хотел говорить, очень ты ему не понравилась. Дескать, пусть помучается.

— Вот гад! — глаза Стеллы метнули молнии. — За такое терпеть их племя и не могу. То ли дело болотники да трясинники — серьезные и вдумчивые хозяева, с ними всегда договориться можно. Значит, дюжина? В разрезе текущего момента эта новость радостная до невозможности! Мы же тут сразу три предмета найти можем и тем самым кучу времени выиграем. Да и искать несколько вещей сразу куда проще, чем одну.

— Последнее сомнительно, — я прикинул, не охаметь ли вконец и не усадить ли ее к себе на колени, но решил, что это уже перебор. Нет-нет, никакого сексуального влечения, просто я уже выбрал ту линию поведения, которой стану придерживаться, и теперь добавлял к ней мелкие штрихи. — Да и вообще весь наш разговор сейчас напоминает все те же русские народные сказки. Узнал Иван-царевич про яблоки молодильные, сел на коня и поскакал. Куда, в какую сторону, откуда он дорогу знал — не суть, главное, что через пару строчек он уже через забор в сад лезет. Да, мне снилось три украшения, да, их цапнула чья-то волосатая лапа — и только. Ты меня, которого в лицо видела, найти не могла, даже подключив свои способности и, полагаю, кое-кого из госслужащих в погонах. А тут просто побрякушки, просто рука. Ерунда это все.

— Послушай меня, Валера, — Стелла вдруг сама взяла и села ко мне на колени, закинув руку на шею. От нее пахло терпкими духами и еще чем-то неуловимо знакомым, — давай сразу договоримся вот о чем. Первое — я не желаю слышать слово "не найдем". Найдем, у нас выбора нет. Второе — не следует выдавать мне информацию дозированно. И не надо думать, что есть детали, которые мне не следует знать. Мы в одной лодке, по крайней мере до двадцать седьмого сентября. Все, что знаю я, будешь знать ты, и наоборот.

— Все не расскажу, — заявил я. — На кой тебе информация о моих детских заболеваниях? Или о том, почему я в армию не пошел?

— Послушай меня внимательно, — ее губы оказались совсем рядом с моим ухом, — и уясни раз и навсегда. Если из-за твоего раздолбайства мне придет конец, то я тебя с собой утащу обязательно. Даже не сомневайся. Клянусь книгой Вед, клянусь Луной и той душой, которой у меня нет, так и случится. Я оттуда вернусь, если что, и все равно тебе горло перегрызу. Я ведьма, мне терять нечего. Вся моя жизнь — тут, а там я буду платить за то, что здесь натворила, так что на прощение не рассчитывай.

Вернется. Перегрызет. Шутки и правда кончились, тут уже без дураков.

— Хорошо, — сменил я тон, спихнул ее с колен, встал и подошел к столу. — Будь по-твоему. Я карандашик с бумажкой возьму?

— Возьми, — разрешила Стелла, закинула руки на спинку дивана и потянулась так, что единственная пуговица на пиджаке чудом не оторвалась. — Порисовать решил, маленький?

— Что-то вроде того, — я уселся за стол. — Не знаю, как это нам поможет, но...

— Вот теперь мы начали деловой разговор, — Воронецкая склонила голову к плечу. — Наконец-то. Да, ты не знаешь, что это за украшения. Я, скорее всего, тоже, антиквариат и магические предметы не мой профиль. Но мы в Москве, мальчик, а тут кого только нет. Если есть желание, то можно узнать все и обо всем, были бы знакомства, связи, деньги или то, что их заменит. Я знаю многих, многие знают меня. Поищем — найдем, главное — понять, что ищем. Так что там за рука была?

— Короткопалая, волосатая, с перстнями на пальцах, — ответил я, орудуя карандашом. — Хорошие такие перстни, дорогие. Один с алмазом, другой с рубином.

— Это рука того, кто сейчас владеет предметами, — уверенно заявила Стелла. — Лучше бы ты лицо увидел.

— А в идеале — адрес того дома, где сей таинственный незнакомец обитает, — огрызнулся я, подавив в себе желание назвать ее "мисс Очевидность". — Что показали, про то рассказал. И на том спасибо.

— Уж и помечтать нельзя, — возмутилась ведьма. — Я женщина, мне свойственен полет фантазии.

— Тоже верно, — согласился я. — Вот еще вопрос. Ну, найдем. А что после? Как мы их заберем? Сразу предупреждаю: с законом в конфронтацию вступать не буду, даже ради сохранения твоей жизни!

— А своей? — с ехидцей поинтересовалась Стелла.

— Если вопрос будет стоять так, что или я, или кто-то другой, то да. А если ситуация нейтральна, то нет.

— Не надувай так щеки, тебе это не идет, — попросила меня ведьма. — Хорошенький ведь мальчик, а как "фыр-фыр" начинаешь делать, то сразу на жабу становишься похож. И раньше времени не думай о том, что будет после. Потом наступит потом, ясно? Давай смотреть на то, чем мы займемся, как на некий деловой процесс. Бизнес-план мы уже составили, сейчас определимся с направлением работ, а после перейдем к чему?

— К чему? — поднял я на нее глаза. — Стелла, я не коммерсант ни разу. Я госслужащий, а в дипломе о высшем образовании у меня запись "архивист". Я не знаю, что там идет дальше. Видимо, поиск чиновника, который обеспечит правовое прикрытие?

— К маркетингу мы перейдем, неуч, — ведьма встала с дивана. — Ну, нарисовал уже? Показывай мне свои шедевры, Ван Гог доморощенный.

— Сама ты... — беззлобно ругнулся я. — Сейчас. Пять сек — и готово.

— Он еще и язык высунул! — всплеснула руками Воронецкая. — Великая Мать, с кем я связалась? Детский сад — штаны на лямках. Давай сюда!

Я протянул ей два листка, на которых как мог изобразил то, что видел во сне.

— А недурственно, — одобрительно произнесла ведьма. — Художественная школа?

— Два года, — признал я. — И мама учила, она художница. Ну, была когда-то.

— Вполне, вполне, — Стелла склонила голову к плечу, похоже, это у нее привычка такая. — Да, ты прав, это вещи очень старые.

— Ты с ними сталкивалась? — оживился я. — Скажи, что да!

— Мы договорились вроде друг другу не врать, потому — нет, не сталкивалась. Но ритуальное письмо я ни с чем не перепутаю. И еще, я про такие браслеты читала. В некоторых славянских племенах в совсем уж старые времена их вручали юношам после того, как они проходили испытания, эдакую инициацию, введение в основной состав, так сказать. Ну, до них ты мальчик, после — мужчина и воин. Если, разумеется, не оплошаешь. А поскольку тут золото, то, выходит, браслет этот не меньше, чем сыну главы рода принадлежал.

— Стелла, у них в те времена демократия была, — поправил я ведьму. — Пусть немного дикая, но все же. Глава рода да и князья из ранних — первые из равных, но не более того. И к золоту отношение было не настолько трепетное, как сейчас.

— Золото всегда было золотом, а вождь всегда оставался вождем. В любое время, в любом обществе, даже первобытнообщинном, — скривила рот Стелла. — И устремления у вождя всегда одинаковы: власти побольше, конкурентов поменьше, и чтобы именно его потомки заняли то место, которое он освободил. Потому дети простых ратников получали медные браслеты, отпрыски ближников — серебряные, а сынуля — вот этот, благородного металла. Так сказать, кто на что учился.

Наговаривает, зараза, на наших пращуров. Но не стану возражать, пустое это. И к делу не относится.

— Венец и кольцо, — задумчиво бубнила в это время ведьма, — самые обычные на вид.

— Слушай, а может, ты права? — я почесал затылок. — Может, это и правда комплект? Браслет сына, кольцо дочери, венец...

— Жены, — подняла на меня глаза Воронецкая. — Он очень похож на брачный, из тех, что жених невесте на свадьбе надевал. Такой обычай тоже был. Интересная идея, Валера, и даже очень. То есть кто-то, к примеру, некий князь, сложил все в ларец и закопал, предварительно наложив на это добро некий заговор от лихого человека. Ну, или что-то в этом роде. Клад нашли, но условие не выполнено, и вот результат — мы сидим и гадаем, что к чему.

— Вариант, — согласился с ней я. — Одно только неясно — с чего бы князю этим заниматься?

— Понятия не имею, — отмахнулась Стелла. — Может, у него вся семья от морового поветрия вымерла, может, ее враги уничтожили — вариантов масса. Ты кто по диплому? Архивист? Хреново, как видно, ты учился, архивист. Подобные вещи не я тебе, а ты мне объяснять должен.

— Учился хорошо, запомнил немного, — и не подумал смущаться я. — Итак, историю мы придумали красивую, только вот практического смысла в ней немного. Где мы все это старославянское имущество искать станем?

— Для начала я сделаю пару звонков, — бодро ответила Воронецкая. — А после — по ситуации. Надеюсь, ты никуда не спешишь?

— У меня отпуск, если ты забыла. Так что нет, не спешу.

— Вот и славно, — хлопнула в ладоши Стелла. — Для начала иди-ка ты, милый друг, в парикмахерское кресло. Стасик вроде свободен был, он тебя в порядок приведет.

— Я недавно стригся!

— Недавно — это месяц назад? — уточнила Стелла, запустила пальцы мне в волосы, подергала и даже несколько вырвала, а после сдула их с ладони на стол. — Угадала? Нет уж, Валера Швецов из Москвы, так не пойдет. Если мы с тобой отныне становимся как попугаи-неразлучники, так будь любезен мне соответствовать. Тебе все равно, что кто подумает, а мне нет, я женщина тщеславная, это дело принципа. Если я иду с молоденьким мальчиком, то он должен быть идеален, хотя бы в вопросах прически и одежды. Пошли стричься, я сказала! И бриться тоже.

Вот это фигушки. Я к своему горлу никого из ее сотрудников не подпущу, тем более с бритвой в руках.

И я отстоял свои права. Нет, подстричься пришлось, но от бритья отбоярился. Но, ради правды, тот самый Стасик, несмотря на странноватый вид и перебор с тенями на веках, оказался отличным мастером, и мне то, что он сотворил, очень даже понравилось.

— На человека стал похож, — одобрила прическу и Стелла, когда я вернулся в ее кабинет. — А я как раз определилась, куда мы едем.

— И куда? — полюбопытствовал я.

— Кушать, как изначально и договаривались. Ты угощаешь!

Ого! Я-то надеялся, что мы шутки шутим, а оно вон как вышло. Нет, деньги у меня с собой были, но если она и правда попрется в особо пафосное место, вроде "Турандот" или "Сиксти", то их точно не хватит. Там здорово, спору нет, но мне подобные заведения теперь не по карману.

— А текила? — хмуро буркнул я. — Она с тебя.

— Верно! — хлопнула себя ладошкой по лбу ведьма. — Хорошо, что напомнил.

Глобус-бар прозвенел веселенькую мелодию, и красивая литровая бутылка с золотистой жидкостью перекочевала из него в довольно объемистую сумку Воронецкой. Странно, был уверен, что она с собой клатч возьмет, но ошибся. Хотя все равно вещь брендовая, сразу видно.

— Алена, ты за старшую, — проходя через зал, обратилась Стелла к высокой стройной девушке. — Если что, можешь всех сотрудников убить, я разрешаю. В случае если возникнет вопрос вне твоей компетенции и ты не сможешь принять решение, звони, я телефон отключать не стану. Валера, что остановился, на кого засмотрелся? Пошли, мой хороший, пошли, время летит быстро, а дел у нас еще очень много.

— Иду, моя радость, — отозвался я и томно вздохнул, вызвав улыбки у части персонала. — И зови меня теперь груздем, раз я все равно попал в кузов.

— Язык — что помело, — вздохнула женщина и подтолкнула меня в спину.

Помело. Это, милая, по твоей части. Кстати, интересно, а она на нем летает на самом деле? Ну, как всякая порядочная ведьма?

Как оказалось, летает. Правда, в соответствии с веяниями времени, помело приняло форму новенького серого "Бугатти". Черт, а ведьмой быть как минимум небезвыгодно. Даже если весь ее автопарк состоит всего из двух автомобилей, то это все равно впечатляет.

— Так в прошлый раз "Роллс" был, — заметил я, обходя машину по кругу. — Красиво живешь, Воронецкая.

— В прошлый раз я в лес ездила, — резонно заметила она. — Там без внедорожника никак. А тут город. Сам-то что? Все больше пешком, пешком?

— Центр же, — я показал рукой на Ленинградский проспект, по обыкновению не радующий взор малочисленностью автомобилей. — На метро быстрее.

Вру. Скажу честно — вру. Нет у меня машины. Но это легко объяснимо: нет прав — нет транспортного средства. И в ближайшие года три-четыре не будет, можно даже не пытаться их по новой получить. Никто мне их не выдаст, спасибо родителю за труды. Впрочем, мне и в метро неплохо, тем более что на работу мне и в самом деле проще добираться общественным транспортом. Это экономит кучу времени, нервов и денег.

— Ну-ну, — Стелла укоризненно глянула на меня. — И даже дверь мне не откроете, мужчина?

Умна, ничего не скажешь. Тыкает пальчиком в разные точки, проверяет, где и на чем я проколюсь, прежде чем начать дрессуру. Хорошо, пусть будет так. Она ведь тоже кое в чем права — нам друг без друга не обойтись. Да и потом, мне происходящее становится все более и более интересным, несмотря даже на то что в финале все может закончиться плачевно. Скажем так, возможно, именно этого мне и не хватало последние сонные годы. Я уж думал, что дурь из меня вся вышла, испарилась, ан нет, начинает в душе что-то старое, давно забыто просыпаться. Появился в воздухе некий давно забытый аромат, от которого в голове немного шуметь начало. Возможно, это и есть тот самый иллюзорный запах приключений. Ну и еще немного чебуреками откуда-то тянет. Видно, кафе рядом.

Я бы сейчас пару-тройку съел. Таких, прямо в масле, ушастых, сочных, только вот эта фифа вряд ли соблазнится на подобное. Ей, небось, какой-нибудь салат "Нисуаз" подавай, после телячью печень по-лионски и крокембуш на сладкое. Мне отчего-то кажется, что она поклонница именно французской кухни.

Но все эти мысли мигом у меня из головы выдуло, когда мы выскочили на Ленинградку. Хорошо хоть пристегнулся, а то бы и вовсе беда случилась. Просто не умела Стелла, похоже, ездить медленно, не научили ее этому, равно как и правилам дорожного движения.

Повторюсь: на дороге было не безлюдно, но, несмотря на это, я даже не заметил, как мы проскочили обе Тверские улицы и выехали на Бульварное кольцо.

— Что сжался? — не без издевки поинтересовалась у меня Стелла. — Ты в машине с ведьмой, мальчик, так что или привыкай, или выскакивай на ходу.

— Лучше привыкну. А мы вообще куда едем? Точка конечная какая?

— На "Парк культуры", — ответила женщина, послав воздушный поцелуй хозяину массивного внедорожника, пропустившего ее юркую машинку вперед. — Самое то место, чтобы перекусить и кое с кем пообщаться.

Не самый плохой вариант. Вот только не припоминаю я там особо пафосных заведений общественного питания. Что там есть? "Рояль", "Распутин"... Хотя нет, ей-то в "Распутине" чего делать? А так вроде больше ничего такого там и нет. Вот подальше, на "Смоленке" — это да! Та же "Серая утка" — место статусное и с авторской кухней. Правда, вряд ли бы эту кухню выдержал мой текущий бюджет.

Впрочем, это Москва, в ней все меняется сиюминутно, за то время, что я не был в тех краях, столько новых заведений открыться могло...

Не угадал я ни разу. Мы стремительно проскочили через набережную, чуть крутанулись у эстакады, после Стелла загнала машину в один из дворов на улице Фрунзе и скомандовала:

— Станция "вылезай". Дальше пешком.

Я окончательно перестал понимать, куда мы направляемся, но вопросов решил не задавать. А смысл? Скоро сам все узнаю.

Но я даже и предположить не мог, где именно мы окажемся через каких-то пять минут. Вот вообще ни разу.

Глава шестая

— И это то самое место, где мы отведаем изысков высокой кухни? — выпучив глаза от удивления, спросил я у нее минут через семь, когда мы подошли к небольшому ларьку, возле которого хаотично были расставлены несколько пластиковых столиков с такими же стульями. Ларек венчала надпись "Шаурма". — Слушай, тут неподалеку, у Счетной палаты, есть кондитерская, так она уровнем точно повыше этого гастрономического рая будет. Может, лучше туда пойдем? Помнится, там чудный торт "Гусиные лапки" продавали. Если ты вот такое ешь с удовольствием, так там тебе вовсе счастье будет.

— Ты обещал во всем слушаться меня, потому, будь любезен, делай то, что я скажу, — распорядилась ведьма и подошла к прилавку палатки, за которым стоял огромных размеров горбоносый и зверовидный шаурмячник, одетый в когда-то белый, а теперь пятнисто-серый халат, из-под которого виднелась мохнатая до невозможности грудь. Заметив мою спутницу, он что-то заворчал и сдвинул к переносице лохматые черные брови.

— Ничего такого не обещал, — сообщил я в спину своей спутнице. — Не передергивай, пожалуйста.

Забавно. Я думал, что подобные заведения вовсе уже исчезли с карты Москвы. По крайней мере, из ее исторического центра. Спальные районы — другое дело, они существуют сами по себе и живут по своим законам, там подобное еще встречается.

— Доруд, Абрагим, — приложила руку к сердцу Стелла, обратившись к горбоносому. — Хале шома четоре?

Шаурмячник снова проворчал что-то непонятное, но, как видно, сменил гнев на милость и даже улыбнулся, заставив меня передернуться от вида его зубов. Черт, да он, похоже, из той же компании, что и моя нежданная напарница. В смысле не совсем человек. Не бывает у людей таких зубов — треугольных, синеватых, острых как иголки.

Вот так и ешь в уличных забегаловках. Накормит тебя невесть кто невесть чем — и превратишься ты в результате в козленочка.

— Нам две шаурмы. — Стелла, не поворачиваясь, поманила меня пальцем. — Одну — мне, другую — моему новому другу. Валера, это Абрагим. Абрагим, это Валера.

Прямо Льюис Кэрролл какой-то. "Алиса, это пудинг".

Но руку шаурмячнику я все же протянул, неспроста Воронецкая с ним так вежлива. Да и вообще, правила хорошего тона пока никто не отменял.

Аджин пробурчал нечто неразборчивое, но цапнул мою ладонь своей огромной волосатой лапищей, причем горячей до невозможности. Такое ощущение, что он прямо в ней курятину и жарит. Это какая же у товарища температура тела?

— У нас с Валерой сегодня небольшой праздник, мы встретились после долгой разлуки, — продолжала ворковать Стелла. — Ты не против, если мы у тебя его отметим? Чисто символически?

И она показала Абрагиму бутылку текилы, что до того лежала в сумке.

Тот снова выдал какую-то бессвязицу, которую моя спутница, похоже, опять смогла понять.

— А если еще и сам к нам присоединишься, то мы будем очень рады, — белоснежно-бриллиантовая улыбка озарила лицо ведьмы. — Да, мой славный?

Это она у меня спросила, я, разумеется, сразу кивнул и был удостоен ласкового поглаживания по плечу.

Горбоносый кивнул, мотнул головой в сторону столиков, давая нам понять, чтобы мы шли к ним, и взялся за нож, наточенный до бритвенной остроты.

— Он кто? — первым делом спросил у Воронецкой я, устроившись на стуле, ножки которого тут же попытались разъехаться в стороны. — А?

— Абрагим-то? — Стелла достала из сумки пачку сигарет. — Аджин — порождение песков Востока. Осел в наших многонациональных краях несколько лет назад, открыл эту точку и знай себе кормит народ.

— Аджин, — я покатал это слово во рту. — Типа старика Хоттабыча?

— Вроде того, — ведьма щелкнула зажигалкой. — Да не бери в голову, на кой тебе ненужные знания? Главное не кто он такой, главное другое. Абрагим, сидя в своей палатке, очень много видит и очень много знает. Не смотри, что внешне он дикарь дикарем, с головой и внимательностью у него все в порядке.

— На что тут смотреть? — я показал рукой на тихую улочку и высокие липы. — Обычный московский закуток. Старый жилой фонд и пара офисов на первых этажах.

— Именно поэтому заведение Абрагима находится тут. — Стелла затянулась сигаретой. — Он не любит шума, и те, кто у него обычно гостит, тоже. Скажем так, это место — что-то вроде клуба для таких, как мы. Ну или нейтральной территории. Эдакая Швейцария с запахом шаурмы. Тут могут встретиться враги и спокойно за едой обсудить то, как они дальше жить станут — с войной или без нее. Сделку можно провести, не опасаясь того, что кто-то кого-то кинет. Наконец, просто прийти и обменяться информацией, хоть бы даже с тем же Абрагимом. Ты ему что-то расскажешь, он тебе. И, повторюсь, здесь все по-честному. Аджины — существа могучие, но при этом крайне мирные, лишний раз не желающие лезть в драку. Опять же — ФМС не дремлет, закон есть закон, да и гончие из Отдела вечно настороже... А еще аджины крайне щепетильно относятся к своей репутации, пунктик у них такой, так что никому не рекомендуется их компрометировать. Пара попыток была, добром это не кончилось. Собственно, вообще никто не в курсе, чем там все кончилось, поскольку даже останки тех дураков так и не нашли. Порождения песка и огня, знаешь ли, и камни переварить в своих желудках могут, что уж говорить о костях?

Я дослушал ее и тоже полез за сигаретами. Не то чтобы это все меня сильно напугало или смутило, просто Великий Полоз в ночном лесу или ведьма — владелица модного салона — пусть с натяжкой, но в стереотипы укладывались, а вот джинн-шаурмячник в них уже никак не пролазил. Было в этом что-то неправильное. Как если бы в детстве сказка закончилась не свадьбой Ивана-дурака с Василисой Прекрасной, а бракосочетанием последней с Кащеем Бессмертным. Нет, по логике событий все правильно. На кой черт красивой и неглупой женщине деревенский увалень с крайне низким уровнем IQ, который даже с примитивным заданием "не трожь лягушачью шкурку" и то не справился? Про жилищные условия можно не упоминать, там вообще беда — три семьи в одной избе, и удобства во дворе. А тут состоятельный жених с личным замком, подвалом золота и прислугой. Да, немолод, и характер не сахар, зато жизненные удобства запросто может создать на крайне продолжительный срок. Выбор ясен.

Но это для взрослых все понятно, а детям в сказки все же верить хочется. Вот и тут аналогичная ситуация. Хоть я уже и вышел из нежного возраста, но... Джинны — они могучие, живут в лампах и помогают молодым восточным лузерам получить руку царевны Будур, такая у них кармическая задача. А тут на тебе — шаурма!

Кстати, очень и очень неплохо как пахнущая, так и выглядящая, это можно сказать с полной уверенностью, поскольку картонные тарелочки с данным продуктом подошедший к столу Абрагим как раз поставил перед нами. Вообще я подобное употреблять в пищу избегаю — и шаурму вообще, и уличную еду в целом. Нет, шашлычок там, чебурек — это можно, но в соответствующих заведениях, а не в палатках. И не потому, что я чистоплюй или эстет, просто как-то раз скушал беляш, купленный в мини-магазинчике у дружелюбных азиатов, а после чуть наизнанку не вывернулся ночью, думал, что вообще сдохну прямо в туалете. Либо желчью захлебнусь, либо от обезвоживания. Сил доползти до смартфона и скорую вызвать не было, вот как меня цапанул стрит-фуд. Два дня потом еще в себя приходил, а беляши до сих пор не то что есть — видеть не могу.

Абрагим плюхнулся на стул, который под ним жалобно заскрипел, что пластику вообще не свойственно, и уставился на бутылку текилы, которую Стелла водрузила на стол. Мало того, он поставил перед собой приличных размеров медную пиалу с помятыми боками. Про нас, впрочем, он тоже не забыл, притащив два прозрачных одноразовых стаканчика.

Ведьма глянула на меня, я все понял без слов, взял бутылку, скрежетнул сворачиваемой крышкой, но вот после замешкался.

— Чего ждем? — поинтересовалась Воронецкая. — Тебя что-то смущает?

— Так ты же за рулем, — пояснил я. — Или машину тут бросишь и обратно на такси?

— Не твоя печаль, — отмахнулась Стелла. — Разливай. Мне треть стакана, сколько тебе — сам решай.

— А Абрагиму?

— С верхом, — хмыкнула ведьма. — Меньше не получится.

И верно — аджин внимательно смотрел на то, как алкоголь льется в пиалу, и облизывал губы широким, как лопата, языком. Сдается мне, рискни я заполнить данную тару не до краев, он сразу начал бы ворчать и нехорошо сопеть.

Он чего, еще и пьющий? Однако!

— За встречу! — прозвенела колокольчиком Стелла и лихо выплеснула текилу в рот. Я последовал ее примеру.

Абрагим нас не поддержал. В том смысле, что он употребил веселящий напиток, как это делают истомившиеся по воде люди где-то там, на его далекой родине. Он не торопясь выцедил пиалу до дна, полуприкрыв глаза и время от времени раздувая ноздри.

— Фр-р-р-р! — сообщил он нам, хлопнув емкостью по столу, и я заметил маленький язычок пламени, мелькнувший между остроконечных зубов. А еще два огонька весело и задорно заплясали в его глазах.

— Повторюсь: Абрагим — аджин, — чуть насмешливо произнесла Стелла. — Он в определенном смысле порождение пламени. У него не кровь в венах, а жидкий огонь, потому и отношения со спиртным не такие, как у нас. Оно его не веселит, а бодрит. Для него водка или текила — как для человека энергетик. По степени воздействия, разумеется, а не по степени вреда для организма.

— Хр-р-р, — подтвердил ее слова шаурмячник и потыкал толстым пальцем в направлении бутылки.

Я все понял, по новой наполнил его пиалу, и аджин повторил процедуру, после чего дружелюбно буркнул что-то Стелле.

— Ты кушай, кушай, — велела та мне. — Не обижай хозяина, он этого не любит. Поверь, ты не пожалеешь. Знаешь, сколько народу сюда приходит именно поесть? И из наших, и не из наших. Правда, не все это место найти во второй раз могут, вокруг ходят, а сюда добраться не в состоянии. Абрагим не каждого посетителя привечает, это его право.

Аджин осклабился и подтолкнул тарелку с шаурмой поближе ко мне.

Законы гостеприимства для жителей Востока священны, это я наверняка знал, равно как аспекты поведения гостей в их доме. Еще в юности я как-то с отцом ездил в Ташкент к его старому приятелю и там отлично усвоил данные прописные истины.

Я улыбнулся, пробормотал "рахмат" и впился зубами в шаурму.

Это было вкусно. На самом деле вкусно. Ничего подобного до того я не пробовал, еда просто таяла во рту. Воистину, никогда не знаешь, что и где найдешь. Вроде бы совсем незамысловатая пища, но даст фору любому ресторанному выкрутасу.

— Абрагим, мне бы с Карлом Августовичем повидаться, — тем временем вкрадчиво произнесла Стелла, уже собственноручно подливая спиртное каждому из нас. — Я знаю, ты с ним общаешься, замолви за меня словечко. И, прости уж за нахальство, как можно быстрее. Времени у нас маловато.

Аджин почесал волосатую грудь под халатом и насмешливо прищурил левый глаз.

— Ну, хорошо, — Стелла снова достала из сумочки пачку сигарет. — В Москву скоро собирается наведаться Исфарган. Тебе же знакомо это имя? Он в кои-то веки покинул Чакша-Аюб и присоединился к делегации, которая направляется на какой-то симпозиум. Информация достоверная, из первых рук.

Аджин провел пальцами по подбородку и мечтательно взглянул на голубое летнее небо.

— Но вряд ли тебе стоит что-то серьезное задумывать, — продолжила Воронецкая. — На весь срок пребывания он под защитой Отдела, а с ними ссориться не стоит, ты же в курсе. Или их надо убивать всех до единого. Если хоть один в живых останется, то пиши пропало.

— Иэх-х-х-х! — согласился с ней аджин, и я наконец-то понял хоть что-то из произнесенного им.

— Впрочем, если у тебя нет в планах убийства, почему нет? — продолжила ведьма, щелкая зажигалкой. — Попробуй поговорить с Михеевым, он из них самый внятный. Остальные или идеалисты, или истерики, особенно эта их рыжая. Ни ума, ни инстинкта самосохранения, ничего нет. Недавно она с нашей Верховной сцепилась, представляешь? Не понравилось ей, что мы кошку черную на костре во время ритуала сожгли. Не человека, Абрагим, а всего лишь кошку! Говорит, за это в уголовном кодексе статья есть, и мы ее нарушили. И ведь всем все понятно — плевать ей на эту кошку, просто она ведьм не любит, вот и все. Насолили мы ей чем-то, и эта мелкая пакость теперь с нами счеты сводит.

Второй раз слышу сегодня про этот самый Отдел. Надо будет уточнить, о чем или о ком идет речь. Интересно же.

Абрагим снова что-то проурчал, и Стелла понимающе кивнула.

— Я знаю, что Карл Августович общается только с теми, кто нужен непосредственно ему. Поверь, мне есть что предложить.

По гримасе аджина становилось ясно, что имеются у него на этот счет определенные сомнения.

— Есть-есть, — Стелла выпустила колечко дыма, ровное и сизое. — Знаешь, я тебе больше скажу. Неделя — другая — и он сам бы начал меня искать, мне бы тебя не пришлось тревожить. Просто столько времени ждать мне сейчас не с руки. То есть нам.

Я доел шаурму, вытер рот салфеткой и насторожился. Мне очень не понравился взгляд ведьмы, который та на меня бросила. В нем не было угрозы. В нем имелось тщательно скрываемое, но все же различимое злорадство.

— Мне и свеженародившемуся на свет Хранителю кладов, — подытожила ведьма.

Аджин глянул на меня, а после перевел взгляд на Стеллу.

— Да-да, именно он, — подтвердила та. — Давненько их в наших краях не встречалось, правда? У Карла Августовича, поди, много разных дел накопилось по этой части, так что мы найдем, чем с ним рассчитаться.

— Эй, — я бросил салфетку на тарелку, — а ты перед этим...

— Валера, не беси меня, — попросила Стелла. — Вот сейчас все эти твои закидоны совершенно не к месту. И не ко времени. Потом повозмущаешься, меня покритикуешь, выскажешь все, что на душе накопилось. А сейчас не мешай.

Абрагим что-то буркнул, показав на меня пальцем, и весело засмеялся.

— Ну а ты как хотел? — ответила ему Воронецкая. — Говорю же — молодой совсем. И по возрасту, и вообще... Потому и опекаю его, чтобы не сгинул сдуру.

Аджин ухмыльнулся, недвусмысленно давая понять, что в бескорыстие ведьмы он не верит совершенно, а после встал, потрепал меня по плечу и отправился в свою палатку.

— Не спорь со мной, — пыхнув сигаретой, быстро и тихо сказала мне Стелла. — Я лучше знаю, как правильней поступить. И вот еще что забыла сказать: ничего Абрагиму не обещай. Вообще. Аджины всегда требуют буквального исполнения данного слова в установленные сроки. У нас вообще с этим строго, но тут прямо беда. И никакие уговоры после не помогут. Так что лучше помолчи — целее будешь.

А самое обидное, что я не знаю, врет она или нет. Мне не у кого узнать, насколько ее слова являются правдой. Мир, к которому относятся и она, и Абрагим, похоже, очень велик и многообразен, вот только проводник мне достался так себе — лживый, хитрый и желающий меня погубить. И как ей верить?

С другой стороны, с чего мне подвергать ее слова сомнению? Что бы там дядя Фома ни говорил, пока я ей все же нужен. Ровно до той поры, пока моей напарнице не подвернется случай, в результате которого я стопроцентно сгину, на меньшее она не согласится. А аджин на подобный поворот событий, похоже, не тянет.

Вот я все хорохорился, мол, мы в неравных условиях и все такое. По сути, это правда, условия и в самом деле разные, только обстоит все не совсем так, как было сказано. Она мою голову под топор подсунуть может, и ей от этого будет только хорошо. А я ее — нет, мне без нее кранты настанут, потому что я чужак в чужом мире. Да и убивать я не умею. Как-то не сподобился научиться за прошедшие годы. Морду набить запросто могу, но чтобы жизнь забрать... Это нет.

Но это не значит, что стоит под Стеллу подстраиваться, она должна помнить о том, что ситуация трефова для нас обоих. Орать или вести себя как подросток, с претензиями и обидами, разумеется, не стоит, но и решать за нас двоих она не должна. А то раз подобное проскочит, два — и все, я стану при ней то ли декорацией, то ли посыльным. В смысле куда пошлют, туда пойду. Это не из моей сказки, мне такого не надо.

— Согласен, я в ваших делах почти ничего не смыслю. Но некоторые решения давай все-таки принимать вместе.

— Хорошо, — согласилась ведьма, причем было видно, что плевать ей на мою просьбу. — Как скажешь.

— Луной поклянись, — потребовал я, припомнив кое-что из ее слов, произнесенных ранее. — И этой... Книгой Вед. Душой можешь не клясться, ее у тебя все равно нет.

— А ты умеешь слушать, — Стелла потушила сигарету в пепельнице, прибитой к столику гвоздем. — И слышать. Ты опасный человек, Валера Швецов из Москвы.

— Я мирный человек, которому хочется как можно быстрее вернуться в свой бронепоезд, стоящий на запасных путях. Давай, не тяни. У меня еще несколько вопросов есть, а Абрагим скоро вернется. Он товарищ неразговорчивый, вряд ли по телефону долгую беседу будет вести.

Что аджин кому-то звонит, я заметил почти сразу. Да он и не скрывал этого, маяча в окошке раздачи с трубкой смартфона в руках.

— И наблюдательный! — растянула губы в улыбке ведьма. — Как же мне повезло с напарником!

— Не хочешь клясться? — уточнил я.

— Не хочу, — улыбка покинула лицо Стеллы. — И не стану. Очень с нас большой спрос за подобное, так что перебьешься.

— Хорошо, — я закинул ногу на ногу. — Тогда и с себя я всякие ограничения на данный счет снимаю. Мы вместе, но каждый сам по себе, и, если что, претензии не принимаются.

— Дрянь у тебя характер-то, — отметила Воронецкая. — Тяжело, небось, на свете живется?

— С чего бы? — удивился я. — Нормально мне живется. Если бы не эти ваши потусторонние тайны, в которые довелось вляпаться, так и вовсе... А теперь все, пропало лето. Ладно, это лирика, я сказал, ты услышала, работаем дальше. Вот скажи лучше, кто такой Карл Августович? Я так понимаю, он человек не сильно простой, иначе бы мы к нему на прием куда легче попали.

— Начнем с того, что у меня нет уверенности в том факте, что он вообще человек, — Стелла наконец принялась за шаурму. Правда, в руки ее брать не стала, орудовала пластмассовыми ножом и вилкой, что было крайне неудобно, на мой взгляд. — Хотя и обратное утверждать не стану.

— Слушай, мне реально надоели хождения вокруг и около, — устало произнес я. — Ты можешь выражаться понятнее, а? Был задан простой вопрос, зачем этот туман в ответе?

— Я правда не знаю, — приборы стукнули о стол, ведьма цапнула шаурму руками. — Он птица не моего полета, ясно? Если бы не нужда, я бы к нему сроду не обратилась. У нас выбора нет, Валера, потому приходится писать на гербовой бумаге, а не на простой. И чтобы личность такого уровня до нас снизошла, нужен отменный козырь, тот, который он сочтет достойным внимания.

— Например?

— Например, ты. Хранитель кладов для коллекционера редкостей такого уровня — предмет первой необходимости.

— Ну вот, уже какая-то ясность появляется. Он коллекционер редкостей. Проще говоря, антиквар.

— Антиквар! — Стелла фыркнула, на меня полетели капельки соуса. — Ой, извини, я не нарочно. Валера, это очень и очень упрощенные понятия. Знаешь, я года два назад принимала участие в одном мероприятии, так там довелось мне полистать один фотоальбом. Очень старый. И на одном снимке я этого антиквара приметила. Знаешь, что интересно? Он там был точно такой же, как сейчас, разве только одежда отличалась от нынешней. А какая трогательная там была дарственная надпись!

— Дай угадаю, — предложил я. — Снимку тому лет сто, если не больше.

— Больше, — кивнула Стелла. — Это, по факту, была даже не фотография, а дагерротип. Соображаешь, что к чему?

— О как, — проникся я. — Может, это не он был, а какой-то его предок? Фамильное сходство, то, се...

— Он, — уверенно заявила ведьма. — Точно он. Мало того, наша Верховная как-то обмолвилась, что имела с ним интрижку в Париже накануне Всемирной выставки, той, что к столетию падения Бастилии приурочили.

Каждое новое ее высказывание порождает новые вопросы. Кто такая Верховная? Нет, гипотетически я догадываюсь, но хотелось бы знать точно, потому что не исключен такой вариант, что мне и с ней придется знакомиться.

— Столетие падения Бастилии, — почесал я подбородок. — Это, выходит, они еще в 19 веке амуры крутили? Блин, так вы все, получается, долгожители?

— Вовсе нет, — помотала головой ведьма, темные пряди волос хлестнули ее по щекам. — Правильнее сказать — кое-кто из нас, из смертных. Но это не такое уж большое количество народа, поверь. Некоторые колдуны, в основном из тех, что душу продали Тьме, стражи Ночи, черные ворожеи, природные ведьмы из потомков Первых Матерей — вот и все. Еще ведьмаки могут протянуть сотню-две лет, особенно из тех, кто с природой дружит, но это скорее исключение из правил. Да и не тот они народ, поскольку принципы обычно выше жизни ценят. По этой причине и мрут куда быстрее, чем ведьмы.

— А ты?

— Я? Мне тоже не так много отведено. Я хоть и природная, да только безродная. Моя прапра... Сколько-то раз прабабка с одним молодцем спуталась лет четыреста назад, а тот, как после выяснилось, с проклятием жил. Может, он колдуну какому навредил, может, еще что, теперь не узнаешь. Да это и не столь важно. Главное другое — то семя, что он в бабку мою уронил, черным оказалось. Проклятым. Бабка родами умерла, а дочь ее дала начало новому роду ведьм. Только силы у нас куда меньше, чем у исконных, веды знающих, на многое рассчитывать не приходится. Потому и беру от жизни все, до чего могу дотянуться. Все сейчас желаю получить, потому что "после" у меня не будет.

У меня голова кругом шла. Стражи Ночи, черные ворожеи, ведьмаки, проклятые какие-то... Слишком много информации. Чересчур.

— И сразу: Хранители кладов в число долгожителей не входят, — с ехидцей добавила она. — Вы обычные люди, и не более. Прокашлял положенное — пожалуйте на кладбище. Что до вашего посмертия, ничего по этому поводу рассказать не могу, потому что не знаю. Думаю, по делам судят, как принято.

— Обидно, — вздохнул я. — Никакой мне прибыли от подарка Полоза, одни убытки.

— И это сказал тот, кто теперь может видеть сокровища, скрытые от чужих взоров веками, — повертела пальцем у виска Стелла. — Ты дурак?

— Нет, — спокойно ответил ей я. — Потому и понимаю, что хорошего от этого добра ждать не приходится. Скрыто-то оно скрыто, но это не значит, что у этого добра хозяев нет. И когда я клад возьму, они придут и потребуют его себе. Или, того хуже, за ним притащатся те, кто на него прав не имеет, но получить хочет.

— Может, ты и прав, — Воронецкая засунула в рот остатки шаурмы. — Вкусно, блин!

— Вкусно, — подтвердил я, дождался, пока Стелла прожует еду, и спросил: — Слушай, а вот ты Отдел какой-то поминала. Это кто такие?

На самом деле меня больше занимала личность Карла Августовича, но я решил не спешить. Не стоит подобные личности обсуждать между прочим, тут важен систематизированный подход. И вообще, надо будет дома завести нечто вроде каталога на внешнем жестком диске и заносить туда всю добытую информацию. Никогда не знаешь, что может оказаться полезным в будущем. Память — вещь ненадежная, лучше все записывать, это мне по работе хорошо известно. Только запаролить созданный каталог надо будет как следует, от греха.

— Отдел? — Стелла нехорошо оскалилась. — Это наши лучшие друзья... Но о них потом.

Абрагим подошел к столику, поставил передо мной еще одну тарелку с шаурмой и снова уселся на стул.

— Лен, вот тут это место вроде, — донесся до нас мужской голос. — Не поверишь, обычная забегаловка, но еда — пальчики оближешь.

— Вот напасть, — нахмурилась Стелла, глядя на парочку, которая явно нацелилась тут перекусить. — Как не вовремя!

Аджин лениво щелкнул пальцами, и молодые люди остановились.

— Ну вот, — обиженно надула губы девушка, — закрыто. Только зря сюда тащились. Я же тебе говорила — пошли в торговый центр, на фуд-корт.

Ощущения фантастические. Стоят люди, смотрят прямо на нас и ничего не видят. Прямо как в сериале каком-то.

— Может, откроют скоро? — неуверенно предположил юноша.

— Саш, сам посмотри — стулья на столах стоят, палатка закрыта. Они даже не открывались сегодня! Может, их вообще прикрыли за антисанитарию.

Абрагим насупился и ткнул пальцем в сторону девушки, после чего та пискнула и схватилась за живот.

— Лен, ты чего? — перепугался ее ухажер. — А?

— Мне надо! — выпучила глаза девушка. — Ой! Очень надо! Только... Ой-ой-ой!

И она умчалась вверх по улице, юноша поспешил за ней.

Интересно, как она выпутается из этой ситуации? А мне урок — с этим Абрагимом шутки плохи. Он и в самом деле невероятно самолюбив.

— Ну ты шутник, — расхохоталась ведьма, стукнув аджина кулачком в плечо. — А вот не болтай лишнего, курица!

— Магия, — решил вставить свое слово и я. — Вот она какая!

— Магия? — Стелла презрительно сморщила носик. — Валера, запомни — нет никакой магии. И волшебства тоже нет. Они существуют в книгах, в фильмах, но не в жизни, никто не может из тыквы сделать карету или заставить неживое стать живым. Да, те, кто живет в Ночи, способны на то, что людям может показаться невозможным, но это всего лишь их врожденные таланты. И среди людей подобное встречается, редко, но тем не менее. Есть, например, великие музыканты или художники, им умения при рождении были даны свыше. Вот и мы такие же. Абрагим, например, мастер иллюзий. Все аджины таковы, это их племенная черта. Нет, он и многое другое умеет, все же в его венах полыхает отзвук первородного огня, но его главное умение — суметь показать то, чего нет на самом деле, и скрыть то, что никому видеть не нужно.

Абрагим щелкнул пальцами, и я онемел. Напротив меня сидела неимоверной красоты восточная красавица, волоокая, с губами цвета спелой вишни, с нежным румянцем на смуглых щечках, с ямочкой на подбородке. Она белозубо улыбнулась, подперла точеный подбородок кулачком и взглянула на меня настолько бесстыдно, что внутри все аж закипело. Чудно — я отлично осознавал, что нет никакой красавицы, что под ее личиной скрывается волосатый здоровенный мужик, но мозг откровенно пасовал перед внезапно заявившими о себе рефлексами.

Красавица распрямилась, под полупрозрачным платьем качнулись груди идеальной формы, и...

— Абрагим, хватит, — хриплым карканьем показался мне голос Стеллы. — Он же сейчас на тебя набросится.

Хохот аджина — и словно пелена с глаз упала.

— Вот так это и выглядит, Валера, — ведьма тоже смеялась, смотря на меня. — Если бы он захотел завести тебя в пропасть, то ты не думая пошел бы за ним. Ты был полностью в его власти, причем по доброй воле. И, заметь, никакой магии. Исключительно иллюзия.

— А ты что умеешь? — я с уважением посмотрел на волосатого здоровяка, который разливал остатки текилы по емкостям.

— Много чего, — уклонилась от ответа ведьма и взяла пластиковый стаканчик. — Ну, за сбычу мечт!

— За нее, — присоединился я к этому тосту. — И за хозяина этого места. Здесь здорово и вкусно!

Абрагим что-то проворчал, а после припал губами к своей пиале.

— Уф-ф-ф, — Стелла выплеснула текилу себе в рот. — Все, Валера, можно выдыхать. Карла Августовича заинтересовало наше предложение. Абрагим сказал, что он сам нас найдет, когда у него появится время.

— Вопрос, когда оно у него появится, — заметил я и опустошил стаканчик.

— Не бойся, это сказка долго сказывается, — успокоила меня Воронецкая, — а у нас все быстро делается. Москва — мегаполис, она, как и положено большому городу, живет на пределе скоростей, тот, кто стоит на месте, обречен. Он оказывается сначала в Лобне или в Шатуре, а после теряется на бескрайних просторах Среднерусской равнины. Это не значит, что в остальных местах жить хуже, чем здесь, просто город диктует свои законы. Ты либо существуешь по ним, либо выбываешь из игры.

Собственно, на этом наше пребывание в кафе Абрагима закончилось. Текила была выпита, шаурма съедена, цели достигнуты.

Когда мы уже выходили на улицу, аджин хлопнул меня по плечу и пророкотал несколько неразборчивых фраз.

— Он говорит, что ты ему понравился. Теперь можешь заходить сюда покушать, как рядом окажешься, он будет рад такому гостю, — перевела мне речи Абрагима Стелла, доставая из сумки телефон, заливающийся трелями. — Поздравляю, ты молодец, это дорогого стоит. Алло, слушаю вас!

— Рахмат, — я протянул аджину руку, которую тот пожал. — Обязательно загляну еще, и не раз.

Тот довольно оскалился.

— Да, — вещала тем временем Воронецкая в трубку. — Да. Не сегодня. Не сегодня, у меня дела. Да? Да! Хорошо!

Она убрала телефон в сумку, на прощание махнула шаурмячнику рукой и стремительно двинулась вниз по улице, туда, где была оставлена машина.

— Мы куда-то едем? — догнал я ее.

— Мы — нет, я — да, — ответила Стелла на ходу. — Станция "Парк культуры" вон там, вечером созвонимся. Или завтра. Все, Валера Швецов, пока-пока.

Баба с возу — кобыле легче. Пока так пока. Где там метро? Вон туда вроде она показала?

И ведь не так и далеко от меня эта самая станция находилась. Но, как известно, человек предполагает, а бог располагает. Или кто-то другой, тот, кто меня окликнул, когда я уже видел большую и красную букву "М" над арочным входом одной из старейших остановок московского метрополитена.

Глава седьмая

— Господин Швецов? — повторил немолодой и седовласый мужчина в летнем светлом костюме и приподнял старомодную серую шляпу с огромным количеством мелких дырочек. — Я ведь не ошибся?

— Нет, — прищурился я, разглядывая его. — И?

Не любил я подобные уличные вопросы с самого детства. Меня отец с пеленок приучал к тому, что никогда нельзя заговаривать с незнакомцами, особенно если те знают, как тебя зовут. Это почти всегда ведет к неприятностям, которые возникнут либо у меня самого, либо у него, что более вероятно. Так что если кто-то к тебе вот таким образом обратился, то надо не отвечать, а сразу бежать туда, где людей много. Ну, или бить не думая, если попробуют схватить и в машину затолкать. Он мне для этих целей даже заточенную отвертку в специальный карман рюкзака определил, в такой, откуда ее легко достать можно, а после еще и несколько "перехватов" показал. Она вроде как не оружие, предъявить потом мне никто ничего не сможет. Защищался ребенок от негодяя, что под руку подвернулось, то в ход и пустил. Ну а если что, если кому-то серьезно кровь пущу, так он пообещал меня потом отмазать. Какой же был скандал, когда про эти разговоры мама пронюхала! Ох, как она на отца орала! Какие слова говорила, как его только ни называла, как возмущалась тем, что он такой ересью занимается, вместо того чтобы плюнуть на свои принципы и обеспечить мне нормальные меры безопасности.

Кстати, не соврал папаша. Отмазал. Правда, позже и по другому поводу, вот только цена этого благодеяния больно высока оказалась.

А отвертка, небось, до сих пор в кладовке лежит в родительской квартире. Я ее ни разу в ход не пустил, слава богу. Жаль, сейчас, возможно, и пригодилась бы, очень уж у этого пожилого джентльмена вид благообразный. Настолько, что сразу ему не веришь.

— Ну-ну, — выставил перед собой ладони мой неожиданный собеседник. — Не надо подозревать меня во всех грехах, мне всего лишь хочется с вами познакомиться лично. Я тут гостил у одного приятеля, так вот, до него донеслась с болот информация о том, что Великий Полоз наконец-то расщедрился и наградил человека своим личным знаком и прилагающимся к нему даром. Само собой, что я невероятно обрадовался и сразу поспешил вернуться в город, что, впрочем, не так уж и странно, поскольку не каждый день в первопрестольной объявляется новый Хранитель кладов. Не соврать, лет тридцать как никого подобного в наших краях замечено не было. Кладов меньше не стало, а вот с Хранителями туго. Последнего некто Саша Маленький замучил до смерти, безуспешно пытаясь у него узнать, где именно находится либерея Ивана Грозного. После этот господин в полной мере ответил за свой поступок, причем не только на этом свете, но и на том, вот только милейшего Анатолия Дмитриевича, вашего предшественника, было уже не вернуть. Поверьте, для ряда лиц это была и есть невосполнимая потеря.

— А почему "безуспешно"? — заинтересовался я, не спеша при этом приближаться к странному старику. — Анатолий Дмитриевич оказался изрядным упрямцем? Или ему принципы мешали развязать язык под пытками?

— Либерея не есть клад в чистом понимании, вот в чем все дело, — охотно отозвался незваный собеседник. — Она неподвластна Хранителям. Это, если можно так выразиться, вещь в себе, существующая вне системы координат. К тому же на нее наверняка столько запретных заклятий навешали, что ни один Хранитель, если он не совсем сошел с ума, даже стоять рядом с ней не станет. Иван Четвертый был личностью парадоксальной, потому при невероятной набожности держал при себе пару тайных помощников далеко не христианского толка. Хотя... Я не исключаю того варианта, что Толя мог и на принцип пойти. Характер у него имелся, и серьезный. Как, впрочем, и у вас, молодой человек, я подобные вещи сразу примечаю.

Примитивный заходец-то. Крючок с наживкой под названием "любопытство", легкая лесть. Что дальше? Предложение побеседовать в более комфортной обстановке?

А я не против. Сдается мне, что поторопилась Стелла уехать, тот, кого она хотела видеть, уже нас нашел.

Или она и должна была отбыть?

— Самое страшное в мире — это когда невежды получают возможность решать чьи-то судьбы, — сообщил мне старик, обмахиваясь шляпой, — или, того хуже, право на это. Девяностые в этом плане крайне показательны. Саша Маленький увидел по телевизору программу про библиотеку Ивана Грозного, а один негодяй шепнул ему, что есть человек, который любой клад найти может. Время было такое, что обалдуй с пистолетом и компанией приятелей, к которым даже словосочетание "редкостные идиоты" не очень хорошо подходит, могли творить что угодно, и вот результат — тридцать лет в Москве нет Хранителя кладов. Разумеется, нет и Саши Маленького, который надеялся продать либерею на Западе, получить за нее грузовик денег, а после купить себе остров в Карибском море, это само собой. Только уход из жизни вышеуказанного существа не заметил никто, а вот некоторым обитателям Ночи без Хранителя приходится очень тяжко.

— Сейчас девяностые называют "святыми", — заметил я.

— Не от большого ума, — усмехнулся старик. — Валерий, признаюсь честно, мне не очень нравится стоять на солнцепеке. Годы, знаете ли. Да и вообще я не очень хорошо переношу жару, потому предлагаю продолжить нашу беседу в более прохладном и комфортном месте. Разумеется, в том случае, если у вас нет более важных дел и вы вообще желаете общаться со мной.

— Ну-у-у-у... — протянул я задумчиво, хотя решение уже было принято. — Время есть, но...

— Понимаю ваши сомнения, — заверил меня старик. — Вон там, за станцией, находится прекрасное заведение общественного питания под названием "Гамбринус". Хорошая кухня, вежливое обхождение, летняя терраса, и, что важно, там достаточно людно. Место популярное, да и народ на "Парк культуры" идет постоянно. Валерий, согласитесь, уютное кресло, тенек и кружка ледяного пива в жаркий день — это то, что не может не радовать любого мужчину. А? Разве я не прав?

— Убедили, — согласился я, выдав широкую улыбку из разряда "я у мамы дурачок". — Пойдемте!

— Но прежде сделаю то, с чего следовало начать, — назидательно поднял вверх указательный палец левой руки мой новый знакомец, приподнял шляпу. — Позвольте представиться. Карл Августович Шлюндт, антиквар.

Антиквар. Если не ошибаюсь, Стелла довольно иронично отреагировала, когда я произнес это слово, одно пятнышко от соуса так на футболке и осталось. Но пусть будет так.

— Валерий Швецов, — протянул я ему руку. — Э-э-э-э... Архивариус.

— Наши профессии чем-то схожи, — заметил старик. — Антиквар и архивариус ходят одними тропками, которые ведут в прошлое. Итак, нам вон туда. Утолим жажду, мой друг. Надеюсь, вы не против, что я вас так называл? "Друг" — слово сакральное, древнее, просто так не произносимое. Но я отчего-то чувствую родство наших душ.

— Не против, — отозвался я. — Насчет родства душ не скажу, но мне с вами интересно. Столько вопросов в голове вертится, не знаю, с какого начать.

— А вот мы сядем за столик и разберемся, — потер ладоши Карл Августович. — "Каждому вопросу свое время", — так говаривал мой отец.

Хорошее выражение. А мой все время повторял: "Самая искренняя улыбка всегда у того, кто через минуту выстрелит тебе в спину". И я хорошо эти слова запомнил.

Антиквар не соврал: летняя веранда и вправду была уютной, девушка-официантка — расторопной, а кружка с пивом — запотевшей. Практически гармония.

— Итак, — Карл Августович отпил пенного напитка, как-то так очень по-свойски крякнул, а после извлек из кармана толстую сигару. — Надеюсь, вы не против?

— А тут можно курить? — засомневался я.

— Думаю, никто даже внимания не обратит, — заверил меня он, обрезая ее кончик хитроумной блестящей фигулькой, которую извлек из другого кармана. — Кстати, не желаете? Настоящий "Боливар". У меня приятель обитает на Кубе, вот, время от времени присылает мне коробочку — другую в качестве подарка.

— Сигарный аромат не понимаю, — признался я. — Как и вкус оливок. Это дело такое, не каждому дано.

— Согласен, — согласился антиквар и щелкнул "ронсоновской" зажигалкой. — Ну, слушаю ваши вопросы. Первый, конечно же, касается нашей неслучайной встречи?

— Нет, — покачал головой я. — Мне про либерею интересно. Выходит, она все же есть?

— Несомненно, — заявил старик. — Но пока она сама не захочет, никто ее не отыщет. Подозреваю, что ближе всех к ней в свое время подобрался Стеллецкий в середине тридцатых годов прошлого века. Слишком уж неожиданно тогда его раскопки свернули. Я бы сказал — вдруг. С чего бы? Вроде дело шло на лад, был найден ранее неизвестный ход, ведущий к Арсеналу, да еще с разветвлениями, и вдруг работы прекращаются, причем спешно, а Стеллецкого к Кремлю больше не подпускают на пушечный выстрел. Согласитесь, это странно выглядит даже для тех людей, кто не знает истинной подоплеки вопроса.

— Странно, — согласился я. — Более чем.

— А для понимающих все предельно ясно — библиотека царя Ивана решила себя защитить от чужих рук, вот и все. Не стоит забывать, что, помимо безобидных рукописей, фолиантов и пергаментных свитков, там хранились книги, пришедшие из глубины веков, те, в которых содержались тайны, которые случайному человеку знать не стоит. И эти книги могут за себя постоять. Насколько мне известно, одним из тех, кто настаивал на свертывании работ, был Глеб Бокий, человек умнейший и образованнейший, отлично разбирающийся в оккультных хитросплетениях. Кто знает, что он видел и слышал, прежде чем занял именно такую позицию? Кто ему это посоветовал, с кем он вел беседы накануне? Записей практически не осталось, вся документация 9-го отдела ГУГБ НКВД сразу после арестов его сотрудников отправилась в спецхран, где в самом скором времени была утеряна и нигде никогда более не всплывала. А рассказать Глеб Иванович, как вы понимаете, уже никому ничего никогда не сможет.

