Александр Николаевич отложил в сторону письма и с интересом посмотрел на свертки, а потом позвонил в колокольчик и позвал слуг. Вскоре свертки были распакованы, и их содержимое лежало на столе. Мундиры сероватой ткани, амуниция, знамена. Очень любопытно. Позвали караульных гвардейцев, и те первым делом развернули знамена. В комнате блеснул на изгибе красный бархат и взору императора предстал штандарт. Красное продолговатое полотнище на перекладине, расшитое золотой и серебряной нитью. От обычных дружинных ополченческих знамен оно отличалось аккуратным исполнением и своим внешним видом. Ополченческий крест был вышит золотом в правом верхнем углу и окружен серебряной вязью лаврового и дубового листа. Вместо обычного для дружинных знамен девиза 'За веру, царя и отечество' в нижней половине надпись — 'ТАРУССКИЙ ПОЛК ГОСУДАРСТВЕННОГО ПОДВИЖНОГО ОПОЛЧЕНИЯ'. Вся надпись выполнена заглавными буквами в римском стиле, да и сам внешний вид производил впечатление римского штандарта. Особенно тем, что древко венчал отлитый из бронзы двуглавый орел.

Достойно, весьма достойно. Кроме этого штандарта было еще несколько знамен, более похожих на обычные дружинные, но Александр Николаевич отметил именно этот. Немного смущало чистое поле в верхнем левом углу. Нет, штандарт и так смотрелся весьма достойно, но все же должно же быть у этого поля предназначение. Он посмотрел сопроводительное письмо, и прочитал объяснение — 'для дарственных надписей, ежели в ходе боевых столкновений с неприятелем, полк будет иметь отличие'. Что-же, разумно.

Перешли к мундирам. В кабинет был вызван караульный офицер и ему передали комплект формы с портупеей, сапогами и сумками. Ко всему этому прилагался рисунок из письма.

— Посмотрите, поручик, кому из солдат подойдет, пусть оденется и в кабинет.

Ждать пришлось не долго, и вскоре перед императором стоял молодцеватый крепыш-семеновец в новом с иголочки сером мундире. Фамильная память подсказала императору как зовут гвардейца — Обносов. Александр Николаевич с интересом потеребил ткань. Хороша, однако. Неужели у князя весь полк так обмундирован? Сам мундир смотрелся непривычно и необычно. Так же необычно, как и изобретенная князем винтовка. Пошит слишком свободно, чтобы соблюдать каноны парадной военной красоты, введенные в обиход его отцом, но вероятно удобен в ношении и в практическом применении на войне. Если винтовка была простым, эффективным орудием убийства, то мундир был одеждой для солдат отправленных это оружие применять. Вместе с тем, была в этом мундире какая-то законченность. Как завершенность образа, так и практическая проработанность. Когда он давал разрешение князю на самостоятельное изготовление мундиров, то прежде всего предполагал, что тот введет что-то новое на примере своего сюртука, а то офицеры уже начинали завистливо коситься на статских. Однако больших изменений в солдатской форме не ожидал. Может сумки по другому приладит. Чего ту менять-то?

Александр Николаевич осмотрел портупею. Портупея вместо плечевых ремней, непривычно. Он протянул гвардейцу подаренный князем штуцер и приказал сделать несколько артикулов. Тот все проделал с четкостью автомата и стал во фрунт.

— Ну как солдат, удобно?

— Все удобно, Ваше Императорское величество — отчеканил тот.

— Как фуражка?

Гвардеец ловким отработанным движением снял фуражку, причем взял ее не по-офицерски, за козырек, а как привык, за тулью. Повертел в руках и с интересом осмотрел. Фуражка была сделана из той же ткани, что и мундир, с небольшой тульей и большим козырьком. Он снова привычным движением водрузил ее на голову.

— Удобна, Ваше императорское величество.

Император еще раз с интересом осмотрел на гвардейца.

— Ну что-же, ступай к пруду.

Здесь переодетый в ополченца гвардеец произвел несколько выстрелов из привычного ему штуцера, а Александр Николаевич задумчиво смотрел. Выстрел стоя, с колена, лежа. Движения гвардейца Обносова были ловкими, уверенными и новый мундир ему никак не мешал. Скорее наоборот. После стрельб император еще раз спросил служивого.

— Что скажешь, удобен ли мундир?

— Удобен, Ваше императорское величество — подтвердил гвардеец.

— Что же, хорошо. В ближайшие три дня будешь ходить в нем. Если будут какие-то неудобства и неполадки, примечай. Скажешь старшему караула, чтобы через два часа отправил тебя ко мне в кабинет.

— Так точно. Ваше императорское величество.

Александр Николаевич повернулся и направился во дворец. Скоро должен прибыть военный министр князь Долгоруков, было бы любопытно узнать его мнение и удивить изобретенным князем мундиром.

