Кей 018

Только утром, сразу же после рассвета, когда беглецы быстро жевали неприхотливый завтрак, Вилрих решился заговорить.

— Дядя Атаульф, можно спросить?

— И много у тебя накопилось вопросов? — добродушно усмехнулся наставник.

— Много, ой, много. Можно?

— Ладно, только не много, задерживаться нам здесь нельзя.

— Ага. Значит так. А кто на нас напал? А зачем ты поджег дома? А убитых зачем в дом тащил? А почему мы на лодке? А коней почему не взяли? А куда мы плывем? А зачем...

— Стой, стой, балаболка. До вечера у тебя вопросы не кончатся. Разрешаю выбрать три вопроса, не больше. Понятно?

— Ага, дядя Атаульф. Э-э...

Вилрих немного завис. Вопросов у него накопилось немало, но не настолько, чтобы до вечера их задавать. Так много их не наберется. А сейчас нужно три вопроса, всего три. И какие же выбрать? И определиться надо быстро, скоро на лодку грузиться, а на реке дяде Атаульфу уже не до ответов будет. Итак, что же спросить?

— А куда мы едем и зачем ушли? Это первый.

— Здесь первый и второй, — тихим смешком ответил наставник.

— Э-э...

— Ты обратил внимание, кто на нас напал?

— Торговцы. И наемница. Наемники, — поправился Вилрих.

— Торговцы, — зло усмехнулся наставник. — Они такие же торговцы, как я... не знаю, кого назвать. Пусть буду тоже торговцем. Как я купец. Не торговцы они. Воины, разве кроме старшего, тот просто за главного. Пунийцы они все. И пришли они за... Впрочем, тебе это знать не нужно. Вчера отбились, а завтра или через месяц, или через год придут другие. Нельзя там оставаться. И в Ромуле нас не ждут, поэтому схоронимся в глуби Пустошей. Задавай третий вопрос.

— А где именно? Ой, дядя Атаульф, это не третий вопрос, просто... добавка к первым двум.

— Добавка, говоришь? Ладно, не стану засчитывать за новый вопрос. А вот где... Сам точно не знаю. Мы ведь верихи, а там, в глуби, земли других родов, и не все они нам дружелюбны. Это про терманцев. А есть, ты знаешь, и чужие племена. Вот те точно не друзья, а чаще враги терманцам. Поэтому на месте и определимся, где остановимся и где осядем. Давай задавай последний вопрос, нам пора собираться в путь.

Вилрих ненадолго задумался, а потом взглянул исподлобья и тихо спросил:

— А зачем поселок сжег? И Праста.

Посерьезнел и взгляд Атаульфа, наставник посмотрел на маму мальчика и медленно, как бы нехотя, ответил:

— Зачем?.. Всё не так просто. Мы ушли. Сбежали. Вещей почти не взяли, в основном оружие. И коней оставили. Зато теперь искать не станут. Подумают, что нас тоже убили.

— Как так? Нет. Я же не такой маленький, уже не глупый. Искать будут! И лодка пропала, и следы мы оставили.

— Оставили, — согласился наставник. — Но чьи следы?

— Наши, конечно!

— И где там написано, что следы мои, твоей мамы, тебя?

— Так ясно же! Мужчина — взрослый. Женщина — взрослая. И мои маленькие следы.

— На них написано?

— Нет! Но следопыты поймут!

— Что твои следы?

— Да.

— Или следы Праста?

— Нет. Его же убили! Я видел. Ты же его сам к нам в дом внес.

— Не его, а тебя. И не пунийцев, мужчину и женщину, а меня и твою маму.

— Как так? — опешил мальчик.

— Зачем дома поджег? Теперь никто не догадается, что сгорели не мы. А ушло к лодке трое. Двое пунийцев и мальчик Праст, ими схваченный.

— Как так?.. — Вилрих был ошеломлен тем, что сказал Атаульф.

— Все, пора собираться.