Врать не стану — по спине пробежали мурашки. Не от страха, разумеется, — от азарта. Просто этот человек рассказывал о тайнах прошлого так, что сразу становилось ясно: это не пустой треп, он знает, что говорит. Он, похоже, сам все это видел и с участниками повествования лично знался.

— Да и Стеллецкий... — Карл Августович окутался ароматным сигарным дымком. — Почему он просил похоронить себя на Лысой горе, месте, печально известном и не лучшем для последнего приюта? Отчего его последнюю волю не выполнили? И, собственно, куда делась его могила? Когда пропадает захоронение вековой и более давности — это понятно. Время, социальные катаклизмы, дороговизна участков на старых кладбищенских территориях. Но тут-то и полувека не прошло, а могилы след простыл. Чудно? На первый взгляд да. Но если чуть призадуматься, а после кое-кого порасспросить...

— Вот, пока не забыл! — встрепенулся я. — Вы сказали, что тот бандюган, который предыдущего Хранителя убил, не только на этом свете получил свое, но и там... Ну, там. Вы поняли. Это как возможно вообще? Или вы имели в виду, что принцип "воздастся каждому по делам его" работает как часы?

— Возможно, я вас удивлю, Валерий, но и в нашем обществе, немного отличающемся от того, в котором до последнего времени жили вы, все тоже во многом зависит от связей. У меня и моих коллег они довольно обширны. Выяснить, где именно похоронят этого разбойника, труда не составило никакого, в том же, что его душа в посмертии обязательно поступит не так, как следует, сомнений не имелось ни у кого. Разумеется, он оправдал наши ожидания, в том смысле что не отправился за грань реальности, а остался тут, на нашем пласте бытия. Как видно, решил, что реальному пацану не проблема договориться о том, чтобы, значит, обратно все крутануть. Само собой, подобное невозможно, но это понимаем мы с вами, поскольку умеем думать, там же с мыслительной деятельностью все обстояло совсем скверно. Далее была заключена сделка с Хозяином кладбища, на которую тот пошел без особой охоты и только после очень щедрого предложения. Умруны вообще очень и очень непростые существа, с ними иметь дело крайне сложно, но если они говорят "да", то за результат можно не переживать. Так что поверьте, мой юный друг, участи души этого негодяя не позавидует никто. Но поделом вору и мука.

История повторялась — каждая новая фраза этого человека рождала все новые и новые вопросы. И еще мне понравилось то, как он во время рассказа иронично стилизовал свою речь, изображая бандита, и даже зачем-то растопырил пальцы.

— Все же я вернусь к началу беседы, — антиквар стряхнул сигару над белой пепельницей, стоящей на столе. Я даже не заметил, как она тут появилась. — Нам надо прояснить ряд вопросов... Ряд крайне важных вопросов. И сделать это следует до того, как сюда примчится ваша приятельница. Госпожа Воронецкая — совершенно очаровательное существо, но у нее есть пара недостатков. Она слишком амбициозна, и она ведьма.

— Как в прямом, так и в переносном смысле, — согласился я.

— Именно, — подтвердил антиквар. — А самое скверное, что ее амбиции значительно возросли в последнее время. С месяц назад имела место быть какая-то темная история со стрельбой, пожарами и прочей экзотикой, я слышал кое-какие подробности о произошедшем. Просто детектив, да и только. Хотя немного нелепый, если верить тому, что мне рассказывали. Чтобы по-настоящему сильного колдуна уничтожили какие-то ведьмаки, да еще и на пару с людьми? Право, развесистая клюква и только. Ладно, не суть. Так вот, наша славная Стелла сумела выжать кое-какую пользу из произошедшего и стала младшей подручной главы ковена. Само собой, теперь ей хочется подняться еще выше, и в этом ее беда. Она умна, но жажда власти, увы, побеждает ее разум, а я не люблю иметь дело с теми, кто сначала делает, а после думает.

— Ковен — это сообщество, в котором состоят ведьмы? — уточнил я.

— Именно. Их много, а тот, к которому принадлежит госпожа Воронецкая, — один из крупнейших в столице и области. Да, и вот еще что... Я, если совсем уж начистоту, вообще не очень хорошо лажу с ведьмами. Кое с кем из них у меня имеется общее прошлое, и в нем наличествуют некие темные пятна. Потому, Валерий, давайте проговорим определенные аспекты нашего небезвыгодного для нас обоих потенциального сотрудничества прямо сейчас? Вы простите, но я уж напрямую все выкладываю, по-простому. Или по-старчески? Сам не знаю. Возраст, возраст.

Ну да, возраст. А хватка как у бульдога, раз вцепился, теперь не отпустишь.

— Давайте, — согласился я. — И правда, чего тянуть?

— Вы, как человек, имеющий отношение к исторической науке, прекрасно понимаете, что прошлое на самом деле никуда не ушло. Оно вполне реально, надо просто остановить свой стремительный бег, на секунду застыть на месте и прислушаться. Но, увы, речи ряда предметов, в том числе и скрытых от людских глаз, даже выполнив вышеизложенное условие, никто расслышать не может. Никто, кроме Хранителя кладов.

— Приятно ощущать себя особенным, — признался я, отхлебнув пива. — Тешит самолюбие.

— И по праву, — поддержал меня Карл Августович. — Именно поэтому я не стал откладывать нашу встречу. Причем не только для того, чтобы предложить вам свою дружбу как родственной душе, но и затем, чтобы предостеречь. Поверьте, Валерий, очень скоро вокруг вас начнут крутиться самые разные люди... Да и не только люди. Им будет нужен ваш талант, но не вы сами. Вам будут много чего обещать, но по факту эти посулы не будут стоить ни копейки. И раньше или позже все может кончиться весьма и весьма трагично.

Грубая работа-то. Я думал, этот старикан станет плести более тонкую паутину, а тут... Прямолинейно, без особой фантазии. Непонятно, правда, в чем причина. То ли он меня за совершенное полено держит, то ли сам не настолько умен, как показалось сначала. Первое предположение куда вероятней.

— Знаю, о чем вы думаете, — улыбнулся антиквар. — Распушил хвост старый дурак, все у него негодяи, кроме него самого. А в это время только и думает, как бы меня обдурить. Так ведь?

— Не совсем, — ответил улыбкой на улыбку я, оценив довольно недурственный поворот разговора. — Плохие слова мне на ум не приходили. Но отчасти — да.

— Просто все обстоит именно так, как я говорю. Правда всегда выглядит или нелепо, или неприглядно, так уж повелось, — Карл Августович ткнул сигару в пепельницу. — Ваша приятельница, если вы не в курсе, уже доложила одной весьма влиятельной особе по имени Марфа о том, что у нее на привязи имеется тот, кто поможет ковену значительно увеличить благосостояние. Как там бишь было? С ладони ест... С руки ест... Забыл.

Старик достал из кармана маленький диктофон из числа тех, которые только в антикварных лавках найдешь, и нажал кнопку "play".

— Он мне в рот смотреть станет, — услышал я голос Стеллы. — Скажу мне ноги мыть, а после эту воду пить — выполнит. Ты же знаешь, на что я способна ради нас всех, Марфа. Этот дурачок сейчас как котенок слепой, ничего не знает, ничего не понимает, потому поверит всему, что я ему скажу. А если надо будет, то и покажу.

— Делай, — ответил ей низкий голос, от которого у меня по спине снова дрожь прошла. — Привяжи его к ковену, нам такой слуга нужен. Но если не справишься, пеняй на себя.

Щелчок — и голоса смолкли. А жаль, я бы и дальше эту беседу послушал, да и то, что раньше говорилось, тоже. И желательно в первозданном виде. Грамотный монтаж записи иногда дает отменные результаты, это я точно знаю. Хотя и вырванные из основного контекста фразы тоже иногда работают неплохо, как, например, сейчас. Не скажу, что услышанное меня убедило, но неприятно стало. Нет, я Стелле изначально не доверял, а все равно немного расстроился.

— Ноги мыть и воду пить, — рассмеялся антиквар. — Перепутал, бывает. Но у вас, Валерий, как мне кажется, подобных планов в любом случае не имелось?

— Не припоминаю, — хмуро сказал я. — Вот ведь стерва!

— Ведьма, — поправил меня Карл Августович. — И не стоит строго судить эту девицу, такова их природа. Люди, согласитесь, тоже частенько неразборчивы в средствах, когда идут к своей цели, что уж говорить о тех, кто живет в тенях? Кстати, эти дамы еще вполне гуманны. Поверьте, те, кто придет следом за ними, станут действовать куда прямолинейней. А некоторым даже согласие будет не принципиально, они просто поставят вас перед выбором да и все.

— Замучаются ставить, — достаточно резко ответил я. — Но в целом невеселую вы картину нарисовали.

— Какая есть, — развел руки в стороны антиквар. — Вы теперь один из нас, так что правила существования на этом свете для вас изменились. Днем все будет как раньше, а ночью, уж не обессудьте, нет.

— И каков выход? — напрямую спросил я. — Вы же к этому все вели? Я должен заручиться вашей поддержкой?

— Дружбой, — мягко поправил меня Карл Августович. — Поддержка подразумевает неравенство сторон, про которое в нашем случае даже и речи нет. Круги, к которым я близок и которые, собственно, представляю, не желают еще тридцать лет ждать явления нового Хранителя кладов. Мы можем заключить с вами некое устное соглашение, после которого ваш покой станет нашей заботой. Вы же время от времени станете оказывать нам определенные услуги, которые, к слову, будут неплохо оплачиваться. Думаю, лишние деньги даже тому, кто слышит клады, не помешают, верно? Отдельно отмечу, что ни о каких нарушениях действующего законодательства речь также не идет. Все в правовых рамках, даже выплаты гонорара. Оформим его как оказание консультационных услуг, переведем на карту, даже налоги удержим. Ну, если пожелаете. А нет — наличные к вашим услугам.

— Заманчиво, — потер я подбородок. — Да, относительно консультационных услуг. А если мне таковые понадобятся? Воронецкая ведь права, я в этих ваших хитросплетениях на самом деле ничего не понимаю пока. Я смогу обратиться к вам за справкой или помощью в случае чего? И дорого ли мне это обойдется?

— Все, чем я смогу помочь, сделаю, — деловито сообщил мне антиквар. — И совершенно безвозмездно. Ну, Валерий Анатольевич, принимаете мою дружбу?

И антиквар протянул мне руку.

То "мы можем", то "мою дружбу". Не "нашу", а "мою". Ему бы определиться уже, он с коллективом или сам по себе? Да и мне пора тем же заняться. Ну да, так-то все выглядит ох как заманчиво, вот только народную мудрость про сыр и мышеловку пока никто не отменял. Опять же, кто знает, что меня ждет дальше? Может, у дома на лавочке сидит кто-то третий, который откроет мне глаза на первых двух. А почему нет? Запросто.

Хотя этот старикан, скорее всего, не врет. Точнее, он умело подает ту правду, которая ему выгодна. Не думаю, что за моей головой прямо охота начнется, это все искусственное нагнетание атмосферы для пущей сговорчивости. Но что кто-то особо жадный отыщется и, что хуже, меня отыщет — это наверняка. Тот же дядя Фома про это предупреждал. Вот только данный нюанс не такой уж глобальный повод для того, чтобы кинуться за защитой к незнакомому человеку, который слишком быстро решил назваться моим другом.

Но рука — вот она, висит в воздухе, и мне надо решить, что делать. Пожать ее или нет?

И вот тут мне на помощь пришла коварная напарница. Если точнее, взвыл смартфон, сообщая о том, что мне звонит госпожа Воронецкая. Я еще вчера на ее номер мелодию "Мельницы" поставил, разумеется, трек под названием "Ведьма". А какие тут еще варианты могут быть?

— Секунду, — приложив руку к груди, сказал я антиквару, отметив при этом недовольство, тенью скользнувшее по его лицу. — Сейчас отвечу — и продолжим нашу беседу.

— Разумеется, — кивнул тот и подцепил со стола кружку с пивом.

— Валера, скажи мне, что ты не наделал глупостей! — потребовала Воронецкая, чуть не оглушив меня. — Скажи, что ты не заключил сделку с этим старым хрычом! Сволочь такая, как он меня ловко обыграл!

— Однако, — хмыкнул Карл Августович, прекрасно разобравший ее слова. Еще бы, Стелла так орала, что ее, скорее всего, даже в здании МИД РФ слышно было. — Экая мерзавка!

— Во-первых, говори потише, — попросил я ее. — Во-вторых, это мое дело, с кем и о чем я договариваюсь. Ты забыла, о чем мы вели речь час назад? Мы вместе, но... Вспоминай, вспоминай!

— Швецов, поверь, ты совершаешь ошибку! — горячо произнесла Стелла. — Ну, блин, козел!

— Пошла ты знаешь куда! — уже непритворно разозлился я. — Тоже мне, королева ведьм! Видел я тебя знаешь где? В кинофильме "Вий"! В смысле в гробу в белых тряпках!

— Да я не тебе, меня один идиот подрезал, — пояснила девушка, понизив голос. — Валер, хорошо, пусть будет так, но ничего не обещай ему до моего приезда. Не пали наш шанс, может быть единственный. Просто ничего не делай. Пожалуйста! И еще, вы где находитесь? Что на "Парке" — не сомневаюсь, но где точно?

— Кафе "Гамбринус", — помолчав, все же ответил я.

— Отлично, — взвизгнула ведьма. — Уже на подъезде!

— Поспеши, — посоветовал я ей и отключил телефон.

— Не самая плохая шутка, — одобрил Карл Августович. — Та, что про Вия. Иронично и с подтекстом. Хотя я бы сказал: "Ты там в гробу лежала". Кстати, Валерий, если она вам на самом деле мешает...

— Она хитрюшка, но с ней интересно, — понял, что если я скажу "да", то он на самом деле может навредить Стелле, и очень сильно. Потом, возможно, я о данном решении пожалею, но пока она мне нужна. — И еще я не хочу начинать наши дружеские отношения с подобных акций. Я, знаете ли, очень и очень мирный человек.

— Да-да, наслышан, — покивал старик. — В юности, правда, пошаливали, но кто из нас в нежном возрасте не проказничает?

— На то она и юность, — в тон ему произнес я, давая понять, что оценил его осведомленность. Вот теперь мне очень захотелось узнать, кто именно скрывается за словами "круги, к которым я близок", и не носят ли люди из данного круга на плечах погоны с большими звездами. Просто следы моей юношеской ошибки, по заверениям отца, были безвозвратно уничтожены. Ошибся он, не до конца процесс утилизации довели. — Как там у Теннесси Уильямса? "Сладкоголосая птица юности".

— Удивлен, — изобразил подобие аплодисментов антиквар. — Нынешняя молодежь, как мне казалось, не слишком интересуется наследием прошлого, предпочитая жить в дне сегодняшнем. Рад, рад.

— Маме спасибо, — признался я. — Она у меня личность творческая, потому провела меня по всем кругам театрально-выставочного ада еще тогда, когда я пребывал в упомянутом вами нежном возрасте.

— Я так понимаю, мы ждем госпожу Воронецкую? — уточнил антиквар. — Таково ваше решение? Печально, похоже, что сегодня мы не договоримся. Но я на это не слишком и рассчитывал. А может, по мороженому? После пива выбор странный, разумеется, но что-то так захотелось... С детства люблю это лакомство.

Стелла влетела на веранду минут через семь подобно урагану. Она придвинула еще один стул к нашему столику, выхлебала остатки моего пива, отобрала вазочку с недоеденным мороженым, поправила волосы и только после этого сообщила:

— Карл Августович, это было красиво. Я всегда вас уважала, а теперь еще и преклоняюсь.

— Да-да, милочка, даже такие старые хрычи, как я, еще могут потягаться с амбициозной молодежью вроде вас, — с невыразимым сарказмом отозвался антиквар.

— Мне мужчины всегда говорят: "Стелла, ты слишком громко кричишь", — посетовала ведьма. — До сегодняшнего дня я считала это своим достоинством, а теперь поняла, насколько ошибалась. Примите мои извинения за эти слова, мэтр, если сочтете это возможным. И примите во внимание тот факт, что я женщина, а значит, эмоции иногда властвуют над разумом. Я волновалась за этого мальчика, который за последние дни стал мне невероятно близок. И которому надо бы поменять телефон на более пристойную модель!

Она взяла меня за руку и глубоко вздохнула, давая понять всем-всем-всем, как сильна ее привязанность.

— Надо зайти тазик купить, — я ласково положил свою ладонь поверх ее руки. — Пластмассовый, не очень дорогой.

Антиквар прищурил левый глаз и устроился в кресле поудобнее.

— Какой тазик? — удивилась ведьма. — Зачем? Если ты про то, что я мороженое с пивом смешала, так не волнуйся, у меня желудок крепкий, подшипник переварит.

— Да нет, моя ты красота. День был сложный, ты много бегала, так что придется мне тебе ноги вечером мыть. А воду, оставшуюся после данной процедуры, пить, поэтому тазик надо не сильно глубокий покупать. В меня много не влезет.

Стелла глубоко вздохнула и уставилась на Карла Августовича, который в данный момент более всего напоминал доброго дедушку, по-отечески смотрящего на забавы детишек.

— Да-да, моя милая, — антиквар первым нарушил установившуюся тишину. — Вы уже упоминали сегодня, что я сволочь. Повторять не надо. Хотя бы из соображений личной безопасности.

— Ненавижу ситуации, когда сказать что-то нужно, а не получается, — медленно, чуть ли не по слогам проговорила Воронецкая. — И оправдываться глупо, и противопоставить нечего.

— Мне тоже кажется, что мы зашли в некий тупик, — обрадовался такому повороту беседы я. — Потому предлагаю выдохнуть, взять небольшой тайм-аут и продолжить эту беседу завтра. Можно здесь, можно где-то еще.

— Например, у меня, — Карл Августович, не выказав никаких эмоций, протянул мне визитку. — Буду ждать вас с утра. Может, оно и верно, на все нужно время. Лучшие сделки — это те, что заключены на рассвете, когда день сменяет ночь. Правда, в такую рань вы вряд ли заявитесь ко мне в гости, но если вдруг вам в голову взбредет такая блажь, то не стоит соблюдать приличия. Старики спят мало, такова наша природа.

— Вы ждете нас обоих? — уточнила Стелла тревожно. — Или?..

— Данное решение оставлю на усмотрение Валерия, — холодно сообщил ей антиквар. — И надеюсь на то, что он сделает правильный выбор.

Сделаю, куда деваться. У меня все равно его просто нет. Ясно же, что впереди маячит веселая ночь с затяжными кошмарами, так что завтра мне все равно придется просить помощи у этого хитрого старичка. Но помариновать Воронецкую, которой, кстати, тоже перепадет в ночной тиши за ее слова, — святое дело. Да и подумать еще разок время нужно, прогнать через мозги все то, что я сегодня увидел и услышал. И записать, как собирался.

Опять же, шутки шутками, а вдруг и правда кто-то еще припрется по мою душу?

И ведь угадал. Так оно и вышло.

Меня разбудил стук. Змеи и прочая неприятная живность в этот раз мне не снились, гарнитур из трех предметов тоже, зато Воронецкая примерещилась, причем в довольно фривольном наряде, из числа тех, которые одеждой даже и не назовешь. Сон был приятный, и этот самый стук, который меня из него вырвал, само собой, вызвал мое раздражение. Я как-то даже сразу не задумался о том, что мне, живущему на третьем этаже, в стекло никто стучать не может.

Здесь ошибочка вышла. На балконе, эффектно смотрясь в лунном свете, стояла красивая светловолосая девчонка в светлом легком платьишке. Она таращилась на меня и методично постукивала в стекло. Заметив, что я оторвал голову от подушки, оживилась и громко сказала:

— Наконец-то! Дрыхнет, дрыхнет, не добудишься его! Давай, открывай балкон!

— А? — я потряс головой, разгоняя дрему. — Ты кто вообще?

— Кто, кто, — девушка, слова которой глушило стекло, топнула ногой, не отрывая от меня пристального взгляда. — Конь в кожаном пальто! Открывай, времени в обрез! Еще чуть-чуть — и будет поздно! Вставай и открывай дверь, Валера!

И ведь что интересно: умом я понимал, что это как-то неправильно, что неоткуда этой красотке тут взяться и открывать ей дверь не стоит. Но отчего-то встал и пошел ко входу на балкон, собираясь сделать то, о чем она меня попросила.

Глава восьмая

— Стой! — кто-то или что-то повисло на моей ноге тогда, когда я протянул руку к дверной ручке, собираясь повернуть ее вниз. Раньше я балкон открытым держал, но после недавнего ночного дружеского визита змеи решил, что лучше пусть духота в комнате будет, чем такие гости. И даже на кухне форточку закрыл от греха. — Не вздумай! Это же вурдалачка! Ты чего! Не пускай ее сюда!

С меня словно какой-то покров сорвали, мысли снова обрели ясность, а мир — звуки. И первое, что я услышал, — визг девушки на балконе. Это порождение ночного кошмара врезало кулаками по стеклу, да так, что оно чуть не треснуло, а после оскалила рот, в котором были отчетливо видны два длинных клыка на верхней челюсти. Прямо картинка из фильма категории "В", по-другому и не скажешь!

— Ох, ё! — вытаращил глаза я и сделал два шага назад. — Вампирша!

— Вурдалачка, — донеслось пояснение снизу. — Из молодых да ранних! Наглая какая! А ну, кыш отсюда, нежить поганая!

— Открой, — юное и вместе с тем невероятно порочное лицо прильнуло к пластиковому окну, губы беззвучно шевелились, но я отчетливо разбирал каждое слово. — Все равно я раньше или позже войду в твой дом. Не усложняй себе остаток жизни, прими мой поцелуй сегодня — и, клянусь, ты умрешь легко и быстро. Словно уснешь!

— Да пошла ты! — немного неуверенно посоветовал гостье я. Неуверенно — потому что голос дрогнул. Да, мне стало страшно, и я этого не стесняюсь. Вампиры хороши, когда на них в кино смотришь, а вот так, вживую, в двух шагах от себя увидеть — это совсем другие ощущения. Да сам факт, что они на самом деле есть, здорово вымораживал сознание. — Куда подальше.

Мало мне этой красотки было, так на балкон еще и черный ворон прилетел, здоровенный и жуткий. Странно, они вроде по ночам спать должны? Или это тоже не совсем ворон?

Птица каркнула так, что даже я услышал, девица повернулась к нему, что-то прошипела, а после легким прыжком перемахнула через балконную перегородку и канула в ночи.

Ворон каркнул еще раз и тоже улетел.

— Уф-ф-ф, — сообщил неизвестный спаситель и отпустил мою ногу. — Убралась наконец-то, пиявка кровососущая!

— Капец, — пробормотал я и плюхнулся на кровать. — Нет, это уже перебор.

— Есть такое, — согласился некто и уселся рядом со мной. — В нашем дому такого отродясь не случалось, с самой его постройки. И на тебе!

Стоп. А кто это? С кем я вообще разговариваю?

Я посмотрел на собеседника и понял, что сюрпризы еще не кончились. Рядом со мной примостилось совсем уж странное существо. Было оно явно в годах, бородато, невысокого роста, мне где-то по колено и одето в некое подобие комбинезона из числа тех, что сантехники из нашей управляющей компании носят.

— Вы кто? — жалобно спросил я и щелкнул выключателем настольной лампы. — А?

— Подъездный, — с готовностью ответило существо, прикрывая глаза от вспыхнувшего света. — Я тут за порядком смотрю.

— Тут? — мне показалось важным данное уточнение. — В моей квартире?

— И в ней, — подтвердил незнакомец. — Весь подъезд — моя вотчина, с первого этажа по девятый. Если где чего, так я разберусь, подсоблю, подправлю. Такая у меня служба.

— Стоп-стоп-стоп, — я вспомнил шаги, которые мне послышались накануне. — А змею, стало быть, вы пуганули? Ну, вчера ночью?

— Такую пуганешь, — поежился подъездный. — Она сама кого хочешь... Это же не просто гадюка была, из тех, что в лесных оврагах шебуршатся. Это из Велесова выводка змеюка, от ее яда не то что человек, но и кто посерьезней может в ящик сыграть. И я тоже. Наше счастье, что она не убивать приползала, а то бы не говорить нам сейчас.

— А чего вы вчера со мной не пообщались? — заинтересовался я, ощутив, как страх потихоньку отступает.

— Так я не знал, что ты теперь из тех, с кем разговоры разговаривать можно, — пояснил он. — Нам не положено людям на глаза показываться. С давних пор тот запрет действует, и никто его не отменял. Разве что только с детями малыми, из тех, что еще пузыри пускают да агукают, дозволено потетешкаться, да и то исключительно по надобности. Ну, если ребятенок чего не то в рот потянул или какую вещь схватит, которой пораниться может. Детки — они в малых летах шебутные, за ними глаз да глаз, а иным мамкам что в старые года не до них было, что теперь. Теперь даже сильнее, чем раньше. Все в телефонах сидят, в этих, как их... Планшетах. Вон, в шестнадцатой квартире одна такая живет. Дите обсерилось, орет, а она знай пальцем кругляши гоняет по стеклышку! Добро бы чего путное, а тут...

— А теперь чего показались? — уточнил я, не сильно вежливо перебив гостя.

— Теперь выходит, что ты не сильно обычный человек, — растянул рот в улыбке подъездный. — Вечор Велесова служанка в гости пожаловала, нынче — вурдалачка. Да и нутро твое изменилось. Не в смысле требухи, а душа. Мы такое мимо себя не пропустим, парень. Филат Евстигнеевич, наш старейшина, аккурат с утра мне сказал, что с тобой дело неладно, только что к чему, понять пока не может. А теперь я и сам это чую. Ну как чую... Не ушами, не глазами — по-другому. Трудно объяснить. Только понять не могу, кто ты такой есть. Что не подменыш — точно, но...

— Хранитель кладов я, — мне стало предельно ясно, что моя тайна теперь совсем не тайна, так что какой смысл наводить тень на плетень?

— От оно чё! — всплеснул короткопалыми руками подъездный. — Теперь ясно, чего разобраться не получалось. Я вашего брата и не видел никогда, даже в те времена, когда в деревне жил. Но наслышан! Мне папаня рассказывал, что у него один из бывших хозяевов как-то деньгу закопал, а место запамятовал. Вот он и...

— С ума сойти, что ли? — задумчиво спросил у него я. — А что? Полежу немного в доме скорби, среди добрых и безобидных психов. К буйным наверняка не попаду, их отдельно содержат. Поживу на казенных харчах, отосплюсь, обследование комплексное пройду. И бриться там не надо. Раньше не хотел туда отправляться, а теперь вроде как вариант.

— Батюшки, да на что оно тебе? — всплеснул руками подъездный. — Доброй волей — и к юродивым? Так там, чай, погано!

— Там, уважаемый, обстановка будет соответствовать тому, что у меня в голове творится, — заявил я, вставая на ноги. — Ладно, я кое-как переварил всю ту ерунду, что в лесу была. Ведьму эту принял как должное, лесовика, антиквара-долгожителя. Но вампирша...

— Вурдалачка, — подсказало странное существо, внимательно смотревшее на меня.

— Пусть вурдалачка, — согласился я. — Так вот, она, ворон-каркун и вы, милейший... Как ваше имя-отчество?

— Анисий Фомич я, — представился подъездный. — Оченно приятно!

— И мне, — я сунул подъездному руку, тот осторожно ее пожал. — Короче, это слишком много для одного человека. Не в состоянии я все это переварить одним махом. И если еще кто-то до утра сюда нагрянет, так меня и в самом деле хватит мозговой паралич!

— Не хватит, — заявил Анисий Фомич. — Ты крепкий. Ежели до сих пор не рехнулся, так и теперь сдюжишь. Вон, вурдалачка тебя до конца не схомутала, значит, душа у тебя к телу крепко пришита.

— Если бы не ты — схомутала бы, — я решил поддержать заданный стиль общения и тоже не "выкать" этому странному существу.

— Не знаешь ты это племя, — огладил бороду подъездный. — Они что пиявки, если впилась — не отдерешь. Другого бы что за ногу хватай, что не хватай — не заметил бы, а ты сразу в себя пришел. И потом на ее посулы не поддался. Одно плохо: если вурдалак чего решил, то своего до конца станет добиваться. Вернется эта мертвячка, как есть вернется.

— Надо будет кол осиновый добыть, — задумчиво пробормотал я.

— И что тебе с него? — удивился подъездный. — Если только под дверь забить, чтобы точно не открылась.

— Против вампира... Вурдалака то есть, надо серебро, чеснок, крест православный и кол осиновый, это все знают.

— Балаболы твои "все", — поморщился Анисий Фомич. — Вурдалаки да их меньшие братья упыри задолго до распятого бога в мир пришли, что им крест? Про чеснок я даже и говорить не стану, дурь несусветная. Они не Лихоманки, чего им его бояться? Что до кола, им и в самом деле эту нежить убить можно, только для этого надо найти ту могилу, куда его опосля первой смерти положили, загнать эту тварь в нее и там уже сердце пробить. После положить лицом вниз, да пятью гвоздями железными приколотить к земле могильной — по одному в руки-ноги, а пятый в затылок. Так-то.

— Жесть какая, — проникся я. — В сказках такого не встретишь. Нет, наш отечественный вурдалак куда крепче ихних худосочных вампиров. Радость в этом сомнительная, но в разрезе патриотизма — приятно. А по-другому их никак не убить? Только этим трудоемким путем?

— Можно словить и рассвета дождаться, им солнышко — враг первейший, — загнул палец подъездный. — Опять же зелья есть, которые их как огонь спалят. Серебро, что ты упомянул, тоже, конечно, в ход пустить можно, но на него прежде надо чары навести специальные, да еще и в непростом месте. Каком — не знаю, просто слышал про это как-то раз. Опять же колдуны, из тех, что посильнее, знают заклятия, которые не-смерть в смерть обратят, вурдалак тогда сразу прахом станет. Хозяева кладбищ да Ходящие близ Смерти могут на них мертвяков спустить. Мертвый мертвого завсегда порвать способен так же, как живой живого убить. В общем, Валерий, много способов имеется, как эту погань извести.

— И все они мне мало подходят, — подытожил я. — Нет, все же надо в больницу имени доктора Кащенко отправляться. Там все двери закрыты так, что сам их фиг откроешь, и решетки на окнах имеются. Туда ни одна нежить не пролезет.

— А может, оно и правильно, — подъездный задумчиво глянул на балкон. — И тебе там спокойней будет, и нам тут тоже. Кто ее знает, проклятую? У тебя крови не добудет — в другие квартиры полезет, чтобы пожрать. Добро, если Степку-алкаша выпьет, он всем давно надоел, как воскресный день, так он стакан примет и ну дрелью жужжать. Или, там, Мамаладзе с третьего этажа, что четвертый месяц плату за коммуналку не вносит. А если нет? У нас ведь где дети малые живут, где бабы на сносях квартируют. И правда, езжай. Да обратно не спеши, лечись на совесть!

Шутки шутками, а я на самом деле начал подходить к тому, что вот-вот сорвусь на крик. Меня с детства приучали к тому, что ситуацию надо принимать такой, какая она есть, что гнев или нервозность отдаляют меня от решения проблемы, что всегда надо спокойно искать наиболее действенные и рациональные способы выхода из неприятностей, которые всегда валятся на человека, но всему есть предел. И странный человечек в нелепом наряде, одобряющий мое стремление лечь в сумасшедший дом, похоже, меня сейчас добьет.

Я не успел ему ничего ответить, потому что смартфон, лежащий на столе, голосом Хелависы сообщил, что со мной желает пообщаться одна знакомая ведьма.

— Да! — рявкнул я, уже совершенно не думая о том, что так с девушками, пусть и странной социальной ориентации, не говорят. — Добей меня, роднуля, разрешаю!

— Не вздумай открывать этой твари окно или дверь! — не тише чем я заорала Воронецкая. — А лучше запрись в ванной или туалете, там она тебя не достанет.

— Редкая осведомленность, — на иронию у меня еще хватало душевных сил. — Откуда знаешь?

— Доложили, — по звукам на заднем фоне я догадался, что она сейчас за рулем, и, похоже, педаль газа вот-вот продавит пол машины. — Делай, как я говорю, ясно? Я уже почти приехала. И в глазок сначала посмотри, прежде чем дверь открывать.

Не припоминаю, чтобы я называл ей свой адрес. Хотя, с другой стороны, сейчас любой более-менее башковитый семиклассник с планшетом за небольшую плату добудет и твой адрес, и характеристику с последнего места работы, и полное описание пристрастий, включая самые грязненькие, и даже анализ мочи, если таковой сдавался. Интернет давно перестал был анонимной территорией, тут можно узнать все и обо всех. Впрочем, вероятнее всего, он таковой никогда и не являлся.

— А еще переехать можно, — задумчиво сообщил мне подъездный. — Хочешь, поспрошаю, может, где в окрестных домах жилье есть на обмен?

Сдается мне, Анисий Фомич не сильно хочет видеть меня на подотчетной территории. Его можно понять, но все равно немного неприятно.

— И не подумаю, — буркнул я, беря сигарету из пачки, лежащей на столе. — Мне квартира от деда досталась в наследство. Я его почти не помню, но сути это не меняет.

— Так о тебе же пекусь, — смутился подъездный, отводя круглые глаза в сторону. — Чтобы, значит, легче там... И вообще...

А врать Анисий Фомич толком не умеет. По нынешним временам диво дивное, даже, может, большее, чем сам факт существования подобных существ. Вон он как носом-картошкой шмыгает, ногами в забавных сапожках сучит, дискомфортно ему.

Не знаю отчего, но эти мысли немного притушили гнев, который пару минут назад меня захлестывал. И слава богу, потому что ничего путного в таком состоянии я сотворить не могу, это проверено, и не раз. Вот глупостей способен наговорить и наделать кучу.

— А кто звонил-то тебе? — вдруг спросил подъездный. — Уж не хозяйка ли ворона, что на вурдалачку наскочил?

— В смысле хозяйка? — насторожился я. — Я думал, этот чернокрылый с ней на пару меня ухайдокать собирался.

— Да что ты, что ты! — замахал короткопалыми ладонями коротышка. — Ворон — и с неживой? Не бывает такого. Птицы да животные от них бегут как от огня. Они мертвятину за версту чуют, не то что человеки. Не, это ведьмин помощник был, или я ничего в этом не понимаю. У них всегда или кошак черный в них бегает, или ворон летает. Что тот, что другой — существа непростые, со старых времен к колдовству да волшбе причастные.

О как. Век живи — век учись. Причем сейчас мне эту учебу надо экстерном пройти, если хочу дальше жить. Забавные игры в ожившие сказки кончились, та стерва, что в окно стучалась, вряд ли хотела просто со мной поболтать, у нее другие планы на этот счет имелись.

Интересно, мой старый приятель Гаврош оружием еще торгует? И, если что, серебряные пули добыть сможет? Ну да, подъездный сказал, что их надо специальным образом зачаровать, помню, но пока и такие сойдут. Все лучше, чем с голыми руками от эдакой напасти отбиваться. Пуля в лоб — это всегда аргумент в мою пользу. Даже если это будет мой лоб. Кто его знает, как дело повернется, верно?

Впрочем, может, я и не прав. Может, она приходила не убивать, а попугать. И вот тогда надо начинать искать того, кто...

Мысль прервал звонок в дверь.

— Может, не станешь открывать? — предложил подъездный. — Чую, не с добром гость пришел.

— Ясное дело, что не с ним, — усмехнулся я. — Добрые люди по ночам спят, только нечисть по гостям мотается.

— А подруга твоя? — хитро сверкнули глазки подъездного. — Она частенько в это же время приезжает, да еще и не всегда тверезая. И всегда такие жалостливые истории рассказывает!

И не возразишь ему ничего. Моя приятельница Юлия, отношения с которой у меня давным-давно перешли в стадию "так давно вместе, что уже непонятно, кто мы друг другу", любит иногда наведаться в гости часика в три ночи, порядком набравшись в ночном клубе, дабы поведать про очередную личную драму. Драмы эти чаще всего являются ее фантазиями, но я слушаю, поддакиваю и стараюсь не заснуть. Оказывается, она эти представления не для меня одного устраивает, у нее и другие зрители есть.

Когда-то мы являлись тем, что в народе называется "пара", безмерно радуя данным фактом как ее, так и моих родителей, ибо те давно и прочно дружили, а потому были не прочь через нас породниться. Дело уже почти дошло до колец, лимузина и тщательно отрепетированного танца невесты, но внезапно все пошло прахом. Я влип в неприятную историю, приведшую к разрыву с отцом, Юлька под давлением своей мамы расторгла помолвку, чем, признаться, меня очень порадовала. Я и сам начал уже разрабатывать Очень Хитрый (как мне казалось) План по устранению угрозы, нависшей над моей независимостью, но все закончилось без многоходовых комбинаций, само по себе.

С год мы не виделись, потом случайно столкнулись в одном из клубов, куда я по старой памяти завернул с девицей из нашего института. Юлька, склонная к перформансам, как по нотам разыграла сцену из серии "И быстро же ты меня забыл, любимый, так что будь проклят", после чего спутница мигом испарилась, а мы отправились сюда, в эту квартиру, вспоминать былое.

Вот так оно и длится до сих пор. Я затрудняюсь подобрать верное название нашим отношениям. Это не дружба, не любовь, не привязанность, скорее нечто гибридное. Но меня такой подход к вопросу устраивает. Никто никому ничего не должен, но при этом каждый из нас всегда может получить то, что ему нужно. Секс, эскорт для похода на вечеринку или просто беседу по душам за чашкой крепкого кофе. Последнее, кстати, возможно, самое важное. В большом городе всегда можно найти себе партнера на одну ночь, это проще простого. А вот собеседника, который не уснет под твои рассказы, — нет.

Помимо этого, мы еще дали друг другу слово, что если до тридцати пяти лет так и не найдем себе вторых законных половин, то все-таки поженимся. Порадуем мою маму, которая в Юльке с детского сада души не чает, и опечалим ее. Лично я видел в этом только шутку, но вот только очень уж серьезные глаза у Юльки были в тот вечер, когда мы про это беседовали. Не билась в них привычная смешинка. А вот слезинка, напротив, стояла.

Но за дверью точно находилась не она. Неоткуда ей здесь взяться, Юлька еще на той неделе умотала с матерью и младшей сестрой на Бали, где планировала трескать экзотические фрукты, посещать буддийские храмы и обретать золотистый загар.

Подъездный расценил мое молчание как-то по-своему и неслышной тенью скользнул в коридор. Звонок раздался снова, после в дверь стукнули ногой.

— Надо открыть, — вздохнув, сказал я сам себе. — А то соседей переполошит, те еще полицию вызовут, объясняйся с ней потом.

Не знаю отчего, но Стеллу я видеть не хотел. По сути, в этой ситуации она на сто процентов выступает на моей стороне, но... Повторюсь — перебор. Слишком много информации, слишком много новых впечатлений и эмоций.

— Ведьма, — уверенно заявил мне Анисий Фомич, он, похоже, успел смотаться на лестничную клетку и обратно. — Я их, паскуд, завсегда отличу от обычных баб. Причем ведьма природная, у ней хвостик имеется.

— Даже знать не желаю, как ты это выяснил, — поморщился я, окончательно в этот момент осознав, что с Воронецкой у меня никогда ничего не будет. Я не сторонник экзотики, хвостатые женщины мне совсем не интересны. — Фу!

— Так привычное дело, — отмахнулся подъездный. — Мы много чего видим такого, что обычный человек не может. Ты, кстати, даже если она к тебе задом голым повернется, тот хвост не узришь. Нет у тебя такой силы. У нас — есть. Мы защитники дома, нам положено видеть все, что надо.

— Швецов, открывай, — к двери с той стороны несколько раз припечатался кулак. — С кем ты там говоришь? Открывай, или я дверь с петель сниму. Я хоть и слабая женщина, но если чего захочу, то это сделаю!

— Снимет, дрянь такая, — вздохнул подъездный. — Ведьмы много чего могут, уж поверь, чар защитных у тебя на ней нет. Так что лучше открыть, Валерий. А я пойду покуда.

И он скрылся в санузле, причем открывать дверь ему для этого даже не понадобилось, а я, вздохнув, повернул ключ в замке.

— С кем говорил? — Стелла ворвалась в квартиру и первым делом довольно бесцеремонно схватила меня за подбородок и задрала его вверх, чтобы осмотреть шею. — Отвечай, Валера, и живее!

— Сам с собой, — хмуро сообщил ей я, вырываясь. — Не волнуйся, не куснули. Повезло мне.

— Везение — понятие абстрактное, — Воронецкая, не снимая туфель, прошла в комнату и приблизилась к закрытой балконной двери. — Про него чаще всего говорят те, кто ничего делать не хочет, рассчитывая получить все и сразу, лежа на диване. Не бывает такого, как потопаешь, так и полопаешь. Дьявол, как же тут смердит мертвечиной! Аж скулы сводит!

— Видела бы ты ее, — я расправил одеяло на кровати и подхватил покрывало со стула. — Причем эта девка была одновременно и страшная, и красивая, не знаю даже, чего в ней больше.

— Смерть всегда такая, можешь мне поверить. И чем опасней существо, тем оно притягательней выглядит. Но это только фасад, внешняя сторона, а если заглянуть за него, то там все не так прекрасно. Если повезет, то ты увидишь то, что от таких красоток остается после того, как их прикончат. Гнилая требуха, верхняя челюсть и кучка смрадной пыли.

— Сомнительное везение, — заметил я, расправляя покрывало по углам кровати. — Мне было бы предпочтительней вовсе ее больше не встречать. Если честно, испугался.

— Всего-то! — фыркнула ведьма, открывая балконную дверь. — Да не дергайся, не вернется она больше. Сегодня не вернется, за завтра не поручусь. А проветрить надо, атмосферка тут у тебя больно удушливая. Пыль, перегар сигаретный, да и носки ты, похоже, стираешь не каждый день.

— Ты ей командовать не давай, Валерий, — раздался голос из коридора. — Ведьмы — они знаешь какие? Чуть дал слабину, они тебе на шею прыг — и поехали!

— Это кто там выступает? — немедленно вызверилась Стелла. — Покажись-появись, дай на тебя глянуть, хозяин местный.

— Перебьешься, — невежливо отозвался подъездный. — Я в своем дому, тут у тебя надо мной власти нету!

— Так и занимайся домом! — рявкнула ведьма. — А в мои дела не лезь, ясно? Мы с Валерой сами решим, как нам дальше жить, не твоего это ума дело!

— Тональность пониже делаем, — влез в их перебранку я. — Это не его дом и не твой. Это мой дом. Я здесь хозяин, мне решать, как и что. Так что оба умолкли. Все услышали? Вот и славно. Стелла, чаю хочешь?

— Хочу, — буркнула ведьма. — Знаешь, Швецов, с тобой диеты никакие не нужны. Я за вчерашний день только позавтракать успела, а потом — все. Скандалы, интриги, расследования — вот моя пища.

— Врешь, — сообщил ей я, отправляясь на кухню. — Еще шаурму съела у Абрагима и в ресторане еду с моей тарелки добила.

— Это разве поела? — отмахнулась Воронецкая. — Так, червячка заморила.

Она уже почти вышла из комнаты, но после вернулась и захлопнула балконную дверь.

— Береженого Ночь бережет, — ответила она, поймав мой насмешливый взгляд. — Кто его знает, какой приказ эта тварь получила? И, самое главное, от кого? А вдруг все же сунется, вдруг воля пославшего окажется сильнее, чем природная осторожность?

— Вот тут ты права, — я поставил чайник на конфорку, включил плиту, а после подошел к холодильнику. — Главный вопрос, как мне кажется, именно в этом. Кто ее за мной послал? Не просто же так она нарисовалась. Четверть века я жил — не тужил, интереса для кровососов не представлял никакого, а тут раз — и им понадобился в качестве пищи. С каких щей?

— А если не в качестве пищи? — склонила голову к плечу ведьма. — Об этом не думал? Что если ее задача была тебя не выпить, а напугать?

— Думал, — я окинул взглядом почти пустые полки холодильника. — Блин, забыл в магазин зайти со всей этой суетой. Извини, подруга, деликатесни нет. Если желаешь, могу пельменей сварить, их у меня много.

— На фиг, — отмахнулась Стелла. — Я магазинные пельмени не употребляю никогда, они без души слеплены.

— Кто бы о душе говорил, — раздался голос подъездного из-под раковины. — Хе!

— Какой он у тебя разговорчивый-то, а, — нахмурилась ведьма. — И бесстрашный!

— Анисий Фомич, иди с нами чай пить, — предложил я, открыв дверцу, ведущую в закуток с трубами.

— Не та компания, — отказался тот, сверкнув глазами из темноты. — И тебе не след бы с этой бесовкой хлеб за одним столом есть!

Стелла вскочила с табуретки, та, громыхнув, опрокинулась на пол.

— Да что ж вы за нелюди такие? — устало поинтересовался я. — И как же вы мне надоели! Если бы не эти змеи на груди и сны, ей-богу, уже сегодня катил бы я в поезде куда-нибудь в Кинешму. Побродил бы по лесам, нашел клад, продал его мелкоуголовному элементу, который там обязательно имеется, купил себе дом на берегу реки и жил припеваючи, про вас всех не думал. Жалко, нельзя так!

— Нельзя, — не без злорадства отметила Стелла, поднимая табурет. — А ты, мохнорылый, запомни: еще одна дерзость из угла — и я к тебе в дом королеву крыс подселю, а после старшему вашему расскажу, почему так поступила. Замучаешься синяки на боках сводить да эту серую погань по чердакам с подвалами ловить. Ясно?

— Ясно, — пробасил кто-то из-за плиты, и этот голос Анисию Фомичу не принадлежал. — Прощения просить не стану, но мешать он более вам не будет. Беседуйте. А ты, ведьма, с визитами сюда все же не части. Не рады тебе тут.

— Пфе! — Воронецкая оттопырила верхнюю губу, давая понять, что плевать она хотела на пожелания незнакомого оратора.

Сдается мне, это и есть Филат Евстигнеевич, старший над местными подъездами. Ну и голосина у него! Прямо как пароходный гудок.

— Мы будем пить чай или нет? — капризно осведомилась Стелла. — Нет еды — так хоть кипятку плесни и сахару дай. Я вымоталась, я не спала, мне нужна глюкоза!

— Да хоть весь съешь, — разрешил я, ставя перед девушкой требуемое. — И вот еще сушки. Они, правда, как каменные, но лучше что-то, чем ничего.

Похоже, ведьма не врала. Она выхлебала три чашки чаю, ополовинила сахарницу и умяла десятка два твердейших сушек.

— Значит, Валерка, ты думаешь, что вурдалачку к тебе Карл Августович направил, — нарушила наконец молчание она. — Верно я поняла?

— Не знаю, — признался я. — Выглядит все именно так. Он же на прощание сказал что-то вроде "ждите неприятностей"? Вот и они. Но, с другой стороны, это слишком примитивно, слишком напоказ. "А напугаю-ка я этого мальчонку, чтобы он ко мне прибежал". Согласись, этот старикан не настолько прост.

— Или наоборот, — возразила мне девушка, хрустнув еще одной сушкой. — Сделать все максимально напоказ, чтобы мы именно так и подумали. Так сказать, от противного. Можно такое предположить? Да запросто. Как еще один аргумент — да, по Москве новости разносятся так же шустро, как сероводород по салону автомобиля, но не настолько же?

— Знаешь, мы с тобой версии можем строить до скончания времен, — подумав, сообщил ей я. — В результате накрутим такого, чего в помине нет. Надо ехать к этому старому хрычу и там все на месте проговаривать.

— Он соврет — недорого возьмет, — сморщила носик ведьма.

— И ты тоже. Да и я, пожалуй. Мы все хороши. Но даже если он великолепный актер, что-то мы да узнаем. Например, новости о том древнерусском гарнитуре, из-за которого вторую ночь не спим. В общем, по любому в выигрыше будем.

— Не уверена, — Стелла потянулась, демонстрируя свои безукоризненные формы. — Но соглашусь — это в данный момент лучший из вариантов. Остальные куда бесперспективней. Он там что-то про рассвет говорил, дескать, встаю с первыми лучами солнца? Так это скоро, вон небо начало светлеть.

— Ну и хорошо. — Я поставил чашку в раковину. — Нет хуже, чем ждать да догонять.

— Может, пока пойдем, поласкаемся? — с легкой ехидцей предложила Стелла. — Время скоротаем?

— Не вздумай, — очень тихо, шепотом гукнул мне Анисий Фомич в ухо из посудного шкафа. — К себе привяжет, причарует!

Мог бы и не предупреждать. Оно мне самому надо? Ясно, что у нее между ног ни капкана, ни акульих зубов нет, но при этом вся моя чуйка кричала о том, что делать этого нельзя. А ей я привык доверять.

— Расслабься, — рассмеялась Воронецкая. — Не нужен ты мне, супермачо с "Пролетарки". И ты, рожа бородатая, не переживай за своего жильца, не трону я его. Мы с ним теперь как ниточка с иголочкой неразлучны. Аж до самой осени.

— Эх-эх, — вздохнул где-то за тарелками Анисий Фомич. — До осени? Долго. Валерий, может, все же поменяешься с кем квартирой, а?

Глава девятая

Утренняя дорога была если не пустынна, то уж точно не загружена автомобилями, и мотор "Бугатти" мерно урчал, убаюкивая меня.

— Не спать, Швецов, — крепкий кулачок ведьмы ударил меня в плечо. — Разрешаю, можешь отвлечь водителя от дороги разговорами. А то я сама того и гляди усну, и вознесемся мы с тобой на огненной колеснице прямиком в небеса, рука об руку, подобно двум белоснежным облачкам. Красиво сказала?

— Не-а, — я подавил зевок. — Во мне, Стелла Аркадьевна, романтичности ноль, меня подобными вещами не прошибешь.

— Печально. Мальчик ты красивый, тебе романтичность пойдет куда больше, чем цинизм. — Ведьма прибавила газу. — Давай, анекдот какой-нибудь расскажи, что ли.

— Ох, челюсть бы не свернуть, — снова зевнул я. — Стелла, а вот ты королеву крыс упоминала. Она кто?

— Она королева крыс, — улыбнулась Воронецкая. — Самая хитрая, самая ловкая, самая голодная. И размножается крайне активно. Если такая в доме поселится, то беда, поголовье серых бестий за полгода возрастет неимоверно. Причем ее отпрыски от мамаши не сильно отличаются, потому жрут все, до чего доберутся, и за жизнь свою бьются до конца. Что любопытно — первым делом изводят всех кошек в доме. Прямо охоту на них устраивают, самую настоящую. Само собой, домовым подобная напасть не с руки, вот их старший и заткнул твоего приятеля.

— Так это ведь если такую в дом запустить, то и люди пострадают, — резонно заметил я.

— И что теперь? — без малейшего наигрыша, совершенно искренне удивилась Стелла. — Мне какая печаль? Люди, люди... Фрукты на блюде.

Ну да, глупость сказал, признаю. Нашел в ком совесть будить...

— А ворон? — решил я задать сразу все накопившиеся вопросы. — Он на самом деле твой помощник?

— Про него не спрашивай, не отвечу, — посерьезнела Воронецкая. — Это личная территория, туда тебе хода нет.

Между делом предложить переспать — не личная территория, а ворон — личная. Странные критерии в этом мире. Непривычные. Но, с другой стороны, в чужой монастырь со своим укладом не ходят, обижаться не на что, просто в какой-то момент я ей тоже что-нибудь да не скажу.

— Не хочешь — не говори, — покладисто согласился я. — Тогда другой вопрос. Слушай, так кто все-таки этот Карл Августович? Нет, ты мне о нем рассказывала, он тоже немного о себе поведал, но ясности ни то ни другое не добавило.

— Валера, а кто наш президент? — вдруг поинтересовалась у меня Стелла. — В смысле он вообще кто?

— Он президент, — немного обалдел от вопроса я. — Первое лицо государства.

— Ну это понятно. — Стелла крутанула руль, поворачивая в переулок. — А если поподробней?

— Человек, — я сообразил, куда она гнет. — Собак любит, самолет водит, журавлям как-то раз дорогу на юг показал. А в целом я не в курсе. Официальным источникам веры нет, а к неофициальным меня никто не допустит. Рылом не вышел-с.

— Вот и герру Шлюндту такую же характеристику можно дать, — предсказуемо подытожила ведьма. — Все знают, что он отлично разбирается в старине, причем в любых ее проявлениях. В первую очередь, разумеется, это касается материальной стороны вопроса: вещи, украшения, книги и так далее. Все знают, что он очень стар. Все в курсе, что связываться с ним, а тем более враждовать — верх глупости, подобные отчаюги долго не живут. И это при том, что сам Карл Августович мухи не обидит, по крайней мере никто не видел, чтобы он их газетой прихлопывал. Но и только. Вроде бы много информации, а на деле она ни о чем.

— Согласен, — призадумался я.

— Именно поэтому надо взвешивать каждое слово, ему сказанное, про обещания я уж и не говорю. Когда не знаешь точно, кто твой собеседник, не следует говорить то, о чем после пожалеть сможешь, — очень серьезно проговорила ведьма. — Я ведь видела, как он тебя обхаживал. Опять же, мы к нему в гости едем. Домой! И это при том, что мало кто знает, где его вообще найти можно. Я же не просто так к Абрагиму нас потащила, верно? Догадывалась, что он с ним имеет прямой канал связи, поскольку является его официальным поставщиком.

— Поставщиком чего? — уточнил я. — Только не говори, что шаурмы.

— Не валяй дурака, Валера, — попросила ведьма. — Все ты понял. Через палатку аджина много разных вещичек проходит, потому что те, кому надо, знают, куда можно принести то, что ни в одной скупке сроду не примут. Принести и продать за вполне приемлемую цену. Причем без каких-либо вопросов.

— Теневой рынок, — криво улыбнулся я. — Прямо тайны мадридского двора, часть вторая, том первый.

— Ой, да ладно, — в тон мне ответила ведьма. — Будто в других местах как-то иначе дело обстоит. Есть скупщики, есть тот, к кому стекаются самые интересные приобретения. А теперь этот "тот" взял и личный адрес тебе продиктовал. Ты, Валера, ему нужен, это понятно, но вот только в качестве кого? Явно ведь не равноправного партнера, очень у вас весовые категории разные. А теперь призадумайся, сколько у него таких, как ты, в подручных перебывало? И почему он до сих пор жив, а они все нет? Потому прошу тебя, даже на вопрос "Может, чашечку кофе?" отвечай "Мне надо подумать".

— Эдак он меня за идиота примет.

— Не вижу противоречий, — ведьма снова лихо крутанула руль. — Если бы не твои не сильно выдающиеся умственные способности, помноженные на неумение ориентироваться в лесу, то мы бы сейчас оба спали, причем каждый в своей кровати, а не ехали бы к тому, кого надо седьмой дорогой обходить.

Машина резко остановилась, навигатор довольно пикнул и сообщил:

— Вы прибыли по указанному адресу.

Надо заметить, что Карл Августович довольно неплохо устроился в плане проживания. Остоженка, старый жилой фонд, высокие потолки, подъезды, в которых гуляет эхо и ощущается ушедшее Время.

Кстати, до моей работы отсюда рукой подать. Разве зайти потом, занести тортик к утреннему чаю моих кумушек, выпросить все же еще недельку отпуска? Вдруг Розалия сегодня в благодушном настроении?

— Даже если я тебя задолбала, повторю: меньше говори, больше слушай, — Стелла пискнула брелоком. — Лучше всего ешь. Когда ты жуешь, тогда вероятность очередного глупого поступка снижается.

Мне кажется, или она нервничает? А может, и вовсе боится?

Да нет, вряд ли. Воронецкая, конечно, штучка та еще, но трусость — это не про нее.

— Думаю, для начала следует выпить кофе, — именно этой фразой встретил нас Карл Августович, затягивая пояс красного длинного домашнего халата из числа тех, которые можно увидеть в старых советских фильмах. — Крепкого черного кофе. Валерий, Стелла, вы как насчет моего предложения?

