С ним мы, вдоволь наговорились — до хрипоты наспорились по марксисткой теории-практике, видимо — оба испытывая дефицит общения. Не считая того, что он обозвал меня "безграмотным ревизионистом", я его — "зашоренным догматиком", стали практически, если и не друзьями — то очень хорошими знакомыми.
Это был типичный представитель интеллигентов-разночинцев и повторил судьбу многих из них: за "революционную деятельность" — вместе со сроком получил в царской тюрьме чахотку и, по состоянию здоровья был определён "на поселение" в сей забытый — Богом и начальством уголок. Здесь он, собиравшийся уж было "проверить" самолично, собственные же атеистические убеждения в отсутствие "загробной жизни" — каким-то дивным чудом выздоровел, женился на местной мещанке лет на двадцать младше его и, обзавёлся единственным "потомством" в лице Кондрата.
Из-за своего богатого — ещё дореволюционного стажа, Борис Александрович пользуется определённым авторитетом среди местной большевицкой "братвы" и неофициально считается "правой рукой" у самого товарища Анисимова. Хотя и не имеет никакого влияния — не обладая реальной властью, не занимая ("по состоянию" здоровья и возрасту) никакой должности в советской властной иерархии. Живёт на пенсию — полагающемуся ему как ветерану революционного движения и на "крепкое" домашнее хозяйство — ведущегося собственной супругой.
Идеологически подкован крепко: Карл Маркс, Фридрих Энгельс и прочие классики — вплоть до Троцкого с Каутским, так и "отскакивают у него от зубов"!
Сам того не понимая (а может понимая — но не используя из-за присущей всем российским интеллигентам непрактичности), Борис Александрович обладает огромной властью... По волостным меркам, конечно. Если "из Центра" приходит какое-нибудь особо мудрое "постановление", он "разжёвывает" его местной партэлите и особенно — её Председателю, доступным тем языком.
Короче, он вполне мог бы стать, как бы "серым кардиналом" при Анисимове — однако этим не пользуется. Возможно, он просто слишком стар для каких-либо амбиций.
Сын Бориса Александровича — четырнадцатилетний Кондрат Конофальский, от родителей взял самое наилучшее: телом и характером был в мать — физически крепкий, по-крестьянски настойчивый и терпеливый — но если надо, пробивной как африканский буйвол. Но при этом, имеющий необычайно широкий для "сельской местности" кругозор и любящий "пофилософствовать" по поводу и без оного — как его отец. Из-за чрезмерного увлечения чтением в эпоху тотального дефицита керосина для освящения, очень рано испортил себе зрение и вынужден теперь носить круглые очки — делающим его и без того умное — но по-детски округлое, слегка наивное лицо — просто каким-то вообще заумным.
Сосед и друг — "не разлей вода" с Ефимом Анисимовым, с лёгкой руки которого его общепринятым в подростковой среде прозвищем стало — "Брат-Кондрат".
Его личностная мотивация нахождения в нашей группе — вступить в комсомол, затем в партию... Нет, про номенклатурную "карьеру" и речи не велось! Румяный юноша "со взглядом горящим", стремился быть максимально полезным если не "мировому пролетариату" (в том, что тот в подобной "помощи" сильно нуждается, мне удалось его достаточно быстро разубедить), то хотя бы своему-собственному трудовому народу.
Восторженный, я бы даже сказал — фанатичный сторонник новой "революционной" власти, любитель поспорить по любому поводу и без него. Грезил мировой революцией — в гараже, он меня ею доставал так, что... Да и, не меня одного! То и дело, ему кто-нибудь из ребят говорил, что-нибудь вроде типа:
— Закрой подувало, Брат-Кондрат — голова от тебя уже трещит! Вот когда контузит тебя польским снарядом — как Серафима, да посидишь в их лагерях — вот тогда и расскажешь нам про "братство трудовых народов", да про "всемирную республику Советов".