Всю дорогу вверх по реке мальчик был тих и молчалив. Он не скоро пришел в себя после услышанного. Надо же, как все сложно, и просто одновременно. Дядя Атаульф хитро придумал. Теперь, получается, враги посчитают их убитыми и сгоревшими в собственном доме. Ну да, так и есть. Не они одни сгорели, а все соседи тоже. Все убиты, никто ничего не видел... Нет, видел! Видел! Но ведь наставник сказал, что всех соседей убили. Как же тогда Иган? Ведь тот должен был уйти с поселка и где-то спрятаться.

— Иган! Дядя Атаульф, а ты видел убитого Игана?

— Игана? — нахмурил брови наставник. — Нет, не помню. А что с ним?

— Вчера с Прастом мы должны были идти его искать. Мы и вышли уже. Иган должен был спрятаться за поселком. А вот где...

Атаульфа невнятно ругнулся, даже перестал грести, направив лодку к ближайшему берегу.

— Рассказывай подробно, — велел он.

Вилрих, напрягая память, рассказал наставнику все, что мог вспомнить в подробностях.

— Его могли убить, заметив, как выходит из поселка, — стал размышлять вслух Атаульф. — А могли и нет. Смотря, где он решил прятаться. Да и Иган, чтобы вас победить в игре, вряд ли открыто вышагивал, показывая в какой стороне его искать. Если не убили, то мог и видеть. Хотя нет! Не видел нас. Иначе вернулся бы в поселок, когда все закончилось. Нас ему опасаться незачем. Тогда что? Или убили пунийцы, или успел незаметно дать деру, чтобы привести подмогу. Дороги там нет, быстро обратно до Сломанного Лога не добраться. Если остался жив, то, думаю, мы вовремя успели уйти. А по оставленным нами следам, я надеюсь, никто из сведущих в розыске не понял про подмену. Я-то рассчитывал, что не скоро спохватятся, пройдет несколько дней, тем более накануне дождь с грозой был, мог и дальше идти, смыв все следы. Не повезло нам с Иганом.

— И что же теперь будет? — спросила мама.

— На реке следов не осталось. Куда лодка отправилась не понятно. Подумают, что вниз по реке. Не вглубь же Пустошей пунийцам двигаться? И даже если что-то странное заметят в оставленных следах, то все равно решат, что это пунийцы уплыли. Дома сгорели, от нас остались головешки, — зло процедил Атаульф.

— Нехорошо получилось. Без погребения, — ответила мама.

— Опять ты за старое, — в голосе наставника послышалась злость. — Я же сказал, что переродятся так, как надо. И не только наши соседи, но и заодно пунийцы. Помимо тех двоих, что я вместо нас подсунул, еще одного видел убитым у соседей в доме. Тоже получит монету в рот. Похоронщики разбираться не станут, головешки-то не различить.

Вилрих понял, о чем говорили взрослые. Конечно, сгоревших в таком огне никак не различить, кто свой, а кто враг. Примет после огня не останется. Люди состоят из плоти, а не из металла, который не горит. Металл!

Вилрих от пришедшей мысли даже подпрыгнул.

— Дядя Атаульф, мама! Различат, а вот и различат.

— О чем это ты? — спросила мама, а наставник почему-то снова нахмурился. Или он это из-за того, что Вилрих влез в разговор взрослых без спроса?

— А тот враг, что в доме соседей убитый был, он же с мечом, с оружием? Так? И мечи у врагов не такие, как наши. А мечи не горят! Вот и поймут, что это враг. Не получит он монету для перерождения!

— Умный у тебя сынок, Кальда, — произнес Атаульф. — Соображает. Да только мал еще, чтобы перебивать взрослых, к тому же ошибся он. Пуниец тоже получит монету в рот.

Вилрих опустил глаза, поняв свою провинность, а мама спросила:

— А как так? Он же про чужое оружие правильно сказал. И в огне не горит, и на наше не похоже.

— Тот пуниец в доме Дерденов валялся. А рядом с ним сам Дерден с сыном убитые. Где меч чужака был, я не помню. Может быть, в руке зажат, может, на полу валялся. Что с того? В бою оружием врага можно воспользоваться. А при ком тот меч был, теперь не узнаешь. Может, сам Дерден в схватке его взял? Из-за одной монетки рисковать не станут. А ежели ошибутся? И тогда кто-то из верихов переродится рабом, а пуниец воином. Нет, всем монетки достанутся. А вот что с тобой делать за неуважение к старшим? — Атаульф строго посмотрел на Вилриха. — Ничего, и в походе найдется как наказать. Марш за весла, и греби в полную силу, до кровавых мозолей. Тогда, глядишь, прибавится уважения к старшим.