— Мне надо подумать, — пробормотал я, снимая кроссовки.

— Мы за, — на щеках ведьмы вдруг появился румянец. — Особенно если к этому напитку у вас найдется бутерброд с сыром.

— Что-нибудь отыщу, — пообещал ей антиквар. — Проходите на кухню. В комнаты не зову. Я, знаете ли, холостяк, потому привык, что у каждой вещи есть свое место. Мне это кажется гармонией, всем же остальным — редкостным кавардаком.

— Всем остальным — это женщинам? — уточнила Стелла лукаво, после чего антиквар несколько раз хлопнул в ладоши, признавая ее превосходство.

Кофе, крепкий, ароматный и сладкий, разогнал сонную хмарь, оккупировавшую было мою голову, я ощутил, что сердце начало биться чуть сильнее, и вернулась ясность мысли.

— Насколько я понимаю, ваш визит, как и столь ранний звонок, еще вчера в планы не входил? — уточнил антиквар, как только Стелла дожевала второй бутерброд. — Что же изменилось?

— Ситуация, — ответила девушка и взяла эклер из вращающейся пирожницы. — Ночь для нас — время принятия решений, вам ли не знать.

— Хотелось бы деталей, — закинул ногу на ногу старик и качнул домашней туфлей.

— Нет проблем, — покладисто согласился я. — Меня нынче чуть не сделали продуктом питания.

— Это как? — сдвинул седые брови Карл Августович.

— В прямом смысле. Приперлась клыкастая девица, идентифицированная как "вурдалачка", просила пустить ее внутрь. Обещала, что мучаться не буду, вроде как просто усну и все. Усну и буду видеть сны.

— Как любопытно, — на лице антиквара обозначились скулы, как мне кажется, он был если не в бешенстве, то в гневе точно. — Невероятно любопытно.

— Не совсем согласен. — Я глянул на гущу, оставшуюся на дне чашки. — Любопытного мало. Скорее жутковато. И, самое скверное, я к подобному был не готов. Человеку, если надо, я челюсть на сторону быстро сверну, но с нежитью такой фокус не пройдет. И кол осиновый, оказывается, ей не сильно страшен. Хотя у меня и кола не имелось...

— Эту пакость, если знаючи, уничтожать не так и сложно, — о чем-то думая, возразил мне антиквар. — Особенно простых служителей, вроде той девицы, что к тебе заявилась. Главы семей — те да, они куда живучей, они столько чужих судеб в себя впитали, что их не-жизнь поди из оболочки вытряхни. Хотя и это вполне возможно, имелось бы желание. А что вы, госпожа Воронецкая, так на меня смотрите? Дайте угадаю. Вы полагаете, что это я напустил кровопийцу на нашего общего друга? Верно?

— Я молчала, — осторожно произнесла Стелла.

— Но думали. — Карл Августович привычно воздел указательный палец правой руки вверх. — Не беспокойтесь, я не воспринял это как личное оскорбление. Вполне разумная версия, особенно если вспомнить слова, произнесенные при расставании. Я бы, знаете ли, тоже засомневался. Но сразу могу заверить вас обоих — это не моих рук дело. Если бы я хотел как следует перепугать Валерия, то придумал бы что-то более оригинальное и действенное. Нет, это кто-то из немертвых сработал, кто-то, кто уже пронюхал о том, что в столице появился Хозяин кладов. И данный факт меня лично совершенно не радует. Вурдалаки не слишком умны, но зато отменно усердны, они как гончие, которые не сойдут со следа, пока не настигнут свою добычу или не умрут от разрыва сердца.

И Анисий Фомич мне то же самое говорил. Нет, надо Гаврошу звонить, и это я уже не шучу. Незарегистрированный "ствол", конечно, штука стремная, но лучше с ним, чем без него. Заклинаний я не знаю, колдовать не умею, солнышко в руках зажечь тоже не смогу, зато стреляю очень даже неплохо. Было время и повод потренироваться.

Главное — заявление о находке оружия надо не забыть написать и с собой постоянно таскать. Если что, если "заметут", то без него труба настанет. А с ним — возьми меня за рупь, за двадцать. Шел, нашел вот эту бяку, проникся гражданским долгом, понес в полицию сдавать, но не дошел, потому что вы меня остановили, господа блюстители порядка. И очень важно не забывать каждый день новое писать, чтобы не спалиться.

— У вурдалаков нет сердца, — сообщила нам Стелла и цапнула еще одно пирожное. — Это все знают. То есть оно имеется, но гнилое и не функционирующее.

— Потому они никогда и не сходят со следа, если его взяли, — задушевно произнес антиквар. — Если только их как следует не приструнить.

— А вы сможете это сделать? — сразу же уточнил я.

— Это очень сложный вопрос, — Карл Августович несомненно начал юлить. — Скажем так, я знаком кое с кем из высшей знати блютзаугеров.

"Блютзаугеры". Вон он их как назвал, на немецкий перешел.

— Если вы не сможете обеспечить защиту Валере, то так и скажите, — предложила Стелла, вытирая пальцы платочком, который достала из кармана. — Значит, я за сегодняшний день найду для него надежное убежище, куда ни вурдалак, ни тем более упырь не проникнут. Хотелось бы все решить проще и быстрее, но что есть, то и примем за данность. Главное, что вы тут ни при чем.

Ох, как красиво она выделила голосом последние слова, вложив в них кучу смыслов. Дескать, понимай как знаешь, немец.

— А в чем отличие вурдалака от упыря? — поинтересовался я, воспользовавшись возникшей паузой. — Был уверен, что это одно и то же.

— Это то главное, что вас сейчас интересует? — удивленно поднял одну бровь вверх антиквар.

— Вот такой он, — весело, не сказать задорно, сообщила ему Стелла. — И мне с ним как-то надо жить. Ужас-ужас!

— Как бы вам объяснить? — пропустил ее слова так, будто они и не были произнесены, Карл Августович. — Вы представляете себе разницу между простейшими организмами и человеком? Ну вот, тут приблизительно то же самое. Вурдалак — высшая ступень, он умен, хитер, пять раз подумает, прежде чем воткнуть клыки в чье-то горло или запястье. А упыря волнует только собственный голод. Там нет разума, там действуют исключительно инстинкты, потому и век их короток. Несколько убийств, после которых их даже искать особо не надо, потому что следов полным-полно, — и все, голова с плеч. Ну, или огонь, он против них отлично срабатывает. Они ведь еще и живучестью вурдалачьей не обладают, при известном умении, самообладании и удаче от них самый обычный человек отбиться может. Так сказать, неподготовленный.

— Биомасса, — подтвердила ведьма, оценивающим взглядом смотрящая на пирожницу. — Клыкастая, вечно голодная биомасса. Побочный продукт. Знаешь, Валерка, как упыри появляются? Вурдалак человека по недогляду или забавы ради выпивает так, что жизнь из него уже ушла, а кровь в венах еще осталась. Души нет, а тело не умерло. Вот тут и появляется упырь, чистое воплощение хаоса и не-жизни. Злой, голодный и безмозглый, практически идеальная машина для убийства.

— Сейчас они куда реже встречаются, особенно в столице, — добавил антиквар, передвигая пирожницу подальше от загребущих рук Стеллы. — Проблемы никому не нужны, времена не те. Лет двадцать пять — тридцать назад можно было творить что угодно, в стране царил хаос, кровь лилась рекой и без всяких кровососов, а закона практически не существовало. Сейчас вернулись респектабельность и стабильность, потому конфликтовать с тем же Отделом никто не захочет, это выйдет себе дороже. И вурдалаки не исключение. Потому я и удивлен, что они решились на подобную акцию. Странно. Очень странно. Ну, или им позарез нужны ваши услуги.

— Вот теперь настало время для главного вопроса, — я чуть наклонился в сторону Карла Августовича. — Понять не могу, где у меня с ними могут возникнуть точки пересечения. Ну кроме гастрономических, если в данной ситуации можно использовать данное понятие.

— Деньги, — откинулся на спинку стула антиквар. — Вурдалакам постоянно нужны деньги. Парадокс, но это так. Их образ жизни предполагает довольно большие траты, бизнес требует определенных усилий, а лезть в криминал им не с руки. Как, впрочем, и любому из нас. Потому Хранитель кладов для любого из семейств — это бесконечный источник дохода.

— Образ жизни? — Я глянул на Стеллу. — В смысле дорогие машины, костюмы от кутюр и все такое прочее? То есть кино не врет?

— Да какие костюмы? — девушка поджала губы. — Тебе говорят — времена изменились. Раньше любой из них мог выпить человека чуть ли не в центре города и не ждать никаких последствий. А теперь все, теперь если наследил, то тебя обязательно найдут, за ушко и на солнышко. Причем в самом прямом смысле. Потому им и приходится крепко вкладываться деньгами, чтобы не передохнуть. Некоторые из семей открывают гематологические центры, некоторые просто скупают людей через третьи руки, чтобы на них не вышли. Кровь, Валера, им нужна теплая, из которой жизнь не ушла, так что доноры не вариант. А это все вложения. Люди работают, им платить надо, а деньги где взять? Вот и приходится шустрить.

— А тут вы появились, — поддержал ее антиквар. — Хотя все равно очень нагло сработано. Крайне. Если они проведали о вас, Валерий, значит, и о моем интересе к вашей персоне знали. Знали и все равно полезли. Это дерзость. За подобное наказывают.

А ведь не врет. Вон, на коже даже старческая пигментация стала заметна, так он побледнел от злобы.

— Я сейчас вернусь, — сказал он нам и вышел из кухни.

— Кому-то сегодня будет бо-бо, — прощебетала Воронецкая, перегнулась через стол и ухватила корзиночку с кремом. — И поделом! Но что совсем замечательно — Шлюндт, похоже, на самом деле ни при чем, а значит, мы можем наконец перейти к нашему делу. Только я снова тебя прошу — не соглашайся сразу на ту цену, что Карлуша назовет. Она наверняка будет чрезмерно завышена.

— Не учи ученого, — попросил ее я. — И вытри губы, ты их все кремом перемазала.

— Я есть хочу, — с набитым ртом пробубнила ведьма. — Давай после в какой-нибудь ресторан заедем? Хотя в такую рань они все закрыты наверняка... Ну, или в фаст-фудную. На Арбате "МакДак" есть, в него можно.

— Еще раз услышу столь бесцеремонное отношение к моему имени — и вам не избежать проблем, фройляйн, — сообщил антиквар, снова входя в кухню. — Меня так моя мама называла, но то она, а то — вы.

— Виновата, — захлопала глазами ведьма, принимая покаянный вид. — Все недосып и нервы. Я так переживаю за своего Валерика, вы даже не представляете.

— Вы ей верите, молодой человек? — с усмешкой поинтересовался у меня Карл Августович. — Вижу, что нет. И очень правильно делаете. А еще я бы вам посоветовал прикончить эту красавицу сразу же после того, как ваши совместные дела подойдут к концу, поскольку если этого не сделаете, то получите массу проблем на свою голову.

— Карл Августович, забыли о Поконе? — голос Стеллы преобразился, а ее лицо стало больше напоминать маску, из него, если можно так выразиться, ушла жизнь. — Наши дела — это наши дела, вам в них лезть не с руки. За подобные речи даже такую персону, как вы, могут к ответу призвать.

— Покон, — вздохнул антиквар. — Пережиток прошлого, за который все по привычке цепляются, что за твой спасательный круг. Ладно-ладно, не надо так сверкать глазами, Стелла Аркадьевна. Это была шутка. Шутка, я вам говорю. И про Покон тоже, я его чту свято, как полагается. Или вы мне не верите?

— Я никому не верю, — ведьма снова стала милой и непосредственной. — Нет у меня такой привычки.

И я тоже. Все мы тут хороши, погляжу. Вот ведь компания какая собралась!

— Держите, Валерий. — Карл Августович протянул мне какой-то черный небольшой кругляш на кожаном ремешке. — Наденьте на шею и не снимайте до той поры, пока ситуация не разрешится. После отдадите его мне обратно. Это не подарок, даю вам этот талисман на время.

— Ого, — Стелла привстала со стула и подошла поближе. — Мне рассказывали о таких штуках, но сама я их не видела ни разу. Это же амулет работы самого Филиппа Черена, да?

— Верно, — антиквар благосклонно глянул на ведьму. — Великий был человек, хоть и ренегат. А амулеты, что он делал, являются шедевральными сплавами ритуальной и практической магии. Сейчас подобное никто не повторит, поскольку и люди измельчали, и магии не осталось. Валерий, я долго буду держать этот предмет в руке? Не бойтесь, я не собираюсь причинять вам вред.

— Бери, — разрешила Стелла, облизывая острым язычком губы. — Вещь!

— И сохрани тебя Луна попробовать его присвоить, — тихо сказал антиквар моей напарнице прямо в розовое ушко. — Меня ни один Покон не остановит.

— В мыслях не имела, — прошелестели слова ведьмы. — Клянусь... Клянусь!

Я взял амулет, отметив, что он, оказывается, не металлический, а кожаный, глянул на странное изображение, в котором переплелись то ли руны, то ли змеи, то ли вообще не пойми что, и надел его на шею.

— С этим разобрались, — Карл Августович уселся обратно на стул. — А теперь, друзья, наконец-то поведайте мне о том, что нас свело вместе. Для чего вы меня искали вчера?

— Есть три предмета, которые, возможно, вы сумеете... э-э-э-э... идентифицировать, — произнес я, надеюсь, верно истолковав взгляд ведьмы. — Мне они во сне явились.

— Сны — отражение реальности, — благосклонно кивнул антиквар. — Опишите мне их.

— Он уже нарисовал, — Стелла достала из своей сумки сложенные вдвое вчерашние наброски. — Вот. Мне кажется, что вещи эти старой работы. Возможно, еще дохристианские.

— Правильно кажется, — проговорил Карл Августович, внимательно изучая рисунки. — Это шестой век от рождества Христова, молодые люди. Некогда это кольцо, а также наручье и венец принадлежали одной прекрасной полянке, родственнице самого князя Кия. Если точнее, дочери. Собственно, именно он их ей и подарил.

— Поляне — это которые Игоря деревьями разорвали? — уточнил я и поймал укоризненный взгляд Стеллы. — Что? Я в школе хорошо учился!

— Не хочу вас расстраивать, но не очень, — уголками губ улыбнулся антиквар. — Игоря убили древляне, а мы говорим о полянах. И еще, я, если помните, знаю, кем вы работаете, так что не пытайтесь выглядеть глупо, вам это не идет. Выпускник историко-архивного вуза не может не знать, чем поляне от древлян отличались.

Мне стало стыдно. Не потому что не знал, в чем отличие одних от других, а оттого, что дураком себя выставил.

— Так вот, — продолжил антиквар, несомненно, заметивший мое смущение, — этими предметами дочь князя владела долго, а незадолго до смерти она их, а также кое-какое другое добро, включавшее некую книгу, содержащую тайные и заветные знания, очень и очень хорошо спрятала. Если верить рассказам, на той самой горе, где в уединенной избушке и прожила большую часть своей жизни. Отдельно замечу: по слухам Лыбедь была сильной ведуньей, настолько, что все остальные, веды знающие, приходили к ней на поклон, даже те, кто был старше и могущественнее. Может, потому она замуж не вышла и детей не нарожала. Не пожелала с силой своей расставаться, предпочла ее простому женскому счастью. Это у вас сейчас выбора нет, а у тех, старых, он всегда имелся.

— Лыбедь, — глаза Стеллы расширились. — Мамочка моя! А гора, на которой она жила, стало быть...

— Лысая, — с милой улыбкой произнес антиквар. — Ты верно все поняла, ведьма. И кто-то, судя по этим рисункам, все же поднял из земли ее клад. Не думаю, что этот человек ограничился данным гарнитуром, он забрал все, что там было. Не подвергаю сомнению и тот факт, что он уже давно мертв, подобные сокровища убивают вернее пули, пущенной в упор. Но передать обретенное он все же кому-то успел, если исходить из ваших слов.

— Книга Лыбеди! — бормотала Воронецкая. — Ох!

— Насчет книги не уверен, — заметил Карл Августович. — Не факт, что она вообще существовала. Знаешь, я столько рассказов на данную тематику за свою жизнь слышал, что особо им теперь не доверяю. Из них следует, что только ленивый не оставил после себя записи, каждый знаменитый ворожей, волхв, кузельник и даже шептун что-то да накропал. А начнешь копать глубже — и сразу выясняется, что они вообще никакой грамоты не ведали. Да и откуда бы? Времена были другие, не до слов и букв было. Да и букв-то как таковых не существовало, даже бабки-дедки Кирилла и Мефодия еще не родились. Но даже если и была книга, то все равно вряд ли что уцелело. Не забывай о том, сколько веков назад этот тайник был создан. Сгнила она там. Пергамент ли, береста — им такие бездны времени не преодолеть, даже если на них заклятие целости наложили. Я знаю, я такие клады вскрывал. Труха — вот все, что от книг оставалось. Иногда, впрочем, обнаруживалась оклады, если те были сделаны из золота или серебра, после десятого века подобное стало делом обычным. Но внутри них ничего не было, даже пыли от истлевших страниц.

Как мне показалось, Стелла не очень поверила антиквару, но вслух ничего не произнесла.

— Вопрос в другом. — Карл Августович положил рисунки на стол. — Где теперь эти предметы? В каком городе?

— В Москве, — уверенно заявил я. — Находись они во Владивостоке или Киеве — с чего бы им мне сниться? Здесь они.

— И владеет ими некто с волосатыми пальцами, на которых перстней много, — добавила Стелла. — Валерка мне про это говорил.

— В этой связи сразу появляется убедительная просьба, — старик посуровел. — Мои юные друзья, не надо выдавать мне информацию порционно, хорошо? Перстни — отличная зацепка. Если человек собирает такие вещи, как украшения Лыбеди, то на пальцах у него явно не "новоделы". Это почти наверняка вещи с историей, уж поверьте опытному коммерсанту от антиквариата. Валерий, ты сможешь и их нарисовать?

— Не знаю, — я взял ручку, которая очень кстати оказалась на столе, и пододвинул к себе один из листков бумаги. — Попробую.

Увы и ах, но воспроизвести мне удалось изображения всего лишь двух перстней, да и то довольно контурно. Вытеснили эти воспоминания новые впечатления. Впрочем, и этого хватило.

— Этот я либо не узнаю, либо вижу впервые, — антиквар стукнул ногтем по рисунку. — Но зато вот этот мне отлично знаком. Я лично его привез из Италии в... Проще говоря, давно. Вас еще на свете не было. Дорогая вещица, дорогая. И, что самое главное, капризная, такую абы кому не продашь, не всякого она признает. Только дураки думают: украшение — это просто драгоценный металл и самоцвет, что его может надеть любой, кто захочет и у кого на такую покупку есть деньги. Вовсе нет. По-настоящему исключительные вещи, а особенно работы старых мастеров из числа тех, кто, если верить слухам, знался с теми силами, которые к ночи не принято поминать, сами выбирают себе хозяев. Этот перстень из подобных.

— А его кто делал? — заинтересовался я. — Один из тех самых старых мастеров?

— В этом случае не столько важно кто, сколь — для кого, — опять поднял вверх указательный палец Карл Августович.

— И для кого? — поторопила его Стелла, которой, похоже, тоже был любопытен ответ.

— Эту вещицу сработали в славном городе Неаполе в самом конце пятнадцатого века, — антиквар добавил в рисунок несколько штрихов, и я вспомнил, что там действительно камни образовывали букву. — Знатнейший вельможа по имени Джофредо заказал ее для своего старшего брата в знак невероятной приязни и дабы доказать, что он не верит слухам о том, что родич совратил его жену Санчию. Кстати, последняя была королевских кровей, что как раз подтверждает бродившие по Неаполю слухи. Чезаре Борджиа с кем попало в кровать не ложился, но столь знатных дам мимо себя никогда не пропускал.

Ох ты ж мать! Вот как тут не удивляться? Даже мне, архивисту, знающему, что прошлое всегда рядом, за поворотом. И если сидеть тихо-тихо, то даже можно услышать, как переговариваются между собой те, кто жил здесь задолго до нас.

Но Борджиа? Это же титаны прошлого, а не просто какие-то безликие тени людей, страсти и история которых стали пылью почти сразу после того, как они покинули мир.

Перстень Борджиа. Подержать бы его в руках. Это даже круче, чем гарнитур Лыбеди. Нет, она тоже персона непростая. Дочь Кия, племяшка Щека и Хорива. Кстати. А нам говорили, что она вроде не дочь, а сестра Кия была. И вот кому мне теперь верить? Преподавателям из института или этому странному старику?

Почему-то мне кажется, что старику. Он, похоже, куда больше моих преподавателей знает.

— Это сколько же такая цаца стоит? — сглотнула слюну ведьма. — Там, наверное, в нолях запутаться можно.

— Я взял за него не деньги, — ответил ей антиквар. — Это был обмен. Но не надо спрашивать, что именно мне досталось, все равно не скажу. Да это не столь важно, верно? Главное, мы знаем, где находятся нужные вам предметы. Ну, или сможем выяснить их судьбу, что тоже немало. Но...

И он замолчал, глядя на меня.

— Но прежде нам надо прояснить кое-какой вопрос? — спросил я. — Угадал?

— Именно, — лучезарно улыбнулся Карл Августович. — Ну, будем договариваться?

Глава десятая

— Старая сволочь! — Стелла со всего маха ударила кулачками по коже руля. — Ненавижу таких!

Бесится. Не понравилось ей, как переговоры кончились, не любит, когда не она кого-то нагнула, а это проделали с ней. В определенном смысле, разумеется.

— А ты чего молчишь? — нехорошо глянула ведьма на меня. — Или всем доволен?

— Не всем, — признал я. — Но и слюной брызгать не собираюсь, смысла особого в этом не вижу. Шлюндт имел возможность банковать, он это сделал. Причем, заметь, обошелся с нами вполне щадяще, без урона для кое-чьего самолюбия, с улыбками и добрыми словами. Умный человек, понимает, что ситуация со временем может измениться, а нехорошие воспоминания останутся и будут вредить возможным деловым отношениям.

— У тебя внутри кровь или водица? — уточнила Стелла, свирепо сопя. — Мое самолюбие все же при мне, но где спряталось твое?

— Тоже здесь, не переживай. Просто меня с детства учили правильно расставлять приоритеты. Сейчас он нам нужнее, чем мы ему, а ущерба достоинству и чести, повторюсь, никакого нанесено не было. Он же не сказал: "Вы теперь мои слуги, я стану вас угнетать всяко"? Нет, ничего подобного. Человек объявил цену за свою помощь. Да, неслабую, спорить не стану. Но опять-таки нам же для этого не придется продавать свои дома, левые почки, а кое-кому — и красивое тело на панели? Нет. Стелла, нам, по сути, вообще ничего делать не придется. Мы расплатимся с ним чужим добром, а оно что есть, что нет — без разницы. Да мы бы про него и не знали, кабы не Карл Августович. Так что причина твоего негодования мне абсолютно непонятна. Но если уж так тебя все выбешивает, то можешь остаться в Москве, вместо того чтобы ехать с нами.

— Да фиг тебе, обязательно поеду! — пропыхтела злобно Стелла. — И свою долю стребую! Копеечную долю, мизерную, крохотулечную. Вот такусенькую! И все из-за тебя!

И она показала мне ноготок мизинчика. Дескать, сколько ты нам оставил, все заберу.

Ну, это Воронецкая, конечно, приуменьшает... Или преувеличивает? Не знаю даже, какое понятие тут является наиболее верным. И то, и другое, по сути, правильно. А самое главное, мне не кажется, что антиквар слишком уж сильно нас... Употребил, назовем это так.

Цену за свою помощь в решении нашей проблемы он назвал вполне предсказуемую. Я должен был найти для него клад. Ну как найти? Приблизительное место, где его в довольно старые времена припрятали, Карлу Августовичу было известно, но только розыски сего сокровища растянулись на годы. И с металлоискателями ходили, и прочие технические методы применяли — все впустую. Клад точно есть, но вот ухватить его за хвостик пока не удалось. Он уж хотел на него рукой махнуть, да тут я как раз появился.

Само собой, я старику не поверил. Нет-нет, что клад есть — это наверняка, но он точно что-то да умолчал. Может, про какое проклятие, вроде того конского черепа, может, еще про какие детали, но в том, что там не все ладно, я не сомневаюсь. Но, с другой стороны, это снимает с меня какую-либо ответственность. Успел я почитать байки в интернете про старые и проклятые клады и выяснил, что иные из них такую власть имеют, что человека в состоянии погубить. Я этим земным сидельцам вроде как хозяин теперь, но уверенности в том, что они меня слушать станут, все же нет. Так что, если вопрос встанет ребром, если клад снова заявит, что ему чья-то жизнь нужна, и не оставит мне выбора, я антиквара ему и скормлю. И вины за собой, замечу отдельно, чувствовать не буду вовсе никакой. Надо было честно дела вести, особенно если они связаны с такой скользкой материей, как старое золото, обо всем на дальних подступах предупредить. Хотя, конечно, не хотелось бы до подобного доводить. Не из этических соображений, я по отношению к тем, кто сам не отягощен добродетелями, особой жалости не испытываю. Просто он нам, сдается мне, еще не раз может пригодиться. Да, взаимообразно, но это нормальный порядок вещей. Ты мне, я тебе — это правило не нами придумано. И не вчера.

Вот ведь. Со всеми этими делами скоро собственного папашу начну напоминать, чего не хотелось бы. Долбаная генетика...

Но самое главное не это. Самое главное, что я выторговал, — сначала мы решаем все наши вопросы и только после этого отправляемся по золотоискательским маршрутам. Ну и еще нам перепадет четверть от найденных сокровищ. Причем ее состав будет определять Карл Августович, из чего сразу ясно — ничего особо ценного мы не получим. Хотя по моим бюджетным меркам это наверняка будут огромные деньжищи. По ним, собственно, любые деньжищи огромные.

Для начала он, разумеется, попробовал убедить меня в том, что одно другому не помеха, дескать, неважно, что будет добыто раньше, — ценности или клад, но делал это скорее так, для проформы. Понял, что со своей позиции я не сойду, и правильно сделал. Я с детства знаю одно: услуга, которая уже оказана, ничего не стоит, мне вдалбливали это в голову с той поры, как я начал ее держать. В данной ситуации это правило не слишком верно звучит, ибо количество услуг обеих сторон вряд ли ограничится одним разом, но тем не менее. Его клад никуда не убежит, а вот время скользит стремительно. Сейчас листва зеленая, но скоро желтеть начнет, а там и дожди зарядят. И все, пришла осень, пожалуйте в лес. Я, конечно, бодрюсь, Воронецкую с удовольствием стращаю, а на деле кто его, этого Полоза, знает?

Но Стелла бесилась как я не знаю кто. То ли она патологически была неспособна с кем-то чем-то делиться, то ли ей антиквар что на ушко нашептал, пока я в туалет ходил, потребовав к золоту и бриллиантам, спрятанным в незапамятные времена, еще и ночь любви, — уж не знаю. Но ладошками хлопала и ножками топала она невероятно лихо и злобно.

— Угомонись уже, — попросил я ее, выслушав очередной блок ругани и угроз. — Слушай, ну, хочешь, я тебе свою долю отдам?

— Хочу, — мигом откликнулась ведьма. — Уговор?

— Да шиш тебе, — хмыкнул я. — Просто хотелось хоть что-то другое от тебя услышать. Ты радуйся, что вообще хоть что-то получишь, потому что, по сути, ты тут не при делах совершенно. Августыч на схрон наводку дает, я его беру, а ты чего? Какой твой взнос в общее дело?

— Реализация, — заявила девушка. — Ты же старое золото в скупку не понесешь? Они мигом тебя сдадут кому следует. И добро, если просто полиционерам. А если "отдельским"? Этим сволочам до всего дело есть, они к любой мелочи придерутся, чтобы кого-то из нас за глотку взять.

Даже не знаю, смеяться или плакать. Доверить ей продажу хоть чего-то — это все равно что на самом деле сделать предложенное изначально. Надует непременно, я ей еще и должен останусь. Тем более что есть мне к кому толкнуться с таким добром. Хоть бы даже к дяде Олегу, моему крестному, он в этом городе все входы-выходы знает, включая самые высокопоставленные. Правда, он, как и дядя Сережа, почти наверняка меня сдаст родителю, но это... Ладно, забыли.

Кстати, антиквар еще раз доказал, что он изрядный хитрец. Имя владельца древнерусского гарнитура он так и не назвал, выдав вместо этого заверения в том, что он сам все узнает и по достижении каких-либо договоренностей с ним поставит нас в известность. А жаль. Знай я имя обладателя волосатых пальцев и эксклюзивного перстня Борджиа — я бы дядю Олега уже набирал.

Ладно, мысли про то, что я Стелле не верю, как в финансовых вопросах, так и во всех остальных, вслух сейчас озвучивать точно не стоит, иначе она еще и на этот счет распинаться начнет. А вот про "отдельских" я давно хотел подробности узнать, да все никак случай не подворачивался. Теперь же самое то время. И приятельницу свою хитроумную отвлеку от ругани, и новой информации в копилку положу немного.

— Кстати, о птичках, — я хлопнул в ладоши, привлекая внимание ведьмы. — Вот вы все говорите: "Отдел", "отдельские". А это кто? Нет, я догадываюсь, что некая силовая структура, которая надзирает за такими, как ты, но хотелось бы подробностей. Чем они так вам всем насолили? Они мзду не берут или входят в помещения с воплем "Всем стоять, свет не включать"?

— Насчет мзды не знаю, не давала, — Стелла хмыкнула. — Блин, двусмысленно получилось. Да и ладно.

Она нажала кнопку, мотор машины заурчал.

— Отдел, — "Бугатти" скользила мимо машин, владельцы которых в лучшем случае только-только пили первую чашку кофе. У всех нормальных людей утро только началось, у меня же было ощущение, что я полный день уже отработал. — Ну, в чем-то ты прав. Это на самом деле силовая структура, вполне себе легальная, значащаяся в реестре государственных служб и так далее. Сотрудники ее — обычные люди, носящие погоны и получающие зарплату на карточки "Сбербанка". Но это с одной стороны. А с другой — да, делами они занимаются не вполне обычными. Только не надо думать, что они пограничники, стоящие между миром обычного и необычного, справедливые и бесстрашные. Поверь, эти господа иногда такие подлянки кидают таким, как мы, что волосы дыбом встают, причем по всему телу, даже в эпилированных местах. Для них главное — добиться своей цели, которая, между прочим, не всегда совпадает с буквой закона.

— Не в их защиту, а просто справедливости ради — иные преступления в законах и не прописаны, — заметил я. — Если бы та клыкастая девица из меня ночью кровь выпила и не дай бог упырем сделала, по какой статье ее судить? Убийство с кровососанием? Умышленное причинение вреда здоровью путем обращения человека в упыря? Преступления нестандартные, вот и методы нестандартные.

— Да если бы только на этом все заканчивалось, — вздохнула ведьма. — Впрочем, надо признать, что Покон они чтут, несмотря даже на то что он их напрямую не касается. Пожалуй, даже поболе, чем обычные кодексы и законы. И если обещают, то всегда делают, что для людей вообще не свойственно. Хотя сволочами быть при этом не перестают. Потому запомни, Валера: если с ними столкнешься, то поменьше говори и побольше слушай. А услышанное на три дели. Или, еще лучше, на пять. Куда ты прешь, козел?!

И Стелла со всего маха ударила по кругляшу в центре руля, противный гудок взревел как медведь, выходящий из спячки.

А вскоре мы с ней вообще расстались. Она высадила меня около закрытого на ремонт кинотеатра "Художественный", напрочь забыв про свои планы, касающиеся плотного завтрака, и умчалась куда-то в сторону Нового Арбата, даже не попрощавшись.

Но и это к лучшему. Если честно, ведьма за последние сутки мне изрядно поднадоела, не знаю даже, как я с ней еще два с половиной месяца валандаться стану. Да и есть я люблю в одиночестве.

Что интересно — даже в этом она мне умудрилась насолить. Две симпатичные девушки, стоявшие рядом со станцией метро "Арбатская", с интересом окинули взглядом сначала мою помятую после ночных похождений фигуру, после "Бугатти", исчезающий в утреннем и пока не слишком густом потоке машин, а потом одна сказала другой вроде бы не громко, но так, чтобы до меня непременно эта реплика донеслась:

— Сильный пол, сильный пол... И кто теперь кого трахает? Они нас или мы их?

Всякое было в моей жизни, всякое я и видел, и слышал, и про меня что только ни говорили, но вот за альфонса еще не принимали. А самое обидное — и не возразишь ничего. Не потому что сказанное — правда, а потому что мои объяснения никому не нужны и неинтересны. И только сильнее убедят эту милашку в том, что она права.

Куда катится этот мир? Или уже прикатился?

Ответа на данный вопрос мне никто дать не мог, потому я не стал забивать себе голову всякой ерундой и не торопясь отправился к "Сабвею", который работал с семи утра. До того момента, когда в архив придет Розалия Наумовна, с которой я все же решил поговорить насчет дополнительной недельки отпуска, оставался еще час, и надо провести его с пользой и по возможности приятно.

Надо заметить: все мои надежды оправдались, одно плохо — не совсем так, как я задумывал. Нет, я хорошо позавтракал, и моя дражайшая шефиня даже пошла мне навстречу, но вот только следующие два дня мне пришлось провести на работе, причем в неустанных трудах и заботах. Просто так мне свободу никто давать не собирался, потому Розалия Наумовна с привычной ей железной хваткой и прагматизмом немедленно запрягла меня в пахоту до самого конца рабочей недели, веско произнеся:

— Хочешь взять — сначала заслужи.

И я не разгибаясь таскал толстые, тяжелые и пыльные папки, которые, как оказалось, привезли нам из какого-то другого архива. У них то ли здание отобрали, то ли ремонт в нем затеяли — не знаю. Их доставили в наш особняк неделю назад, но заниматься ими до моего возвращения никто не собирался. В смысле "хватай больше, тащи дальше". Нет, я все понимаю, мои коллеги в большинстве своем дамы немолодые, но можно было хоть помещение для последующего складирования этих бумаг подготовить? А то сначала в хранилище Љ 4 все расчисти, потом проверь пожарную сигнализацию, потом... Ужас, короче. И пыль. Облаками! Сдается мне, привезенные бумаги лет пятьдесят-семьдесят копили. Ну оно и понятно, кому нужны довоенные докладные разнообразных наркоматов о производимых работах и тому подобные изыски? Разве что какой пройдоха-практикант в них полазил на предмет поисков автографов более-менее известных исторических личностей, их худо-бедно можно толкнуть собирателям подобных древностей. Подпись директора Кузькина или экспедитора Федькина не стоит ничего, но вот оригинал распоряжения, на котором красуется собственноручный росчерк Микояна или Молотова, — уже антиквариат, у него есть цена. Может, небольшая, но есть. Про подпись Сталина я и не говорю, это отдельная история. Документов, которые он подписал, было, разумеется, немало, но многие ли из них дошли до наших дней? Что сожгли после знаменитого Съезда, что по сроку хранения в распыл пустили, что по музеям разошлось. Так что росчерк Великого Вождя — очень неплохой товар. Такой и я бы мимо себя не пропустил, благо знаком с парой человек, которые готовы за него заплатить.

Кстати, о товарах. Сивый закинул мне денежку на карту, чем немало и очень приятно удивил. И быстротой расчета, и непосредственно суммой. После того как я посмаковал циферку, которая красовалась на экране смартфона, сел на лавочку возле архива, закурил и задумался на тему кладоискательства. Шутки шутками, но овчинка стоит выделки. Это ведь мы грошовый кладик-то подняли, а тут вон как четыре моих зарплаты сходу упало. А если серьезный выкопать? Да по уму толкнуть?

И вот тут мне сильно заплохело. Настолько, что сигарета выпала у меня изо рта и пришлось схватиться за спинку скамейки. Сердце впервые в жизни дало о себе знать, в него словно острые зубы вцепились.

А так оно и было. Я через секунду сообразил, что к чему, задрал майку и четко увидел, как правая змейка дернулась, всаживая крохотные клычки в мое тело чуть пониже прилипшего к потной коже кожаного амулета.

— Не буду, — промычал я, глядя на нее. — Не буду я в корыстных целях выданный дар использовать! Только если что само к рукам прилипнет — в свою пользу обращать стану!

Змейка дернулась еще раз и застыла, из сердца ушла боль.

Хороший я подарочек получил. Проблем выше крыши, прибыли никакой. Интересно, где я так нагрешил, что мне вот эдакое счастье привалило?

— Совсем тебя доконали, да? — поинтересовалась Елена Петровна, одна из моих коллег, незаметно подошедшая сзади и держащая в руках незажженную сигарету. — Ты уже с собственным пупком разговариваешь, прямо как йог какой-то.

— Да нет, — я опустил майку и огладил ее ладонями. — Пылюкой просто пропитался весь, вот, отряхиваюсь.

— Ну да, ну да, — щелкнула зажигалкой та. — Конечно.

По-моему, она не очень-то мне поверила, поскольку в ее взгляде читалась жалость. Сотрудницы архива, женщины все как одна не очень молодые, не сказать — преклонных лет, относились ко мне хорошо. Да чего скрывать, просто по-матерински. Они то и дело норовили меня чем-то угостить, время от времени осведомлялись, не нужна ли какая помощь по дому, и с завидной периодичностью водили в архив своих племянниц, соседок и дочерей, а то и внучек подруг, прозрачно намекая мне на то, что те красавицы, умницы, а уж какие хозяюшки! Когда же я увиливал от очередного принудительного знакомства, в ход всегда шел самый главный убойный аргумент, звучащий как: "Годы идут, скоро ни одна на тебя не взглянет". Упоминалось и то, что я, между прочим, не Рокфеллер, и за госслужащего еще не всякая пойдет. А вот эта девочка — хоть сейчас.

Ради правды, среди них и в самом деле попадались ничего так себе экземпляры, но всяческие мысли на их счет я сразу давил на корню. Не дай бог что, и мне потом только увольняться останется, потому что после первой же ошибки речь сразу о кольцах зайдет. Я наших кумушек хорошо изучил, им нужна игра страстей, не своих, так чужих, например, моих.

Единственной, кто в данном паноптикуме не участвовал, была Розалия Наумовна, да и то, скорее всего, исключительно по причине отсутствия каких-либо знакомых женского пола, находящихся в репродуктивном возрасте. Да и не имелось у нее в родне, если не ошибаюсь, никого, кроме двоюродной сестры, которая вроде бы еще старше, чем она сама. Хотя, казалось бы, куда уж старше?

Тем временем Елена Петровна докурила сигарету и ушла в здание, я же не спешил. Мысли от дел служебных сползли в другую, более мистическую, область. Хотя, признаться, думать там было особо и не о чем. После лютого цейтнота установилось временное затишье. Вурдалаки меня по ночам не беспокоили, новые знакомые не звонили, и, что самое приятное, навязчивые сны оставили в покое. Анисий Фомич — и тот общаться не хотел. Я тут вчера его кликал, даже специально под раковину голову засунул, предлагал чайку попить, но не отозвался подъездный, не пожелал со мной за стол сесть. Я, если честно, расстроился немного. Опять же, очень силен был соблазн набрать номер того же Карла Августовича. Понятное дело, что нельзя показывать свою заинтересованность в процессе, поскольку это сразу же изменит расстановку сил, но, врать не стану, хотелось.

А самое забавное, что никакой радости возвращение к прежней обычной и рутинной жизни мне не доставило. Не хватало мне этих странных и временами даже неприятных ощущений, от которых я всего два дня назад чуть ли не на стенку лез. Тогда казалось: забери у меня кто этот дар — расцелую этого благодетеля. А теперь вот какая-то пустота образовалась внутри, и даже то, что случилось только что, ничего не изменило. Тем более что жадность — и в самом деле грех.

И, кстати, хорошо еще, что мне ничего до сих пор найти не удалось. Я ведь, если честно, вчера прогуливался по окрестностям рядом с домом, внимательно слушая, не появится ли внутри головы какой посторонний голос. Ну да, звучит подобное признание странновато, но уж что есть, то есть. А если бы нашел?

Нет, ничего такого. Хотя, ради правды, ничего странного в этом нет. "Пролетарская", где я проживаю, — район старый и рабочий, в нем все, что можно было найти, отыскали еще при царе-батюшке, когда тут подневольный люд обитал, гнувший спину на фабриках и заводах. Ну а непосредственно им, кроме собственных цепей, прятать было нечего. У них просто ничего не было.

Остатки ненайденного дореволюционным пролетариатом достались строителям, которые сносили сначала хибары, оставшиеся от старого режима, а после и здания, построенные уже при коммунизме. Уж не знаю, сдавали они находки в музеи, не сдавали... Не мое это дело.

Главное, что тут кладов не имелось. Ну, или я их не слышал. Монет, скорее всего, под ногами разбросано было немало, но они не клад, со мной общаться не станут.

Нынче же я подумывал наведаться в небольшой и уютный Таганский парк, который от меня не так далеко находится. Там и публика в старые времена почище обитала, а до того и вовсе застава стояла. Ну как там чего вынюхаю? Но выкапывать не стану и реализовывать не буду. Просто обнаружу и все. Ну, может, пометочку в запароленный файл занесу с координатами. Я, как и планировал, начал систематизировать полученные сведения.

Сказано — сделано. Добравшись до дома, я быстренько поужинал, после выставил на центр кухонного стола конфетницу, доверху наполненную батончиками и "Белочками", сообщил в пространство, что эти конфеты можно и нужно есть, привычно сунул в задний карман джинсов номерной "хугевский" широколезвийный "спринг-найф", который мне в свое время батя из Штатов привез, накинул на плечи лямки рюкзака да и отправился навстречу приключениям.

Солнце уже почти скрылось, на город падали синие тени, асфальт отдавал набранное за день тепло. Короче, хорошо было на улице. Душевно. Московские летние вечера, когда с неба не льет вода, на самом деле прекрасны. Да, томной прохладой этот воздух, в котором смешалась сложная гамма ароматов, вместившая в себя все что можно, от пыли и выхлопных газов до дорогих духов и фаст-фуда, назвать трудно, но для потомственного горожанина именно он естественен и приятен. Более того, как же у меня трещала голова в первый вечер, когда мы приехали с Сивым и Гендосом на "коп"! Не привык я к такому количеству кислорода, не принимает его организм в больших дозах. Наверное, это не очень правильно, но уж как есть.

А еще я как-то совершенно не задумывался о том, что подобная прогулка может быть небезопасна. Не знаю отчего, но я верил в то, что амулет, который мне одолжил Карл Августович, на самом деле защитит от вурдалаков, время бодрствования которых как раз наступало. Возможно, подобная позиция выглядела не слишком разумной или как минимум не очень рациональной, но уж что есть. Я доверяю своим рефлексам, а они безмятежно дремлют в данной связи.

Еще же мне казалось, что там имел место некий разговор, о котором я, скорее всего, вообще никогда не узнаю. Но, полагаю, он был. Ясно же, что этот антиквар не совсем тот, кем хочет выглядеть. Не знаю, кто он такой на самом деле — чародей на пенсии, натурализовавшийся лепрекон, падкий до золота дракон в людском обличье... Не знаю. Но одно предельно ясно — власть у него есть, и немалая. И пока он на моей стороне, опасаться нечего. Вернее, пока я ему полезен.

Кроссовки бодро топали по асфальту, перекресток сменял перекресток, магазины расцветили ночь своими рекламами, в открытых летних кафе шумело людское многоголосье, дети привычно тянули свое: "Ну-у-у, рано еще! Давай погуляем, ма-а-а-а-а-а-ам! Завтра же не в школу!" Всюду была жизнь, и она мне определенно нравилась.

Совсем же стало хорошо, когда я прикупил бутылочку ледяной "Фанты" и шипучий напиток перехватил горло холодом, а газ приятно защипал нос.

Короче, дорогу я особо и не заметил. Хотя что там идти-то было...

Парк, как и положено природной зоне, находящейся в самом центре города, был хорошо освещен, снабжен урнами, скамейками и время от времени прохаживающимися по широким дорожкам полицейскими патрулями. Крепкие парни в темно-синей форме жевали пахучую шавуху и ласкали взорами проходящих мимо них девчонок, которые по случаю тепла не стесняли себя излишней одеждой.

Мне центральная аллея была неинтересна, равно как и стадион со сценой. Единственным местом, которое меня хоть как-то заинтересовало, была "Эклерная", к сладкому я был всегда неравнодушен. Они как раз собирались закрываться, но я успел прикупить пару пирожных, а после двинулся туда, где шумел фонтан и где был представлен главный экспонат исторического значения — стена, оставшаяся от некогда известного в старой Москве Покровского монастыря. Кстати, в свое время я даже про него курсовую писал, и это лишний раз доказывает тот факт, что мир цикличен. Все всегда возвращается на круги своя, хочешь ты того или нет.

Разумеется, я отлично понимал, что вероятность найти тут что-либо, кроме пустой бутылки или какого иного бытового мусора, ничтожна, но так хотелось снова услышать призрачный голос прошлого!

Увы, увы, ничего подобного ожидаемо не случилось. Я побродил среди немногочисленных деревьев, потоптался около еле различимой в темноте стены, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Ни-чего. Если и были голоса, то только праздно шатающейся публики. Да еще какую-то парочку спугнул, которая, как им казалось, очень надежно спряталась в кустах с весьма конкретно поставленными целями. Прямо даже неловко стало.

Но вечер все же приготовил мне сюрприз, и он выразился в вопросе, который мне задал ничем не примечательный мужичок, развалившийся на скамейке, мимо которой я проходил.

— Что, Валерий Анатольевич, ничего не нашли? Не хотят клады идти в руки?

То, что он знал, кто я, сомнений не вызвало. Причем не только то, кто я по паспорту, но и все остальное.

— Да вот, как-то не сложилось, — мне показалось не очень правильным включать дурака и делать вид, что я чего-то не понял. Все было четко сформулировано в вопросе, юлить и уворачиваться означало бы потерю лица. Если уж тебя взяли за горло, то думай, как в ответ прихватить за "яблочко" того, кто стоит напротив. Это лучше, чем сипеть, выпрашивая пощаду. — Не вышел каменный цветок.

— Так место для этого выбрано неудачное, — мужчина закинул ногу на ногу и устроился на лавочке поудобнее. — Тут все перерыто-перекопано. В тридцатые строили на совесть, не то что нынче. Причем практически без техники, все руками, руками...

Было ему на глазок лет тридцать-сорок, точнее не скажу. Есть такие люди, которые застывают в одном возрасте и могут одинаково выглядеть и в двадцать пять, и в сорок пять. Он был из таких. И лицо у этого незнакомца было из тех, что глянул — и тут же забыл.

Странный господин. Не сказать хуже.

— Не ломайте голову... Может, на "ты"? Не люблю "выкать", — предложил мне он. — Знаю, что невежливо, но ничего поделать с собой не могу.

— Давай, — легко согласился я и присел рядом с ним на скамейку.

— Так вот, не ломай голову, Валера, — весело сообщил мне мужичок. — Ты меня не знаешь. Да и откуда бы? Наши дорожки раньше пересечься не могли. Нет, вероятность такая имеется у любого жителя Москвы, но она совсем ничтожна.

— Вы из Отдела. Ну того, что миром Ночи занимается, — уверенно заявил я. — Угадал?

— Молодец, — с уважением глянул на меня собеседник. — Как сообразил?

— Сложил два и два, — я достал из кармана сигареты. — Чем могу служить? Вроде бы я ничего не нарушил, у вас ко мне претензий быть не может. По крайней мере пока.

— Как что — так сразу речь о претензиях, — притворно обиделся мужичок. — А может, я просто мимо шел, смотрю — новый Хранитель кладов среди елок бродит, сокровища ищет. Вот, решил подождать, поглядеть, чем дело кончится, а после и познакомиться.

— Валера, — протянул я ему руку немедленно. — Швецов.

Мой новый знакомец чему-то усмехнулся, а после крепко ее пожал.

— А я Павел. Михеев Павел.

Я слышал эту фамилию. Ее Стелла называла аджину в беседе и упомянула, что именно этот сотрудник Отдела — более-менее приличный человек.

— Вот и славно, — я выпустил сигаретный дымок. — А теперь, Павел, говори напрямую, что тебе от меня нужно.

Глава одиннадцатая

— Хочешь — верь, хочешь — не верь, но ничего не нужно, — Павел устроился на скамейке поудобнее. — Да, бывает и такое.

— Но очень, очень редко, — чуть саркастично отозвался я. — Настолько, что в природе почти не встречается.

— Если ты не в курсе, то основная функция органов правопорядка не пресечение правонарушений, а их профилактика, — назидательно произнес мой новый знакомый. — Нет-нет, это не применительно к тебе... Хотя каждому не грех помнить о том, что соблюдение законов — это норма поведения в обществе. И неважно, под каким именно светилом проходит его основная жизнь — под Солнцем или под Луной.

Вроде бы шутит, а глаза-то серьезные.

— У меня нет ни малейшего желания вступать в конфронтацию с законом, — вот тут я был более чем искренен, даже врать не пришлось. — Не вижу в этом смысла, как и в совершении каких-либо противоправных деяний.

— Сразу верю, — Павел похлопал меня по плечу. — Я всегда вижу, когда люди врут. Отпечаток профессии, понимаешь ли, со временем приходит некий опыт. Но на свете живешь не ты один, верно? И если твои старые знакомые, скорее всего, люди такие же законопослушные и добропорядочные, то кто сможет поручиться за новых? А они скоро появятся, уж не сомневайся. Вернее, уже появились. Мне птичка на хвостике весточку принесла, что ты с одной очень шустрой ведьмочкой накоротке сошелся. Ведь это так?

— Возможно, — растянул губы в улыбке я. — И?

— Ведьмы — публика особенная, чтобы с ними наравне общаться, надо особую хватку иметь, — полицейский говорил негромко и очень убедительно. — И вдобавок более-менее разбираться в том, кто есть кто в том мире, к которому ты теперь принадлежишь.

— Дай угадаю, — я выкинул окурок в урну, стоящую рядом со скамейкой. — Непосредственно вы, сотрудники Отдела, — те самые хорошие парни, которые помогут мне понять, кто свои, кто чужие.

— Ирония — это прекрасно, но сейчас она не к месту, — в голосе Михеева появились новые оттенки. — Мы, Валера, те парни, которые не станут доводить дело до суда, если по твоей вине начнут гибнуть люди. Это не угроза, не предупреждение, а исключительно сухая констатация фактов. Просто прими это как данность, усвой как "Отче наш", для того чтобы в нужный момент принять верное решение.

— Не понимаю, о чем идет речь, — мне совсем перестали нравиться и этот человек, и разговор, который свернул совсем уж не туда. — Я так похож на потенциального преступника?

Если этот товарищ, по словам Стеллы, из всей отдельской компании лучший, то что же из себя остальные представляют? Как говорит Юлька: "Вот просто фу".

— Не лезь в бутылку, Валера, — посоветовал мне Михеев. — Не надо. Я же говорю — недопонимаешь ты пока многое. Не по глупости, нет, просто по незнанию. Ты теперь Хранитель кладов, а золото, особенно старое, всегда круто замешано на крови. И той, что в прошлом пролилась из-за него, и той, которая еще по чьим-то венам течет. Иные клады вообще из-под земли доставать нельзя, там такие вещички могут оказаться, из-за которых большая резня начнется.

— Ты о Кольце Всевластия? — не удержался я от колкости. — Так я не претендую. Да и пешком за тридевять земель мне топать неохота.

— Лет десять назад в Замоскворечье клад всплыл, — неторопливо проговорил Павел. — Старый, еще семнадцатого века. Кошель золотых монет, пара перстней да заколка с рубином. Дурачок, что его нашел, монеты да перстни за бесценок скупщику отдал, а заколку подруге подарил. Та его через три дня ею и порешила. Горло во сне проколола. А когда ее допрашивали, то бормотала какую-то бессвязицу о женщине в черном, на лице которой имелась блестящая маска. Дескать, это не я, это она, у меня и в мыслях ничего такого не имелось.

А ведь он не обычную городскую страшилку рассказывает, больно уж сухо излагает. И интересно.

— Заколка уже на следующий день исчезла и всплыла только через неделю в квартире, где обитал гсушный следак, что этим делом занимался. Мать его пришла в гости и обнаружила все семейство сына давно остывшим. Двое детей, теща, он сам — все мертвы. Единственным живым обитателем оказалась жена, которая сидела на кухне и о чем-то беседовала...

— С заколкой, — перебил его я. — И что же это за украшение такое?

— Мы поздно спохватились тогда, — вздохнул Михеев. — Ведь уже после первой смерти было ясно, что дело темное. Но проморгали, потому Донна еще человек десять на тот свет спровадила.

— Донна?

— Донна Луна, — Павел уставился на меня. — Никогда о такой не слышал, верно? А между тем обитала в наших краях некогда такая особа. Давно, в самом конце семнадцатого века. Была она чародейкой, входила в свиту царевны Софьи. Откуда взялась на Руси — неизвестно, к какому роду-племени принадлежала — неясно. И лица ее тоже никто никогда не видел, поскольку оно всегда оставалось скрытым либо непроницаемой вуалью, либо маской, на которую были наклеены сотни осколков венецианских зеркал. Для понимания — венецианские зеркальщики всегда отличались своей приверженностью к тайным знаниям, так что ничего удивительного в этом нет. Донна очень быстро стала наперсницей царевны, после чего в той вдруг проснулась редкостная властность и очень сильное стремление занять престол. А после неожиданно и перспектива такая нарисовалась, так как внезапно и вдруг скончался Федор Алексеевич, законный государь. Ну, формально "внезапно и вдруг", а на деле все совсем не так обстояло. Просто в феврале 1682 года, аккурат после второй свадьбы государя, в Преображенском устроили "тиятер", и пьесу выбрали для постановки самую что ни на есть подходящую.

— "Макбетов", что ли? — озадачился я.

— Ну, до Вильяма нашего Шекспира тогда двор еще не дорос, потому все было проще. Давали "Бабу-ягу, костяную ногу". И Донна в этой постановке участвовала. Не в главной роли, естественно, сие перебор. Она выходила на сцену всего лишь раз и фразу произносила тоже только одну: "Смотри на меня неотрывно, и делай, что я мыслью тебе повелю". Думаю, бедолага Федор Алексеевич и посмотрел, и сделал, потому что через два месяца благополучно скончался. Официально — от цинги. Вот только откуда столь необычная болезнь могла взяться у двадцатилетнего мужчины? И, самое главное, как вовремя. Новая жена могла подарить престолу новых наследников, а род Апраксиных, к которому та принадлежала по рождению, был довольно многочислен и хваток.

— Проще говоря, Софье и так особо ничего не светило, а тут и вовсе швах наступил бы, — пробормотал я.

— Хуже того — монастырь, — хмыкнул Михеев. — Куда ее еще, такую красивую? А так все получилось лучше некуда. Софья — управительница государством, власть в ее руках, стрельцы ей в рот смотрят. Правда, мальчишки-наследники подрастают, причем один из них тот еще волчонок, но это все разрешимо, на то существуют несчастные случаи, что в свое время печально подтвердила судьба малолетнего царевича Дмитрия. И, думаю, дала бы история государства Российского некую петлю, кабы не навестили как-то ночью царские палаты несколько знающих людей. Не совсем моих предшественников, но тех же кровей. Они взялись за эту работу не из служебного долга, а скорее по семейному подряду. Но это и не столь важно, главное, дело свое знали.

— И Донна Луна исчезла при невыясненных обстоятельствах, — продолжил я за него.

— Как-то так, — подтвердил Павел. — А дальше все было просто. Без Донны под Софьей закачался престол, потом подросший Петр отправился в Троицкую лавру, а следом за тем невезучая царевна переселилась в монастырь. От судьбы не убежишь. Вот только нюанс — Донну, конечно, убили, это понятно, но семена зла остались. Как видно, кто-то из дворцовых слуг прихватил кое-какое ее добро да и схоронил его в Замоскворечье, только после то ли не успел им воспользоваться, поскольку многих ближников Софьи после ее падения втихаря удавили, то ли еще что... А оно триста лет пролежало в земле, но силу свою при этом не утратило. В этом предмете, Валера, осталась часть души Донны Луны. Она у нее и без того черной была, а уж учитывая смерть лютую, что ей выпала... Короче, почти два десятка жизней эта стерва с того света умудрилась прибрать, пока мы заколку с нужными словами не расплавили ко всем чертям. Два десятка живых и ни в чем не повинных людей умерло, причем среди них и дети имелись. Ты понял, Валера, к чему я это все тебе рассказал?

