| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Вцепившись пальцами левой руки в раму, глава Ордена Вседержителя изо всех сил бросил свое тело вперед и, кувыркаясь в воздухе, полетел вниз...
Глава 24. Кром Меченый.
Четвертый день первой десятины первого травника.
...Просовывая сквозь прутья решетки мой завтрак — две вареные репы, кусок сыра размером с кулак, краюху хлеба и небольшой мех с водой — посыльный в цветах Рендаллов играл желваками и зверел от бессилия: кормить Нелюдя ему не хотелось, но ослушаться прямого приказа сюзерена он не мог. Сопровождающий его воин чувствовал то же самое: пожирал меня взглядом и с нетерпением ждал хоть какого-то намека на движение.
Желание втоптать меня в пол, написанное на его лице, было таким сильным, что я решил пойти ему навстречу и пошевелился — вцепился в край нар и сделал вид, что встаю.
Воин тут же выхватил из ножен меч, рывком откинул посыльного к противоположной стене коридора и зашипел:
— Еще одно движение, и я...
Я усмехнулся и неторопливо встал.
Вассал графа Грасса взвыл, метнулся к рыжеволосому десятнику, весь последний час доказывавшему своему напарнику необходимость отмены особого режима судопроизводства в отношении Бездушных, и потянулся к связке ключей, висящих у того на поясе.
Рыжий качнулся назад, с легкостью отбил его руку в сторону и рявкнул:
— Крюк, уймись!
Воин остановился, угрюмо сдвинул брови к переносице и глухо пробормотал:
— Он собирается на нас напасть...
— Он тебя правоце-... праваци-... в общем, пытается заставить тебя подарить ему легкую смерть...
Я усмехнулся, поудобнее перехватил цепи, сковывающие мои запястья, и подошел к решетке.
Услышав лязг звеньев, Крюк мгновенно развернулся ко мне, прищурился и зашипел:
— Ах ты тварь! Вздумал соскочить?! Коровью лепешку тебе по меченой морде, а не легкую смерть: сказано — Декада Воздаяния , значит, Декада Воздаяния!
— Пока не 'сказано'... — провожая меня взглядом, хмыкнул Рыжий. — Суда-то еще не было...
Крюк позеленел от бешенства:
— Дык признался же? А за насилие над белой другого наказания не положено!
Десятник согласно кивнул:
— Знаю! Но суда еще НЕ БЫЛО!
Посыльный, переводивший взгляд с одного на второго и обратно, поскреб подбородок и угрюмо буркнул:
— Десятины слишком мало: таких тварей, как он, надо сажать на кол или медленно опускать в котел с кипящим маслом...
Я флегматично откусил кусок репы, медленно прожевал и проглотил.
— Жрет! Как ни в чем не бывало!!! — возмутился Крюк. — Эх, будь моя воля, я бы сначала содрал с него кожу, потом посыпал раны солью...
— Размечтался... — ухмыльнулся Рыжий. — Закон един! Для всех...
— Не для всех... — мотнув головой в мою сторону, прошипел посыльный. — Слуги Двуликого над законом. Поэтому и плодятся!
Я мысленно усмехнулся, прикрыл глаза и вспомнил день, когда понял, что стану Бездушным...
...— Что ж, тогда я ухожу!
— Что? — глиняные черепки, еще мгновение назад бывшие кружкой, посыпались на стол. А через мгновение пальцы Кручи, густо поросшие черным волосом и заляпанные остатками вина, разжались и медленно опустились на столешницу: — Ты уверен?
Я пожал плечами — он только что сам признал, что я его перерос. И сказал, что учить меня больше нечему.
Кром понял. Поэтому побагровел и рявкнул на весь постоялый двор:
— Это просто слова! Я просто хотел тебя похвалить!
— Ты сказал... Я — сделал вывод...
Несколько долгих-предолгих мгновений Голова пристально смотрел мне в глаза, потом опустил взгляд, сгорбил плечи и как-то сразу постарел. Лиственей эдак на двадцать:
— Э-э-эх...
