В субботу заметно потеплело, к началу тренировки температура воздуха поднялась градусов до десяти, и тренер вывел нас на стадион. Здесь стало понятно, для чего ему нужен был мой размер обуви: Примерь, мне кажется, они должны тебе подойти, — подал он мне пару шиповок.

Да, эта спортивная обувь оказалась мне впору, поношенные шиповки легли на ногу, как там и были.

— На дистанцию на стадионе теперь бегаешь только в них, будешь, так сказать, привыкать к правильной экипировке. Выкладываться сегодня не нужно, задача освоиться, не спеша отрабатывать старт и разгон. Когда поймёшь, что чувствуешь их как раньше свои кеды, можно будет бежать на результат. Думаю, тренировки через три стоит попробовать.

Больше в этот день Геннадий Иванович ко мне не подходил, так, иногда поглядывал.

Однако, уже к концу занятия я считал, что с этим предметом экипировки полностью освоился, но тренеру, наверное, виднее. Меня лишь не оставляло чувство, что что-то не так с самими шиповками. Тем не менее, выйти на настоящий старт Геннадий Иванович позволил мне только через неделю, в следующую субботу. На этот раз всё было по-серьёзному — шиповки, стартовые колодки, отсчёт с двух секундомеров, не хватало разве что стартового пистолета.

Погода была для этого времени года отличной, температура выше десяти градусов, ветер практически не ощущался. Как и двенадцать дней назад бежал я один, только зрителей было гораздо меньше. Когда после финиша не спеша возвращался к тренеру, вокруг него уже собралась вся наша спортивная группа, и по некоторым восклицаниям было понятно, что забег удался.

— 10,9 и 11,0 озвучил показания Геннадий Иванович, — причём худший из двух результатов зафиксировал секундомер в руках третьекурсника, который сам показывал своё лучшее время между первым и вторым разрядами.

— Глеб, ты уверен, что никогда раньше не бегал в шиповках? — спросил тренер, ещё раз посмотрев на секундомер.

— Уверен, у меня их и не было никогда.

— Что ж, на сегодня тренировка окончена, следующая здесь же по расписанию, если позволит погода, — записав что-то в небольшой блокнот, Геннадий Иванович не спеша двинулся в сторону раздевалки, за ним потянулась вся группа, ну и я в том числе.

По дороге меня не оставляло слабое чувство, что что-то не так не только с шиповками, но и с одетой на меня спортивной формой.

В общаге застал Влада Панцерновского, который только что вернулся из умывальника с мокрой тряпичной сумкой.

— Ты её стирал, что ли?

— Пришлось, молоко разлилось. Ладно, сумка, так ещё и хлеб намочило, — на его круглом лице с несколько широковатым носом было написано недовольство.

— Ерунда, съедим и мокрый, в молоке ведь, не в чём-то ещё. А как молоко в сумку попало?

— Из бутылки, — Влад махнул головой в сторону подоконника, на котором стояли в ряд четыре прозрачные поллитровые бутылки с широким горлом. Одна из них была наполовину пуста.

— Первый раз вижу, чтобы молоко продавали в бутылках, да ещё и открытых. Мало того, что разлиться может, так и грязь сверху запросто попадёт.

— Ага, я тоже в первый раз увидел, продавщица сказала, что какой-то новый завод по их выпуску и розливу открыли. И бутылки не открытые, просто одна в сумке упала и крышечка с неё слетела.

Я подошёл к подоконнику. Действительно, в горлышке каждой бутылки, на сужении, лежал кружок из картона. То есть, просто лежал, ничем не закреплённый.

— Неудивительно, что молоко разлилось, эти крышки ничего не удержат, совершенно дурацкое решение, — заключил я.

— Ты можешь предложить лучше? — спросил только что вошедший в комнату с Механошиным Маршал. — Критиковать легко, придумать что-то толковое гораздо труднее.

Я ненадолго задумался: Спорим, что я найду решение?

Теперь задумался Маршал: На что будем спорить?

— Влад, что ты купил на ужин, кроме молока и хлеба? — обратился я к Панцерновскому.

— Сто грамм подушечек и шоколадку.

— Давай, Маршал, спорим на твою и мою доли шоколадки.

— Ладно, только крышку ты должен придумать сегодня, она должна быть лучше этих и такой же простой.

— Хорошо, судить будут Влад с Вадимом.

— Договорились.

Небогатый студенческий ужин подошёл к концу, на столе осталась только наша с Маршалом половина шоколадки, сиротливо лежащая на развёрнутой фольге. И в этот момент мне пришла в голову подходящая идея. Так-то, решений этой проблемы полно, но большинство сильно дороже в реализации, чем кусок плотного картона.

— Ну, я в принципе готов отвечать по спору.

— Давай, не томи, — Маршал посмотрел на половинку шоколадки.

— Стеклянная пробка конической формы.

— Не пойдёт, — покачал головой Механошин, — намного сложнее в производстве, да и из бутылки может запросто выпасть.

— При неосторожном закрывании можно бутылку разбить, — добавил второй судья, Панцерновский.

