Метро 2036: Изумрудный Город

— Вышел ненадолго. Передать что-нибудь? — кокетливо прочирикали динамики.

— Как вернётся, сразу же свяжите его с Университетом. Внештатная ситуация.

— Тогда попробую его разыскать. Оставайтесь на месте, — и девушка, вспорхнув, исчезла с экрана.

Артём изумлённо наблюдал за диалогом — о таком чуде ему даже слышать не приходилось.

— Ну и ну! — только и вымолвил.

— Впечатляет? — усмехнулся Герхард. — На самом деле ничего принципиально нового здесь нет, ещё до Катаклизма изобретено было. Мы всего лишь реанимировали.

— А Абсолютное Оружие? Оно действительно существует?

— Игорь Валентинович, проследите, пожалуйста, чтобы никто из посторонних сюда не забрёл, — распорядился Плужников, привставая. — Насчёт же Оружия: для нас не меч оно, но щит. Именно так и задумывалось. Что же до устройства — тут передаю слово коллегам. Я всего лишь скромный знаток истории Древнего Мира.

— Давайте я попробую описать механизм действия, — предложил Герхард. — Ряд технических деталей, правда, знают лишь создатели, будет интересно, спрашивай у них. А вообще столь пугающий термин придумали сталкеры. Мы называем его попросту гендер, сокращённо от "ГЕНетический ДЕструктоР". О принципах кодирования биоинформации представление имеешь?

— Скорее нет, — замялся Артём.

— Тогда на пальцах объясню. Большой Взрыв, несомненно, внёс серьёзные коррективы в биосферу Земли, но всё же не смог отменить основные постулаты её функционирования. Любой организм, будь то видимая лишь под микроскопом амёба, или монстр с двухэтажный дом размером, построен из клеток. Их ядра содержат набор органелл, именуемых хромосомами, в которых четырёхбуквенным кодом зашифрована вся информация о существе. Каким ему быть — громадным или крошечным, ползающим, плавающим или летающим, кровожадным хищником или безобидным травоядным, определяется в момент зарождения и затем миллионнократно воспроизводится при делении клеток. Но для нас важно другое. У каждого создания свой уникальный набор генов, "строительных кирпичиков" хромосом, различающихся даже в пределах одного вида. С точки зрения биолога выражение "все люди разные" вовсе не диалектическая метафора, а научно обоснованный факт. Но! Генетические различия, скажем, между мной и тобой незначительны, вряд ли больше процента наберётся. А вот с ближайшими нашими родственниками в животном мире, человекообразными обезьянами — уже процентов пять. И чем дальше от человека отстоит та или иная тварь, тем меньше у нас с ней совпадений. На том и основан принцип действия гендера: он анализирует помещённый внутрь него образец биологической ткани чужака, находит хромосомы, ничего общего с человеческими не имеющие, и генерирует радиоакустическое поле, вызывающее в них резонансные колебания. С амплитудой, несовместимой с целостностью структуры. Что, по-твоему, произойдёт с клеткой, хоть часть хромосом которой разрушена? Правильно, погибнет, вышедшие из-под контроля ферменты быстро превратят её в биохимическую кашу. А теперь представь — такое случится с каждой клеткой монстра. Неважно, на виду он, сидит в засаде, укрыт бетонной стеной или толщей земли. Поле его везде найдёт. Действие не мгновенно, но зато тебе не нужно выкуривать чудище из норы, вступая в смертельно опасное единоборство. А прибавишь гендеру мощности — все мутанты данного типа, поблизости находящиеся, с гарантией копыта отбросят.

— Всё же я не спешил бы его расхваливать, — вмешался Павел Олегович. — В гендере ещё много конструкционных недоработок, да и последствия воздействия излучения на окружающую среду недостаточно изучены...

— Зато пару дюжин человеческих жизней спасти уже успел, — ехидно парировал Плужников.