— Не дурак, сообразил, — хмуро ответил я.

— И все-таки еще раз: старое золото, особенно то, что в скверных руках побывало, обязательно притягивает к себе зло и кровь, оно самое хреновое в людских душах выискивает и на свет вытаскивает. И еще оно очень ждет, чтобы его нашли, из земного плена освободили. Обычные люди этот зов не слышат, но ты — другое дело. Клады — теперь твоя судьба, потому очень советую: десять раз подумай, прежде чем дать свободу тому, что было скрыто от людских глаз, и, возможно, неслучайно. Ты получил не только дар, но и ответственность за то, что с его помощью делать станешь. Я знаю, что про нас говорят: "цепные псы", "гончие" и так далее. Но мы никогда не тронем того, за кем нет вины, имей в виду. И наоборот — не станем жалеть того, кто своими поступками людям принес вред или чего похуже. Это наша работа, мы ее выполняем на совесть. Именно по этой причине мне совершенно не хочется в один не самый лучший для тебя день... Ну, ты же понял, чем данная фраза закончится?

— Предельно, — не стал увиливать от ответа я. — И благодарен за откровенность.

— Потому думай, что делать и с кем водить дружбу, — Павел достал из небольшой сумочки, что лежала рядом с ним, конфету. — Хочешь? Вкусная. "Озеро Рица" называется.

— Нет, — покачал головой я.

— Как знаешь, — полицейский развернул фантик и отправил шоколадную конфету в рот. — Мне все та же птичка-невеличка напела, что ты умудрился в столь краткие сроки свести знакомство с Карлом Шлюндтом. Вернее, это он успел тебя заарканить. Поверь, Валера, Шлюндт не та личность, с которой стоит иметь что-то общее. Он давно находится в поле зрения Отдела, еще с тех пор, когда наша организация еще и Отделом-то не называлась. И ему ни разу никто ничего не смог предъявить, несмотря на то что люди вокруг него мерли как мухи. Но он, что примечательно, всегда был как бы ни при чем. Теперь рядом с ним оказался ты, и смею заверить — к добру подобное приятельство тебя не приведет. Я тебе не мама и не папа, чтобы указывать, с кем общаться, а с кем нет, но все же советую прислушаться к моим словам. Это в твоих интересах в первую очередь.

Я никак не прокомментировал данную реплику, просто в силу того, что сказать было нечего. Он же прав, и я это прекрасно осознаю, мне Карл Августович с самого начала не сильно понравился. Но при этом он меня на пару со Стеллой в самом деле заарканил, что есть, то есть. Нам без него не добыть то, что нужно, и, значит, придется какое-то время играть по чужим правилам. Бесит меня это невероятно, но возможности для маневра, увы, пока нет.

— Ладно, я сказал — ты услышал, — Михеев встал с лавочки и набросил ремень сумки на плечо. — Держи мою визитку, Хранитель кладов. Если прижмет злодейка-судьба — звони. Не люблю пустых слов, потому не стану обещать, что непременно помогу. Случаи разные бывают, так что решение всегда надо принимать по ситуации. Но выслушаю непременно.

— В иных ситуациях и это немало, — я взял бумажный прямоугольник, убрал его в карман, тоже поднялся на ноги и протянул полицейскому руку. — Рад знакомству. И я вас услышал, поверьте.

— Это хорошо, — Павел пожал мою ладонь, а после похлопал меня по плечу. — Считай, первый шаг сделан. Теперь не промахнись со вторым, приятель.

— А можно спросить? — заметив, что полицейский собрался уже уходить, остановил я его вопросом, который не давал мне покоя. — Шлюндт — он вообще кто? Я вашу табель о рангах пока не знаю, но что он старикан непростой, сразу понял, хотя бы потому что нормальные люди столько не живут. Но все остальное — прямо тайна какая-то.

— Не знаю, — помолчав, ответил Михеев. — Нет, правда не знаю. Он на особом контроле у нашего шефа, только он работает с его делом, нам в эту тему соваться не велено. А в нашей конторе если сказали "нет", то, значит, нет. Но вот что могу сказать точно: он не колдун и не ведьмак, эта публика мне слишком хорошо знакома, чтобы ошибиться. Ну а про то, как заканчивали свои дни те, кто с ним имел глупость сотрудничать, ты уже слышал. Учись на чужом опыте, не повторяй те ошибки, которые кто-то уже сделал. Все, привет!

Я проводил его взглядом, развернулся и пошел к другому, противоположному, выходу из парка. Символично, между прочим. Несмотря на все вышесказанное, сдается мне, что у нас с Отделом в этой жизни разные дороги, и тут двух мнений быть не может. Ничего против правоохранительных органов не имею, но и дел с ними общих иметь не желаю. К тому же явно этот Михеев мне соврал. Знает он про Карла Августовича много и разного, просто делиться со мной информацией не пожелал. Само собой, претензий никаких к нему у меня нет, поскольку в этой жизни никто из нас никому ничего не обязан, но хоть намеки-то какие на истинное положение вещей он же мог сделать? Почему нет?

Не скажу, что без правды о Шлюндте я есть и спать не смогу, но для более-менее верного анализа сложившейся ситуации информации у меня однозначно маловато. Этот хитроумный старичок знает обо мне почти все, а я о нем — практически ничего, и это немного раздражает.

Кстати, легок на помине, его имя на экране задергавшегося от виброзвонка смартфона высветилось. Судя по всему, господин антиквар не только рано встает, но и поздно ложится.

— Добрый вечер, Валерий, — традиционно вежливо поприветствовал меня Карл Августович. — Надеюсь, для дружеского звонка время не слишком позднее?

— Дружба — понятие круглосуточное, — бодро сообщил ему я. — Рад вас слышать.

— Завтра утром нам надо встретиться, — деловито продолжил антиквар. — Те предметы, о которых мы вели речь, уже у меня. Скажем так, это теперь моя собственность, и я готов вам ее передать.

— Вот так просто? — засомневался я. — Не хотелось бы вас обидеть недоверием, но...

— Никаких обид, — заверил меня собеседник. — К тому же ваши сомнения не так уж и ошибочны. Нет-нет, повторю свои слова: я готов их вам передать, но только после того, как вы выполните свою часть нашей сделки. Так сказать, пусть будет ни два, ни полтора, ни вам, ни мне. Предметы лежат в депозитарном сейфе, они практически уже ваша собственность, и встреча, собственно, нужна для того, чтобы вы в этом убедились. Но забрать вы их сможете лишь тогда, когда выполните оговоренное нами условие. Вы понимаете, о чем я?

— А как же. Во сколько, где?

— Я пришлю адрес эсэмэской, — антиквар хмыкнул. — Техника, бесспорно, зло, она убила простые вещи и профессии, до того существовавшие веками, но следует признать, что некоторые ее аспекты все же удобны. Да, вот еще что... Может, не станем беспокоить вашу приятельницу? Право, зачем она нам там, в банке? Мы и без нее прекрасно могли бы обойтись. Она, бесспорно, красивая и умная женщина, как, собственно, и положено ведьме, но временами ее экзальтация меня раздражает.

— Подумаю, но обещать ничего не стану, — помолчав, ответил я. — Стелла Аркадьевна невероятно непредсказуема, она может узнать о встрече и без нашей помощи. К тому же она крайне обидчива, не хотелось бы обострять с ней отношения, нас очень многое связывает.

— Тогда оставляю данный момент на ваше усмотрение, — покладисто одобрил мои слова антиквар. — До завтра. И ждите сообщения!

Встречу он назначил на довольно-таки ранний час. В смысле для выходного. Десять утра в Москве по будням — разгар рабочего дня, все куда-то бегут, прижав к уху смартфоны, короче, ад на земле. Но будни — это будни, а летние выходные в столице наполнены ленивой негой. Подавляющая часть горожан еще в пятницу отбывает на дачи, плюнув на то, что их ждет многочасовое стояние в пробках, и потому на бульварах, проспектах и улицах нет привычной толчеи и суматохи. Ну а не имеющие загородной недвижимости москвичи проводят день дома, в компании с монотонно жужжащим кондиционером, холодильником, в прохладном нутре которого стоят заветные запотевшие бутылочки пива и лежат брикеты мороженого в пестрых упаковках, а также мерно бубнящим телевизором. Центр города в эти дни практически пуст. Никто не хочет мотаться по изматывающей жаре, никому неохота гулять по раскаленным булыжным и брусчатым мостовым, над которыми отчетливо дрожит раскаленный воздух. Впрочем, не факт, что именно это слово подходит к практически лишенной кислорода столице, возможно, для атмосферы этих дней следует ввести какой-то новый термин.

И только мы со Стеллой добросовестно катили на Сивцев Вражек, где и была назначена встреча с Карлом Августовичем.

Да-да, я все же решил взять ведьму с собой. Впрочем, слово "решил" тут не слишком верно звучит. У меня и сомнений никаких на этот счет не возникало, и на то было как минимум три причины.

Первое — как после завершения этого дела сложатся отношения с антикваром, еще непонятно. Может, он нам еще поможет в будущем, может, нет, поди знай. А с Воронецкой я повязан одной веревочкой еще надолго, как минимум до конца сентября.

Второе — эти двое недолюбливают друг друга, и мне подобное крайне на руку. Пусть себе грызут друг друга на здоровье. Да, пока исподволь и на уровне полунамеков, но меня и это устраивает. Ни о какой дружбе с этими людьми речь идти не может, мы трое до поры до времени просто полезны друг другу, и когда-нибудь этот период ложного благодушия непременно кончится. Не исключено, что укоренившаяся к тому времени вражда между Стеллой и Шлюндтом мне как-то да пригодится. Жизнь, знаете ли, исключительно разнообразна.

Ну и третье — ведьме я пока нужен живым и здоровым, а значит, спину мою Воронецкая будет прикрывать со всем усердием и прилежанием, что далеко не последнее дело. Не сегодня, не в банке, там ничего особенного случиться не может, это пригодится мне чуть позже, там, где лежит клад, о котором давно грезит Карл Августович. Один литературный персонаж из книги, которую я в детстве знал наизусть, говаривал: "Поиски сокровищ — дело щекотливое", — и был абсолютно прав. Одно дело — общаться до того, как увидишь ценности, и совсем другое — после. У меня в той разрушенной деревне от горстки не самых дорогих монет в глазах поначалу чертики заплясали, а тут дело, похоже, пахнет куда более серьезными вещичками. Да и вообще Шлюндт слишком уж дружелюбен и доброжелателен, это сразу вызывает определенные подозрения. "Мягко стелют — жестко спать", — так всегда говорит Розалия Наумовна о вышестоящих чиновниках, коим имя легион, как правило, вернувшись с очередного совещания. Эти безлико-типичные господа всегда легко и охотно многое обещают, особенно перед выборами, причем неважно какими, а после так же незамысловато забывают обо всем том, что сулили ранее. Такова уж их суть, ничего не поделаешь...

Антиквар мне чем-то их напомнил, если честно. Ей-богу, та же Стелла вызывала у меня куда большую симпатию, несмотря на то, что она пару раз обещала меня убить и постоянно пыталась уколоть словами. Ну и еще сквернословила периодически так, что иной грузчик у нее мог бы подучиться как следует пользоваться великим и могучим русским языком.

На этот раз она изливала горячую благодарность в адрес Карла Августовича, причем цензурными в ее речи оставались только союзы и междометия.

— Да за что ты его так? — улучив паузу, вставил наконец-то свою реплику я. — В конце концов, нам самим это выгодно. Чем быстрее вопрос разрешится, тем лучше.

— Суббота, жара, Москва, — Стелла шмыгнула точеным носиком. — Пыль, чад, смрад. Я сижу в машине и еду на встречу со старым хрычом, которому с удовольствием бы глотку перерезала. А ведь должна была сейчас плескаться в большом и прохладном бассейне, а после лежать голенькой на удобнейшей "оттоманке", как роковая красавица времен декаданса, и пить ледяную "Жемчужину Айяла"! Хотя кому я это говорю... Ты даже понятия не имеешь, о чем я речь веду.

— Да где уж нам уж, — вытер я нос рукавом, а после рыгнул. — Мы все больше по портвяшку или "бормотухе" прохаживаемся, дорогая шипучка нам не по карману.

Забавно, но как раз с шампанским "Cuvée Perle d"Ayala" я был, если можно так сказать, на дружеской ноге. На мамино сорокалетие, которое, вопреки просьбам изменницы, праздновалось настолько широко и многолюдно, что его даже пришлось перенести в загородный дом, отец заказал сразу изрядное количество данного напитка, причем урожая какого-то хорошего года, то ли 2000, то ли 2002. Под шумок мы с Юлькой тогда утащили пару бутылок, распили их в одной из комнат, после чего, порядком захмелев, предались сомнительным утехам, за которыми нас и застали наши мамы, по нелепой случайности заглянувшие именно в это помещение. Все было почти как у Гоголя, в смысле немая сцена. "Почти" — это потому что Юлька следом за этим заорала:

— Зачем в меня?

Зачем, зачем... Так получилось. Нечего кое-кому врываться в комнату в настолько ответственный момент. Впрочем, ее мать, женщина с очень недурственным чувством юмора, тут же сообщила моей родительнице:

— Знаешь, Марина, это хорошо, что ты родилась в мае. Если все будет удачно, летом сыграем их свадьбу. К августу живота еще видно не будет, и в медовый месяц на таком сроке они слетают без особых проблем.

— Ну да, ну да, — задумчиво согласилась с ней мама, как-то по-новому, оценивающе глянув на испуганно захлопавшую глазами Юльку.

Обошлось. И живота не было, и медового месяца, и всего остального. А после моя особа в ее семье перешла в персоны "нон грата". И слава богу.

Зато вкус и внешний вид бутылок с шампанским "Cuvée Perle d"Ayala" я запомнил навсегда.

— Опять удивил ты меня, мальчик. — Стелла лихо вписалась в поворот, свернув на улицу Сивцев Вражек. — Хотя да, ты же из хорошей семьи, я и забыла.

— Ты и не знала, — хмыкнул я. — Мы с тобой на эту тему не говорили ни разу.

Ой, вот как они все любят рыться в моем прошлом. И ведь до чего-то докапываются!

— Не дуй губы, мой хороший, — попросила ведьма, заруливая на стоянку, расположенную около банка, указанного в эсэмэске. — Я же должна знать, с кем провожу время, верно?

Антиквар ждал нас внутри здания, он с комфортом расположился в прохладной переговорке, с видимым удовольствием пил воду из запотевшего стакана и о чем-то беседовал с мужчиной, внешний вид которого наводил на мысли о том, что не всех представителей аристократии во время революции народные массы к стенке прислонили.

— Вода холодная? — вместо приветствия жалобно протянула Стелла и трогательно захлопала ресницами. — Да?

— Приятная, — задушевно сообщил ей Шлюндт и сделал хороший глоток. — И весьма!

— Волконский, Дмитрий Борисович, — представился нам его собеседник, встав с кресла. — Председатель правления данного банка. Подождите минутку, я и вам принесу минералки. У секретариата выходной, так что все самому приходится делать.

— И побольше! — оживилась ведьма. — В горле жутко пересохло!

Мужчина вышел, а Стелла немедленно взялась за антиквара.

— Карл Августович, ну вот зачем устраивать встречу именно сегодня? Есть же будние дни! Понедельник, например!

— На понедельник у меня другие планы, — кротко сообщил ей старичок. — Большие. Я бы даже не побоялся слов "далеко идущие". Еще вернее — далеко едущие. Что же до вас, очаровательная Стелла Аркадьевна, так я сразу предложил Валерию вас сюда не приглашать. Очень жаль, что он меня не послушал.

— Потому что Валера знает, с какой стороны на бутерброде масло, — топнула ножкой, обутой в туфельку на низком каблуке, Воронецкая. — Он у меня молодец!

— Не льсти себе, — посоветовал я ведьме, плюхаясь в одно из кресел. — Я у себя молодец, ты тут не при делах.

— Мужчина, — Стелла пристроилась рядом со мной и закинула руку мне на шею. — Своя точка зрения есть, упорства не занимать, в сортах шампанского разбирается и скоро разбогатеет. Женить тебя на себе, что ли?

— Не советую, Валерий, — снова отхлебнул воды антиквар. — Она вас раньше или позже непременно прикончит. Может, отравит, может, с ума сведет. Вариантов масса, финал один. Ведьмы неисправимы, причем даже тогда, когда на самом деле влюбляются. Эгоцентризм, круто замешанный на неимоверной властности и приправленный тайными знаниями, — страшное сочетание.

— Сказала бы, что врете, но это чистая правда, — Стелла чмокнула меня в щеку. — Но если страсть вспыхнет, то слова ей не помеха.

— Вот. — Волконский вошел в переговорку, держа в руках несколько бутылок "Нарзана", следом за ним появилась девушка-операционистка, в руках у которой имелся поднос, на котором стояли пустые стаканы и вазочка с конфетами. — На здоровье. Карл Августович, в депозитарий пойдем сейчас или вы еще немного пообщаетесь с вашими партнерами?

— Дайте нам десять минут, Дмитрий Борисович, — попросил антиквар.

— Разумеется, — кивнув, председатель правления одарил нас улыбкой и покинул помещение, за ним ушла и девушка.

Стелла стаканом пользоваться не подумала, она свернула пробку у бутылки и припала губами к ее горлышку.

Есть в этой непосредственности и простоте что-то завораживающее. Не знаю, что именно, но цепляет.

— А теперь к делу, — Воронецкая вытерла моментально выступившие капельки пота со лба и уставилась на антиквара. — Мы здесь зачем?

— Вы — не знаю, — поставил стакан на стол Карл Августович. — А мы с Валерием сейчас пойдем и прогуляемся в депозитарий, посмотрим там на то, что выступит его призом за оказанную мне услугу.

— Нет-нет, милейший Карл Августович, — лицо ведьмы стало просто-таки кукольным, а голосок зазвенел как колокольчик. — Мы с Валерием — и вы. Втроем. И спорить не стоит, решение уже принято.

— Кем? — поинтересовался у нее я.

— Что "кем"? — озадачилась Стелла.

— Решение принято кем? Лично я ничего такого не озвучивал.

Антиквар одобрительно улыбнулся, Стелла глубоко вздохнула.

— Только не начинай сейчас говорить банальности, — попросила она меня. — Ну, все эти "здесь я буду решать", "последнее слово мое, потому что я мужчина". Я все это знаю, все слышала.

— И не собирался, — заверил ее я. — Лучше один раз сделать, чем сто сказать, именно поэтому ты останешься здесь. Посиди, водички попей, на меня позлись, а я пойду и погляжу, что это там такое в депозитарии спрятано. И не волнуйся, дорогая, я все тебе расскажу. В деталях! Даже сфоткаю, если господин Шлюндт разрешит мне этот сделать.

— Для милого дружка — хоть сережку из ушка, — отозвался антиквар. — Мне для Стеллы Аркадьевны ничего не жалко.

— Валера-Валера, — вздохнула ведьма. — Играет у тебя детство в одном месте до сих пор, и выйдет это тебе боком. Ладно, будь по-твоему. Я неправа. Извини, переборщила. Ты вожак стаи, ты сокрушитель и повелитель, а я глупая баба. Теперь доволен?

— Стелла, ты не поняла, — я погладил ее по голове. — Дело не в обидах, мести или желании поставить тебя на место. Тут совсем... Хотя вру. Дело как раз в последнем пункте. В данный момент твое место здесь, прими это как данность. Пойдемте, Карл Августович. Чего зря время терять?

— А пойдем, — легко встал из кресла старик. — Предметы ждут тебя, Хранитель кладов.

Глава двенадцатая

Не соврал антиквар, меня ждали. Я понял это еще до того, как Карл Августович открыл большой железный ящик, извлеченный им из безликой стены с массой разнокалиберных дверец с прорезями для ключей.

— Хранитель, — прошелестел в ушах бесплотный голос, к которому практически сразу же присоединились два других. — Хранитель, мы здесь. Отпусти нас! Нам здесь не место! Нам рано видеть солнечный свет! Время еще не пришло.

Не знаю, где эти бедолаги здесь свет узрели, но мне стало их жалко, больно уж они печально тянули свои песни на три голоса. Хотя ради правды следует признать, что все сокровища, которые я до сегодняшнего дня встретил, достаточно однообразны в своих высказываниях. Ну кроме лошадиного черепа. Правда, и он в итоге свел свою просьбу к тому же самому.

Крышка ящика лязгнула, и я увидел те три предмета, которые мне сначала снились, а теперь и вовсе обратились ко мне напрямую.

Наяву кольцо, браслет и обруч оказались не такими красивыми, как во сне. Металл был тускловат и больше напоминал начищенную медь, чем золото, бока кольца были изрыты вмятинами и украшены царапинами, обруч и вовсе более всего напоминал перекрученную толстую проволоку. Если бы я их не слышал, то подумал бы, что Карл Августович впаривает мне подделки.

Но ошибки быть не могло — это именно то, что я искал, поскольку три голоса теперь звучали в моей голове так громко, что это становилось откровенно дискомфортным. Причем теперь они еще и гендерность обрели. Два из них были женскими, а один — мужской. Интересно, он принадлежал браслету или обручу?

— Хранитель! — взывали ко мне они. — Вот же мы, вот! Возьми нас в руки, сделай то, что должно!

И да, я сам более всего хотел прикоснуться к каждому из них, это желание было сильнее меня, оно стало всеобъемлющим. Для меня в мире сейчас существовали только я сам и три этих реликвии, которые протянули ко мне незримые руки сквозь века. Усталые, изможденные мраком, в котором они провели тысячи лет, и против своей воли возвращенные в этот суетный мир. Причем очень напуганные тем, что их сила может быть обращена во зло. А сила в этих предметах имелась, и немалая, ее я тоже ощущал почти физически. Я не знаю, что она собой представляет и как ей можно пользоваться, но она есть — не злая, не добрая, скорее нейтральная. И от сути того, кто ее зачерпнет, зависит, к чему ее применят.

Теперь я понял, что имел в виду Полоз, отчего он был недоволен тем, что некоторые предметы вернулись в большой мир. Не место им тут, среди людей. И вчерашние слова сотрудника полиции тоже припомнил. А он был прав. Ох как прав!

Кольцо. Именно с него следует начать, оно главное в этой троице!

Я протянул руку к невзрачному украшению, но дотронуться до него не успел, поскольку ее неожиданно крепко перехватил Карл Августович.

— Нет-нет-нет, Валерий, — еле расслышал я его слова, пробившиеся к моему сознанию сквозь неумолчный вой клада. — Сначала выполните свою часть договора! И вообще, пойдем-ка мы отсюда!

Крышка ящика захлопнулась, он отправился обратно в ячейку. Просьбы и мольбы сразу стали куда тише, а после и вовсе смолкли.

— Уф-ф-ф, — вытер я выступивший на лбу пот, когда мы поднимались вверх по лестнице, следуя обратно в переговорку. — Как они орали!

— Потому я и не дал вам к ним прикоснуться, — очень серьезно пояснил мне антиквар. — Подобные вещи обладают собственной силой, кто знает, чем бы это могло закончиться?

Он почти слово в слово повторил то, что мне вчера Михеев говорил, еще раз доказав его правоту. Да я и сам данную истину уже осознал. Хотя, как мне думается, не только в этом дело, юлит антиквар, есть тут что-то еще. Что именно — понятия не имею, но спинным мозгом данный факт чую.

— Валерий, вам надо многому научиться, — остановился Карл Августович и повернулся ко мне. — Иначе происходящее может обернуться для вас не лучшим образом. Это вы должны повелевать вещами, а не вещи вами. Да, вы их Хранитель, но это не значит, что они ваши хозяева.

— Пока я до них не дотронусь, все равно ничего понятно не будет, — возразил я ему. — Трудно побороть себя и заглянуть в глаза чудовищ, когда смотришь на них по телевизору.

— Может, вы и правы, — скривил губы антиквар, обозначив улыбку. — Но, уж простите, пока это невозможно. Кто знает, что случится с предметами после вашего прикосновения? Вдруг они исчезнут? Не в том смысле, что вы их украдете, нет-нет. Просто иногда старые вещи выкидывают такие фортеля, что только диву даться можно.

— Все равно обидно, — демонстративно поджал губы я. — То есть вы полагали, что после данных событий я не сдержу свое слово?

— Слово, мой друг, всегда останется только словом. Даже тысяча их не сможет служить эквивалентом не то что тысячи рублей, но и всего одного серьезного поступка. Я вам верю, но... У меня есть правила, которым я всегда следую. Одно из них — никогда не платить вперед.

— Потому что уже оказанная услуга ничего не стоит, — на автомате пробормотал я.

— Именно, — подтвердил антиквар. — Нет, положительно у нас с вами очень много общего, данный факт не вызывает никакого сомнения. Я сразу это понял, как только вас увидел.

Нет, славный старикан, у тебя не со мной много общего, а с родителем моим. Я же всегда стараюсь держать свое слово, даже в тех случаях, когда смысла в этом уже немного. Впрочем...

— Полностью с вами согласен, — максимально дружелюбно произнес я. — Есть что-то такое, на ментальном уровне. Да и в остальном ваша правда, надо учиться как-то со всем этим жить. Если всякий раз у меня каждая монета вот эдак станет в голове орать, то я очень скоро с ума сойду.

— Монета не станет, — мягко произнес Карл Августович и потрепал меня по плечу. — И даже слиток золота не будет. Но сущности, подобные этим, — они могут сильно испортить вам жизнь, мой юный друг. Насколько я понял, эти три вещички — только начало большого пути, не так ли? И кто знает, что поджидает вас после? Перстень Святополка Окаянного, тот, что ему подарил волхв Вязимир, сознательно обрекая своего князя на смерть? Табакерка Павла Первого, которой в одну лихую ночь его приласкали в висок? Или же, не дай боги, серьги бедняжки Рогнеды, те самые, что бросил ей в качестве отдарка Владимир, сразу после того как познал впервые? Ох, до чего это страшная вещь, я с ней как-то сталкивался, она напоена злом и гневом до предела. Ну, оно и не странно, если вспомнить судьбу Рогнеды. Вы, как выпускник...

— Разумеется, помню, — кивнул я. — Владимир ее изнасиловал, причем делалось это чуть ли не на телах ее мертвых отца и братьев.

— Боль, гнев, страх, — Карл Августович отгибал пальцы, подсчитывая эмоции, которые испытала давно умершая девушка. — И кровь девства! Против воли пущенная кровь! Это сейчас ей придают малое значение, как, собственно, и наличию гимена в целом, но тогда... Девство жертвовалось богам и почиталось последними как один из величайших даров, на который была способна дщерица человеческая. И вознаграждалось сторицей, если его забирал именно Перун, а не мужнин уд. А какие заклятия вокруг этой крови плелись и на ней основывались! А тут — силком, да еще среди смерти и боли. И в довершение — серьги, брошенные в лицо, точно какой-то византийской шлюхе в расплату за мимолетное развлечение. Представь себе, сколько всего они в себя впитали! И, самое главное, на что способны, особенно протомившись много лет в земных глубинах, вдали от крови и ярости людской!

А картину-то он нарисовал куда как невеселую. И, что самое главное, вполне себе объективную. Не верить антиквару смысла не было, я уже сообразил, что все совсем непросто. И вот такие серьги на самом деле могут создать мне неприятности. Кстати...

— Карл Августович, — я глянул на антиквара, — а что может случиться? Ну вот если вещь окажется сильнее меня?

— Что угодно, — передернул плечами тот. — Но самое скверное — если она станет тобой. Не навсегда, разумеется, душа вещи никогда не сможет выселить из тела людскую душу, но на какой-то срок поработить сознание и волю способна. И на этот срок сущность, до того заключенная в предмете, станет над телом хозяйкой. Полной хозяйкой. Потому возможен вариант, что в себя ты уже и не придешь.

— Стоп, — я потер рукой лоб. — Вы же сказали, что она не может... А-а-а-а-а!

— Да-да, — Карл Августович добродушно улыбнулся. — Именно. Время у нее ограничено, но завести тебя на крышу, а после сигануть с нее вниз запросто можно успеть. Или лечь на рельсы. Или пойти и убить кучу народа.

— Твою-то мать! — выдохнул я.

Все, мой мир никогда больше не станет прежним.

— Не люблю это выражение, — поморщился антиквар. — Мама — она одна, о ней так нельзя говорить. Валерий, попрошу вас...

— Больше не буду, — пообещал я. — Просто на эмоциях.

— Но сильно переживать не следует, — Шлюндт выглядел очень довольным. — Подобных предметов всегда было немного, а сейчас стало куда меньше, чем раньше. Время безжалостно, и люди не сильно добрее его. Что-то расплавлено, что-то скрыто под речным песком и запечатано текучей водой, что-то лежит под семью замками в таких местах, куда даже муха не залетит. Да и ты не похож на того, кто сдастся без боя кому бы то ни было. У тебя есть характер, Валерий. И воля к жизни имеется, подобная той, которой обладали люди прошлого, те, что шли к горизонту для того, чтобы посмотреть, где заканчивается Земля. С такой волей ни один предмет тебе не страшен, у него не будет шанса поработить твой разум.

Напугать, успокоить, подольстить. Не скажу, что сильно оригинальная и новая схема, но работает же! Я ведь в какой-то момент задумался о том, что сейчас лучше было бы держаться поближе именно к этому старичку, чем к кому-либо другому. Он много видел, много знает и, случись чего, сможет помочь. Не безвозмездно, разумеется, но тем не менее.

Самое паршивое, что не все тут выдумано. Антиквар сгустил туман, это так, но над правдой, а не над придумками.

Но вообще вот так, потихоньку, помаленьку, и приручают людей. До такой степени приручают, что они после с ладони у благодетеля едят, даже не осознавая до конца, кем стали. Они видят мир глазами своего нового хозяина и не верят окружающим, когда те пытаются прийти на помощь. За врагов их могут счесть. Не силой берут их души в плен, не страхом, не деньгами даже. Добром и сочувствием хомутают, представая не хозяином, а лучшим другом, пусть даже и стоящим на ступеньку — другую выше.

Я такое несколько раз видел, страшное дело. Кто за благодетеля в тюрьму сел, кто здоровье потерял, а один так и вовсе на смерть пошел.

Идиоты. Я одному пробовал помочь, в результате был назван "завистником" и благословлен ударом в челюсть слева. С тех пор у меня и появилось правило не лезть в чужие дела и чужие души.

И не верить тем, кто с готовностью приходит на помощь к малознакомым, а то и вовсе незнакомым людям. Я не о бабушках, которых переводят через дорогу, или чем-то таком. Я о тех людях, которые демонстрируют слишком редкие в наше время сострадание и добросердечие. Нет, встречаются те, кто на самом деле таковы, но это скорее исключения из правил.

— Но, если что, вы же мне поможете? — как можно озадаченней пробормотал я и исподлобья глянул на антиквара. — Или нет?

— Если ты помнишь нашу первую беседу, то я сразу сообщил, что буду рад удружить новому Хранителю кладов во всем, — немного чопорно заявил Карл Августович. — И да, ты можешь располагать мной. В разумных пределах, разумеется.

Прямо отец родной. И даже про взаимообразность не упомянул, хотя в данном случае это было бы не лишним.

— Спасибо. — Я протянул ему руку. — И пойдемте уже, а то там Стелла, скорее всего, извелась уже от любопытства.

— Скорее от злобы, — заметил антиквар, пожимая мою конечность. — Не сочти меня злословом или интриганом, но дружба с ведьмой никогда никого до добра не доводила. Знаю, что звучит подобное банально, но это есть факт.

Прямо по-немецки так получилось. "Это есть факт". Произносится с чеканно-стальным акцентом, холодным взором голубых арийских глаз и поправлением козырька фуражки цвета фельдграу. "Дольчен зольдатен, ундер официрен"... Кхм... Занесло меня.

— У нас связь, — потупился я. — Ну вы понимаете... Она просто настолько не похожа на всех тех женщин, которых я до последнего времени... Стелла как фейерверк!

— Скорее как пламя, в котором ты, мой бедный друг, в итоге сгоришь, — невесело проговорил антиквар. — Ладно, время покажет, что тут к чему.

Воронецкая и в самом деле была взбудоражена.

— Видел? — сразу вцепилась она в меня.

— И даже слышал, — погладил я ее по щеке, а после заправил за ушко идеальной формы прядку волос. — Ох, они и орут!

Ведьма, как мне показалось, на секунду опешила, явно не ожидая от меня чего-то эдакого, но почти сразу же приняла условия игры и накрыла мою ладонь своей.

— Значит, это то, что нужно? — проворковала она, прижимаясь ко мне всем своим горячим телом, да так, что я каждый его рельефный изгиб ощутил. — Значит, не врет нам господин Шлюндт?

— Ни капельки, — глубоко вздохнул я, зарываясь носом в ее волосы. — И теперь осталось только узнать, что именно он хочет получить за закрытые в депозитарии предметы.

— Очень трогательная сцена, — несколько раз хлопнул в ладоши антиквар. — Я растроган. А самое главное — невероятно верная последняя фраза. Товар лицом показан, переходим к деловым переговорам.

— Насколько я помню, мне надо отыскать для вас некое сокровище, — я плюхнулся в кресло, прихватив со стола открытую бутылку минералки. — Если ничего не изменилось, то я готов.

— Подожди, — довольно сильно стегнула меня ладонью по плечу Стелла. — Есть более актуальный вопрос. Карл Августович, я ни в коем разе не хочу подвергать сомнению вашу репутацию, но хотелось бы понять, где будет храниться ключ от ячейки, в которой заперта уже потенциально наша добыча. Вернее, у кого.

— Вполне резонный вопрос, — одобрительно глянул на нее антиквар. — А у вас, Стелла Аркадьевна. Ловите.

И он перебросил маленький ключик с прикрепленной к нему овальной биркой ведьме.

— Неожиданно, — опешила та, вертя в руках предмет. — И в чем фокус?

— В дополнительном соглашении, — ответил ей Карл Августович. — По нему с настоящего момента никто из нас поодиночке доступа к ячейке не имеет. И открыта она будет только тогда, когда мы оба, то есть я и Валерий, изъявим на то свое желание, причем очное. Как по мне, вполне надежная гарантия, которую сейчас сотрудники банка и оформят. Валерий, ты же захватил паспорт? Вот и славно. Так что все, дражайшая Стелла, складывается наилучшим образом, не допускающим никаких фокусов. Ключ у вас, доступ к ячейке ограничен, все довольны.

Стелла по своему обыкновению наморщила было высокий лобик, но тем не менее признала, что такой вариант ее, пожалуй, устраивает. Но она все равно хотела бы прочитать документ до того, как я его подпишу.

Ее пожелание было выполнено, придраться оказалось не к чему, и вскоре и у меня, и у антиквара оказалось в руках по собственному экземпляру данного соглашения.

— А теперь о моем деле, — Карл Августович глянул на ведьму. — Прекраснейшая и очаровательнейшая mademoiselle Стелла, в этой связи вас я более не задерживаю.

— Я никуда не тороплюсь, — девушка закинула ногу на ногу. — Потому с удовольствием посижу еще с вами. Тут прохладно, есть холодненькая минералка, и вообще, очень и очень приятный банк. И руководство тут такое обходительное. Не знаете, у них есть отделения на севере Москвы?

— Нет, не знаю. Уточните у Дмитрия Борисовича, полагаю, он будет рад видеть вас в качестве клиента, — в голосе антиквара появился некий неприятный холодок. — Что же до остального — дальнейшая беседа будет происходить уже без вашего участия. Вам... Вернее, Валерию, была обещана доля в данном предприятии — он ее получит, после чего разделит ее с вами, если сам того пожелает. Признаться, я не знаю, какое право вы вообще можете предъявить на то, к чему вовсе никакого отношения не имеете, но в ваши внутренние дела я лезть не собираюсь. Но лично мне ваше присутствие и здесь, сейчас, и после, когда мы отправимся туда, куда следует, совершенно ни к чему. И еще — это не уговоры. Это констатация факта.

Стелла молча уставилась на меня, как видно, ожидая, что я вмешаюсь в беседу и поставлю Карла Августовича на место, но нет, не дождалась. Да, еще вчера у меня на этот счет имелись другие соображения, но, когда появляются новые вводные, надо принимать их во внимание. Если этого не делать, то ты неминуемо проиграешь. И сейчас было разумнее всего вывести ведьму на время из игры. Для ее же, кстати, блага. Конфронтация между этими двумя нарастает, и там, на природе, количество может перейти в качество, что ничем хорошим для Воронецкой не закончится. Сдается мне, слабовата она в коленках против этого старичка. Да и вряд ли он один туда отправится. Наверняка с собой пару-тройку крепких ребят прихватит, которые и стену разломают, и полы вскроют, и особо говорливую ведьму под травяное одеяльце определят.

При этом мне как раз бояться совершенно нечего. И так ясно, что Шлюндт до поры до времени волоску с моей головы упасть не даст, и это отлично подтверждают как разговор на лестнице, так и его последняя фраза. Он снова пошел простым, но при этом самым верным путем, надавив на самое паскудное из человеческих чувств. Он решил подключить к делу живущую в каждом человеке жадность. Ведь по здравому размышлению антиквар прав — какие претензии Стелла может заявить на мою долю предполагаемого барыша? Да никаких. Наводку на клад дает Шлюндт, нахожу его я, а она, получается, просто свои лапки погреет, ничего для этого не сделав. Причем это предельно ясно уже здесь и сейчас, а что проснется в душе тогда, когда руки ощутят тяжесть золота, когда адреналин вместо крови по венам потечет? Вот оно, сокровище, ты его добыл, а теперь его часть надо кому-то отдать исключительно за красивые глаза.

И вот тогда антиквар снова начнет исподволь говорить другие умные и верные слова, так сказать, удобрять сегодняшний посев, и они продолжат потихоньку отравлять мою душу, увеличивая брешь между мной и Стеллой, что и является его конечной целью. Все просто, а потому действенно.

А почему? Да потому что я для него ресурс, который надо разрабатывать. Ну и зачем же меня в землю закапывать после первого совместного дела? Это нерационально.

И пусть его. Поглядим, что из этого в результате получится.

Ну и потом — Стелла все равно узнает, что там случится, в деталях и подробностях. Не от меня, разумеется, а от своего ворона. Наверняка ведь его по нашему следу пустит, можно даже не сомневаться.

Кстати, как бы он ее вовсе не прибил, с него станется, знаю я таких тщедушных старикашек, они на все способны. Чужими руками, разумеется. Не могу сказать, что ведьма мне прямо вот сильно дорога, но мне без нее с задачкой, подброшенной Великим Полозом, не справиться. Слишком уж много в новом мире белых пятен. Потому надо поразмыслить, как и волка накормить, и овечку сберечь. Так себе аналогия, потому как оба они зубасты до крайности, но другой подходящей поговорки я не знаю.

— Карл Августович прав, — положил я свою ладонь ведьме на колено, отчего та непроизвольно дернулась. — Это не мой секрет, а его, потому только ему решать, кто в деле, а кто нет. Мне без тебя будет плохо и грустно, но, полагаю, мы ведь за добром не в Китай поедем?

— Конечно же, нет, — подтвердил антиквар. — Быстро управимся, смею вас заверить. И, разумеется, без всякого риска, так что переживать за своего сердечного друга, милейшая Стелла Аркадьевна, вам совершенно никакого резона нет. Правовые вопросы, связанные с нашим предприятием, я тоже беру на себя, по этому поводу можете даже не беспокоиться.

— Тогда всего доброго, — ведьма резко поднялась на ноги, поправила волосы и вышла из переговорки.

— Крайне импульсивная особа, — заметил антиквар, глядя на захлопнувшуюся дверь. — Хотя все ведьмы таковы. Чуть что не по их нраву — сразу война, грохот, шум, нож в спину, слепоту в глаза, седину в волосы... Иногда мне кажется, что вздорность характера является частью оплаты за ту силу, что они получают.

— Зато не скучно, — возразил ему я. — В этом есть своя прелесть, никогда не знаешь, что от нее ожидать.

— Ладно, к делу, — потер сухонькие ладошки Карл Августович. — Итак, мой друг, намеченное дельце мы провернем уже завтра. Что ты так удивился? Да-да, прямо завтра. Нет у меня привычки откладывать намеченное в долгий ящик. Годы, знаешь ли, уже не те, каждый день может оказаться последним, а потому я хочу успеть сделать как можно больше.

Похоже, он окончательно перешел со мной на "ты". То ли это свидетельствует о возросшем доверии, то ли так у него и было запланировано с самого начала. В любом случае это хороший знак.

— Я бы и сегодня съездил, но воскресенье для этого не лучший день, — продолжал вещать антиквар. — Видишь ли, искомое спрятано в одном загородном доме, если точнее, в старой усадьбе представителей старинного дворянского рода, ныне пустующей и заброшенной. Она умудрилась как-то пережить треволнения двадцатого века, хотя, разумеется, порядком обветшала и была частично перестроена. До девяностых годов ее использовали как летнюю дачу для одного ведомственного детского сада, потому худо-бедно поддерживали в порядке. Но ни при ремонтах, ни при остальных работах спрятанное добро найдено не было, иначе бы я про это знал. Значит, оно все еще там.

— Не вижу связи между воскресным днем и старостью усадьбы, — уточнил я.

— А она есть, и самая прямая, — рассмеялся Карл Августович. — Рядом с ней находится несколько дачных поселков, и отдыхающие любят туда наведываться с прогулочными целями. Побродить по красивому, пусть и заросшему, саду, полакомиться малиной и вишней, там же великолепный сад произрастает. Фотоснимок на фоне бывшего дворянского гнезда сделать для этого, как его...

— "Инстаграма", — подсказал я.

— Вот-вот, — покивал старик. — Ну а ближе к ночи и еще кое за чем, благо укромных уголков в саду хватает. Тоже ведь какая-никакая, а романтика.

— А на чьем балансе дом сейчас стоит? — уточнил я. — Может, придется стены долбить или полы вскрывать. Не хотелось бы неприятностей, все же незаконное проникновение получается. Одно дело в саду покувыркаться, другое дело — вред имуществу нанести. Мне проблемы с полицией не нужны.

— Насколько мне известно, они у тебя уже были, и пресерьезные, — тонко улыбнулся антиквар. — И ты все же смог выйти сухим из воды. А здесь и вовсе бояться нечего, владелец усадьбы точно не будет иметь к тебе претензий.

— Потому что владелец — это вы, — хлопнул в ладоши я, сделав вид, что пропустил его реплику насчет моего прошлого мимо ушей.

— Именно, — с довольным видом хихикнул Шлюндт. — Прикупил в середине девяностых, тогда это было просто. И очень дешево. Сумма взятки за оформление отчуждения имущества оказалась больше, чем его стоимость. Кстати, хочешь — в случае удачного завершения дела я потом тебе эту усадьбу подарю, она мне все равно не нужна. Ну, или отдам в счет твоей доли. Поселишься там вместе со Стеллой Аркадьевной, детишек нарожаете, я к тебе в гости буду приезжать, с ними тетешкаться. Детишки, когда они маленькие, очень забавные, стану для них дядюшкой Карлом. И леса там вокруг хорошие, для Хранителя кладов очень подходящие. В них много добра спрятано, уж поверь мне. Тебе найдется чем заняться.

— Подумаю, — улыбнулся я. — Усадьба — дело хорошее, особенно если с вишневым садом. И отчество у моей Стеллы к ней отлично подходит. Во сколько и где встречаемся?

— Я заеду за тобой, — уже без тени шутки деловито заявил антиквар. — В семь утра жди у своего подъезда. С собой особо ничего не бери, инвентарь и провизия — с меня.

На том мы и раскланялись. Он решил задержаться в банке, обсудить с господином Волконским какие-то свои дела, я же вышел на улицу в жаркое городское марево.

Нет-нет, никаких сомнений вроде "а вот он как сейчас с банковским начальником сговорится, как предметы из ячейки вынет" у меня даже не возникло. Оно ему зачем? Ну да, продаст он их выгодно, но только один раз, а я после этого с ним точно работать не стану. Так что можно не переживать. Вот когда я свой ресурс выработаю, тогда он обязательно меня попробует кинуть. Если получится, разумеется.

Машины Стеллы, естественно, уже и в помине не было. Обиделась ведьма, умчалась на своей метле марки "Бугатти" в загородный рай пить дорогое шампанское и проказничать с мускулистыми красавцами-эскортниками. Ну и леший с ней, невелика потеря, пусть развлекается, а я поеду домой, предварительно закупившись квасом, и буду смотреть телевизор. Что еще в такую жару делать?

Разбудил меня дверной звонок. Кто-то зажал его кнопку пальцем и не собирался ее отпускать. Я зевнул и глянул в окно, где багровым пламенем полыхал закат. Надо же, сколько продрых. И, главное, сам не помню, как заснул. Вроде лежал, смотрел программу про рыбалку на Камчатке, легонько завидовал этим мужичкам в натянутых до чресел сапогах, которые то и дело вытаскивали из меленькой речушки здоровенных кижучей, — и на тебе, уже смеркается.

Да еще и гости какие-то пожаловали, причем невероятно настырные. В другой раз я бы предположил, что это моя старая приятельница Юлька, но ей взяться неоткуда.

— Дверь-то собираешься открывать? — заставив меня подпрыгнуть на диване, в комнату заглянул Анисий Фомич. — Не пугайся, свои там. И, это... За конфекты спасибо. Я их уважаю, а без разрешения хозяина нам брать ничего нельзя. Вернее, можно, но не у каждого жильца. У тебя, например, нельзя.

— Это почему же? — заинтересовался я, рассудив, что звонящий в дверь может и подождать еще пару секунд.

— Ты из наших, — пояснил подъездный. — Теперь из наших. Стало быть, без твоего ведома я и крошку хлеба у тебя взять не могу, не по Покону это. И у Галинки из сороковой квартиры, например, тоже. Ведьма она, потомственная, старого рода, только сама о том не знает... И не узнает, скорее всего. Может, матерь ее не захотела дочери такой судьбы, как у себя, может, просто не успела ей о том сказать. Она же детдомовская, поди знай, как оно там у них случилось.

Знаю я Галину из сороковой квартиры, красивая женщина средних лет, всегда спокойная, всегда доброжелательная. Никогда бы не подумал, что она ведьма. И мужа ее, Аркашу, знаю тоже. Дочка их, Олеся, в этом году в пятый класс перешла. Славная девчушка, воспитанная такая, всегда здоровается, что в наше время большая редкость.

И на тебе — ведьмовская кровь.

— А вот... — обратился я к Анисию Фомичу, но тот потыкал пальцем в сторону двери и скрылся за шкафом, без труда ввинтившись в узкую, еле различимую щель между ним и стеной.

— Впечатляет, — в очередной раз признал я и направился в прихожую, зевая на ходу.

Глава тринадцатая

Поразительно, но, глянув в дверной "глазок", я увидел именно Юлию, которой, повторюсь, взяться здесь было неоткуда совершенно. И тем не менее это была она, привычно веселая, стройная, голубоглазая и с прической класса "дорогостоящий высокохудожественный беспорядок".

— Вот сейчас не понял, — вместо приветствия сообщил я ей, как только распахнул дверь. — Ты же сейчас должна на Бали манго есть и маракуйей его закусывать. Ну и литрами лакать свою любимую "Текилу санрайз".

— Текилой и в Москве можно залиться до самых бровей, — сообщила мне приятельница, вваливаясь в квартиру. — А на твой вопрос "почему", пусть даже заданный в такой странной форме, у меня только один ответ — достало все капец как. Маман опять задалась целью выдать меня замуж. Валерка, это больно! Это, блин, ад на земле! Знаешь, она там почти реалити-шоу устроила со смотром женихов и всем таким прочим. Причем я часть этих рож у отца на корпоративах раньше видела, они проходили под грифом "потенциально перспективные партнеры по бизнесу".

Это да. Если тетя Жанна чего решила — то умри все живое, включая родную дочь. И мне очень повезло, что я по ряду причин выпал из поля ее зрения.

— А ты чего так долго не открывал? — с подозрением спросила у меня Юлька, сдвинула свои брови-ниточки и уперла руки в бока. — Никак, не один? Может, я помешала? Может, мне уйти?

Ясно, уже накидалась. Неприятно признавать, но в последнее время это случается все чаще и чаще. И добром, подозреваю, не кончится, так что как бы не пришлось ее отцу оплачивать счета в одной из швейцарских клиник. Наши тут не подойдут, больно близко они к ее любимым барам расположены.

— Не пори чушь, — попросил я ее и подтолкнул в сторону кухни. — Иди, поставь чайник, пока я умываюсь.

— Чай? — фыркнула Юлька и качнула пакетом, который держала в руках. — Здесь лежит кое-что получше, чем жареная водичка. Как насчет "Макаллана"?

— Пас, — я пригладил растрепанные после сна волосы. — У меня завтра дел полно, сушняк и головная боль мне на фиг не нужны.

— Хорошо, — девушка лукаво прищурилась. — Не хочешь вискарика — не надо. В нашем магазине найдутся товары на любой вкус. Как насчет вот этого?

Она щелкнула замочком клатча и показала мне серебристый продолговатый футлярчик с винтовой крышечкой. Очень хорошо знакомый мне футлярчик, я такие видел в своей прошлой жизни, потому прекрасно знал, что в нем находится, и радости мне эти воспоминания не добавили.

— Ты охренела? — не особо сдерживаясь, рявкнул я, попытался выхватить блескучий предмет из рук Юльки, но не преуспел, поскольку та, хихикнув, увернулась. — Ладно бухло, хотя и оно тебе ни к чему. Но это? Ты не в курсе, чем все кончается? Рыжего забыла?

— Рыжий был дурак, — огрызнулась Юлька. — И потом, он "хмурым" заправлялся как машина — бензином, меры под конец вообще не знал, оттого и помер. А это так, под настроение, для пущего драйва.

Наш с ней одноклассник Сашка Рыженко от этой дряни сгорел как свеча, причем за какой-то год, совсем немного не дотянув до выпускного. И ведь хороший был парень, вот только связался не с теми людьми, с которыми следовало, и тормознуть его никто не успел. Отец вечно за границей находился по своим трубопрокатным делам, а тетя Таня, его мать, давно умерла. Что до мачехи, так пасынок ей вообще на фиг не сдался. Я думаю, что та только порадовалась произошедшему.

Юлька тем временем злобно на меня таращилась, от ее былого благодушия и следа не осталось. Не любила она вспоминать эту историю, которая в свое время крепко ударила по нам всем. И эмоционально, поскольку в юные головы до того мысли о смерти даже не забредали, да и в плане отношений с родителями. На следующий день после Сашкиных похорон весь наш немногочисленный класс загрузили в автобус и отвезли в "вагнеровскую" клинику, где мы полдня в баночки писали и литра по полтора крови оставили. Нас только что на атомы там не разобрали, пока не убедились в том, что мы все "чистые". А по-другому и быть не могло, нас подобные радости бытия никогда не привлекали, хотя Рыжий и пытался кое-кого подначить на эту тему.

А уж сколько потом психологи с нами работали — это вообще кошмар. Возникало ощущение, что каждая из мам своего личного душеведа к нам отправила. Одна радость — школы на тот момент оставалось всего-ничего, и через несколько месяцев мы все разбежались по разным институтам, академиям и университетам, после чего и Сашкина глупая смерть, да и школьные дни чудесные в целом перешли в разряд воспоминаний.

— Рыжий, чтобы ты знала, на "хмурого" не сразу подсел, — я довольно грубо прижал девушку к стене, а после схватил ее пальцами за подбородок и вздернул лицо вверх, так, чтобы глаза видеть. — Он тоже начинал с "кикера", который таскал вот в такой же кубышке. Только скоро эйфории ему стало мало, захотелось новых ощущений, которые он и получил в полной мере. Правда, ненадолго. Ты чего, овца, захотела рядом с ним полежать? Надоело по земле бегать?

— Да ты тоже из себя монашку не строй! — неприятно и каким-то очень незнакомым голосом взвизгнула Юлька, дернувшись. — У самого рыльце в пушку! Все знают, что вы с Сивым и Фомой в своем ВШЭ не только по вискарю прохаживались. Или вы тогда только бухие были? Ну, когда... Ты понял!

— Не знаю, как тебе, но лично мне все понятно еще на Останкинском кладбище стало, когда Рыженко-старший весь черный стоял и чуть в могилу за гробом не сиганул, — я тряхнул Юльку, крепко приложив ее спиной о стенку. — Что до остального — мы с Сивым за то, что сделали, ответили по полной, и я с себя не снимаю. Но вот о наркоте даже не заикайся, потому что сама знаешь, что это не из нашей сказки.

А вообще странно. Тот клуб, где Сашка закупался наркотиками, закрыли на третий день после его смерти, а на девятый он сгорел дотла, причем в золе и пепле были обнаружены три тела, в которых следователи опознали известных в нашем районе "пушеров", один из которых нашего одноклассника и снабжал вот такими футлярчиками. Так откуда этот взялся? Хотя... Не такой уж это и эксклюзив, скорее всего. "Пушеры" ведь товар брали у кого-то рангом повыше, а до него руки дяди Игоря, похоже, просто не дотянулись. Тем более что сам после произошедшего развелся с женой и отбыл на ПМЖ в Дюссельдорф.

— Пусть так, — сопела Юлька, пытаясь вырваться из моих рук. — Пусть! А ты свою жизнь вообще просрал, идеалист хренов! Живешь теперь в этой дыре, работаешь в какой-то заднице мира, тебе теперь половина наших руки не подаст, побоятся от тебя "синдромом лузера" заразиться. Одна я, дура, с тобой вожусь зачем-то.

— Не припоминаю, чтобы о чем-то подобном тебя просил, — я отпустил девушку, после вырвал клатч из ее руки, достал оттуда футлярчик и пошел на кухню, на ходу откручивая колпачок. — Тем более что кое-кто, пусть и неофициально, не раз тебе советовал обходить меня стороной.

Ну да, есть такое. Формально отношение ко мне со стороны тети Жанны не изменилось, но не просто же так моя мама вдруг перестала с ней общаться? У нее, как у человека творческого, чувства всегда обострены, она любую фальшь за километр чует.

— А я бунтарка, — сбавив тон до состояния "приемлемо", сообщила мне в спину Юля. — Всегда все ей наперекор делаю. У тебя, дурака, научилась.

— Я не бунтарь, — вода из крана смывала со дна раковины бело-голубоватый порошок, превращая его в мутную жижу. — Не путай упрямство и самолюбие с идеологией протеста, это разные вещи. А ко мне ты время от времени таскаешься, потому что больше поговорить не с кем. Подруги твои все либо замужем, либо за границей, причем иногда это одно и то же, про любовников я вообще промолчу, вряд ли ты даже их имена запоминаешь. Вот и выходит, что больше тебе пойти не к кому.

— А психолог? — возмутилась Юлька, опускаясь на табуретку и печально вздыхая. — Он всегда выслушает, совет даст.

— Сильно они тебе помогают, эти советы? — я ополоснул дно футлярчика и показал его ей. — То-то погляжу!

— Да от скуки это все, — нервозный запал у девушки прошел, передо мной снова была моя старая приятельница. — На самом деле живу — как не живу, впору хоть по новой в институт поступать, второе высшее получать.

— Поработать пойти не пробовала? — осведомился я у нее, отправляя тару из-под кокаина в мусорное ведро. — Причем не к дяде Сереже, где тебе сразу кресло креативного директора предоставят, а в какую-нибудь затрапезную компанию, где никто понятия иметь не будет, кто ты такая есть? Поверь, вся скука мигом из головы вылетит. А если еще поставишь себе задачей жить только на то, что заработаешь, так и вовсе.

— Я не настолько скучаю, — опасливо глянула на меня Юлька. — Это уже перебор.