Я пододвинул ему свою кружку, дождался, пока он ее осушит, и выдавил из себя целое предложение:
— Мне... потребуется... твоя помощь...
Услышав от меня такое количество слов сразу, Круча тут же подобрался, вскинул голову и вопросительно посмотрел на меня.
— Хочу уйти в Небытие ...
— Н-не понял?
Страх за меня, появившийся в его глазах, заставил меня собраться с мыслями и дал силы что-то объяснить:
— Я — щит . Связан Словом. Могу уйти из Гильдии только в Небытие. Выедем в лоб . Позвеним мечами. Я упаду, зажму под мышкой болт...
— Фу-у-у!!! — облегченно выдохнул Голова. — А я-то думал, ты решил уйти по-настоящему...
— У меня Долг... — криво усмехнулся я. И мысленно добавил: — 'Поэтому уйду только после того, как отомщу...'
Роланд скрипнул зубами:
— Пытаешься позаботиться о гильдии?
Я скривился.
— Ну да, я понял — обо мне и о моих первачах. Зачем?
Пришлось тянуться рукой к клюву чекана и объяснять:
— Граф Ареник — Мастер меча...
Голова нахмурился, поскреб затылок и, наконец, догадался:
— А-а-а, понял: чтобы его убить, тебе придется выложиться! То есть драться ты будешь тем, чем тебе привычнее...
Я кивнул.
Додуматься до всего остального было несложно, поэтому Круча помрачнел:
— Как я понимаю, брать меня с собой ты не собираешься?
Я развел руками и отрицательно покачал головой.
Некоторое время Голова пялился в стену, потом взъерошил себе волосы и криво усмехнулся:
— Бить в спину не в твоем характере. Значит, ты будешь искать способ встретить этого твоего графа где-нибудь за пределами его родового замка. Если даже в юности он выбирался из него не особенно часто, то сейчас не покидает его вообще...
— Знаю, где можно забраться на стену...
— На рожон ты не полезешь. Значит, приехав в Тьюварр, сначала попытаешься выяснить, выезжает он в город или нет, потом — какое количество воинов его охраняют и где находятся его покои...
Я утвердительно кивнул.
— ...и сделаешь глупость: ты — далеко не мышонок и морда у тебя приметная! Что будет после того, как ты его убьешь, представляешь?
Я заскрипел зубами: черных, способных справиться с Мастером меча, в Вейнаре было очень немного. А владеющих и мечом, и чеканом, да еще и со шрамом от ожога на правой щеке — всего один. То есть сразу осмотра тела дознавателям надо было всего-навсего переговорить с первым попавшимся Мастером и ехать в Аверон. К нам в гильдию...
Я помрачнел:
— Заплачу ребятне...
— Сколько бы ты им ни заплатил, они захотят еще. Поэтому отправятся к дознавателям сразу же, как услышат о вознаграждении за любую информацию об убийце...
Я мысленно схватился за голову: мой уход с инсценировкой превращал Роланда в соучастника убийства. И отправлял его на эшафот. А уход без нее лишал его будущего и превращал в изгоя.
Минуты через полторы, поняв, что я запутался, Роланд навалился грудью на стол и по-дружески врезал мне кулаком по плечу:
— О чем задумался?
— Ты за меня поручился. Уйду, нарушив клятву — тебя разжалуют в первачи...
— Не понял? Ты же хотел изобразить свою смерть?
Я ткнул пальцем в шрам и в сердцах врезал кулаком по столу.
Круча недоумевающе посмотрел на меня, а потом усмехнулся:
— А говоришь, что готов... Да ладно, не дергайся ты так! С уходом ты придумал правильно. Но чтобы тебя не узнали, надо сделать следующее...
...О том, что у Роланда есть младший брат, я знал. И даже слышал, что его лишили родительского благословления . А вот почему — не имел никакого представления: Голова об этом не говорил, а я, естественно, не спрашивал. Как оказалось, он просто стыдился признать, что в восемь лиственей от роду его брат ушел к Серым. И не просто ушел, а умудрился освоиться с неписанными законами Пепельного братства и двинулся к вершинам власти.
