Еретик. Книга 2

— Если бы у меня только была возможность объясниться с отцом, рассказать ему, как мне жаль… — сокрушенно произнес Вивьен.

Кантильен Лоран придавал большое значение семейным узам, поэтому, услышав это подобие исповеди от своего помощника, проникся искренним сочувствием и позволил Вивьену на время уехать.

Ренар порывы друга воспринял скептически.

— Но ты же говорил, что твои родители погибли. Там, в Монмене, — прищурившись, сказал он. — Я был там с тобой. Твой знакомый ведь говорил…

— Тьерри, похоже, потерял рассудок от горя и не соблаговолил сообщить мне, что погибла только матушка, — бесстыдно лгал Вивьен. — Отец, вполне возможно, остался жив. Но это неподтвержденный факт, и я хочу убедиться.

— Но тебе же было плевать на него, Вив! — почти обличительно воскликнул Ренар. — С чего вдруг эти родственные поползновения? Куда ты на самом деле собрался?

Вивьен состроил недовольную гримасу, хотя внутри у него все переворачивалось от необходимости врать одному другу, чтобы уберечь другого.

— Я собрался туда, куда и сказал. В Клюни. По крайней мере, след моего отца ведет туда.

— Это же чертовски далеко! В это неспокойное время, когда англичане дышат нам в затылок, ты собрался ехать в Клюни? И зачем — из-за отца? Я не верю, что ты вдруг преисполнился сыновьей благодарности к нему, уж прости.

— В таком случае я не объясню, а ты не поймешь, — закатил глаза Вивьен.

«Прости, друг…»

— Может, хоть раз попытаешься?! — не скрывая обиды, воскликнул Ренар.

— Мне было плевать на отца до нашей поездки в Монмен перед тем, как нас взяли в инквизицию. Пока я не осознал, что безвозвратно потерял его, Ренар. Мне было плевать ровно до этого момента. Это ты понять способен?

Ренар раздраженно опустил голову.

— Представь себе, — буркнул он. — Но зачем ты вдруг решил поехать в Монмен снова? И почему не сказал мне?

— Не хотел, чтобы ты видел меня таким, каким я был после прошлой поездки туда. Я не люблю, когда кто-то наблюдает меня в моменты потери душевного спокойствия. А я знал, что, если скажу, куда собираюсь, ты захочешь поехать со мной.

— Тут ты не ошибся. Я и в Клюни хочу поехать с тобой. Нельзя ехать туда одному, англичане…

— Ты нужен Лорану здесь, — безапелляционно заявил Вивьен. — А я разберусь сам. Отправлюсь как паломник. Вояки, сколь бы черствыми они ни были, обычно не трогают паломников, особенно монахов. К тому же у меня при себе не будет почти ничего, что могло бы им пригодиться.

— Ты поедешь без оружия? — искренне изумился Ренар.

— Как ни странно, в облачении паломника я вижу больше защиты, нежели в наличии меча. С Божьей помощью я доберусь до Клюни спокойно и сумею вернуться обратно. Я постараюсь сделать все как можно быстрее. Лоран дал мне не так много времени.

В конце концов, Ренару пришлось уступить.

Вивьен сделал небольшой крюк, придерживаясь легенды о том, что действительно держит путь в Клюни, и лишь под покровом ночи свернул и сменил направление на Каркассон. Он держал в голове примерную карту и, если спрашивал дорогу у попадавшихся ему людей, никогда не называл конечный пункт своего назначения. Он намеренно запутывал всех, кого встречал, чтобы никто не мог сказать наверняка, куда он направляется. Вивьен искренне опасался, что весть о его поездке все же дойдет до Лорана. На будущее у него уже была припасена новая ложь: он собирался сказать, что так и не добрался до Клюни. Что слег с лихорадкой по дороге и случайно выяснил у паломников, нашедших и выходивших его в лесу, что они встречали его отца во время своих прошлых странствий и что тот все же погиб — но не от чумы, а от рук разбойников. Это должно было заставить Лорана не задавать вопросов. Хотя и на случай их наличия Вивьен уже знал, что станет отвечать.

Дорога, Божьей милостью, и впрямь выдалась довольно спокойной. На своем пути Вивьену не довелось встретить ни враждебных отрядов англичан, ни разбойников — словно Всевышний помогал ему в его начинаниях и направлял, помогая выяснить в Каркассоне правду об Анселе де Кутте.

«Но чего захочет от меня Господь, когда я выясню эту правду?» — мучительно думал Вивьен. — «Чтобы я сдал Анселя Лорану? Или чтобы посмотрел на его поступки шире и понял, что ни мне, ни Ренару, ни истинной вере он не причиняет зла? И к тому же… Боже, прости мне эту кощунственную мысль, но так ли важны формальные пути к Тебе, так ли важно, насколько канонично человек исполняет завещанные Иисусом обряды, какими словами молится Тебе? Ведь я знаю Анселя и знаю, что он хороший человек! Слышишь, Боже? Хороший! Так ли страшна ересь для Тебя, как для Твоих слуг на земле?»