— Тогда и не люби мне мозги, — попросил ее я. — Без желания что-то изменить всем этим твоим откровениям, прости, грош цена. Будь на моем месте кто-то, тебя не знающий, вовсе бы сказал: "Зажралась, зараза". И был бы прав, это именно так и выглядит. Но и "снег" — это не вариант, уж поверь. Да, сразу предупрежу: что я мог сделать, то уже сделал, но бороться за тебя не стану. У тебя своя башка на плечах есть, ты девочка совершеннолетняя и половозрелая. И еще, если от наркоты сгоришь, жалеть тебя не буду и на похороны из принципа не приду. А еще всем нашим расскажу, по какой причине ты отправилась в страну Вечной Охоты, чтобы и они данное мероприятие проигнорировали.

— Сволочь ты, Валерка, — печально подытожила моя давняя приятельница. — И всегда таким был, даже в детском саду. Пипиську во время тихого часа всем ты тогда показывал, а попало почему-то мне. В школе ты у меня списывал, а не я у тебя, но учителя были уверены в обратном. И вот сейчас, казалось бы, с чего мне тебе завидовать? Квартирка маленькая, зарплата курам на смех, питаешься невесть как, вместо ВШЭ закончил какой-то заборостроительный институт, а я завидую. Вот как так?

— Историко-архивный, — поправил ее я. — Не обижай мою альма-матер. Это, между прочим, очень достойное учебное заведение с богатым прошлым.

— Это единственное заведение, в которое тебя согласились перевести без потери года, — уточнила Юлька. — Причем благодаря моей тете, которая там ректор. Плюс оно было единственным, в котором тебя не стал бы щемить дядя Толя, и то только потому, что счел забавной запись, которая в итоге украсит диплом, мне про это мама рассказала. Так и сказал: "Там этому дураку и место. Так от него человечеству меньше вреда будет".

— Не "дураку" батя тогда сказал, — снова поправил ее я, нахмурившись. — Там другое слово фигурировало. И вообще, закрыли тему.

— Как меня обсуждать, так ты первый, — справедливо заметила Юлька. — А как тебя, так сразу "закрыли тему". Где справедливость, Швецов?

— В Гааге, — я поставил чайник на плиту. — И то весьма условная.

— Хороший город, между прочим. — Юлька зажмурилась и стала похожа на котенка. — Помнишь, как мы после десятого класса туда летали с твоей мамой? Она нас постоянно по музеям водила. Все этим восхищалась... Как его... С забавной фамилией...

— Мондриан, — подсказал я, понял, о ком она ведет речь. — Питер Мондриан.

— Точно, — наставила на меня указательный палец Юлька. — А еще мы там с тобой в первый раз...

— Вечер воспоминаний закрыт, — открыв дверь холодильника, приказал я. — Есть будешь?

Да все я помню. И то, как мы смылись из "Панорамы Месдаха", оставив там мою маму, которая не могла оторвать взор от высоченной картины, и пустой номер в "Дез Индез" с закрытыми шторами, и мое удивление, когда я понял, что Юлька, оказывается... Ладно, не суть. Было и было, чего вспоминать? Все изменилось, мы выросли, где теперь та раннелетняя Гаага с ее бесчисленными цветниками, фонтанами и каналами, где то ощущение безмятежного счастья? Все это ушло, растворилось, скрылось за поворотом и никогда не вернется, потому что подобное не повторяется дважды.

Впрочем, плотские радости бытия — не духовные, они-то как раз никуда не деваются. Правда, в этот раз и тут все вышло не так безоблачно, как обычно, потому что в какой-то момент Юлька, сидящая на мне и ритмично двигающаяся, заорала так, что аж уши заложило. Нет, это дело, конечно, житейское, и крики женщины во время занятий любовью для мужика что медаль на грудь, только вот крик крику рознь. Мало того, она еще и глаза ладонью закрыла, что свидетельствовало о немалой степени испуга. Я свою подругу знаю с детства, она всегда так реагирует на что-то страшное, такой у нее способ психологической защиты, так сказать, а-ля страус. "Я этого не вижу, значит, этого на самом деле нет". Глупость несусветная, но уж что выросло, то выросло.

Я, приподнявшись на локтях, повернул голову к окну и моментально понял, что так испугало мою подругу. Мне и самому стало сильно не по себе.

На балконе стоял высокий мужчина и смотрел на нас. Лицо его было в тени, но глаза... Они светились как два рубина, и этого для впечатлительной Юльки вполне хватило. Да и вообще от этой фигуры просто-таки веяло жутью.

Опять ко мне в гости вурдалак пожаловал, двух мнений быть не может.

Незваный гость заметил то, что я на него смотрю, и незамедлительно приблизил лицо к окну. Бледное, молодое, с модной щетинкой и вполне себе привлекательное. Мало того, он мне еще и улыбнулся, продемонстрировав два длинных клыка на верхней челюсти, а после подмигнул, как бы говоря: "Что, мужик, отдыхаешь?"

На этом наши переглядки закончились, поскольку после эта нежить по уже сложившейся традиции перемахнула через оградку балкона и канула в ночи.

Нет, с этим надо что-то делать. Один раз притащилась в мой дом такая погань — еще ладно, но если подобное будет происходить постоянно, то это никаких нервов не хватит.

А с другой стороны, что я могу с ними сделать, по крайней мере официально? Написать заявление в полицию? Дескать, одолевают кровососы, нарушают мое право на неприкосновенность жилища, спать не дают, любовницу пугают? С подобными заявлениями меня только в "желтый дом" отправят.

Может, Михееву позвонить? Он к подобному сообщению отнесется с пониманием и даже, возможно, поможет, вот только есть у меня ощущение, что после за свою помощь он с меня массу мелких услуг потребует, и не последней из них будет требование вовремя "барабанить" на ближних своих. На ту же Стеллу, например. Не скажу, что мне сильно жалко эту ведьму, тем более что она далеко не эталон праведности, но "стучать" я не приучен с детства. Так что не вариант ни разу. Да и вообще мне не очень хочется вот так сразу, после первой же неприятности, бежать и просить защиты у этого человека. Вурдалаки вурдалаками, а самолюбие самолюбием.

Но и терпеть подобное я не собираюсь, не хватало только. Просто надо немного подумать, и тогда хоть какие-то варианты решения данной проблемы отыщутся.

В конце-то концов, можно вообще с другого конца пробовать зайти. С противоположного. Но это потом, а сейчас надо вон Юльку успокаивать.

Она уже успела покинуть... Скажем так, то место, где находилась перед панической вспышкой, и теперь лежала на спине, все так же закрыв глаза ладонями.

— Вот, Певцова, к чему ведет употребление наркотических средств, — назидательно прошептал ей на ушко я. — Особенно если их мешать со спиртным. Кого увидела-то? Бармалея или же Бармаглота?

— У Кэрролла в каноническом тексте и черновиках не существовало детального описания Бармаглота, — пробормотала Юлька. — Валер, там был черный человек!

Ну насчет Кэрролла ей можно верить сразу, она, как-никак, филфак МГУ закончила. Оттуда же идет и этот "черный человек", похоже. Кто другой попроще бы выразился — "мужик какой-то" или что-то в этом роде. А тут вон, с отсылкой к Есенину реплика.

— Там был твой глюк, — я вздохнул и начал отдирать ладони от ее лица. — И дальше будет хуже, если не тормознешь. К тебе придут Элвис Пресли, Афанасий Никитин и Эдгар По!

— Лучше тогда уж Уайльд, — глаза девушки были полны слез. Он меня точно не изнасилует, его слабый пол не интересовал.

Шутит — уже неплохо. Значит, отпустило.

— Смех смехом, а это звоночек, — уже совершенно серьезно сказал я ей. — Когда такое мерещится, то это значит одно — беда уже на пороге. Хочешь в комнату с белыми и мягкими стенами? Не вопрос. Продолжай развлекать себя запретными удовольствиями, и ты там окажешься.

— Да пошел ты, — неожиданно зло глянула на меня Юлька. — Праведник хренов. Дурак!

Она залезла под одеяло, повернулась к стене лицом, а ко мне задом, и демонстративно засопела так, что любому бы стало ясно — устал человек. Спит он.

Ну и ладно. Я что мог, то сделал, а дальше пусть тетя Жанна разбирается, она мать, это ее священный долг. Мне и так есть чем заняться. Хотя, конечно, кое-кому про случившееся поведать надо непременно, пользы дела ради.

Именно поэтому, когда я забрался в не очень дорогой, но надежный внедорожник Карла Августовича, который ровно в указанное время подъехал к моему подъезду, то сразу же сообщил ему:

— А меня сегодня опять в ночи навестили гости. С этим надо что-то делать.

— Доброе утро, Валерий, — как всегда благожелательно произнес антиквар. — Для начала все же позволь тебе представить моих... э-э-э-э... помощников. За рулем Антон, рядом с ним — Виталий.

Надо же, я, уж не знаю почему, думал, что его телохранители окажутся плечистыми молодыми ребятами, в костюмах и в противосолнечных очках. С очками угадал, с остальным — нет. Антон и Виталий оказались мужичками средних лет, обычными и, я бы сказал, невзрачными, в пестрых гавайских рубахах и легких льняных штанах. У Виталия, который вольготно развалился на переднем сидении, еще и сланцы на ногах имелись. Как есть курортник.

— Очень приятно, — произнес я, после чего эта парочка синхронно повернулась ко мне и одарила кивками. — И да, доброе утро. Так меня эти ночные визиты замотали, что даже о правилах приличия забыл.

— Так кто тебя навестил? — уточнил Шлюндт. — Судя по взбудораженности, это были представители условно живого племени. Да, вот что еще — при Антоне и Виталии можно вести подобные разговоры, они в курсе наших дел. Не всех, разумеется, но многих.

— Да упырь опять заявился, — я злобно засопел, изображая жуткое недовольство. — Стоял за окном, пялился на то, как я с одной знакомой... Ну это самое... Вуайерист хренов! Перепугал ее до судорог. Согласитесь, что в столь ответственный увидеть такую чувырлу за окном крайне неприятно. А он, гад такой, еще и скалился! Весело ему было. Подмигивал мне, сволочь, давай, мол, приятель, наяривай!

— Валерий, тебе шутовство не идет, — более всего Карл Августович сейчас напоминал доброго дедушку, отчитывающего за неподобающее поведение великовозрастного внука, причем дополнительное сходство с данным персонажем ему добавляли старомодный светлый брючный костюм и соломенная шляпа-канотье, которую он положил на сидение рядом с собой. — К чему этот театр, к тому же посредственный?

— Ну не такой уж и посредственный, — немного обиделся я. — Между прочим, в институте мы "Гамлета" как-то ставили от нечего делать. Я непосредственно принца датского играл, овацию сорвал на показе.

— По всем законам жанра я сейчас должен был бы процитировать знаменитый монолог, но не стану, — антиквар чуть наклонился ко мне. — Хотя применительно к твоему ночному приключению он будет очень кстати. Я так думаю, что нынче тебя посетил или глава вурдалачьей семьи, или его советник.

— Советник? — заинтересовался я. — Это как у мафии? Ну, "консильери"?

— Что-то вроде того, — подтвердил старик. — Второе лицо в семье. Забавно, никогда не задумывался над схожестью этих двух социальных структур, а ведь она очевидна. Впрочем, ничего странного в этом нет, в Италии этой публики всегда хватало, особенно в центральных районах. На островах или в горных районах нет, там были сильны родственные кровные связи, что вело к большому риску при охоте на людей, но в Риме, особенно в Средневековье...

— А как же Валахия и Карпаты? — озадачился я. — Ну, Дракула и так далее?

— Досужие выдумки, — рассмеялся антиквар. — И не более. И потом, крайне удобно писать о стране, которую почти никто из потенциальной аудитории не видел. Много ли читателей вампирских романов девятнадцатого века бывало в Трансильвании? Думаю, единицы. Она вроде как Европа, но какая-то очень захолустная, потому интересная только совсем уж прожженному путешественнику. А значит, что? Значит, можно рассказывать о ней любые небылицы. Вот так и возникла традиция — все самые злобные вампиры родом из Трансильвании или прилегающих к ней территорий. А на самом деле это не так. Места там в старые времена были малолюдные, не сказать заповедные. Крохотные селения, разбросанные по непролазным лесам, да пара городков, которые по европейским меркам тянули максимум на деревушки. Вот и чем там питаться большой вурдалачьей семье? Ну за пять-семь лет уморят они все окрестное население, а потом что? Начинать охоту за зверьем? Так они не люди, оленя или лося в транс не погрузишь, на животных чары не действуют, они не обладают разумом, живут инстинктами. Так что не так их там и много было, не сказать мало. То ли дело Париж, Берлин и, конечно, Рим. Большие города, в которых людская жизнь стоила не дороже медной монеты и каждому было наплевать на каждого. Ешь — не хочу. Так что, возможно, сходство не случайно. Но, разумеется, не вурдалаки его позаимствовали у итальянских разбойников, а наоборот.

— Это все здорово, но мне-то что делать? — вздохнул я. — И, если совсем честно, мне общаться с этой публикой совершенно не хочется.

— Не думаю, что данное обстоятельство их сильно беспокоит, — прищурился Шлюндт. — Я уже говорил: вурдалаки крайне настойчивы в вопросах достижения поставленной перед собой цели и невероятно беспринципны в выборе средств. Но сам факт того, что они хотят говорить, достаточно оптимистичен, где диалог, там компромисс. Да-да, это так. Сам же сказал — улыбка, подмигивание. Это верные признаки того, что они отказались от идеи тебя обратить, что невероятно разумно, и теперь желают переговоров. Более того, заметив, что ты не один, визитер просто удалился.

— Хорош переговорщик, — я потер виски. — Стоит, смотрит, глаза красные...

— Ну тут уж ничего не поделаешь, таков их внешний вид, — немного укоризненно заметил антиквар. — Поверь, в любом случае это лучше, чем разорванное клыками горло. Не твое, ты под защитой амулета, я про барышню, с которой ты проводил эту ночь. Что главы семей, что их советники куда могущественней, чем простые кровопийцы, они отлично умеют убеждать смертных в том, что им нужно. Он мог дождаться, пока твоя пассия окажется одна, суметь заставить ее открыть ему дверь и разрешить войти. Да, она не хозяйка в твоем доме, но она хозяйка самой себе, потому вурдалак придет не к тебе, а к ней, но туда, где она в данный момент находится. Звучит мудрено, но таковы реалии.

— Даже не стану спорить. — Я погладил кругляш под майкой. — И еще раз спасибо за подарок.

— Не подарок, — покачал головой Карл Августович. — Я дал его тебе на время. Ладно, подытожим. Они желают с тобой говорить? Пусть будет так, но сразу предупреди их, что в твоей судьбе заинтересован и я. Эти удальцы, повторюсь, беспринципны, но силу и они уважают. А у меня есть определенный вес в разных кругах нашего мира. Не самый большой, но все же.

Антон и Виталий при этих словах синхронно ухмыльнулись. Как видно, они много чего о своем патроне знали. Интересно было бы послушать их рассказы.

— Если с этим все, то перейдем к делам текущим, — Карл Августович потер свои сухенькие ладошки. — Итак, мой юный друг, мы едем в фамильную усадьбу князей Белоруцких-Белосельских. Слышал о таких?

— Возможно, — подумав, ответил я. — Старые русские фамилии мы на многих предметах разбирали, но всю "Бархатную книгу" наизусть не выучишь. Нет, первые два десятка родов все помнили, особенно из тех, что постоянно при государях русских обитали, но вот дальше...

— А между тем род старый и славный, — аппетитно причмокнул антиквар. — В их венах текла кровь Гедиминовичей, так-то. Было время, когда Белоруцкие-Белосельские близко к престолу стояли, гордо глядели, спину ни перед кем ни гнули. Но потом в Смутное время поставили не на тех, на кого следовало, да и прогадали, а еще через сто с копейками лет из-за своей близости к Долгоруковым попали в опалу к Анне Иоанновне. Тогдашний глава семейства частенько наезжал в подмосковные Горенки покалякать о том и о сем с Алексеем Григорьевичем Долгоруковым, за что и поплатился. Нет, обошлись с ним помягче, чем с его собеседником, но с тех пор Белоруцкие-Белосельские окончательно переселились на задворки русской истории и более их фамилия в хрониках дел славных и громких не фигурировала.

— Так они, небось, еще и обнищали, — предположил я. — Насколько я помню, Анна Иоанновна вечно нуждалась в деньгах и трясла подданных как грушу. Что уж говорить о тех, кто в ее немилость попал?

— Вот! — Карл Августович погладил меня по голове, что мне очень не понравилось. — Молодец. По преданию тогдашний патриарх рода узнал, что вот-вот к нему нагрянут представители Тайной Канцелярии, чтобы увезти все мужское колено Белоруцких на выяснение их причастности к написанию так называемых "кондиций", и спрятал фамильные сокровища на территории своей усадьбы. В парке ли, в доме ли — неизвестно, эту тайну он доверил только жене, женщине суровой и неразговорчивой. Обратно старейшина не вернулся — не перенес дыбы. Да и остальным мужчинам этого рода не повезло — кого отправили в солдаты, кого монастыри на Соловках пересчитывать. Но, повторюсь, Долгоруковым повезло куда меньше.

— А после что было? — поторопил его я.

— После? — антиквар достал из внутреннего кармана светлого пиджака фляжку, открутил крышечку, сделал глоток, а после убрал ее обратно. — После смерти Анны Кровавой уцелевшие мужчины рода вернулись домой, и старший из них узнал от своей матери, где спрятаны сокровища. Так с тех пор эта тайна и переходила от отца к старшему сыну. Надо заметить, что Белоруцкие-Белосельские оказались удачливы в коммерции, хоть это для старых дворянских фамилий и не слишком типично, потому изрядно увеличили свое состояние во времена царствования Екатерины Алексеевны. Да и после не терялись, особенно когда речь шла о выгодных государственных поставках. Одну только они допустили оплошность — не смогли распознать, что революционные волнения представляли собой не обычные беспорядки, а тотальное наступление диктатуры пролетариата.

— Не вывезли, стало быть, свое добро за рубеж, — подытожил я.

— То, что спрятано в усадьбе, — нет, — покачал головой Карл Августович. — Белоруцкие жили к тому времени в Москве. Лето кончилось, пришла осень, что тут делать? В усадьбе оставались только слуги, смотритель да пара дальних родственниц-приживалок. Нет, князь Андрей до начала огульного революционного террора успел отправить семейство в Германию и даже переправить с ним туда же немало добра, благо старой пограничной стражи уже не было, а новой еще не создали. Но вот старый усадебный клад помахал ему ручкой. К тому времени, когда он заявился в родовое гнездо, его уже заняли местные крестьяне, желающие жить мировой коммуной и под шумок злоупотребляющие свальным грехом. Смотрителя забили насмерть, приживалок повесили, а слуги разбежались. Да и самого князя чуть не пришибли, когда его опознал один из селян, он еле-еле ноги унес, после чего решил, что вернется за семейным добром тогда, когда хаму укажут на его место.

— То есть не вернулся?

— Нет, — покачал головой антиквар. — Его старший сын почти добрался до отчего добра через два с небольшим десятка лет. Он к тому времени носил мундир мышиного цвета и погоны обер-лейтенанта СС. Но тоже не дошел, причем всего ничего. Зато навсегда упокоился в родной земле, поскольку на Ильинском рубеже получил пулю в лоб.

— Туда ему и дорога, — злорадно заметил я.

— Согласен, — кивнул антиквар. — Но вместе с ним навсегда ушел секрет Белоруцких-Белосельских. Он не оставил наследника, а двоюродному брату на этот счет ничего не сообщил. И записей никаких не осталось.

— Что очень хорошо, — хмыкнул я. — А то выпотрошили бы эту захоронку в девяностых, да и все. Тогда наши границы, если верить рассказам, от революционных не сильно отличались. Входи кто хочет, бери что хочет. И эти бы приперлись.

— Так приезжали, копали, — меленько захихикал старичок. — Только не нашли ничего. А вот мы с тобой сегодня найдем, я это точно знаю. Кстати, вот мы и приехали. Смотри, какая красота вокруг!

И я глянул в окно.

Глава четырнадцатая

И правда, красиво. Прошумевший над миром развеселый двадцатый век, разумеется, оставил свой след на этой когда-то ухоженной территории, но и сейчас было заметно, где и что тут некогда находилось. Да, какие-то аллеи поросли кустарником, раскидистые яблони и груши имели диковатый вид, как и любые плодовые деревья, за которыми нет людского ухода, а там, где некогда, скорее всего, находилась оранжерея, являвшаяся непременным атрибутом подмосковных дворянских гнезд, стояла полуразрушенная беседка. Но все равно витали в воздухе некие чеховские флюиды, навевавшие мысли о топоре, вырубающем вишневый сад, и всем таком прочем. Того и гляди где-то вон за той сиренью затренькают гитарные струны и послышится голос Епиходова.

Причем сад этот смыкался с лесом, стерлась некогда существовавшая между ними грань.

Что до здания, оно тоже являло собой не самое веселое зрелище. Нет-нет, никакой провалившейся внутрь крыши, никаких выбитых стекол, но запустение и ветхость все равно чувствовались. Не зря же наши предки забивали окна крест-накрест, когда покидали дом, как бы консервировали его для тех, кто придет после них. И стояли эти избы иногда десятилетиями, но не было в них безнадежности. А тут... Грустно глядеть, скажу честно.

А еще наш преподаватель в институте говорил: если окна эдаким манером не заколотить, то и незваные жильцы могут появиться из числа тех, кого к ночи не поминают. Тогда, на лекции, мы над этим только похихикали, но это тогда. Сейчас мне такое и в голову не придет, потому что сказки, как выяснилось, не совсем таковыми являются.

— Ну, — Карл Августович впервые на моей памяти проявил некое подобие волнения и нетерпения, до того его поведение так и подмывало назвать "нордическим", как и положено для человека с немецкими корнями. — Что, Валерий? Ты слышишь его?

— Нет, — поводил я головой влево-вправо. — Только птицы поют, а больше ничего.

— Птицы, — внезапно насторожился антиквар. — Ну да, ну да. Твари небесные. И самая главная из них та, что на вязе сидит.

Вот ведь. А я как-то сразу и не приметил иссиня-чернокрылого знакомца, расположившегося на толстой ветке и, как мне показалось, насмешливо наблюдавшего за нами.

Стелла. Ну, вот не может она смириться с тем, чтобы хоть что-то да прошло без ее внимания.

— У тебя очень назойливая приятельница, Валерий, — недовольно бросил Карл Августович. — Чрезмерно. И, признаться, меня подобная бесцеремонность начинает раздражать. Передай ей при случае эти слова и добавь, что мое недовольство может стать причиной ее головной боли.

— Смахивает на угрозу, — заметил я.

— Пока только на предупреждение, — пояснил старик. — Умному этого будет достаточно, а дураки никогда ничему не учатся, потому их никому и не жалко. А в качестве наглядной иллюстрации... Антон.

А мужичок-то, тот, что за рулем сидел, куда как непрост оказался. Нет, у меня данный факт сомнений с самого начала не вызывал, но та скорость, с которой он вытащил пистолет и, не целясь, выстрелил в птицу, впечатляла. Я много чего видел, потому могу оценить уровень подготовки.

Еле успел толкнуть его под локоть, только потому он и промахнулся. А если бы не это, то от ворона сейчас только перья остались. "Глок" все же, не "Макаров".

— Не надо, — попросил антиквара я. — Пусть летит. Кыш, пернатый. Брысь отсюда, если жить хочешь!

Птица вспорхнула с сука, заложила петлю над нашими головами и вскоре стала черным пятнышком в безоблачной летней синеве неба.

Антон явно был недоволен моим поступком, хоть и слова не сказал. Но пистолет, кстати, убирать не спешил, ждал приказа хозяина.

— Стоит ли заботиться о той, кто просто тебя использует? — по-отечески поинтересовался Карл Августович. — Право слово, не понимаю!

— Так и вы меня используете, — возразил ему я. — Точно так же, как она. Если бы я не имел те возможности, что мне перепали, то вы бы мне помогать и не подумали. И упыри эти, что по ночам ко мне на балкон лазают, не лучше. А если совсем уж начистоту, так и я вас использую. Мир так устроен, что все всех используют. Как научится ребятенок головку держать, так и понеслась телега по ухабам, конечная остановка на смертном одре с последним стаканом воды в руках. Ну если, разумеется, его будет кому подать. А птичку все же жалко, не виновата она в том, что ей чрезмерно любознательная хозяйка досталась. Стоит ли за это божью тварь жизни лишать?

— Бедный наивный мальчик, — вздохнул антиквар. — Ты всерьез думаешь, что это обычная птица? Ну-ну. Ладно, пошли в дом, походим по остаткам былой роскоши, авось все разрешится довольно быстро.

— Под ноги смотрите лучше, — внезапно подал голос Виталий. — Там срут все, кому не лень, говна как грязи. Говорил ведь, что надо территорию огородить как следует. Не такие большие и деньги, а дерьма и вони в доме куда меньше было бы.

— Он время от времени наведывается сюда, — пояснил мне Карл Августович. — Имущество все же, хоть в определенном смысле и бесполезное. Но в заборе резона не видел ранее, не вижу и сейчас. Абсолютно бессмысленные расходы. Лазать меньше не станут, наоборот, сюда станут заглядывать даже те, кому это раньше и в голову не приходило. Если есть забор, значит, за ним что-то прячут. Что-то нужное и в отсутствие хозяев, выходит, ничейное.

— Это по-нашему, — согласился я, поднимаясь по широким каменным ступенькам крыльца. — Да я сам бы в юные годы непременно через этот забор перемахнул при таком раскладе. Просто из любопытства.

Запахи в доме, прямо скажем, были сильно неприятные. Прав оказался Виталий, нужду тут справляли частенько, причем, судя по следам в одном из углов просторной залы, начинавшейся прямо от дверей, в последний раз кто-то это сделал совсем недавно. Чуть ли не накануне ночью.

— Негодяи, — равнодушно бросил антиквар, глянув в ту сторону. — Ничего их не меняет — ни времена, ни власти, ни технический прогресс. Как гадили везде, где только можно, так и гадят.

"Их" — это кого? Селян? Или людей вообще?

Но уточнять не стал. Не уверен, что хочу услышать ответ на этот вопрос. Вдруг и я принадлежу к тем, кто является негодяем?

Я побродил по комнатам, в которых царило запустение и если не разруха, то что-то близкое к ней. Чувствовалось, что когда-то тут на самом деле была детсадовская дача. В одной комнате осталось несколько разломанных игрушек, в другой кучей были свалены разломанные кроватки, в просторной зале на втором этаже, которая, скорее всего, раньше являлась столовой, на стене висел плакат "Хлеба к обеду в меру ложи. Хлеб — это ценность, им дорожи!", ну и так далее.

И — тишина. Никто меня не звал, никто не просил выдать вольную. Наверное, матерый Хозяин кладов вроде того, которого бандюки в девяностых до смерти запытали, знал бы, как выйти с сокровищем на прямую связь, но мне лично подобные секреты профессии были неизвестны. По крайней мере пока.

Я наматывал круги по зданию, подбрасывая на руке небольшой синий мячик с зеленой полосой, который подобрал под лестницей, но все впустую. Не хотела родовая захоронка Белоруцких-Белосельских себя обнаруживать.

— А точно тайник раньше никто не вскрыл? — осведомился я у антиквара, который следовал за мной тенью все это время. — Просто никаких позывных не слышу.

— Я бы знал, — уверенно ответил тот. — Клад здесь.

— Здесь — где? — Я подошел к раздолбанному пианино, стоящему у стены, и нажал на одну из уцелевших клавиш. Их тут осталась половина, из-за чего клавиатура напоминала рот давно спившегося человека, который за собой совершенно не следит. Что удивительно — инструмент издал резкий, почти клекочущий звук. Надо же, был уверен, что под крышкой струн вообще не осталось. — Может, не в доме? Может, по саду походим?

— Разумеется, — кивнул антиквар. — Мы приехали за сокровищем и без него в Москву не вернемся.

— Возможно, мои слова прозвучат резко, но в данном случае вы ведь говорите только за себя? — осведомился я. — Ночевка в этом славном домике не входит в мои планы, уж не обессудьте. И место не то, и запах, знаете ли... Да и дела у меня на завтра кое-какие намечены. Разумеется, я сделаю все от меня зависящее, но жить здесь до той поры, пока рак на горе не свистнет...

— Валерий, в свою очередь хотел бы напомнить тебе о том, что в депозитарий мы можем зайти только вдвоем, — довольно холодно заметил Карл Августович. — Так что мои интересы — это твои интересы.

— Ваши интересы — это ваши интересы, — покачал головой я. — Просто в какой-то момент они пересеклись с моими, но не более того. Пойдемте уже в сад, а то меня мутить начинает от этой вони.

А сад-то, оказывается, был куда как немал. То, что я изначально принял за недальний лесок, оказалось его частью, это я понял, подойдя поближе. Смешно сказать, но там на самом деле большей частью росли вишневые деревья, пусть немного одичавшие, но зато осыпанные спелыми ягодами. Видно было, что и местные жители их рвали, и скворцы клевали, но все равно количество рубиновых точек среди листвы поражало. Может, просто нынешний год вишневый?

Я докурил сигарету, затоптал окурок и направился к машине, в багажнике которой лежал металлоискатель, подаренный мне Сивым. После нашей тогдашней поездки Пашка отдал мне его насовсем, так сказать, пожаловал с барского плеча, а я сегодня решил этот агрегат с собой прихватить. Господин Шлюндт, когда увидел, как я его загружаю в багажник, только иронично улыбнулся, но ничего на это не сказал. Как видно, принял за мою причуду.

— Карл Августович, вы же не станете претендовать на монеты или другие какие предметы, которые я тут найду? — на всякий случай уточнил я у антиквара. — Не входящие в оговоренный договором клад?

— Вообще-то мы сюда не для того прибыли, чтобы пару пятаков из земли выкопать, — попенял мне он. — Но да, не стану.

— В прошлый раз я набрел на захоронку вот таким же образом, — без тени шутки сообщил я ему. — Не уверен, что между этими событиями есть какая-то связь, но... А что если деньги к деньгам? Найдя малое, мы дернем за ниточку, которая приведет нас к большому? В любом случае этот вариант надо отработать.

— Изволь, — антиквар сделал гостеприимный жест ручкой, хоть было и заметно, что он здорово недоволен. — К тому же в этом есть нечто пикантное. Виталий, лопатку возьми из багажника, я видел, что наш друг ее тоже прихватил. Поможешь ему, если он что-то найдет.

Если честно, сейчас я брал некий тайм-аут. Собственно, для того и металлоискатель прихватил, поскольку предполагал, что может возникнуть подобный затык. Да что там? Я даже не сомневался, что на этот раз влет ничего не найду. Два прошлых случая, те, когда меня клады манили, — это везение, не более того. Гарнитур Лыбеди тоже не в счет, там совсем другая история, ее надо держать отдельно, как мух от котлет.

Черт, знать бы наверняка, что клад здесь, — стало бы проще, имелось бы понимание того, что обшаривание каждого сантиметра имеет смысл. А так тыканье пальцем в небо получается.

Ладно, сейчас поброжу, поскребу по местным сусекам, авось чего и придет в голову. Тем более что я Шлюндту не соврал, один из двух кладов я так и нашел. Второй, правда, при более пикантных обстоятельствах дал мне о себе знать, но это уже интимные детали, разглашению не подлежащие.

Да и понравилось мне с этой штукой ходить, ожидая попискивания в ушах. Серьезно. Есть в данном процессе нечто притягательное, уводящее в детство, когда мы клады искали ради приключения, а не для того, чтобы обогатиться или сохранить свою жизнь и рассудок.

Первая "поклевка" не заставила себя долго ждать, и это была монета, причем из числа тех, которую Сивый с Гендосом почти сразу бы отправили в котелок. Послереформенный советский "двухгривенный", не редкость ни разу. А "почти" — потому что они всегда внимательно смотрели на год чеканки. Оказывается, и среди подобных монет попадаются уникумы, пусть нечасто, но все же. Сивый как-то вечером мне целую лекцию прочел, в которой осветил этот вопрос, в ней фигурировали московский и ленинградский монетные дворы, года выпуска, завитушки на аверсах, смотрящие не туда, куда надо, количество колосьев в снопах и много чего другого. Я, признаться, практически ничего из этого не запомнил, потому попросту сунул монетку в руки Виталия, который ее и выкопал, со словами:

— Сувенир. На память о сегодняшней вылазке за город.

Минут через сорок таких "сувениров" набралось полтора десятка, причем среди них попадались и раннесоветские монеты, одна даже тридцатых годов.

Мало того, я еще и медаль нашел. Правда, не военную, а, если можно так сказать, гражданскую, с Лениным. Сначала было обрадовался, подумал, что редкая, но после Карл Августович мне объяснил, что ей в свое время только что домашнюю живность не награждали. Их к столетию Ильича наштамповали не меньше, чем в свое время юбилейных же медалей к трехсотлетию дома Романовых.

А потом я нашел клад.

Нет-нет, не тот, что планировалось, но все равно самый настоящий. Я вынул его из-под кустов разросшейся до неприличия смородины, причем пришлось даже немного повредить ее корень, оплетший изрядно проржавевшую плоскую небольшую банку, в которой что-то погромыхивало.

Самое интересное, что я его услышал. Он вещал нечто неразборчивое тихо-тихо, на грани слуха, донеслось до меня это бормотание только тогда, когда я с крышки землю начал стирать. Металлоискатель — и тот отыскал его раньше.

И все же это был клад. Как видно, те дети, которые когда-то зарыли его тут в процессе игры, сказали некие слова, подарившие ему жизнь, если это можно так назвать. Формально-то условия были соблюдены, это было пусть совсем незамысловатое, но сокровище, схороненное от чужих глаз и предназначенное тому, кто его найдет. Они его закопали и, разумеется, про него забыли. Многое ли мы помним из того, что делали в шесть-семь лет? Разумеется, нет. Пошли бывшие детсадовцы в школу, а там другая жизнь, другие заботы, что вспоминать о старой банке с еле различимой и непонятной надписью "Мо...а...ье", зарытой как-то летом? Да и о самом детском саде в целом? Там было детство, а тут — жизнь.

А он так и лежал здесь, под смородиной, всеми забытый, пока я его не отыскал. Кстати, когда я с трудом отковырнул крышку, то на секунду перед моими глазами промелькнула картинка из прошлого, как видно, то единственное, что запомнило это сокровище. Я увидел солнечный день, синее небо и двух дошколят, мальчика и девочку, загорелых, с шелушащимися носами и очень серьезными лицами. Вот ведь. Им сейчас, небось, лет за сорок перевалило. А может, и больше.

Само собой, ничего серьезного в банке не оказалось. Темная от времени горстка мелочи советского периода, большей частью копейки. Маленькие такие, которые и за деньги-то не примешь. Пятак еще туда-сюда, есть ощущение, что это хоть какая, но денежка, а вот копейки...

Ну и ладно. Зато эмоций сколько испытал! И тара под улов появилась.

— Это немного не то, за чем мы приехали, — заметил антиквар, сидящий рядом с машиной на раскладном стульчике, который, как выяснилось, специально для него возили в багажнике, и попивающий кофеек из термоса. — Валерий, время идет, а мы стоим.

— Неправда, — весело ответил ему я. — Вы сидите, а я хожу.

— Может, еще раз в дом прогуляемся? — предложил он. — Я склонен предполагать, что наша цель спрятана именно там. Не верится мне в то, что глава столь почтенного рода закопал свое добро где-то под яблоней. Нет, случись это позже, во времена революции, — да, подобное предположение имело бы смысл, но здесь-то речь идет о куда более ранних временах. Нет, Валерий, это именно тайник. Продуманный и оборудованный, такой, который всегда будет под рукой, в который легко что-то добавить. Или, наоборот, оттуда что-то забрать.

— Вот только вы все стены задолго до меня "прозвонили" и простучали, а толку ноль, — я тряхнул коробкой над ухом — медь зазвенела. — Хотя ваши доводы абсолютно логичны.

— Если бы я не боялся повредить то, что спрятано в доме, то давно бы его разобрал по кирпичику, — печально сообщил мне Карл Августович. — Но подобные постройки имеют одну слабость — стоит только что-то тронуть — и — бах — нет дома, один битый кирпич да обломки старых бревен. Вон, на том же Сивцевом Вражке или Пятницкой вроде бы с фасада все дома старые, городские усадьбы через одну стоят. Тут тебе на памятных досках и Голицыны, и Мещерские, и Долгоруковы. Годы постройки, "охраняется государством". А на деле — муляж. В лучшем случае внешние стены уцелели, а внутри от тех усадьб давно ничего не осталось.

Что-то он темнит. Уверен, при необходимости нагнал бы сюда техники и людей, поставил крепежи, леса и так далее. В наше время при наличии денег можно решить любую инженерную и строительную проблему, было бы желание.

Нет, не только в этом дело. Но что тут к чему — меня не касается. Не люблю, когда кто-то лезет без спросу в мои дела, но и сам в чужие нос не сую, не имею такой привычки. За излишнюю любознательность нос могут отрезать, причем вместе с головой. Истина избитая, но неизменно актуальная.

При этом, повторюсь, антиквар все же прав. Тайник в доме.

Только где?

Я выключил металлоискатель, прислонил его к стволу яблони, закурил, подошел к крыльцу, задрал голову вверх и понял, что мы не сделали, обходя дом.

— А чердак? — глянул я на Шлюндта, который закручивал крышку термоса. — Чердак тут ведь есть?

— И да, и нет, — отозвался антиквар. — Чердаки в нашем теперешнем понимании этого слова в подобных домах отсутствовали. Они для чего нужны? Для складирования всякого хлама, который неизбежно скапливается в месте проживания людей. А у этих господ для подобного специальные строения имелись, что-то в каретном сарае хранилось, что-то во флигеле для прислуги. Собственно, все ненужное этой самой прислуге и дарилось. Только и сарай, и флигель до наших дней не дожили за ненадобностью. Сарай еще в двадцатых годах сгорел, флигель чуть позже снесли. Так что чердак есть, но это просто пустое пространство с перекрытиями, и все.

— Но вы там тоже искали? — уточнил я.

— Разумеется, — кивнул Карл Августович. — А как же. Пыль — и только. Правда, пыль столетий.

Я подбросил на ладони медальку с Ильичом, затушил сигарету и предложил:

— Пойдем все же поглядим. Ну и еще раз по дому пройдемся.

Кстати, еще в институте нам рассказывали, что на иных московских чердаках относительно недавно такие редкости находили, что только ахнуть можно. В старом жилом фонде, имеется в виду в дореволюционном. Даже отдельная разновидность изыскателей старины имелась, их "чердачниками" называли. В основном их улов, конечно, заключался в старых книгах, предметах быта и прочей мелочевке, но иным везунчикам перепадали иногда и счастливые билеты, вроде картин старых мастеров, спрятанного от новой власти оружия или даже кое-какого золотишка в виде украшений. Правда, долго это счастье не длилось, какие-то дома пошли на снос, какие-то прикупили новые хозяева, которым незваные гости были не нужны.

А в Питере до сих пор, по слухам, таких чердаков еще полно, есть где любителям старины полазать.

Не соврал мой компаньон — пылищи оказалось немерено. По углам она вообще как сугробы лежала, что совершенно не странно, все десятилетиями же копилась. Это раньше здесь, скорее всего, горничная время от времени прибиралась, а как революция женщину освободила, так сюда никто больше с водой и тряпкой не хаживал. Детсадовским же нянечкам подобное даже в голову не приходило, у них и без того хлопот хватало.

А еще было видно, где в прошлый раз антиквар с подручными ходил, их следы были хорошо различимы.

— Все простучали, — подал голос Антон. — И потолки, и перекрытия, и пол. Пусто.

— Не совсем. Ты про несколько подшивок журнала "Мурзилка" забыл, — хмыкнул Виталий. — Старых, за семидесятые годы. Я их соседскому пацану отволок, думал, ему интересно будет про Ябеду-Корябеду почитать, так он их даже не открыл. А мне в детстве нравилось.

Оттаяли бойцы, в разговоры начали вступать.

Я прошелся по чердаку, почесывая нос, который моментально забился пылью. И правда, пусто.

"Тихо, — прошелестел в голове бесплотный голос. — Тихо-тихо-тихо. Он рядом, он тут".

"Он" — это что, обо мне? То есть клад меня боится? Это что-то новое!

— Ты что это насторожился, друг сердешный? — встрепенулся антиквар, внимательно следивший за мной. — Вижу, услышал ты его! Где он?

— Пока не знаю, — пробормотал я, крутясь на месте. — Где-то рядом.

— Пол будем вскрывать? — деловито уточнил у хозяина Антон. — За инструментом идти?

— Да погоди ты, — отмахнулся от него Шлюндт. — Валерий, ну же!

Ну же, ну же. Ничего не понимаю. Снова тишина. Где же ты есть-то?

Я покрутился по чердаку, поковырял носком кроссовка пол, провел ладонью по потолку, отчего та стала серой.

— Валерий, — прошелестел за правым плечом голос Карла Августовича, — прикажи ему. Прикажи. Ты Хозяин, клад обязан тебя слушаться. Воля кладов сильна, особенно у тех, кто спрятан не вдруг, не случайно, но ты должен научиться быть сильнее. Прикажи ему открыться перед собой, он не сможет не выполнить твое повеление.

— Как? — бросил я чуть раздраженно. — Сказать: "А ну-ка, покажись"?

— Может, и так, — шепнул старик мне в ухо. — Может, как-то по-другому. Я всего лишь собиратель древностей, и не более. Но я знаю одно: если ты не научишься подчинять себе старое золото, то в какой-то момент сам станешь его слугой. Не ты будешь властвовать над ним, а оно над тобой. И это станет первым твоим шагом к собственной смерти и не-смерти.

— Последние слова не понял, — повернулся я к нему. — Вы о чем?

— Если ты будешь слаб, то раньше или позже твоя душа станет чьей-то добычей, — свет солнца, проникавший на чердак через небольшое круглое оконце, разделил лицо антиквара на две части, превратив его в жутковато выглядящую маску, в которой причудливо смешались свет и тьма. — Хозяин кладов, проигравший битву, становится слугой того, над кем ранее имел власть. Все честно, все по Покону.

— Жесть какая, — произнес я. — Вы серьезно?

— Мир, частью которого ты стал, живет по другим законам, нежели тот, к которому ты принадлежал раньше, — губы антиквара растянулись в улыбке. — У нас ничего не решают слова, все определяют дело и поступки. Так что решай, что тебе милее — стать настоящим Хозяином или ждать того момента, когда тебя повергнут в прах.

Провоцирует меня этот старый чёрт, это предельно ясно. И дело тут не только в сокровище, которое спрятано в этом доме, у него есть какая-то другая цель, более масштабная. Но при этом он не врет, похоже, все обстоит именно так, как он сказал, да и Михеев о чем-то подобном упоминал. Вот только непонятно, отчего до меня Стелла такие полезные сведения не донесла? Потому что не знала о таких тонкостях? Или просто не захотела информировать на этот счет? В последнее верится больше, особенно если вспомнить слова дяди Фомы.

Ладно, это все частности. Сейчас мне нужно понять, как именно подчинить клад своей воле.

Господи, ну вот почему Полоз мне вместе со змейками на груди какой-нибудь мануал не предоставил, а?

Я глубоко вдохнул и произнес про себя:

— Знаю, ты слышишь меня. Я пришел за тобой и заберу тебя отсюда. Где ты? Отзовись.

Тишина, только сопение подручных Шлюндта слышно из углов. Сам антиквар отошел к дальней стене, практически слился с ней, и теперь лицо его было совершенно неразличимо, только глаза поблескивали из мрака.

— Велю тебе — отзовись. Твое время пребывания в этом доме вышло, тебя ждет большой мир. Я, Хранитель кладов, приказываю — откройся мне.

— Мы ждем своих владельцев, — тонко и как-то очень жалобно проскулили сразу несколько голосов. — Мы принадлежим им. Ты не вправе нас забрать.

— Вправе, — сообщил им я, вложив в слова, пусть и не произнесенные вслух, всю отведенную мне Господом силу убеждения. — У вас нет владельцев, они все давно мертвы. Последний из них покинул этот мир много лет назад. Вы теперь ничьи, а значит, мои. Все покинутые, забытые, заброшенные и бесхозные клады в моей власти. И вы — тоже. Приказываю — покажись мне!

— Ты хочешь отдать нас тому, кто привел тебя сюда, — этот девичий голос отличался от остальных, он был силен и звонок. Он чем-то был похож на голос моей одноклассницы Светки Моргуновой, особы решительной и принципиальной, которую я всегда уважал. Правда, я так и не понял, на кой она сразу после школы вышла замуж, но это дело не мое. Да и не Моргунова она теперь, а Шелестова, мне про это Сивый рассказал. А еще дочка у нее вроде как имеется, и даже вовсю уже в школу ходит. Ладно, это меня не в ту степь повело. — Его руки в крови, Хранитель. В его душе мрак. Не делай этого.

— Не думаю, что вы задержитесь в этих руках надолго. Его работа — продавать и покупать. Вы скоро обретете новых хозяев, они будут заботиться о вас. Вы снова станете сиять, вы станете делать то, для чего появились на свет.

— Оставь нас здесь, — попросила меня девушка. — Прошу тебя!

— Не могу, — с печалью ответил ей я. — Рад бы, но не могу. Но тебя, если хочешь, могу избавить от моего спутника. По крайней мере, попробую это сделать. Кто ты?

— Ты не захотел услышать тех, кого призван защищать, — печально промолвила девушка. — Ты предал нас. Но мы подчиняемся твоей воле. И — прощай.

Под потолком, прямо надо мной, на секунду вспыхнул яркий свет, и в нем я увидел изрядных размеров ларец, стоящий на круглом помосте. Мало того, помост этот вдруг подпрыгнул вверх-вниз, а после чуть повернулся, словно желая мне что-то дать понять.

Стоп-стоп-стоп. Я, кажется, сообразил.

— Значит, говорите, все простукивали? — уточнил я у спутников Карла Августовича. — Прямо все-все?

— Все-все, — обиженно засопел Антон, а Виталий кивнул.

— Ну-ну, — я достал из кармана нож, нажал кнопку, и широкое лезвие беззвучно открылось. — Мало было стучать, парни. Надо было еще кое-что сделать.

Легкий, совсем незаметный зазор между досками на потолке я нашел не сразу. Здорово скрыли тайник, очень здорово, если не знать, чего искать, то точно ничего не заметишь. Доски и доски, темные, добротно отполированные.

Танцуя от нащупанной тоненькой ниточки, я определил диаметр круга, а после скомандовал Антону, который был выше всех присутствующих:

— Давай-ка, надави вот сюда. И не просто надави, а попробуй крутануть эту часть потолка. Влево, вправо.

Хлопок. Это Шлюндт припечатал себе ладонь ко лбу.

И получилось. В какой-то момент раздался щелчок, на нас посыпалась пыль, и часть потолка, совершив пару оборотов вокруг собственной оси, опустилась вниз. Она представляла собой небольшой постамент, венчал который затянутый паутиной сундучок, тот, что привиделся мне мгновение назад.

— Вот почему простукивание ничего не дало, — сообщил нам Виталий. — Полости внутри не было. Отлично придумано!

— Среди простого люда всегда хватало мастеров на все руки, — заметил Карл Августович, подходя к сундучку и поглаживая его бока. — Вопрос только в том, что старый князь сделал с тем, кто сотворил эдакий механизм. Сдается мне, ничего хорошего. Свидетели в материальных вопросах никому не нужны. И сразу — Антон, Виталий, ступайте к машине. Не надо вам сейчас здесь быть.

Мужички переглянулись, но спорить не стали и покинули чердак.

— Ну-с, — я заметил, что пальцы антиквара подрагивают, — поглядим, за чем я столько лет охотился.

Он брякнул двумя боковыми штырьками, фиксировавшими крышку ларца, а после откинул ее.

Глава пятнадцатая

В этом всем, признаться, присутствовала некая кинематографичность, из-за которой я никак не мог воспринять происходящее всерьез. И затянутый паутиной ларец, и куча блестящих предметов, открывшихся нашим взорам после того, как была откинута крышка, и алчное оханье антиквара, погрузившего ладони в эту самую кучу, — все словно сошло с экрана телевизора, из очередной серии очередного сериала.

Ко всему прочему антиквар выглядел крайне забавно, его выражение лица было таково, что я еле улыбку сдерживал. В данный момент он более всего был похож на подростка, который впервые в жизни женскую грудь потрогал, в его глазах сиял ровно тот же безудержный восторг и гордость за себя любимого. Дескать, "да, я этого добился!" Нет, все же то, чем он занимается, изрядно деформирует психику. Не хотелось бы докатиться до подобного.

"Нет!" — Это снова тот же девичий голос, с которым я вел беседу перед тем, как клад подчинился моему приказу. Вот, стало быть, ты кто. Ты — браслет. Золотой, изукрашенный мелкими блескучими камушками, браслет. И тебе очень не нравится то, что Карл Августович держит тебя в руках, не просто же так в голосе слышится смешанная в равных дозах брезгливость и грусть.

— Отлично, отлично, — проворковал антиквар, отложив браслет и следом цапнув крупный перстень с аметистом. — Ого, а это, похоже, работа Позье. Ну да, вот его клеймо. Великолепно!

Эта фамилия была мне знакома, упоминали ее несколько раз на лекциях в институте. Позье был известным придворным ювелиром, причем занимал этот пост он очень долго. Шутка ли — и Анну Иоанновну пережил, и Елизавету, дщерь Петрову, и Петра Третьего, а для матушки Екатерины вовсе большую императорскую корону смастерил. То есть ремеслом своим владел отменно, поскольку в те времена людей ценили больше за дело, чем за слова. Значит, очень сильно недешевый этот перстенек. Имя ювелира, да историческая подоплека, да все остальное...

Короче, неплохой улов достался нынче господину Шлюндту.

— Ах, как интересно! — антиквар выудил из ларца какую-то странную штуку, представляющую собой три небольшие золотые плашки, украшенные драгоценными камнями, соединенные между собой короткими цепочками и вдобавок снабженную двумя крючочками. — Ну-ка, ну-ка... Андреас Ремплер, как я сразу и подумал. Право, сегодня исключительно удачный день!

А вот эта фамилия была мне незнакома. Да и предназначение предмета тоже оставалось тайной, о чем я немедленно и сообщил Карлу Августовичу.

— Это аграф, — антиквар положил предмет на ладонь и подставил его под луч солнца, падающий из оконца. Камни немедленно пустили десятки "зайчиков" по стенам. — Сиречь застежка. Хочешь — плащ скрепляй у горла, хочешь — волосы на голове. Что же до мессира Ремплера — о, это был один из лучших ювелиров своего времени. И очень, очень странной личностью. Он был близок к "молодому двору" и выполнял личные заказы Павла Петровича как в то время, когда тот еще являлся наследником, так и позже, когда он стал императором. При этом в списочных листах придворных ювелиров никогда не значился, хотя был вхож в личные покои его величества.

— Ну и что? — удивился я. — Или это был принципиальный момент?

— В разрезе масонства — да, — хитро глянул на меня антиквар. — Это значит, что мастер Ремплер имел куда более высокий градус посвящения, чем Павел Первый, и последний не мог повелевать его судьбой даже в светской жизни. В то время "вольные каменщики" определяли судьбы Европы и их законы стояли выше законов государственных. Это сейчас кажется, что ваши предки жили просто и незамысловато, а на деле у них все было куда сложнее, чем можно себе представить. В те времена условности и мелочи значили куда больше, чем нынче. Ах, какая замечательная вещица. И я даже знаю, кому ее следует показать!

— А мне вот этот браслет понравился, — я цапнул украшение, недовольное тем, в чьи руки оно попало. — Я его в счет своей доли возьму?

— Валерий, твою долю определяю я, таков был договор, — водянисто-голубые глаза Шлюндта не моргая уставились на меня. — Равно как и способ ее выплаты. Поверь, расчет будет предельно честен, я никогда не обманываю тех, с кем работаю. Меня не раз пытались провести, это да, но я никогда подобным не занимался, таковы мои принципы.

— Вот и замечательно, — я подбросил браслет на ладони. — Кстати, мне и в голову не приходило то, что вы попытаетесь меня надуть. Да и в целом я спокойно отношусь к деньгам, это Стелла на них повернута. С большими деньгами приходят большие проблемы, которые мне в данный момент на фиг не нужны. Но этот браслет я все же заберу. Карл Августович, это часть первого клада, который я нашел. Настоящего клада, а не какой-то детской захоронки. Проще говоря, сувенир на память.

— Сувенир, — Шлюндт подцепил пальцем браслет, сдернул его с моей ладони и усмехнулся. — Украшение работы Самсона Ларионова — сувенир? Валерий, ты в своем уме? Нет, я не против, если ты возьмешь... Ну, вот, скажем, пару екатерининских империалов. Смотри, они в идеальном состоянии, да еще и 1755 года, то есть из самой первой отчеканенной партии. Но это-то предмет искусства. Культурное достояние, в конце концов! Этот браслет должен храниться в должном месте, там, где он получит надлежащий уход. В частной коллекции, например.

По сути, он все правильно говорил, да и не нужен был мне сам браслет как предмет, чего уж там. Просто на душе до сих пор мерзотно было, словно я хорошего, пусть и незнакомого человека под удар подставил. Я к кладам Хранителем вроде как приставлен, а на деле их использую как разменную монету, пусть даже и по необходимости. "Ты предал нас" — эти слова все еще звучали в моих ушах.

И было безумно стыдно перед той девчонкой, что в этом браслете живет. Понятно, что никакая это не девчонка, а некая бестелесная сущность, но это не столь и важно. Я не ангел, всякого на душе хватает, но есть некие грани, которые мне не хочется переступать. Это одна из них.

— Мне ни к чему монеты, мне нужен вот этот браслет, — спокойно ответил я, забирая у антиквара украшение обратно. — Считайте это моей легкой чудинкой, по моему мнению, каждый человек имеет право на таковую. И, разумеется, высчитайте его стоимость из причитающейся мне доли, это не обсуждается.

Взгляд Карла Августовича потяжелел, он молчал и смотрел на меня. Я беззаботно улыбнулся, но взгляд в сторону не отвел. Сейчас тот момент, когда я пойду до конца и со своих позиций не отступлю.

— Пусть будет так, — наконец промолвил он, захлопнул крышку ларца, со скрежетом задвинул боковые крепежи и неожиданно легко поднял его. Тяжелая штука-то, а он, вон, как перышко ее тащит. — Не вижу смысла ссориться с тобой из-за какой-то безделицы, пусть даже и вышедшей из ларионовской мастерской. Тем более что и клеймо на ней не очень отчетливое, на одной экспертизе разоришься.

— Спасибо, Карл Августович, — от души поблагодарил я антиквара, немного радуясь тому, что дело до ругани не дошло, а то и до чего похуже. — За то, что верно все поняли.

— Да-да, — покивал Шлюндт, спускаясь с чердака. — Да и я не очень-то прав. Что монета? Просто золото, сколько его еще у нас будет? А это все же вещь. Память.

Мне кажется, или екатерининский рубль, что я так и таскаю с собой, немного потеплел в кармане? Наверное, кажется. Но вот это "у нас" мне не очень понравилось, хотя в глубине души я понимал, что отчасти он прав. Отчасти, потому что золота именно у него прибавится, а не у нас. В том, что при расчете он нас со Стеллой наверняка надует, я не сомневался ни на секунду, особенно после его слов о беспримерной честности, когда так говорят, значит, точно собираются тебя "кинуть". И ведь ничего не сделаешь. Как проверить, что сколько стоит? А никак. По закону этот ларец ведь куда должен отправиться? В соответствующие органы, для инвентаризации и оценки, а потом нам, наверное, какой-то положенный процент выплатят. Сильно потом. Может быть.

Мы этого не сделали и не сделаем, и, следовательно, не в моих интересах вообще кому-то рассказывать о произошедшем, потому что я теперь, по сути, соучастник преступления. Не сильно страшного, но прописанного в уголовном кодексе. Или административном, я точно не знаю. Так и так плохо.

И, получается, слово Карла Августовича становится единственно верным, сколько скажет, столько и будет. Но устраивать дрязги пока не в моих интересах, поскольку, похоже, без его услуг в ближайшее время не обойтись. Вот и выходит, что эта кабала была первая, но не последняя.