В девять лиственей он получил первую кличку. В двенадцать — имя. В пятнадцать — прозвище. К семнадцати дорос до плеча , к двадцати трем — стал локтем , а в двадцать семь оказал главе Молтского братства Пепла какую-то услугу и получил под свою руку один из мелких городов.
Судя по всему, преумножать богатства Серых у него получалось очень неплохо, так как уже через год Марека по прозвищу Угорь вознесли до десницы — первого помощника главы клана. И теперь под его началом были не только розы, нищие и резаки , но и пара-тройка самых настоящих пятерок !
Кстати, описание способностей Серых, входящих в эту самую пятерку, меня здорово удивило: скупой на похвалы Голова назвал их 'очень хорошими стрелками', а это значило, что они действительно умеют стрелять! И, тем самым, могут избавить меня от необходимости драться с телохранителями графа Тьюварра...
...За рассказом последовало предложение помощи, от которого я отказался. Ибо почувствовал, что желания общаться с братом у Роланда нет и не будет:
— Спасибо. Обойдусь...
Причины моего отказа Круча не понял и взбеленился. Я — объяснил. Коротко, рвано, но понятно. И... опешил, услышав встречный вопрос:
— Мне послышалось, или ты недавно что-то говорил о Долге?
Отказываться от сказанного я не умел, поэтому кивнул:
— Говорил...
— Тогда позволь мне напомнить, что я должен тебе четыре своих жизни и еще два с половиной десятка жизней своих первачей!
— Но...
— Без моей помощи ты Тьюварра не убьешь. А умереть в шаге от цели, да еще и подставив всех нас, я тебе не позволю... Ясно?
Услышав в его тоне хорошо знакомые мне нотки, я сдался:
— Ясно...
— Тогда пока я рассказываю, что и как ты будешь делать, подумай, где бы ты мог провести месяц-полтора, который мне понадобится, чтобы отвезти твою кожу в Аверон, договориться с Мареком и найти себе лист на охрану обоза куда-нибудь в Омман или Белогорье.
Я кивнул, показывая, что подумаю, и он продолжил:
— Пока ты будешь прятаться, Серые найдут способ проникнуть в замок, найдут спальню графа Ареника и оставят пару-тройку ложных следов для дознавателей. К этому времени я уберусь подальше и обеспечу себе железные костыли . Потом один из парней Марека выдернет тебя из твоего схрона, поможет скрыть шрам и неузнанным добраться до Тьюварра...
— Спасибо... — благодарно выдохнул я.
— Благодарить пока рано. Лучше скажи, что ты собираешься делать после того, как убьешь графа Ареника?
'После того, как убью?' — мысленно повторил я.
— Кром, не тупи! Где, а главное, на что ты будешь жить?
Я вгляделся в его глаза, в котором отражалось пламя камина, вспомнил погребальный костер Ларки, в котором когда-то сгорела моя душа, и поднял взгляд к потолку:
— Уйду... К маме и сестре...
Круча опустил взгляд и глухо пробормотал:
— 'Тот, кто отворил кровь единожды, подобен скакуну, вступившему на тонкий лед: любое движение, кроме шага назад — суть путь в Небытие. Тот, кто отворит кровь дважды и более, воистину проклят. Он никогда не найдет пути к Вседержителю...' Ты убивал, Кром! Значит, к ним уже не попадешь...
— Попаду!!! — заорал я, изо всех сил врезал кулаком по столу и... улыбнулся. Первый раз за много-много лет: — Попаду, Роланд! Я заслужу Темное Посмертие...
...Воспоминания о начале своего Пути окончательно испортили мне настроение. И я, открыв глаза, угрюмо уставился на посыльного, договорившегося до необходимости уничтожения храмов Бога-Отступника:
— ...Бездушные — зло! В каждом из них живет частичка Двуликого, и каждое мгновение их пребывания на Горготе — это чья-то смерть. Вот у тебя есть дети?
Дети у Рыжего были — услышав этот вопрос, он с такой силой сжал челюсти, что на его висках вздулись здоровенные желваки.