Вивьен невольно усмехнулся собственным мыслям.

«Еретик», — подумал он, и все его существо содрогнулось от этого страшного слова. — «По всему ведь выходит, что я — еретик на службе Церкви. Но при этом я верую, Господи! Может, именно поэтому я и отправился сюда? Напомнить себе, что вера — есть главное, а опасного еретика определяют его поступки?»

Поразмыслив, Вивьен решил никогда не делиться этими мыслями ни с кем. Ансель был прав: в инквизиции его бы не поняли. Такие воззрения не были близки никому из тех, кого учили отстаивать интересы истинной веры и жестоко блюсти их. Подобные взгляды были слишком гибкими для инквизитора.

В задумчивости Вивьен не заметил, как ноги сами завели его глубоко в Нижний Город. Здесь повсюду мелькали текстильные лавки, но некоторые из них казались заброшенными и, похоже, таковыми и являлись. По-видимому, виной тому были последствия чумы, опустошившей город семь лет назад. Улицы были относительно безлюдны в этот предсумеречный час. Пройдя еще немного, Вивьен набрел на несколько разрушенных домов и замер перед ними в ошеломлении, будто на него снизошло озарение. Пусть на юге инквизиторские дела велись с большим рвением и, пожалуй, большим тщанием, нежели на севере, Вивьен узнал знакомый почерк и осознал, что дома эти были разрушены по приказу Святого Официума.

«Это те самые дома. Те, которые я искал», — с замиранием сердца подумал он. — «Но… что они способны сказать мне?»

Вивьен бросил взгляд в ту сторону, где, судя по картам, располагалась инквизиторская тюрьма Мюр.

«Все интересующие меня данные, если они сохранились, содержатся там», — с тоской подумал он, прекрасно понимая, что не сможет проникнуть туда. На юге Франции инквизиция отличалась большей приверженностью строгости, и здесь инквизиторами действительно не становились люди моложе сорока лет. В этом состояла одна из основных проблем: кто бы ни был инквизитором здесь, в Каркассоне, двадцать семь лет назад, он, скорее всего, давно умер или, в крайнем случае, получил другую, более высокую должность и покинул эти места, поэтому расспросить о процессах над катарами было некого. Разве что стоит искать не в инквизиции?

Вивьен прекрасно понимал, где могут собираться, рождаться, множиться и передаваться любые слухи города. Таверны. Это был единственный способ что-либо разузнать.

Небольшое количество денег, которое было у него при себе, он решил потратить с максимальной пользой. В первый вечер, устроившись в одной из самых близких к разрушенным домам таверн, он заказал себе вина и немного еды и стал прислушиваться к разговорам горожан, тут же столкнувшись с еще одной сложностью: понимать южное наречие оказалось намного труднее, чем он думал. Не все слова были знакомы Вивьену, и он всячески старался не выдать своего пристального внимания, вслушиваясь в разговоры посетителей.

Первый вечер ничего путного ему не принес, поэтому, уставший с дороги Вивьен все же побрел на постоялый двор, где остался на ночь.

На следующий день он вернулся в ту же таверну чуть раньше и повторил попытку. Со свежей головой он вскоре сумел привыкнуть и примерно начать различать чуждые слова. Следующим этапом стало определение завсегдатаев этой таверны. Вивьен с присущим ему инквизиторским тщанием наблюдал за поведением посетителей, то и дело сменявших друг друга. Он искал людей старше тридцати пяти лет, кто мог бы в сознательном возрасте стать свидетелем событий двадцатисемилетней давности и поведать о них. Из подходящих людей он выискивал наибольших любителей выпивки и присматривался к ним.

Его избранники, к сожалению, этим вечером захмелели слишком сильно и вести нормальный разговор не могли, поэтому затею расспросить их о разрушенных домах пришлось оставить. В тот же вечер Вивьен выбрал другую цель — старика, который искренне обрадовался собеседнику. Но стоило Вивьену только упомянуть о разрушенных домах, старик стушевался, заявил, что об этом говорить не желает, поспешил допить эль и удалиться.

На третий день Вивьен вернулся в таверну и вновь приступил к изучению посетителей. Через пару часов он все же нашел то, что искал. Двое мужчин, которым на вид можно было дать около сорока, показались ему наиболее сведущими в городских делах сплетниками, которые готовы были за пару порций вина выболтать всю подноготную Нижнего Города.

Ненавязчиво очутившись рядом с ними, Вивьен непринужденно завел с ними беседу. Рассказал о том, что никогда прежде не видел ничего более грандиозного, чем крепость Ситэ, о том, как поразил его своим видом Каркассон и о том, что он — странствующий послушник-доминиканец, решивший пересечь всю Францию от Доля до Фуа и вернуться обратно нехоженым путем в надежде, что на него снизойдет озарение Божие.