Принародно я просто отмалчивался, а наедине, осторожно пытаюсь навязать точку зрения — отличную пока от общепринятой среди правящей партии и её адептов:
— Думаю, нашей Республике придётся строить социализм в одиночестве и причём — во враждебном капиталистическом окружении... Что об этом написано у классиков марксизма, Кондрат?
— Ничего не написано, — уверенно отвечает.
— А что думаешь по этому поводу ты лично?
— Я думаю, это невозможно...
Гляжу ему в глаза:
— Так значит, в случае если Мировая революция не свершится — ты предлагаешь нам, русским большевикам, сдаться на милость капиталистов?
Молчит, как кувалдой оглаушенный.
— А за что тогда столько крови пролито, Кондрат? По-твоему, это всё — зря?
После моих вопросов, Бра-Кондрат накрепко задумался и ходил несколько дней сам не свой... Потом подошёл когда все разошлись, и:
— Серафим! Я тут с отцом поговорил... В неизбежности свершения в ближайшее же время Мировой революции, я по-прежнему не сомневаюсь! Как минимум в нескольких "ключевых" странах, передовой европейский пролетариат возьмёт власть и поможет российскому пролетариату построить социализм...
"Знамо дело — с отцом поговорил: узнаю глас Бориса Александровича!".
— ...Однако, я считаю, что у нашей Республики должно быть несколько вариантов плана построения социализма. В том числе и самостоятельно — Мировая революция... Ээээ...
— ...Может запоздать, — закончил я за него.
— Совершенно верно!
Хорошенько подумав, я:
— Кондрат! А не мог бы ты свои соображения по поводу построения социализма в одной стране изложить письменно? В виде газетной статьи?
В глазах лёгкий испуг:
— "В виде газетной статьи"?
— Ну, да, — закидываю очень вкусную наживку для его юношеского самолюбия, — разве ты не хочешь стать одним из классиков марксизма?
Вижу — хочется ему и колется...
— Встать в один ряд... Нет, не с Марсом, конечно — с Каутским, Энгельсом... Чтоб и, века спустя всяк знал — кто такой Кондрат Конофальский!
В глазах зажигается неугасимый огонь энтузиаста-фанатика:
— Хорошо, я попробую!
* * *
Фамилия "Телегин" — была самой распространённой в Ульяновской волости, ибо в ней было полно сёл с кустарями — испокон веков изготавливающих на продажу это нехитрое крестьянское транспортное средство.
Именно "Телегиными" — были наши близнецы!
"Санька да Ванька" — именно так их и называли, даже если обращались к одному из тринадцатилетних братьев-близнецов. Вопреки моему досель убеждению о мирном сосуществовании подобных "клонов", эти постоянно спорили меж собой, ссорились и, даже не стеснялись хорошенько подраться — по любому, хоть малейшему поводу. Я так думаю — соперничество из рода "кто самый главный в семье"! Что самое интересное: стоит лишь появиться какой-нибудь "внешней" опасности — как тут же происходит консолидация до самой её полной "ликвидации". Точно также, происходит "братское единение" двух близнецов во имя какой-то общей цели... Если, конечно — она интересна для обоих. Иначе...
Мама, не горюй!
"Бои без правил" — которые мне иногда доводилось смотреть "по ящику", просто возня дошколят в песочнице.
Что их объединяло — гордость за своего отца!
Он был из мещан. Выучившись сам, он стал учить других — до 1915 года работая местным учителем. Затем его мобилизовали и, пройдя школу прапорщиков (куда после уничтожения довоенного кадрового офицерства — брали всех, хоть с каким-то образованием), тот отличился на войне — уже при "Временных" дослужившись до штабс-капитана.
Видимо, отцу Саньки и Ваньки воевать понравилось больше — чем учить чужих детей и воспитывать собственных!
После Октября приехав на краткую побывку домой, он добровольцем вступает в Красную армию и погибает уже под самый "занавес" Гражданской войны — где-то в степях Таврии в 1920 году, в должности командира дивизии.