— Проблему выпадения легко решает простой проволочный фиксатор, но, согласен, это ещё больше усложняет производство, — согласился я.

— Ты проиграл, — сказал Маршал и потянулся к шоколадке.

— Ещё нет, мы договорились, что решение должно быть придумано сегодня. Сегодня заканчивается в 24:00, а сейчас только полдевятого. Слушайте другое решение, — сначала я хотел предложить ещё пару вариантов, которые вряд ли будут приняты, но решил не тянуть волынку и выдать основной.

Я взял в левую руку бутылку, правой осторожно вытащил фольгу из-под шоколадки, накрыл ею горлышко, обжал рукой и отпустил. Идея была понятна без слов. Несколько секунд все осмысливали демонстрацию, потом раздалось первое критическое замечание.

— Слишком непрочно, фольга порвётся, — высказался Маршал.

— Не проблема, просто она должна быть немного толще, это нетрудно посчитать, — защитил я своё предложение. — И вердикт должны вынести судьи.

— Фольга, вообще-то, дороже картона, — заметил Механошин.

— Если бы была слишком дорогой, её бы не использовали в шоколадках и конфетах. Кроме того, эти крышечки можно было бы сдавать в переплавку. За деньги, — добавил Влад, — например, копейка за пару крышек. Кстати, за бутылку дают полтора рубля, это мне продавец сказала.

Никто не стал спорить с ещё одним доводом Влада, что процесс надевания такой крышки легко поддаётся автоматизации. Тем не менее, обсуждение продолжалось ещё минут десять, но, в конце концов, точку поставил мой аргумент, что на такой крышке можно легко отштамповать дату изготовления и что, собственно, содержится в бутылке.

Эта забавная история имела продолжение. В очередной поход в гастроном Панцерновский подробно записал в книгу жалоб и предложений магазина мою идею с крышками из фольги, а уже намного позже, когда эти крышки повсеместно применялись, прочёл в "Советской торговле" статью про их изобретателя. По чистой случайности им оказалась товаровед этого самого гастронома, которая даже запатентовала изобретение.

* * *

— Ну, Геннадий Иванович, проходи, рассказывай, — Владимир Михайлович, заведующий кафедрой физкультуры, пригласил преподавателя в свой кабинет.

— Из обеих моих групп наиболее перспективен, пожалуй, Ильин. Уже сейчас он может показать на 100 метров время первого разряда.

— Подробнее можно?

— Дней десять назад он впервые, с его слов, надел шиповки, и, ты знаешь, уже к концу первой тренировки у меня создалось впечатление, что он в них уже бегал, и бегал немало, разве что довольно давно. А вот со стартовыми колодками, похоже, никогда дела не имел.

— Лучший его результат?

— 10,9 — лучший, он же, так сказать, и единственный в правильной экипировке.

— Так это же замечательно, пика формы парень должен достичь лет через пять, это, конечно, при условии серьёзного отношения к делу.

— А вот здесь у меня есть, так сказать, два известия, как водится, хорошее и плохое, — на секунду замявшись, тренер добавил, — правда, в хорошем есть плохое, а в плохом хорошее.

— Геннадий Иванович, что ты мне ребусы загадываешь, можешь изъясняться понятно и желательно на русском?

— Начну с хорошего. В общем так, техника бега у него, не побоюсь этого слова, идеальна, он вообще не делает ни одного лишнего движения, по крайней мере, я увидел именно это. Некоторые огрехи заметил только на старте с колодок, почему и верю, что бегать с них ему не приходилось. Разгон, бег — здесь, на мой взгляд, улучшать просто нечего, это и есть плохое в хорошем, то есть улучшить результат за счёт постановки техники не получится. Ну, может быть, над финишным рывком можно поработать, но там выигрыш — копейки.

— Теперь немного понятнее, хотя в идеальную технику верится с трудом, потому как в этом случае его можно использовать как учебное пособие. Договориться с киношниками, и снять на камеру. Ладно, переходи ко второй части.

— Значит о плохом. Физические данные у него хорошие, а для его возраста даже очень хорошие, но не выдающиеся. Ну, а хорошее в этом плохом — тут есть над чем работать. Но увеличить количество тренировок Ильин отказался наотрез.

— Здесь, по-моему, всё не так страшно. Сколько там парню, шестнадцать? Вкусит он "яд" славы, известность, поклонницы, и совсем иначе заговорит. В следующем году планируется восстановить мемориал братьев Знаменских. Спринт там, конечно, не главная дистанция, но турнир имеет статус международного. Успеешь его подготовить, чтобы он показал достойный результат?

— К какому времени?

— Где-то к середине лета.

— Попытаюсь, тем более, что выбора-то особого нет.

— Надо не пытаться, а сделать.

— Что смогу.

* * *

Прошло уже две недели со времени моего последнего разговора с Ефремовым, именно такую периодичность встреч мы с ним установили, и я в очередной раз направился к нему. День в это воскресенье выдался очень тёплым, пешая прогулка доставила мне удовольствие, хотелось даже пробежаться, хотя тренер говорил, что бег на длинные дистанции, это не моё. Иван Антонович был дома и было видно, что он искренне рад моему визиту.