Глава 7

444 год. По дороге в Вирену из Альбалонга.

С мальчишкой получилось удачно — выжил и даже быстро пошел на поправку. Тихий, послушный, наглость испарилась без остатка. И новое поручение от консула вовремя и к нужному месту подоспело. Опять отправляться в Пустоши, как раз через Вирену. За день добраться можно. Утром выехал и еще засветло приехал. Сколько раз так получалось, но только не сегодня.

Терманец со злостью оглянулся. Скрипучая телега, запряженная худой и явно недоедающей лошадью, катилась медленно, задерживая двух всадников — самого Дареха и навязанному ему в попутчики Конрида, одного из тех, кому доверял консул. Не настолько близко, как Дареху, но доверял же! А попутчиком тот оказался по причине того, что был терманцем из рода Тьютов, чьи земли находились на самой границе с ареалом обитания двух племен Пустошей — варов и уннов. Именно туда сейчас и направлялся Дарех с приданным ему в попутчики терманцем-тьютом.

В телеге, из-за которой пришлось выехать из Альбалонга чуть ли не на рассвете, лежал товар, за который Дарех планировал получить восемь или даже девять сестерциев. Да, столько теперь стоил Иган, которого он собирался продать в Вирене Роксану, и у него же присмотреть себе рабыню, которую можно было бы забрать на обратном пути. Впрочем, купить он может и позже, при возвращении. С Пустошей товар поступает постоянно и, что самое главное, в стоимости не растет, а только падает. Цены на рабов за двадцать лет упали вдвое, а то и втрое.

Когда возница начал ныть, что его дохлой лошади (называл-то он ее совсем иначе — лошадкой) требуется отдых и корм, Дарех еле сдержал себя, чтобы не обработать спину возчика плетью. Но все-таки сдержался, поняв, что получится только хуже — не только кляча по-прежнему будет еле плестись, но и управлять дохлятиной станет некому — вознице придется лежать на животе да скулить. Будь на его месте кто-нибудь из благородных, тот бы не стал медлить и хорошенько отхлестал бы наглеца, но жизнь в рабском ошейнике накладывает совсем иное отношение к происходящему, заставляя думать о последствиях. Рабу иначе не выжить, а он, хоть и ближник правителю, получающий жалованье на уровне удачливого наемника из числа свободных граждан, но на деле все такой же бесправный раб.

Вот и пришлось, еле сдерживая себя, согласиться на просьбы возницы, который тут же бросился распрягать свою "лошадку", отправив ее пастись на густую и сочную травку, что росла близ обочины дороги. Бесплатную, само собой, иначе откуда у этого босяка деньги на приличный лошадиный корм?

Устроились на привал и Дарех с Конридом, достав из седельных сумок захваченную в дорогу еду. Но прежде чем приступить к удовлетворению желудка, Дарех прошел к телеге и, дав напиться мальцу, кинул ему пару сухих лепешек.

— Как ты заботишься о рабе, Дарех, — немного насмешливо заметил Конрид, когда они разложили провизию на холщовой подстилке.

— Он и так полудохлый, а мне продать его надо.

— Рисковый ты, Дарех. Но сметливый.

— Это почему?

— Только патриции могут позволить себе рискнуть. А если бы малец помер? Богатеньким-то опасаться нечего, один из трех помрет, двое выживут. Потери не заметят. Не то что нашему брату, считающему каждый денарий.

— Не прибедняйся. Не только серебро в кошельке у тебя. Вилмар платит щедро.

— Все равно риск. Но зато и навар в случае удачи хороший. Ведь так?

— Пока не жалуюсь, — с оттенком неприязни ответил Дарех.

— А скажи-ка мне, брат Дарех, как тебе удалось мальца прихватить?

Дарех со злостью взглянул на напарника, но промолчал, а тот, словно не замечая состояния терманца, продолжил допытываться.