Хотя братья видели своего отца "наездами" — когда тот на короткое время приезжал домой оклематься от боевых ран, они его любили со всей сыновьей страстью. Любовь к отцу перешла на пылкую страсть к его профессии "Родину защищать": Санька и Ванька — грезили стать командирами РККА.
Во время ремонта "Бразье", близнецы так достали меня военной тематикой — что я принёс им все воинские уставы что смог найти в своей канцелярии ОВО и в городской библиотеке: от ещё старых имперских — до первых советских:
— "Живи по уставу — заслужишь честь и славу"! Основа военного дела, ребята — строевая подготовка и воинские уставы. Не знающий их командир, подобен священнику не знающий Священного писания, молитв и ритуалов. Сможет ли он проводить обряды Таинства?
Оба, машут головами:
— Нет, не сможет!
— Вот точно так же, человек не знающий назубок уставы — не сможет стать хорошим командиром. Учите их и когда у вас обоих, они "от зубов будет отскакивать" — тогда мы с вами и поговорим. А если не сможете выучить, значит: в Красную Армию — вы оба не годитесь...
Хоть до конца ремонта, но они от меня отстали!
Глава 7. Соблазнение строптивого
Четырнадцатилетняя Елизавета Молчанова, была не сказать чтобы "писанная" красавица — но несомненно из тех девушек, при взгляде на которых мужчины обычно говорят: "В ней что-то есть!".
И, "весь мир кладут к их ногам"... Образно говоря, конечно.
Происхождения она — самого, что ни на есть "буржуазно-эксплуататорского": из семьи крупного петроградского чиновника — бежавшего от "прелестей" диктатуры пролетариата куда подальше из "города трёх революций", но успевшего добежать всего лишь до Нижнего Новгорода.
Но, от лихой судьбины не убежишь!
На малой Родине Козьмы Минина её отца за что-то "контрреволюционное" арестовали и отправили искупать вину перед трудовым народом в ульяновский "Стан принудительных работ". Семья, естественно, последовала за своей главой и поселилась в самой волостном городишке.
Увы, но отец Елизаветы проработал на лесоповале недолго и, собственной смертью, сполна искупил вину нескольких поколений своих дворянских предков перед народом... А Елизавета с матерью остались в Ульяновке — ехать им было некуда да и не на что.
"Всё, что не убивает сразу — делает нас сильнее"!
Чтоб выжить в чужом городе, среди незнакомых людей, пришлось приспособляться. Не знаю каким образом (в любом даже — в самом мерзком случае, я её не осуждаю), мать Елизаветы сумела внушить доверие у новой власти и получила должность совслужащей по почтовому ведомству. Оклад небольшой, не пошикуешь особо (хахаха!) — но на жизнь пока хватает.
Лиза же, учится в волостной школе...
Хотя, я просто диву даюсь: чему она там может научиться?!
Немного пообщавшись я узнал: французский язык она знает как родной, разговорный английский — намного лучше меня. Кроме этого — латинский, древнегреческий, старославянский и всё остальное... В объёме того класса гимназии, конечно, что она успела закончить ко времени великого Февраля — когда по её словам: "У нас под окном какие-то "la canaille" городового растерзали".
Музыка, танцы, рисование, вышивание... Даже "сестринское дело" — уход за раненными, знает.
Видел и даже пару раз общался с её "маман" — бабой "вида хулиганского". Та, изо всех сил старалась "косить" под свою для пролетарской власти: носила красную косынку, ругалась матом и курила махру как паровоз — даром что только семечки не лузгала и семечками вокруг себя не расплевывалась.
Исключая конечно "махру", Лиза вся в неё!