Насколько всё же несхожи меж собой "коллеги"-начальники, отметил про себя Артём: чудаковатый, рассеянный, немного не от мира сего Декан Университета и собранный, деловой, въедливый Декан Проспекта Вернадского. Даже внешне — почти полная противоположность.

— Так или иначе, но определённый положительный эффект его применения налицо, и мы продолжаем работать над усовершенствованием, — осторожно внёс свою лепту в обсуждение Игорь Валентинович.

— Значит, если я правильно понял, с помощью Оружия всю Москву можно очистить от монстров?

— Теоретически — да. На практике есть определённые сложности. Не забывай, оно ещё на стадии испытаний. И пока представлено единственным экземпляром с ограниченным радиусом действия.

— Красно-коричневые, скорей всего, думают иначе.

— Значит, надо их переубедить. Вопрос только как.

— Что у вас там стряслось, господа? — ровный, слегка "металлизированный" динамиками голос положил конец их дискуссии.

— Святослав Аркадьевич, здесь представитель "Содружества ВДНХ" с прелюбопытнейшим посланием. Которое лично я считаю заслуживающим доверия.

— Если так, Вячеслав Михайлович, я готов его выслушать.

Известие об угрозе со стороны красно-коричневых Ректор встретил с должным спокойствием, словно давно ожидаемое событие.

— Что ж, значит, не миновала нас чаша сия. Я немедленно соберу наших вояк, обсудим план действий. Вам, господа Деканы, просьба постоянно быть на связи. И ещё я хотел бы взглянуть на молодого человека, рисковавшего жизнью ради того, чтобы доставить нам сообщение.

Артёма подтолкнули к монитору. Перед говорящей головой, вдобавок главному "изумруднику" принадлежавшей, тот с непривычки немного оробел.

— Здрасьте, — только и смог промямлить.

— Арсений Витальевич, если не ошибаюсь? Большое спасибо за Ваше мужество. И хотелось бы, если ничего не имеете против, выразить благодарность лично.

— Нет, конечно, — Артём ещё пребывал в лёгкой растерянности, пытаясь собраться с мыслями.

— Замечательно. О времени аудиенции сообщу чуть позже, когда отдам необходимые распоряжения. До этого момента просьба сохранять спокойствие и выдержку, не давать поводов для волнений.

Последнее относилось скорее к руководящему составу, и Артём потихоньку отодвинулся в сторону, освобождая место у компьютера. Разумеется, внимание самого Ректора легендарного Изумрудного Города льстило самолюбию, но не получится так, что о нём попросту позабудут? Ещё ж обратный путь предстоит...

— ...значит, договорились. Ждите сигнала, — и лицо на экране сменилось заставкой в виде букета тюльпанов.

— Серьёзно воспринял, однако, — обречённо вздохнул Павел Олегович. — Ладно, переживём. Уж сколько этих провокаций было...

— Дай Бог, чтобы и сейчас пронесло. Единственное, на что уповаю — разругаются "союзнички" по ходу дела. Нам, как ни крути, их извечная грызня лишь на руку шла. Если б ещё тогда договорились полюбовно, половина карты Метро давно бы алела закатным солнцем, а другая тускнела отсыревшей корицей. Интересно, где бы тогда оказался кичащийся своей уникальностью Полис.

Ключевое слово из уст человека, когда-то покинувшего те края ради Изумрудного Города, подвигло Артёма поинтересоваться, в чём же состояла причина переезда.