— Во! Тады представь, что вот этот Нелюдь... — вассал графа Грасса пальцем показал на меня — ...похитил ТВОЮ дочь! И, затащив ее в Харрарский лес...
Ждать описания того, что я должен был вытворить со своей жертвой, десятник не стал — сорвался с места и хо-о-орошим таким колуном отправил посыльного на пол:
— Еще одно слово о моей дочери — и я вырву тебе язык!!!
— Сыч, архх !!! — вполголоса рявкнул напарник Рыжего, подскочил к валяющемуся на полу посыльному и рывком поставил его на ноги: — Сюда кто-то поднимается! Давай, приводи себя в порядок, а то нам не поздоровится...
Кое-как утвердившись на подгибающихся ногах, парень вытер сочащуюся из носа кровавую юшку, посмотрел на заляпанный рукав и с ненавистью уставился на десятника:
— Да я ж тебя...
В это время со стороны лестницы послышался недовольный рык начальника караула:
— Сыч? Башмак? Где вас носит, Двуликий вас забери?
Готовый броситься в драку посыльный мгновенно остыл и принялся торопливо заправляться. А десятник, осенив себя знаком животворящего круга, скользнул к дальней стене коридора, повернулся ко мне лицом и молодцевато гаркнул:
— Напротив камеры Бездушного, ваш-мл-сть! Контролируем прием пищи...
Что на это ответил начальник караула, я не услышал — его слова заглушил возмущенный женский крик:
— Вы его что, еще и кормите?
...На этот раз Рыжий изучал разрешение, подписанное королем, не минуту-полторы, а добрых десять. И все никак не мог решиться отпереть решетку. Я его понимал: судя непрекращающимся воплям, дама, явившаяся по мою душу, была порядком не в себе. Значит, оказавшись в коридоре, должна была повести себя агрессивно и, тем самым, могла подвергнуть мою жизнь и здоровье опасности.
В общем, если бы не раздраженный рык начальника караула, обещавшего взять всю ответственность на себя, десятник, скорее всего, нашел бы в разрешении какой-нибудь изъян и отправил бы посетителей за новым. Надеясь, что в следующий раз они придут не в его дежурство...
...Когда Рыжий отпер замок, а гостья 'в качестве благодарности' обозвала его сиволапым отпрыском колченогой кобылы и драного медведя-шатуна, я искренне посочувствовал ее мужу — на мой взгляд, у него были все основания считать этот 'дар Вседержителя' проклятием.
Впрочем, когда это самое 'проклятие' возникло перед решеткой, отделяющей мою камеру от коридора, мне стало не до сочувствия: 'оно' оказалось наряжено в роскошное желтое платье с темно-серыми вставками — в родовые цвета графов Уверашей!
Пока я пытался сообразить, какого Двуликого ей от меня надо, рядом с ней возникли ее спутники — седой, как лунь, мужчина лиственей сорока пяти и двое мальчишек, старшему из которых было в лучшем случае пятнадцать.
Не успев толком оглядеть ни меня, ни мою камеру, графиня Увераш снова сорвалась на крик: по ее мнению, убийца ее детей должен был сидеть не на нарах, а в 'Червяке'. Или висеть на стене. Распятым.
Кормить меня не следовало вообще, а поить разрешалось исключительно расплавленным свинцом. Причем, желательно, в присутствии кого-то из Уверашей. Ну, и для полного счастья меня надо было немедленно лишить возможности спать — нацепить на шею 'Ожерелье Бессонницы' и убрать из камеры нары.
Представив себе ожидание суда в таких условиях, я криво усмехнулся. И совершенно зря — увидев мою ухмылку, гостья чуть не лопнула от возмущения и потребовала у начальника караула немедленно отправить меня в пыточную, 'дабы королевские палачи стерли с его лица эту счастливую улыбку'.
Сотник опешил. Потом попробовал объяснить, что, согласно Праву Крови, пытать заключенных, признавших свою вину, запрещено и чуть было не лишился глаз — поняв, что ее требование никто исполнять не собирается, донельзя возмущенная графиня сорвалась с места и ногтями вцепилась ему в лицо.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