— Помните, Глеб, как Аллан летом объяснял моё отсутствие дома?

— Да, вы жили на своей даче.

— На даче, только не своей, а съёмной. Мы с женой снимали её у академика Ивана Михайловича Майского в дачном посёлке Мозжинка около Звенигорода. Но речь сейчас не о даче, а о самом академике. Ему 73 года, но он сохранил ясный ум и неплохое для его возраста здоровье, несмотря на то, что он побывал в ссылке в царское время и дважды в тюрьме в советское. Первый раз в феврале 1953-го, по его воспоминаниям допрашивал его лично Берия, требовал признаться в шпионаже в пользу Великобритании. После пыток шестидесятидевятилетний бывший посол признался во всех инкриминируемых ему преступлениях, в результате статья 58 Уголовного кодекса — "измена Родине". Смысл своего ареста он видел только один — борьба за власть руководителей двух могущественных ведомств, Берии и Молотова между собой.

Спустя всего четыре месяца Берию арестовали и самого обвинили в шпионаже и заговоре с целью захвата власти. Майского должны были, как будто отпустить, но нашли его признательные показания и ещё два года он провёл в камере. В итоге он отсидел около двух с половиной лет, в 1955-м его выпустили и даже восстановили в партии.

— Это очень интересная история, Иван Антонович, но для чего вы её мне рассказали? Предлагаете посвятить этого, наверное, весьма достойного человека в мою историю?

— Разумеется, нет, причина в другом. В 1951 году Сталин, видимо, понял, что перед социализмом в СССР стоит проблема как развиваться дальше, так как очевидные шаги были исчерпаны, или будут исчерпаны в ближайшем будущем. Используя вашу терминологию, можно сказать, что в Советском Союзе заканчивался период догоняющей экономики. Вскоре он создал сильную научную группу при ЦК, которая должна была выработать стратегию дальнейшего развития социализма, и вообще понять, что нужно делать, куда и как двигаться дальше. Хрущёвым эта группа была распущена. Иван Михайлович Майский знает некоторых людей из этой группы. Возможно, есть смысл с ними познакомиться, узнать к чему они успели прийти за время своей работы над этой темой.

— Не возражаю, мы с вами, Иван Антонович, приблизительно знаем к чему нужно стремиться, но не знаем как. Может быть эта группа додумалась до чего-нибудь толкового. Вы сами думали над тем, что нужно делать, с учётом того, что вы знаете о будущем?

— Думал, но как ни ломал голову, ничего достойного внимания в неё пока не приходит. Представьте, Глеб, что вдруг, каким-то чудом, завтра проводится честный, без всякого давления со стороны власти, обязательный к исполнению всенародный референдум, с вопросом "Сохранить или нет руководящую и направляющую роль КПСС?". Ответьте себе, положа руку на сердце, каков будет результат?

Я задумался, вспомнил мать, учителей, других знакомых мне взрослых, да даже и себя самого полуторалетней давности, и понял, что подавляющее большинство ответит "Сохранить".

Вариант 1. Рыба гниёт с головы?

Глава 22.

— Результат будет "Сохранить", полтора года назад я и сам, скорее всего, проголосовал бы также, — озвучил я свой вывод. — Но это потому, что не знал к чему приведёт разложение элиты, и что она, вообще, быстро разложится.

— Хорошо, Глеб, допустим, что тем же чудом удастся довести до большинства населения предсказание будущего вплоть до 2000 года. Наступает 1960-й, в космос летят и успешно возвращаются предсказанные собаки, а в апреле советский гражданин совершает первый в истории Земли орбитальный полёт. Что будет думать наш народ, по крайней мере, его большинство? Попробую ответить сам — полёты были задолго запланированы нашей партией и правительством, и это удалось вызнать агентам мирового капитализма от предателей в наших рядах. Мировой капитал использовал это знание, чтобы выдав достоверную информацию об известном будущем, далее дать лживое предсказание о распаде СССР и реставрации капитализма с целью дестабилизировать ситуацию в нашей стране. Как вам такой вариант, который будет выдан со страниц всех газет?

— К сожалению, реалистичен. Будут, наверное, люди, которые не поверят, что можно настолько точно запланировать события в новой, неизведанной области.

— Будут, конечно, но вряд ли их будет слишком много, — подытожил Ефремов.

Нельзя сказать, что сказанное писателем было для меня полной неожиданностью, я и сам много над этим размышлял и пришёл к сходным выводам.

— Ну, что же, Иван Антонович, раз уж не видно других вариантов, придётся переходить к плану Б. Что вы можете сказать о Хрущёве, а то я о нём вообще почти ничего не знаю?

— Ему 63 года, происхождением из бедной крестьянской семьи, до революции работал слесарем, шахтёром, после гражданской войны занимался в основном партийной работой. Насколько мне известно, высшего образования не получил, хотя где-то учился. Во время войны был членом военных советов нескольких фронтов. После смерти Сталина организовал арест Берия, суд над ним, присудивший ему высшую меру наказания. О его удачных и неудачных решениях, в том числе, послуживших одной из причин той беды, что случится с нашей страной, вы и без меня знаете.