Уже успевшие захмелеть собеседники задушевно хлопали Вивьена по плечам — особенно, когда он, тратя последние деньги, щедро покупал им вина. Они рассказывали о своих делах и семьях и, наконец, завели разговор об истории города. Вивьен упорно направлял нить диалога в эту сторону, но, почувствовав, что она привела, куда ему нужно, не стал спешить с расспросами. Он еще немного поговорил с представившимися ему Мартеном и Ивом мужчинами об особенностях Ситэ, о том, как образовался Нижний Город, а затем, наконец, нарочито небрежно поинтересовался:

— А тут недалеко есть разрушенные дома. Что с ними случилось?

Лица собеседников, как он и ожидал, подернулись тенью.

— Инквизиция, — вполголоса сообщил Мартен.

Вивьен состроил нарочито удивленное лицо.

— Инквизиция? — переспросил он, позволяя собеседникам самостоятельно оценить степень его «невежества».

— Чтобы доминиканец не знал, что такое инквизиция? — воскликнул Мартен. Вивьен примирительно покачал головой.

— Вы не так меня поняли, месье, я знаю, что такое инквизиция. Но… за что она отдала приказ разрушить эти дома?

— Вы там у себя, в Доле, вообще, что ли, ничего о наших краях не слышали? — почти возмущенно спросил Ив. — Слышал о Симоне де Монфоре? А о еретиках слышал? Добрыми людьми их кличут.

— Не «кличут», а кликали, — покачав головой, поправил его Мартен. — И не «добрыми людьми», а катарами. Чистыми, то есть. Еретики они были. Позорили христианскую Церковь, запутывали простых людей своими россказнями и делали их мишенью для Фурнье.

На этом месте Вивьен с интересом прищурился.

— Фурнье?

Хотя Вивьен прекрасно знал, что это был за человек, он искренне удивился. Он и забыл, что епископ Памье по имени Жак Фурнье — позже взошедший на папский престол под именем Бенедикта XII — некоторое время был инквизитором. А того, что обязанности его распространялись на Каркассон, он и вовсе не знал. Воистину, сообщение севера и юга Франции оставляло желать лучшего.

— Жак Фурнье. Инквизитор. Он вел тут постоянные записи обо всем — о жителях, о происходящем. Вроде как, даже допросы подробно записывал и собирал у себя в архивах, но это слухи. И так было не только в Каркассоне.

Вивьен понимающе кивнул.

— И что, те дома, которые стоят там, — он оценивающе указал кивком за окно таверны, — тоже он разрушил?

— Уж был ли он там лично, я не знаю, — отозвался Мартен, — но он принимал участие в аресте тех еретиков, это точно.

Вивьен вновь решил сыграть невежду.

— То есть, как? Не был, но участие принимал?

Мартен закатил глаза.

— Руководил, то есть. Понимаешь теперь? — Он картинно постучал себя кулаком по лбу. Хмельной взгляд блуждал по полумраку таверны и вновь возвращался к Вивьену. Тот кивнул, понимающе промычав.

— Еретики, — после небольшой паузы произнес он, неуютно передернув плечами. — И долго они жили в городе под носом у инквизиции?

— Да прилично, — ответил Ив. — Не один десяток лет точно. Хорошо скрывались. Хотя и были на самом виду. Их было несколько семей, и всех их в итоге казнили. Лет тридцать назад это было. Дома так и стоят разрушенными.

Вивьен озабоченно покачал головой.

«Имя! Мне нужно имя!» — вопил его разум. Но он не мог назвать имя Анселя сам. Он должен был узнать это как-то по-другому, не привлекая внимания.

— Прямо всех казнили? — переспросил Вивьен. — И детей? Или среди еретиков были только взрослые?

Мартен небрежно махнул рукой.

— Ну как… были и дети. Девушки, юноши. Но немного. — Он неприязненно поморщился. — Эти еретики, они же… как-то не очень детей заводили. А если и заводили, это у них считалось… дурным тоном или что-то вроде того.

Вивьен непонимающе прищурился, хотя и был осведомлен, что в катарском учении рождение ребенка считалось насильственным заточением ангельской души в человеческое тело и обречением ее на пребывание в земном аду.

— Отчего так?

— Да черт их знает, — буркнул Ив.

— Не положено им было. Кто ж их разберет, почему! Еретики же…

Вивьен вновь кивнул. Он понимал, что, если станет расспрашивать дальше, вызовет подозрения, а этого он не хотел. Вскоре распрощавшись с Ивом и Мартеном, он покинул таверну и дошел до берега реки Од и устало всмотрелся в ее темные воды.

«Бесполезно», — устало подумал он. — «Я не смогу узнать ничего об Анселе, не называя его имя. А если назову, это вызовет вопросы, привлечет внимание. Как? Господи, как мне выяснить правду?»

Он поднял глаза к потемневшему небу, будто ждал знака свыше. Лишь тогда он услышал за собой шаги и резко развернулся. Впотьмах к нему неспешно приближалась чья-то фигура — судя по сложению, женская. Вивьен прищурился. Незнакомка и не думала останавливаться. Она шла уверенно и явно направлялась к нему.

— Кто вы? — строго спросил Вивьен, невольно принимая оборонительную стойку на случай, если эта женщина решит на него напасть.