Бойкая и решительная — умеющая за себя постоять на словах и на "кулачках", что даже не каждой её местной ровеснице присуще. Трудолюбивая и исполнительная просто потрясающе! Некоторые работы — та же очистка деталей кузова и шасси от грязи и глубоко въевшейся ржавчины, были просто фантастически нудными для непоседливых подростков не любящих однообразия. Ребята, хотя и изо всех сих старались, часто не выдерживали и бросали — втихомолку матерясь ломающимися отроческими басками...
Лиза же, казалось, может бесконечно долго тереть лист железа стальной щёткой!
Кроме того на втором этапе восстановления этого чуда французского автопрома, выяснилось (забегаю опять немного вперёд): и самую тонкую работу — настройку карбюратора, установку всевозможных зазоров и переналадку электрооборудования, к примеру, она выполняет лучше мальчишек... Наверное, из-за особенностей свой девичьей мышечной моторики.
Последнее обстоятельство, заставило меня сильно призадуматься...
Эта девочка опровергла расхожий "миф о блондинках" и первая заподозрила, что я не тот за кого себя выдаю — обнаружив полное моё незнание предметов, что преподавали до революции в гимназиях. Пришлось, уже в какой раз сослаться на контузию и тиф — что частично "отшибли" мне память.
— Сказать тебе по правде, Елизавета, — шепнул я ей на ушко, — я даже отца, мать и родных сестёр не помню... Как здесь очутился — ума не приложу!
Это был тонкий — хотя и довольно подленький с моей стороны, ход: подумав, она тяжело вздохнула:
— Моего старшего брата в "ту" войну германцы убили... А, вдруг нет? Может тоже — где-нибудь в беспамятстве живёт и про нас с мамой ничего не помнит.
В её голосе была такая скорбящая боль, что я почувствовал себя последним подонком на этом Свете...
А, вот мои познания в математике её впечатлили! После решения на логарифмической линейке некоторых вычислений — что мне пришлось делать в течении ремонта этой французской "хрени", я для неё стал бесспорным авторитетом — в том, что касается "науки".
Лиза мне очень хорошо помогла, переведя книгу по устройству, ремонту и эксплуатации "Бразье 30/60 CV", что я нашёл за задним диваном автомобиля. Хотя, половины страниц не хватало, а оставшиеся были сильно покоцанны мышами — это, мне несколько сократило срок и стоимость ремонта.
Сперва я недоумевал, не понимая причины её появления здесь — у меня в гараже... Думал, "роман" у неё с каким из моих помощников.
Однако, не угадал!
Высокая и стройная — с практически идеальной фигурой фотомодели моего времени, она не была для местных парней (длинная как коломенская верста, да костлявая) особо сексуально привлекательной. Да и характерец имела ещё тот — с такой не "забалуешь". Так что её ровесники предпочитали поселковым девкам сиськи на сеновалах мять (все мы в своё время, через этот период прошли!) — а к ней относились подчёркнуто-уважительно. Даже называли не в пример своим "пассиям" — не "Лизка" какая-нибудь там, или даже — просто "Лиза", а строго-официально: ЕЛИЗАВЕТА!!!
— Елизавета, подай мне ключ на "семнадцать"! Елизавета, принеси мне вон ту железяку! Елизавета, подсоби мне — подержи вот эту штучку...
— Ванька, не тупи! Это деталь называется "серьга подвески", а вовсе не "штучка".
Ребята, просто на лету схватывали все мои "словечки" — вольно или невольно с языка срывающиеся и, вскоре мне иногда стало казаться — я в родном двадцать первом веке.
— Хорошо! Пусть будет "серьга" — мне как-то "фиолетово"... Подай тогда заодно и тот шкворень.
— За шкворнем сам сходишь — мне "в лом" в такую даль тащиться...
Затем, каюсь: грешным делом решил — что это Лиза на меня без ума запала. Томные взгляды, тайно на меня бросаемые, опущенные долу очи и лёгкое покраснение девичьих щёк — при обращении ней, стремление лишний раз попасться на глаза и остаться наедине с "предметом" воздыхания.