Василий Андреевич прибыл как положено, через два часа и некоторое время дожидался императора в кабинете, а после долго с интересом рассматривал гвардейца Обносова, одетого в форму полка Тарусского ополчения. Мундир и снаряжение его удивили и заинтересовали. В конце концов это были не револьверы и многозарядные винтовки, а то, что всегда интересует военное начальство в первую очередь — новые мундиры. Гвардеец за короткий срок освоился с ополченческим мундиром и теперь выглядел в нем даже молодцевато. Василий Андреевич с интересом смотрел ткань, ремни, сумки. Особое внимание обратил на необычную фуражку, где вместо креста матово сияла армейская кокарда. Потом еще некоторое время задумчиво смотрел на странно одетого гвардейца.

Нет, он не считал, что мундир красив, как и не считал красивыми бывшие в обиходе в настоящее время мундиры. Каноны красоты, которым он поклонялся, остались в благословенном царствовании покойного императора Александра, про которого в обществе поговаривали, что он не покойный. Офицеры в строгих мундирах и эполетах, солдаты в высоких киверах. С тех пор, по мнению Василия Андреевича мир совсем не улучшился. Передельные ружья были ничем не лучше кремниевых ружей, а уж про мундиры и говорить нечего. До недавнего времени так и было. Теперь вот штуцера с новыми пулями, винтовка князя Львова, и новые мундиры ей под стать. Наступало новое, совсем ему непонятное время. Однако если смотреть на мундир с точки зрения его назначения, то надо признать, что лучшего и ожидать нельзя. Таким ополченцам еще и солдаты завидовать будут.

— Право, Ваше императорское величество, не ожидал, что у князя ополченцы будут так ладно выглядеть. Очень достойно. Непривычно, но достойно. Так пожалуй, и армейские, такие мундиры захотят — обратился он к императору.

— Непривычно, Василий Андреевич, но любопытно. Посмотрю еще немного, удобен ли мундир в обиходе, и ежели все хорошо, пожалуй, подпишу на утверждение — Александр Николаевич обернулся в сторону стоящих у стены знамен — а теперь посмотрите вот это. Нужно утвердить один штандарт, любопытно ваше мнение.

Знамена военный министр рассматривал даже с большим интересом, чем мундиры, и его внимание сразу привлек один. Тот, что с орлом. Красный бархат, ополченческий крест в венке из дубовых и лавровых листьев, строгие буквы надписей. Такой и в гвардейский полк было бы не зазорно утвердить.

— Этот — он уверенно указал на штандарт с двуглавым орлом — совсем не плох.

Император улыбнулся столь скромному утверждению.

— Тоже так полагаю.

Они еще немного постояли около знамен и перешли к делам.

Доклад военного министра длился не более получаса. Составлял его Василий Андреевич исходя из донесений подчиненных, поэтому выводы были неоднозначные и осторожные. В первую очередь в докладе указывались мнения командующего Южной армией князя Горчакова и губернатора царства Польского, а заодно и командующего западным направлением Паскевича, князя Варшавского. Помня старые ошибки, доклады военный министр не приукрашивал, но все равно, описание военной ситуации получилось какое-то невнятное. Вроде опасности нет, все необходимое для победы делается со всевозможным усердием, но нет и успехов, а отчеты с мест пронизаны предчувствием грядущих неприятностей. Александр Николаевич уже знал цену таким докладам и еще раз вспомнил о князе Львове. Поскорее бы прибыл в Крым, разобрался в обстановке и отписался. Принимать решения на основании таких вот докладов он не желал. Однако письма князя пока не было, а вопросы с усилением Крымской армии нужно было решать сейчас. Император раскурил сигару, затянулся и задумчиво посмотрел на военного министра.

— Что у нас с усилением Крымской армии, Василий Андреевич?

— Четвертая и пятая пехотные дивизии готовятся к переходу в Крым, Ваше императорское величество. Провиант и припасы для них также готовят к отправке в Крым — военный министр немного замялся — правда пока не знают, как лучше доставить чтобы решить вопросы со снабжением. Горчаков в письмах жалуется на плохое снабжение и недобросовестное отношение к делу интендантов.

Сказал бы уж прямо, кражи — заметил про себя Александр Николаевич и вздохнул.

— Будем ждать реляций от князя Львова. Может он подскажет что-то дельное по этой нашей беде.

— Полагаете, князь может с этим разобраться?

— Полагаю, что может. Знаю его давно, и успел убедиться в его способностях — император задумчиво посмотрел на окно сквозь вьющийся дым сигары — Четвертая и пятая дивизии это хорошо, но мало. Крымскую армию нужно усилить дополнительными войсками. Подумайте над тем, что мы можем снять с западного направления и из-под Петербурга.

Василий Андреевич Долгоруков на некоторое время замолчал, переваривая услышанное. Неужели император действительно собрался дать решительное сражение в Крыму, оголив для этого другие направления? Он вспомнил о князе Варшавском. Ох, не просто это будет.

— Сколько же полагаете направить дополнительно войск, Ваше императорское величество?

— Сколько сможем собрать. Если получится, отправить одну-две дивизии полного состава, и сколько-то вывести беря из дивизий полки и батальоны. Хорошо бы получить дополнительно двадцать-сорок тысяч войска. Нужно также снять с крепостей и отправить сколько-то пушек большого калибра.

Военный министр только растерянно вздохнул и сказал осторожно.

— Это будет не просто, государь.

— Знаю, Василий Андреевич, обдумайте этот вопрос.

Долгоруков согласно склонил голову.

— Пока вижу лишь одно препятствие — князь Варшавский будет не согласен, а ведь от него зависит безопасность западных рубежей.

Александр Николаевич хотел вспылить, но сдержался. Упорство генерал-фельдмаршала Паскевича, князя Варшавского вскрылось лишь ближе к кончине отца, из донесений осведомителей Дубельта. Не хотел князь войны, да и исход войны на юге его не слишком беспокоил, главным считал стояние западной армии против австрийцев и пруссаков. Из-за этого своего убеждения, он позволял себе такие вольности, о которых другие и не помышляли. Натурально дурачил покойного государя, в письмах сообщая о маневрах армии в ответ на движение австрийских войск у границы. Объясняя этим невозможность передачи части войск в Южную армию. Император успокоился, вздохнул, вспомнил разговор с князем перед отъездом, и стал объяснять ситуацию военному министру словами князя Львова.

— И что же князь Варшавский? Ведет бои с неприятелем? Или опять будет рассказывать сказки про маневры, как это было со вторым корпусом Панютина? Давайте, Василий Андреевич, уже прекратим эту комедию. Мой отец имел возможность милостиво относится к таким выходкам, но у меня возможности нет. Дела слишком серьезны. Мы сейчас держим много войск для противостояния нападению, которое может и не случится, в то время, как кровавые бои у нас идут в Крыму и на Кавказе. Армии там истекают кровью, а мы не хотим оказать им помощь, даже имея для этого силы. Может лучше направить войска туда, где действительно идет война?

— Но попытка нападения на Петербург уже была, опасность и сейчас реальна — осторожно возразил Долгоруков.

— Реальна — согласился император — но до такой ли степени? Способны ли сейчас союзники на десант, подобный крымскому под Петербургом? Осведомители в Европе доносят князю Орлову, что свободных сил и средств у них на это нет. Все идет на юг. Поэтому посмотрите какие части возможно перевести в Крым и заместите их ополчением. С осторожностью берите только из Средней армии, граница там почти открыта.

Василий Андреевич возражать больше не стал, только склонил в согласии голову.

— Будет исполнено Ваше императорское величество.

Военный министр удалился, а Александр Николаевич стоял у открытой форточки, откуда в комнату дул сырой весенний ветер и сквозь окно задумчиво смотрел на пасмурное небо.

Он не был удивлен отношением Долгорукова к своему приказу, хотя неприятное ощущение недопонимания осталось.

Еще при его отце по отношению к войне негласно существовали три партии. Первая хотела немедленного выхода из войны на любых условиях и скорейшего заключения мира, поскольку победы в войне не видела и не желала. Вторая состояла из царедворцев старой закалки, выдвиженцев отца. Они войне не противились, многие ее хотели, но когда все пошло не так, стали проявлять благоразумную осторожность. В победу уже не верили и даже к ней не стремились. Считали выходом из ситуации накопление войск и упорное сопротивление, в надежде, что измотанный противник пойдет на мировую. Больше всего боялись побед над неприятелем. Особенно легендарный генерал-фельдмаршал Паскевич. Считали, что раздраженные поражениями союзники, подгоняемые общественным мнением своих стран, соберутся с силами и ударят со всех направлений. И у них были основания так полагать. Третья партия состояла из славянофилов, единомышленников фрейлины Тютчевой. Здесь тоже в победу верили мало, но были готовы идти до конца.

После вступления на престол Александр Николаевич решил продолжить политику покойного батюшки и вести войну не помышляя о позорном мире, но тут столкнулся с тем, что высшие сановники, доставшиеся ему от отца не верили в победу. А как победить с таким отношением? Для победы благоразумия недостаточно, оно в такой ситуации даже вредно. Он вспомнил Меньшикова, Горчакова, Паскевича и сделал вывод — старые они уже. Чинами и наградами отмечены так, что и стремиться больше не к чему, можно только терять. Однако других у него нет. Либералы и славянофилы, люди больше идей, а не дела. Единственным человеком дела которого он знал, и кто имел оригинальное мнение об этой войне, был князь Львов. Тогда он вызвал Львова, и после той, памятной беседы понял, что надежда если не на победу, то на мир без позора, есть. После этого планы на войну поменялись.

Долгоруков ушел озадаченный приказами, поскольку отправка князя представителем императора это одно, а отправка дополнительных войск, это совсем другое. Ну ничего, пора старикам встряхнуться и доказать, что не зря покойный отец осыпал их чинами и наградами. Придется, ведь других генералов у него пока нет, да и солдатам и офицерам уже надоели невнятные наступления с отступлениями после достигнутых успехов. Это подрывает веру армии в начальство и его императорскую персону как высшую власть.

Александр Николаевич досадливо покачал головой. Жаль, что рядом нет князя Львова. Сейчас очень нужен его совет.