В багажнике у антиквара, как оказалось, даже сейф имелся, небольшой, но очень надежный. Причем он был в автомобиль вмонтирован! Никогда такого не видел, хотя полагал, что в этой связи меня уже ничем не удивишь.

— Надо будет дом с садом кому-нибудь продать, — сообщил мне Шлюндт, перед тем как сесть в машину, и мотнул подбородком в сторону дома. — Теперь и то, и другое мне ни к чему, при этом налоги на недвижимость ниже не становятся, только растут. Завтра же займусь. К слову, Валерий, а ты не желаешь на самом деле стать владельцем этого здания, а? Тогда-то я шутил, а теперь делаю тебе вполне серьезное предложение. Если купишь у меня его, получишь замечательную скидку, обещаю. Сделаешь тут ремонт, облагородишь сад, вволю с этой бесполезной палкой походишь, еще монеты поищешь.

— Предложение интересное, но нет, — отказался я. — Для проживания за городом нужен особый склад характера, у меня его нет. И потом, я же госслужащий. Как я отсюда буду до работы добираться? Вставать ни свет ни заря? Нет уж, мне и дома хорошо.

— Долго ли ты еще на своей службе просидишь? — усмехнулся антиквар, погладив бок сейфа. — Не думаю. У тебя теперь другая жизнь, мой мальчик, и особый путь, которым ты по ней пойдешь. Пятидневная рабочая неделя в твой новый образ существования не впишется, уж поверь.

— Поживем — увидим, — буркнул я. — Вы лучше скажите, Карл Августович, когда мы отправимся в закрома? Мне хотелось бы получить то, что теперь по праву мое.

— Завтра же, — заверил меня он. — В десять утра буду тебя ждать у банка. Я всегда держу свое слово, даже если оно мне и не очень выгодно. Что до твоей доли, которую ты честно заработал, то с ней я тоже попробую определиться до завтра. Думаю, успею.

— Нашей со Стеллой, — поправил его я. — Вроде как она тоже в теме.

— Повторюсь — тут решай сам, — поморщился старик. — Я отдам тебе твою часть, а как ты ей распорядишься — не мое дело. Хотя я по-прежнему не понимаю — при чем здесь ведьма? Единственное, что госпожа Воронецкая сделала, — послала за нами шпиона. И данный поступок, кстати, характеризует ее не лучшим образом.

Шлюндт, как всегда, прав. Он купил дом и дал наводку на клад, я его нашел, а что делала Стелла? Хлестала где-то шампанское, грелась на солнышке и постоянно указывала мне, как надо жить. Вопрос — и в чем тут изюм?

Но это по сути. А по факту пока и с ней отношения обострять не резон, у нас впереди долгая счастливая жизнь вдвоем. Не стоит ее разбавлять скандалами до поры до времени.

До моего дома мы не доехали. Нет, антиквар предложил свой автомобиль в качестве транспортного средства, которое домчит мою особу прямо до подъезда, но я вышел раньше, у давно знакомого мне кафе, поскольку есть хотелось до невозможности. На прощание я попросил Карла Августовича подержать мой металлоискатель у себя в машине до завтра. Ну, не таскаться же мне с ним?

Когда я вышел из кафе, сытый и довольный, солнце уже почти скрылось за домами. Надо же, как быстро день прошел, вроде только-только было утро, а уже, вот, темнеет. Воистину долог день до вечера, если делать нечего, но когда количество событий в твоей жизни превышает все нормы, время мчится со скоростью поезда "Сапсан".

Жирная и сытная еда, а также двести граммов коньяку настроили меня на мажорный лад и более-менее развеяли хмарь, которая имелась в душе после того, что случилось на чердаке. Правда, браслет, спасенный мной из цепких лап антиквара, упорно молчал, не желая общаться, но это тоже ничего. Хотя, может, так и должно быть. Не исключено, что по отдельности подобные предметы не обладают способностью выходить со мной на связь. Может, они разговорчивы только тогда, когда собираются все вместе, а поодиночке остаются просто дорогими и красивыми вещами со скрытым от чужих глаз прошлым.

Город гулял, летом этот процесс особенно хорошо заметен. Зимой другое дело, зимой все сидят по домам, и даже воскресным вечером на улице никого не встретишь, кроме случайного прохожего, но летом все не так. Дороги запружены машинами — это служилый люд возвращается с работы, да и дачники катят из загорода, везя с собой корзинки с клубникой и пакеты с огурцами, выращенными в теплицах. Это предметы их особой гордости, завтра в офисах они будут с достоинством говорить коллегам: "Нам турецкого не надо, мы свои витамины целый год едим".

Там и сям слышен смех и гвалт, летние веранды многочисленных кафе забиты до отказа, никто не хочет сидеть внутри здания. Да, там тоже прохладно и приятно, но лето ведь. На улице лучше. И покурить можно, если осторожно.

Ну и девушки. Длинноногие, одетые так, что вроде все скрыто, но вроде и все видно (как им подобное удается?), легкие, почти невесомые, они заставляют сильнее биться мужские сердца.

Воистину бойся женщину летом, ибо в это время года она непобедима.

Все происходящее вокруг ввергло меня в такую пучину благодушия, что даже темная фигура у подъезда, вставшая с лавочки тогда, когда я приблизился к нему, не стала поводом для расстройства. Ну, мало ли, может человек не меня ждет, может, просто совпало так? Впрочем, эта версия недолго просуществовала. Незнакомец сделал шаг вперед, при этом подъездный фонарь осветил его лицо и оно оказалось мне знакомо. Присутствия духа я при этом не потерял, хотя, конечно, немного опечалился. Больно вечер был хорош, не хочется смазывать его окончание собственной безвременной смертью. Ну или если очень повезет, то убийством.

— Только не говорите какую-нибудь банальность, вроде "ну вот мы и познакомились, Хранитель кладов" или "смертный, моли о пощаде", — попросил я вурдалака, того самого, что накануне Юльку испугал до судорог. — Меня в этом случае может на "хи-хи" пробить, драматизм сцены будет испорчен.

— Хорошо, — покладисто согласился нежданный визитер. — Как скажешь. Может, сразу на "ты" перейдем?

— Не вопрос, — икнул я и прикрыл рот ладонью. — Прошу прощения. Но в гости не просись, не приглашу.

— И это обидно. Почему-то все думают, что мы, получив разрешение войти в дом, сразу же осушаем его хозяев.

— А это не так? — Я присел на скамейку и вытянул ноги. — Неужто вы иногда приходите к ним просто так? Ну пропылесосить ковер или телевизор посмотреть?

— Нет, — вурдалак устроился рядом со мной. — Мы ведь тоже люди. Да, не совсем такие, как раньше, но тем не менее. Для нас тоже существуют понятия "дружба", "верность", "любовь". Представь себе, Хранитель, мы тоже умеем любить.

— Сейчас расплачусь от умиления, — фыркнул я и достал сигареты. — Слушай, у меня сегодня был не самый простой день, потому сразу переходи к делу, а все вот эти заходы оставь для впечатлительных девочек. Внешность у тебя самое то, щетина модная, голос проникновенный, текст отменный, любая из них тебе свое горло подставит. Тем более что вампиры сейчас в тренде.

— Спасибо западным коллегам, — оскалился вурдалак и пригладил волосы ладонью. — Кто-то там хорошо вложился в рекламную кампанию нашего племени, подари Ночь ему гарем, состоящий из девственниц. Наши тоже пытались что-то подобное сотворить, но получилось так себе, все скатилось в незамысловатую притчу о добре и зле, а вот там все по уму забабахали, чем и обеспечили нам достаточно сносные условия существования довольно надолго. Даже вечно голодным и невозможно тупым упырям иногда удается свой кусок урвать.

— И что, даже Отдел на хвосте не висит? — выпустил дымок я. — Не поверю.

— Если девка сама говорит мне "выпей меня", то у Отдела не может быть никаких претензий. — Вурдалак снова показал мне свои клыки. — Ее никто не неволит, она сама сделала свой выбор. Свобода воли — вот высшее достижение современного мира. Нет ориентиров, нет устоявшейся морали, сегодня личное пространство победило общественные ценности. Я же говорю — не самое плохое время настало. Мы больше не ночные убийцы или нежить, мы — субкультура.

Ну в чем-то он, возможно, и не врет, но в целом, похоже, в мире Ночи никто никогда всей правды никому не скажет. Неправильное они себе название выбрали. Надо не миром Ночи называться, а миром Полутонов. Или миром Полуправды.

Если у вас все так красиво, на кой вам я сдался? Кстати, а почему бы в лоб этот вопрос вурдалаку и не задать?

— Но денег все равно не хватает, — печально вздохнул я, уже не особо скрывая сарказм. — Верно?

— Верно, — согласился мой собеседник. — Такая уж у нашего народа судьба с начала времен, нам вечно нужно золото. И ты станешь его нам поставлять.

— Слушай, а вот эти твои клыки, они как — трансформировались из тех зубов, что при жизни были, или у тебя новые выросли? — спросил я у него. — В смысле после того, как ты вурдалаком стал?

— Чего? — удивленно хлопнул густыми темными ресницами собеседник. — Ты издеваешься?

— Не-а, — я отправил окурок в урну, стоящую рядом. — Мне просто интересно. Все-таки не каждый день с тебе подобными общаешься, вот и возникают кое-какие вопросы практического характера. Опять же хочется понять, не помешают ли они тебе губы закатывать. А то, гляжу, ты их больно сильно раскатал.

Его рука цапнула меня за горло, сильно его сжала, так, что приток воздуха в грудь почти прекратился, после мои ноги оторвались от земли, а в спину врезались доски скамейки. Эта сволочь, похоже, распластала меня на ней и вот-вот начнет лакать мою кровь. Не работает ни фига тот амулет, что мне антиквар дал.

Вот тоже, где справедливость? Как не надо, на этой лавке то бабки сидят, то молодежь, то ханыги. Галдят, пьют, бывает, и песни орут. Вот всегда так, а сегодня — никого. Тьфу!

В этот момент хватка ослабла, а вурдалак зашипел, причем в этом противном звуке я расслышал что-то вроде: "Проклятый ритуалист".

Нет, работает амулет. Надо будет попробовать его у Карла Августовича выкупить, пусть даже на это уйдет вся наша со Стеллой доля клада. Деньги — мусор, а подобные штуки, как только что показала практика, полезны неимоверно. Может, начать оккультную коллекцию собирать?

Надо же, какая ерунда в голову лезет в столь неподходящий для нее момент.

Воздух придал мне сил, а рожа, по-прежнему нависающая надо мной, вызывала все большее раздражение, потому нож, извлеченный из кармана, я пустил в ход, не особо задумываясь над разными моральными аспектами. Одно плохо — он вурдалаку, как и предполагалось, не особо повредил, хоть я его и вогнал ему в бок до самого упора.

— Эй, внизу! Вы чего там творите? — раздался голос откуда-то сверху. — А? Сейчас полицию вызову!

— Верно, — поддержал его другой голос, женский. — Я за ними уже минут пять наблюдаю! У, гомосеки проклятые! Из-за них род людской и вымрет!

— Какая вы несовременная, мадам, — жеманно сообщил предыдущему оратору кто-то третий. — Два человечка нашли друг друга в этом сумасшедшем мире. И какая разница, какого они пола? Между ними любовь!

— Дал бог соседей! — рявкнул бас откуда-то слева.

— Валим, — просипел я, на автомате еще раз воткнув лезвие в бок своего противника. — Тебе пофиг, в кусты ушуршишь — и нет тебя, а мне тут жить. Если за мной закрепится слава заднеприводного, придется квартиру менять.

— Ты мне куртку за полторы штуки баксов порезал, — прошипел вурдалак, но горло мое окончательно отпустил. — Ладно, уходим.

Мы сползли с лавочки и быстро зашагали в сторону детской площадки, надежно скрытой в вечернем мраке, причем вурдалак оставлял за собой дорожку кровавых следов, правда, редеющую на глазах. Похоже, с регенерацией у кровопийцы все обстояло замечательно.

— Чтобы тебе пусто было! — мой недавний противник, прислонившись к опоре качелей, засунул палец в дырку на боку куртки. — Дорогая вещь!

— Это не моя печаль, — парировал я. — Кстати, легко отделался. Я не экзальтированная дурочка, разрешений тебе никаких не давал, так что выпей ты меня — уже завтра на твой след встало бы немало народу. Знаешь, сколько в Москве на сегодняшний день Хранителей кладов имеется? Один. И нужен он многим.

— Мои проблемы — это мои проблемы, — буркнул вурдалак. — Сам виноват. Наглый ты очень, не люблю таких.

— Ты не лучше, — возразил я. — Даже хуже. Ты не только наглый, но еще и с психическими отклонениями. Кто вчера ночью подглядывал за тем, как я подругу совокупляю?

— Ой, да ладно, — вурдалак сплюнул. — Было бы на что смотреть. Ладно, вернемся к тому, на чем остановились.

— "Ты все равно будешь на нас работать", — утробным голосом произнес я. — Речь об этом? Ответ — нет. Теперь уже из принципа.

Самое забавное — страх перед существом, стоящим рядом, ушел совершенно. Его особо и не было, ради правды, но все же что-то на периферии сознания сигналило о том, что беседы с живым мертвецом не самое правильное времяпровождение для нормального человека. Теперь же и это пропало. Ну, вурдалак. И что с того?

— Характер у тебя — дрянь, — заметил мой собеседник. — Жить будешь трудно и недолго.

— Это мне и раньше говорили. Однако вот, сижу, с тобой общаюсь, хоть и без особой охоты. Еще доводы какие-то в свою пользу есть? Если нет, то я спать пошел, у меня дел завтра много.

— Есть, — внезапно заявил вурдалак. — Причем даже с демонстрационными материалами. Секунду погоди.

Он достал из кармана куртки дорогой смартфон, нашел чей-то номер, вызвал абонента и перевел звонок на громкую связь.

— Нашел? — осведомился он, после того как абонент на том конце ответил. Площадку, кстати, тут же наполнил грохот музыки, похоже, что собеседник вурдалака находился в ночном клубе. — Включай. А ты — смотри.

Да, это был ночной клуб, причем не из дешевых. Какой именно, не скажу, давно в них не бывал, но кое-какие приметы в защиту своей версии заметил. Но это было не столь важно, не ради этого мне показывали "реалити".

Юлька. Именно она извивалась в танце в паре шагов от того, кто сейчас держал телефон в руках. Причем этот гад потихоньку-помаленьку обходил ее кругом, все более смещаясь за спину. Зачем? Затем, чтобы завершить трансляцию чудным кадром, в который попала ее шея, белая и беззащитная. Это был даже не намек, это на самом деле была открытая демонстрация намерений.

— Ну? — осведомился у меня вурдалак, убирая телефон в карман.

— Что? — хлопнул глазами я. — Да, это моя приятельница. Она тусует в клубе, как обычно упоротая в хлам. Ничего принципиально нового в этом нет.

— Если ты не станешь чуть сговорчивей, то уже сегодня вечером мой собрат попробует ее на вкус.

— Ее за последние лет десять на вкус попробовала такая куча народа, что подумать страшно, — фыркнул я. — И для меня самого загадка, на кой я вообще до сих пор пускаю ее на свой порог. А еще... Может, это и не самый плохой вариант. Ну, тот, что с твоим собратом. Может, оно и к лучшему.

Вурдалак ощупывал мое лицо взглядом, он искал подтверждение тому, что я блефую. Искал — и не находил.

— Что уставился? — я снова достал сигареты. — Да, вот как-то так. Юлька всегда была шебутная, а в последние годы как с цепи сорвалась. Ладно бы просто бухала, это еще ничего, но вчера она под "коксом" пришла, а после и мне предлагала им заброситься. Ты же давно живешь, знаешь, что это такое, верно? Так что извини, ни разу не аргумент. Желаете ее убить? Флаг вам в руки.

Вурдалак молчал, крутил в руках смартфон, смотрел на меня, о чем-то думал.

— И сразу — не надо считать меня высокоморальным человеком, я не такой. То есть если ты следом начнешь гнать другие голливудские штампы, вроде "если ты не согласишься, то каждый день в городе будет умирать десять человек", то получишь ответ "да и хрен с ними", — я криво улыбнулся. — В этом городе каждый день умирают тысячи человек, и половина из них — исключительно по собственной глупости. Та же самая наркота, вождение в пьяном виде и так далее. Всех жалеть — жалелка отвалится. У тебя все? Или еще какие-то соображения есть?

— А если мы тебе дадим наводку на хороший старый клад? Очень хороший и очень старый, — помолчав, произнес вурдалак. — Доля в тридцать процентов тебя устроит?

— Так и тянет процитировать классиков, — поделился с ним я. — Использовать фразу, в которой фигурируют ключ и квартира. Сразу скажу: если я и соглашусь, то не меньше, чем за половину барыша. И еще лично ты будешь должен мне три услуги.

Отчего в голове появилась эта идея про услуги, понятия не имею. Появилась и все. Но мысль неплохая, почему бы ее не реализовать?

— Может, просто тебя убить? — задумчиво произнес вурдалак. — Это-то мне амулет сделать не помешает. Шею свернуть или сердце из груди вырвать. Мне так, как ты, уже лет сто никто не хамил.

— Поверь, это я еще не стараюсь. Короче, условия озвучены, иди думай. И еще вот что. Если вы все же мою приятельницу в пищу употребите и она потом ко мне в ночи таскаться начнет, то я вас непременно Михееву сдам со всеми потрохами. Ты же знаешь, кто это такой? Вижу, знаешь. Из принципа сдам. Если ты не заметил, я вообще крайне принципиальный господин.

— Убей — не пойму, как магистр тебя смог заарканить, — покачал головой вурдалак. — Он подобное на нюх не переносит, и по идее тебя сейчас должны были черви в яме доедать.

— Магистр? — заинтересовался я. — Это ты о ком?

— О том, кто тебе вот этот амулет дал, — показал вурдалак пальцем на мою грудь. — Только ты мне вопросы о нем не задавай — ответов не будет. У меня тоже есть принципы.

Магистр. Что-то новенькое. Ну а ответы... Ты не торопись, мой кровососущий друг, с выводами, поживем — увидим. Хотя, конечно, по отношению к тебе слово "поживем" звучит как издевка.

— Не хочешь — не надо, — я выкинул окурок. — Ладно, спать пойду, а ты погуляй, поразмысли насчет того, что пятьдесят процентов — это не так и много. И еще... Дай мне свой телефон. Жизнь исключительно разнообразна, кто его знает, как дело повернется? Да! Тебя как зовут-то? Небось, как-нибудь по-особому?

— Данилой меня зовут, — рассмеялся вурдалак. — У нас сейчас тоже патриотизм в моде. Возвращаемся к истокам. Времена Даниэлей и Жан-Пьеров прошли вместе с модой на для пущей бледности напудренные щеки и пиджаки сюртучного типа.

— Да, чуть не забыл, — я ткнул ему пальцем в грудь, — хорош таскаться на мой балкон. Это и меня раздражает, и подъездных нервирует. Мы договорились?

— Когда-нибудь я тебя обязательно выпью, — с доброй улыбкой сообщил мне Данила. — Обещаю. Увы, сейчас ты нужен моей семье и моему господину, но в одну прекрасную ночь ты станешь бесполезен, и тогда я открою на тебя охоту. Но пока — живи.

— Значит, придется убить тебя до того, как ты доберешься до моей шеи, — в тон ему ответил я. — Даю слово, что так и будет. Ну, все, пока.

Последние фразы хоть и прозвучали немного иронично, но по факту были чистой правдой, и мы оба это поняли. Что это значит? Да только одно — сегодня я приобрел нового врага. Очень опасного врага.

И еще, выходит, он не глава семьи, а всего лишь советник, и он приходил, чтобы, скажем так, "прощупать" меня. Значит, как минимум еще одна встреча с этими господами у меня впереди. Но должен заметить, что не такие уж они и оголтелые убийцы, как про них рассказывал Карл Августович, в разумности им не откажешь. И на лавочке Данила меня убивать не собирался, это точно. Попугать хотел для пущей сговорчивости, но не более. Поглядеть на реакцию, сделать какие-то выводы.

Да и идея прихватить меня на Юльке не так плоха. Ну да, банальна, очевидна, но действенна же. Еле удержался от того, чтобы не сфальшивить.

Юлька, Юлька. Если она не тормознет, то и без помощи потусторонних сил раньше или позже в кювет жизни улетит. Вот даже сейчас — надо бы ей позвонить, сказать, чтобы из клуба валила домой, но... Она меня не послушает. Да что там, просто не поймет, что я ей хочу сказать. А тот, кто рядом, наоборот, все поймет, и кому надо, и некто третий сделает нужные выводы. Данила этот кто угодно, только не дурак.

Так что пойду-ка я лучше спать. Завтра у меня и правда ожидается денек непростой и богатый на события. Не каждый день становишься владельцем трех предметов, изготовленных в те времена, когда еще летописец Нестор не родился.

Глава шестнадцатая

Разбудил меня звонок в дверь, непрекращающийся и протяжный. Отключить его, что ли? Это проще, чем Юльке объяснить, что не стоит всякий раз зажимать кнопку пальцем и держать ее до тех пор, пока дверь не откроется.

— Иду, — проворчал я, вставая с кровати. — Иду, чтобы тебе пусто было!

Полвосьмого утра! Елки-палки, лучше бы ее вчера вурдалак покусал и тем самым упростил мою жизнь. Лежала бы Юля сейчас холодненькая где-нибудь в укромном уголке, ждала, пока ее обнаружат, а я бы тем временем выспался. Ну да, так себе мыслишки, но я вчера реально вымотался, настолько, что сейчас за лишний час сна сам готов кого-нибудь убить.

Например, Стеллу. Зря грешил на подружку детства, это не она меня разбудила.

— А ведь ты хорош, — окинув меня взглядом, сообщила мне ведьма. — Заметно, что когда-то занимался собой. Но пресс надо подкачать, мой сладкий, еще немного — и пузико полезет. Оно тебе надо?

— Трусы спустить? — поинтересовался у нее я. — То, что под ними, оценивать станешь? Мне, в принципе, несложно, лишней стыдливостью не страдаю.

— Мальчик, я плясала в черных церемониях, — Воронецкая прошла в квартиру, захлопнув за собой дверь. — Если бы ты знал, какие существа принимают в них участие и чем мне с ними приходилось заниматься, то понял бы, что мужскими причиндалами меня удивить проблематично.

— Все, все, — отмахнулся от нее я и зевнул. — Не надо меня грузить интимными подробностями о сложной и противоречивой судьбе ведьмы в этом безумном мире. Сразу верю в то, что ты в этой жизни видела все.

— Ничего такого я не утверждала, — бодро возразила мне Стелла. — Мир загадочен и удивителен, в этом его прелесть. Как только ты начнешь думать, что все о нем знаешь, он тут же подбросит тебе нечто новенькое. Вот, мы же стали с тобой одним целым? Что ты скалишься? Я не в интимном смысле. И вообще, у тебя сегодня на редкость игривое настроение, мой славный Валера. Иди прими душ, лучше всего контрастный, а я пока сварю нам кофе.

— У меня его нет, — снова зевнул я. — Забыл в магазин сходить.

— Тетушка Стелла обо всем позаботилась, — ведьма тряхнула бумажным пакетом, который держала в руках. — Знала, что на тебя надежды нет. Иди в душ, я говорю, не трать время.

Кофе она прикупила отменный, его аромат я еще в ванной комнате ощутил. Мало того, на столе я увидел тарелку с круассанами и несколько порционных стеклянных баночек с джемами.

— Балуешь ты меня, Воронецкая, — сказал я, усаживаясь на табуретку. — Смотри, привыкну, начну тебе по утрам названивать, требовать повторения банкета.

— И очень хорошо, — рассмеялась ведьма, наливая мне кофе из турки. — Ты расслабишься, потеряешь бдительность, и в один прекрасный день я тебя отравлю.

— Оптимистичное заявление, — открывая сахарницу, сообщил ей я. — Правда, есть один нюанс — я могу прикончить тебя раньше.

— Это вряд ли, — Стелла наполнила вторую чашечку и тоже устроилась на табуретке. — Я всегда буду на шаг впереди, просто прими это как данность.

— Хорошо, — покладисто согласился я. — Будешь — и ладно. Слушай, а это что за джем такой? По наклейке и не поймешь.

— Это, — ведьма взяла баночку в руки, — э-э-э-э... Облепиха, лепестки роз, папайя. Н-да, когда я просила дать вкусы пооригинальней, на подобное не рассчитывала. Как эти компоненты вообще смешивать возможно? Это не джем — это готовая рецептура для забористого зелья, направленного на слабость желудка.

— Согласен, — я цапнул круассан, оказавшийся еще теплым, как видно, недавно выпеченным. — Иные авторские рецепты кулинарных изысков вызывают не столько восхищение поваром, сколько опасения за его душевное здоровье. Года три назад зашел я в...

И снова звонок в дверь. Причем опять по тому же принципу.

— Ты кого-то ждешь? — вздернулись вверх брови-ниточки ведьмы.

— И тебя-то не рассчитывал увидеть, — честно ответил ей я. — Но догадываюсь, кто это приперся.

Да, это была Юлька, невероятно растрепанная и толком не протрезвевшая после ночного загула.

— Лихо, — вздохнул я. — Кой черт тебя ко мне занес, Певцова? Ехала бы домой.

— Мама вернулась, — пропыхтела моя приятельница, опершись о стенку и сковыривая с ног туфли. — Опять бухтеть начнет. Не нравится ей мой образ жизни. Она его считает аморальным и недостойным для представительницы нашей фамилии.

— В чем-то ее можно понять, — признал я.

— Ты становишься ужасно душным, — заявила Юлька, а после икнула.

— Дорогой, а это кто? — мою шею обвили мягкие руки, а на плечо опустился подбородок. — Может, объяснишь? Столь ранний час не слишком подходящее время для визитов. И потом, если ты не забыл, у нас сегодня очень много дел. Надо побывать в нескольких ресторанах, заглянуть в ювелирный салон, решить вопрос с приглашениями.

— Валер, это кто? — до того сонные глаза Юльки широко распахнулись. — А?

— Это Стелла, — ответил я. — Моя...

— Невеста, — закончила фразу ведьма. — И на этом основании мне хотелось бы понять, что тут происходит.

— Невеста? — немного обиженно пробормотала Юлька. — Как невеста?

— Так случается, милая девушка, — ведьма провела ладонью по моим волосам. — На всякую дичь находится свой охотник. Или охотница. Вот этого дикого жеребца заарканила я. Ладно, что мы стоим в прихожей как непонятно кто? Если уж пожаловали, то проходите-ка в кухню, я вам сейчас кофе сварю. И еще, как вас зовут? Насколько я понимаю, вы с моим Валериком приятельствуете, раз в таком виде в такую рань в наш дом заявились. Надо хоть познакомиться. Да не краснейте, я все понимаю, мы взрослые люди, у каждого из нас была какая-то личная жизнь. Но она стала прошлым в тот момент, когда я ответила "да" на один очень важный для любой женщины вопрос.

— Валериком? — Юлька это слово просто-таки просипела. — Твоим Валериком?! Ну... Ну!

Она подхватила туфли и выскочила за дверь, после чего Стелла расхохоталась так громко, что у меня чуть уши не заложило.

— Ну и зачем ты этот перформанс устроила? — спросил я у нее. — Чего ради?

— Милый, я ведьма, — вытирая слезинки, выступившие из глаз, ответила мне она. — Мне не нужна причина, чтобы что-то подобное сотворить, особенно если это "что-то" меня повеселит. К тому же я создала пусть небольшую, но проблемку той, кто пробует заявить на тебя хоть какие-то права, а это приятно. Мне не нужны соперницы и противницы, я сама тебя съесть хочу. В одно горло.

Вот и гадай, в каком смысле она это делать собирается — в переносном или буквальном?

И еще — интересно, а если схлестнутся вурдалак и ведьма, то за кем останется победа?

— Пойдем завтракать, — мягкие губы Стеллы коснулись моей щеки. — Все остывает. А после ты мне расскажешь, чем там у вас вчера дело кончилось. Да, чуть не забыла, спасибо тебе за то, что не дал моего Петрушу пристрелить. Считай, что у меня перед тобой небольшой должок образовался.

Само собой, все я ей рассказывать не стал, перебьется. Но в общих чертах события изложил. Нет смысла особо секретничать, не та это тема.

— Ничего мы из этой шкатулочки не получим, — Стелла пододвинула ко мне тарелку с последним круассаном. — Ешь, ешь, не стесняйся. Так вот, он все себе оставит, а нам просто денег зашлет, причем в рублях, попомни мое слово. Мало того, стоимость найденного он занизит в разы, так что не четверть нам светит, а крохи от нее. А все ты!

— Да хорош уже на эту тему меня пилить, — попросил я ведьму. — Деньги — это хорошо, но нам сейчас другое нужно, а именно его лояльность. Сделаем то, что положено, — расклад сразу поменяется.

— Какой расклад? — прищурила левый глаз Воронецкая. — Если мы в срок уложимся и Великого Полоза ублажим, разве тот дар, что он тебе дал, ты при себе оставишь? Ты же не хотел этого делать? Как же "хочу жить как раньше" и все такое прочее? Ай, Валера Швецов, поблазнило тебя золотишко-то, поблазнило, душу твою перекраивать начало. Еще чуть-чуть — и совсем нашим станешь.

— Вашим я никогда не буду, — невозмутимо ответил ей я. — Меня в ведьмы не возьмут — пол не тот.

— Нашим не значит ведьмой или ведьмаком, — Стелла хихикнула. — Это кое-что другое. Мир под Луной — как одностороннее шоссе, туда путь есть, обратно — нет. И ты это уже начал понимать, как я погляжу. Ладно, давай я посуду помою, а ты иди собирайся. День будний, пока до Сивцева Вражка доедем, в пробках настоимся. А еще готовься к тому, что я тебе всю дорогу буду мозги проедать насчет того, что ты продешевил в торге со старым хрычом Шлюндтом. Я, Валера, очень меркантильная и мелочная. Впрочем, думаю, ты и сам это уже заметил.

Слово свое она сдержала, нудила все полтора часа пути практически без остановки, прерываясь только на то, чтобы отматерить или даже проклясть водителей, не желающих уступать ей дорогу. Причем одному из них, владельцу серебристого "Ровера", не повезло прямо на моих глазах, он ни с того ни с сего заглох на повороте и чуть не получил удар от следующего за ним автомобиля. Мало того, следом за этим из-под капота внедорожника повалил сероватый дым, а Стелла, глянув на происходящее, хищно улыбнулась.

— Не слишком жестишь? — поинтересовался я у нее, глядя на водителя, который с огнетушителем в руках полез под капот. — Не перебор?

— Нормально, — Стелла бросила в рот мятную конфетку. — Вперед ему наука будет. Пусть уважает автоледи! О, опять тебе твоя алкашка написала. Чего теперь?

Ну да, очередная эсэмэска от Юльки. Она, пусть и несознательно, вошла в союз со Стеллой, и теперь одна меня донимала вербально, а вторая — эпистолярно. Причем практически каждое ее послание если не противоречило предыдущему, то как минимум создавало некий диссонанс с ранее написанным.

"Швецов, я тебя ненавижу!"

"Швецов, тебя больше нет в моей жизни!"

"Швецов, нам надо встретиться и поговорить!"

"Швецов, я не желаю тебя видеть НИКОГДА!!!!!"

"Швецов, больше мне не пиши и не звони!"

"Швецов, я хочу получить ответ на свой вопрос!"

"Швецов, ты для меня никто!"

Ну и так далее. Что интересно, ни разу не повторилась. Может, есть некое специальное пособие для расставания, в котором приведен список пятидесяти или даже ста типовых фраз для прощальных СМС?

И ведь, что самое забавное, говорить-то нам особо не о чем. Нет-нет, я не мальчик в коротеньких штанишках, который не понимает очевидных вещей, но... Раз пять уже поднималась тема о том, что нет ничего между нами. Имеется в виду такого, что для женщин проходит под грифом "самое главное", а мужчинам кажется лютым бредом. В первый раз в Гааге, потом на выпускном и потом еще... Ну а после я придумал тот самый "тридцатилетний" договор, заранее зная, что тетя Жанна все равно выпихнет ее замуж до наступления этого срока. И точно не за меня.

Ну а постель — она не в счет. Сейчас не пуританские времена, секс, как известно, не повод даже для знакомства. Да и нужен он больше ей, чем мне. У меня и так все хорошо в этой связи.

Карл Августович снова нас опередил, хоть мы и прибыли минут на десять раньше назначенного времени. Кстати, вот еще вопрос — откуда Стелла узнала, во сколько мы с ним встречаемся? Я ей не звонил, ничего не говорил, а она, как всегда, в курсе происходящего. Нет, можно предположить, что в квартире стоит "жучок", но вот только и там на данную тему разговоры не велись.

— Что-то ты не очень хорошо выглядишь, — антиквар первым подал мне руку. — Никак бурная ночь выдалась?

— Скорее вечер, — отозвался я. — Карл Августович, можно попросить вас о небольшом одолжении?

— Слушаю тебя, — оперся спиной на машину тот. — Чем могу быть полезен?

— А продайте мне тот амулет, который вурдалаков отпугивает. Вас они, полагаю, и без него седьмой дорогой огибают, а мне с ним куда спокойнее будет.

— Никак опять кто-то из этого племени визит тебе нанес? — рассмеялся Шлюндт. — Ох, их бы упорство да на благие цели направить.

— Мне почему не сказал? — нахмурилась Стелла. — Это вопрос серьезный, тут для смеха поводов не так много. Навалятся вдвоем-втроем — и никакой амулет им не помешает.

— Вы недооцениваете силу старых вещей, госпожа Воронецкая, — возразил ей антиквар. — Поверьте, пока этот артефакт на шее нашего с вами друга, он в безопасности.

— А если за него возьмется один из патриархов? — негромко осведомилась ведьма. — Что тогда?

— Тогда ему конец, — несколько равнодушно произнес Карл Августович. — Как и вам, кстати. Как и многим другим из наших с вами общих знакомых.

— Но вы-то уцелеете даже в этом случае, — язвительно бросила ведьма. — Не так ли?

— Не знаю, — антиквар поправил шляпу. — Не было случая проверить, кто из нас сильнее. Вы же знаете, я очень мирный человек. Моя профессия не предполагает шума, гама, драк, крови, превозмогания и всего такого прочего. Старые вещи, артефакты, предметы искусства, летописи и рукописи — вот моя стихия.

— И большие деньги, — со значением продолжила его фразу Стелла.

— Само собой, — антиквар щелкнул пальцами, и Антон подал ему небольшой кейс, который достал из салона автомобиля. — Валерий, вот твоя доля. Я помню нашу беседу в кафе, но мне подумалось, что в данный момент ты и сам предпочтешь наличные. Сверху ты найдешь список предметов, из которых состоял клад, а также их рыночную стоимость. Если цифры вызовут сомнение, то за тобой остается право обратиться к другому эксперту за независимой оценкой. Но очень тебя прошу прежде позвонить мне и сказать, кто именно будет выступать в качестве этого эксперта. Как ты понимаешь, мы некоторым образом нарушаем закон...

— Не вижу в этом смысла, — перебил я его. — Не думаю, что в столице есть специалисты лучше вас. К тому же это, если можно так выразиться, семейное дело, зачем нам посторонние глаза и уши?

— Я рад, что не ошибся в тебе, — сказал старик, кладя мне руку на плечо. — И мне приятно сознавать, что у нас впереди долгое и взаимовыгодное партнерство.

Стелла тихонько фыркнула, но говорить при этом ничего не стала, промолчала. И правильно сделала.

— И все-таки, — я прислонил кейс к багажнику автомобиля и щелкнул замками, — Карл Августович, что насчет амулета? Я готов рассчитаться с вами прямо сейчас, вы, главное, цену назовите.

Ого. Мое новое призвание заиграло новыми оттенками, и все они были не серого цвета, а оранжево-красного, с изображением Николая Николаевича Муравьева-Амурского. Это только четверть? Впечатляет. Однако выгодно Карл Августович вложил перстень Борджиа, выгодно. Тут не тысячей процентов дохода попахивает, а куда более впечатляющей цифрой.

— Вот, мальчики, как надо дело делать, — заглянув мне через плечо, сообщила Антону и Виталию Воронецкая. — Учитесь!

Шлюндт захлопнул кейс, укоризненно глянул на меня, а после погрозил пальцем ведьме.

— Длинный язык хорош только для кошки, чтобы было удобнее себя вылизывать, — сообщил он ей. — А человеку следует помнить, что он может стать для него источником бед. Валерий, относительно амулета — он твой, я дарю его тебе. А теперь пройдем в банк, пора завершить наш расчет окончательно. Стелла Аркадьевна, будьте любезны, передайте ключик, что был вам доверен, нашему общему другу!

И снова я услышал голоса предметов еще до того, как массивный ящик был извлечен из ячейки.

— Он вернулся, — шелестели они, похоже, общаясь друг с другом. — Вернулся! Хранитель, мы хотим уйти, помоги нам это сделать!

Лязгнула крышка, после чего Карл Августович отошел в сторону, жестом давая мне понять, что теперь эти вещи мои.

— Хранитель, — в унисон тянули они, — ну же! Мы здесь, и мы желаем свободы! Отпусти нас туда, где наш дом, где наше место!

Интересно, а где их дом? Он вообще существует? Люди живут на Земле, а после смерти попадают... Ну... Если честно, не знаю я, куда они попадают. Думаю, Библия права и каждому будет воздано по вере его. Ну а атеистам вообще ничего не достанется, поскольку они ни во что не верят.

Но это-то не люди. Это вещи. Потому совершенно непонятно, куда их влечет. По факту сам предмет и есть дом?

Ладно, не суть. Пусть идут туда, куда захотят, главное, что часть дела сделана.

На этот раз никто не перехватывал мою руку, она накрыла браслет, и я ощутил, как под моими пальцами шевельнулась вещь, помнящая те времена, когда мир был относительно юн. Шевельнулась, уколола руку так, будто еле-еле ударила меня электричеством, и затихла навсегда. Но в моих ушах еще долго звучал торжествующий вопль ушедшей в никуда души предмета.

Наголовный обруч оказался куда учтивей, он успел шепнуть мне "спасибо", а мою щеку словно погладила нежная девичья ладонь.

"Очень интересно!" — прошептал антиквар, не сводивший с меня глаз.

Я ничего ему не ответил, протянув руку к последнему предмету — к тускло поблескивающему золотыми боками кольцу.

И в тот миг, как я его коснулся, стол, находящийся в небольшой кабинке, которую мы со Шлюндтом заняли для решения наших вопросов, вдруг стремительно приблизился ко мне, после в глаза брызнула чернота, а все звуки вокруг исчезли так, будто их никогда и не было.

И меня не было. По крайней мере именно так мне показалось на мгновение, ровно до той поры, пока я не открыл глаза и не увидел отблески света на высоком каменном потолке. Причем это был не бетон, а природный камень.

— Вставай, Хранитель кладов, — голос, который показался мне смутно знакомым, раздался совсем рядом. — Я знаю, ты меня слышишь.

И лежу я тоже на камне, холодном и бугристом.

Ничего не понимаю!

Но спорить с тем, кто стоял рядом, не стал, поднялся на ноги и огляделся вокруг.

Это пещера какая-то, что ли? Похоже на то. И выглядит она очень антуражно.

В центре ее горел костер. Неяркий, не очень высокий и не дающий жара. Эдакий холодный огонь, если так можно выразиться. Но его света хватало на то, чтобы увидеть несколько изрядных груд золотых монет, какие-то массивные сундуки, расписанные узорами, украшения, кучками лежащие на каменном же столе, и оружие, прислоненное к стенам. Мечи, кривые сабли, копья с обоюдоострыми наконечниками, какие-то доспехи, щиты, положенные друг на друга. Короче, арсенал да и только.

А еще тут имелся трон. Деревянный, с высокой спинкой, с широкими подлокотниками и очень искусно вырезанными на нем изображениями двух птиц с человечьими головами.

И это был именно трон, а не просто кресло, я это откуда-то наверняка знал.

— Ну что, Хранитель, огляделся? — весело спросил тот, кто стоял рядом со мной. — Нравится тебе здесь?

Был он невысок ростом, но крайне хорошо сложен, не стар, но и не молод, не слишком красив, но и уродом его называть было бы неверно. А еще он был чрезвычайно рыж. И одет очень странно — в какой-то черно-красный старинный кафтан, доходивший аж до колен.

— Так себе, — я потер ладонью лоб. — Мрачновато. А это "здесь" — где? Я не очень понимаю...

— Где? — рыжий обвел глазами помещение. — Это курган.

— Курган? — совсем уже опешил я. — Какой курган?

— Погребальный, — охотно ответил мне тот, кто стоял рядом. — Какой же еще?

Плохо дело. Как видно, события последних дней все же сказались на моей психике и теперь я существую в двух реальностях — той, которая настоящая, и в этой, созданной моим сознанием. Наложились рассказы Карла Августовича на эмоции, которые я усиленно загонял внутрь себя, и вот, получите погребальный курган с экскурсоводом, одетым по древнерусской моде. Впрочем, может, за пределами кургана меня встретит еще и серый волк с молодильным яблоком в пасти. Сяду я на него и поскачу за леса, за моря, к острову Буяну, где лежит бык печеный... Ну и так далее по тексту.

— Страшно стало за головушку буйную? — участливо спросил рыжий. — Да?

— Скорее грустно, — сообщил я очень реалистичной галлюцинации, которая, кстати, откуда-то знала, что я Хранитель кладов. Хотя она же порождение моего разума, так что все логично. — Хотя некий шарм в этом есть. Все-таки не как все. Велика ли радость стать очередным Наполеоном? А тут экзотика.

— В себе ты, Хранитель. В своем разуме, — уже без шутовских ноток сообщил мне собеседник. — И это на самом деле погребальный курган, некогда в нем нашли упокоение князь Брячислав да десять его ближних воинов. Великое дело они сотворили, великого врага побороли, потому и честь особую заслужили. Не всякого в Нави упокоят, это место не для сна, а для искупления создано.

— В Нави? — потряс головой я. — Стоп. Навь — это тоже из фольклора. Как там... Явь, Правь, Навь... Что-то такое нам читали на втором курсе.

— Потому и вопрос твой был неверен, — словно не слыша меня, продолжил рыжий. — Надо было спрашивать не "где я", а "когда я".

— И когда я?

— А никогда, — он уселся на трон. — Здесь нет времени. Здесь нет "вчера" и "завтра". Навь уснула много сотен лет назад, серый туман забвения стал ее одеялом.

— Если нет времени, то нет ничего, — я помассировал виски. — Место без времени — это пустота, в ней нет входа и выхода.

— Отчего же? — незнакомец поерзал на троне. — Вон выход. Во-о-он там. Если хочешь, можешь отсюда уйти.

Я глянул в заданном направлении и в самом деле увидел черный проем. Мало того, разглядел ступеньки лестницы, ведущие вверх.

— Иди, — повторил рыжий. — Поднимись по ходу, толкни дверь — и ты выйдешь из кургана.

— Выйду куда?

Молчал этот странный человек, и только огоньки костра поблескивали в его глазах. Или это не огоньки?

Впрочем, на этот вопрос ответ я уже знал. Первое изумление прошло, а с ним вернулось умение складывать один и один.

— Лучше тут останусь, — поразмыслив, сообщил ему я. — Здесь уютно, тепло и компания хорошая. И потом, не всякий день выдается возможность пообщаться с тем, кто мою жизнь наизнанку вывернул.

— Я знал, что ты смышлен, — хмыкнул рыжий. — Выйди ты из кургана — и не было бы тебе пути обратно. Ни сюда, ни в твой мир. Ничто никогда никого обратно не выпустит. В нем нет дорог, а значит, невозможно никуда прийти. Даже Смерти — и той в нем нет. И бродить тебе в сером тумане ни живым, ни мертвым до скончания времени.

— А времени тут нет, потому это продлится вечность, — в тон ему закончил я фразу и отвесил поклон. — Исполать тебе, батюшка Великий Полоз.

Яркая вспышка — и вот вместо рыжего мужичка трон обвивает клыкастый змей, чье тело переливается словно жидкий огонь. Или как расплавленное золото.

— И второй раз тебя похвалю, — теперь это был не человеческий голос, в нем отчетливо слышались шипящие нотки. — Не за то, что смекнул, кто я есть. Это было несложно, и не догадайся ты — я был бы расстроен. За то хвалю, что выполнил первый урок. Правды ради замечу — не только для меня ты старался, но и для себя, поскольку я еще на поляне срок на то отвел, и ты в самый его предел уложился. Вам про то было неведомо, но это не столь важно. Не принеси ты мне сегодня дары Лыбеди — так нынче же ночью к тебе пожаловала бы незваная гостья, чтобы подарить свой поцелуй, первый и последний. А он таков, что доброго посмертия после него не жди, нет. И надоедливую муху, что я к тебе приставил, она бы тоже навестила. Ее, правда, больше для порядка. А вот тебя — за то, что ты меня опечалил. Не люблю огорчаться.

И ведь не пугает он меня, так и случилось бы. То-то в последние дни у меня знак на груди то и дело чесался, а после этого на душе как-то муторно становилось. Это мне две змейки скорую смерть пророчили. И встречу со своей старшей коронованной сестрой, которая и оказалась бы той самой ночной гостьей.

— А раз так, вот тебе моя награда, — продолжил Полоз. — До того времени, что я вам отмерил, бояться более нечего, не стану карать за промедление или нерадивость. Но в Змеиный день спрошу за все сразу, будь уверен. Выполните службу — получите награду. Нет... Ты смекалистый, поди, сам сообразишь, как оно тогда случится.

— В общем-то, детально не соображу, — признался я. — Но воображение у меня богатое, думаю, оно выдаст много вариантов развития событий.

Змей раззявил пасть, то ли посмеялся над моим ответом, то ли зевнул.

— А обратно мне как? — поинтересовался я. — Сюда меня, как я понял, кольцо забросило каким-то образом. Мне теперь снова его потрогать надо?

— Никто тебя сюда не забрасывал, — назидательно произнес Полоз. — Ты мой должник, Хранитель, я пожелал тебя видеть в своем доме, и вот ты здесь. А кольцо... Оно просто выполнило мою волю в благодарность за то, что я отпустил ту часть Лыбеди, что в нем жила. Я же велел тебе его сыскать? Стало быть, мне и почести принимать.

Века идут — ничего не меняется. Делают исполнители, выгоду получают руководители. Не так уж наши предки от нас и отличались, похоже. Мне это, кстати, и до того в голову приходило, когда я "Повесть временных лет" штудировал на втором курсе. Если копнуть поглубже, то можно увидеть, что это не исторический документ, а детальное описание разноуровневых бандитских разборок.

— Честь вам и хвала, — все же не удержался от иронии я. — Но ответа я так и не получил. Просто очень мне не хочется застрять в месте, где нет времени и жизни, а все дороги ведут в серый туман, из которого нет выхода.

— Нет тут дорог вовсе, — Великий Полоз оплел трон в три кольца, а голову свесил со спинки. — Откуда им взяться? А что до жизни... И ее не было до последнего времени. И посейчас нет на этом берегу Смородины. Тут только марево, пустые поля, дерева, в которых нет соков, да герои, спящие в курганах. А вот на том берегу неладное стряслось недавно.

"Смородина". Тоже что-то знакомое, но не могу ухватить мысль за хвостик. А, точно. Берега! Это река. На мосту через нее то ли Добрыня Никитич Чуду-юду бил, то ли Алеша Попович еще кого-то...

— Чего за беда? — из приличия спросил я, хотя на самом деле мне это было не слишком интересно.

— Проснулся там кое-кто от вечного сна, — прошипел Полоз. — Не знаю даже, с чего такое случилось. Все спят, кто за Кромку не ушел, а она возьми и пробудись. Мало того, к ней сила начала возвращаться! Знать, нашла она какого-то дурака, который сам не ведает, что творит. Я несколько раз подползал к самому берегу, глядел на нее, но не смог увидеть того, кто ей служит. А он тут был, был, я чуял живую кровь!

Хм-м-м... Значит, я не первый, кто в этих краях побывал? Интересно было бы пообщаться с тем, кого мой работодатель унюхал. Обменяться опытом да и предостеречь его. Мы с ним не враги, а скорее товарищи по несчастью.

И еще — "она" — это кто?

— Но ничего, — пасть змея распахнулась, демонстрируя клыки. — Мост раньше или позже соединит берега, и тогда...

Челюсти лязгнули, от тела Великого Полоза так пыхнуло жаром, что я даже подпрыгнул. Не завидую я той даме, что где-то там проснулась. Ничего хорошего ее не ждет.

Хотя кто знает, что там за дама такая, может, не лучше этого пресмыкающегося и не повезет именно ему?

— Сыщешь мне того, кто к Моране ходит, — в накладе не останешься, — вдруг деловито предложил змей. — Приказать тебе того не могу, не в моей это власти. Но ты знай — награда будет такая, что за нее великие владыки людские что тогда, что сейчас все бы отдали.

— Если не секрет, о чем речь? — заинтересовался я, сделав в памяти заметку глянуть в сети, кто такая Морана.

— Вон, видишь у стены баклажка стоит? — мотнул башкой Полоз. — Вон там? Да, она, серебряная. В ней на три глотка питья осталось. А питье то — сок того древа, на котором Род сидел, когда Явь творил. Каждый глоток одно желание людское исполнит. Хочешь — корону земную пожелай, хочешь — смерть врага, хочешь — вечную жизнь. Сам решай, чего тебе нужнее.

— А в чем подвох? — тут же спросил я. — Не бывает таких вещей без фиги в кармане.

— Нет подвоха, — Великий Полоз подполз ко мне, и его морда оказалась совсем недалеко моего лица, отчего появились опасения, что я в любой момент могу стать стейком со степенью прожарки "too well done". — Нет. Пей — и получишь то, что желаешь. Здесь загадаешь, а там все сбудется. Найди помощника той, кто всегда стоял у меня на пути, — и один глоток твой. Клянусь в том Землей и Водой, Небом и Ветром.

— Поищу, — задумчиво пообещал Великому Полозу я. — Результат не обещаю, но поищу.

— И помни — осень близко, — прошипел змей, а после его клыки впились в мое плечо, заставив заорать от боли.

Глава семнадцатая

— Ох, — это все, что я смог сказать, когда снова открыл глаза и увидел над собой не неровный каменный потолок, а серую сталь банковского хранилища, подсвеченную лампами дневного света.

— Однако, Валерий, ты меня слегка напугал, — сообщил антиквар, чье лицо вплыло в поле моего зрения. — И, правды ради, легко отделался, падал-то ты прямиком на край стола. Убиться не убился бы, но травму получить мог изрядную. Но я тебя поймать успел, а после на пол уложил.

— Спасибо, — пробормотал я, переходя из положения лежа в положение сидя. — Что это было?

— Не знаю, — развел руки в стороны Карл Августович. — По виду — классический обморок, вот только с чего бы тебе в него падать? Ты парень крепкий, нервы у тебя в порядке. Ты сам-то чего помнишь?

Да все я помню. И надвигающуюся гладь стола, и пещеру, и слова Великого Полоза, все до последнего. Вот только вам, Карл Августович, я про это рассказывать не стану, поскольку наше с ним общение — дело личное, не сказать интимное.

И про главный приз, что огненный змей назначил за неведомого мне служителя затрапезной богини, тоже помню. Хороший приз, достойный, спору нет, вот только не верю я в него. Не бывает таких штук на белом свете, причем не только на этом, но и на том. Да и как его найдешь, этого незнакомца?

Кстати, ведь Полоз меня опять укусил, на этот раз в плечо!

Я расстегнул пару пуговиц на своей пестрой гавайской рубашке, оголил плечо и глянул на то место, в которое пару минут назад впились острые, чуть загнутые клыки фольклорной рептилии. Ничего. Пустота. Что и следовало доказать — чуть загорелая кожа без малейших признаков повреждения. Нет, в определенной реальности беседы с моим нежданным работодателем я не сомневаюсь, как и в том, что промедли я на день, то мне настал бы конец, но вот в существование "эликсира желаний" все равно не слишком верю, даже учитывая всю ту сверхъестественную суету, что царит вокруг моей особы.

— Подозреваю, что эти предметы теперь представляют собой просто старинные украшения, — Шлюндт провел рукой по украшениям Лыбеди. — Верно?

— Они и до того таковыми являлись, — я, покряхтывая, встал с пола. — Спасибо вам, Карл Августович. Ходить по улицам с расквашенной физиономией и пугать ей мирное население — радость сомнительная.

— Ну, есть определенный тип женщин, которым как раз нравятся мужчины с подобными отметками на лице, так что даже из подобной ситуации можно было бы извлечь кое-какой гешефт, — хихикнул старичок. — Впрочем, ты и без того достаточно мужественен и молод, женщины не оставят тебя своим вниманием.

— Одна — так точно, — я показал пальцем на потолок. — Ни вниманием, ни заботой не обделит.

— Ты сам дал себя загнать в угол, — поправил шляпу антиквар. — Я изначально советовал укоротить ее устремления. Ведьмы всегда ведут агрессивную политику в общении, навязывая свои интересы всем, кто им нужен.

— Но если бы не она, то вряд ли бы наша встреча состоялась, — резонно заметил я, открывая кейс, который прихватил с собой в хранилище. — Вы бы не узнали обо мне, а я бы не имел чести познакомиться с вами.

— Ты так думаешь? — немного насмешливо осведомился Шлюндт. — Поверь, это не так. Хотя, разумеется, времени бы прошло гораздо больше. А ты что делаешь?

— Подвожу итоги, — сказал я, перекладывая пачки денег из кейса в ящик. — Вам же эта ячейка уже не нужна?

— Нет, — покачал головой старик.

— Ну и замечательно, — улыбнулся я. — Переоформлю ее на себя, а чемоданчик отдам Стелле. Да-да, я с вами согласен насчет коэффициента полезного действия, но договор есть договор. Да и потом, никогда богато не жил, не стоит и начинать.

— Ну, последнее спорно, — уклончиво заметил антиквар. — В твоем случае — в последние годы богато не жил. Но уважаю твою позицию, поскольку сам всегда стараюсь вести дела честно, даже с учетом моей профессии, которая предполагает определенную степень неискренности во всем. Торговля древностями — очень тонкая материя, в ней иногда невозможно провести грань, отделяющую правду от вымысла, поскольку тех, кто сотворил ту или иную вещь, равно как и тех, кто ей владел, давно нет среди живых. А раз нет очевидцев, то нет и гарантированно честного рассказа о том, что вокруг предмета происходило, некому отделить истину от слуха. Как-нибудь напомни, я расскажу тебе историю о камеях Клеопатры и о моих попытках выяснить, правда ли они были подарены ей Антонием незадолго до смерти. Ох, сколько вокруг них всего было накручено! К слову, что теперь станешь делать с этими тремя вещичками? Они же тебе, если не ошибаюсь, больше не нужны?

Упорный какой.

— Что буду делать? — повторил я и провел рукой по каждой из вещей. Да, теперь это были просто старые украшения. Безмолвные и, если можно так высказаться, неживые. — Что буду делать?

— Если хочешь, я найду того, кто охотно их приобретет, — вкрадчиво произнес антиквар. — Мое слово заменяет любые экспертизы, ему верят. Этот гарнитур может принести тебе неплохие деньги, Валерий. Что до меня, я готов работать из... Ну, скажем, из двадцати процентов прибыли.

Кстати, божеский процент. Он находит покупателя плюс ручается за качество товара, так что это на самом деле не так и много.

— Нет, — покачал головой я. — Не стоит. Пусть останутся тут пока. Может, я тоже в коллекционеры подамся.

Продать я их всегда успею, никуда подобная сделка не убежит. А осенью, если я до нее, разумеется, доживу, лучше все вещички с собой в лес прихватить будет, как дополнительное доказательство проделанной работы. Естественно, Полоз обо всем происходящем в курсе, но все-таки... Меня Розалия Наумовна так приучила. Мало отправить файл в вышестоящую инстанцию по мейлу — надо еще и бумажную версию того же отчета на обычную почту отнести, чтобы квитанция с отметкой о приеме имелась, равно как и реестр вложенных в письмо бумаг. Потому что это документ, который не оспоришь. Я сначала посмеивался над этими ее старорежимными замашками, потому что смотрелось подобное, прямо скажем, забавно. Эдакая древность в царстве древностей. Но после первой же проверки понял, насколько она права, поскольку все эти квитанции, уведомления с отметками почты и все остальное реально избавили нас от массы проблем.