— Воспользовался неразберихой? Ты-то не молчи, я ведь тоже не прочь отхватить пару бесплатных рабов в ошейниках. Или ты на лапу кому-то дал? Так и я не против заплатить, если будет за что.

— Это ты про что? — Дарех не смог понять суть вопроса Конрида.

— Да про мальца. С рынка вместе с другими его привели, ошейник охранители пристроили, а он потом у тебя оказался. Ловко!

— Привели? Кто? Я его сам покупал, — Дарех решил немного соврать, не говорить же, что мальчишку попросту похитил, хотя в таком поступке ничего зазорного не было.

— А ошейник откуда? — удивился Конрид. — А, понял, ты мальчишку с собой во дворец потащил, прислуживать себе, а охранители по последнему распоряжению консула его и окольцевали.

— Что за распоряжение? — Дарех удивился.

— А ты разве не знаешь? И месяца не прошло.

— Я в это время был в Пустошах.

— Вилмар приказал всех слуг, что во дворце бывают, окольцевать. И к ним причислили и личных слуг, и рабов всех ближников. Так твоего мальчишку не по приказу консула окольцевали? И как тогда ты умудрился все провернуть?

Но Дарех в возмущении пропустил мимо ушей слова напарника. А возмутился он Тейгером. Это что же получается? Он зазря обратился за ошейником, а оказывается, мог легко получить ошейник для своего раба, стоило лишь взять с собой Игана во дворец. Что он, кстати, потом и сделал. Ай да Тейгер! Обманул-таки его! Почему обманул? Знал, что так и так мальца окольцуют, но об этом промолчал, сам лично вынес ошейник, и за это Дарех теперь задолжал Тейгеру услугу. Вот шельмец!

— Дарех, ты что, уснул? — Невеселые размышления терманца прервал настойчивый голос Конрида.

— Уснешь тут, — со злостью прошипел Дарех.

— Так что там с ошейником?

— Взял я его у Тейгера... Не за бесплатно, — вымолвил через силу Дарех.

А что еще ему оставалось делать? Отмалчиваться нельзя, зачем будить любопытство у напарника? Чего доброго, заинтересуется и раскопает все подробности с мальцом. Конечно, ничего преступного в его действиях нет. Мальчишку закабалил? Так таких мальцов под каждым кустом в Пустошах по паре. Одним больше, одним меньше... Если не сам Дарех, то кто-нибудь другой это сделал бы. Малец сирота, родню напавшие вырезали. Не сейчас, так через год в неволю попал бы. В Пустошах дело обыденное. Иначе откуда столько рабов в Ромуле? И ведь прибывают и прибывают, цены на них все ниже и ниже.

— И сколько этот пройдоха с тебя слупил? — не унимался Конрид. — Никак, денарий?

— Ну что-то так. Поменьше.

Не говорить же, что за будущую услугу ошейник для раба получил? Узнает кто еще — засмеет, раз, оказывается, рабов окольцовывают бесплатно. К тому же иначе пришлось бы поделиться, как на самом деле все происходило. Нельзя никому рассказывать, что мальчишка — свидетель гибели сына правителя. Пусть и незаконнорожденного, бастарда. Хотя Конрид, как и Дарех, допущен к этой тайне правителя, но он же не сообщил Вилмару про живого свидетеля того нападения? Вот то-то и оно. Поэтому и пришлось Дареху напустить немного туману, выставив себя как лопуха, потратившего впустую деньги.

— Да, здесь тебя надули, — констатировал Конрид, еще больше разозлив Дареха. — Но ведь все равно ты в наваре, причем, хорошем. Я и говорю, что сметливый ты. За кастратов, да в ошейниках подчинения на рабских торгах хорошо платят. Сам будешь торговать или сдашь на руки?

— А тебе-то что с этого? — не сдержался Дарех.

— Как что? Я же сказал, что не прочь повторить такой фокус. Деньги мне тоже нужны. Где холостил-то раба? Рискованное это дело, можно разом все потерять, если малец под ножницами помрет.

— Есть мастер. Дерторий.

— Ого! Слышал о нем. Дорого берет, даже патриции, бывает, к нему обращаются. А уж богатые купцы... Отбоя от них нет.