— Товарищ полковник рассказал? Впрочем, скрывать мне нечего. Не очень-то по душе пришлась модель построенного ими сообщества. А конкретно — бездумное копирование индийской кастовости, глубоко чуждой русскому духу. Вот скажи, разве можно всё многообразие человеческих устремлений загнать в четыре социальные группы? К какой их касте, например, отнесёшь врачей? Или клерков? Ну, допустим, представителей творческих профессий вместе с учителями скопом можно записать в брамины, так же как диггеров и сталкеров причислить к кшатриям. Но как прикажешь быть с мастерами-ремесленниками? Каста шудр — низшая, если не брать, конечно, неприкасаемых. И какой-нибудь грамотный столяр или портной имеет полное право обидеться: отчего такая несправедливость, если я такой же профессионал своего дела? Многие представители группировок "купцов" и "слуг", не имеющих права голоса на Совете, уже тогда выражали недовольство — на нас, мол, Полис держится, а за людей не считаемся. И время от времени потихоньку сбегали оттуда. Хорошо ещё, красные не додумались воспользоваться политической нестабильностью, устроив маленькую революцию в пределах четырёх станций. Принадлежность к касте не с рождения, а по прошествии восемнадцати лет — шаг, безусловно, прогрессивный, чувствуется влияние XXI века. Однако по сути мало что меняющий. В двадцать пять или тридцать человек думает иначе, нежели в восемнадцать, мучается осознанием неправильно сделанного выбора, а изменить уже ничего нельзя. Крепостное право, да и только! А ещё элитой Подземки себя считают. Несколько раз ставил вопрос об упразднении кастовости на Совете Полиса, но, увы, так и не обрёл поддержки и понимания. Понятное дело, кому ж захочется терять привилегированное положение? Я сам, будучи брамином, мог бы извлекать из него выгоду, но предпочёл уйти туда, где народ более вменяем.

— А я-то думал, искал местечко поспокойнее, — Декан Университета не упустил случая подпустить ответную шпильку ершистому коллеге.

— И это тоже, — не принял вызова тот. — Вдобавок здесь мой дом, если таковым можно считать исторический факультет МГУ. Однако, господа, давайте отложим споры на лучшие времена. Нужно будет предупредить Юго-Западную. Или хотите сделать это сами?

— Лучше уж Вы, Вячеслав Михайлович! — с простодушной хитрецой, пряча улыбку, отказался Павел Олегович.

— Ладно. Тогда, с вашего позволения, откланяюсь и поспешу вернуться на Проспект. Слишком много дел, предчувствую, предстоит переделать в надвигающиеся дни. На всякий случай, если не увидимся больше, Мельнику от меня привет в обратную. Как он там, кстати? По-прежнему сталкерствует?

— Уже нет, — вздохнул Артём. — Здоровье не позволяет.

— Да-а, годы, проходящие мимо, не делают нас ни бодрей, ни краше, лишь добавляют мудрости. Но не время для философии, когда гремят бравурные марши. А потому ещё раз мои извинения...

— Игорь Валентинович, как проводите Вячеслава Михайловича, сразу возвращайтесь. Придётся, увы, побыть дежурным при деканате. По крайней мере, до прояснения ситуации.

— Ох, а у меня через полчаса семинар...

— Тогда до его окончания попросим Герхарда подменить вас. Поскольку непосвящённых привлекать нельзя, выбор не столь велик...

— Ничего страшного, я совершенно свободен, — успокоил тот.

— А вы, Арсений Витальевич, пока можете быть свободны. Главное — оставайтесь в пределах досягаемости. Как только Ректор назначит приём, мы немедленно известим вас!

В душе Артём даже обрадовался наконец-то остаться в одиночестве. Слишком много впечатлений "на квадратный час", голова гудит от перенапряжения. Жаль, разгар дня, не то завалился бы всенепременно, таблеткой из аптечки перекусив. Принять снадобье, впрочем, в любом случае не помешает, а потом подремать вполуха, как в дозоре у костра в периоды относительного спокойствия. Пусть неполноценный, но всё же отдых, зато в любой момент готов к труду и обороне.

И уже на подступах к забытью где-то внутри шевельнулось — не Изумрудный Город раздавил тебя своим величием, выбил из колеи ночной кошмар. Какое счастье, страх увидеть здесь подобие Таганской Лаборатории оказался всего лишь наваждением.

Сколько времени он пробыл в пограничном состоянии — неизвестно, но вряд ли очень долго, из жизненного опыта зная — если в течение часа не возвращаешься к бодрствованию, засыпаешь здоровым крепким сном. На службе обычно случалось первое, а в родной палатке, с книжкой в руках — второе. Что, в общем-то, вполне логично.

И здесь, скорей всего, к тому же дело склонилось бы, не объявись в его апартаментах двое "прогульщиков", то ли честно оттрубивших перед тем урок, то ли вместо этого прятавшихся от учителей.

— Вот блин, не знали, что ты дрыхнешь, а то не шумели бы! — воодушевлённо объявил Рома.

— Ничего страшного, просто задумался. А куда вы Федю подевали?

— На дежурство убыл, кроликов разводить. Нам то же самое через три дня предстоит. Поэтому решили в баньку наведаться, пока свободно. Под вечер народ ломанётся, придётся в очереди стоять.

— А ты, добрый молодец, не желаешь ли с дороги косточки попарить? — шутливо предложил Стас.

Очищение тела водными процедурами — вещь, безусловно, хорошая и нужная, и для здоровья весьма полезная. Особенно учитывая, что последний раз предавался сему занятию накануне ночного свидания с Таисией — умывания и обтирания не в счёт. Уже и предательский запашок появился, пока ещё слабый, но вполне различимый, ни с каким другим не спутаешь. Как пить дать, ребята засекли, но виду не показали, лишь максимально корректным способом намекнули. Хоть и шалопаи, но воспитание чувствуется. Обидеть отказом в такой ситуации душа не позволит. Тем более на встречу с Ректором лучше идти чистым, негоже позорить "Содружество ВДНХ".

— Если горячая вода в наличии, почему бы и нет?

— Обязательно. А как же иначе? Или в ваших краях больше уважают холодную?

— Как все нормальные люди, предпочитаем горячую. Но не всегда есть возможность.

Заведение, именуемое юными "изумрудниками" баней, на деле представляло собой обычную душевую с четырьмя кабинками. Но для Артёма и она показалась сродни пусть маленькому, но чуду. Просто повернуть кран, и брызнет обжигающий кипяток. А подрегулируешь смесителем нужную температуру — стой под упругими струями и наслаждайся. Захотел сделать чуть погорячее или похолоднее — тоже без проблем.

Заметив восторженность Артёма, Рома не удержался от вопроса, каким же образом совершается омовение на его родной станции.

— Греем воду в котлах или бочках, шайки в руки, и вперёд. А по праздникам сами в бочки забираемся. Но у вас, похоже, воду экономить не принято.

— На самом деле она не сливается, после очистки возвращается в оборот. Но как конкретно её регенерируют, не знаю. Как-то не задавался вопросом.

В самом деле — зачем, обитая в раю, интересоваться, где он находится, и кто обеспечивает бесперебойное снабжение нектаром?

Насладившись массирующими кожу струями, Артём потянулся за мочалкой и мылом.

— О, какая прикольная татушка на спине! — восхитился Стас. — Только щас заметил! Паук или монстр какой?

— Тебе показалось. Никогда наколками не увлекался.

— Нет, правда, вон с левой стороны, под лопаткой, — подбежал Рома. — Ого, это карта метро! Ничего себе! Даже буквы различить можно!

— Да ну вас, шутники. Не самый остроумный розыгрыш.

— Сам погляди, если не веришь!

Пришлось возвращаться в предбанник, где напротив скамейки с их вещами на стене висело зеркало. Кое-как извернувшись, Артём сумел рассмотреть переплетенье синеватых линий, действительно напоминавшее схему московского метрополитена.

— Но её и впрямь раньше не было...

— Незаметно нанести не могли?

— Отключив дубиной по башке, а затем надругавшись столь изощрённым способом? — с юмором парировал Артём. — Однако сразу возникает резонный вопрос — зачем?

— А если в раннем детстве, и ты просто забыл?

— Считаете, за долгие годы жизни среди людей никто бы не напомнил?

— Тогда остаётся лишь одно, — после секундного замешательства сообразил Рома, — Нерукотворное Тату! Слышал байку о нём?