Так что пусть полежат вместе с деньгами тут, в ячейке. Целее будут.

— Из тебя, Валерий, коллекционера не получится, — рассмеялся Шлюндт. — Ты Хранитель, это другая ипостась, так что извини. Те вещи, что в земле еще не лежали, тебя боятся, потому что ты в любой момент можешь стать их владыкой. Те, что там побывали, тоже тебя опасаются, не хотят обратно. Ну а те, что сейчас в ней находятся, — они и так все твои.

— Ну, не все же вещи меня чувствуют? — возразил я. — И не все они имеют... Как бы так выразиться...

— Свое "я", — подсказал мне антиквар. — Разумеется, не все. Душа и воля у вещи появляется не вдруг. Тут важно все: талант ее создателя, история, благодаря которой она явилась на свет, руки первой хозяйки или хозяина да и все дальнейшее существование. Например, попало как-то раз ко мне кольцо Екатерины Долгоруковой. Ну, той, что могла стать царицей всея Руси, да так и не стала. Ты же помнишь эту историю?

— Это которая невестой Петра Второго была? — уточнил я. — Еще бы!

— Ну да, — кивнул старик. — Колечко это ей батюшка подарил вместе с серьгами и цепью нашейной, что была лалами да яхонтами изукрашена. Ну, так значилось в приходно-расходной книге ювелира, что Долгорукову-старшему их продал аккурат после того, как его дочь с государем возлегла. Надо думать, решил папа дитятко порадовать подарком за успешно проделанную работу. Я долго эти предметы в комплект собирал, их по свету в разные стороны разбросало. Они и по отдельности, конечно, немало стоят, но вместе прибыли принесут после перепродажи куда больше. Последним как раз кольцо отыскал, причем за не очень большие деньги. На удивление небольшие. И, что примечательно, его владелец чуть ли не плясал, когда мне его продал.

— И? — заинтересовался я.

— Опуская разные детали, скажу только, что новая обладательница данных сокровищ, милейшая и добрейшая женщина, через месяц чуть не убила свою дочь, которую ранее обожала невероятно. И знаешь как?

— Как? — я присел на край стола.

— Она ее хотела задушить. Я, к своему стыду, не сразу понял, что к чему, когда про это услышал, но чуть позже догадался, в чем дело.

— И в чем же?

— Напомню тебе, мой юный друг, что Екатерина Алексеевна понесла от Петра Второго, — назидательно произнес антиквар. — А родила тогда, когда его уже не было на свете и над ее семейством сгустились черные тучи в виде Анны Иоанновны, прочно обосновавшейся на престоле. Не знаю, что именно двигало несостоявшейся императрицей, — жалость к ребенку, судьба которого могла бы оказаться крайне печальной, сострадание к себе, вынужденной заботиться о потомстве покойного государя, которого она никогда не любила и который, по сути, разрушил ее судьбу, или что-то еще. Не знаю. Но факт есть факт — она придушила дитятю подушкой почти сразу же после того, как его родила. Сейчас, в наши гуманные и просвещенные времена, это звучит диковато, но тогда подобное было если не нормой вещей, то уж точно не невидальщиной какой.

— Все равно изуверство, — вытер я со лба выступившие капельки пота.

— Не осуждай ее, — погрозил мне пальцем антиквар. — В другой ситуации та же Екатерина просто наняла бы кормилицу да нянюшку, дала бы им пару кошелей с золотом и отправила в одну из деревень, принадлежащих ее папеньке, чтобы те пристроили чадо в семью поприличней. Собственно, так поступали с нежелательным приплодом все благородные дамы того времени, включая время от времени даже великих княгинь и императриц. Но тут другое дело. Тут правнук Петра Первого ручками-ножками сучит, между прочим. Ладно, не суть. Так вот, то кольцо было в момент удушения у нее на руке и запомнило все, что испытывала владелица. Страх, боль, отчаяние — все.

— Проклятая вещь, — медленно произнес я.

— Не совсем, — поморщился Шлюндт. — Это немного другое, некая метафизика. Воля кольца оказалась сильнее воли его новой владелицы, и оно навязало ей то единственное, что помнило. Так вот, к чему я это тебе рассказал — ты им всем хозяин, Валерий. Кольцам, перстням, аграфам, ожерельям, кинжалам — всем. Помни об этом. И о силе, что в иных вещах скрыта, не забывай ни на минуту. Глянешь так на предмет — браслет как браслет, а копнешь, что за ним стоит, — и волосы дыбом встанут. Ну, у кого они, разумеется, есть. И если ты хоть на миг дашь им понять, что они сильнее, чем ты, то может случиться большая беда. Не с тобой, но с теми, кто будет рядом.

— То есть я теперь обречен на одиночество?

— Ты не понял, — опечалился антиквар. — Ну не беда. Пройдет время, и сам во всем разберешься. Совсем короткое время, не сомневайся. Твоя прежняя тихая жизнь кончилась, наступила пора больших перемен. Да, что касается твоих проблем с вурдалаками — я обещаю тебе помочь, а ты до поры до времени будь осторожен.

— Куда уж осторожнее, — проворчал я. — Но они же упорные как не знаю кто. Вот вчера...

И я поведал Карлу Августовичу о вчерашней беседе с ночным убийцей, причем во всех подробностях.

— Интересно, что за клад они имели в виду, — потер подбородок он, дослушав меня. — Старый, значит? Очень, очень любопытно!

— А мне, если честно, нет, — признался я. — Мне вообще с этой публикой никаких дел иметь не хочется. Не доверяю я им.

— И правильно, — одобрил мои слова Шлюндт. — Не скажу, что я и мои коллеги по цеху — образцы праведности, но вурдалаки любому из нас фору дадут. Нет, Покон и они чтут, потому, например, за своих родителей можешь не беспокоиться, их жизнью эти негодяи тебя шантажировать не посмеют. Но все, что лежит вне сложившегося уклада жизни, может быть использовано против тебя.

Все же я хреновый сын, поскольку про родителей даже и не подумал, хотя должен был сделать это в первую очередь. Неужели я настолько отдалился от своей семьи?

Выходит, что да.

— Повторю то, что сказал ранее, — попробую тебе помочь. — Антиквар одернул пиджак. — Тем более что информации стало больше. Не так и много Данил и Даниилов среди этой публики, так что круг поисков сузился. А теперь пошли наверх. День будний, а этот банк не жалуется на недостаток клиентов, потому там уже могла образоваться очередь. Не стоит забывать про интересы других людей, пусть даже мы их и не знаем.

Он уехал из банка раньше меня, сразу же после того как аннулировал договор аренды ячейки. А вот я задержался, поскольку пришлось ждать, пока эту самую ячейку переоформят на меня. Ну и со Стеллой следовало пообщаться.

— Держи, — протянул я ей кейс сразу же после того, как сотрудник банка вышел из переговорки, заверив нас, что через десять минут договор будет готов. — Твоя доля.

— Даже так? — как мне показалось, абсолютно искренне изумилась ведьма. — Я думала, что это все шутки. Ты правда отдаешь мне половину?

— Какие шутки? — удивился и я. — Был договор, я выполняю его условия. Да, в чем-то я солидарен с Карлом Августовичем по поводу твоего участия в этом мероприятии, но все равно мы партнеры, пусть даже и поневоле.

— Ишь ты. — Воронецкая щелкнула застежками, заглянула внутрь и покачала головой. — Ты очень странный парень, Валера Швецов из Москвы. Очень странный. Настолько, что тебя надо в зоопарк поместить, в клетку, под табличку "Чудо чудное". Даже как-то неудобно теперь будет размышлять о том, как именно я тебя умерщвлю. Я хоть и ведьма, но не совсем же стерва?

— Да ладно? — фыркнул я.

— Совсем, — моментально поправилась Стелла. — Но не настолько. Нет, я, само собой, тебя убью, но ты можешь быть уверен в том, что меня потом обязательно пару раз совесть в темечко клюнет.

— Еще поглядим, кто кого первым в Навь спровадит, — усмехнулся я. — Как ты заметила, слово свое я держу, так что, когда все кончится, все время оглядывайся, подруга. Чтобы удар не пропустить.

— У нас с тобой хорошие дети могут получиться, — рука ведьмы нырнула под рубашку, которую я, как водится, в такую жару носил навыпуск. — Может, перед тем как забрать твою жизнь, я сначала тебя в баньку свожу и спать уложу? Вместе с собой.

Воистину чертовка. Хоть у меня к этой женщине никаких чувств, по крайней мере добрых, и не было, но ее голос в этот момент звучал настолько чарующе и притягательно, что по телу прошли мурашки, а в голове шевельнулась мыслишка на тот счет, что ведьмы в постели, должно быть, будут покруче остальных представительниц слабого пола. Не то чтобы у них все там по-другому устроено, нет. Просто... Не знаю, чем именно, но они чем-то от прочих отличаются.

— Или не уложу, — рука Стеллы вынырнула из-под рубашки, ее указательный пальчик щелкнул меня по носу, а секундой позже она уже выходила из переговорки с кейсом в руках. На пороге она обернулась и мило прощебетала: — Как чего приснится — звони. Будем думать, что дальше делать.

Подмигнула и вышла прочь, зараза такая.

Ну да, скоро, наверное, увижу следующую цель, которую надо отыскать. Только если каждый предмет вот эдак будет даваться в руки, то мне никаких нервов не хватит. И, опять же, отпуск у меня не резиновый. Эта неделя — и все, пора на службу.

Хотя... Деньги у меня теперь есть, можно на нее и забить по идее. Мне многого в жизни не надо, с моими запросами на ту сумму, что лежит в ячейке, долго можно существовать.

Только вот архив, помимо всего прочего, — это еще и доступ к очень многим документам, которые в статусе обычного обывателя я сроду прочесть не смогу. Ну да, в нашем "домике-прянике" хранится большей частью то, что особой ценности ни для истории, ни для меня лично не представляет, но к общей базе-то мы подключены. А вдруг именно это мне и понадобится если не для поисков следующей вещи, то для той, что последует за ней?

Тут в кармане легких льняных штанов, которые я сегодня натянул в честь пришедшей в город жары, завибрировал смартфон, и после взгляда на его экран мне не удалось удержаться от улыбки. Выходит, правду говорят, что тигрица всегда чует, когда ее детенышу грозит опасность. Розалия Наумовна звонит, дражайшая начальница. Такое ощущение, что она уловила те крамольные мысли, что бродили минутой раньше в моей голове, и решила строго погрозить мне пальцем.

— Добрый день, Валера, — ее голос звучал привычно строго. Она вообще мне всегда напоминала строгую классную даму из далекого прошлого. Ну и еще одного литературного персонажа из нашего времени. Я, было дело, даже пару раз назвал ее Минервой, но мои коллеги, большинство из которых застали еще те времена, когда наша страна догоняла и перегоняла Америку, моей изысканной реминисценции не поняли, после чего я благополучно махнул на эту идею рукой. — Ты мне нужен на работе.

— Так вы мне вроде как вольную дали на неделю? — добавил немного растерянности в голос я, отлично осознавая, что идти в архив придется. Директриса всегда добивается той цели, которую перед собой поставила, даже в том случае, если речь идет о куске торта, который, казалось бы, можно и не доедать. Хорошо хоть, что рядом с работой сейчас нахожусь, а не дома. Не надо через весь город ехать.

— Есть такое слово "надо", — холодно отозвалась Розалия Наумовна. — Нам привезли новые компьютеры, надо их подключить и проверить на предмет исправности, чтобы в случае несоответствия я могла отправить претензию в отдел снабжения. Как ты понимаешь, твои коллеги, почтенные дамы, не станут лазать под столами со шнурами в руках. К тому же шнуров этих много, и они не совсем разбираются в том, какой из них для чего предназначен.

— Вернее, совсем не разбираются, — подытожил я. — Ладно, еду.

— Спасибо за одолжение, — экран смартфона, казалось, покрылся инеем. — Ты очень любезен, Валерий. Чрезвычайно.

Раньше я бы расстроился, услышав такой тон и подобные речи, но то раньше. Сейчас меня таким не смутишь, я давно уже понял, что наша Розалия куда добрее, чем хочет казаться, потому и позволяю себе определенные вольности. Не переходя, разумеется, границ разумного. И еще — она может сколько угодно изливать холод на своих подчиненных, но зато в хреновый момент никогда и никому не даст их в обиду.

Впрочем, я бы и из дома все равно поехал, конечно. Новые компьютеры — это круто, Розалия Наумовна их года полтора выбивала, а я их ждал, так что мне теперь кровь из носу нужно один за собой застолбить. Потому личное присутствие в данном случае совершенно необходимо.

Договор, который мне принесли минут через пять, полетел в рюкзак, ключ от депозитной ячейки, который сегодня то и дело переходил из рук в руки, был прикреплен к свободному крепежу ключницы, а сам я отправился в одну из арбатских кафешек, рассудив, что работа не волк, никуда не убежит. Да и потом, наши кумушки точно не проморгают тот факт, что я подозрительно быстро добрался до архива, после чего начнут строить теории о том, как мне это удалось, и такого напридумывают, что у нормального человека волосы дыбом встанут. Хотя в итоге все равно победит версия о том, что я спутался с какой-то местной шаболдой и теперь под ее тлетворным влиянием непременно сопьюсь. Или еще чего хуже!

Привезенную технику по хорошей народной традиции сгрузили прямо в коридор, не особо задумываясь о том, что ее непременно будут пинать все проходящие мимо сотрудницы. Как результат, на одной коробке, в которой находился монитор, я обнаружил пару вмятин явно каблучного происхождения. Стало быть, кто-то об нее споткнулся, а после зло выместил.

— Приехал, — услышал я за спиной голос Розалии Наумовны. — Хорошо. Вот список тех, кому надо поставить новую оргтехнику. Чтобы не тратить время, сразу ее на рабочие места и определяй. Старые компьютеры относи в девятый кабинет, их послезавтра вывезут.

— Розалия Наумовна, мое почтение, — я повернулся к своей руководительнице и забрал бумажку из ее рук. — Вы, как всегда, прекрасно выглядите.

Директриса была не одна, рядом с ней стояла седенькая старушка с невероятно живым взглядом. Я бы даже сказал оценивающим, поскольку она как-то очень внимательно меня им ощупала.

— Это Павла Никитична, — сообщила мне Розалия, — моя двоюродная сестра. Павла, позволь представить тебе Валерия Швецова. Не скажу, что он демонстрирует редкостное рвение в работе или невероятную любовь к науке, но при этом неглуп и покладист.

— В наше время это уже немало, — заметила старушка. — А так ничего. Лет семьдесят назад я бы такого не пропустила.

— Лет семьдесят назад ты бы его расстреляла, — возразила ей моя начальница. — Язык у него длинный, а мысли он пока при себе оставлять не научился.

Шутят старушки. Лет семьдесят назад они обе, небось, еще и в школу не ходили, потому молодые люди вряд ли их интересовали.

— Павла, — почесал я затылок. — Необычное имя.

— Скорее забытое, — поправила меня родственница директрисы. — Как и производная от него Павлина. Впрочем, это одно и то же имя. Просто я родилась в семье простой, хотя и зажиточной, вот и стала Павлой. Появись же я на свет в дворянском или хотя бы купеческом семействе — стала бы Павлиной. Это сейчас и царь Иван, и псарь Иван, а в старые времена имени придавалось куда большее значение.

— Вы о святцах? — уточнил я.

— О них, — тонко улыбнулась старушка, показав крепкие и белые зубы. — О чем же еще?

Сдается мне, я сейчас какую-то глупость сказал, вот только не понял, какую именно.

— Сделаешь — доложишь, — велела Розалия Наумовна. — Паша, пойдем ко мне, кофе выпьем. Мне тут из Бразилии Фернандо посылку прислал. Ты помнишь Фернандо?

Павла Никитична после этого так на нее глянула и даже хихикнула, что стало ясно — она Фернандо помнит, и очень хорошо.

Забавная какая старушка, уважаю таких. Они прожили интересную жизнь, с достоинством вошли в старость и, когда придет их час, смело глянут в лицо костлявой.

Любимое руководство обо мне не забыло, я значился в списке, пусть даже и на последней строчке. Ради этого стоило попотеть, причем в самом прямом смысле. Мы не банк, кондиционеров в достаточном количестве нам не полагалось, потому, когда я часа через три наконец закончил свои труды, то со стороны, наверное, казалось, что я в одежде искупался. Сейчас бы душ принять, да где его тут возьмешь? Все, что есть, — раковина в туалете и кран, из которого течет не слишком холодная вода, пахнущая железом. Центр, здесь трубы местами со времен царя-батюшки не меняли. Не потому, что нет денег и надо как-то без них держаться, а потому, что трубы эти сих пор не требуют замены.

Я запаролил тот компьютер, который предназначил для себя (если этого не сделать, то в следующий понедельник, когда выйду на работу, выяснится, что он больше не мой), с удовольствием умылся и направился к начальству с докладом.

— Розалия Наумовна, — я заглянул в кабинет, — дело сделано, все установлено, все работает. Ну а подключение к общей базе — это уже не ко мне, это надо спецов из "управы" вызывать.

— Как все это хлопотно, — поморщилась руководительница и глянула на родственницу. — Раньше было жить проще и зависимости от сторонних факторов было меньше. Бумага — она и есть бумага, она только огня боялась, а эти компьютеры то и дело перегорают. И забраться в них проще.

— Что написано пером, не вырубишь топором, — поддержала ее подруга, а после спросила у меня: — Ты чего такой расхристанный? Все-таки к начальству... Постой-ка, парень! Это у тебя что такое?

Взгляд старушки, до того добродушный и веселый, вдруг стал другим. Даже не знаю, как верно его описать. Профессионально-цепким, что ли? И направлен он был на мою грудь, туда, где на кожаном шнурке болтался амулет.

— Ты где эту пакость взял, милок? — Павла Никитична невероятно легко для своих лет снялась со стула и подошла ко мне. — А?

— На Арбате купил, — махнул я рукой в ту сторону, где за переулками и домами гудела голосами, звенела струнами музыкантов и шаркала сотнями подметок никогда не знающая сна главная пешеходная улица столицы. — Там чего только не продают. А чего, забавный кругляш, теперь такое в моде. Ретро.

— Ретро, говоришь? — старушка щелкнула ноготком по черной коже, и мне на секунду показалось, что та недовольно загудела, как лопнувшая струна или согнанный с цветка шмель. — Ну да, ну да... Роза, душа моя, пойди-ка проверь, как этот модник компьютеры на столах расставил. Чую, все там криво-косо расположено.

Моя начальница отчего-то встревожилась, я это сразу понял. Все-таки не первый день вместе работаем, научился разбираться в ее настроении.

— Да не переживай, — Павла Никитична, похоже, тоже сообразила, что к чему, по этой причине в голос ее вплелись успокаивающие нотки. — Ничего с ним не случится. На что он мне, такой красивый? Годы мои не те. Пошепчемся немного — и только.

Это кто же сейчас стоит рядом со мной, а? В первый раз вижу, чтобы наша железная леди, для которой нет закрытых дверей и неразрешимых вопросов, вот так безропотно выполнила то, о чем ее просят.

— Еще раз спрашиваю — ты где взял амулет? — спокойно и уверенно произнесла Павла Никитична, как только за Розалией закрылась дверь. — Отвечаем быстро, кратко, честно. И еще — я очень не люблю, когда меня заставляют ждать и когда мне врут. Я тогда становлюсь очень неприятна в общении.

Не знаю отчего, но мне стало немного не по себе. Сухенькая и веселая старушка? Да как бы не так! Кто угодно, только не она. На меня смотрели не два поблекших от времени глаза, а дула пистолетов, в голос же ее вплелось лязганье тюремных засовов и еще какие-то звуки, нагонявшие смертную тоску.

Черт, да кто она такая, на самом-то деле?

— Подарок, — хрипло ответил я. — Правда подарок.

— Это кому же ты такому дорогу перешел, милок, что он тебя работой Филиппа Черена облагодетельствовал? — с легкой ехидцей осведомилась собеседница. — Да еще и времен его расцвета? Знаю я этот амулет, как же. Видела в коллекции Гурджиева, он его в специальной шкатулке с защитными ведическими рунами держал вместе с серьгами Екатерины Медичи, заколкой Марины Мнишек и другими не менее прелестными экспонатами.

— Гурджиева? — изумился я. — Это того, который экстрасенс был?

А следом за этим в ушах прозвучал голос одного из наших институтских преподавателей, который мерно бубнил на лекции: "Последний российский император, равно как и его жена, увлекались эзотерикой, приближая к себе таких сомнительных особ, как Распутин и Гурджиев".

Начало двадцатого века. Бабушка, а тебе сколько лет? Хотя, возможно, этот Гурджиев прожил долгую жизнь и она видела его коллекцию в пятидесятых годах, когда сама была молоденькой студенткой?

Вот только отчего-то мне кажется, что я сейчас сам себя пробую обмануть, что есть величайшая глупость. Врать можно кому угодно, только не себе, потому что этим самым только можешь навредить исключительно одному-единственному человеку. Ну да, правильно. Себе же самому.

— Сам ты экстрасенс, — палец старушки тюкнул меня в лоб. — Не суди о том, чего не знаешь. Георгий Иванович был одним из последних настоящих "знающих", равных ему после практически и не было. Другое интересно — как эта вещичка из его рук уплыла? Ладно, это не самое главное. Вот что, начнем с самого начала, внучок. Так кто тебе его кто дал?

И что мне теперь делать? Отвечать или нет?

Глава восемнадцатая

— Хороший человек, — помолчав, сказал я. — Вошел в мое положение, решил помочь.

— Знать не знаю, что там у тебя за положение такое, но все остальное чушь, от первого до последнего слова, — деловито заявила Павла Никитична. — Хороший человек подобные вещи держать у себя не будет и уж точно не станет кому-то помогать таким образом.

— Да что с ним не так? — я потрогал амулет, а после уставился на нее. — Действует эта штука так, как мне и было обещано, кое-кого отлично отпугивает. А большего мне от нее не надо.

— И кого именно? — ехидно осведомилась старушка. — Вурдалаков? Или оборотней? Да не дергайся ты так, парень. Это для тебя все в новинку, а для меня — дела давно прошедших дней. Я в "поле" давно не хожу, перевели меня на другой фронт работ, но это не значит, что я из ума выжила или склерозом начала страдать. Так кого боишься, Валерий?

— Вурдалаков, — пробубнил я, опустив глаза. — Повадились ко мне таскаться каждую ночь. То в окно стучатся, то у подъезда поджидают. А оборотни, стало быть, все-таки тоже есть? И что, они на самом деле враждуют с кровососами? Ну, там, девок делят и все такое?

— Что за чушь? — сдвинула брови старушка. — Жрут они девок, как те, так и другие. А делить им нечего, у них разные зоны обитания, причем совершенно. Те же оборотни город совершенно не переносят, поскольку у них обоняние очень тонкое, им выхлопные газы и прочая вонь — что тебе гвоздь в пятку. И нравы городские им не по душе, они испокон веку за устои цепляются. Потому в лесах да степях их встретить еще можно, а в городе — нет. Прежнего раздолья, понятное дело, и там теперь не сыщешь, так ведь и стай куда меньше стало. Естественная убыль популяции, круто замешанная на глобализации, ничего не попишешь. Людей все больше, живут они теперь куда кучнее, чем раньше, и если кто сгинет, его непременно ищут. Раньше как? Пошел мужик в ближнюю рощицу за дровами да и сгинул. Родичи, конечно, по первости побегают по лесу, покликают его, а после рукой махнут, дескать, помер Максим, да и пес с ним. У всех хозяйство, у всех хлопоты. А что пропал человек — так что же теперь? Лес, братцы, лес. В нем чего хошь случается, стало быть, не уберегся пропавший. А теперь все не так, теперь сразу МЧС подключается, волонтеры, другие разные службы. Вот и выходит, что жрать кого попало стало делом неблагодарным, после покою не дадут. Потому вырождаются потихоньку мохнолапые, человечье в них все больше верх забирает. Мне рассказывали, что парни да девки, которые ни разу в лесу через нож не прыгали, теперь даже в старых родах не редкость.

— А зачем через нож прыгать? — заинтересовался я.

— Чтобы обрести второе "я", — охотно пояснила старушка. — Оборотнями не рождаются — ими становятся. Звериное начало — оно же в душе до поры до времени дремлет, ждет пятнадцатой весны. А вот как она наступит и майская полная луна на небо выйдет, тут и надо делать выбор: либо ты человеком свой век живешь и не слышишь более зов предков, либо в заповедной роще через родовой нож, в пень заветный вогнанный, перекувыркнешься, и Велесово благо в себя впустишь, и вторую суть обретешь. То есть от радостей цивилизации откажешься, станешь жить по древнему укладу, жрать живую плоть в зверином облике, днем ждать ночи, а после в ней со стаей по лесам бегать. Так вот, теперь каждый второй предпочитает четырем лапам четыре колеса, а темному лесу — спутниковое телевидение и теплый туалет. Оно куда удобнее, безопаснее и проще. Что там! Нифонтов мне недавно рассказывал, что общался с оборотнем-вегетарианцем. Ты комизма ситуации не осознаешь в полной мере, но поверь, это очень смешно.

— Ну почему? — тактично заметил я. — Оборотень-веган — это в самом деле забавно.

— Вурдалаки — другое дело. Они с начала времен в городах обитают, среди людей, леса да поля им даром не нужны. Им комфорт подавай, и чтобы за пищей не бегать, а в крайнем случае недалеко ходить. Оборотни — охотники, для них сам процесс добывания еды важен. Ни один мохнолапый сроду просто так жертву не загрызет, он ее сначала погоняет, а после еще и шанс отстоять свою жизнь в последней схватке предоставит. А вурдалак просто сзади подойдет, придушит человечка слегка, прокусит ему яремную вену, да и все. Нет, в старые времена всякое случалось, особенно когда за них инквизиция взялась всерьез. Они тогда и по старым развалинам прятались, и в лесах, и даже в Новый Свет уплывали, хоть и не могут терпеть воду. Но это скорее исключение из правил. Так как имя того, кто тебе дал этот амулет?

— Карл... — вырвалось у меня имя антиквара. Вот ведь ловкая какая старушка, а? Убаюкала меня своим рассказом, я и поплыл. И главное, трюк старый, как не знаю что, но ведь сработал!

— Карл, — нехорошо прищурилась Павла Никитична. — Августович, поди? Ладно, не отвечай, сама знаю, что он. Неймется ему, чёрту старому. Ну, на этот раз я ему веселую жизнь устрою, уж будь спокоен!

— Теперь точно не буду, — расстроенно сообщил ей я. — С чего бы? Получается так, что человек мне помог, а я ему свинью подложил. Нет, я слышал все ваши реплики насчет того, что этот амулет — воплощенное зло, но пока он мне только пользу приносит. Не будь его на мне вчера — не общаться бы нам сегодня.

— Я не говорила, что этот предмет — зло в чистом виде, — погрозила мне пальцем старушка. — Ты мои слова не перевирай. Я сказала, что это очень непростая вещь, с которой обычным людям, таким как ты, дело лучше не иметь, потому что за небольшую помощь, которую он предоставит, заплатить после придется впятеро, а то и вдесятеро больше. И не амулету, а тому, кто его тебе подарил. Он же тебе его подарил, верно? Вернее, сначала наш общий друг, конечно же, говорил, что даст его на время, поскольку это часть его коллекции, а после, воспылав к тебе дружескими чувствами, все же махнул рукой и сказал "забирай". Так все было?

Терпеть не могу ощущение осознания собственной глупости. И самое противное, что я пока не понимаю до конца, в чем именно заключается моя ошибка. Она сделана, это не вызывает никаких сомнений, но суть ее пока остается от меня скрытой.

— Было предложил ему денег за эту вещицу, но он только засмеялся и сказал, что дарит мне ее, — рассудив, что терять уже нечего, признался я. — А что не так-то?

— Да все не так, — Павла Никитична поджала губы. — Амулеты, сотворенные в Средние века, которые, между прочим, еще частенько называют Темными, сами по себе вещи очень непростые. Времена, знаешь ли, накладывают на предметы свой отпечаток, а если еще к ним мастер вроде Черена руку приложил, так и вовсе... Такой артефакт запросто не дарится, Валера, его можно обрести только через определенный ритуал. Если говорить проще: хочешь стать хозяином — подчини его себе, а это дело ох какое непростое. Я вот сейчас за подобное даже не возьмусь, точно сил не хватит. Раньше и не такие задачки решала, но то раньше. А сейчас все, отрухлявела Павла Веретенникова, вышла в тираж. И не надо мне ничего говорить, я про себя все знаю. Вот и выходит, что как эта вещичка Иннерхайбу служила, так и сейчас служит, а ты, внучок, ее просто носишь. И амулет этот с готовностью выполнит любое повеление своего хозяина. Его, а не твое.

— Иннерхайб? — удивился я. — А это кто? Мы точно об одном и том же человеке говорим?

— Твой невысокий такой, сухенький, вечно ходит в шляпе и выглядит как добрый дедушка с новогодней открытки? — тут же уточнила Павла Никитична. — А еще вот тут, на лбу, бородавка? Вот, значит, об одном. А он тебе как представился?

— Карл Августович Шлюндт, — ответил я. — Именно так.

— Значит, фамилию сменил опять, — с каким-то даже удовлетворением заметила старушка. — Он на подобные трюки мастер. Вообще-то его лет двадцать в столице видно не было, с самой середины девяностых. Францев тогда ему хорошо хвост прищемил после истории с... Неважно. Собственно, мы подобрались к самому интересному моменту — ты-то ему зачем? Чего ради он вокруг тебя такие хороводы водит? Ты не из детей Ночи, это точно. Да и не стал бы он с кем-то из них подобным образом церемониться, просто примучил бы и все. А с тобой он дипломатию разводит, и какую! Кто ты, парень?

И снова та же дилемма. То ли отвечать, то ли нет...

Наверное, надо. Сдается мне, понял я, где эта бабушка служит. Нет-нет, сюда она точно не по мою душу пришла, это факт. Хотя, с другой стороны, до чего странное совпадение.

— Но вещица, конечно, замечательная, — ожидая моего ответа, проворковала старушка и без особых стеснений двумя пальцами подцепила амулет прямо на моей груди, причем мне показалось, что тот дернулся, как бы пытаясь вырваться на волю. — Все же старые мастера знали толк в ремесле, не то что нынешнее поколение. Какая точность линий, какая вязь заклятий, какая... Стоп. А это у тебя что такое?

Она распахнула рубашку посильнее и уставилась на двух змеек, которые знай сплетали свои кольца рядом с моим сердцем.

— Ну вот, еще одно подтверждение того, что я только для мытья полов и стирания пыли теперь гожусь, — Павла Никитична поджала губы. — Два и два сложить не в состоянии, и память никакая стала. Все, Валера, можешь ничего не отвечать, я и так все знаю. Ты новый Хранитель кладов, про тебя Паша рассказывал. Не мне, но я все слышала. И о Карле он тоже упоминал, верно!

Ну вот, я оказался прав. Старушка — сотрудница того самого Отдела, который является притчей во языцех. Ну, не совсем сотрудница, насколько я понял, она там что-то вроде почетного ветерана, но это, думаю, особо ничего не меняет. Отец не раз мне говорил, что бывших чекистов не бывает, думаю, и на Павлу Никитичну это правило распространяется. И вообще, необычная старушка. Она, похоже, очень много разного знает о том, чего на белом свете вроде бы не бывает, и могла бы мне столько всего рассказать...

Но не расскажет. Вернее, расскажет только то, что сама сочтет нужным. Она не человек — она кремень, я подобных ей встречал раньше. Те тоже всегда прибеднялись, мол, ничего не знаем, ни на что не способны, но, когда доходило до дела, они любому могли фору дать.

— Все встало на свои места, — Павла Никитична провела пальцем по знаку Полоза. — Теперь понятно, почему Карл вокруг тебя такие турусы на колесах развел, да и насчет вурдалаков ясность появилась. Но одного я в толк взять не могу — ты почему Паше насчет кровопийц ничего не сказал?

— Ну, тогда они еще не настолько сильно меня донимали, — произнес я. — Один раз девка нагрянула и все. А теперь куда серьезней личности стали таскаться. Скажем так, высший командный состав.

— Павел тебе визитку дал, — сдвинула седые брови женщина. — На ней телефон прописан. Взял, набрал, поделился грустными новостями, что тут сложного?

— Ничего, — улыбнулся я. — Кроме одного — с чего бы? Мы с ним вроде как не друзья, даже не знакомые, раз пообщались — и только. Это как минимум не очень удобно.

— Неудобно на потолке детей делать, то и дело за люстру приходится хвататься, — немного сварливо заметила старушка. — А тут дело серьезное, Валера, вопрос жизни и смерти. Правоохранительные органы, если ты не в курсе, для того и существуют, чтобы защищать жизнь граждан. Ты гражданин?

— Гражданин, — согласился я.

— Ну вот, — Павла Никитична скрестила руки на груди. — И потом, Хранители кладов в наших краях появляются не так часто, не след ими разбрасываться. Понятно, что вурдалаки пить тебя не станут, ты им живым и здоровым нужен. Им даже обращать тебя в себе подобного смысла нет, с людской сутью из тебя дар уйдет. Но сделать так, что ты им покорно служить станешь, — возможно. Ты человек, а значит, тебя можно принудить к сотрудничеству. Страх, страсть, алчность — мало ли хороших инструментов существует? Сам не заметишь, как не к тому берегу прибьешься.

— Ни к какому прибиваться не собираюсь, — сообщил ей я. — У меня уже есть работа, ее мне предоставило государство. А все эти заколдованные места и прочая экзотика — без меня.

— Одно радует — по глазам видно, что сам понимаешь, какую глупость сказал, — фыркнула старушка, от которой, похоже, ничего нельзя было утаить. — Упрямишься? Твое право. И решать, как дальше жить, тоже тебе, никто подобное оспаривать не станет, твоя судьба — она только твоя. Но ты уже стал частью мира, который живет по правилам, отличающимся от тех, что ты знал раньше, и чем быстрее ты осознаешь и примешь этот факт, тем больше у тебя шансов выйти сухим из воды. Подумай о моих словах, а я пока кое-кому позвоню.

Происходящее нравилось мне все меньше и меньше. Я никогда не любил интриги и хитроумные планы, они вызывали у меня здоровое раздражение. Насмотрелся я на папашины многоходовки за времена детства и юности, и на те последствия, которые они иногда вызывали. Нас с мамой как-то раз вообще чуть в машине не взорвали. Я сам этого не помню почти, маленький был, и дома эта тема не поднималась, но шила в мешке не утаишь, мне про это Сивый рассказал, который, в свою очередь, случайно узнал про данный факт от своего отца, который с моим батей не раз совместные сделки проводил.

Еще меньше мне нравилось место пешки в чьей-то игре, а именно его, похоже, мне сейчас и пытались отвести, причем сразу несколько разных людей. Ну, если безвестного лидера вурдалаков и Стеллу можно отнести к людям, разумеется. Впрочем, и личность Карла Августовича начинала у меня вызывать все большие и большие сомнения.

— Какая вурдалачья семья пытается тебя охомутать? — деловито осведомилась у меня Павла Никитична. — Кто ее глава?

Кстати, по внешнему виду этого божьего одуванчика можно было подумать, что она в лучшем случае древний "Сименс" вытащит из сумочки или там еще какой антиквариат, вплоть до аппарата, в который надо кричать "барышня, барышня". Ан нет, в ее руке находился вполне себе современный Xiaomi чуть ли ни этого года выпуска.

— Понятия не имею, — отозвался я. — Он до меня не снисходил, а я его имя не спрашивал. Общался с неким Данилой, на вид ему лет тридцать. Резкий и дерзкий. Если бы осиновый кол или серебро на эту публику действовали, я бы с радостью его прибил.

— Спорный вопрос, — усмехнулась старушка. — Убить матерого вурдалака не так просто, как в кино или книгах, уж можешь мне поверить, даже при условии того, что ты знаешь, как это надо делать. Эта публика за свое прогнившее существование цепляется до последнего. Ладно, я тебя поняла. Олег, он не знает, кто его пытается за горло взять. Но, полагаю, кто-то из серьезных тузов, не шушера. И покоя они ему не дадут, пока своего не добьются. Ты понял меня?

Не знаю, что ей ответил неизвестный Олег, но радости мне услышанное не добавило. Повторюсь: тот факт, что эта дама разбиралась в сути происходящего вокруг меня, сомнений не вызывал, а значит, перспективы вырисовывались так себе.

Может, из столицы на недельку свалить, а? Куда-нибудь в Турцию или Черногорию, где виза не нужна? "Загранник" у меня есть, правда, Шенген год как кончился и я его не продлевал. А смысл? Денег на хорошую и большую поездку давно не водилось, а Мармарис и Анталия меня особо не прельщали, несмотря на огромное количество имеющихся там развлечений, гастрономических изысков и доступных девичьих тел. Во-первых, я там уже бывал, во-вторых, я с некоторого времени не сильно большой поклонник круглосуточного шумно-алкогольного отдыха. Просто этот этап был давно пройден и возвращаться к нему мне не хотелось. Опять же жарко там сейчас безмерно.

Только вот что решит эта неделя? Да и вообще это вариант "а-ля Юлька" получается. Закрыть глаза ладошкой и убеждать себя в том, что вокруг ничего страшного нет. Это я еще молчу о снах, которые неминуемо придут ко мне если не сегодня, то завтра, становясь с каждой ночью все нестерпимее реалистичными. И двух змейках на груди, которых зовут Стреча и Нестреча. Эта парочка мне мигом покажет небо в алмазах, задумай я не делать то, что от меня Великий Полоз ждет.

Так что нечего строить бессмысленные планы, нет в этом никакого конструктива. Они хотят меня играть по-своему? Хорошо. А я попробую сделать так, как хочется мне, вот и поглядим, кто останется стоять на ногах последним. Как там у Джека Лондона? "Человек не побежден, пока его не победили".

— Выдохни, — посоветовала мне Павла Никитична, убирая телефон во вполне себе брендовую сумку. Она вообще, похоже, весьма и весьма продвинутая бабуля, а в молодости, сдается мне, вообще "зажигалкой" той еще была. — Ты, как дождевая лягушка, надулся от собственной значимости. Есть такие в Африке, очень забавно выглядят. Сами маленькие, а раздуваются ого-го как! Ну да, Хранитель кладов — по сути своей персона, идущая вне категорий, они всегда стоят ровно посередке между Ночью и Днем, потому что людьми после обретения дара быть не перестают. Только это не повод думать, что мир теперь вокруг одного тебя крутится, Валера, это не так. Да и жизнь твоя неприкосновенной не является, ты отныне уязвим даже больше, чем раньше. Твой талант нужен многим, но не все станут договариваться, будут и такие, которые не умеют или не хотят слышать слово "нет". Знаешь, как предыдущий Хранитель кладов голову сложил?

— Знаю, — вздохнул я. — Замучили его братки до смерти.

— Вот именно, — назидательно произнесла старушка. — Кстати, Францев, тогдашний начальник Отдела, пытался докопаться до того, кто этих полудурков на него навел, но так и не смог этого сделать. Предшественника твоего, Толю, я знала лично, он был очень осторожен, а с наступлением смутных времен и вовсе на дно лег, но эти ухари его нашли. Они словно знали, где искать. И, самое главное, непонятно, кто их потом убил. Официально вроде как теневые держатели рынка антиквариата проплатили месть, для них Толя всегда был палочкой-выручалочкой. Вот только ни один из них так и не подтвердил своего участия в финансировании данной забавы, хотя беседы с этими господами проводили люди, умеющие узнавать истину в ее последней инстанции. Проще говоря, не врали эти "бобры". А под конец следствия мелькнула информация о том, что незадолго до смерти Толя отказал кому-то из крупных антикваров в помощи, не захотел некий клад ему отдать из каких-то своих соображений, и именно он, этот самый авторитетный господин, ему так и отомстил. Но кто, что — неизвестно. Не докрутили мы эту тему, потому что сначала Францев погиб, а следом за ним Свешников и Шпеер головы сложили. В Отделе осталось всего два сотрудника, из которых один только-только из Академии выпустился, да при них я, старая. Времена же настали совсем лихие, непонятно было, за что хвататься. А когда все утряслось, следы было искать бессмысленно, момент ушел. Да и смысла в этом особого не было.

— А Карл Августович, значит, аккурат в те годы свалил за рубеж, — задумчиво промурлыкал я.

— Не скажу, что это очень сложная логическая цепочка, но я рада, что ты умеешь не только слушать, но и слышать, — довольно улыбнулась Павла Никитична. — Авось еще и прислушиваться начнешь, тогда и вовсе хорошо все закончится. На этот раз, понятное дело. А как оно у тебя дальше сложится, это время покажет.

— Вы закончили? — в кабинет вошла привычно недовольная всем Розалия Наумовна. — Паша, годы мои не те, чтобы под дверями собственного кабинета отираться и ждать, пока ты моего мальчика препарировать закончишь.

— Все ты никак не перебесишься, — фыркнула Павла Никитична. — Что тогда, что сейчас только об одном и думаешь. "Моего мальчика"! Стара ты для него, сестрица. Ему кого помоложе надо.

— Как стервой была, так ей и осталась, — с неменьшей любезностью ответила ей моя начальница, а после эти две дружно рассмеялись.

Я тоже выдавил из себя нечто вроде смешка, а после потихоньку-помаленьку вышел из кабинета. По-английски, не прощаясь.

И только дома сообразил, что выпустил из поля зрения одну очень важную вещь. На самом деле важную. Я не узнал, чем же так опасен для меня амулет. Про пользу все ясно она объяснила, а вот про вред и слова не сказала. А он есть, в этом я даже не сомневаюсь. Нет, снимать с шеи я него не стал, но мысли-то никуда из головы не выкинешь.

За окнами потихоньку стемнело, а я, пребывая в определенном душевном раздрае, методично опустошал только сегодня заполненный было холодильник. Есть у меня такая особенность — когда меня тяготят невеселые мысли, я много ем. То ли так организм компенсирует сгорающие нервные клетки, то ли такая форма сублимации — фиг знает. Хорошего в этом мало, но что выросло, то выросло.

В данный момент я наворачивал ложкой тирольский пирог с ежевикой, причем прямо из круглой пластиковой тары. Ну а чего? Я не Белоруцкий-Белосельский, мне можно. Мы не из князьев чай.

— Кхм, — кашлянул у меня кто-то за спиной, заставив подпрыгнуть на табуретке. Не от страха — от неожиданности, разумеется. — Валерий, не помешал?

— Тьфу ты, — я вытер со лба выступивший на нем пот. — Анисий Фомич, так же нельзя! Я чуть ежа против шерсти не родил!

— Не нарочно, — смутился подъездный. — Поговорить бы.

— Не вопрос, — обрадовался я его словам. Ей-богу, лучше с ним беседу вести, чем по сотому разу прогонять в голове полученную сегодня информацию. Бесполезное это занятие, все равно план действий выработать в данной ситуации невозможно. Слишком много сторон в ней завязло, и непонятно, кто из них что дальше учудит. — Так, может, чайку? С тирольским пирожком?

— Фруктовый, — подъездный незаметным, каким-то текучим движением переместился со столешницы, на которой сидел за секунду до этого, на табурет. — Пахнет неплохо. Не лесной ягодой, вестимо, но неплохо.

— Понял, — я достал из шкафа тарелку и плюхнул на нее изрядный кусок кондитерского изделия, а после налил гостю чая. — На здоровье.

— Благодарствую, — Анисий Фомич не стал чиниться и кинул в кружку пять кусков сахару. — А я к тебе по делу.

— Слушаю, — с готовностью отозвался я.

— Кхм, — повторил подъездный, глянул на пирог, на чай и отчего-то снова смутился.

— Говорите как есть, — попросил я его. — Не надо расшаркиваний.

— В девятом доме, том, что напротив "Дикси" стоит, квартира хорошая на обмен есть, — наконец выдавил из себя он. — Хозяин там со всем подъездом разругался, характер у него дрянной, теперь ему только съезжать и остается. А район ему наш нравится, вот он в окрестных домах жилье искать начал. Третий этаж, планировка такая же, как у тебя. И подъездный там правильный, я его знаю. Веней зовут. Вениамином Олеговичем, значит.

— Все вы о своем, — немного расстроился я. — Нет у меня желания переезжать, привык я к своему дому. И к вам, как это ни странно звучит, тоже привык.

— Так и я не против, чтобы ты остался, — взъерошил бороду подъездный. — Обчество недовольно. То ведьма к тебе заглянет, то вурдалак припрется, то Велесова служанка приползет. Кому такое в радость? Нам мир да покой нужен, на том мы стоим, на том дом держим. Они меня отрядили, поскольку ты в моем подъезде живешь, я пришел и сказал. А там, как ты сам решишь, будет.

За кухонным шкафом что-то зашуршало, словно мыши заскреблись. Как видно, то самое "обчество", что помянул Анисий Фомич, внимательно слушало нашу беседу.

— Недовольство ваше понимаю, — с достоинством произнес я. — Но, думаю, днями все закончится, тема для беспокойства исчезнет сама собой.

— Ты это к чему гнешь? — обеспокоился подъездный. — Ты такие намеки не строй. Или совсем уж твои дела плохи?

— Скорее непонятны, — рассмеялся я. — Но речь не о том, что мне какая-то опасность грозит. Просто не может веревка до бесконечности запутываться, раньше или позже она затянется в узел, который потом перережут.

— Ничего не понял, — признался мне Анисий Фомич и отправил в рот порцию пирога. — Вкусный, кисленький.

— Может, остальных позовем на чай? — предложил я, показав на шкаф. — Чего они там прячутся?

— Пущай сидят, — беспощадно заявил подъездный. — Нечего их баловать. Да и не хватит тут пирога на всех, вон, на донышке осталось.

— У меня зефир еще есть, — сообщил я ему. — И пастила. Конфеты в вазочке.

— Сам съешь, — осек меня подъездный. — Нечего, говорю.

Строго у них как все. Или это он просто на свое обчество из-за меня зол? Если да, то это так мило!

— Фомич, ты про кольцо спроси, — тихонько прошелестел голос из-под плиты.

— Точно, — Анисий Фомич хлюпнул чаем, а после уставился на меня. — У нас тут кольцо в подвале потерялось. Хорошее кольцо, старое, позатого века. Как, чего — даже не спрашивай, стыдно рассказывать. Наше дело хозяйское — добро стеречь, а иные прочие, у которых сопли ишшо из носу текут... Извини, Валерий, что я о таком — да за столом. Так вот, в подвале оно где-то. Но где — в толк не возьмем. Все перерыли — нету. Стало быть, непростая вещица, не хочет она в наши лапы даваться. Так Филат Евстигнеевич сказал, а он в этом толк знает, потому что давно на свете живет. Вот обчество и просит — не пособишь? Ты Хранитель кладов, тебя эта штука послушает.

Он замолчал, снова отпил чаю, а после вдруг заорал, обращаясь к плите:

— Вот как мне ему в глаза смотреть? Сначала, значит, "съезжай", а теперь еще и "помоги"! Ты, Михейка, кольцо-то профукал, сам бы и просил, а я бы на то поглядел!

— Это все кот виноват, — буркнул кто-то из-под плиты. — Гад рыжий!

Чертовски интересно, что у них там за история вышла. Кот, кольцо, подвал... Прямо Дюма-отец!

— Конечно, помогу, — заверил я злобно сопящего Анисия Фомича. — Ну, если получится. Кольцо не клад, может не откликнуться, его же не прятали специально, оно потерялось. Но почему нет, завтра сходим, попробуем найти.

— Спасибо тебе, Валерий, — подъездный вроде успокоился. — И вот что, не надо никуда уезжать! Считай, что разговора не было.

— А если?.. — я мотнул головой в сторону стены.

— У! — свирепо выставил челюсть вперед Анисий Фомич. — Я им дам!

В этот момент у меня заголосил смартфон, номер на нем не определился.

— Слушаю, — ответил я на звонок, признаться, без особой охоты.

— Нет желания совершить небольшую загородную прогулку? — осведомился у меня знакомый по вчерашней ночи голос. — Выпить вина, поесть жареного мяса, пообщаться на разные темы?

— Ни малейшего, — хмыкнул я. — У меня дома и еда есть, и компания хорошая.

Я врал. На самом деле желание такое вдруг возникло. Вот он, шанс хоть как-то, но разрезать тот узел, о котором чуть ранее я говорил подъездному.

— А если я начну настаивать? — уточнил Данила, причем в его голосе слышалась явная насмешка.

— То могу... — смартфон завибрировал, сообщая мне, что на второй линии кто-то тоже желает со мной пообщаться. — Секунду погоди.

И здесь номер не определился, притом что и этот абонент, как оказалось, тоже входил в число моих новых знакомых.

Глава девятнадцатая

— Соглашайся, — без всяких приветствий сообщил мне Михеев. — Хотят повстречаться? Давай, почему бы и нет? За свою жизнь не опасайся, все пройдет ровно, твоя безопасность — моя забота.

— Потрясающая информированность, — не без иронии ответил ему я. — Ты за мной следить начал?

— Приглядывать, — никак не отреагировал на мою колкость оперативник. — Мне, между прочим, за тебя сегодня крепко хвоста накрутили. Дескать, неверно оценил ситуацию, пустил ее на самотек и так далее.

— Ничего такого никому не говорил, — чуть виновато буркнул я. — Но все равно мне жаль.

— Не люблю дежурные фразы, — сообщил мне Павел. — "Мне жаль", "спасибо за звонок", "мы работаем над этим" и все такое прочее. Ладно, закончили лирическое отступление, сообщи этому красавцу, что принимаешь его предложение, и выходи из дома. Да, вот что еще! Когда я к вам присоединюсь, скажи, что мое участие является непременным условием переговоров, и если они откажутся, то никакой встречи не будет. Плюс сразу поставь условие, что ты поедешь на моей машине.

— Хорошо, — наконец-то принял решение я. — Договорились.

Не люблю, когда мне указывают, что и как делать. С детства это не приемлю, за что, кстати, в те безоблачные годы неоднократно был наказан родителем. Он данную позицию воспринимал как дурацкое упрямство и личное к нему неуважение, за что и драл меня как сидорову козу, несмотря на протесты мамы. Ну, ладно, не так уж и сильно, да и не так часто, но все же случалось. С годами моя точка зрения на подобные вещи не изменилась, но при этом стала гибче, я научился оценивать ситуацию с ракурса "рационально — нерационально". Сейчас выходит рационально, поскольку что я хотел, то и получил. Ну, может, и не совсем то, но хоть что-то. Всяко лучше куда-то ехать, чем просто сидеть и, скрипя мозгами, прикидывать, что будет дальше. К слову, от бесплодных планов до состояния, в котором человек начинает себя жалеть, — один шаг, а это уже фактически равносильно тому, что ты выбросил белый флаг, признав свое поражение. Перед судьбой, перед обстоятельствами, перед другим человеком — неважно. Ты сдался, и дальше ничего хорошего тебя не ждет. А тут какое-никакое, но движение вперед. Да, все проблемы вряд ли получится решить, но лучше сделать шаг, осознавая, что теперь тебе не в чем себя упрекнуть, чем стоять на месте и гадать, как бы оно там могло получиться.

— Жди, Данила. Сейчас оденусь и выйду, — сообщил я вурдалаку и нажал красный значок на экране смартфона.

— Может, не надо? — огладил бороду подъездный. — Поганое это племя, Валерий. У них с жизнью душа из тела уходит, потому ни страх, ни совесть, ни сожаление им неведомы.

— Знаю, Анисий Фомич, знаю, — ответил я, направляясь в комнату. — Но мне жутко надоело то, что эта сволота что ни ночь, так у моего подъезда ошивается. А ну как им кто на зубок попадется? Потом до старости угрызения совести мне испытывать не улыбается.

— Тоже верно, — признал мой собеседник. — Но ты все одно поосторожней. И, самое главное, ни словечку не верь! Что бы ни обещали, точно соврут.

— У меня вообще складывается впечатление, что в этом вашем мире Ночи все всем врут, — я вернулся на кухню, натягивая по дороге черное худи. — Никто правду никому не говорит. Ну кроме разве тебя.

— Да я тоже вот... — опять пригорюнился Анисий Фомич. — Не сильно на руку чист.

— Конфеты тут, — показал я пальцем на вазочку. — Чайник на плите. И обчество свое зови, я разрешаю. Мне будет приятно знать, что меня хоть кто-то да поминает добрым словом.

— Страшно? — понимающе спросил подъездный.

— Есть немного, — признался я, набрасывая лямки рюкзака на плечи. Не знаю, зачем я его с собой беру, если честно. Как видно, рефлекторно. — Но с этим чувством надо бороться, иначе не ты им будешь повелевать, а оно тобой.

— Мудрено, — протянул Анисий Фомич. — В добрый путь!

Данила привольно развалился на той же самой скамейке, где мы с ним вчера чуть не поубивали друг друга.

— Хорошо, что долго не артачился, — сообщил он мне сразу же после того, как увидел. — Думал, придется тебя дольше уговаривать, какие-то аргументы в ход пускать. А ты, оказывается, покладистый. Ну, пошли к машине, она там, у первого подъезда ждет, тут приткнуться негде. Слушай, ленивое у вас ТСЖ, нет чтобы место под парковку у управы выбить. Вон, хоть бы часть детской площадки убрать!

— Зачем ему на твоей машине ехать? — откуда вывернул сотрудник Отдела 15-К, я так и не понял. Как по мне, так из кустов сирени, что росли близ подъезда. — Я ваше племя знаю, ничего хорошего из этого не выйдет. Ты же его назад посадишь, между двух своих подручных, которые всю дорогу станут Валере клыки демонстрировать да красными буркалами сверкать. Вроде бы пустяк, а на деле — психологическое воздействие. Так что я сам его куда следует отвезу.

— А тебя никто с нами не звал! — прошипел Данила, моментально преобразившись из доброго и веселого парня в потенциального убийцу. — В наш дом попадают только те, кому даровано такое право. Твоего имени в списке нет.

— Да плевать, — и Павел демонстративно харкнул под ноги. — Есть, нет — велика разница? Вы позвали к себе в гости моего друга. Я знаю, что вы за публика, волнуюсь за него, потому нынче ночью поработаю его сопровождающим. Тем более что это его просьба, а не мое желание.

Данила молча уставился на меня.

— Он на самом деле отправляется с нами, — подтвердил я. — И мы едем на его машине. Ну а если тебя это не устраивает, то я домой пойду, забудусь сном, и не дай вам бог меня опять побеспокоить! Реально заморочусь, найду несколько кладов, после на эти деньги найму охотников за нечистью и закажу им все ваше семейство. Паш, в вашем мире есть наемники?

— Нечасто, но встречаются, в основном как раз ликвидаторы очень высокого класса, — заверил меня оперативник. — Берут дорого, но работу всегда доводят до конца.

— Если раньше не подыхают, — добавил Данила.

— Ты же в курсе, у них имеется профсоюз, — насмешливо поправил его Павел. — Если охотник погиб при исполнении задания, то обязательство по его выполнению возлагается именно на данную организацию.

— Хорошо, пусть будет так, — Данила нехорошо оскалился. — Но после этого ты, Хранитель, отправишься вслед за нами. Мы нелюди, верно, но, начав убивать нас, ты лишишься защиты вот этих доблестных стражей закона. Верно я говорю, мент?

— Полицейский, — поправил его Михеев. — Что до защиты и всего такого прочего — мы смотрим по ситуации. Потому, пока мы все еще не перегрызлись, предлагаю отправиться в путь — вы впереди, мы за вами. Не сомневайся, мы по дороге не смоемся. Пора пообщаться, вурдалак, пора пообщаться.

Катался оперативник, как выяснилось, на стареньком, но надежном внедорожнике, который очевидно проигрывал блестящему под светом фонарей XC90 Данилы. Впрочем, никаких выводов из этого я делать не стал, просто потому, что это мне было безразлично. Да и интересовало меня сейчас кое-что другое.

— Тебе это все зачем? — сразу же после того, как мы пристроились за автомобилем вурдалаков, осведомился я у Михеева. — Только не рассказывай мне о том, что я гражданин и имею право на защиту. Это все я сегодня уже слышал. Мне бы правду.

— Во-первых, так оно и есть, — степенно ответил Павел. — Во-вторых... Валера, прозвучит цинично, но тот дар, который тебе перепал, на самом деле встречается не так часто, и нам совершенно не хочется потерять его носителя.

— Тоже желаете, чтобы я вам клады поискал?

— Не исключено, — подтвердил Павел. — Ситуации случаются всякие, может выйти так, что надо будет в матушке-земле кое-что найти. Для дела, а не для обогащения, мы государственные служащие, нам не положено побочные заработки иметь. Но, повторюсь, жизнь на сюрпризы богата, никогда не знаешь, что она тебе приготовила.

— Вот тут даже спорить не стану, — согласился с ним я. — Но, знаешь, мне одинаково не хочется работать что на этих клыкастых, что на вас, что еще на кого бы то ни было. Просто в любом из этих случаев я все равно кем-то вроде инструмента оказываюсь, эдакий живой металлоискатель. И всем одинаково наплевать на то, что я еще и человек.

— Сгущаешь краски, Валера, — без малейшей обиды в голосе сказал Павел. — Укатали Сивку крутые горки, да? Все вокруг враги, все тебя предали, всем только одного надо... Понимаю и разделяю. Но на самом деле картина вокруг не только в черные тона раскрашена, другое дело, что ты ее целиком пока и не видишь. Некогда тебе головой вертеть, потому что приходится все время бежать — то куда-то, то от кого-то. Это нелегко, я знаю. Вот именно поэтому мы с тобой сейчас сидим в машине и едем черт знает куда. Надо дать тебе передышку для того, надо чтобы ты наконец смог остановиться и оглядеться по сторонам.

Хотел я ввернуть остроту про доброту и отзывчивость органов исполнительной власти, но не стал. Понял, что во всем мера нужна. Ну и потом — мы с Михеевым в ближайшие два-три часа так и будем плыть в одной лодке, так зачем же ее начинать сразу топить?

Да и не самый это плохой выбор в системе взаиморасчетов. Лучше для них клад найти, чем для кровососов.

Хотя самым лучшим вариантом мне представляется тот, в котором мы все вообще никогда бы не встретились. Оптимальный вариант.

Но пока переведу-ка я разговор в другую плоскость, хотя бы на время.

— Слушай, Павел, — я достал амулет из-под свитшота и показал его оперативнику, — мне твоя коллега, та, что немолода, но несомненно прекрасна так же, как и в молодости, сказала, что этот предмет как помочь может, так и навредить. Про полезные свойства мне все известно, а вот про отрицательные ничего. Ты, часом, не в курсе, что тут к чему?

— Зря насчет тети Паши иронизируешь, — заметил Михеев. — Я видел ее фотку тридцатых годов, исключительной красоты женщина была, и даже форма ее не портила. Даже, пожалуй, немного добавляла шарма. Короче, сейчас таких, как она, уже не делают.

— Никакой иронии, — немного оскорбился я. — От чистого сердца сказано. Слушай, так это сколько же ей лет, если она в тридцатых где-то служила?

— Где-то, — хмыкнул Павел. — Знал бы ты, где и с кем она служила, очень бы удивился. А лет ей... Да я не знаю, если честно. У самой спрашивать неудобно, а к ее личному делу даже наш шеф доступа не имеет, оно в закрытых архивах хранится, за семью замками. Тетя Паша в своей жизни немало покуролесила, особенно в молодые годы.

— Надо же, — проникся я. — А так и не скажешь.

Сдается мне, что ее двоюродная сестра тоже от этих забав недалеко стояла. Я всегда подозревал, что у Розалии Наумовны в прошлом много интересного имеется. Возраст возрастом, но в глазах у нее иногда такие чертики пляшут! Характер — вещь такая, особая, он или есть, или его нет. И годы бессильны над такими личностями.

— Ну а если говорить про амулет — тетя Паша права, это штука непростая, — Михеев крутанул руль, сворачивая за мигнувшей красными огоньками машиной вурдалаков, которая, судя по всему, двигалась куда-то в сторону Останкина. — Вижу я его впервые, но читал кое-что. Он завязан на своего хозяина, того, кто получил его по праву, а после подчинил своей воле при помощи заклятия или ритуала.

— По праву? — уточнил я.

— Ну честно купил, сменял, выиграл. Как вариант — снял с трупа поверженного в бою или на поединке противника. Не украл, короче.

— Ясно, — кивнул я. — А дальше что?

— Дальше все просто. Владелец может передать или продать его кому угодно, но до проведения нового ритуала слушать амулет по-прежнему будет только старого хозяина. То есть сейчас он честно тебя защищает от тех же вурдалаков, но если тот, кто его тебе дал, скажет ему этого не делать, то Данила вспорет тебе шею клыками как консервную банку, и ничто ему не помешает. А еще этот артефакт может, например, наслать на тебя кошмары или заставить увидеть то, чего на самом деле нет. Впрочем, тут все зависит от воли носителя. Если она у тебя достаточно сильна, то ничего он с тобой на ментальном уровне сделать не сможет, главное — не пропустить тот момент, когда он примется за дело.

— Тонко, — я потрогал кругляш. — Легко сказать — не пропустить момент.

— Жизнь — вообще штука непростая, — философски заметил Михеев. — Чем дольше живу, тем больше в этом убеждаюсь. И заканчивая эту тему — если есть возможность эту штуку не носить, то сними ее и убери в шкаф. Когда у амулета нет прямого контакта с носителем, то он просто кожаный кругляш и не более. Нет вещи — нет проблемы.

Если сегодня с кровососами до чего-нибудь договоримся, так и поступлю. Ай да Карл Августович! Странно, что он с меня еще денег за него не взял, прямо удивительно даже. Как видно, пожалел меня. Просто если бы я этот амулет еще и купил, то мне осталось бы только получить орден "Круглого дурака" первой степени, тот, что на розовой ленте и с завязками на спине.

— Валер, ты парень резкий, потому скажу сразу — особо на конфликт не лезь, — помолчав, произнес Павел. — Вурдалаки не самые терпимые и корректные обитатели Ночи, помни это. Они крайне мнительны, вспыльчивы и мстительны, такова их природа. То есть если дело зайдет далеко, почти каждый из них может плюнуть на возможную выгоду и попробовать тебя выпить. Само собой, я буду рядом, но лучше до подобного дело не доводить. Потому еще раз призываю тебя если не к сдержанности, то хотя бы к спокойствию. Нет, прессинговать себя давать нельзя, ставить на место этих паскудников можно и нужно, но все же не переходи к прямым оскорблениям или угрозам. И вообще, запомни: в этом мире за каждое слово потом может быть спрос. Тут не в чести невыполненные обещания или, того хуже, неисполненные клятвы. Сказал — делай. А если нет, отвечай за то, что было произнесено. А судов тут нет и адвокатов тоже, и исполнительное производство отсутствует как таковое. Ответ надо держать перед тем, кого обманул, напрямую. И всем, что у тебя есть, включая жизнь.

— Меня на этот счет уже предупреждали, и не раз, — сказал я. — Знаешь, в чем-то обитателям Ночи даже можно позавидовать.

— Согласен, — кивнул Михеев. — Иногда мне кажется, что это не они нечисть, а мы. У них все честнее как-то... Более справедливо. Мы, люди, эту прямоту утратили за ненадобностью. Она мешает удобно жить, нам соврать проще, чем сказать правду. Как с детства начинаем душой кривить, так до последних дней и продолжаем, причем в какой-то момент сами уже не понимаем, где правда, где нет. А тут такое не пройдет. Нет, они, разумеется, тоже отменные мастера мозги запорошить, не без этого. Те же ведьмы, например, так умеют все запутать, что ввек не распутаешь, но серьезную клятву и они не нарушат. Хотя, конечно, с ними всегда лучше подстраховываться и требовать, чтобы они в поручители Луну брали. Сказанное несказанным они сделать не смогут, но они мастерицы выискивать в обязательствах второе дно, которое смысл может вверх ногами перевернуть. Ты, кстати, мои слова мотай на ус, Валера, раз с одной из них связался. Так, кажется, почти приехали.

Однако неплохо эти ребята устроились, весьма неплохо. Отжать под свои нужды особнячок в Останкино, из числа тех, которые за музейными фондами числятся, дорогого стоит. Неудивительно, что им вечно денег не хватает, с таким-то размахом.

— Красиво жить не запретишь, — сообщил мне Павел, который, похоже, размышлял на ту же самую тему. — Надо будет узнать, кто им разрешение на использование данного строения выдавал. Так, из любопытства.

— Меньше знаешь — дольше живешь, — бросил Данила, расслышавший последние слова оперативника. — Народная мудрость.

— Вот не люблю я банальные фразы, а то спросил бы сейчас: "Это что, угроза?" — немедленно отреагировал Михеев. — И очень надеялся на то, что ты ответишь положительно, потому что в этом случае я мог бы сразу отрезать тебе голову.

Вурдалак расхохотался, правда, как мне показалось, немного наигранно, а я тихонько шепнул оперативнику:

— Что ты там про оскорбления и угрозы в адрес этих господ говорил? Вроде как не стоит ими увлекаться?

— Одно дело я, другое — ты, — так же тихо ответил мне Павел. — Не путай. И потом, пусть лучше агрессия будет направлена на меня, чем на тебя. Моя жизнь под охраной закона, с которым даже последний упырь со сгнившими напрочь мозгами связываться не станет. А ты, Валера, все же в зоне риска.

Что забавно, среди небольшой горстки кровососов, которые отирались у входа то ли потому, что их попросту выгнали из здания, то ли изображая из себя почетный караул, я заметил знакомое лицо. Это была та самая ночная гостья, что не так давно ломилась в мой дом.

— Зря ты меня не пустил, — поймав мой взгляд, нежно прощебетала она. — Я бы не стала тебя убивать, а просто поцеловала. А может, мы с тобой и дальше зашли бы. Ты ведь никогда не проводил ночь с мертвой женщиной? Поверь, это ни с чем несравнимое удовольствие. Ты даже не представляешь, какие оттенки страсти тебе может показать та, кто познал и жизнь, и не-жизнь.

— Интересно рассказываешь, — улыбнулся я. — Вроде бы об извращениях, но есть в подобном что-то притягательное.

— Пригласи меня в свой дом, открой дверь, и после этого твой мир никогда уже не станет прежним, — глаза вурдалачки полыхнули багровыми отсветами. — Я подарю тебе неземные ласки и... Ай!

Это Данила с размаху ударил ее по лицу, отчего голова девушки мотнулась из стороны в сторону.

— Не испытывай судьбу, Рузанна, — посоветовал он ей. — За тобой есть два промаха, третий тебе никто не простит. Выражаясь твоим языком, после него тебя будет ждать долгий и страстный поцелуй Солнца, и ты сгоришь в пламени его страсти.

Девушка что-то пискнула и спряталась за спинами крепких молодых парней, слегка оттопыренные верхние губы которых говорили о том, что они тоже давно не люди. Под ними скрывались клыки.

— Сдается мне, они все тут поклонники дамских романов, — сообщил я Павлу. — По крайней мере, диалоги прямо как оттуда.

— Тренд, — пожал плечами оперативник. — Что ты хотел? Массовая культура диктует свои законы. Им удобно быть такими, какими их желают видеть, это упрощает путь к достижению цели и обеспечивает относительную безбедность существования. Молоденькие дурочки видят в них тех, о ком читали, и сами подставляют им шеи под укус. Добровольно. Ну а мы, соответственно, ничего им предъявить в этой связи не можем. Оснований нет.

— Да-да, — с неприятной улыбкой подтвердил Данила. — Хвала сетевой литературе, она открыла нам новые горизонты. Изысканные и вечно живущие вампиры, знатоки хороших манер и утонченных наслаждений — вот наше новое лицо. В нас верят, нас любят, с нами ищут встречи.

Сдается мне, что если они не сами пишут эти романы, то как минимум финансируют их написание. А то и порталы, где подобная литература культивируется.

— А находят смерть, — в тон ему продолжил Михеев. — Ладно, хорош выпендриваться, пошли уже. Я весь день на ногах, устал как собака.

Глава семьи поджидал нас в просторной зале, освещенной только десятком свечей, расставленных по углам, да неярким пламенем, полыхавшим в камине. Он сидел за узким и длинным столом и неторопливо цедил вино из металлического бокала, как мне показалось, очень старой работы. Еще на столе стояло большое блюдо с кусками жареного мяса и пара медных чеканных кувшинов, уж не знаю с чем.

Был тот, к кому мы пожаловали в гости, невысок и лысоват, то есть совершенно не соответствовал хрестоматийному облику верховного вампира, который десятилетиями создавался в кино и литературе. Ни тебе благородных черт лица, ни величественности, ни импозантности, ни рубахи с отложным воротником. Как есть среднестатистический российский мужичок. Ему бы вместо бокала кружку пива в руку да воблу на газетке — и не отличишь от остальных.

— Не впечатлил? — осведомился у меня глава семьи, обаятельно улыбнувшись. — Верно? Не таким меня себе представляли?

— Я с вашим племенем до последнего времени вообще не общался, потому не успел себе нарисовать образ того, кто его возглавляет, — для чего была эта ложь, понятия не имею. Возможно, меня немного расстроил тот факт, что я крайне предсказуем.

В этот момент двери за нашей спиной с грохотом закрылись, заставив меня обернуться.

— Не хочу, чтобы нам мешали, — пояснил вурдалак, а после радушно махнул рукой. — Вот мясо, вот вино, угощайтесь. Перед серьезным разговором нелишним будет закусить и выпить, так еще мой отец говаривал.

Насколько я понял из того, что мне по дороге про данного типа успел рассказать Павел, папаша хозяина дома отбыл в лучший из миров почти триста лет назад. То есть господин, сидящий за столом, еще царя Петра застал, он является одним из старейших вурдалаков, известных Отделу. И не только старейших, но и умнейших, поскольку за это время ни разу не дал его сотрудникам повода для своего уничтожения. Ни одного. Его семья временами лила людскую кровь как водицу, но крайним всегда оказывался кто-то другой. Пару раз даже случалось такое, что он лично доставлял виновных к сотрудникам Отдела, как бы говоря: "Закон есть закон, и мы его чтим. Вот преступник, убейте его".

— После восьми вечера не ем, — сообщил ему я. — Это вредно для пищеварения. Потому предлагаю опустить банкетную часть и перейти к обсуждению вопроса, который меня невероятно интересует, а именно: вам от меня чего вообще надо?

— Золота, — охотно ответил вурдалак, — камней самоцветных. Можно и серебра, но мой народ не слишком его жалует. Хотя если попадется оно, то тоже заберем, почему бы и нет? Нам нужно все, до чего смогут дотянуться наши руки и ваш дар. Точнее, наоборот.

— Прямота, достойная уважения, — признал я. — Хотя по-прежнему не понимаю, с чего бы мне вам помогать? В чем мой интерес?

— Резонный вопрос, — вурдалак прильнул к бокалу, пара рубиновых капель стекла по его подбородку. — В чем? Например, клады. Мне известно, где лежит дюжина старых больших захоронок и с полсотни мелких. Я не могу до них добраться, они не дадутся ни в мои руки, ни в руки тех, кто мне служит, но вы... Вы возьмете их, и каждый из нас останется в хорошем плюсе. Опять же безопасность. Друг мой, если мы поладим, то все ваши проблемы станут моими. Разве покой и благосостояние не стоят того короткого времени, что вы уделите моей семье?

— Ну пока все текущие проблемы мне создают исключительно ваши слуги, — заметил я. — То одна припрется на балкон, то другой. Вон вчера вообще обещали одну мою приятельницу осушить, если я сговорчивей не стану, что, на мой взгляд, совсем все границы переходит. А больше мне никто не докучает.

— Это пока, — парировал вурдалак. — Скоро многие узнают, что в город вернулся Хранитель кладов, и тогда жизнь ваша станет куда хлопотней. Но если эти многие услышат и то, что за вами стоит семья князя Ростогцева, то поверьте, они призадумаются, стоит ли овчинка выделки.

Не врет, он на самом деле князь, и про это Павел упоминал. Кстати, интересно, а почему он мне в самом начале беседы не представился?

— Что до других охотников на старые сокровища, вот тот, кто позаботится о моей безопасности, — я показал на Павла. — Он есть Закон. Мы же не на фронтире живем, не в бандитской среде, а в государстве, которое гарантирует своим гражданам защиту.

— Днем — да, — без тени улыбки заявил вурдалак. — А ночью? Ночь — наше время, в ней закон — мы.

— В самом деле? — деланно изумился Михеев. — Вот не знал.

— Дьяк, я не раз сталкивался с тебе подобными, — вурдалак оперся ладонями о стол и привстал. — Все они давно сгнили в земле, а я, Михаил Ростогцев, стою перед тобой. Подумай, стоит ли становиться помехой моим планам?

— Ты напугать меня решил, что ли? — усмехнулся оперативник. — Ну-ну! И хотелось бы подробностей о тех, кто сгнил в земле. Я читал архивные записи, лет эдак сто пятьдесят назад тебя подозревали в убийстве одного из моих коллег, причем тогда ты как-то умудрился выскользнуть из рук правосудия, а дело закрыли за недоказанностью. Может, покаешься, расскажешь о том, как оно тогда все вышло?

— Поражаюсь я людской глупости, — раздвинул губы в улыбке немертвый, показав свои клыки, куда большие, чем у его слуг. — Ведь все можно миром решить, полюбовно, без никому не нужного драматизма. Но нет, вам такой вариант не подходит, вы...

Грохнула дверь, в залу влетел Данила, который, похоже, стоял около нее с той стороны. То ли охранял наш покой, то ли подслушивал — уж не знаю, что вернее. Он распластался на полу, и тот, кто вошел в зал через распахнутые двери, попросту перешагнул через него.

— Михаил, я, мягко говоря, удивлен, — немного укоризненно сообщил вурдалаку Карл Августович, как только приблизился к столу. — По какому праву ты похитил этого молодого человека? Кто тебе позволил это сделать? Да, добрый вечер, господа, прощу прощения, что сразу вас не поприветствовал. Просто мое возмущение не знает границ!

— Хотел бы я знать, кто мне запретит делать то, что хочется? — оскалил клыки князь. — И еще, Хранителя кладов никто не похищал. Он прибыл сюда доброй волей.

— Это так? — глянул на меня Шлюндт. — Он говорит правду?

— Когда возникает вопрос, его надо решать, — отозвался я. — Мне представилась такая возможность, я ее использовал.

— По-моему, я сказал тебе, что сам займусь данной проблемой, — укоризненно произнес антиквар. — Или ты счел мои слова пустой болтовней? Так знай, что я никогда не даю ложных обещаний.

Вурдалак расхохотался, его поддержал Михеев, и даже Данила у дверей тихонько подхрюкивал.

— Вам весело? — черты лица Шлюндта, до того старчески-мягкие, вдруг изменились, теперь перед нами стоял не чудаковатый дедушка в чуть мятом костюме и забавной шляпе, а боец, пусть и немолодой, но все еще смертельно опасный для своих противников. — Хорошо, смейтесь. Главное, помните, что за смехом всегда следуют слезы, таков закон бытия.

— Мы не над вами, — вурдалак мигом перестал хохотать, а его подручный покинул залу, снова притворив за собой двери. — Просто ситуация вышла потешная, вот и...

— Что ты ему пообещал? — не обращая внимания на слова хозяина дома, поинтересовался у меня антиквар.

— Ничего, — отозвался я. — Говорю ведь — просто хотел объяснить этому господину, что не надо меня донимать своими предложениями. А господин Михеев любезно согласился выступить гарантом того, что никто никому тут не навредит.

— Господин Михеев — большой мастер в подобных вопросах, — нехорошо глянул на оперативника Шлюндт. — Как и его коллеги, как ныне живущие, так и давно покинувшие земную юдоль. Они всегда рады всем помочь, причем совершенно безвозмездно, а после снять пенки со всех горшков. Не так ли, Павел Павлович?

— Не так, — равнодушно ответил ему оперативник. — К тому же всем в Ночи давно известно, что самый большой мастер по этой части именно вы, Карл Августович. Куда нам до вас? Валерий прав — я тут только для того, чтобы он мог без опасений объясниться с тем, кто мешает ему жить. Теперь, выходит, даже не с тем, а с теми. Впрочем, может, оно и к лучшему.

— И еще спорный вопрос, что лучше — наша прямота или ваши византийские методы, — добавил вурдалак. — Мы хотя бы...

Бум-м-м-м! Снова грохнули двери, в залу опять влетел Данила, правда, на этот раз куртка на нем была изрядно разодрана.

— Что еще? — рявкнул князь Ростогцев, опять вскакивая на ноги, а после просто-таки по-змеиному прошипел: — Ты?

И правда, на огонек пожаловал еще один гость, как видно, совсем уж незваный.

Глава двадцатая

— А это кто? — спросил я у Павла, с любопытством рассматривая того, кто вызвал у хозяина дома такую реакцию. — Ты не в курсе?

Был нежданный визитер высок, строен, хорошо сложен, а пущей импозантности ему добавляли седые волосы, собранные сзади в конский хвост. Короче, мечта румяной домохозяйки, отправившейся в одиночку на не самый дорогой курорт.

— Это Арвид, — вместо оперативника ответ дал антиквар, причем говорил он на грани слышимости. — Глава семьи Ленц, одной из самых влиятельных в Москве. Он всегда и везде любит быть первым, есть у него такой пунктик. А тут, экая досада, опоздал. Должно быть, сильно расстроился из-за этого.

— И почему мне кажется, что его появление тут неслучайно? — задумчиво глянул на Шлюндта Михеев.

— Понятия не имею, — равнодушно отозвался тот. — Я сторонник формул, фактов и цифр, предсказания не по моей части. Сходи к цыганам, это их промысел.

Впрочем, я их особо не слушал, поскольку куда интереснее было наблюдать за главами вурдалачьих семейств.

— Я не звал тебя в мой дом, — рыкнул Михаил, подходя к улыбающемуся собрату. — По какому праву ты сюда заявился?

— Дом твой, но тот, кто в нем сейчас находится, тебе не принадлежит, — ответил ему Арвид. — Он нужен всем нам, и ты не вправе присваивать его.

— В Поконе ничего такого нет, а значит, закон не нарушен. — Михаил наклонил голову так, будто собирался боднуть противника. — Все, что не запрещено, разрешено. И уж точно меня не волнует то, что ты подумаешь на этот счет. Ты никто. Почему меня должны волновать соображения пустого места?

— Помнится, лет двадцать тому назад на последней большой встрече глав семей ты пел другие песни, — презрительно сморщил аристократический нос с горбинкой Арвид. — А теперь, гляжу, осмелел!

Кстати, он больше был похож на предводителя вампиров. В хрестоматийном смысле, имеется в виду. Но он мне не нравился точно так же, как и его собрат.

— Убирайся, — очень тихо посоветовал собеседнику Михаил. — Разговор не закончен, но сейчас для него не время и не место.

— Отчего же не уйти? — покладисто согласился с ним Арвид. — Как только мы урегулируем вопрос с тем, кто и как будет пользоваться услугами Хранителя кладов, я немедленно удалюсь. А если я сделаю это вместе с означенным господином, то выиграют все.

И вот тут я расхохотался. Нет, мне правда стало смешно, потому никакого наигрыша, никакой истерики в помине не имелось.

— Ох! — отсмеявшись, я вытер слезинку, выступившую в уголке глаза. — А вы график составьте, ребята. Понедельник, вторник, исходящие линии получения доходности, нисходящие. Еще можно нормативы выкапывания кладов установить. Этот, как его... Ну, нам еще в школе рассказывали... А, вот! Вы переходящий вымпел "Лучший вурдалак-кладоискатель" учредите. И под Новый год на корпоративе его самой успешной семье вручайте.

— Дерзко, — заметил Арвид. — Михаил, ты не объяснил ему правила игры? И то, что не ко времени сказанная резкость чаще всего ведет к потере языка?

— Он умнее, чем ты, — вступил в беседу Карл Августович. — И понимает, что в данном случае угрозы и демонстрация силы не помощь, а помеха. Ты застрял в прошлом, Арвид, и если в самом скором времени это не осознаешь, то лишишься будущего.

— Услышано, вурдалак, — подал голос и Павел. — И зафиксировано. Случись что с Хранителем кладов — ты будешь первым, кого мы вытащим за ушко на солнышко. В буквальном смысле.

— Если ты думаешь, Хранитель, что они заботятся о тебе, то ты ошибаешься, — сообщил мне Арвид. — Они защищают свои инвестиции.

— Нас посетил Капитан Очевидность собственной персоной! — фыркнул я. — А то мне непонятно, что здесь происходит большая собачья свадьба. И поверь, мне это не очень-то нравится, просто случая вставить слово в беседу и объяснить, что я ничего делать для них и не собираюсь, все никак представится. Причем даже не из принципа, а исключительно из личной вредности. Шиш вам, а не клады, дорогие друзья! А тебе, братишка, шиш в квадрате за редкостную наглость.

— Хорошо подумал? — уточнил Арвид, выслушав меня.

— Павел, а прямо сейчас этого супермачо убить нельзя? — поинтересовался я у оперативника. — Спишем все на то, что он представлял опасность для моей жизни и ты был вынужден действовать по обстоятельствам. Остальные, полагаю, с радостью это подтвердят.

— Я даже придержать его могу, — с готовностью предложил Михаил. — Нет проблем. Убить — нет, главы семей выясняют отношения только на заранее оговоренных поединках, а вот придержать — запросто. Поконом такое разрешено. Вернее, не предусмотрено.

Да этот Покон, похоже, предусматривает правила поведения для всех, кого только можно. Добыть бы его где-то, почитать. Полезная книга, на многое мне может глаза открыть.

— Ты только что обрел врага, Хранитель кладов, — торжественно заявил мне Арвид. — Ты совершил ошибку, которая будет стоить тебе жизни.

— Думаю, мои слова были тобой услышаны, — деловито заявил Михеев. — И ответишь в этом случае не только ты, а вся семья. И, пожалуй, не только твоя. Всех вас вырежем, под "ноль".

— Силы свои не переоценил? — оскалился вурдалак, моментально потеряв благообразность и став похожим на хищника, загнанного в угол. — Или ты думаешь, ваша кровь чем-то от другой людской отличается? Или вам по пять жизней каждому отведено?

— Вы живете в нашей тени, — и не подумал пугаться оперативник. — И только до той поры, пока не переходите границы дозволенного. Рискни громко заявить о себе — и начнется большая охота, которую ни моя смерть, ни смерть моих коллег не остановит. Ты забыл, почему ваше племя добрых два десятка лет нашу страну стороной огибало? Забыл, как вас травили, словно паразитов, после ленинградской резни?

— Если он забыл, то я точно помню, — поежился Михаил. — Мои дети к ней были непричастны, но и нам тогда перепало будь здоров. Сам еле успел ноги через румынскую границу унести.

— От себя добавлю: случись непоправимое — тоже не останусь в стороне. И даже если кое-кто успеет улизнуть из страны, то это ничего не изменит, — добавил антиквар, не сводя глаз с Арвида. — Я скуповат, это известно всем, но здесь можно и мошной тряхнуть. Дело-то благое.

Прямо как отпевают меня. Заживо. Похоже, перегнул я палку, надо ситуацию выправлять, причем так, чтобы это не выглядело прогибом, и желательно с определенной выгодой для себя.

Тем временем седой вурдалак молча развернулся и направился к дверям.

— Арвид, постой, — окликнул я его. — Мы еще не договорили.

— В самом деле? — изумился Карл Августович. — Неожиданно!

Улыбка на губах главы семьи Линц мне очень не понравилась, видимо, он решил, что я все же струхнул.

— Значит, так, господа, — я поднялся из-за стола и вышел на центр залы. — Сразу скажу — не собираюсь становиться персональной собственностью кого-то из вас. Не в курсе, как обстояло с этим дело у моих предшественников, какие есть на данный счет традиции, уложения и порядки и даже как это все увязывается с Поконом. Не знаю да и знать не желаю. Зато точно знаю, что делать хочу, а чего нет. Становиться бобиком, который будет таскать своему хозяину или хозяевам в зубах золотые косточки, не буду, и это мое последнее слово. Усвойте это как "отче наш".

— Неудачное пожелание, — хохотнул Павел. — Я о твоих последних словах. Нашел кому такое советовать!

— Ну да, — согласился с ним я. — Впрочем, неважно. Смысл от этого не меняется. И не только сами это усвойте, но и собратьям объясните, особенно вы двое. Есть у меня подозрение, что вы первые, но не последние, кто желает меня попользовать в своих целях. Слово даю: если хоть один кровосос еще ко мне на балкон или к подъезду заявится, я на самом деле начну изыскивать средства защиты от назойливых гостей. Здесь Москва, господа вурдалаки, за деньги можно купить что угодно. А деньги я найду, это теперь моя профессия. Не исключено, что я в этой драке сдохну, но тогда и вам точно ничего не обломится.

— Мы снова слышим угрозы, — молвил Арвид. — Ты за этим меня остановил? Если да, ты глупее, чем мне сначала показалось.

— Не только, — покачал головой я. — Штука в том, что у меня есть свои маленькие увлечения, и они связаны с поиском кое-каких редкостей из прошлого, дошедших до наших дней. Время от времени мне может пригодиться помощь кого-то из вас, и вот за нее я готов платить. Честно платить, сполна. Угрозы никогда ни к чему, кроме междоусобицы, не ведут, зато взаимовыгодные уступки есть начало сотрудничества. Если вас устроит такой расклад, то мы договорились. И сразу: все операции будут происходить без какой-либо уголовщины, поскольку интересы господина Михеева я также собираюсь учитывать. Я чту законы — и ваши, и не ваши.

— Я за, — сразу же заявил антиквар. — Собственно, мы уже партнеры. Не так ли, друг мой?

— Абсолютно, — подтвердил я.

— Одно условие, — Арвид переглянулся с Михаилом так, что мне подумалось о некой ментальной связи между ними. — Этот договор заключается только с теми, кто присутствует в данном помещении в данный момент. Ни к чему увеличивать количество тех, кто в нем участвует. Если так, то я в деле.

— С остальными семьями разбирайтесь сами, — тут же отозвался я. — Но, повторюсь, никакого прессинга в мой адрес с их стороны последовать не должно. Если меня или моих близких начнут донимать, то все договоренности будут разорваны. С вами двумя разорваны, интересы господина Шлюндта в этом случае не пострадают, про Отдел я и не говорю.

— Услышано, — промолвил Михаил. — Это наши проблемы, мы их решим. Но хотелось чуть больше подробностей.

— Дайте мне ваши визитки, — попросил я. — И когда появится предмет, который меня интересует, каждому из вас будет отправлен рисунок с его изображением. На электронную почту отправлен, причем одновременно. Тот, кто первым сможет меня на него вывести, — победитель тендера. Награда — помощь в поисках одного клада, либо по координатам, которые у победителя есть, либо вовсе неизвестного, но тут уже гарантий на большой куш я не дам. Что-то да найдем, конечно, но время поисков, объем сокровища и его состав заранее я предсказать не смогу. Да, и, разумеется, с каждого клада я буду иметь свой процент. Услуга услугой, гонорар гонораром.

— Алчен ты, человек, — усмехнулся Арвид. — Не то что твои предшественники.

— Времена волчьи, и нравы не лучше, — парировал я. — Других предложений не последует, либо соглашайся, либо уходи.

— Повторюсь: меня все устраивает, — безоблачно улыбнулся Карл Августович. — Разумные условия. Правда, с электронной почтой я не очень дружу, но у меня есть секретарь, он поможет.

— Подтверждаю свое согласие, — заявил Михаил. — Что до наших собратьев, повторюсь — этот вопрос я решу.

— Мы решим, — поморщился Арвид. — Я тоже в игре. Но помни, Хранитель: условия прозвучали, теперь мы все связаны одной цепью. Нам не нужны бумаги и подписи, нам достаточно слова.

— У меня в этом всем свой интерес, так что юлить смысла нет. Более того, прошу господина Михеева стать гарантом нашей сделки. Кто лучше законника проследит за исполнением условий? Ну а я в качестве благодарности и при очень большой необходимости всегда помогу его организации. На добровольных основаниях.

— Но за процент? — хмыкнув, уточнил Павел.

— Само собой, — рассмеялся я. — Даром и прыщ на попе не вскочит. Да, вот еще что. Я сплю с одной ведьмой, зовут ее Стелла Воронецкая. Она, конечно, изрядная заноза и вечно лезет туда, куда не следует, но я к ней привык. Не исключено, что она будет ошиваться где-то рядом во время поисков кладов. Примите это как данность.

— Ведьма, — поморщился Арвид, причем Михаил одновременно с ним поступил так же. — Терпеть не могу их племя.

— Ну, ничего не поделаешь, — развел я руки в стороны. — Вот такие у меня вкусы. Очень уж эти бесовки в постели хороши, простым женщинам сто очков вперед могут дать!

— Да ты сегодня жжешь, Хранитель, — на лице Михеева появилась ехидная улыбка. — Что не фраза, то двусмысленность.

Собственно, на этой развеселой ноте мы и договорились. Никто не умер, никто ни на кого в открытую не затаил зуб — считай, обошлось.

За разговорами, обсуждением ряда деталей сделки и последующей трапезой время пролетело незаметно, потому когда мы вышли из дома, то увидели, что небо начало светлеть. Приближалось утро.

— Прыгай в машину, — подавив зевок, велел мне Михеев. — Отвезу тебя и на работу поеду. Домой возвращаться смысла нет.

— Езжайте сразу, — посоветовал ему антиквар. — Валерия отвезут мои помощники, благо нам по дороге.

— Да? — Павел глянул на меня. — Ты не против?

— С чего бы? — пожал плечами я. — Спасибо за помощь. И вообще, рад нашему знакомству. Еще вот что — Павле Никитичне поклон передай, если не в труд.

— И от меня тоже, — глаза Шлюндта странно сверкнули. — Не уверен, что она этому привету обрадуется, зато вы узнаете несколько новых ругательств.

— Забавно будет послушать, — фыркнул Павел и открыл дверь своей машины.

Против моих ожиданий антиквар не стал пускаться в пространные беседы или анализировать события минувшей ночи. Он молчал всю дорогу и, только выходя у своего дома, произнес:

— Хорошее решение, Валерий. Разумное. Но только на текущий момент.

И все. Больше ничего не сказал. Даже за Стеллу, которую терпеть не мог, меня не стал критиковать.

Стелла. Она в самом деле несносна в части поведения, на редкость меркантильна, резка в суждениях и выводах, но на фоне моих нынешних собеседников выглядит если не ангелом, то уж точно не бесом. По крайней мере, до осени она не планирует вцепиться мне в глотку.

Машина, за рулем которой традиционно находился Антон, тем временем двигалась по довольно странному маршруту, по всему выходило, что мы направляемся в сторону МКАДа. Утро, Москва пустая, зачем нам это нужно? По городу быстрее выйдет меня доставить.

— Ребята, а мы куда едем? — задал я резонный вопрос. — Мой дом в другой стороне.

— Мы-то? — повернулся ко мне Виталий. — Мы едем куда надо.

После он мне подмигнул, а следом за этим вдруг выключили весь белый свет.

— Виталя, вот зачем наглухо его вырубать? Как-то полегче надо было!

Согласен с Антоном. Перегнул палку твой приятель, ой перегнул. В башке боль, в ушах шум, тело как ватное. Это чем же он так меня? Точно не кулаком. Ох, как хреново-то!

— Все, очухался, — вступил в разговор Виталий. — Вон, ресницы дрожат. Открывай глаза, спящая царевна, общаться станем.

— Пять сек, — попросил я его, привставая, ощущая, что язык во рту ворочается с трудом. — Поблюю — и пообщаемся.

Вхолостую мясо в гостях ел и вино пил. Все на траве оказалось.

Кстати, мы находились в лесу. Не в глухом, рядом с шоссе, поскольку было слышно, как где-то совсем рядом шумели машины, но тем не менее.

— Ну и? — вытерев губы, спросил я у парочки, стоящей рядом. — Вам это все зачем? В смысле статья за похищение человека, опала у работодателя... Беды теперь не оберетесь.

— Надоел нам работодатель, — не стал чиниться Антон. — Он бабки гребет лопатой, а мы... Ну, не бедствуем, понятно, но все равно надоело. К тому же теперь события совсем веселые пошли, того и гляди либо глотку разорвут, либо какая другая дрянь случится. И все за те же деньги. Оно нам надо? Так что правильно тогда твоя подружка нам сказала: надо дело делать, раз масть пошла. Ты вон тогда пару часов походил по дому — и чемодан денег получил, а хозяин наш наверняка раз в десять больше. Этот змей если кого не надует, так потом уснуть не сможет. А еще...

— Короче, давай сделай и нас чутка побогаче, тогда с тобой ничего не произойдет, — перебил напарника Виталий. — Ты нам золотишко, а мы тебя живым и здоровым отпустим. В город не поедем, врать не стану, нам надо куда подальше отсюда смыться, пока хозяин не понял, что к чему, но в лесу или там еще где не бросим, до шоссейки довезем. Ну а в полицию ты и сам не пойдешь, оно тебе ни к чему.

Во-первых, врут. Не отпустят. Я таких, как они, знаю, прикопают меня там же, где получат желаемое. Возможно, пожалеют меня перед тем, как прикончить, и даже извинятся, но это слабое утешение.

Во-вторых, Стелла — стерва, а я дурак. Даже дважды дурак. Успокоился и поверил, что она до осени угомонилась, — это раз. Деньгами тогда у банка светанул — это два. Так что в своих текущих бедах я сам виноват.

Но как она меня сделала, а? Красиво, приходится это признать. И к ней теперь никаких претензий быть не может. Она просто сказала нужные слова в нужное время, вот и все. Предупреждал же меня лесной дедушка, предупреждал! Мол, смотри в оба, она может так ситуацию смоделировать, что ты умрешь не из-за нее, а она из-под Полозова проклятия благодаря этому выскочит.

Если выберусь из этой передряги живым, разорюсь и куплю ей бутылку "Cuvée Perle d"Ayala" за науку. А потом удавлю!

Но это все потом. Сейчас надо как-то выпутываться.

— Знаю, что прозвучит банально, но все равно скажу, — я прислонился спиной к машине, ощущая, что из ног уходят противная слабость и дрожь. — Ребята, ну ведь плохая идея. Все равно вас будут искать. Опять же, о семьях подумайте. Карл Августович, несмотря на свои манеры, как мне думается, далек от идей христианского всепрощения.

— Нет у нас семей, — безразлично ответил мне Антон. — Мы детдомовские. У нас вообще ничего нет, даже квартира — и та съемная. Ну да, какие-то вещички там остались, да и черт с ними, новые купим. Полиция нам тоже не страшна, надо еще доказать, что ты в нашей машине ехал. Или не вышел сразу после хозяина.

— Для начала нас надо найти, — поправил его приятель. — А прятаться мы умеем. Верст через триста эту "лайбу" сбросим, чтобы по "маячку" не засекли, возьмем новую — и ищи нас на просторах страны. Отсидимся годик за Уральским хребтом, а после свалим в края потеплее с новыми именами и фамилиями. А тебя тем временем в пропавшие без вести переведут, если не сделаешь то, о чем мы тебя просим. Что до хозяина... Он про тебя, Валера, еще быстрее забудет. Для него люди — разменная монета, уж поверь. Нет, он-то как раз нас будет искать по полной, чтобы наказать, но не за тебя, а за то, что не по его воле поступили. Но он не господь бог, так что и тут мы выскользнем. Так что не дури, найди нам захоронку побогаче и живи себе дальше, а мы своим путем пойдем.

— Все так и есть. Ты же это можешь, — поддержал напарника Антон. — Сам же тогда в усадьбе говорил, что два клада нашел. Где два, там и третий.

Язык мой — враг мой. Права народная мудрость.

— Ребята, нет в старом золоте ничего хорошего, — еще раз попытался отговорить эту парочку я. — Поверьте, добром для вас это не кончится.

— Возможно, — согласился со мной Виталий и достал из кармана спортивной куртки витой шнурок. — Но если не выполнишь то, что мы велим, то у тебя неприятности начнутся куда раньше, чем у нас.

Ловок оказался, стервец, я даже не уловил то движение, которым он пробил мне в солнечное сплетение. От удара я согнулся, а разогнулся уже по его воле и со шнуром, затянутым на шее.

Впрочем, рефлексы, отключившиеся было после удара по голове, более-менее вернулись, тело сработало на автомате, выполняя то, что когда-то в него вколачивали на тех тренировках, на которые меня поначалу чуть ли не силком таскал отец. Я со всего маха наступил на ногу Виталия, тот дернулся и следом получил моим затылком по носу, а локтем в живот. Все, как учили, сделал, тренер, наверное, мог бы мной гордиться.

Шнур соскользнул с шеи, мне оставалось только вырубить Антона и...

И все. Антон не стал ждать, пока я его вырублю, он достал пистолет и направил его на меня.

— Просто защищался, — выставил я ладони перед собой, понимая, что теперь, увы, у меня остался только один путь. Не самый приятный, но выбора нет. — Натуру не изменишь!

— Скотина! — шмыгнув носом, Виталий со всего маха врезал мне по почкам, а после того, как я бахнулся от боли на колени, еще и ногой добавил. — Б...ь, весь кровью из-за тебя перемазался!

— Короче, — холодно произнес Антон, — Валер, решай уже. Если нет, так мы тебя здесь кончим, а после утопим. Вон там, за деревьями, имеется то ли маленький пруд, то ли большая лужа, ты в ней отлично поместишься. Думаю, ты недели две-три пролежишь, пока тебя найдут, а то и дольше. Если да, то говори, куда мы едем. Но сразу предупреждаю: если часов до четырех дня мы не станем счастливыми обладателями кучи золота, то для тебя все закончится очень плохо. Мы не звери, нам убивать не в радость, но по-другому никак.

— И если какой фокус задумал, то имей в виду — я лично тебя грохну, — вытирая лицо клетчатым платком, проворчал Виталий. — Нам терять нечего.

— Хрен с вами, — я поднялся на ноги. — Мы сейчас вообще где?

— "Минка", тридцать шестой километр, — отозвался Антон.

Вот и не верь в судьбу. Все против вас, ребята, только вы еще об этом не догадываетесь. И не догадаетесь — не успеете.

— Есть тут у меня одно местечко... — с неохотой проговорил я. — Закурить дайте.

— На, — Антон протянул мне пачку "Винстона", а после щелкнул зажигалкой. — Травись. Что за местечко?

— Там часто "копщики" бывают, роют поляну, монеты ищут, — я затянулся сигаретой. — Ну и меня туда с приятелями занесло. Ох, я и ржал тогда! Куча народу какие-то медяки на поляне поднимает, а недалеко в лесу котел с золотыми империалами и украшениями зарыт. Просто туда никто не доходит, понимаете? Я его тогда выкапывать не стал, потому что не один был. И делиться пришлось бы, да и зачем лишние свидетели в таком деле?

— А теперь тебе этот клад жизнь спас, — бодро заявил Антон. — Если не врешь, конечно.

— Смысл? — выпустил я дымок. — Неохота мне в луже плавать, ребята. Не та это смерть, о которой мечтается.

Что пакостно — после того как я на карте показал им, куда нам ехать, они запихали меня в багажник, предварительно связав руки тем же самым шнуром. Причем крепко, я даже стал опасаться, что кровоток нарушится, про что-то такое я в детстве читал.

Но их можно понять, камеры-то везде понатыканы сейчас, а тонировки на окнах нет. Зачем им палиться? Мало того, они и ехали неторопливо, чтобы, не дай бог, их гайцы не остановили. Все-таки страшновато этой парочке, выходит, не такие уж у них и крепкие нервы.

Поляна была пуста. Даже не знаю, хорошо это или нет? С одной стороны, хорошо, все, что должно случиться, случится. С другой... Хотя ничего бы не изменилось. Или, того хуже, жертв стало бы больше и они легли бы на мою совесть. Этих двоих мне не жаль, они сами выбрали свою судьбу, а простые ребята-поисковики тут точно ни при чем.

— Ну, — Антона ощутимо потряхивало, как видно, проснулся в нем азарт, помноженный на жадность, — мы верно приехали? Куда идти?

— Верно, верно, — я огляделся. — О, "ямщики" недавно тут побывали. Вот ведь свиньи какие!

На поляне, которая в прошлый раз была ровная, как стол, красовалось два десятка свежих раскопов.

— Не беси меня, — попросил Виталий. — А то опять получишь по рогам!

— Да не нервничайте вы, — я помассировал запястья. — Лопата-то у вас есть, господа кладоискатели?

Инструмент нашелся, и я, поманив их за собой, направился к деревьям.

— Не вздумай бежать, — за спиной щелкнул затвор пистолета. — Я КМС по стрельбе, Валера, потому точно успею попасть в тебя до того, как ты в лес смоешься.

— Да не побегу, не психуй, — вздохнул я. — Ребята, может, все же заднего дадим? В последний раз советую.

— Ты меня достал! — Виталий крепко саданул мне кулаком в спину так, что я чуть в березу не врезался. — Где копать?

— Почти пришли, — пробормотал я, вертя головой. — Вон там.

— Хранитель! — чуть не оглушил меня знакомый до боли рев, а чуть позже из-под земли взметнулась вверх огромная лошадиная голова. — Вернулся!

— Вернулся, — беззвучно ответил я ей. — Что, все сидишь тут, скучаешь?

Голова раззявила рот, показав мне огромные зубы, а после лязгнула ими, таким образом подтвердив мои слова.

— Чего застыл? — начал выходить из себя и Антон. — Слушай, мое терпение кончается.

— Все еще хочешь на волю? — спросил я у призрачной твари, не обращая внимания на охранника антиквара. — Если да, отдаю тебе этих людей. Забирай, они твои. Ну а клад мой, как договаривались.

Звук, который издала душа клада, описать невозможно. Тут смешались и ржание, и нечеловеческий хохот, и еще что-то, совсем уж непонятное. А следом за этим конская голова, разросшаяся до огромных размеров, нависла над Антоном, раззявила рот и заглотила его целиком.

Зрелище, признаться, было жутковатое. Охранника антиквара словно гвоздем с головы до пят пробило, он вытянулся как струна, застыл, подобно статуе, а после его глаза вдруг заполнились краснотой.

Ну а затем он закричал, тоненько, как ребенок. И такая боль была в этом вопле, такое страдание, что мне его даже жалко стало на мгновение. Что уж говорить про Виталия, который бросился к другу, вопя что-то на ходу.

В этот момент я и шагнул в сторонку, туда, где росла высокая сдвоенная береза. Потом еще дальше, еще, и когда Виталий, поняв, что с Антоном происходит что-то совсем неладное, обернулся с криком:

— Что ты творишь, мразь?! — то меня он уже не увидел.

Собственно, пока он орал, его друг благополучно покинул этот мир, мешком осев на землю.

— Антоха! — снова бросился к нему Виталий. — Брат, ты чего?

Дурак, право слово. Столько времени провести близ Шлюндта, наверняка много разного всякого увидеть и в данный момент не понять, что теперь надо не покойника теребить, а ноги делать, — это, знаете ли...

Кстати, Виталий оказался покрепче приятеля. Он не видел, кто его убивает, но добросовестно разрядил половину обоймы в белый свет, как в копеечку, причем одна пуля вжикнула где-то совсем рядом со мной. Он даже успел проорать матерную тираду, но после все равно захрипел от боли, несколько раз выгнулся, упав на землю, и на том завершил свой земной путь.

— Клад твой, Хранитель! — проорала лошадь, которую я, как ни вглядывался, увидеть уже не смог. — Свобода!

Что-то слегка грохнуло, с деревьев слетел десяток листков, ветерок донес до меня запах озона, а после я ощутил, что, кроме меня и двух трупов, здесь никого больше нет.

Вот, кстати, еще одна проблема. С телами мне что делать? Эти двое не боялись полиции, а мне разбирательства с ней совершенно не нужны. А они будут, причем непременно. И добро, если только с обычной, это полбеды, тут можно пойти по схеме покойничков — мол, я выскочил у Новодевичьего, а куда они дальше поехали, понятия не имею. Но Павел-то видел, с кем я уезжал, он до правды докопается. Ну да, самооборона, но у этих ребят из Отдела, насколько я понял, закон что дышло, как повернул, так и вышло.

— Отпустил, стало быть, кобылу клятую? — прошелестел сзади негромкий голос. — Вот спасибо тебе! Так она мне надоела!

Лесовик. Точно, лесовик. Чем-то неуловимо похожий на дядю Фому, только на этом красуется зеленая куртка с нашивками и надписью "Стройотряд 344-Ж", и вместо кепки на голове замызганная бейсболка с эмблемой "Калгари Флэймс".

— Ну да, отпустил, — я в пояс поклонился старичку. — Здравствуй, Лесной Хозяин. Прости, что пришел в твой дом без спросу и без подарков. Некогда купить было, эти двое меня против воли с собой потащили.

— Так ты и есть, стало быть, Хранитель кладов? Тебя Великий Полоз своей меткой одарил? — было заметно, что старичку моя вежливость понравилась. — От Фомы малиновка прилетала, весточку о тебе в клюве приносила.

— Так и есть, — я оттянул воротник худи, показав лесовику двух змеек на груди. — Если будете дяде Фоме ответ пересылать, от меня привет передавайте. Его советы мне сильно помогли.

— Тот, кто служит Великому Полозу, в моем лесу всегда найдет и защиту, и пристанище, — с достоинством произнес лесовик.

— Перво-наперво мне бы знать, как к вам обращаться, — сказал я. — Не дело что-то просить, не узнав имени.

— Зови дядей Егором, — поправил бейсболку лесовик, а после протопал к телам. — Худые люди были?

Хотел было сказать "не толстые", но после понял, что он имеет в виду.

— Не то слово. Хотели золото забрать, а меня убить.

— Так на то ты и Хранитель кладов, — бодро заявил дядя Егор. — Тех, кто тебя убить захочет, завсегда будет больше, чем тех, кто руку протянет. Особливо среди людей.

— Есть такое, — вздохнул я. — Но это ладно. Что мне теперь с этими двумя делать, в ум не возьму. Закопать, что ли?

— Тела прибрать? Велика важность, — отмахнулся от меня дядя Егор. — Сейчас мурашей да иную живность призову, они от них к полудню одни костяки оставят. А те кроты по норам растащат, так что и следа не останется. Но вот железки разные да повозка, что на поляне стоит, — с ними никак не пособлю. Это ты сам как-то решай.

— Ого! — обрадовался я. — Главное — тела, с остальным проще.

Собственно, вопрос-то решился. Затереть в машине свои отпечатки да снять видеорегистратор от греха — и все. Эти идиоты сами меня в багажник запихали, так что ни одна камера ничего не покажет. А чего их сюда потянуло, с какого перепуга — пойди разберись.

Вот тоже интересно, а куда мой металлоискатель делся? Я же его так и не забрал, не успел. Ладно, это потом можно выяснить, сейчас других дел хватает.

Например, тела обобрать. Стволы, ремни, ключи, смартфоны...

Когда я вернулся с поляны к дяде Егору, то застал интереснейшую картину: он, сидя на пеньке, с деловитым видом раздавал указания муравьям, каким-то мелким грызунам и трем кротам, которые высунули свои слепые морды из свежих раскопов, причем вся эта фауна его внимательнейшим образом слушала. Зрелище, конечно, из тех, после которых в психушку отправляют. Я много чего повидал за последнее время, но все равно впечатляет.

Мешать я им не стал, извлек из рюкзака пакет, который всегда у меня лежит в одном из отделений, и, морщась от брезгливости, начал обирать тела.

Жалко ли мне было эту парочку? Нет. Я давал им возможность все вернуть в первоначальное состояние, отговаривал как мог, но они упорно шли к своей смерти. Что я еще мог сделать? Умереть ради того, чтобы они жили дальше? Вот уж нет. К тому же, если бы я не сделал то, что сделал, сейчас под этим деревом лежало бы мое тело, надежно забросанное землей.

И это не оправдание себя в своих же глазах. Это правда. Неприглядная, но правда. И хороший урок на будущее.

Ну а счет к Стелле теперь изрядно увеличился. На мою душу лег ее грех.

— Все, — я подошел к дяде Егору, убирая пакет в рюкзак. — Можно начинать.

Тот шевельнул пальцем, и тут же из леса потянулись колонны муравьев, а следом за ними поскакали мелкие зверюшки. Те, которые слушали инструктаж, похоже, были кем-то вроде бригадиров.

— Злато брать не станешь? — дядя Егор спрыгнул с пня и подошел к дереву, под которым был зарыт клад.

— Пусть лежит, — отмахнулся я. — Мне он пока без надобности. Ну а коли кто его найдет — так и ладно, не обеднею. Хотя, конечно, лучше бы он меня дождался.

На самом деле я бы взял, но здесь есть два серьезных "но". Первое — свежий раскоп, который вызовет массу вопросов у тех, кто довольно скоро приедет выяснять, куда делись владельцы брошенной машины. И тот факт, что по соседству находится изрядно перерытая поляна, может не сработать. Второе — таскаться в моей ситуации с драгоценностями за спиной — это уже где-то за гранью добра и зла.

Было видно, что лесовику ответ понравился, он, сопя, потоптался еще немного, а после спросил:

— Может, тебя куда вывести? На станцию, там, или к поселку какому?

— Станцию? — заинтересовался я. — Железнодорожную?

— Ну да, — кивнул дядя Егор. — Одна подальше, до нее с полчаса топать, другая поближе, минутах в десяти ходу. По моим тропам, понятное дело.

После недолгих расспросов я выяснил их названия, после через смартфон посмотрел расписание электричек и совсем уж приободрился. Дальняя станция находилась километрах в двадцати отсюда, и это давало мне в руки дополнительные аргументы, случись с кем объясняться. Надо только будет придумать, зачем я вообще на эту станцию поперся.

— А никакого пруда по дороге нет? Или озерца лесного? — уточнил я у лесовика. — Мне бы в него добро покойничков от греха отправить. Не с собой же его таскать?

— Есть такое, — сообщил мне лесовик. — В нем одна тина да гниль, лягушки — и те не водятся, я его в зернь у водяника лет двести назад выиграл. Что туда попадет, ввек не всплывет. Завернем к нему, коли надо.

Вот так и получилось, что не меня эти орлы в луже притопили, а я отправил в воду то последнее, что от них осталось, — пистолеты, кобуры, ключи, телефоны, ремни, документы и пустые бумажники. Деньги я оставил себе, руководствуясь принципом "что с бою взято, то свято". Так что были люди — и нет их. Я, кстати, глянул на то, как управлялась с телами лесная живность, так меня чуть снова не вырвало. Жуткое зрелище, не дай бог такое еще раз узреть.

Ряска затянула воду, словно я в пруд ничего и не бросал, люто взвыло комарье, которое, к моему удивлению, огибало меня стороной. Как видно, Лесной Хозяин и об этом позаботился.

— Пошли уже, — поторопил он меня. — Чего стоять?

Надеюсь, на станции, к которой мы идем, есть какой-то магазин. Судя по расписанию, полчаса до электрички у меня останется, надо их с умом использовать. Пойду, куплю этому старичку хлеба и конфет, после вручу и объясню, что это не отдарок за помощь, а знак глубокого уважения. Так будет правильно. Так будет по Покону. И по уму. Мне с ними всеми жить, а значит, надо начинать работать на перспективу. Надо создавать себе репутацию.

Я поправил лямки рюкзака, накинул капюшон на голову и поспешил за Лесным Хозяином, чья спина мелькала далеко впереди.

Конец первой книги

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Евгения Прядеева, Василия Крысина, Дениса Шишокина, Сергея Карпенко, Михаила Жданова, Павла Nightmare Сергеева, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову и Дмитрию Овдею.

Оглавление

Глава первая

Глава вторая

Глава третья

Глава четвертая

Глава пятая

Глава шестая

Глава седьмая

Глава восьмая

Глава девятая

Глава десятая

Глава одиннадцатая

Глава двенадцатая

Глава тринадцатая

Глава четырнадцатая

Глава пятнадцатая

Глава шестнадцатая

Глава семнадцатая

Глава восемнадцатая

Глава девятнадцатая

Глава двадцатая

Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg